Бичи Малого Улисса

               


Стоял теплый летний, субботний день .  По случаю выходного на кораблях и судах, пришвартованных к причалам бухты Малый Улисс не наблюдалось обычной суеты, пирсы были полупустыми, на кораблях   оставалась только вахта да любители порыбачить.
У пирса бригады вспомогательного флота сиротливо стояли только  танкер «Владимир Колечицкий», непривычно высоко вылезавший без груза из воды, и ледокол «Вьюга», находившиеся в ППР (планово-предупредительном ремонте). Подходы к пирсу и часть причала были загромождены кучами угля и напиленными колодами дров, предназначенных к погрузке на баржи и отправке на маяки и дальние «точки» по побережью. Пользуясь случаем, служивый народ еще и рыбачил - сегодня хорошо шла камбала. Возле кормового трапа «Колечицкого» на чурбаках сидели три  изрядно поддатых личности, издалека удивительно напоминавших известную кинематографическую троицу – Бывалого, Балбеса и Труса.
         Личности    периодически  прикладывались к  большой бутылке портвейна (одна
«гусыня», опорожненная, уже валялась рядом),  закусывая при этом весьма экономно. Судя по внешнему виду, хлопцы  относились к категории «бичей», коих всегда полно в портовых городах возле судов. Это, как правило, бывают пропившиеся моряки, которые,  по неписанным законам морского братства, всегда могли найти на судне кусок хлеба, а иногда и «сшибить» стаканчик  водки за  вовремя принятые швартовные концы  или  быстрый  и удачный поход  за спиртным. Причем, в отличие от  запущенных и бездомных  бомжей, бичи  за собой как-то следили, у них был и дом  и даже иногда семья, где сердобольные русские бабы как-то старались обиходить своих непутевых мужей ради сохранения  отца для детей.
         «Улиссовские» бичи исправно бегали в ближайший, военторговский  гастроном за водкой для  желающих выпить моряков и, как ни странно, всегда до копейки приносили сдачу, соблюдая какие-то, им самим ведомые, рамки приличия. Кое-что из выпивки перепадало и им, в результате к концу дня  они уже «лыка не вязали».
    Неожиданно один из троицы, потеряв шаткое равновесие, покатился вместе с колодой к краю пирса и плюхнулся в воду  с трехметровой высоты, подняв фонтан брызг  и  огласив окрестности нечленораздельными воплями. Пара  других бичей, матерясь и с трудом сохраняя  координацию, попытались его выудить, пока  сами не попадали в воду.
   Вахтенный матрос с «Колечицкого», до этого с любопытством следивший за бичами вызвал вахтенного помощника, зазвенели сигналы   тревоги «человек за бортом». В воду полетели спасательные круги, по горячке сбросили даже спасательный плот ПСН-4, который с шипением развернулся в воде, чуть не прихлопнув  утопающих.
      Насквозь мокрых и грязных бичей, мгновенно протрезвевших, вытащили из воды на танкерную палубу, и повели в машинное отделение посушиться. Поскольку они получили еще и  кое-какие царапины и ушибы, а одному, «по запарке»  нечаянно вывихнули плечо, вахтенный помощник, радист Сергей Молодов, решил потревожить  судового врача.
   Судовой доктор Слава Колесников, снявши пробу на камбузе и абстрагировавшись от окружающего мира в своей каюте, безмятежно почивал на диванчике. Отсутствие денег  абсолютно не стимулировало походы в город, поэтому холостяк Слава активно изучал потрепанный томик Анны Ахматовой и был настроен совершенно романтически. Особой радости  при появлении неожиданных пациентов Слава не проявил, хотя все сделал, как положено.
    Минут через двадцать чисто вымытые под душем бичи, перемазанные йодом, заклеенные пластырями уже сидели, закутанные в одеяла  на лазаретных койках. Оправившись от шока и немного перекусив, мужики начали бурно исповедаться. Свободные от вахты моряки собрались в медицинском отсеке и внимательно слушали их истории, поражаясь тому, как жизнь может играть с человеком, безжалостно выкидывая его за борт.
