Письмо

               




                Я заметил его, когда шел к дому по  заросшей кустарником, а когда то рябиновой аллее. Тетрадный лист в клетку спокойно лежал у края дороги, однако бумага испещренная буквами с бессовестной наглостью кричала о своем присутствии. Любопытство один из древнейших пороков.  Я не удержался от искушения и поддавшись соблазну поднял письмо. Почему я вдруг сразу решил, что это письмо? Да потому, что лист был сложен так, как делают обычно, чтоб страница поместилась в конверт – пополам и сбоку дополнительно загибают еще полоску.



                - Люди, может хоть до кого мой глас дойдет! Прочтите и расскажите, потому что это всему миру погибель! – Гм, странный стиль для нынешнего времени, подумал я, а чтение меж тем неотвратимо затянуло, предчувствием некой загадки или вернее сказать интриги что ли.


                -  Все селение здесь ведьмы! И давно страсть эта идет. Изготавливают они мази непотребные, устраивают  шабаши бесовские.      Внезапно, самым краешком  глаза я уловил движение в конце аллеи, в которой я стоял. Словно мелькнуло что то черное. Но что именно, я не рассмотрел .




                -  А иногда они на кладбище ходят и вырывают из могил мертвецов, чтоб на части рвать и жрать, али себе в помощники. А когда и живых убивают, а мясо растаскивают по домам. Я непроизвольно вздрогнул и подумал, - А ведь у меня дома  тоже постоянно свежее мясо…


                Впереди опять, что то мелькнуло, не берусь утверждать точно, но на этот раз я разглядел чуть подробнее и мне показалось, что это была  старушка в черном одеянии и в черном же платке. Неизвестно от чего холод начал подниматься к корням волос.


                -  Мне же жить осталось чуть, разорвут не сегодня – завтра… Поселок сей Фабричным прозывают. Люди там пока еще остались, но скоро уж всех пожрут ведьмы.




                Я стоял, отупело уставившись на растущую напротив рябину в состоянии полной прострации от прочитанного. Явная чушь и глупость. Но почему же мне так страшно? Бред сумашедшего! Я, я живу в Фабричном поселке и что с того? Какие нахрен ведьмы? Ем в конце концов почти каждый день свежее мясо,  потому что мать приносит его часто и помногу из … А ведь я никогда не задавался вопросом, откуда она его берет! Да что, в самом деле, человечину, что ли я ел все это время! Но у меня не получилось издать даже нервный смешок , настолько сильно страх вошел в меня и письмо которое я пытался самому себе выдать за нелепую шутку или плод больного воображения подспудно вызывало все усиливающийся с каждой секундой ужас .               

                Казалось что время пошло заметно медленнее, словно даже воздух окружавший меня загустел. И так вот двигаясь точно в полусне, я, комкая письмо в руке сделал десяток шагов и повернулся направо, глянув в просвет меж деревьями. Вся та энергия что оставалась, всякая живость ссыпалась уже окончательно с моего тела как подсохший песок . На небольшом пятачке земли пятеро фигур в черных, бесформенных одеждах с капюшонами, руками разрывали на части мечущегося в агонии человека. Куски мяса оторванные и отлетевшие в стороны подбирали двое, складывая их в большую, плетеную из ивовых прутьев корзину.


                Внезапно эти пятеро быстро отпрянули - на траве остался совершенно голый, блестяще – белый человеческий скелет. Непостижимым образом он рывком поднялся и встал, но один из собиравших мясо нащупал в траве толстую, крепкую палку и так ей двинул по костяку, что кости скелета разлетелись в разные стороны. Существо отбросило орудие и грузно нагнулось за лежащим под ногами куском мяса. И тогда я узнал его, разглядев лицо в складках капюшона. Это был Ветчинкин, мужчина, живший неподалеку от меня и умерший года три назад. И лицо у него было точь в точь такое же,  когда я видел его лежащим в гробу – застывшее, желто восковое. А с ним и Гальцев, тоже похороненный, но год назад …

                Я отступил. Ощущение притупления не отпускало. Казалось, что так все оно должно и быть. Но тут неожиданно что то прорвалось сквозь туман и оцепенение. Это же все взаправду! Я это вижу на самом деле!
 
                Ноги не слушались, будто парализованные ужасом, но разум нетерпеливо гнал тело вперед, подгоняемый душераздирающими воплями, доносящимися  за спиной.

                Я выбежал из закончившейся уже аллеи и побежал в сторону поселка, хотя сам не понимал, зачем мне теперь туда. А из под кустов и из канав, просто из ниоткуда возникали черные фигуры. Появлялись и бросались за мной, присоединяясь к неистово гикающей толпе, что приплясывала и скакала в дьявольской погоне. Некоторые из существ догоняли, прыгая и беснуясь рядом, так, что в тени капюшона я мог видеть искаженные злобой белые, бескровные лица – маски с кроваво – красными губами. Лица вроде бы знакомые и в тоже время искаженные своим отталкивающим уродством.               


                Меня гнали как дикого зверя. Когда то я и сам орал и шумел, наступая кабанам на пятки, загоняя их на пули стрелков. Тогда я передвигался в цепи загонщиков. Роли поменялись и жертвой стал я, и бежал сейчас, судорожно и жадно хватая ртом горячий воздух, раздирающий легкие, а сзади не отставая доносился гомон толпы алчущей заклания.



                Мерзкие хари вокруг. Скачут, кидают меня как щенка, щиплют и смеются. И скоро им надоест забавляться…



                Но почему я так поздно все это увидел? Почему я так поздно понял, кто меня окружает на самом деле? Вот ведь они, сбегаются со всех углов – ведьмы, кругом ведьмы.

