Если тебе есть что сказать людям, если ты можешь сделать это красиво - напиши роман. Если ты сможешь быть кратким - рассказ. Если у тебя не хватает таланта на серьёзную книгу - пиши фэнтези. Но если ты не способен даже на это... тогда твой удел фэнтези юмористическая...
Дело Швах.
- Жалую тебе шубу с царского плеча, не смотри, что поношенную – главное - царскую, так что гордись. Жеребца арабских кровей тоже тебе отдаю – зачем он мне безухий то? Чем же мне тебя ещё одарить? Денег я тебе не дам – всё равно пропьёшь, должность… да ты и так мне глаза намозолил, куда же ещё! - Царь Андрон почесал бороду. – Даже не знаю. Слушай, Бронька, чего тебе ещё дать за труды твои праведные?
- Мне бы, царь-батюшка, царевну Настасью за белы рученьки взять, в глазки её лазоревые глянуть да в уста сахарные поцеловать. – Я благоговейно закатил глаза, тая в собственных мечтаниях. – Об одном ежеденно и еженощно мечтаю – взять вашу Настасьюшку в законные жёны и жить с ней в любви и согласии. О том и просить смею, царь-батюшка.
- Чего-чего? - Царь прищурился, наклоняясь на троне. – Настьку? За тебя замуж? - Андрон пристально глянул на меня и вдруг захохотал во весь голос. Следом за ним, взмахивая длинными рукавами горностаевых шуб засмеялись бояре. Затем загоготали стрельцы, захихикали слуги, поварихи, дворники, конюхи и прочая челядь, неизвестно откуда появившаяся в тронной зале. Странно – ещё миг назад я был уверен, что мы с царём разговариваем наедине.
- Значит замуж мою дочку взять желаешь? Ну насмешил так насмешил – ты же ей в пупок дышать будешь, маломерок, она ж тебя одной тить… тьфу ты, одной ручкой зашибёт – Настасья то моя! Она же у меня – о-го-го, ягодка, кровь с молоком! А ты – вон, ни ростом ни статью не вышел, хоть и кашей с детства кормленый. Зятёк, тоже мне! - Царь снова захохотал. Вместе с ним вся окружающая нас братия начала сотрясать стены заливистым смехом.
Дикий хохот кончился так же внезапно, как и начался. Отсмеявшись, Андрон уселся поудобнее и вновь пристально глянул на меня. Я стоял скромно потупив голову и отступать от своего не собирался. – А хотя, - царь прищурился, - почему нет? Настька один хрен всех путных женихов разогнала – одни ушлёпки какие-то остались, право слово! Или пьяница, или балбес, каких свет не видывал или ещё того хуже. Последний вон, принц, вместо Настьки на стрельцов заглядывался – глазки им строил, паскудник! Чуть всю гвардию мне не испоганил! Пришлось строгие меры принимать, но, опять же, вежливо, чтобы на скандал политический не нарваться. Да-а-а! Похоже, что кроме тебя мне зятя и вовсе не найти! А и чёрт с тобой – если она тебе голову сразу не оторвёт - бери дочку мою в законные супруги.
Я стоял и не верил своим ушам – царевна Настасья станет моей женой! С ума сойти! Только я собрался бухнуться на колени, как с улицы, через раскрытые ставни донёсся визгливый крик.
- Венька, сволота такая, куда ты подевался? Ну-ка вылазь, зараза, я тебе всю задницу исполосую! Я тебе ухи то надеру, паршивец ты этакий! Вылазь!!!
Я глянул на царя. Андрон глупо моргнул, наклонил голову и вдруг заорал. – Вылазь, кому говорят, а то хуже будет! Ишь, умный какой, ловить я тебя стану!
Про взрывной характер царя знали все, - в порыве гнева на глаза ему лучше не попадаться, но такого я точно не ожидал. Пока я ошалело пялил глаза на взбесившегося царя - он соскочил с трона и, превратившись в огромного лилового петуха заскакал по внезапно опустевшей горнице. – Ко-ко-ко, ко-ко-ко, запорю, негодник, - громко орал царь, изредка прерываясь, чтобы чиркнуть по полу клювом, высекая зелёные искры. – Венька, чтоб тебя блохи насмерть загрызли, а ну, вылазь!
