Их соединила тюрьма

1. Почти романтическая быль

Днем тюрьма будто спит, а оживает ночью. Перестукиваются и перекрикиваются между собой обитатели камер, причем не только с соседями справа и слева, но и «по вертикали». Мужчины там занимали, третий и четвертый этажи, а внизу обитали они - прекрасные дамы, вожделенные и недоступные. Думать и мечтать, ждать и любить ни один приговор запретить не в силах. Даже смертный.
 И звучит сверху:
- Ты в какой камере? Я тебе напишу?
И пишут. И передают.
Витьке повезло: камера его Валюшеньки ну как раз под его. И вот с окна пускается вниз веревка с привязанной запиской, ее подхватывает маленькая ладошка, а веревка взлетает обратно уже с другим содержанием, еще более восторженным и нежным. Чуть не каждую ночь они «загоняют коня» друг другу, а потом долго разглядывают, перечитывают, целуют замызганные, но дорогие душе ксивы.
С Валюшей Витька познакомился в клетке. Когда везли их в вагоне, с одной стороне решетки липли крупные мужские подбородки, навстречу тянулись ищущие глаза женщин. И среди 15-ти или 20-ти пар сразу выделились ее глаза - яркие, голубые, ждущие.
- Слышь, милая, ты мне понравилась ...Тебя как зовут? — крикнул тогда Витька.
И дальше - таким жаргоном, что в иной обстановке показался бы глупым. Или грубым. Но - ей вдруг стало хорошо. Потому что растратчица, воровка или даже убийца - тоже человек, к тому же женщина, и ей так хочется нормальной человеческой радости. Которой теперь, казалось, они напрочь лишены. И прежде недоставало иначе, может, и за железной решеткой свинячьей клетки не оказалась бы.
Эти сердца готовы были потянуться на первый же зов, и когда он прозвучал, бросились друг к другу, не помня про охранников и запоры.
Может, случайно. А может, прознало лагерное начальство про нелегальные «малявки» с любовными клятвами, про материнское печенье, что постоянно торопилось от верхнего окна к нижнему - на что ответом, помимо других записок и лакомств, была «марочка» - платок с ее руками любовно вышитым его, Витьки, обликом. Так во всяком случае, вышло, что Валю вскоре перевели в другую камеру, в другое крыло огромного здания. И-все? Конец?!
Позже его-новым этапом - в Свердловскую колонию, ее - Луганскую..
Но чувства не потерялись, не погасли. Наоборот, возросли во столько раз, во сколько и разлучившие их километры. Оба сходили с ума от тоски, было очень и очень плохо - но, может, и гораздо лучше, чем сокамерникам что страдали не от возвышенного - от унижающего злого бытия вокруг. Которого те двое почти не чувствовали, не замечали.
В нечастых, по разрешенному графику, письмах он снова клялся в любви. Валя отвечала, что жить без него не может. Виктор просил и требовал лагерного начальника зарегистрировать их брак, тот отмахивался: не положено. Витька не отставал. За что дважды - за нарушение распорядка - его сажали в блок усиленного режима, что хуже, чем тюрьма в тюрьме. От полуголодных ночей на цементном полу (нары-кровати в буре не дозволены) заимел туберкулез легких. Едва не погиб, обретя пожизненную инвалидность.
Валентине было не слаще. Отчаявшись, подвернувшимся куском стекла попыталась однажды перерезать собственное горло. К счастью, неумело, так что
Его срок был три года. Она освободилась на год раньше. И сразу в Свердловск. Добились официальной регистрации брака. Неведомо за какие деньги возила ему туда передачи, ожидая редких свиданий. А когда подошло и его время, увезла к себе в Евпаторию.
Вместе они уже много лет. Есть все, о чем мечталось там, за колючкой - семья, двое детей, свой дом. Нет только одного - счастья. Виктор серьезно болен, шоферских денег, конечно, не хватает.
Главное же - в сущности люди они совсем разные по духу и интересам. Их соединила тюрьма, связывают лишь общие воспоминания. Однако, когда подруги советуют Вале оставить мужа, она мрачно улыбается: «А где я найду другого?»
Но никто ни о чем не жалеет. Как бы то ни было, их судьбе могли бы позавидовать тысячи, живущие в той же серости и скуке взаимонепонимания и нищеты - два одиноких человека вместе. А в их жизни, помимо грязи, было и нечто великое. Была любовь. И будет, если жизнь наладится, если перестанут столь тяжко давить материальные жизненные тяготы. Скажете, не от них то зависит - от политиков? И двоих тоже. Когда сядут рядком, выключат телеящик и вспомнят все страшное и прекрасное, что было. А потом вместе пригладят вихры спящих ребятишек...

