Грузин, буддист, лесбиянки

О, сколько их упало в эту бездну
Застывшую вдали..

В комнате не продохнуть.
Весна на дворе, окна нараспашку, Олег как обычно на диване медитирует, но что-то витает в воздухе тревожное, чужое для этого дома, затаившееся в углу и наблюдающее.
Тревога охватывает с порога.

Кто? Здесь?
 - Проходи, сигареты есть?! – слышится с Олеговского лежбища, - ах, ты не знакома?! – он хоть и выглядит бомж бомжом, еще не утратил светские манеры  и врожденный барский лоск.

Особенно это его « ах» и манера складывать на груди ручки крестом, когда думает, лежа на спине. По Олеговскому лицу видно, что у него не пальцы как у всех нормальных людей, а персты и именно этим перстом он обычно указывает всем на их место в его мирозданье.

 - Знакомься,  Грузин! – вспорхнула ручка по направлению к балкону, от нее отделился красивый цветной шарик и высветил затененный угол.
В углу бородатое мужское чудище зашевелилось и поднялось: « Здрасьте!»
Олег: « Вот и чудненько, вот и познакомились! О, кстати, мы не обедали, забарабань борщика!»

Грузин: « Ты как с  красивой женщиной разговариваешь?! Кто ты, о, прекрасная нимфа, озарившая своим дивным сиянием мир смертных?!»
 -  Вот она мужская подлая природа, и на что только мужик с голоду не пойдет! Кто ты, о, поэт?!

-  Я узнал тебя, Муза!
- Какая муза, она Нюрка, баба глупая, тьфу, иди на кухню!- ручка немного пометалась в воздухе как растерявшаяся стрелка компаса и точно указала направление « на кухню!»
 - Жена бывшая моя,- пояснил, - сбежала сучка.

Жена, - грузин вытянул лицо,  - твоя жена?! – Олег никак не походил на человека, у которого могла быть жена, а я на девушку у которой был такой муж, да еще и пишущую.

После известных событий своей биографии, он и на себя-то не походил, никто б не узнал в этом мрачном типе с безумным взглядом, того лучезарного Олега – мажора, времен его финансового и интеллектуального взлета, да и интерьер, мягко говоря, не способствовал.

Однокомнатная квартира в центральном, но очень странном районе, тоже накладывала отпечаток на восприятие, контрастируя с былым так называемым «элитным жильем» с размахом бразильского сериала, где действие лихо скачет между особняком солидной семьи и трущобой, населенной изгоями всех мастей и кровей.

Пришли еще гости.
Засуетились с обедом.
Грузина все, кроме меня знали.

Пока все ели и болтали, я разглядывала нового жильца и осторожно наводила справки, такова уж бабья натура, хоть и бывший благоверный, а проконтролировать не помешает.
Вот, что я узнала, вынюхала, высмотрела и подытожила.

Грузин человек настроения, живущий по всей вероятности, под « знаком ветра и потока».
Откуда он взялся тоже никто толком не знает, да и спрашивать излишне, ну, грузин и грузин, в конце концов, не суть важно, откуда он, вопрос в том - каков! С таким же успехом он мог быть и итальянцем, только тогда бы говорили: « Итальянец? А? Итальянец!»
Хотя все подозревали, что  из Грузии.

Так приблизительно, далее размышления обычно не шли, и вопросов не возникало, - наши друзья люди хоть и маргинальные, но ненавязчивые и деликатные к чужому внутреннему миру, не то, что психологи, те бы его вмиг разметали как голодные шавки свежую мусорку.  Идеал психолога бесстыже растопыренная душа, в которой они могут сколько угодно копаться и ловить блох без всякого сопротивления со стороны несчастного, это как если бы жертва насилия спрашивала насильника: « Вам удобно, может мне как – нибудь иначе лечь, а может чайку, не устал дорогой?!»

Поселившаяся в глазах грузина Weltschmerz, как особенное живое существо будто говорило, что за нарушение границы этой территории расстрел на месте из тысячетонных орудий гнева. Только шаг вперед, а оттуда: « Руки вверх! Лицом к стене!»

Так что никто и не совался в ту Хиросиму, достаточно было, что всюду торчали и заполняли пространство обломки его внутреннего мира, выходящие далеко за границы телесной оболочки, она местами прорвалась, и оттуда торчали пучки соломы как из бока соломенного бычка. Достаточно было искры, чтоб всё вспыхнуло и пламя охватило мир, слава богу, что он был свят и, поначалу, убивал только себя.

Об него спотыкались, накалывались на колючие глаза как на рашпиль, падали на скользком льде отчуждения и наконец, оставляли его в покое со всей этой искореженной арматурой.
Он вечно был окутан смогом, сер и влажен – мироточивый бородатый лик скорби, он будто проступал на фоне стены как древняя фреска, облупившаяся по краям.

Квартиру грузин прокурил до костей и проспиртовал до полной амнезии за неделю, так что даже при нормальной видимости приходилось продираться на ощупь по знакомому маршруту.
Везде в беспорядке валялись обломки его жизни и осколки его недодуманных мыслей, как  колеса от нелепого велосипеда, он их складывал до востребования и забывал тут же, логично было бы поискать парашют, на котором он сюда приземлился, спасенный ангелами хранителями из самого пекла.

В его близости к ангелам никто не сомневался, поначалу.
На грузина в общем понимании, грузин не был похож, это скорее тип межнационального интеллигента, то есть, без определенных занятий, места жительства с полным боекомплектом жен, во всех городах проживания и очень обтекаемой моралью.
Сколько не лови его за жабры, а всё равно выскользнет обратно в свой аквариум, нырь, и только его и видели, ушел на дно, только бульбочки пошли.

При мягких мокасинах, свитере, очках, « ну-сс, о чем бишь я…ах да», человек которого помятость и небритость только красит, а некоторая рассеянность придает пикантности как мушка над губой кокотке.
У Олега он появился как-то внезапно и остался надолго, Олег по – любому  лучше всякой жены.
Даю голову на отсечение!

Если раньше у него особо-то времени на друзей не было, то теперь, когда времени стало предостаточно, а делать, напротив, стало нечего, он весь отдался своей истинной страсти – мышлению, общению и созерцанию, как истый поклонник Лао Цзы.
Вокруг нас образовалась какая – то спонтанная богадельня, где я была единственным доктором надзирателем, а Олег больным и хозяином одновременно, психи шли к нам как в Мекку, торжественные и невозмутимые в своем безумии.