                И стоя посреди окружившей меня  глумящейся толпы, я увидел, каким был прежде и понял,  что мне мешало прозреть. Сонные люди, в основном молодежь, смотрящие в никуда коровьими мутными глазами. Зелье! Вот в чем дело! Какую уж дрянь давали, в том числе и мне что не видно было подобных дьявольских игрищ, не могу и догадываться, да и никакой теперь разницы…


                Я стоял, вокруг мелькал в жутком хороводе целый сонм чудовищ и вдруг мой взгляд коснулся белесой палочки лежавшей в пыли у ног и словно по наитию, подчиняясь неведомой силе, я схватил этот ореховый прутик очищенный от коры. Нечисть  неожиданно шарахнулась в стороны и круг стал заметно шире. Вот оно мое спасение! И со слезами радости, со все растущим воодушевлением я стал рассекать прутиком воздух вокруг себя, наслаждаясь испугом на лицах  стоящих кольцом тварей.

                Но они загоготали вновь, с удвоенной силой, сгибаясь пополам от неуемного своего дьявольского веселья. За что мне все это Господи? За что. И прутик этот положен был специально. И письмо. Номера так сказать входящие в программу. Нарочно, чтоб было смешнее. Я прямо гвоздь программы! Ну когда, когда вы меня убьете, я уже жду этого. Ведь само ожидание смерти подобно. Я устал уже…




                Внезапно от гогочущей толпы отделился отец моего товарища и одноклассника, Славы. Он с улыбкой махнул рукой, - Начинайте, а то уж подзатянули!  И тогда притихшая толпа замолчала, чтоб сделать вдох перед прыжком и через мгновение накинулась на меня.

                Я видел только лица. Бледные, застывшие лица с остервенело открытыми ртами. Слюну, текущую с тонких, в нитку губ, обтягивающих сверкающие зубы. Костлявые руки,  методично мелькающие и разрывающие мое тело. И чувствовал боль, тупую, приглушенную боль …

                Но я еще жив. Что было дальше, я не помню. Последнее ощущение, перед тем как я потерял сознание, будто я потихоньку исчезаю, таю тихо сизым дымом. Но очнувшись, я ощупал себя и понял что цел. Тело мое не имело повреждений, за исключением головы. Поскольку очнулся я в психиатрической лечебнице.


              Что думать теперь, даже и не знаю. Виденное мною это правда или просто плод моего больного воображения. Как то тяжело поверить в то, что я сумасшедший. Хотя наверное ни один сумасшедший себя таковым не считает. Никто не говорит почему я очутился здесь, что произошло. У меня хватает пока ума не буйствовать и действовать по принципу раз так надо, значит так и будет. Я тихий. Не кричу. Просто сижу и размышляю о случившемся. У всех есть тайный список. Вещи, которые со мной никогда не произойдут. И до сих пор ничего не могу понять. Мысли отрывочные, не могу собраться. Не могу понять. Не могу понять …


              Вчера меня навестили отец с матерью. Принесли апельсинов и яблок. Я не знал, как и реагировать, что говорить. Стал осторожно выспрашивать, но отвечали они путано, и не смотрели в глаза. Может конечно опасаются, что я еще что то натворю, сорвусь, но что же я сделал для того, что бы оказался здесь? Я жадно ловил каждое слово, и тут мать сказала, - А милиция что, они разве что понимают, их дело преступников ловить. И чего они там оказались, никто ж их не вызывал. Куда полезли …-  Закончила она с неожиданно нескрываемой злобой и осеклась. А я внимательно смотрел в это время на ее зубы, острые белые зубы. До сего я и не замечал, насколько у нее длинные клыки. И мне очень расхотелось домой. Прямо таки совсем. Просто я взглянул на родителей по другому. И то, что я заметил, мне очень не понравилось. Ладно зубы, не они главное и длина их в конце концов у всех разная. Меня испугала пустота их глаз . Тьма и не более. Глубокая, колодезная тьма и жгучая ненависть. Я накрылся одеялом с головой и  в испуге начал что то бессмысленно бормотать, только бы они ушли.

                Я не был очень уж напуган и бессвязный лепет, «О-о-о, голова, моя голова, она так болит!» и прочее произносил только, чтоб они покинули меня. Хотелось обдумать свое положение. Хорошенькое дело. Я не могу находится в больнице, хотя сейчас для меня это самое безопасное место, а вернуться домой значило подписать себе смертный приговор. В том, что случившееся в поселке не сон и что я не псих не было сомнений. Оставалось только кое что проверить. Перед тем как уйти родители сказали – Не волнуйся, успокойся пожалуйста, лучше мы придем навестить тебя завтра. Ближе к вечеру.   И насколько я мог расслышать из под одеяла мать даже притворно всхлипнула. Что ж, завтра все покажет!


                Чуть позже, после их ухода я сидел на койке и размышлял. Вспомнилось кстати одно старое поверье. А суть его в том, что ведьма или колдунья не сможет переступить порог, если за притолку двери положить нож или ножницы. Она будет егозить, оправдываться, но пройти не сможет. Только вот в таком заведении как это, нет ни ножей ни ножниц. Так где же мне их взять?

                Стоявший до этого у окна мужчина повернулся, подошел и присел на край моей кровати. Как я слышал его звали Толя.Он прокапывался, выходя из запоя и был вполне обычным человеком, без изменений в психике. Только сильная тяга к водке и все. Не похож ты на психа, - хрипловато и значительно сказал он. Меня Толя зовут, Толя Нирвана. Мне почему то очень хотелось, что б он не считал меня за психа и я быстро выпалил – Я знаю, слышал.    И замер, чтоб сказать еще что то, но он продолжал непоколебимо, - Мутная у тебя история… Видно родственнички от тебя недвижимость какую ждут, при утере дееспособности?