Я понял, что схожу с ума. Говорят - такое бывает от большого счастья. Я закрыл глаза и принялся читать молитву. Самое страшное было то, что даже зажмурившись я видел огромного лилового петуха с человеческими глазами. Господи, прости!
- А-А-А-А-А-А-А!!!! – заорал невидимый Венька и я … проснулся.
* * *
Сквозь неплотно закрытые ставни пробивались яркие солнечные лучи и слабенькие потоки свежего воздуха. Громко орал пойманный неведомо кем Венька. На моём носу кто-то ползал. Дико болела голова. Вот, вкратце, все ощущения, которые я мог относительно чётко сформулировать, особо не напрягая свой страдающий с похмелья мозг. В том, что кроме мозга в моём теле существовали ещё какие то части я убедился довольно скоро. По крайней мере в наличии желудка. Этот гадкий орган упорно пытался заняться самоочисткой, невзирая на мои слабые умственные возражения.
Я открыл глаза. Вяло попытался взмахнуть рукой, чтобы согнать с носа чёрную муху. Она не торопясь, с самым наглым видом, сползла мне на щеку и я промахнулся. Однако, надо было вставать. Хотя бы для того, чтобы заткнуть этого гадкого Веньку, чей надрывный вой распиливал мою голову на множество мелких частей.
Держась за стену я добрался до окна и распахнул ставни. Волна чистого воздуха ударила мне в ноздри, пробралась в голову и, видимо, не найдя там ничего интересного, пробежала по телу, успокоившись в кончиках пальцев на ногах. Я зябко поёжился и, почесав шею, выглянул в окно.
Гоблины! Ну конечно, кто же это мог быть ещё! Только эти мохноухие полудурки могли довести нормального человека до белого каления таким варварским способом. Картина была ещё та! Приземистая коренастая гоблиниха, с лицом похожим на прошлогоднюю картофелину, нещадно порола малолетнего Веньку. Порола, конечно, по той самой части, в которую многие люди обычно посылают надоедливых собеседников, наивно полагая, что там есть куда стремиться. Венька, естественно, тоже был гоблином, хотя и маленьким. На самом деле его звали довольно гордым именем – Велиандриус. Но называть его таким мудрёным словом как-то было не принято. Может оттого, что мал он ещё был, а скорее всего, просто выговорить такое имя было не каждому под силу. Я с тихим ужасом ожидал того момента, когда Венька вырастет. Тогда придётся называть его по имени-отчеству, а поскольку его папаня носил имя Агамемнон, то…
Такие имена гоблинам давал наш библиотекарь Дормидонт, он же просто Донька. В силу своей неуёмной учёности, а может непроходимой глупости, он нарекал всех гоблинов такими непроходимыми именами, что нормальные люди хватались за голову. Сами же гоблины его обожали. Естественно, русский народ горазд давать прозвища, а они часто бывали очень обидными, тем более для гоблинов, которые при всей своей многолетней истории пребывания в нашем городе, всё же были пришельцами, со своим характером и обычаями.
Коренастую, объемную, как добрый сундук гоблиниху, звали Клеопатрой. Я долго смеялся, когда услышал, как Донька нарёк эту корягоподобную тётку, всё-таки кое-что из исторических книг я иногда читал и имя древней царицы, пленявшей всех своей красотой слышал. Кого могла пленить своей «изысканной» красотой эта мохноухая красотка я, честно говоря, даже боялся себе представить.
Клеопатра усердно махала гибким ивовым прутом, прикладывая его к мягкой Венькиной заднице. Венька не менее усердно орал. Пора прекращать этот балаган.
- Э-э-эй, там, хорош орать, а! – собравшись с силой вякнул я. Клеопатра от неожиданности хрюкнула, рука её зависла в воздухе. Проворный Велиандриус тут же выскользнул из лап своей неминуемой смерти и исчез в зарослях лопухов. Гоблиниха злобно матюгнулась ему вслед и тотчас переключилась на новую жертву – на меня.