Уж кому - кому, а интересному и нескучному человеку он как мать родная, без всяких пошлых намеков, как тёща с блинами, как мягкое брюхо спаниеля, как уютный перуанский плед из шерсти ламы и нежность пятисот новорожденных зайчат.
Накормит, обогреет, и спать уложит, только его развлекай, и не очень напрягай морально. Олегу всякий брат, кто способен понять его гиперидеи и поддержать в нем веру в могущество его интеллекта.

Эта синекура от меня перешла к грузину.
Олег всегда был больше хитрый и ленивый, чем добрый, и нуждался в многочисленном обществе вокруг себя не только из тщеславия, но еще и потому, что временами на него нападал мистический ужас, являлись покойники, в чьей смерти он мог быть виноват прямо или косвенно; всё это он так искусно прятал под благодушным гостеприимством, что к конце концов и сам в это поверил.

Женские силы небезграничны, я к тому времени серьезно подустала от  вечного бардака, безденежья, гениальных бомжей, спавших на полу как тощее стадо тюленей с вечно голодным животом и вывихнутыми мозгами, « интенциалов времени» и получения энергии из вакуума.

А откуда еще нам, сиротам, отключенным от кислородной подушки финансового жизнеобеспечения, было ее получать. Олег всегда и ко всему подходил глобально, после того, как у него забрали права, он начал изобретать автомобиль будущего и проводить компанию за экологически чистое топливо, забрали жилье, он подвел могучую теоретическую основу под житие в землянке и питание акридами и медом: « Нас прокормят пчелы и дикие яблоки, в лесах полно грибов!», хотя сам в жизни гриба в естественной среде не наблюдал и не выловил ни одной рыбины из реки. Все это предстояло делать мне, грести, пока чукча думает, как жить дальше и не только нашей отдельной ячейке, а всему заблудшему человечеству. Я даже частенько сдавала бутылки, чтобы наскрести на килограмм гороха и не дать загнуться с голоду генофонду человечества.

В оправдании своим неудачам Олег всегда был неутомим и мозг его не знал ни сна, ни покоя, всегда, в конце концов, оказывалось, что он всё знал, предвидел, а его странное поведение, которое слепой и глупый человек непременно назвал бы трусостью или подлостью, на самом деле хитрая тактика и умелая стратегия с далеким замахом и заботой о человечестве.

Всё, что с ним случалось или не случалось, было не просто так и имело глубокие мистические основания, единственное, что он никак не мог объяснить, это была его жена, то есть я, на поиск моего места в мирозданье он потратил несколько лет, но так и не смог понять, что это было. От причисления к демонам меня спасало только благотворное влияние на его биополе, одно мое присутствие даже в случае агонизирующих больных, приносило облегчение страданий. Если я и была демоном, то очень странным и неформальным, так что классификации не поддавалась.

Основная же идея о математических основах естественного человеческого права, кого хошь в гроб уложит, даже не такого опытного пловца по безграничному морю безумия, каким я стала благодаря нелегкой судьбе. Моя голова становилась в правильное положение, как ты ее не крути, возможно, потому, что я никогда не придавала особого значения уму и ни на что не претендовала, памятуя о поучительной истории из жизни грибов и их последующей самоидентификации – назвался груздем – полезай в кузов!
Ээээ, нет, лучше я буду ветром.

Так что пролететь мимо на своем парашюте грузин никак бы не смог, они бы в любом случае встретились и зацепились торчащими поломанными ребрами по закону притяжения.
Бедный Олег не успевал латать свое биополе, изрядно побитое женами, бандитами и просто бабами, а так же многими зловредными духами, мешающими круглосуточно плодотворно медитировать на диване и рассылать любовь всему миру по проторенным астральным маршрутам. Он каждое утро начинал с просчитывания  процента склонности к самоубийству в его голове на данный момент и, если она зашкаливала норму процентов в восемьдесят, то, значит, он опять не туда подумал или что-то не то сделал.

Кстати, на мой взгляд ,идея не лишена смысла, просто он ее так странно преподносил.
Вообще голова его была золотой без всяких сомнений, только то золото надо было очищать от таких безумных наслоений, что не у каждого хватит терпения этим заниматься.

Сначала на поверхности его мозга вспенивался и несся на слушателя селем полный бред, но потом постепенно все это очищалось, и даже самый скептический слушатель понимал, что перед ним какое-то чудесное существо с нечеловеческим образом мысли и фантастическим охватом многоплановости задачи. Но для этого ему нужен был равный по силе ума слушатель, кроме меня таковых не находилось и мозг его мог зачахнуть на корню. Грузин был умен и так же как и Олег сохранял хорошие манеры не смотря ни на какие коллизии. Но уровень самоубийства у Олега сразу подскочил как артериальное давление.

Так что провидение  вполне адекватно поступило вручив Олегу грузина напрямую, руками художника В, тощего как жердь, экзальтированного буддиста, питающего особую склонность к юным девственницам и девушкам с татуировками на ягодицах. Сложно было разобрать это те же или уже новые, настолько они были похожи. На тот момент буддиста от девочек было не отделить, он сам по себе никогда не являлся.

Где он их брал в таких количествах, то было никому не ведомо, но зависть вызывало жгучую, все – таки интеллектуалы потребляют женщин уже в готовом виде, то есть их должен кто-то привести и представить.
Хотя я догадываюсь где -  в художественной школе, он случайно напал на жилу, и начал ее разрабатывать как самый настоящий Леви Страус.

Одни малолетки тянули за собой других, все хотели дармовой травы и признания такого маргинального мэтра. Его истинное положение в искусстве было очень туманно и ассоциировалось с его мистически – жутким полотном « Пограничник» и еще более жутким « Рыжебородый», а что еще детям надо, их пугать и пугать.

Пограничник такой ванильный дядька в каске, среди пышной зелени, за которой интуитивно угадывались грозящие человечеству надвигающиеся беды, а под каской три шестерки и прямая связь с адом. Очень смутный дядька, опасный и манящий одновременно, скользкая, хитрая Мона Лиза с усами и в бронежилете, раскосый как Ленин.

Рыжебородый просто рыжебородый урод, но какой-то очень мистически - интригующий.
Он все правильно просчитал, мерзавец, лысина и бородка разили татуированных малолеток наповал, пограничник с рыжебородым делали его фигуру значительной, только толку-то, они все были лесбиянки, целое сообщество художниц-лесбиянок.

Любой другой на его месте умер бы от отчаяния, но буддист был крепок умом и духом, принимал лесбиянок стоически, довольствуясь редким созерцанием татуированных поп. Они щедро давали ему себя потрогать, за косяк и разговоры об искусстве.
Над ним уже начинали посмеиваться, все к чему бы он как царь Мидас не прикасался, превращалось в лесбиянку и художницу и требовало травы, как настойчивый птенец у птички мамы.