       Самый крупный из бичей - «Боря-Боцман»» еще полтора года назад  действительно служил в звании старшего мичмана  боцманом  в соседней бригаде подводных лодок. Был на хорошем счету, его ценили как специалиста, не раз бывал в  длительных,  автономных плаваниях, имел две медали. Ну, выпивал, конечно, но в меру, как и все  подводники. Не в море конечно, там особо не забалуешь! Боцман на подводной лодке, как правило, стоит на горизонтальных рулях, а  от этого под водой зависит очень многое. Поэтому командиры лодок очень дорожат своими боцманами. Дорожил и Борей его командир, жили, что называется, душа в душу.
     Однажды  зимой Боря, основательно поддав со знакомыми мичманами на складе шкиперского имущества, шествовал  себе темным вечером  по  дороге на КПП, пока буквально не уткнулся в радиатор адмиральской «Волги» с  заместителем  начальника  политотдела флота, приехавшим на базу попариться в сауне  вместе с   флотским прокурором. 
  Последовал жуткий разнос, и Борю моментально « выперли» из флота с соответствующей статьей, несмотря на заступничество командира бригады.
    Заодно перепало и командиру лодки вместе с замполитом. С тех пор Боря, от стыда, на базу не ходит, а пьет исключительно, с катерниками либо с водолазами. Да иногда «шабашит» грузчиком. Жена молчит и часто плачет.
     Второй персонаж, представившийся Лехой, оказался бывшим штурманом  с рыбацкого сейнера. После окончания Дальрыбвтуза, получил направление на Сахалин. Дослужился до второго помощника капитана. «Взяв два плана», рыбачки, добыв водку на перегрузчике, устроили  на судне грандиозную пьянку, и посадили сейнер на камни у Шикотана. Поскольку по судовому журналу была  Лехина вахта, он и  пошел под суд. На работу  по специальности, после отсидки,  нигде не брали. Жена с ребенком ушла. Запил, скатился на дно. Попал в ЛТП славного города Спасска. Недавно вышел.
   Его опухшее лицо, с разорванной и криво сросшейся верхней губой и специфическим «гастрономическим загаром» было вполне серьезно, когда он сказал, что хочет только одного – поскорее  умереть. Правда, приятели из рыбацкого колхоза «Новый мир» нашли ему место матросом на  шаланде, да вот все никак выбраться не может. По трезвости совесть начинает донимать, а выпьешь - вроде оно и ничего.
   Третий из их компании, Коля, со странной, на первый взгляд, кличкой «Коу», был в прошлом прапорщиком в  морской авиации. Из образования - школа младших авиаспециалистов, сначала стрелок-радист на торпедоносце «Ил-28»,потом  командир огневых установок (КОУ) на «Ту-16 РЦ».  Полк расформировали, и Колю, который умел только  летать «задом наперед»  и палить из пушек, уволили в запас. Помыкавшись по гарнизону, Коля решил попытать счастья во Владивостоке, где жила его мать. Поработал немного грузчиком в гастрономе, да и запил горькую
      Вот и толкаются неприкаянные  мужики по Улиссу, где  пошабашат, где «пушнину» сдадут, а где и просто так выпьют. А поздно вечером, на «автопилоте»  расползаются по домам, ну а Леха- штурман - в подвал кочегарки, где у него было  нечто вроде берлоги
      Надо сказать что бухта Малый Улисс ( вернее, одна ее часть, так называемые «Дубки») в начально-перестроечные времена  была довольно интересным местом. В бухте, помимо подводников, катерников, связистов и бригады вспомогательного флота,  располагался  и судостроительный завод. Так что морского народу, жаждущего выпить, было достаточно много, захаживали даже иностранцы (индусы, получавшие у нас сторожевики и подводные лодки). На всю бухту был один-единственный гастроном, где продавали спиртное. Соответственно, вся культурная жизнь было сосредоточена в прилегающей к нему  дубовой роще, куда  разношерстный флотский люд стекался после работы или службы попить пивка или чего покрепче. Ну и пообщаться, разумеется, без этого  уж русскому человеку, после принятой рюмки, никак не обойтись. Офицеры и мичманы  заскакивали туда ненадолго, снять стресс, « обмыть звездочку» в неформальной обстановке,  казенным «шилом»  и с закуской пайковыми консервами. Благо, патрули туда не заглядывали. Местность вполне располагала к  активному отдыху на природе и скоротечным питейным контактам  и была  оборудована  многими предшествующими поколениями соответствующей инфраструктурой. Там  возле ручейка росло « стаканное дерево», с ветвей которого всегда можно было снять подходящий стакан, стояли перевернутые ящики, служащие импровизированными столами и было полно валунов, на которых  не стыдно  было и посидеть, так как они были хорошо отполированы задами многочисленных  предшественников. 