- А, очухался, пьянчуга! – От её противного визгливого голоса меня пробирали мурашки. – Вот ведь, пьют всю ночь, шляются где ни попадя, а потом ещё и на честных граждан глотку свою разевают! Чего ты на меня орёшь? Морда твоя пропитая! Вона, глаз то не видать – чисто лукошки! Это ж смотреть то на тебя тошно, не то что слушать! Орёт он! Ишь, какая птица! Плюнуть бы тебе в шары то твои бесстыжие, да ведь не проймёшь тебя, пьянь такую, тебе всё как Божья роса! Тьфу!
Я невольно посторонился. От вредной гоблинихи можно было ожидать чего угодно, в том числе и плевка в глаз.
- Ладно, бабка, убавь громкость! Во-первых: я на тебя не орал, а даже весьма вежливо разговаривал. Во-вторых: это вы тут устроили под моим окном вопли на всю улицу. А в-третьих: поосторожнее в выражениях – с государевым человеком разговариваешь. Требую к себе хотя бы простого уважения.
Зря я это сказал. Уж сколько мне раз говорили, что мой язык меня подведёт, но, как видно, дураку всегда неймётся. Хотя дураком я себя не считаю. Пока.
- Государе-е-в?! Ох ты, какая важная пярсона! – завелась гоблиниха. – Пьянь! Пьянь подзаборная! Вот царь то, видно, не знает, как ты службу государеву несёшь – по кабакам да лавкам винным! Погоди ужо, вот я ему, родному, глаза то открою на всю твою суть, я ему расскажу как ты со своим дружком – Джедайкой все ночи напролёт по кабакам рыскаешь! Тоже мне, царёвы советники! Как вино хлестать - так они тут и есть, а как работать – так чёрта лысого их сыщешь! Нажрутся как свиньи, а опосля по городу шарохаются, песни орут басурманские да народ непристойностям учат! Что глаза то бесстыжие опустил? Никак совестно стало? Да, как же, станет ему, ни совести нету, ни стыда! Молчишь, паскудник? Молчи! Я тебе прочищу мозги то, я тебе…
Пока престарелая тёзка древней царицы сотрясала воздух своей не в меру гневной речью я успел сделать три важных вещи. Во-первых: окончательно проснулся. Во-вторых: понял, что мне пора отсюда убираться. И в-третьих: что у меня есть друг Джедай! Именно с ним мы вчера и назюзюкались до зелёных соплей. Повод был железный – день рождения Муаммара Каддафи. Кто это такой – я понятия не имел, но Джедай сказал, что это отважный африканский царь, не побоявшийся бросить вызов мировому империализму и героически противостоявший милитаризму американских капиталистов. Из всего этого я понял только то, что Джедай снова нашёл повод выпить. А поскольку он был моим лучшим и единственным другом, то колебался я недолго. Вернее совсем не колебался. Последствия моей решимости я очень остро ощущал в данный момент, в виде гудящей головы и пересохшей глотки. Однако…
- … и дети твои будут такими же дураками! – прорезался в моём сознании скрипящий голос мохноухой обличительницы греха. – Им то, бедняжкам, за что такие муки? Не виноваты они, что от дурного семени вырастут! Жить им да мучаться, грехи папашины замаливать! А папаша то бестолковый так за ум и не возьмется, нету у него ума то! Пуста головушка!
- Твоя не пуста! – Не выдержали мои нервы, ох, не выдержали! – Сена в ней столько, что козе твоей на год жевать хватит! Нет, нафиг ты вообще покос взяла? У тебя же в башке целый сеновал! Надёргала через нос и козе в ясли! Вон, и так уже сено то через нос лезет! Или это волосы? Ай-яй-яй! Это что же – у тебя волосы ещё и внутрь головы растут? Полная голова волос! Ужас! Я уж боюсь думать, что у тебя в заднице! Вона она какая ядрёная, словно бочка с огурцами!