- Миларепа - любовно называли В. юные художницы, - Милареп!- взгляд пронизывающий до души, просительное лицо, нежно раскрытый желтый клювик с пирсингом, - Есть?! Давай!
По заду отеческим жестом – хлоп, за кольцо на пупке – хвать,-  аааа, больно, отпусти сволочь! -  пошли на кухню, а через минут пять там уже здоровый молодецкий гогот до вечера и мантры до небес могучим фонтаном сублимированной жеребячьей сексуальности.
А девчонки домой, тоже творить и по лесбиянским делам скорбным.
В жизни Олега лесбиянки тоже неспроста возникли.

Он, наивный античный эстет, провел в мыслях об их невинных играх и прозрачных фосфорно – белых телах не одну ночь, не подозревая о силе своей могучей мысли, он их видел только на картинах и разглядывал в воображении.
И вот, свершилось, материализовались и достали как никто.

Поначалу он опешил и рот раскрыл от такой экспансии мечты в его скучную реальность, он уже начал привыкать к сюрпризам исключительно неприятным, но потом приуныл, дух его не был готов к таким испытаниям и он потерял сон.
Подлые юные девы не раз смущали его до красных ушей и усиленного потоотделения, целовались при нем, и допускали совсем уж вольности, о коих он и мечтать не смел, но только не с ним, а друг с другом.

Я застала начальную фазу знакомства Олега с миром розовой мечты, он прыгал, суетился, семенил, ходил восьмерками, пучил глаза от переизбытка чувств, шептал мне горячо в ухо: « Ты не поверишь, они все – лесбиянки!!!»
Делая жест рукой, будто обозревает только что засеянное поле.
И еще раз: « Лесбиянки!», что звучало как « Ух, силищща! Стихия!»

На деле же они были просто неприкаянные подростки, готовые прислониться к любому плечу, без всякой красоты и эстетики, потные, нервные, рефлексирующие, перепуганные девчонки с сальными, немытыми волосами - сосульками, такие потом все ломанулись в готы.
Он грезил о них, находясь в уютной безопасности классического интерьера, и они там соответственно выглядели, лощенные и тугие тела, розово – прозрачные и благоуханные, эти же явились под стать его новому  положению во всей природной красе.

Буддиста Миларепу гневно обличал другой член честнОй компании, саи бабист А, такой же заколдованный, но он лукавил, в душе  грязно завидуя.
В жизни А. не случилось ни одной девственницы при всей его праведности, они все доставались козлобородому прохиндею и отщепенцу В, моральному уроду, наркоману, отморозку, не различающему добро и зло по вине своего гороскопа.

Нет ни добра, ни зла, - твердил буддист, все иллюзия, - но липло к нему всегда одно зло, в бытовом его понимании; не было грязи, в которую бы тот смачно не вляпался.
Единственно добром можно было назвать девственниц, но оно было с оговоркой и изъяном, -  девственницы лесбиянки.

А несчастный мученик нравственности ни о чем так не мечтал как о девственнице и последующей чистой жизни, так и признался мне однажды в приватной беседе, что именно они, блудницы, разбили ему сердце и жизнь. Он не мыслил брака с порочной потаскушкой, ждал своего звездного часа, надеялся на чудо, заворачивал не девственниц с порога и разбил немало сердец знойных дам бальзаковского века, видевших в нем святого.

Одна такая бухгалтерша из банка, застав меня у него и не зная, кто я и что там делаю, забилась в истерике: « Я думала ты святой, ты мой учитель, мудрец, пастырь, а ты, ты…это что за модель, что тебе, интеллектуалу, человеку высокой нравственности делать с этой!!!»
А. вытолкал бухгалтершу «белый верх, черный низ» за дверь и мы продолжили непростой анализ кармы, попутно закусывая оставленными ею на крыльце пожертвованиями: пирожками и малиной с дачи.

Она еще пол – ночи названивала духовному брату: « Она ушла, скажи мне, ушла?! Скажи мне, что это неправда!»
Такую драму давила, что он аж обалдел от такой страсти, он – то думал, что можно просто так среди баб вращаться, умничать, о Боге говорить, без последствий.
Действительно странный случай, встречался-то он с девственницами, но перед свадьбой по какой-то непостижимой кармической причине они все ему изменяли.

Просто так, из любопытства, одним нехитрым действием перечеркивали его далеко идущие чистые мечты, пятнадцать минут, ну, пол- часа и вся жизнь человека летит к чертям, что это за наказание!
Все как одна! И этого ему было не уразуметь!
За что, Господи, ведь чист в своих помыслах человек, а тут такая ерунда, приклеилось как банный лист к заднице, как развязать такой узел никто посоветовать не мог.

Загадка природы и женской психологии; себя он считал женихом завидным, за такого держаться надо, а они вон как.
Хочет юную и непорочную, длинноногую красавицу, а к нему косяками льнут старые и нуждающиеся в душеспасительных беседах, несчастные в браке праведницы, завсегдатаи всех без исключения индийских ашрамов.

Таких там тысячи, ищут прибежища у стоп, и бросаются на нашего А., видя в нем замену недоступному святому индусу.
Выглядит – то он весьма похоже; нацепи дреды и вот вам тантрический йог, только свой, доступный и русскоязычный.

Не подозревают, что он их, страждущих, на этом русском языке потерпит, потерпит, да и пошлет, типа оставьте святого человека в покое, но мы – то с вами знаем об истинной причине такой отрешенности.
Бабы везде бабы, готовы годами болтать о духовности, а как увидят бесхозного мужика, страдальческой наружности, так такой охотничий пыл просыпается, чуть друг другу постные морды не бьют.

А мужик он тоже и в ашраме мужик, беседы ведет благостные с сахарными тетками, а потом, упс, выплывает, что спит с длинноногой дурой блондинкой из Швеции, тупая, чистый глянец, а наш святой уже в этой грязи барахтается и пищит от восторга. И, главное, что всем хорошо, блондинка – секс – волонтер, ей прикольно, святому полезно для здоровья, одним сахарным теткам плохо - это серьезное испытание для их веры, потеряв красоту, они отчаянно стремятся лишиться половой принадлежности и лишить ее других. Попадись им та блондинка, быстро бы узнала, где раки зимуют, они нажалуются на нее всем богам и на неделю содержанием их молитв станет ниспослание небесной кары на голову проклятой шлюхи.

Сам А. при творческой профессии выходец из здоровых духом крестьян, без всяких мозговых вывертов, в жизни не видел свою маму в пеньюаре, только на кухне, да в огороде.
Честная была женщина, честно жила да и померла от инсульта, не то, что наши чокнутые, интеллигентски извращенные предки.