                Он говорил со мной как с нормальным человеком! И слова его еще больше утверждали в мысли, что я не сошел с ума, что все случившееся было и разум мой в порядке. Через чур. И возможно от этого то и уготована была мне смерть, если бы не… А что я и сам не знаю пока. Случай спас, а теперь рассчитывать приходится только на себя.  Я сам не понимаю что произошло … - ответил я ему. Просто в один момент все сразу пошло не так, будто все вокруг сошли с ума . Нирвана хитровато на меня посматривал. И я вдруг решился спросить – Толя, а можно тут найти что то острое? Судя по тому, что брови его взлетели вверх, желание ему не понравилось, и я поспешил объяснить, - Я не собираюсь никого убивать или делать себе что то, мне просто нужно проверить одну мысль. 

  Нирвана некоторое время размышлял, глядя куда то через меня, а потом так же отсутствующе, немного задумчиво произнес, - Иголки тебе подойдут? Я засиял, не от того даже, что дружил теперь со всесильным практически человеком, которому все по плечу.  Вы вот  сможете достать иголки, находясь в психбольнице? А радовался потому, что этот хитрован, немало придурков повидавший на своем веку, полностью уверен, что с головой у меня все нормально.               

                - Думаю подойдут! – согласился я. Нирвана махнул головой, - Пойдем на пост, к дежурной сестре, будешь ее отвлекать. И коротенько меня проинструктировал. Я должен буду непрерывно говорить, не важно о чем, умолять ее, упрашивать, пока Нирвана не подмигнет мне. А мы меж тем уже были на месте. Нирвана показал медсестре на меня и забормотал – Свет, не знаю я чего он хочет, ничего то  я у него не пойму. Может ты разберешь? Я понял примерно, как и что должен говорить и сбивчиво принялся объяснять, что мне не спится, жарко, одеяло колючее. Медсестра слушала внимательно, как впрочем и Нирвана, присевший на краешек стола  и перебила меня – Тебе что, снотворного что ли? Я смотрел по верх нее, а Нирвана уже лукаво мне подмигивал. Вот ловкач! Когда и откуда он успел украсть иголки я и не заметил. Но надо было достойно закончить и я закивал, так что еще чуть и голова отвалится. Медсестра рывком распахнула ящик стола и достала оттуда пару каких то желтых пилюль. Протянув их, она покачала головой - Жалко тебя, молоденький какой…



И мы пошли в палату, а в дверях Нирвана незаметно сунул мне десяток иголок. Они были канцелярские, но не шитьем же я решил заняться. Главное, что интересовало меня - они были острые.


             Я дождался пока все в палате заснут и прокравшись к двери понатыкал за ее верхнюю обналичку иголок, так, что они оказались остриями вниз, нацеленные на дверной проем. Закончив я выдохнул, поскольку оказывается не дышал от волнения, пока орудовал у двери и потихоньку засеменил к своей кровати, прислушиваясь как бешено бухает об ребра сердце. Может быть мне показалось, но у мирно спавшего Нирваны из под закрытых казалось бы век тускло блеснул в полутьме глаз. Может просто показалось. Хотя он мог и следить за мной. На всякий случай. Я не стал проверять и накрывшись колючим, исстиранным до толщины простыни одеялом, медленно заснул с чувством исполненного долга.



Я проснулся словно бы в своем доме. До сего момента я и не видел ничего вокруг. А сейчас глаза замечали каждую трещинку, каждый гвоздик. И еще тут были люди! Они, конечно, были здесь и раньше, но воспринимались как нечто бесплотное, кроме, пожалуй, Нирваны. А теперь я видел обросшего седой щетиной старика с неровной стрижкой, будто ему волосы во сне погрызли мыши. Он невнятно что то бормотал про себя и тихонечко раскачивался. Мимо прошел парень с эмалированной кружкой в руках в которой дымился чай. Чай, поскольку я чувствовал запах. Парень бросил на меня мимолетный взгляд и кивнул коротко. 

А сзади послышался знакомый хрипловатый голос,- Ну что, доходяга?!!! Пойдем завтракать! И Нирвана, подойдя, тронул меня за руку и шепотом спросил быстро - Будем ждать появления? Чем укрепил мою мысль, что он наблюдал за мной ночью.

Столовая, как я теперь заметил, была сильно обшарпанной, крашеная ядовито-зеленой, потрескавшейся эмалевой краской. Но я не ощущал никакого дискомфорта, будто сидел в шикарном ресторане и ел не пшенку, сваренную на воде и чуточку приправленную комбижиром, а ягненка приготовленного лучшими поварами. Я изголодавшийся за это время уминал ложку за ложкой, пока вдруг в голове не мелькнула мысль. Не следует мне долго находиться за пределами палаты. Родители могут нагрянуть совсем неожиданно и я не смогу осуществить задуманное. Отставив ложку поднесенную ко рту я задумался и положил ее в тарелку и поспешно встав, чуть ли не бегом поспешил к своей койке.

В опыте участвовал не только я, поскольку спустя минут десять, как обычно ниоткуда возник Нирвана. Он поставил на тумбочку у кровати тарелку каши с тушенкой, издававшей восхитительный для меня изголодавшегося запах. Тушенка была явно не больничного происхождения. Нирвана пояснил коротко – Ешь, у меня свой тут интерес, любопытно. Я, решив оставить яство на потом, помотал головой, но Нирвана бросил жестко – Ешь, я, ни к чему тебя не обязываю. Вечером будет еще. И добавил – МНЕ ИНТЕРЕСНО.