Да-а-а! Я своего добился. Гоблиниха покраснела до корней волос, потом посинела, а как только дозрела до ярко-зелёного цвета - я мухой метнулся от окна. Одним могучим прыжком, который составил бы честь и лесной рыси, бабка ринулась прямо в распахнутое окно. На прыжок её ещё хватило, но вот ширина окна, а вернее, ширина её «бочки с огурцами» не позволили злобной красавице растерзать меня в мгновение ока.
Я не спеша вышел на улицу. Яркое солнышко, синее небо, зелёная травка и торчащая из окна могучая женская задница – ну что ещё нужно человеку для счастья? Последним обстоятельством я не преминул воспользоваться. Нет, не так, как вы сейчас подумали – упаси Господи! Не надо мне такого счастья и задаром! Я просто взял лежащий на земле ивовый прут и от чистого сердца съездил по ягодицам престарелой Клеопатры. Эх, жаль Венька не видит этого торжества справедливости. Вот бы порадовался малец.
То, какие могучие фразеологизмы летели в моё адрес откуда-то из глубины окна, я рассказывать не буду. Попробуйте проделать подобный фокус со своей самой вредной соседкой и сами всё услышите. Остаётся только надеяться, что она не раскатает мой дом по брёвнышкам и не засядет в кусты с дубиной, ожидая моего возвращения. Вот такой фокус мне совсем не улыбается увидеть. Ну это всё дела недалёкого моего будущего, а сейчас мне просто необходимо найти моего друга Джедая и, наконец, похмелиться!
* * *
Джедай. Да, об этом человеке можно было говорить часами. Никто не знал откуда он появился, для чего он здесь и кто он на самом деле. Впрочем, он и сам не мог ответить ни на один из этих вопросов. Начнём с того, что нашёл его я. Ну, то есть как нашёл – встретил в лесу в невменяемом состоянии. Признаюсь честно – так я ещё никогда в жизни не пугался. Почему? Просто представьте себе картинку: я, обычный парень из города Червякино, простой и наивный как все остальные местные жители, никогда не уезжавший из родного города и, конечно, не встречавший никогда ни демонов, ни колдунов и вообще никакой нечисти (кроме гоблинов, конечно) нос к носу сталкиваюсь с таким чудовищем. Хотя назвать Джедая чудовищем – это, конечно, перебор, он обыкновенный человек, только со странностями. Но первое впечатление было именно такое.
Иду я, значит, по лесу. Никого не трогаю. Зверей не обижаю, веток не гну и вообще веду себя прилично. Грибы собираю. И тут из кустов на меня выходит неведомое существо, лишь отдалённо напоминающее человека. Морда мятая, череп бритый, лишь посредине головы торчит остроконечный красный гребень, наподобие петушиного. Одет этот тип был в странную чёрную одежду, усыпанную блестящими кружками. Вываливается этакое чудо, дико размахивая руками и горланя невесть что. А перегаром от него несёт так, что, кажется, трава чернеет.
Увидев такое я немедленно шлёпнулся в обморок, от греха подальше. Привиделись мне милые зелёные лужайки, ромашки, васильки и прочая растительность. Потом появился чёрт с огромными рогами и со всего маху шлёпнул меня по морде. Я очнулся. Чёрт сидел возле меня и смотрел мутными красными глазами на мои старания снова впасть в беспамятство. Старания мои прошли напрасно – сладкое забытье не наступило и я понял, что придётся мне пообщаться с демоном, которому, скорее всего нужна моя чистая душа или не очень чистая кровь. Именно об этом я и спросил его в первую очередь.
- Души ли тебе моей надо, али кровушки невинной, не ведаю, но прошу оставить меня, ибо сильна вера моя и не тебе, демон её разрушить!
Демон уставился на меня своим блуждающим взглядом и, казалось, удивился.
- Чего? – спросил он хриплым голосом, окатив меня волной удушливого перегара.