У моей, например, целый вагон чулок был и прочей кружевной гламурности, как мне после этого быть нравственной и нетерпимой.
По – моему, между наличием чулок у матери и терпимостью существует прямая связь.
Он толи уловил эту информацию, то ли сам догадался, но признался как на духу, что его дико возбуждают длинные подростковые ноги в колготках, их особенный синтетический шелест, глянец, переливы, изгибы, струящийся цвет. Олеговские немытые лесбиянки не то, его идеал чист, бел, пушист и пахнет вымытым телом, никаких духов – классический педофил – эстет!

Это самый вдохновенный фетишист из всех, о коих я слышала или читала.
У него даже ящик имеется набитый колготками, чего там только нет, всех цветов, фактур, телесные, в сеточку, с имитацией чулок, он их сам зимой под джинсы одевает и прислушивается на работе, как они там призывно шуршат. И это мне в нем очень нравилось, а то всё одни разговоры, тут хоть какая-то конкретика, потяни за ниточку – клубочек обнаружишь. С тех пор как я узнала про колготки, стала относиться к нему с особым теплом и даже выпросила себе парочку.

Я, давно подозревая Создателя в своеобразном чувстве юмора, посоветовала было раскрыть свое сердце для униженных и оскорбленных проституток, заради будущих райских гурий, конечно же, априори девственных и в колготках по особому заказу, но он только обиделся, думая, что это я, а не Бог вещает моими устами.

А. русский по всем параметрам, но все его принимают за чеченца с гор, такой яростный огонь в глазах пылает, и щеки скульптурно запали, будто в этом месте тысячелетия текли дождевые воды слез и прорыли каньон Колорадо.
Попадись ему девственница сразу после армии, когда он так хотел жениться, то не было бы всех последующих страстей, ведь нормальный парень был, слушал Битлз, длинные волосы носил, джинсы – клеш и куда его занесло, несчастного, на волне интереса к духовности, мороз по коже во что человек превратился.

Был мальчик, а теперь?!
Великий плакальщик о грехах человеческих, мученик красоты, чистоты и негибкости мозговых извилин, проведенных четко по линейке, как дорога из Петербурга в Москву.
С таким мозгами надо людям вообще запрещать читать, ведь книга, тот же яд для слабого ума. От логиков в религии одни беды и логикам от религии тем паче.

Не мог справиться с девчонками, а какую теорию подвел.
Его пытал сам Бог, а это значит, что  Бог его любил и выделял особо, каждый день не ленился и прилетал клевать его печень в виде орла, что б огонь не гас и сердце не скудело.

А Саи Баба был так заботлив, что подкладывал сам туалетную бумагу в туалеты, которые А. осчастливливал своим посещением и сделал удобную расфасовку сливочного масла по сто грамм, потому что двести успевают испортиться.
Это излюбленное утешение всех страдальцев, бальзам на раненое, прошитое навылет подлой судьбой самолюбие, особая божественная милость и внимание к неудачникам.
Бог даже, предвидя ситуацию, поселил его особо благоприятно для кармы – рядом с крупным отелем! Во, какой предусмотрительный, ни один волос точно с головы не упадет без ведома, всё учтено!

Целую толпу дев веселья злосчастному А. приходилось лицезреть ежедневно, ходить мимо них на работу и с работы, тех дев тоже ясно кто подослал и всё, всё для совершенства одной особо ценной души.
Каждый день, каждая дева бесплатно добавляла морщину на его сердце и злое слово едким обличительным речам, они его пытали как садисты – волонтеры, не подозревающие об основной своей миссии.

Я много раз пыталась переубедить его в отношении проституток, приводила исторические примеры и  совсем уж свежий довод Ганди на действия британских властей, когда они пытались пресечь грандиозный размах сего явления в его любимой Индии.
Ганди сказал, дословно, следующее: « Если вы запретите проституцию, в нашей стране каждый дом превратится в бордель».

Масперо договаривает: "Египтянки из лучших семейств, дочери жрецов и знатных
военачальников, достигнув зрелости, - отдавались кому хотели и сколько хотели, и
так проводили много лет, что не вредило будущему их замужеству: так как по
миновании этой свободной жизни их охотно брали в жены лучшие и знатные из воинов
и священников". Почему не взять, если она "sainte"? Как не прельститься, если
она "religieuse et sainte"? Как не надеяться, что она будет верной женой и
преданной материнству матерью, если она уже испила все и насытилась всем,
нимало, однако, не истощившись - ибо истощаются торопясь, например "наши", а
этим куда же было спешить? - и в естественные годы спокойствия и равновесия,
безбурности и тихости она выбрала себе лучшего и одного. Он так же ее не
ревнует, как она его, к тому возрасту молодости, когда он проводил жизнь, как и
она: хотя, наверное, к этим "saintes" влеклись и пылкие, совершенно невинные
юноши, первозданным взглядом своего возраста подмечая в них подлинную
"saintet", за которую все отдают. Однако Масперо не договорил (или не знал),
что этих "saintes prostitu" было немного в каждом городе и всей стране: ибо
вообще немного рождается в стране и городе, в году и десятилетии Василиев
Блаженных, Спиноз, Малебраншей, Кольцовых, Жуковских. "Не все вмещают слово сие,
но кому дано" (природно, от Бога). Огромное большинство египтянок, без сомнения,
имели инстинкт, как и наши: т. е. сразу же выбирали себе мужа - одного и на всю
жизнь, или выходя за второго, третьего, четвертого... седьмого (беседа Иисуса с
семимужней самарянкой), в случаях смерти или разлада, не более. Женщина,
познавшая только семерых мужчин, когда ни закон, ни религия, ни родители ей не
ставили предела и хотели и ждали от нее большего, - конечно есть умереннейшая в
желаниях женщина, врожденно тихая и спокойная! Как наши "все".
« Sainte» значит – святая!

Я подошла к вопросу ответственно, подготовилась, но А. так и не проникся милостью к несчастным.
А. вероятно мечтал, чтоб все наслаждение доставалось ему одному – поистине божественные амбиции жгли его душу, а виноваты были невинные девы, sainte они или нет, это их дело, не любишь, так хоть не осуждай! Ну, не победишь ты все зло мира одними проповедями чистоты.

При виде их, его буквально перекореживало, будто сошедший с рельсов состав, пространство оглашалось скрежетом металла и визгом тормозов, каждая мозговая клетка билась в истерике: « ненавижу б…..й!»,  девы же только улыбались, им было глубоко наплевать на все его доводы.
Ну, что их могло заставить, что!!!! Потенциальные жены, матери, швеи – мотористки, медсестры, инженеры, кондитеры, на что променяли честную трудовую жизнь с чистыми руками и возвышенными рабоче крестьянскими мыслями о куске хлеба, заработанном в поте лица, а не на смятых простынях.
Девки гуляли, а небо глумилось в наглую сколько бы времени он не проводил в молитвах о девственницах.