Я спустил с койки ноги и схватил тарелку принявшись улепетывать еще более вкуснейшую до того, что подавали пищу.  Уже виденный мной седой старик сел рядом на свою койку и пристально за мной стал наблюдать. Я решил уж было, что он тоже хочет есть и протянул ему эмалированную плошку, но он отрицательно покачал головой и  произнес - Закончишь, поговорим…

Я торопливо доел, готовясь выслушать нуднейшую и глупейшую в своей жизни сентенцию. Облизал ложку и бросив ее со звоном в миску, поставил все это на тумбочку. Однако старик видя, что я готов, не спешил говорить. Он сидел молча, шевеля обветренными губами и прошло немало времени, пока он не произнес – Ум и разум не одно и то же, как думает большинство. Разум  есть материя некая большая и превосходящая ум наш обывательский во столько раз более раз, что порою и представить трудно. Да и что есть ум? Не более чем тварь дрожащая. Что он? Не более чем совокупность факторов. Холодно тебе – ум говорит, кутайся. А нет, что бы надеть подходящую одежду. Хочется пить – куплю воды, и это вместо того, что б выкопать колодец. Все приземленное, простейшее и все вместо того, что бы подумать и найти наиболее достойный и практичный не только в этой ситуации, но и в дальнейшей жизни выход. Чтоб произвести действие, позволяющее не только осуществить сиюминутную потребность, но и обеспечить себя, возможно не только в этой сиюминутной потребности, но и в некоем большем. В том, что не только напоит раз, но и кормить тебя будет не несчетно. И не только тебя.

Я честно говоря ожидал услышать некую бессмысленную галиматью. Но как ни странно, произносимые стариком фразы содержали некий, трудноуловимый смысл, вспыхивавший вроде фонариков. Его просто трудно было воспринять. Что то вроде прожитых ранее жизненных ситуаций, очень быстро мелькающих перед глазами и восприятия того – где и как я поступил неправильно. Различных вариантов решения. И того, что произошло после. Все это настолько быстро мелькнуло перед глазами, что я потряс головой и не успев еще произнести – Не… -, услышал, - Объясню попроще. Допустим, ты тело, и в тебе есть разум твой и воспроизведение всех рецепторов ум твой некий. Не сказать, что б неверно он говорил, но произведение суетное и обывательское. Нет проникновения в этом. Что слышит он? Не более своего носа и не стоит к нему прислушиваться. Что необходимо – восприми и не более. Иди вперед. И не обращай более внимания на существо это ноющее у ног, изрыгающее умственную блевотину. Ему слаще в тепле, в неге. Пройти вперед не для него. Обязательно ведь будут собраны  ошибки всех, этот путь прошедших и окажется, что по нему двигаться не нужно. Никто ведь цели не достиг. Будут выдвинуты все, все, что есть доводы к тому. Поскольку и невыгодно это и нецелесообразно. И более того – опасно смертельно. Будет орать оно псом цепным у твох ног. И только от того, что послушаешь ты, от того, чью сторону примешь, невзирая на обещания тепла и сытости в будущем, только от того, будет зависеть твоя судьба.


Все это время он не мигая смотрел мне в глаза. Я не отводил взгляда, не испытывая ни малейшего беспокойства, возникающего обычно в этих случаях. Более того, казалось, что моргни я, и потеряю некую связь возникшую внезапно. А в то, что услышанное и впитанное мною, будет полезнее многих часов философских слушаний, я даже не сомневался. - Будь выше низменных инстинктов своих, - продолжал старик. Ты я вижу понимаешь, добавил он ласково. - Но понимаешь и не более! Вот когда разум твой научится управлять телом, по чуточке хотя бы – начало будет дадено. Что делает человек, чтобы упражнять мышцы? И ответил сам моментально - Тренирует их. А что ж мы не можем так упражнять ум наш? А со временем укрепим разум. Что может сделать один очень сильный человек? Сколько он поднимет? Сто, двести килограммов. А по настоящему разумный, отбросив эти жалкие доводы тела и ума соответственно, придумает рычаг, позволяющий поднять в разы более. Не прибавлять по чуть, тренируя мышцы, а преодолев жалкое блеяние тела и ума придумать и воплотить что то новое. А изобретя рычаг, на нем он не остановится, поскольку из того, что известно изобрели трактор и экскаватор в конце концов. Но и эти детища инженерной мысли вовсе не венец творения. Это ты только смотришь на них узколобо как на самые совершенные создания жизни. Пойми, что это позже будет даже не рычаг, они скоро станут по производительности тем же самым применением мускульной силы.


-А что же тогда будет?- По детски наивно спросил я, не представляя более мощную и продуктивную машину, чем  тот же бульдозер. А вот оно! - вскричал неожиданно закипевший старик, - вот оно, низкое, узколобое мышление. Не думай умишком своим, включай разум! Тогда только перемещение огромных количеств, возможно осуществить при малейших мышечных затратах. Я вновь помотал головой, пытаясь уловить понятную, но ускользающую по причине косности ума моего мысль, но тут старик, соскочив с кровати, подбежал к стене и пальцем быстро начертил на пыльной ее поверхности два квадрата. В одном он изобразил нечто вроде кляксы, а во втором ее подобие, но несколько с другими очертаниями. Представь теперь, что тебе задано найти у какой из этих фигур большую площадь. Притом что возможности твои по определению ограничены. Я задумался.- Ну, если перерисовать фигуры на бумагу, почерченную на клетки… - Нет ее у тебя! – с жаром возразил старик и впился глазами в мое лицо. Я сидел молча, подавленный и вдруг в сознании моем всплыла мысль. А если вырезать обе фигуры и взвесить на точнейших весах? Он взорвался буквально, - Нет по определению у тебя ничего! – и закричал, с жаром дыша мне в лицо, - Пользуйся тем, что есть!


