Сознательный рабочий

  Не просто жил, а и по сей день живёт в нашем городке человек по имени Лёня,- правда, уже давно вышел на пенсию и постарел, а когда-то Лёня был  не просто электромонтёром, а передовым рабочим на базе, которая и до сих пор существует и даже даёт хорошую прибыль новому хозяину.(При Советской власти хозяином было государство).
  Лёня вообще-то был из села, но в колхозе не нашёл себя, да и платили мало, а в городке прижился, женился, построился - ( "заимел свой дом", как тогда, в начале семидесятых говорили). Интересно и то, что, пока работал в колхозе, Лёня был недоволен, даже совсем невесёлые мысли слишком часто его одолевали: "Жизни здесь всё равно не будет. Одно враньё, местное начальство хочет, чтобы люди работали задаром. Здесь ничего никому не докажешь. Не видно, что ли, они и слушать не хотят?" Понял, что не найдёт себе такое место, которое его удовлетворяло бы. Короче, был из тех, кто не удержался, хотя ему и слово такое в голову никогда не приходило. И тем более не приходило в голову стать передовым. Не будет в селе жизни! В лучшем случае будут зарабатывать с женой на кусок хлеба, находясь в самом низу своеобразной местной иерархической лестницы, которая не была чужда не только начальству, но и простым людям, колхозникам. А быть последним в селе или одним из последних не хотелось. После этого Лёня и его жена и уехали в райцентр.
  Здесь, построившись, хорошо зарабатывая, не то , что "в том колхозе", стал доволен жизнью. Тем более, что за  добросовестность и исполнительность даже на доске почёта появилось его фото! Правилильно сделал, ехав: живи там, где бог даёт! 
  Отец давно умер, не дожив и до пятидесяти, ибо пил, сколько Лёня его помнил,а, возмужав, и был рад, что не в отца,не пьяница, во всяком случае. И от матери, да и от людей Лёня знал: отец и до женитьбы выпивал, но мать почему-то всё равно вышла за него замуж,- может, и оттого,что особого выбора не было?.. То - дела давно минувших дней, да к тому же - чужой жизни, а ныне в селе осталась одна лишь старуха-мать, всё же не обременявшая единственного сына - пенсии на хлеб хватало, а посадить картошку, фасоль, да и прополоть их, в общем тоже хватало сил, да и сын с невесткой не забывали, особенно сын, которому было жаль мать, - приезжали, помогали, особенно весной и летом. И Лёня, приезжая в село, всегда покупал билет в кассе, а не отдавал деньги, эти шестьдесят копеек, на руки водителю, который был только рад "подзаработать". Как-то  в начале марта ездил в село с семьёй, - не только помочь матери вскопать огород под картошку, а и показать бабушке уже начавшую ходить симпатичную внучку. Были уже семидесятые годы, транспорта и в село хватало, и в сёла автобусы ездили постоянно. Если и были срывы, то незначительные и нечасто.
  Лёня снова не изменил своему принципу: КУПИЛ БИЛЕТ В КАССЕ автовокзала, хотя пришлось постоять в очереди. Земляки узнал его, одни из них подсказал Лёне:
  -А в кассе покупать билет совсем необязательно. Можно купить у водителя. Правда, деньги он берёт, а билеты не даёт, но нам что, не всё равно? Главное, чтобы довёз.
  И Лёня ответил очень и очень серьёзно:
  - А почему я должен дарить деньги водителю? Пускай они пойдут государству, пускай оно построит на них новый автобус. Нам же будет лучше.
  - Мелочиться из-за каких-то несчастных шестидесяти копеек?..
  Лёня поморщился:
  - А в стране сколько пассажиров? И от каждого по шестьдесят копеек - миллионы получится. И не за год, а за день, можно сказать. На шестьдесят копеек можно купить три булки хлеба, а если этот водитель хотя бы за один рейс не обилечит всего четырёх-пятерых человек?..
  -Так они, водители, иногда даже ругают пасажиров, особенно старых бабок: мол, зачем вам билеты? И обижаются: а что, так не довезу?..
  - То старые бабки, а то мы. Самому-то водителю чего обижаться, если это всего лишь несчастные шестьдесят копеек? Водителю государство тоже зарплату платит, как и мне, не за "спасибо" пассажиров возит.
  В общем, показал Лёня ещё раз свою принципиальность.
  Итак, даже с него и его жены водитель имел бы один рубль двадцать копеек (шесть булок хлеба купить можно!), ибо ребёнок - не в счёт, на руках мать держала.