- Именем Господа нашего заклинаю тебя, демон – сгинь, рассыпься, исчезни в геенне огненной! Не взять тебе души моей христианской, ибо чист я помыслами и греху неподвластен! Не искусить тебе меня соблазнами адскими и посулами бесовскими, не столкнуть с дороги праведной!
- Щас я тебе рассыплюсь! Ага, жди да радуйся. О-о-й! Слушай, чувак, где это я? Полдня уже по этому поганому лесу шатаюсь, никак выйти не могу. Где тут автобусная остановка, или трасса какая-нибудь, а? Мне домой надо, у меня же зачёт по культурологии сегодня.
- Сгинь, лукавый, не искушай меня речами погаными…
- Какими речами? Сам ты поганый! Тормоз! – прервал меня демон. – Я тебя русским языком спрашиваю – где тут дорога в город? Ты что, полный даун, или косишь? О-о-й… - Демон сморщился. – Слушай, чувак, у тебя пива нет, случаем? А то у меня трубы горят. Нету? Бли-и-ин, что же так плохо то? Я щас сдохну нафиг.
Мне в голову пришла мысль, что демону плохо от моих молитв. Я тотчас возомнил себя могущественным победителем демонов и, вскочив на ноги с новой силой принялся молиться. Признаться честно, я и молитв то особо не знал, но сейчас мне казалось, что я могу растоптать любого демона в дорожную пыль.
- И нет тебе пути в мир праведный, отродье сатанинское! Заклинаю тебя силой Господа нашего – изыди, дьявольское семя, пропади навеки в адском пламени! Возлагаю на тебя крестное знамение во имя Отца, Сына и Святого Духа! Сгинь, рогатый, нечистый, сын козла и сам козёл!
На этом месте я с размаху щёлкнул демона по лбу. Признаюсь, в тот момент я искренне верил, что демон съёжится, сморщится как сушёный гриб-боровик и заливаясь горючими серными слезами скроется в преисподней. Вместо этого демон встал и со словами «За козла ответишь!» треснул мне в ухо, да так, что я отлетел на добрых десять шагов и смачно шлёпнулся в семейство красных мухоморов.
- Ну ты, святоша-дурошлёп, ты за базаром то своим следи! И не дай Бог ещё раз меня по лбу стукнешь – я тебе глаз знаешь куда натяну? Понял?
Я закивал, смутно припоминая, что ни никакая нечисть не может произнести имя Господа. Значит, это не демон. Уже легче.
- Понял.
- То-то. Давай, колись, как в город побыстрее попасть.
- В Червякино?
- Какое, нафиг, Червякино? У тебя что, башню сносит? Нафиг мне твоя деревня, мне в город нужно, у меня сессия горит.
- Да тут кроме Червякино ни одного города и нет. И не деревня это вовсе, а столица. Там сам царь Андрон Семёнович правит. А больше тут и нет никаких городов.
- Ну совсем дрыздец! Ты что, из дурки ноги сделал? Какой, нафиг, царь? Ты чего мелешь, юродивый?
- Я не юродивый, – обиделся я. – Я Бронислав, летописец при царёвом дворе. А вот кто ты такой, этого я не знаю.
- Кто, кто. Джедай в пальто. Ладно, хорош придуриваться, летописец, пошли на трассу, мне мотор надо поймать.
- Послушайте, любезный Джедай! – я довольно вежливо попытался объяснить странному гостю, что не совсем его понимаю. – Я не знаю, что такое трасса и где водится мотор, который вы хотите поймать, но я могу вывести вас в Червякино. Если вы, конечно, не враг и не замышляете какой-нибудь пакости против народа русского. Если это так, то я скорее умру, но Родину не предам!
Не знаю, откуда я взял такую невиданную для меня храбрость, но мне понравилось, как звучала эта фраза. Я в самом деле решил, что смогу стать героем, отдавшим жизнь за царя и родную землю. Джедай же смотрел на меня как на умалишённого.
- Ладно, хрен человек тобой, пошли. Тоже мне – Иван Сусанин.