2. Валюша

...Кто-то тронул меня за плечо. «Извините, можно вас на минутку?» - услышал я. Обернувшись, увидел человека неопределенного возраста и небритой национальности. Что-то знакомое, но далекое почудилось мне. Но кто он? Несколько секунд мы стояли, рассматривая друг друга, наконец мой незнакомый знакомец произнес: «Ну что, вспомнил?» Да Витька я, «Одинцов».
Да, я вспомнил моего давнего товарища, его жену Валентину, детей их - Андрюшку и Сашку. Хотя теперь мальчишки, конечно, совсем не такие, какими я их видел в последний раз... «Сколько же лет мы не виделись?» - «Восемь, - как-то странно, на выдохе ответил мне Виктор. - Восемь»...
«Ну, рассказывай!» - затормошил я его. Одно время я был дружен с семьей Виктора, часто бывал у него. И, честно говоря, белой завистью завидовал чистоте их с Валей отношений. У Витьки даже глаза зажигались при виде жены. То была любовь - всепоглощающая, настоящая. Валя особенно нежно обнимала Виктора. Мне казалось, что к Витьке она относится как к еще одному своему ребенку. Так и говорила: «У меня трое детей», - и как-то по-своему целовала всех своих «мужиков». Накатившие воспоминания отбросили было мое внимание от самого Виктора. Но через мгновение я снова спросил: «Ну как дела, Витек? Как Валя, дети? Рассказывай!» И тут понял, что с ним что-то явно не так. Трясущиеся руки, бегающие глаза...
«Дела?» - повторил Виктор. - «А никак». Было видно, что он хочет поделиться своими проблемами, своей бедой а то, что это беда, я уже не сомневался.
Виктор попросил купить вина. Я не смог отказать, думая, что алкоголь успокоит его. Мы прошли в соседний дворик и расположились на Скамейке. Некоторое время молчали. Я размышлял о превратностях судьбы, а Витя просто пил. Потом сказал:
- Ты знаешь, где мы с Валюшой познакомились и полюбили друг друга. Когда после всего ужаса оказались вместе, верили, что нашему счастью не будет конца. Все пело во мне - ведь рядом единственный, самый дорогой для меня человек - моя Валюша! А когда появились дети, впервые решил, что наконец-то вышел на свободу.
Но счастье не бывает вечным. Однажды в своем почтовом ящике я нашел конверт. Распечатав его, обнаружил внутри порнографические фотографии, на которых женщина была чуть похожа на мою Валю. Свет померк в глазах, ведь у меня отнимали самое дорогое.
Я снова ощутил себя в жестоком мире без правил и принципов, совести и чести.
В тот раз я сдержал себя. Но стал прислушиваться к машинам, подъезжающим к нашему окну, неожиданно возвращаться домой, ожидая застать жену с кем-то. Но ничего не происходило. Головой я понимал, что Валя ни в чем не виновата, но не мог справиться с подозрением и ревностью. Стал пить. И как-то в пьяном виде показал Валюше злополучные фотки... В общем, жизнь стала адом. Я не мог уйти от нее, и не мог остаться. Казалось, наши мучения никогда не кончатся. Валя болезненно переживала мои приступы, плакала, целовала меня, клялась, что на снимках вовсе не она. Я и верил и не верил.
Все решилось само собой. Однажды, вернувшись домой, я не застал там ни Вали, ни детей. Лишь записку на столе: «Прощай, прости. Я больше не могу».
«Тюрьма проклятая!» - закричал вдруг Виктор и, сорвавшись со скамейки, пошел в неизвестном направлении. Я не стал его останавливать. Пусть этот несчастный человек уходит в привычный ему мир в той большой клетке, которую мы почему-то называем жизнью.