О зверях и человеках

В ноябре 2009 года приехала я в Москву.
Сначала хотела написать: «домой в Москву», потом поняла, что слово «дом» всё сложнее увязывается у меня с первопрестольной. Вроде бы, и немалая часть жизни связана с этим городом. И родня, и друзья, и квартира в нём. И сердце щемит каждый раз, когда в столице оказываюсь. А вот, что-то больше не даёт мне чувствовать себя «своей» в Москве. Впрочем, все эти рассуждения не имеют прямого отношения к тому, о чём я бы хотела рассказать.   
В первый же день по приезду, разобравшись с делами, которые собственно и привели меня в тот раз в столицу, задумала я перед последней, назначенной на шесть часов вечера, встречей, по городу прогуляться.
До времени оговоренного было ещё часа полтора, погода стояла чудесная, пешие прогулки я люблю, по Москве, в которой не была на тот момент чуть, что не год, соскучилась сильно. Вот я и решила, что ножками доберусь от Красной площади до высотки на Котельнической набережной, где должна была пересечься со своей знакомой.
Москву потихоньку накрывал вечер, я неспешно шла по городу, глубоко вдыхая воздух, в котором мороз перемешивался с запахом бензина, как вдруг, из-за какого-то строительного забора мне навстречу вышел пес...
Вообще-то животных, а особенно собак, я люблю и неплохо с ними лажу. Поэтому-то при виде рыжей псины с лоснящейся шерстью, я не испугалась, и даже не насторожилась, а напротив, обрадовалась, вот только, пожалуй, пожалела о том, что у меня с собой нет ничего из того, что можно было бы предложить собачке в качестве угощения. Впрочем, так как голодным пёс не выглядел, я решила, что просто дружеской беседы и ласкового почёсывания за ухом ему будет вполне достаточно для того, чтобы не разочароваться в людях после встречи со мной. Улыбнувшись, я шагнула навстречу собаке, и ласково сказала: «Иди ко мне, хороший, я поглажу тебя по мокрому кожаному носу».
Пёс в ответ посмотрел на меня тяжело и недобро, не гавкнул, а издал какой-то, то ли рык, то ли хрип, и из-за забора, откуда только что вышел он, появилось ещё пять собак.
Они медленно окружили меня и замерли, видимо принимая какое-то решение...
Мне стало жутко. Я поняла, что они сейчас набросятся на меня... 
Это казалось сущим безумием - центр Москвы, шесть часов вечера, Котельническая набережная, в двух шагах несколько потоков машин в пробке стоят, в них сидят люди, живые люди. Я же ведь не на кладбище за полночь забрела, и не на стройке заброшенной оказалась в час неурочный.
Коленки у меня стали ватными, по спине волна пота холодного прокатилась.
У одной из машин, застрявших в пробке, и находящейся буквально в двух шагах от меня и собак, опустилось стекло, и водитель тихим голосом сказал: «Девушка, медленно идите и садитесь в автомобиль».
Я, естественно, с удовольствием бы приняла его приглашение, но для того, чтобы добраться до спасительной двери, мне надо было выйти из круга, обступивших меня собак.
Вспомнив всё, что имеет хоть какое-то отношение к этологии животных, я, призвав на помощь всех богов, грозно сдвинула брови, и, как можно более уверенно, голосом властным и жёстким, рявкнула: «Пошли прочь, суки!»
Псы дрогнули и расступились.
Я, не мешкая, шагнула к автомобилю и облегчённо выдохнула, когда дверь машины захлопнулась за мной, надёжно отгораживая от только что пережитого ужаса.
Страшную вещь сказал водитель мне на прощанье: «До чего мы дошли, звери стали, как люди. С ними ласково – они на тебя бросаются, а стоит прикрикнуть -  уважать начинают».
Когда-то, о людях жестокосердных, худое творящих говорили, что они «озверели». Теперь, видимо, правильнее было сказать - «очеловечились».