И мы пошли. Когда же мы вышли на опушку и мой спутник увидел какой красивый город Червякино, он неожиданно лишился чувств. Придя в себя Джедай долго крутил головой во все стороны, моргал ошалевшими глазами и бормотал что-то наподобие: « ну нифига себе, вот допился, да как же это может быть, да ну нафиг, мамочка роди меня обратно» и прочую чепуху. Успокоился Джедай только когда я напоил его ключевой водой и принёс горсть земляники. После этого он потребовал рассказать мне, что это за страна, город и «краткий курс истории родного края». Я постарался как смог и рассказал всё то, что только знал о родной стороне. Джедай был в ужасе. Выслушав меня, он поведал мне свою историю.
Оказалось, что он человек, причём самый что ни на есть русский, хотя живёт то ли в другое время, то ли в другом мире – этого он и сам не мог понять. И как он попал к нам тоже осталось загадкой. Как рассказал Джедай, он с друзьями поехал на природу, чтобы попить вина на свежем воздухе, повеселиться и просто отдохнуть. Среди ночи его приспичило по малой нужде. Он отправился в лес, где и уснул под каким-то кустом. А проснулся уже здесь. Обойдя весь лес и не найдя товарищей, Джедай решил, что они его кинули и попытался найти дорогу. Остальное я уже знал.
Одно я уяснил точно – бояться Джедая не следовало. Правда я мало что понимал из его рассказов, но страшным он мне уже не казался. Даже его петушиный гребень меня уже не так пугал. Джедай сказал, что он анархист-неформал, изгнанный за распутное поведение с третьего курса филфака, а его причёска – это вызов всему мещанскому мнению о всеобщем социальном подчинении общепринятым моральным устоям. Я снова ничего не понял. Тогда он объяснил, что просто не хочет быть таким же как все, поскольку социум обезличен, а яркие индивидуальности способны на нестандартное мышление и попрание замшелых предрассудков. Я предпочёл поскорее согласиться, чтобы не попасть под ещё более сильную волну мудрёных слов и витиеватых объяснений.
Короче говоря, мы быстро нашли общий язык. Куда труднее было представить Джедая остальному населению. После долгих и мучительных стараний, разговоров, знакомств и прочих сопутствующих привыканию процедур Джедай, как он сам говорил, «влился в наш дружный коллектив». Постепенно к нему привыкли. Вреда от него не было, впрочем особой пользы тоже. Он был гуляка и большой мастер по всякого рода развлечениям, которые не всегда были безобидными.
Джедай наотрез отказался сбривать свой гребень, напротив, он всячески холил его и постоянно перекрашивал во все цвета радуги. Он называл всех одним прозвищем «чувак». Под его влиянием я научился выражаться почти также как он, поэтому моя речь и отличается от говора обитателей Червякино. За это я получил право называться «продвинутым чуваком». Джедай был весёлым парнем, любившим повеселиться, он был не дурак выпить, а спьяну пел такие песни, что многие бабульки только крестились и охали. Впрочем, они всегда крестились, когда видели высокую фигуру в чёрной коже и с торчащим гребнем на голове. За этот гребень его часто называли петухом, но только за глаза, поскольку Джедай почему-то очень не любил, когда его так называли. Он как-то объяснил мне, что в его мире так называют «ну очень нехороших людей».
Кстати, однажды я спросил своего друга, что означает его имя – Джедай. Он, смеясь, ответил, что такое имя даётся только самым отважным, честным и благородным людям, которые своими добрыми делами заслужили право его носить. Признаюсь честно, чем больше я общался с Джедаем, тем больше я сомневался в этом. Уж больно он не подходил под приведённые им категории человеческих добродетелей. Но всё это было не так уж и важно. Главное, у меня появился настоящий друг.
Вскоре Джедай был представлен царю. Тот поначалу решил определить Джедая в придворные шуты, но встретил такое отчаянное сопротивление, что был вынужден отказаться от своей затеи. К тому же Джедай оказался мастером на всякие выдумки. Чего стоит только чемпионат города по матерщине, предложенный им. Надо сказать, что царь Андрон был дюже горазд посквернословить. А Джедай внёс в известный царю словарный запас такую свежую струю, что грех было бы отвергнуть такое предложение.