А нет у  меня ничего, - подумал я. Ничего. Ничего, кроме моего … Разума! И приободрившись, я попытался решить с наскока, предложенное мне задание. Но если честно ничего не выходило. Как писал Егор Летов – «мысли путались в голове»…

                Если взять много таких бумажек и вырезать их вместе. А что это мне даст? Массу! Я увеличу массу и тогда можно будет взвесить все это на простых весах! Но в лицо мне неслось уже, хотя я подумал только и не успел даже произнести вслух. - Да нет у тебя никаких весов!


Мой мозг метался в панике, и тут в нем неожиданно возникла ЖИДКОСТЬ. Я лихорадочно соображал, что мне можно предпринять. Старина Архимед брякнулся    в ванну и расплескал  объем воды, равный объему тела Архимеда, погруженному в эту самую ванну. Я счастливый донельзя заорал – Я погружу их в жидкость! -  И что?- Неожиданно для меня спокойным голосом спросил старик. Ну как же! Я, захлебываясь от восторга спешил ему сообщить уже готовое, по моему мнению, решение задачи. Что из площади эти надо наложить на толстые листы фанеры или пенопласта и вырезать новые, большей толщины. Повлияв на тонкость бумаги изменением толщины, я повышу объем, увеличив его у обеих фигур. Увеличится разность их и станет более заметна.  Тогда то, погрузив новодельные фигуры в жидкость мы получим разные у обеих фигур количества вытесненной ими жидкости. - Ну и что?- спокойно спросил старик, глядя на меня как на малолетнего идиота, без всякого предубеждения и недовольства. - Ну как что? Вылив в мензурку сначала одно количество, а затем другое можно понять, какая из этих площадей все таки больше, парировал я, охладевая уже к этой идее. - А где ты взял мензурку  с делениями, скажи ка? – обессилено проговорил старик. Можно было бы вылить просто в два стакана и сравнить то, что есть. И предвосхищая мой триумф, молвил спокойно, - так и стаканов то  у нас нет…

Я вообще уже ничего не понимая открыл рот спросить, о том, чего и сам пока не знал, не успевая за ходом мысли старика, но тот молвил спокойно  ,  - Думаю, что лучше тебе сейчас лечь и накрыться одеялом. Они входят в двери.  Я автоматически все это проделал, ловя свои поздно возникающие вопросы: как он знал о том, что я спрошу, если еще я сам даже не успевал сформулировать вопрос. Да и не то что сформулировать, я к тому времени только начинал задумываться и собственно вопрос только-только начинал возникать. И как он узнал, что ОНИ идут и вообще о том, что я жду кого то.

Я толком и не успел ничего переварить, как услышал голос женщины, которую именовал до сих пор своей матерью. Накинув на голову себе одеяло, оставив только щель для глаз, чтоб наблюдать, я затих. И через мгновение показались ОНИ. Точнее сначала ОНА. Уже не мог я назвать ее по другому. Приблизившись к двери, она шагнула вперед, но занесенная нога словно ударилась об начищенное до прозрачности родниковой воды и от того невидимое стекло, а следом за ногой и она сама скомкалась на пороге. Я же внимательно смотрел за лицом и заметил эту злобную маску вспыхнувшую на мгновение. На секунду еще она мялась у дверного проема, и вдруг обернувшись сказала быстро – Я ж дома утюг не выключила! А ты чего дурак не вспомнил! И через мгновение в коридоре никого не стало.

Я лежал, укрывшись колючим одеялом и недоуменно моргал пытаясь понять, что же все таки произошло. Старик присел на краешек моей кровати и словно прислушавшись на секунду к чему то, произнес - Постараюсь тебе помочь. Вот сейчас ты видел реакцию этой женщины на острое, видел как она изменилась и на миг оказала свою истинную сущность, понял и осознал все это и у тебя сложилась уже определенная и устойчивая позиция. Но чего же ты гоняешь сейчас свои мыслишки словно нитку вокруг пальца? Почему возникают эти отрывочные мелкие мыслишки-паразиты, - Может быть или нет? Как могло такое произойти со мной? Что же мне дальше то делать бедному? Даже последний твой вопрос разрушителен и вреден! Старик говорил смотря мне в глаза и казалось что он соединился ими с моими глазами и проник мне в мозг. Более того, он там сидел и говорил не со мною, а с тем высшим сознанием, которое хотел во мне разбудить. Точнее научить по настоящему им пользоваться. И похоже это ему удавалось.

- Что ты думал сейчас? - « Что же мне дальше то делать бедному?» И ответ тебе не нужен по определению, поскольку это не мысль была у тебя, а низменная мольба, мозговая мастурбация! Я думаю, думаю, думаю, и скоро мне уже станет приятно. Куча мелких, никчемушных мыслишек, вместо того, что б переиначить вопрос – Каков будет алгоритм моих дальнейших действий? И не мусолить, а размышлять четко и ясно, отбросив эмоции. Понять - что у тебя имеется, чего нету, наметить план по устранению опасности и по дальнейшему становлению благополучного существования. Что необходимо сделать, предпринять и изменить, что бы ситуация принадлежала тебе, что бы ты полностью ее контролировал.

- Ну что ж, пробуй! И старик чуть отодвинулся назад.


