Письмо, найденное в бутылке

 Вот не думал не гадал – наткнуться на  Славку  таким вот образом. Здесь. На островке газона, куда притащил меня за поводок мой спаниэль. Среди нагроможденных один на один пластмассовых ящиков, наполовину заполненных стеклотарой. 
- Привет, старина! Сколько лет—сколько зим ! Ну ты  настоящим собаководом заделался! Охотник што ль? Пес-то уток таскает—нет?
   
 Радости моего друга детства –не было предела. Трепля по холке и почесывая за ухом мое собачье  alter ego, он прямо-таки лучился всеми своими окологлазными  морщинами, светился  оттопыренными ушными раковинами, за обладание  которыми его дразнили в свое время Ушастиком, источал нежность гуттаперчевыми губами, на манер  экспандера  растянутыми  во всю ширь лица.         Самым поразительным было то, что, постарев,  Ушастик  как бы сделал явью одну из давних детских фантазий.  Он, конечно, не мог видеть этого, даже глядя в кривые зеркала “чебурашек”, даже  разглядывая сам себя сквозь  линзы  бутылочных “подзорных труб”… Ветерок колыхал по-капитулянтски  белоснежные  флажки ценничков, на которых был указан текущий “курс” стеклянной валюты. При всем своем  теперешнем откровенно придонном существовании Слава-Ушастик   “выдавал на гора”  речи  приличествующие не какому –нибудь там крабообразному  бомжу, ухватившему из мусорного бака  поживу в виде опорожненной  “коньячной”…Нет. Он рассуждал вполне по-буржуазному. Его лексика была  щедро сдобрена словечками “опт”, “розница”, “товар”, “платежка”… И это воспринималось  тем более   экзотично, что  его “предприятие”  было откровенно копеечным,  ящики громоздились  неподалеку от помойки, а его “прикид”  напоминал  одеяния морского волка,  только вчера побывавшего в жестокой абордажной схватке. Ну если бы хоть по-стильному дыроватые джинсы! Шляпа ковбойская! Какие-нибудь там сэкондхэндовские “лохмотья”: все эти майки с иностранными надписями, штаны с “чекухами”! Отнюдь. На этом пугале красовался прямо-таки до  дыр изрешеченный временем габардиновый двубортный пиджак. На голове торчала старомодная “цэковская” папаха. Ноги совершенно несуразно украшали резиновые ботфорты “болотников”.  Но  более всего поразил меня даже не этот контраст, а то, что  мой друг детства  по внешности вполне соответствовал кондициям  продубленого на всех морских ветрах пирата…   
 Ну кто из мальчишек не переболел в свое время  Стивинсоном? Кто не засыпал с томиком “Острова Сокровищ” под подушкой,  в толще залистанных страниц которого были запакованы и  устремленные бушпритами в манящую даль галеоны , и затерянный в океане необитаемый клочок суши с закопанным под пальмой сундуком битком-набитым пиастрами, и одноногий Сильвер с болтливым попугаем на плече?

-А помнишь, --как раз “в тему” сказал  Слава. – Как мы с тобой строили Кон-Тики? Как  украли с веревки во дворе простыню на парус? Как, воображая, что потерпели кораблекрушение, писали письмо и, запечатав его в бутылку, бросали его в Обь? А нашим необитаемым островом был клочок обнажившейся  песчаной отмели в Буграх…

 Всего этого никак нельзя было не упомнить. И пока мой спаниэль под одобрительным взглядом  бутылочного “олигарха” ставил метку на край ящика, заодно способствуя  отмачиванию бутылочных этикеток, мы говорили и говорили…

 Ох, и помотала же Ушастика жизнь! Начинал-то он с ларька приема посуды, потом воспарил до директоров торга, затем рухнул наземь, срезанный въедливой комиссией…Посидеть пришлось. Тут перестройка. Бум частной инициативы . Опять начал он с подобранной в кустах бутылки, а поднялся до создания  кооператива-спрута. Подпольного концерна. В его бутылки разливали все “бутлегеры” смутного времени, изготавливавшие “паленку”. Много народу потравили, но и денег “наварили”. Ну а насчет “паленки” -- есть мнение – нет здоровья – не пей! Ушастик вот её дегустировал –и ничего, только нос стал переливаться как шейка селезня…Когда нагрянули дегустаторы “в  погонах” --всё опять накрылось медным тазом…Целое состояние на адвоката потратил, на взятки Фемиде, чтоб срок скостить… И вот опять на свободе. Снова начинает свой бизнес…