Полжизни промолился,  и Христа, и Саи Бабу просил, даже Ганешу.
Весь индуистский пантеон изучил с целью поиска девственницы, не шучу, -  все впустую, ни одной так и не попалось, хотя уж и борода седая и бес из ребра давно улетучился – несчастный человек с внешностью апостола, словно сбежавший в мир с тревожного полотна Эль- Греко.

Его внешность проваливалась и западала внутрь, как будто ее всасывало в вакуум, оболочка истончалась, обнажая ничем не прикрытую пустоту сердца, в котором пылал мрачный упорный огонь неприятия, он упрямо шел дорогой ненависти, закусив губу, но со священными проповедями любви в саркастически искривленных устах.

Однажды, преисполнившись сострадания, вышел из дома и шел вдоль трамвайных рельсов с распростертыми объятиями: « Люди, я люблю вас!», но от него все шарахались врассыпную, что характерно, шел он в направлении университета, откуда как раз горохом сыпались студентки, а не в онкоцентр или туберкулезный диспансер.

Моя подруга сказала: « Куда он девает энергию, он же абсолютно истощен, изломан, его поле всё в дырах, он живет за счет чужой энергии, он вампир, не подходи к нему близко!»
Он обычно приходил с пакетом кефира, кулечком орешков и уходил, повесив в воздухе баннер с обвинительным приговором. Это такая несчастливая порода, главные адепты гнева божьего, псы господни, ревнители всех видов чистоты, втайне сохнущие по временам Великой Инквизиции, трепещите девы веселья и запятнавшие себя неверием, ибо грядет! Они учат счастливых и живых быть счастливыми по писаниям, сами будучи несчастными, закомплексованными догматиками.

Впоследствии, совсем заблудившись в противоречиях и призывая смерть, он придет к адвайте и так же скупит все книги на эту тему, будет годами решать То он или не То и, наконец, старость положит конец этой больной страсти, он успокоится естественным путем в своем доме с хай – тековской кухней, у огромного плазменного телевизора, глядя на мир материальный чужими материальными глазами, так же, как раньше пытался смотреть на мир духовный глазами чужого ума.

Он останется глух к реальному опыту, не желая признавать собственную  человеческую незначительность, и выберет адвайту, потому, что она уровняет его с божественным величием, придет через гордыню, а не через любовь и поэтому снова ничего не получится.
Что и требовалось доказать, ведь он всегда был материалистом и просил у бога одно, а хотел на самом деле другого.

Если уж идешь путем любви, нельзя любить одно и не любить другое, алчный ум сожрет слабое маленькое сердце, как только начнешь строить баррикады и защищаться от врагов.
А тем временем в «замке у шефа» происходили следующие события.
Сдав пьяного и блаженного грузина (во второй стадии опьянения)  Олегу на руки, буддист по привычке удалился на кухню и сел там посередине на пол читать мантру, для крепости еще и положив пачку « Parlament» перед носом, как мучительные вериги.

Девчонки с татуировками на ягодицах, обычно сопровождавшие его явление нестройной стайкой колибри, после грандиозного краха семейной жизни с банкиршей Ю, хихикали и пытались тушить сигареты об его лысую башку, что бы проверить, насколько он отрешен и сосредоточен, однажды даже напились, пока он мантрил территорию, и подожгли ему козлиную бороду как у БГ – воображения художницам не занимать!
Этот случай я наблюдала лично.

Вообще в этом было нечто символическое, они хотели донести до него, что на « древо, охваченное огнем, не садятся птицы истины!» , значит он не преодолел страсть, так более доступно звучит это символическое действо, такое странное на вид и девочки те не девочки, а будды и махатмы. Но это только версия, демоны нам ближе и понятней, так что пусть лучше это будут они, хотя то, что для востока будды и махатмы, для христиан чистой воды демоны, что лишний раз доказывает как все относительно в глухом лесу человеческого ума.

Буддист запах паленым, но не шелохнулся, тогда демоны, устыдившись, отступили и явившиеся на их место ангелы внушили девочкам, что надо буддиста потушить, посредством выливания на ту же бритую башку целой кастрюли воды из-под крана. Вокруг образовалась изрядная холодная лужа, но он и это преодолел, не шелохнувшись, даже голос не дрогнул.
Хотели льдом его обложить, чтоб проверить, на что способен он в технике «туммо», на ледник его посадить задницей было бы круче, но где ж его возьмешь, пришлось довольствоваться кубиками льда из холодильника за каждое ухо и за шиворот целую горсть.
Я восхитилась увиденным и не удержалась, чтоб не процитировать Фроста, до того это было живописное зрелище, поющий мантры козлобородый, подпаленный с одного конца
и подмороженный с другого, истинная аллегория его натуры, огонь в чреслах и лед в сердце.

FIRE AND ISE.

Кто говорит, мир от огня
Погибнет, кто от льда.
А что касается меня,
Я за огонь стою всегда.
Но если дважды гибель ждет
Наш мир земной, - ну, что ж,
Тогда для разрушенья лед
Хорош,
И тоже подойдет.

На тот момент Олег уже умел просчитывать грехи  и уровень зла с точностью до десятой доли процента -  врагам Грузии нешуточно досталось, разговор завязался мгновенно, без всяких там  « здрасьте, я ваша тетя! Откуда в наши края?!»
Грузию от Чечни Олег не отличал, будучи уже год безнадежно влюбленным в беженку – чеченку Марго, тоже лесбиянку и художницу. Марго тяжела как медведь, груба, но рисует комиксы целыми тетрадями о каких-то дальних планетах, с четким рисунком и стихами в духе Шекспира.

За год Олег превратился из сочного перца в иссохший гороховый стручок. Я ужаснулась, застав его в таком виде, он весь трясся и нес такую ахинею, что я заподозрила неладное, а когда увидела самою Марго, все стало ясно, девочка с начинкой, она только на вид девочка, а внутри там неведомый космос, совсем не светлый, не знаю, что за миры, но энергию из людей она качает пожарным шлангом, человек же в этот момент бьется в конвульсии ирреальной любви, а потом от него остается один пустой мешок с костями, вся душа высосана до капли.

Вместо пера у нее сабля и у машин глохнет мотор, когда она в них садится, внутри ее тела находятся сталелитейные заводы Крупа, ей подобает лошадь, меня она заметает в угол одном взмахом ресниц как невесомую ветошь.
Никто из женщин меня в расчет никогда не принимает, в изображении легкомыслия и дурости я достигла серьезных высот.