   В дни получки «Дубки» превращались в своеобразный Гайд-парк, наполненный гудящей толпой подвыпивших мужиков, иногда подтягивались даже индусы (они принимали у нас сторожевики и подводные лодки), и тогда тусовка приобретала международный характер. Под каждым кустом сидели и выпивали веселые компании, среди зелени мелькали чалмы индусов, дымились костерчики, до гастронома и обратно, сбиваясь с ног, шныряли «гонцы». В эти дни на свет божий выползали и всякого рода колоритные личности, предлагавшие и закусочку и бутылочку. Кругом бродили  изрядно поддатые сборщики «пушнины», чудесным образом превращавшие стеклотару снова в выпивку. Частенько тут появлялся с палочкой и полулегендарный дед Гриша, по прозвищу  « Пяхота», чинно предлагавший мужикам  из портфеля чистый стаканчик и соленые огурцы на закуску. Деду, естественно, подносили  стопочку, после чего он, расчувствовавшись, пускался в воспоминания. А рассказать ему было о чем. В 43-м он окончил Владивостокское  пехотное училище, и изрядно успел повоевать на всех фронтах.
      Прозвище  свое он получил за привычку после каждого описания фронтового эпизода говорить- « А нам чо!. Мы- пяхота, сто верст прошли и ишшо охота!.
 Правда, поговаривали, что дед служил после фронта еще и по ведомству незабвенного Лаврентия Палыча  Берии , да кто ж его знает…
       На 9 мая дед выходил на люди с целым иконостасом орденов и медалей на парадном пиджаке и разгуливал по «Дубкам» как маршал, принимающий парад.   Его рассказы пользовались шумной популярностью, деда в округе уважали и всегда, пьяненького,  с песнями доводили до дома, благо жил он  рядом.
    Кроме того, здесь, в «Дубках» уже сформировался постоянный контингент из завсегдатаев, которые торчали здесь каждый день, приходя  к гастроному с утра, как на работу, устраивая шумные «планерки» перед  еще закрытыми дверями, шелестя мятыми рублевками  в трясущихся руках и побрякивая мелочью, извлеченной из заначек.
   Представители постоянного состава  отличались  некоторой небрежностью в одежде, опухшие, слабо выбритые лица  этих джентльменов не были изуродованы печатью интеллекта, словарный запас в основном состоял из смеси  ненормативной лексики,  «фени» и междометий, а основными хронологическими вехами в жизни были  пьяные «выступления»  и их последствия. 
   Иногда в таких неформальных объединениях объявлялось некое физическое лицо, как теперь принято говорить-«инвестор», вносящий крупную сумму, и, в силу этого, завладевающий   «контрольным пакетом», после чего обладатель миноритарного пакета акций скоренько приводил в действие свой опорно-двигательный аппарат,  держа курс на винно-водочный отдел.