Бессвязные путаные мыслишки роем кружились в голове, будто потерявшие свой улей пчелы, но я напрягшись задал себе вопрос - Что я могу предпринять в создавшейся ситуации? Что у меня есть? Ответа долго искать было не нужно. Ничего. Что мне необходимо сделать? Покинуть психиатрическую лечебницу, поскольку разум мой вполне здоров. Кроме того, покинув ее, мне необходимо будет как можно быстрее покинуть город. А еще лучше район. Даже скорее область. Или продолжал я мыслить утрируя – страну. А еще лучше этот мир и комок начал подкатывать к горлу, как вдруг мозг словно обожгло и пропали ВСЕ мысли. И я спокойно уже мог продолжать. Я молод, здоров и неглуп. Руки растут оттуда, откуда им следует. Процедура выписки наверняка перечеркнет мой план побега и погоня будет неминуема, поэтому из больницы мне нужно бежать. А выбраться из города я смогу на попутках наконец, или придумать  что то еще.


- Лучше! Намного лучше! Я почувствовал прилив гордости, но старик неожиданно взорвался, - Но еще слабо, очень слабо для тебя. Ты только начал ходить и еле еле передвигаешь слабыми своими ноженками, опираясь на костылики! А я говорю тебе – иди! Иди на крепких, мощных ногах пружинистым шагом! Не оглядывайся на то, что у тебя ничего нет. У тебя есть разум! И для достижения цели ты можешь использовать других людей, автомобиль привозящий еду, погоду, сбои в электропитании, приезд комиссии в нашу богадельню… Да, что там. Продолжать можно вечно. Он неожиданно для своего возраста порывисто приподнялся и зашагал прочь, бросив что то негромко подходящему Нирване.


- Да, брат…- Нирвана был как всегда легонько ироничен и немного возбужден. Я многое в этой жизни повидал, но такой хрени даже и не верил никогда. Я вообще ничему то особенно не верю, а тут видел своими глазами. Я понял, что его живой, цепкий ум и сознание расширенное донельзя постоянным приемом алкоголя, отметили те необычности, не сказавшие бы ничего кому то другому. - Ты мне не хочешь ничего рассказать?- спросил он с лукавым прищуром. И я рассказал. Рассказал ему все о том дне, после которого я оказался  здесь.

Лицо Нирваны во время моего повествования не выдавало никаких эмоций. Только чуть более открывались или прикрывались глаза. Некоторое время он сидел молча, размышляя о чем то и спросил спустя некоторое время, глядя куда то в сторону. – Чем? подразумевая, чем он может мне помочь. И я понял, что сказал ему старик. Я посмотрел в глаза Нирване. Мне нужно отсюда уйти без ведома врачей, а потом уехать подальше. Ты видел их. Лучше если это «подальше» будет совсем далеко. Если ты можешь мне помочь в чем то, я буду тебе благодарен. Нирвана задумчиво поднялся и коротко кивнув, покинул палату.


А я остался предоставленным самому себе, поскольку пара тихих умалишенных возившихся неподалеку нисколько не мешали. Впрочем, мне уже мало что могло помешать. Я лежал и просчитывал пути и возможности покинуть город. Железнодорожным транспортом, по автомобильным дорогам. Больше ничего не было. Но какой либо строгий план, которому я должен был придерживаться, мною выработан не был. Поскольку я как кажется правильно рассудил, что малейшие изменения в окружающей обстановке порушили бы самую надежную операцию и соответственно потянули за собою вопросы – Что же делать далее? И как следствие подвергли бы в неизбежную панику. Я лежал и прокручивал просто варианты, которые могли бы возникнуть. Проигрывал их в уме и тут вдруг осознал, что никогда до этого настолько быстро не думал, поскольку варианты мелькали в сознании с калейдоскопической быстротой. И не с калейдоскопической даже. Они мелькали настолько быстро, что их смена была более подобна вспышкам стробоскопа, причем я не только успевал осмыслить то о чем размышлял, но и мог проиграть возможные варианты, которые могли возникнуть в результате изменения ситуации. Возможно, на первый взгляд было слишком просто научиться так думать, но поверьте, проще не бывает, когда поймешь принцип. Просто отбросить все лишнее, что бы ничего не мешало. Я так и сделал.


Так вот, в медитации постепенно пришел вечер, а за ним и ночь. Я лег спать совершенно спокойно и спал без снов. Некоторое время, поскольку среди ночи был разбужен каким то странным звуком. Открыв глаза я осмотрелся вокруг в неярком свете уличного фонаря увидел несколько темных фигур за окном, прилипших буквально к нему. Они ухитрились уже открыть наружные створки и ковырялись теперь с решеткой. И это при том, что палата находилась на третьем этаже здания! А разбудил меня скрежет когтей этих существ по стеклу. Что ж, они вернулись. Вернулись, что б довершить начатое. Уж больно много я всего знал. И не испугало их присутствие других людей в палате. Впрочем, кто бы стал прислушиваться потом к сумашедшим. Они много чего напридумывают со своим то больным воображением. На то они и сумашедшие. Я медленно поднялся, не отрывая от существ взгляда и стал перебирать в уме предметы находившиеся в палате, пригодные для того, что б стать импровизированным оружием. Но затем самым оптимальным мне показалось выйти на пост, в коридор и максимально спокойно заговорить с медсестрой. Она привычная ко всяким рода выходящим из рамок ситуациям. Если существа проникнув в здание попытаются меня схватить, быстро сообразит и кликнет санитаров, а уж если те не справятся, позвонит в милицию. Это решение было пожалуй более рациональным, чем первый вариант, в котором мне предстояло металлической чашкой выбить дурь из воинственно настроенных гостей, жаждавших моей крови. Мне просто надо как можно естественнее себя вести, придумать максимально естественный повод быть рядом с дежурной сестрой и уж ни в коем разе не орать, что меня хотят убить чудовища.


