Осник

     Этот забавный случай произошёл уже после войны.
     Наш домик, домик бакенщика, стоял недалеко от берега Иртыша. А всего в сорока метрах от дома рос тополь. Когда вода подмыла берег, и тополь оказался у самой кромки, вершину ему срубили. Пень высотой метра полтора стоял сначала на берегу, а затем, когда берег постепенно подмыло, оказался внизу на своих толстых корнях. Как бы дерево пошло купаться и уж сделало два-три шага к воде, но призадумалось.

     Внутри пень сначала сгнил, а потом в этом пне поселились осы и шершни. Это такие крупные, жёлто-чёрные полосатые насекомые, размером точно как мизинец у взрослого здорового мужчины. То есть, шестьдесят миллиметров длины и диаметром миллиметров пятнадцать. И когда такое насекомое приближалось к человеку, причём с жалом наперевес — этакий хвост, загнутый несколько вперёд — от ужаса всегда поднималась щетина на шее, в смысле, волоса на голове, ожидая удара шершня и, соответственно, от этого удара шок. Когда «шершенюга» летит, он не жужжит, а рычит так: фр-р-р-р, как плохой вентилятор.

     Поселились, значит, осы и к осени вывелось их уже несколько сотен. Как на аэродроме: одни взлетают, другие идут на посадку. И перестали ходить вдоль берега и коровы, и люди, хотя тропинка была натоптана.

     Однажды, когда дома никого не было — отец и мать уехали в село, и все остальные были как-то в отлучке — я решил взорвать осник. А тут ещё удача: тучка с дождичком налетела, и все осы в осник попрятались.

     Я быстро изготовил маленькую «бомбочку»: взял в кулёк один килограмм аммонала, взрыватель и бикфордов шнур с полметра (этого добра в отцовском складе было хоть лопатой греби, потому что ещё с войны на Иртыше, да и на других реках начали применять взрывчатку для прочистки русла рек от карчей, вот этим делом отец и занимался). Ну, я «бомбу», спички в руки — и бегом к оснику.

     Прибежал на место, дождичек мелкий-мелкий накрапывает, а с северной стороны уже облаков нет, и солнце начинает светить, подогревая пень. Тороплюсь.

     Осы десятками сидят около летка и точат носы, а может и жало, ждут сигнала на вылет. Быстро поджигаю бикфордов шнур и бросаю взрывчатку под пенёк — прямо между его ног, то есть под корни. Бегом пробежал метров тридцать до небольшого мыска, голову за корягу спрятал, а зад, как у страуса, торчит на линии огня. Просчитал до 50-ти, взрыва нет. Уж не погас ли мой бикфордов шнур? Только голову из-за корчи поднял, — как рванет! В воду раньше я много бросал снарядов, но там практически звука нет. Если мелководье, бух! — летит столб воды метров на сорок. Если глубоко, то щелчок, как бичом, и только шапка ионизированной воды появляется над поверхностью в виде тупого конуса. И уж после выходит — буль-буль — воздух от взрыва.

     Взрыв на воздухе вблизи я услышал впервые, и меня на некоторое время не просто оглушило, а почти контузило. Никогда не надо думать, что ты профессор взрывных работ! Каждый взрыв — отдельный опыт и возможная ошибка. А взрывник ошибается только один раз!

     Когда шум от взрыва в ушах затих, я осмотрел всю панораму, представившуюся после взрыва: пня нет, а по реке плывут мелкие щепки и мусор. Самые крупные лохмотья — не более двадцати сантиметров длинной, и ни одной осы. Если бы я взорвал пень в сухую погоду, то осы ещё долго бы донимали нас. Отец и мать были на другой стороне Иртыша, как я уже говорил, в селе, но взрыв услышали и подумали: уж не склад ли Володька взорвал? Бросили всё, едут домой, торопятся. Видят, склад стоит — значит не склад. Приезжают, спрашивают:

     — Ты ничего не взрывал?

     — А что мне взрывать?

     На другой день пошёл отец вдоль берега, заранее соображая, как бы обойти пень с осами. Подходит ближе, а пня нет совсем, как вроде его там никогда не было. И всё всем стало ясно: кто взрывал, что взрывал, и для чего взрывал. Отец меня не стал ругать, но только сказал:

     — Мог бы и сразу признаться. А я всё думал, кто бы это мог без меня взрывать?..

     Склад с тех пор закрывался на три замка, от греха подальше.

     ***