 В результате емкость с вожделенной влагой оказывалась в полном распоряжении временного творческого коллектива для пропорционального распределения дивидендов, кои коллективом  распределялись путем ведения конструктивного диалога и различных способов невербального общения, вплоть до применения физических методов воздействия. При взгляде на  «Дубки»с высоты птичьего полета, вокруг гастронома, как некоего центра притяжения, концентрическими полукружьями сидели разношерстные компании и в ритме броуновского движения молекул  хаотично перемещались  человеческие фигуры.
      В числе завсегдатаев «Дубков» числилась и  наша троица. Неизвестно сколько еще длилось бы их прозябание, если бы в их судьбу неожиданно не вмешался случай.
  В один из субботних июльских дней они, насобирав  два ящика  пустых пивных бутылок, неслись мелкой рысью их сдавать, благо процесс этот был до мелочей отработан в местной кочегарке. К тому же накануне в гастроном завезли остродефицитное бутылочное пиво, набежало много народу и урожай «пушнины» был  как никогда богатый.
     Однако на их пути совершенно случайно оказалась компания офицеров – подводников с базы, отмечавших  накоротке в неслужебной обстановке  повышение по службе. Попутно решался вопрос  об укомплектовании  флотского батальона  матросов-водителей для отправки на целину. В те годы на уборку богатого урожая постоянно отправляли с флота и береговых  частей по графику  «целинные» батальоны  на машинах. Никому из офицеров не хотелось отдавать  своих  лучших специалистов  на целых полгода, в связи с чем и обыгрывались самые различные варианты саботажа.
    Бичи  влетели в компанию как раз во время горячего обсуждения, где взять мичманов  на должность ротных старшин и заведующих складами.
    Боря, подошедший было  подобрать пустые бутылки из-под пива, обильно валявшиеся вокруг офицерской компании  был моментально опознан своим бывшим замполитом,и подвергнут перекрестному допросу. Пришлось  разъяснять старым соплавателям, как он дошел до жизни такой  и что думает делать дальше.
     «Коу» нерешительно топтался рядом, Леха-штурман с рюкзаком бутылок предусмотрительно смылся от греха подальше.
     Изобретательный офицерский ум бывшего лодочного замполита моментально просчитал вариант, устраивающий всех.
     Боря и Коля, как бывшие сверхсрочники, находящиеся в запасе, призываются через военкомат в морскую пехоту  на переподготовку и направляются на целину на полгода, зарабатывают положительные характеристики и восстанавливаются на флоте. Причем с пьянством завязывают на сто процентов, иначе разговора не будет.
       Мужики с радостью согласились- флот, некогда выкинувший их из своих рядов, неожиданно пришел к ним на помощь, дав реальный шанс вырваться из ямы.
       Через неделю два сияющих, как новые гривенники, прапорщика  морской пехоты в новенькой повседневной, черной форме, беретах и надраенных коротких сапогах,  накоротке попрощавшись  с улиссовской общественностью, убыли на сборный пункт под Уссурийск. Надо сказать, абсолютно трезвыми.
         Леха – штурман затосковал и решил-таки пробираться в колхоз «Новый Мир». Побрился, переоделся в чистое, и … исчез.
     Через день его тело нашли на берегу моря. Он сидел, прислонившись к валуну, лицо его было спокойным и умиротворенным. В карманах  были  документы, диплом, немного денег, мореходная книжка и билет на автобус до Большого Камня. Рядом стояла недопитая бутылка водки и остатки закуски. Видать не выдержало сердце.
       На скромных похоронах была его бывшая жена  и подросший сын-школьник.
Борис после целины был восстановлен в бригаде и служил инструктором на  учебно-тренировочной  станции (старой подводной лодке) в прежнем звании. Коля («Коу») убыл на Камчатку,   дослуживать недостающие до  выслуги годы на Северах. 
      Для них все кончилось хорошо.