Я уж собрался сделать шаг назад, как услышал тихий голос- Молодец, мальчик мой! А ты делаешь успехи. Но идти никуда не надо. С такой малостью я и сам управлюсь. И старик со странной стрижкой подойдя к окну встал перед ним вплотную. Некоторое время он безмятежно наблюдал за нежитью, бесновавшейся за окном, а затем спокойно и негромко произнес, ровным совершенно, без интонаций голосом – Вон отсюда. Он под моей защитой. И развернувшись, словно более его ничто не интересовало, подошел ко мне. - У тебя неплохие задатки. Их необходимо развивать, тренируя свой разум. Следи только за тем, что бы ум, прикинувши другую личину не увлек тебя по пути самолюбования, скользкому и опасному. По пути мозговой отрыжки и умственной блевотины. Мысль должна быть рациональной, иначе она полностью перестает быть мыслью и превращается так, в раздражение нерва импульсом, в некое рефлекторное действо.

А я, смотря на старика в полутьме, даже не видя окна, понял, что существа исчезли. Да, они ушли, - подтвердил догадку старик, подтвердив и в очередной раз мои предположения о его способности к чтению мыслей.- И это тоже верно. И продолжил, открыв еще одну новую для меня особенность – чтение мыслей еще не возникших и не полностью сформировавшихся в моей голове. – Это не так занимательно и хорошо. А научившись тому же, ты не обязательно окажешься счастлив, поскольку зачастую благодатью оказывается не знание, а блаженное неведение. Зовут меня Петр Филиппович. И вдруг резко повернувшись пошел в коридор. Наверное потому, что я собирался спросить как он здесь оказался и в чем причина той боли, что я в нем чувствую.

На утро, во время обхода, задумчивый доктор, сам более похожий на здешнего пациента, сделал себе суждение о моем состоянии и черкнул чего то в истории болезни. Одарил на прощание улыбкой и потрепал ободряюще по плечу. Что мне никоим образом не понравилось. Более того, насторожило. И когда меня вызвали, что б вонзить в ягодицу шприц с лекарством, название которого не мог бы пожалуй выговорить и сам доктор его прописавший я спросил медсестру тихо, воспользовавшись тем, что мы одни в процедурном кабинете – Скажите пожалуйста, какое действие у этого лекарства? И посмотрев ей в глаза, добавил, - Пожалуйста! Мне очень нужно знать! Понимаете, мои родственники… В общем, они хотят от меня избавиться.

Мне важно было сейчас только одно – чтобы в организм не попало ничего из успокаивающего или иным образом действующего лекарства, способного изменить мне сознание. Медсестра замерла на мгновение и почувствовав, что нахожу контакт, так же, смотря прямо в глаза, продолжал, стараясь, чтоб голос мой звучал мягко и проникновенно - Они довели меня до нервного срыва, а потом попытались убить. Так, что бы все выглядело как несчастный случай. Мне просто повезло, что я оказался здесь. Вы такая добрая… И красивая…


Она словно в задумчивости поднесла шприц к находившейся неподалеку эмалированной, с черными сколами по краям раковине и нажала на поршень. С тихим змеиным свистом лекарство покинуло шприц и потекло в канализацию, а она подошла вплотную и негромко произнесла - Ну вот, укол я тебе сделала. Немного будет болеть ягодичка и ты поспишь пару часиков, а потом будешь спокойный – спокойный. Ты иди, иди. И не подводи меня! Я произнеся одними губами – Спасибо!, повернулся и пошел в палату, старательно подволакивая ногу.

Полежав пару часов, как было положено для создания видимости действия лекарства я отправился бродить по зданию там, где это было позволительно. И вскоре обнаружил то, что искал – план здания на случай эвакуации. Меня интересовали дверные и оконные проемы. На первом этаже располагалась администрация и доступ туда для нашего брата был воспрещен. Второй занимало женское отделение. На третьем и он же был последним, располагались мы. Практически везде на окнах были решетки, за исключением ограниченного числа кабинетов. На третьем один – через распахнутую дверь которого я наблюдал попивающих чай медбратьев, сидевших за столом перед раскрытым по причине жары окном. Да, но пока это не вариант.

- В палату – сказал негромко знакомый голос за моей спиной и послышалось удаляющееся шарканье больничных тапок. Что ж. Я послонялся еще некоторое время с отсутствующим видом и пошел в палату, где меня ждал Нирвана.


- Кто ж ухитрился окно то открыть с той стороны?- ухмыляясь спросил он меня. Завхоз пока закрывал, чуть с лестницы пару раз не навернулся. Думают, что водку передать хотели. И чудно как то, почему не через персонал? И не меняя тона продолжал - Да… Сильны у тебя родственнички! А ты чегой- то не в родню ? Подкидыш что ли?

- В общем под подушкой у тебя спортивные штаны, майка и тапки. Не такие как тут. Китайские, в которых полгорода на дискотеки ходит. Значит слушай. Дергать надо со стопроцентной уверенностью. Поймают, будет потом хуже. Очутишься на улице – не хипеши! Ты не такая уж важная птица, что бы весь город тебя ловить бросился. Военных и вертолеты поднимать не будут. Пару-тройку часов тебя вообще не хватятся. Но не расслабляйся. Уйдешь отсюда – дергай дальше. Я созвонюсь с одним из своих корешей на севере. Он поможет. Пока ничего определенного, но через пару дней раздобуду немного деньжат и скажу где, как и кого тебе нужно будет найти. Так что не парься, разобьется и на нашей улице грузовик с пряничками. Пожрем на халяву!