Слушая ее речи, Олег каждый раз рыдал как полоумный и скорбел за весь Кавказ, особенно умилившись, когда она грязными руками подняла с пола яблоко и съела: « Ты бы видела, такая непосредственность, такой природный жест! Я не видел на ней ни разу чистых носок! Она грызет ногти! Я не могу отвести взгляд от ее белой кожи в дырке на джинсах! Она так классно потеет, когда волнуется! У нее всё время болит голова!»
 - Понятно, значит, источает мускус как возбужденная слониха.

Ясное дело влюбишься с первого взгляда, я-то яблоко ножичком режу и без маникюра утро не начну, тонка как кружева и матом не ругаюсь и, потом, никого не истощаю, из меня энергия хлещет как из прорвавшегося нефтепровода.
«Б….и» не в счет, оно слово живое и явление слишком уж откровенное, чтоб его игнорировать, « б…..и» - это окружающая реальность, природа в чистом виде и  суть современного менталитета.

Из имущества у грузина были только паспорт, книжки и матрас, хотя, скорее всего, матрас был не его, так что остаются только паспорт и книжки.
Совместными усилиями его приодели как невесту и начали азартно сватать, не без женоненавистнических мотивов.

Грузину предстояло стать троянским конем мужского мира, на вид он был очень даже хорош, пока из его нутра не начинали сыпаться воины и разрушители женского уюта, стихи и бутылки тоннами, а так же полчища всяких прочих гадов. Все обитатели нехорошей квартиры на баб были изрядно злы и потирали лапы, предчувствуя появление нового игрока на благородном поле мести.
Вино он как Старик Хоттабыч извлекал из воздуха непостижимым образом и тут же выпивал, даже невозможно было уследить, он множил его как Христос рыбу и хлеба и мог бы напоить пять тысяч, если бы нашел аудиторию.

Трезвым он не был никогда, реальность претила ему настолько, что выносить смену дня и ночи он мог, только изрядно надравшись с утра - о степени опьянения можно было судить по теме его речей, эта лакмусовая бумажка работала безотказно.

Начиналось с пространных обвинительных спичей в адрес всех «правительственных б…..й», далее следовала фаза спокойного самоуглубления, затем же, когда становился пьян, как фортепьян, начинал декламировать что-нибудь неожиданно величественное, и в этот момент нельзя было ему мешать, чтоб не разбудить лунатика, идущего по пленительным крышам вдохновения вместе с Лопе де Вега и еще какой – нибудь великой тенью.

От его лица шел такой свет, что можно было читать в темноте без лампы.
Не знаю, какая в том закономерность, но пылью Олег стал зарастать в два раза быстрее, она прямо- таки лежала клочьями и летала по комнате как пух тополиный, и мой жирный черный туповатый кот Филимон, оставшийся там из солидарности, футболил ее по всему периметру этого мужского царства, под  струящиеся на его неосмысленную тушку эманации высоких миров поэзии.

Грузин периодически честно женился, делая вид, что поддался на уговоры, но по – моему, он вообще уважал это дело, тут же освоившись на новом месте, начинал пить, затем гулять от широты душевной, затем его изгоняла очередная Эмма или Клава и он возвращался к Олегу, который уже успевал соскучиться без его декламаций и устать от трезвости, вино без грузина было не то вино, без стихотворного наполнения, оттого не пилось и не радовало.

Это был первый человек, выучивший меня наизусть и мне же меня прочитавший, наверное, я до сих пор живу где-то в его голове, и он унесет меня на тот свет и будет там цитировать чертям, по случаю.
Первым делом по возвращении в гостеприимные пенаты, непонятый женщинами, он ловил кота и гладил долго и задумчиво, поверял ему свои расстройства, привыкал к атмосфере, оттаивал, расползался по своему креслу, увеличиваясь в размерах.

Кот терпел-терпел, а потом кусал и сматывался с истеричным мявом и причитаниями на своем кошачьем языке, зная по опыту, что горестей много и ему все это не вынести, хоть он и черный, демонический отпрыск зла..

Грузин как-то так умел вписаться, что при всей вредности, его не хватало.
Как только он женился, все вздыхали « Слава тебе, Господи!», а на следующий день с утра уже спохватывались « Интересно, а что там грузин поделывает, как он там, не обижают!?»
Строились догадки, как скоро выгонят на сей раз, ибо в том, что выгонят никто не сомневался, такая уж бродячая у него планида.

Мы его честно рекламировали как поэта, филолога и редкую душу, но тщетно!
Только стук в дверь, как все: « О, наверное, грузин!», даже надежда в голосе мелькала.
Казалось, что женщины должны его непременно обижать. Тонкая душа, а такие тонкие души всегда попадают в крепкие женские руки. У дам просыпается нездоровый азарт, когда они принимаются за дело созидания человека из такой сырой глины, уподобляясь главному гончару. Однако глина всегда утекает сквозь пальцы, разжижаясь на глазах и переходя в такое тонкодисперсное состояние, что не уловишь ни каким фильтром. Оставался груз бутылок и сожалений, в случае же скоропалительного бегства еще и матрас.

Грузин никогда не был просто грузин, это был « Грузин с Буковски» , « Грузин с Хемингуэем», « Грузин с Прустом», в этом плане одиночество ему не угрожало.
Как преданный индуист считает потерянным время, когда он не произносит имя божье, так грузин считал пропавшим время без вина и чтения, он органически начинал страдать без дозы информации, душа его отказывалась усваивать жизнь без этого инсулина.
Поэтому без чтения он впадал в кому, или его нешуточно ломало, что выражалось в злобных взглядах исподлобья и усиленном задымление пространства.

Мне казалось, что книги он поглощает как моль вязаный чулок, я готова поклясться, что слышала как работают при этом его челюсти и по коре головного мозга ползают и извиваются ужи витиеватых мыслей. Потом они выползали, ползали по стенам и падали на голову с потолка, вся атмосфера трещала от них по швам. Не знаю, на каком языке говорили эти ужи, но они однозначно заползали даже в уши, в присутствии грузина в голове начиналось столпотворение обрывков рифм и ритмов. Они оплодотворяли рифмы – аборигены и от них рождалась дурацкая какофония бессмыслицы и выкидыши вдохновения, алкогольные мутанты.
Меня он сначала прочитал, а затем уже, спустя некоторое время и узрел воочию, к моменту его появления я отпочковалась в отдельную квартиру и была гостем не частым в нашем вигваме.

