О троице

I

Троица. Бог Отец, Бог Сын, Святой Дух. Что это?
Многие наши современники недоумевают и пожимают плечами. Им это представляется нелепой выдумкой, бредовой фантазией, в лучшем случае тёмными речевыми оборотами древних священников. Малевич им кажется понятней: все-таки квадрат – фигура геометрическая, можно пощупать.
Минуя церковно-богословское толкование, необходимое в обучении, но за школьными стенами требующее дополнительного толкования самой жизнью, скажу несколько слов о Троице своим языком.

II

Бог Отец – это мир, создавший меня. Бог Сын – мой совершенный образ, к которому восхожу. Святой Дух – мой руководитель на пути от Отца к Сыну. Это нравственная формула человека.
Человек увидел мир и назвал его Отцом. Потом обратился к себе и узрел в себе Сына. Опустился в глубину Сына и обнаружил Дух и назвал его Святым.
Таким образом, это и нравственная формула всего бытия, сотворенного и несотворенного.

III

Мир, Отец, материально сотворил человека. Человек, Сын, отвечает ему идеальным творением. Трагическое столкновение идеального с материальным, Сына с Отцом, символом которого стала гибель Иисуса на Голгофе и которое происходит на наших глазах и с нашим участием, есть внутреннее противоречие и движущая сила истории. Дальше ее ход выглядит двояко:  нас ждет либо окончательная гибель идеального и возвращение мира в дочеловеческую индифферентность, даже если уцелеют обезьяноборги на харлеях;  либо – относительное торжество идеального и продолжение утверждения мира как мира человеческого. Если к обезьяноборгам можно скользить по наклонной, то продолжать утверждение человеческого мира можно только делая нравственное усилие. За человека необходимо бороться.
Мы до сих не признаны в мире природы, в материальном. Мы все еще самоутверждаемся и утверждаемся ложным образом. Мы до сих пор выскочки, самозванцы и грабители, а не заботливые хозяева этого мира. Ибо чтобы стать подлинными хозяевами, надо сначала прекратить войну в себе, а для этого надо признать человеческое в человеке, перестать враждовать с самим собой, поверить в человека. Не имея опоры в самих себе, мы не вправе претендовать на роль лидера и в природе. 
Лучшие из психологов уже указали нам путь, которым идти. Они указали его прежде всего индивиду, но это добытое ими знание еще необходимо как следует уяснить и социуму. Ибо в социуме есть опасное свойство любое достижение человеческого разума превращать в орудие управления человеком. В то время как сам социум есть лишь временный (хотя и, как и государство, долговременный) механизм человеческого сосуществования, который в ходе эволюции будет заменен более совершенными формами межиндивидуального сотрудничества.

IV

На уровне Отца человек слабо отличим от природы, еще почти весь слит с ней. Разница между язычеством и монотеизмом тут почти несущественна. И то и другое можно объединить в единую психологическую эпоху монополитеизма. Протоеврей Саваоф-Ягве отличается от протогрека Зевса лишь тем, что чуть более внимателен к человеку, с которым у него возникает более связный и устойчивый диалог; впрочем, когда дело доходит до угрозы власти, расправляется он, с Люцифером ли, с Христом ли, ничуть не менее сурово, чем тот с Прометеем.   
Есть, однако, одно значительное отличие, которое подымает еврейского владыку над греческим. Зевс силен и значим только вместе со всем своим пантеоном, который он держит силой. Греческое «все полно богов» – это еще, в основном, физика, власть количества, это Многое, не уравновешенное Единым, это власть внешнего и видимого над человеком. Еврейский же бог невидим и проницает всё, соединяя в себе Единое и Многое и зачиная лирику. То, чего не имела их религия, греки восполнили философией, достроив чистым умом то, что у евреев уже присутствовало в более глубоком религиозном чувстве. 
Тем не менее, Ягве – это все еще та же природа, голос человека прорезается в нем главным образом во внутриколлективном, родовом состоянии. Собеседник бога и субъект действия здесь преимущественно собирателен – Израиль, то есть народ. Все индивидуальные проявления исключительны и намекают на зачатки иного уровня сознательного бытия.

V

На уровне Сына человек выходит из природы. Это радикальный переворот, космическая революция. Дух вырывается из материи, чтобы преобразовать и просветлить ее. Для Отца, для его мира  это катастрофа со знаком плюс, еще более масштабная, чем отрицательная катастрофа сатаны. Сатана стал тенью Отца, который сам после восстания Христа становится тенью Сына. Гефсиманский плач и крестный вопль «Почему ты меня бросил?!» говорят о том, что Иисус из Назарета был человеком своей эпохи, стихийным пантеистом, для которого природа и Отец были одно. Он тоже, видимо, до конца надеялся и ждал, что в природе (Отце) произойдет движение в его защиту, сам не понимая еще всего радикализма своего деяния. Отец для него неотделим от внутренней сути вещей, это то же чувство, которое на востоке открыло дао. Отец, то есть дух природы, бросает его, Сына, в его подвиге. Это говорит и том, что сам Иисус мог не сознавать всей глубины разрыва его с Отцом, который потому и оставил и покинул его на кресте, что Иисус прорвал уже земную оболочку, был уже вне компетенции Отца, вне его власти. Отец не мог бросить или не бросить его, ибо он сам прежде всего уже покинул Отца, превзошел его. На кресте начиналась новая вселенная, индивидуальный нравственный мир, в котором кончается действие законов не только физических, но и социальных. Это уже не социальная нравственность десяти заповедей, которая регулирует наше внутриприродное существование, позволяя человечеству жить в относительной гармонии с миром за счет внешнего принуждения и сведения индивидуальной природы человека к коллективной, ценой сокращения и ограничения извне внешней свободы индивида…   

VI

В Духе Святом – путь, идеал и осуществление. Это развертывание зерна и глубины нравственно сознающей* себя природы человека. Простится всё, но не простится, как сказано Иисусом, хула на Духа Святого, ибо она есть отрицание последнего основания человеческого в человеке. Поэтому как бы не «обезбоживался» ныне мир, смысл, заключенный в Троице, не может исчезнуть. Просто в нашем повзрослевшем сознании происходит стяжение троичной формулы: Отец возвращается в природу, все лучшее в себе передав Сыну; Сын, передав все, что было возможно, социуму, возвращается к человеку; человек, освобождаясь от социальной опеки, возвращается к Сыну; они встречаются в Святом Духе.