  А водитель как раз придрался именно к Лёне, голос повысил:
  - Билеты, билеты!.. А если бы сел на краю города, где купил бы билеты? Когда-нибудь  будешь голосовать, даже с ребёнком, а я тебя не возьму! Хоть в дождь, хоть в снег! Права не имею останавливаться! Понял?..
  - Тогда будет видно, - ещё раз поморщился Лёня. - Не собираюсь голосовать и унижаться.
  - А ты не зарекайся!
  Но бросил это вскользь, скорее для  того, чтобы не промолчать, и, уже не глядя на Лёню, и пролез себе в кабину, так как пора было отправляться. Кстати, шофёр взял деньги у тех, кто не удосужился или поленился купить билеты в кассе (нашлись, как всегда, и такие),- Лёня сделал вид, что ничего не видел, так как не хотелось углублять конфликт. Может, потому и сам шофёр сдерживался?..
  - Нет времени, а то я бы дошёл до ихнего начальника,- сказал Лёня скорее жене,чем людям, но и весь народ в маленьком "Пазике" слышал его слова.
  На этот раз водитель сделал вид, что не расслышал: напугал его Лёня, чем и был в глубине души очень удовлетворён. И не только тем, что потавил на место хамоватого шофёра, а и тем, что ещё раз показал свою сознательность. Да, он, Лёня - белая ворона,-вот шофёр, который их везёт, тоже рабочий, а несознательный! И не хочет быть сознательным. Но только из-за этого изменять своим принципам?.. 
   Не ахти какой конфликт, но всё равно действовало, встряхнуло Лёню. Вспомнил  почти сразу, когда жесткий, но крепенький  только начал трястись по асфальту, как однажды поставил на место даже одного грамотного, но молоденького интеллигента-преподавателя на курсах повышения квалификации. Тот, почти мальчишка, во время перекура вздыхал разочарованно, откровенно: "Вот раньше, при Ленине, были рабочие! Революцию совершили в семнадцатом году! А сейчас рабочий ещё не вышел со смены, а уже думает о том, где бы достать выпить. Не те уже рабочие! С нынешними Ленин революцию не совершил бы!" Другие рабочие особенно не заинтересовались, не обиделись, а Лёня  почти сразу нашёлся что ответить - серьёзно, даже с непризнью, поморщившись по привычке: "Так революция уже произошла, чего ты ещё хочешь? Наше дело теперь - работать, стараться".
  Лёне ли бояться угроз какого-то шофёра, который был ничем не умнее и не грамотнее!?..
  Время между тем шло... Лёня не только оставался передовым,- начальство не переставало его замечать. Не только на доске почёта "висел" (и за рацпредложения, "рацуги подавал", на местном жаргоне), но и в президиум на профсоюзном собрании избрали. По предложению  самого профорга базы, а работало на ней не много не мало - более тысячи человек. Полон зал, так как решали и вопросы тринадцатой зарплаты, а кто к ней был равнодушен?
  Лёня смутился, покраснел, как варёный рак, но всё же, взяв себя в руки, с удовольствием сидел в президиуме возле большого начальства. В принципе, Лёне, как впрочем, и большинству других рабочих на этом собрании, нечего было стыдиться даже профорга (освобождённого, а не на общественных началах), да и парторга, и самого директора: одет Лёня был неплохо,- и в хорошем костюме, и при галстуке, - приоделся, так как знал, что собрание будет торжественным, самым ответственным в этом году. Да не он один - большинство приоделись. (Не случайно всем дали по десятке в конверте, и Лёне).
  А ДРУГИЕ РАБОЧИЕ, сразу после собрания, едва Лёня спустился в зал, стали подшучивать, может, не без оснований: "О, наш Лёня после того как посидел вместо мебели возле этих больших х., совсем зазнается"... А вот что было бы, если бы промолчали?.. Даже друг и сосед Николай не заступился. Один грузчик, заступился за Лёню: "Вот чего привязались к человеку? Должен же быть кто-то и в президиуме?" Этот рабочий, Никитенко, был коммунист, хотя и грузчик, ходил на все партсобрания ( Лёня пока до этого не дорос), и делал всё, что там, на собраниях ему говорили. Знали, что и сейчас не пропьёт с ними те свои десять рублей, которые тоже получил в конверте. Да никаких привилегий не имел этот Никитенко, разве что квартиру со всеми удобствами получил, но Лёня знал(да и все рабочие знали): и любой из них давно получил бы такую же квартиру, пусть и чуть попозже, если бы не "свой дом"...