 Пока мы с Ушастиком толковали, пока спаниэль вторично подверг горячей мойке уже сполоснутые начерно бутылки крайнего ящика, я мог наглядно убедиться в том, что Славины амбиции отнюдь не беспочвенны. Отборный жемчуг стеклотары быстрыми струйками стекался  к Ушастику. “Ныряльщики” трудились.  Зловещие бомжи, хищные старухи с вампирическими взглядами, прошаривали  мусорные баки, подкарауливали пьющих пиво у ларьков и кафе под зонтиками, обследовали подъезды и притротуарные “коралловые рифы”. Схватив добычу, они тащили её к Ушастику, создавая впечатление  слаженно работающей  корабельной команды. Конвейер функционировал слаженно и чётко. Две  тётки-пропивошки, присев на корточки,  отмывали  бутылки в ближайшей луже, скобля  этикетки  стеклышками, камушками и острыми крышечками консервных банок. Слава без промедлений  “отстегивал” трудягам мелочь. Ликуя, бедолаги, тут же сбрасывались на спиртное и устремлялись за новой порцией добычи. Тем временем из подъездов окрестных домов потянулся хмурый неопохмеленный люд с беременными мешками, вздувшимися  сумками и оттянутыми мотнями авосек. Выстроилась длиннющая очередь. Заведенный Ушастиком трал обещал дать богатый улов. Путина продолжалась. Не прошло и получаса, как  внушительная пирамида пустых ящиков была до отказа забита бутылками, а бутылки все поступали и поступали...

     Этот бутылочный Клондайк я наблюдал уже с балкона. Соседи, повытаскивавшие залежалую “пушнину” в мешках наткнулись на старый как мир “прикол” приемщиков стеклопосуды: кончилась тара – и поэтому  приемщик нагло демпинговал, жонглируя ценами в связи с состоянием этикетки или наличием на донышке дохлого таракана. Я видел с “клотика” своей девятиэтажки,  как набитый до отказа большегруз “КамАЗа” с телегой, подобно тому самому легендарному галеону с раздувшимися от золота инков бортами, отчаливал от нашей крупнопанельной Мезоамерики. Заскакивая на подножку машины, Слава-Ушастик  обронил не удержавшуюся на ушах-подпорках махновско-цэковскую, не известно на какой помойке подобранную папаху—и даже не соизволил притормозить, чтобы поднять  мерлушку …Как раз в этот момент жавшийся у моих ног спаниэль—заскулил, словно чуя неладное, натянул поводок и помочился на папаху…
   
 Спектакль  был окончен. Заляпанный грязью номер на борту кряхтящего поршнями и рессорами  большегруза таял в предвечернем полумраке.  Выстроившиеся в очередь так и не наскребшие на опохмелку  жильцы  расходились с пустыми мешками. Теперь было вполне понятно, что Ушастик не блефовал, когда говорил, что всё это только маскарад – все эти лохмы. Прикол…
 
 Не преувеличивал, когда объяснял, что в связи с подъемом цен на водку, опять хорошо пойдет “паленка”. Не врал, когда тыкал пальцем во вставленную под изнанку паспортной обложки цветную фотку. Он—в великолепном белом костюме. Элегантный, как белая яхта. Отпахнутая дверца иномарки. Крутобёдрая девица в боевой раскраске макияжа…Мучительно соображая насчет соответствия всего этого извивам стивинсоновского сюжета, я наконец сообразил, что белоснежная “Ауди” --это парус, черная кожа кресел –роджер, пустая стеклянная бутылка, надетый на культю разбойника протез, а девица как нельзя лучше подходит на роль джонсильверовского попугая. Если конечно, уменьшить, поджать руки в виде крылышек,  ножки --в виде когтистых лапок  --и усадить на Славкино плечо…