8 апреля 1944 г. Боровичи, госпиталь

    Привет, братишка!
    Признаться, я не ожидал от тебя такой прыти:  наконец-то решился написать мне письмо. Не знаю, писал ли ты до этого письма кому-нибудь, но такое письмо, которое ты написал, сделало бы честь любому борзописцу. Надеюсь, что моя похвала заставит написать мне энное количество писем. Твое письмо мне очень понравилось и я требую, чтобы ты отныне регулярно писал мне письма.
    Круг интересов, окружающих тебя, мне понятен. Война мне изрядно надоела, и новости из твоего мира отвлекают от опротивевшей действительности.
    Тебя сейчас все интересует, и жизнь на войне, само собой, в первую очередь. Война страшна, когда на нее смотрят издали – со стороны. Для ее участника она не столько страшна, столько трудна и грязна. Часто бывает страшно, но и к этому привыкаешь. Когда после длительного перерыва попадаешь под огонь, чувство страха очень мучительно, кланяешься каждой близко пролетевшей пуле, падаешь от разрывов снарядов падающих в 300 метрах и т.д. Бывает очень стыдно при этом. Солдатская этика не позволяет трусить в открытую. Но через несколько часов привыкаешь распознавать по звуку выстрела орудия и по свисту снаряда действительную опасность, и вырабатывается реакция. Быстро наглеешь и даже, когда долгое время (час-два) нет непосредственной опасности (не упало ни одного снаряда в R= 50 м и никого не убило рядом), совсем забываешь о страхе. Часто бывает трудно сохранить достоинство, как заяц, драпая от смерти, и только смех над минувшей опасностью помогает восстановить пошатнувшуюся солидность. От всего этого люди, по-моему, не перерождаются. Все, что ты можешь встретить в книгах, говорящее об очищении души перед лицом смерти, об изменении психики и т.п. перерождениях, – ложь. В самом пылу боя люди холоднокровно обшаривают карманы убитых, увлекаются водкой, медом и т.п., стараясь набить утробу, ругаются трехэтажным матом, отлынивают от переноски пулеметов, минометов и др. тяжестей, отстают при первой же возможности от наступающих и т.д.  Правда, я ни разу не проделал ни одного из этих дел, но это только потому, что я раньше не обладал привычками к этому. В общем, люди сохраняют прошлые привычки, насколько это позволяют условия. Изменения во мне произошли такие: 1. Потерял брезгливость на 90%. 2. Приобрел способность пролежать час, плюя в потолок. 3. Научился не смущаться ни при каких обстоятельствах. 4. Научился мастерски маскироваться от начальства, от строя и т.п. (маскироваться – уклоняться легальными средствами). А главное, научился ценить то, что я раньше не ценил. Сейчас, например, я чувствую себя счастливым человеком, т.к. не мерзну, не голоден, сухой, имею место, где укрыться от дождя, ветра и т.п., не нахожусь в опасности, не чувствую боли. И эти, для тебя само собой разумеющиеся условия жизни, для меня составляют очень многое, т.к. обычно большая часть этих условий отсутствует. Рабская философия, но в данных условиях наиболее подходящая.
    Очень одобряю твое увлечение шахматами, но должен предупредить, что если ты хочешь стать хорошим шахматистом, то должен достать учебник шахматной игры и запомнить больше гамбитов, дебютов, ловушек и т.п. Я немного подучился в госпитале, играя с игроками 4,3,2 и даже 1-й категории, и убедился, что могу считать себя стоящим на уровне 4-й категории. Приеду домой через год, и держись тогда, если ты не знаешь королевского или ферзевого гамбита, разновидностей испанской, сицилийской, русской и т.п. партий, защиты Нимцовича, Чеховера, Кара-Кана и.т.д. Обыграю! Чтобы не посрамиться займись теорией, если еще не занимался.
    То, что ты учишься в старорежимной гимназии, – вещь не особенно плохая. Карцера и кондуита тебе, наверное, нечего бояться, а привычка заставлять себя заниматься и усидчивость, которую ты имеешь возможность приобрести, очень пригодится в институте. Так что тянись на пятерки, не только из-за них, но из-за процесса получения их. То, что ты схватил 3 по черчению,  меня очень печалит:  без черчения ты не сможешь пойти по пути технического работника. 3 по литературе у тебя, наверное, из-за того, из-за чего и у меня с литературой были нелады, -  из-за бессистемности чтения и отсутствия привычки оценивать прочитанное.
    (Вычеркнуто цензурой. Ред.).   Когда будешь писать мне следующее письмо, напиши: какие страны, и сколько экземпляров марок у тебя сейчас есть? Где ты достаешь марки? С кем обмениваешься? Интересно поглядеть на твою экзотику.
    Советую тебе не теряться и чаще посещать театр. Не смущайся, если сначала ты не будешь разбирать, что хорошего другие люди находят в опере, в музыке. Это неизбежно. Только гении – музыканты сразу вникают в красоту музыки, обычно люди привыкают к этому постепенно. И чем раньше ты начнешь вникать, тем скорее придешь к пониманию серьезной музыки. Пробыв два года без музыки, я так стосковался по ней, что сейчас она производит на меня огромное впечатление.
    Я писал в письме, направленном на служебный адрес папы, что меня должны выписать из батальона выздоравливающих 3-го. Но когда я 3-го пошел на комиссию, у меня разрезали нарыв, образовавшийся у края бывшей раны, и из-за этого оставили до 10 апреля. 10-го опять пойду на комиссию и числа 11 поеду в Ленинград. Есть шансы из Ленинграда попасть на юг  –  на украинские фронта. Мечтаю об этом. Это было бы хорошо, во-первых, я поехал бы через Москву и, может быть,  увидел кого-нибудь, и, во-вторых, воевать там легче, чем на северных фронтах.
    Сейчас я живу в землянках-бараках типа картофелехранилища, но с горизонтальным потолком. Народа набивается в эту герметическую землянку до черта – до 500 чел. При ее размерах 25х15х3 м получается при элементарном подсчете, что за 6 часов концентрация углекислого газа поднимется до смертельной. Только благодаря выходящим на улицу и вентиляции при этом,  дело не доходит до смерти.  Но приходится переживать ощущения, которые испытывают подводники после 3-х суток нахождения в погружении.
    Жизнь здесь довольно паршивая, но и в других местах не лучше. Остается только терпеть и ждать, утешая себя  изречением Вольтера: «Все к лучшему в нашем лучшем из миров».
    Когда я пришлю свой постоянный адрес, немедленно напиши мне письмо о своей жизни: как учеба, какие происшествия бывают у вас в классе, что ты читаешь, записываешь ли на шоринофоне, не испортилась ли пленка (не высохла ли), намытая нами в 42 г., обыгрываешь ли ты папу в шахматы и т.п.
    Всего наилучшего.
    Валентин.