Первая реакция была вполне предсказуема, мутные глаза его прямо и откровенно сказали о том, что если б не Олег, то он бы тут же женился, без сомнений и промедлений, ибо откровение хрупкой бледнолицей  красоты одно из самых сильных откровений.
Что поделать, не похожа я на писателя и даже на сколько – нибудь умную женщину, тоже не похожа, не стану же я всем рассказывать, что это такая хитрая маскировка, чтоб не пугались сразу. А то ведь мужчины сбегают от меня с паническим взором и правильно делают.
Когда до него дошло, что это та самая девушка, чьи разрозненные и разбросанные повсюду каракули он читал и бережно носил с собой в особой папочке, даже переплел на досуге, он приосанился и произнес нечто вроде: « Так ..ээээ, значит, вы и есть..ээээ, то есть это вас я имел счастье..ээээ…» Тут он, покопавшись под креслом, извлек мои листочки.
 - Вот! Я прочитал! И смею вас заверить, что я не просто алкоголик, я – филолог! Я разбираюсь! Не думайте, я пью не для удовольствия, я пью от печали, - с бульканьем в бороду.

Я умилилась, но ходу умилению не дала, филологи очень опасны! Особенно глубоко пьющие.
Лучше уж на кухню, чем в их цепкие лапы оценщиков, лучше борщ варить, а не тупо млеть, пока они глодают твои вдохновенные внутренности и смакуют твои особенности, будто бабу голую щупают твою душу.
От этого прямой путь в постель.

Они этот путь начинают нащупывать с первой строчки, а далее уже словив тебя за интимное, усыпив похвалами, загарпунив восторгами, подсекают и тащат!
Глазом моргнуть не успеешь, такие шустрые!
Я мечтаю о невинном филологе, девственнике, чтоб без глупостей – читал и хвалил, одну меня, всю свою тяжкую филологическую жизнь, филологе – трубадуре, филологе – мечтателе, сверхфилологе, филологопотаме. Он вовсе не обязан быть мужчиной.
Ну и где такого динозавра взять в Кали Югу?!

Такие же музыканты, подруливает к тебе прыщавый на улице с вопросом типа: « А любите ли вы Брамса?!» А сам так и жрет близорукими глазками, думает, вот интеллигентная дура, поболтаем с полчаса, разок сыграю, если попросит, а там и завалимся в постель, пока мама с дачи не приехала.

В таких случаях я радостно говорю: « С удовольствием, триста долларов час, устраивает?!»
Фу, как неинтеллигентно, зато работает со стопроцентной гарантией и человека не обидишь, не говорить же ему напрямую, что не люблю Брамса, а ты хитрый прохиндей шел бы к своей мамочке. Он останется с чувством собственного превосходства и даже, возможно, помечтает о тебе на досуге вечерком, накрывшись с головой одеялом.

Когда грузин исчез опять надолго от него остались душа, книжки и матрас.
Похоже, женился плотно и сыто, раз уж матрас не взял, тело пристроил, так сказать, улегся в прокрустово ложе брака, не зная, что ему отрубят на этот раз, голову или ноги.
Я прикарманила Буковски и « Ящера грусти из бухты Страсти», справедливо рассудив, что Олег итак наслушался, а грузину не до них, у него теперь жена есть, пусть от теории переходит к практике, ха!

Мы все надеялись, что надолго, потому что пить в таких количествах может только человек с призванием, а не такие мозгляки как мы, сто грамм и зеленый как салат на неделю, унитаз обнимаешь, зарекаешься, адского грузина материшь, совратителя овец божьих.
Он в последнее время стал угрозой не только для печени, жизнь в его присутствии висела на волоске и обесценивалась, зато стремительно росли акции  « общества стихийных самоубийц», чьими членами автоматически становились все его знакомые. У Олега особо на эту тему озабоченного все счетчики трещали и зашкаливали.

Зато Ящер теперь со мной, лапонька чешуйчатая!
Прелесть Ящер! Он стал вечным спутником моей печали, томный, несчастный доисторический искатель любви в мире бетонных перекрытий и презренного зловонного пластика.
Я даже думаю, что Ящер не простой, в него после смерти вселилась душа Генри Миллера, он точно в нем сидит как в танке и давит на эротические рецепторы, но кто мне, блин, поверит, с некоторых пор одни христиане и материалисты вокруг.

Он вернулся за ним, но я не призналась, воровка! Нагло смотрела в глаза и говорила:
« Ящер?! Какой еще ящер, не знаю, не видела никакого ящера, а что, стоит почитать?! Я так верю вашему вкусу!»
Такая вот, лицемерная, сама диву даюсь подлому коварству, когда дело касается книг, утащила и бровью не повела, прямо опытная клептоманка.
Душу мы поделили поровну, бутылки сдали и устроили генеральную уборку с целью изгнания духа алкоголя, я даже окна помыла, а то ведь и луч света ту тьму необоримую уже избегал, заходишь как в погреб, ей – богу нечисто.

Раньше, если люди сомневались, то просили у цыган медведя и запускали его в дом.
Если медведь на пороге замешкается, значит – ЕСТЬ! БО ВИН ЗНАЕТ!
Теперь же без медведя всё наудачу. Мы ж не знаем, действует христианский дух на демонов из конкурирующей структуры или не действует. Так что все в ход идет и мантры и молитвы, и кресты, и артефакты, даже есть четки с убитого ваххабита, особо сильная реликвия, но очень капризная, кому-то помогает, а кому-то наоборот так даст, мало не покажется. Так эти четки по рукам и гуляют, выбросить нельзя, а держать дома страшно, просто наказание, они уже по третьему кругу пошли, все их друг другу передают с нежным лицом: « Возьми, мол, настоящая лампа алладина!», а как ужасы начнутся, давай метаться и искать того, кто насчет тех четок еще не в теме.

Мне их тоже подбросили тайно, так я с порога чужую силу запеленговала и прямиком руку на шифоньер, ага, вот оно, лежат, тепленькие. Кстати, хороший человек был их хозяин, чистый, так что я отнеслась с уважением, и они мне никак не мешали и не вредили.
Буддист неделю сверхурочно кухню мантрил, даже без лесбиянок приходил, что совсем уж особый случай, форс – мажорный, и демоны с визгом вылетали в окна, пищали, застряв в форточках и дымоходе, весь дом на уши подняли – великий исход демонов алкоголиков свершался силою мантр. Наверное, все кошки там вскоре перебесились, если они в них вселились, но не знаю, не видела, врать не буду.

Нашему дому не привыкать, после жития в нем на первом этаже цыганского табора и пожара в массажном салоне на пятом этаже, удивить население стало не так-то просто, все тертые калачи.
Теплыми летними вечерами массажистки из салона, когда были свободны, спускались к цыганам и пели с ними хором, расположившись на клумбе рядом с костерком.
Когда же кто-то приходил по их тело, сверху кричали: « Маааашааа, Ленааа, домой!», они нехотя поднимались, тушили сигаретки и ползли на пятый этаж, волоча за собой шлейфы платьев а-ля свадьба Барби в Саратовской губернии.