- Спасибо Толя! - Да ладно, сочтемся, - и он хлопнул меня по плечу.


Я поймал его руку и пожал ее. Слушай, а Петр Филиппович…               

                - Это большой человек. Он большим был, таким и остался.               

                -А как же он оказался здесь?


Понимаешь…- сказал Нирвана, задумчиво улыбаясь, - общество не понимает многих вещей. Зачастую самых простых. В том числе того, что деньги это не самое главное. За них ведь не все можно купить. Что отличаясь от других, ненормален не ты, а возможно твое окружение. Люди очень боятся непонятного. Вот он устав от дураков взял и ушел сюда. В сумашедший дом. Ладно, потом, тебе пора на уколы! И он подмигнув вышел.

Сердобольная медсестра вновь лишила меня лекарства и я повалявшись на кровати немного, взял пакет с вещами и отправился в туалет, благо этаж опустел. Часть персонала справляла на первом этаже чей то день рождения и я решил примерить обновки. По поводу майки подозрений не могло возникнуть, а вот спортивные штаны, одетые под больничные, в такую жару могли кого то заставить задуматься. Но я зря опасался. Безразмерные полосатые шаровары надежно их скрыли. Больничные тапки я сунул в пакет и спрятал за унитазом. Таким образом, пропитанный застарелыми запахами туалет я покинул полностью готовый к побегу.


В коридоре кроме пары больных никого не было. Санитары продолжали чаепитие в комнате без решеток. И тут я заметил предмет, чрезвычайно меня заинтересовавший. Под стулом, стоявшим у окна, лежал свернутый пожарный шланг. Я находился рядом с дверью, метрах в двух от меня здоровенный детина, по прозвищу Слава Волынка, пребывавший в самом дурном расположении духа, изнывавший от жары и отсутствия алкоголя. Он стоял повернувшись своей широченной спиной и вот в него то я и толкнул что есть силы проходившего рядом и ничего не подозревавшего дурачка.

Слава взревел как раненый медведь и развернувшись, принялся охаживать ни в чем не повинного дурачка пудовыми кулачищами. С грохотом двигая мебель, из комнатушки посыпались санитары и облепили Славу, еще более усиливая его сходство с медведем. А я пользуясь создавшейся суматохой скользнул в комнату, блага до меня пока никому не было дела и немного прикрыл дверь. Схватив пожарный шланг и просунул его за трубу отопления  я сделал узел и перекинул свободный конец шланга в окно. Вскочив на подоконник подергал и максимально быстро стал спускаться.

Шланга хватило почти до земли, даже прыгать не пришлось. Я стоял на пустыре, окруженном гнилым, досчатым забором. На то, что б скинуть пижаму и больничные брюки не ушло много времени и еще через пару минут, воспользовавшись здоровенной дырой я очутился на чьем то огороде, поскольку за психбольницей находились частные дома. Из кустов смородины, где я укрылся не видно было ни хозяев ни собаки и я осторожно поднявшись непринужденно прошел мимо дома и открыв калитку попал на улицу. Мимо шли две пожилые женщины, но внимания на меня они не обратили. Что ж, пока все шло неплохо, но как говорил мне Нирвана, расслабляться не стоило.

Впереди я увидел парня заливавшего бензин в бак потрепанного жизнью ЗИЛка . Доцедив последние капли он закрыл крышку бака и размахнувшись, закинул глухо звякнувшую канистру в кузов грузовика. Он открыл дверцу и поставил уже ногу на порожек, собираясь сесть в кабину. Я торопливо окликнул его - Эй, браток! -, обратившись именно так, поскольку заметил аляповатые наколки на тыльной стороне кисти его правой руки. Он не снимая ноги повернулся, быстро окинув меня взглядом и спросил довольно дружелюбно – Чего хотел?

- Подбросишь? – простецки предложил я. Он еще раз окинул меня взглядом и улыбнулся – Ну садись!


Минут пять мы ехали молча, а потом он заявил, закуривая – Я вообще за город еду! На что я ответил улыбаясь – И мне туда же! Он еще некоторое время помолчал и продолжил попыхивая сигаретой в углу рта – Я тебя высажу у Валуево, на трассе. Мне дальше, километра через два в лес сворачивать. Ты у Валуево не так в глаза бросаться будешь. Только штаны из носков вытащи. Я бросил взгляд вниз и действительно заметил, что действительно забыл это сделать.


Щурясь от дыма попадавшего в глаза он продолжал - Легковушки не тормози, лучше дальнобойщиков. Тебе куда вообще то? Чем дальше? И сочтя мой кивок за согласие, заметил – Дальнобойщики ребята неплохие, всегда в положение войдут и помогут. Они же знают, что все мы под богом ходим, - и замолчал до тех пор, пока не высадил меня на трассе у поворота на поселок. А в ответ на мои слова благодарности махнул рукой и пожелал – Удачи тебе, браток! И взревевшая машина скрылась, подняв в воздух облако пыли.
Не прошло и получаса, как я сидел в кабине камаза, болтая о том, о сем с водителем и все дальше и дальше удалялся от смертельно опасного для меня поселка. Я ехал вперед, к новой жизни, в которой полагаю, будет достаточно тяжести и опасности, но как я надеялся недостанет места для ведьм. По крайней мере хотя бы на ближайшие пятьдесят, шестьдесят лет.

А что касается новых друзей, которые остались в том странном месте, где переплетаются вычурно причудливые фантазии с обыденной явью, а кажущаяся на первый взгляд ненормальность оказывается рациональнее того, что диктует здравый смысл – пусть им сопутствует удача и пытливый, острый ум не умерит своей скорости.