  Прошло ещё лет десять. И в 1991 году  Советский Союз неожиданно развалился. И Лёню не спросили. А он в марте 1991 года голосовал за Союз. Обидно было, но кого это интересовало?. И от местных начальников,как оказалось, зависело не больше, чем от Лёни. 
Ведь Союз казался вечным, как и государственный строй, который он олицетворял. Не так уж и плох был Лёня даже с точки зрения рабочих, не так уж и задрал нос, хотя и довелось ему сидеть в президиуме рядом  с большими начальниками, если охотно отдыхал вместе с другом Николаем в леску на краю села, особенно весной: купят, точнее, достанут бутыль вина, возьмут и закуски, и лежат на молодой, но уже высокой и густой апрельской шелковистой травке и пьют -потягивают понемногу винцо,- чем не жизнь?.. (Дома книг не было - интересы не те. Когда-то Лёня вместе с Николаем купили брошюру "Конституция СССР" (1977 года): "Это пускай будет" - вот и вся "библиотека". Дети уже заканчивали школу, и дочка Лёни, и трое детей Николая, но ни разу не заглянули в их учебники)...
  А ещё через несколько лет и солидная база, на которой Лёня работал (да и Николай) была приватизирована: нашёлся богатый человек и в их городишке!.. И снова Лёню (да и Николая) не спросили, когда отдавали довльно богатую базу в частные руки. Николай каким был весёлым, таким и остался (не сокращали же, не увольняли, чего тогда расстраиваться?), а Лёня сказал с недоумением: "И как это?.." Николаю  только  и сказал, потому что никаких собраний не было, а хозяина побоялся упрекнуть.
  А затем Лёня вышел на пенсию. Доработал при хозяине, так сказать. В президиум уже никто не звал, хотя бы для видимости,"для показухи". И раньше начальники ездили на "газиках", а то и на "Волгах", - положено по закону,- а теперь хозяин ездил на импортной, японской машине. И такой дорогой костюм и туфли из крокодиловой кожи, как у хозяина, Лёня и при желании не мог себе купить,- денег не хватило бы. Раньше был хотя бы один дорогой костюм за двести рублей, - конечно, как и у всех - один на всю жизнь, а остальная одежда - подешевле и попроще, но в нём, в том дорогом костюме, не только перед местным начальством, а и при Брежневе не стыдно было бы показаться. Разумеется, и раньше начальники не спешили подвозить рабочих, которые ездили на автобусах, так что тем более пришлось смириться и с тем, что хозяин тем паче "не заметит и не подвезёт"... А профорг, который когда-то морально поощрял Лёню, ездил с хозяином, да и "свой лимузин", тоже импортный, и у него появился. Обеспечил себе старость задолго до того, как на пенсию вышел. Хотя - вот что в этом плохого? За что осуждать человека? Начальник - тоже человек. Разве он виноват, что время сменилось?..
  Лёня поначалу задавал себе вопрос: и почему так получилось, почему всё развалили?.. Была когда-то возможность спросить бывшего профорга: почему?.. Но Лёня сдержался, ибо и сам додумался: " А что мне профорг может сказать такого особенного? От него зависело столько же, сколько и от меня! Продали нас всех там, наверху, и всё! Это я и так знаю."
  Не зря говорят: и счастье переменчиво, и никто не знает, что его ждёт впереди. Например, две дочки Николая давно вышли замуж, и у одной муж, работавший в депо, даже машину себе купил. А сын - моряком стал, и тоже имел машину, и тоже импортную, французскую. А Лёня мог утешать себя только мыслью, что и его дочь вышла замуж за хорошего человека, пусть и без машины. А затем был доволен, что и родная дочь с зятем заработали себе на машину.
  О чём переживать на старости лет?.. Всё, прошло его время. И не он виноват, что именно так вышло, может, даже - глупо получилось; и уже не вернуть те приятные времена, когда, несомненно, всё было государственным. И, КАК ИСКРЕННЕ ДУМАЛОСЬ ЛЁНЕ, теперь, на старости лет, "то", особенно при Брежневе, было прекрасное, почти ИДЕАЛЬНОЕ, время, КОГДА РАБОТАЛИ ВСЕ, а ЧУЖИМ ТРУДОМ НИКТО НЕ ЖИЛ.