- Мы сейчас, быстренько и вернемся.
- А ты, Миша и не мечтай, у тебя денег не хватит за ляжку подержаться, чё зря зыришь, отвянь, урод чернявый!
- Б….и!- рычит цыган Миша вроде яростно, но получается восхищенно, - Ненавижу б….й! – черные глазки в темноте горят угольями, волосы ко лбу прилипли.
- Не б…и, а массажистки, ты различай! – Маша почти культурная девушка, она обижена и готова продолжить дискуссию по столь принципиальному вопросу.

У страстного цыгана штук пять цыганчат и жена весом в центнер, которая уже высовывается в окно и ловит Мишу в фокус, со сковородкой в руке и остро отточенными кинжалами в каждом глазу. От этого взгляда Миша начинает дымиться и, наконец, вспыхивает бенгальским огнем, его мужская гордость дважды пострадала и жаждет сатисфакции, прямо из нутра визг поросячий: « Убьююююю!»

Миша мечется по подъездам, хлопая дверьми, его загоняют в угол, держат, он и оттуда воет как койот, бьют морду, смачные чваки, шарканье, возня.
 - Милицияяяя, человека убивают, миииилицияяя! – бабы голосят как на похоронах со всех балконов.
Кровью уже сто раз газон полили.
Цыгане своего отмутузили, отпинали и все дружно пошли к нему пить до утра.
Милиция приехала и тихо как подпольщики уехала, будто ничего и не было, вползли, выползли, только шорох шин завяз в ушах, какой-то он у ментовских машин солидный.
Вскоре все стихает, слышно даже ночных птиц и шелест листьев - наш двор восхитительно живой и допотопный.

У цыган еще долго гремят на кухне кастрюли, с пятого этажа так же периодически долетают узнаваемые звуки; Машка с Ленкой трудятся на славу, массаж следует за массажем.
Что скажешь! Ого- го! Браво, одним словом!

Цыгане ярятся, глазами зыркают, но баб своих могучих боятся и денег жалеют, жадные.
Они скорее стих для Машки выучат, чем заплатят по честному, Машка на них жалуется, но внимание ей льстит.
Машка вообще свежая и смачная, хоть замуж бери.
Если она на лестнице нашего А. хоть краем платья изумрудного заденет, тот месяц не спит, усиленно молится.

Салон квартиру снимает, однако самые лояльные жильцы с ними здороваются и останавливаются переброситься словцом. Не дом, а Ноев Ковчег, не хватает только доброго сентиментального участкового, любителя старинных кельтских баллад.
Лето, балконы у всех нараспашку, занавески вздуваются от ветра, будто внутри дома дышит беременный кит.

Бывало, что и мы соседей развлекали, послушать наши нескончаемые споры о месте гомосексуализма в развитии человечества собирались до дюжины старушек из всех пяти подъездов, под нашим окном на втором этаже всегда интересно и поучительно.
Старушки вполне уже могут написать сочинение для вступления в Вуз, культурная революция в одном отдельно взятом доме удалась.

Наверное, мы какой-то испытательный полигон для инопланетян, они подкидывают нам соседей и гостей, с целью изучения влияния культуры на народные массы, иначе такого наплыва уникумов мне не объяснить.
Может стоило проверить всех тех соседей, схватить за руку и потереть кожу или иголкой потыкать, вдруг они не настоящие, а там внутри шарниры и огоньки мигают: « приём, приём, Сириус, как слышно!»

Только уже поздно, они своих отозвали и на их место заселились скучнейшие земляне с пропиской, страховкой и кредитами, весь двор заполонили своими « Мерсами» и « Тойотами», даже деревьям стало тошно по ночам шуметь, чуют, что скоро их  вырубят ради расширения стоянки. А дома такие веселые прежде превратятся в мрачных нервных пастухов, стерегущих пасущееся внутри квадратного двора снобистское стадо автомобилей.
Иной раз вечер не задастся, все сидят на кухне, чай пьют, курят и нудят каждый себе свое под нос, но вот новый человек появляется, материализуется из теплоты ночи и понеслось, смех до утра, у бабушек аншлаг, на неделю разговоров.

Я и то, на что сдержанная, не раз с буддистом на два голоса запевала.
 - Одииин, раз в гооод, сааады цветут, весну любви, одииин раз ждут…
Так у нас это чудно получалось, аж у подъезда внизу хлопали и кричали «бис!»
 - Давай, Нюрка, давай, ну, Герман! Ну, соловей!
 - А кто мужским голосом?
 - Да это тот, поди, длинный леший бородатый, что каждый вечер у них мычит.
Еще очень любила гнусавым голосом про тетю Хаю петь и посылку из Шанхая.
А в посылке три китайца, ой – йой, йой.

Но главный мой хит: « И зимой и звездным летом, я курю « Вино кузины»
Я привязан к сигарете, даже больше, чем к любимой.
Сигарет, сигарета, ты одна не изменяешь, я люблю тебя за это, да и ты об этом знаешь..
Эту песню пришлось даже записать на бумаге по особой просьбе Машки, она ее тоже разучила и пела в салоне мечтательным клиентам, расхаживая в своем истрепанном атласном изумрудном платье как по сцене в шанхайском притоне.
У себя-то дома я Вивальди слушаю, а в тот дом как попадешь, всё, пиши пропало, куда вся культура девается, зато жизни хоть отбавляй.

А Олеговское любимое : « Что ты кружишь, чееерный ворон, над моею головой, ты доообыычи не дождееешься, черный ворон, я не твой!» - блеющий баритон, не голосок – тошниловка, вопли педофила, подсматривающего в школьную раздевалку.
Меня имел в виду и баб вообще, к гадалке не ходи.

Про тетю Хаю не выносил, чувствовал какой-то подлый подтекст, направленный против него лично, нервничал, закуривал и уходил на балкон соловья слушать.
Грузин вопреки ожиданиям ничего не пел, только мрачно слушал и пил.

Позже выяснилось, что он утащил мои тексты, но мне это даже льстит, хоть и видела я его несколько раз, мельком, не могу даже сказать, что видела, он как фантом, просвечивал насквозь и зыбился в воздухе, душа потерявшая плоть своей земли, ее надо привязывать к креслу лямками, чтоб не улетела.

Совсем не помню внешность, она расплывается как клочья тумана, помню только, что грузин, будто до сих пор сидит в самом дальнем углу на старом кресле и читает, сквозь очки поглядывает, дымит.
А у Олега на балконе висит красный спасательный круг с баржи и рассылает по всей вселенной сигналы утопающим: « ПЛЫВИТЕ СЮДА! МЫ СПАСАЕМ!»