В течение месяца в городе творилось что-то несусветное. Из каждого двора неслась отборная ругань – мужики готовились к чемпионату. Каждый старался как мог и веселье на первенстве города стояло великое. Непревзойдёнными мастерами непечатного слова были трое – кузнец Еремей, царь Андрон и, естественно, мой лучший друг Джедай. Когда они сходились в поединке мужики жмурились от удовольствия как объевшиеся сметаны коты, покрякивая только: «Ишь ты, вона как завернул!».
Праздничное настроение продолжалось недолго. Червякинские бабы не выдержали столь обильного количества матюгов и направили к царю внушительную делегацию. Они в самой решительной манере потребовали от царя «прекратить эту безобразию, потому как срамотно матюги каждый день слушать и детям плохой пример и воспитание». В случае отказа бабы на полном серьёзе пригрозили устроить государственный переворот, то есть, попросту, « скинуть царя с трона, как кошку с печи». Дело запахло жареным и, дабы не накалять внутреннюю политику до непоправимых последствий царь вынужден был согласиться. Чемпионат свернули, но с той поры Андрон Семёныч сильно зауважал Джедая и даже дал ему должность при дворе. Название должности придумал сам Джедай и гордо носил звание «советника царя по всякой фигне».
Именно Джедай назвал царский терем дворцом. По этому поводу он выиграл жестокий бой с царём, который наотрез отказывался называть так свою резиденцию. Логика у царя была железная.
- Вот, - говорил он, - большой сундук. По-простому – ларь. А маленький сундучок как называют? Правильно, ларец. Потому что он маленький. Теперь как выходит? У каждого крестьянина есть двор, он в нём и живёт. Двор, значит, большой. А царь, по-твоему, где жить должен? Во дворце? То есть – в ма-аленьком таком дворике? Ну уж дудки!
С большим трудом, приведя множество весомых доказательств, Джедай убедил царя в своей правоте. Царский терем стал дворцом.
Вообще Джедай был горазд на всякие прозвища. Именно он впервые назвал мохноухих гоблинами, за что они его сильно зауважали. Гоблин – это звучит гордо, не то что мохноухий. Кстати, застрявшую в моём окне Клеопатру Джедай прозвал Полторашкой, намекая на её внушительные размеры. Меня же он звал Броником. Говорил, что так круче. Мне тоже больше нравилось имя Броник, нежели Бронька, или Бронислав, как меня звали на самом деле.
Вот такой друг был у меня. Самый что ни на есть наилучший. И как раз вчера мы с ним так здорово наотдыхались, что не проведать и не справиться о его здоровье было полным свинством. Вот если бы ещё не так сильно болела голова…
* * *
- Броша, а Броша! – звонкий девичий голосок вывел меня из забытья. Я остановился посреди улицы и огляделся. Никого не было.
- Броша, иди сюда, чего скажу! – над забором появилась улыбающееся девичье личико, усыпанное задорными веснушками. Точно, это же дом кузнеца Еремея. А это одна из его дочек-близняшек, правда которая из них – это ещё тот вопрос. Маша и Ариша, две весёлые рыжие девчонки, были царевнами на этой улице. Без них не обходилась ни одна забава, ни одна шалость, до того уж они горазды были на всяческие потехи. Сколько парней по ним сохло – не сосчитать, но близняшки-солнышки не давали поблажки ни кому. Язычки у них были на диво острые, лучше не попадаться – осмеют так, что мало не покажется.
Я исключением не был. Длинный, худой, уши торчат, непослушные волосы в разные стороны – идеальная мишень для насмешек. Сколько они мне крови выпили своими издёвками, каких только прозвищ не давали - не сосчитать, но я не обижался, с ними было весело поболтать, поспорить, да и нравились они мне, что уж тут скрывать. Однако, к любому проявлению внимания с их стороны следовало относиться с большой осторожностью – того и гляди попадёшь на какую-нибудь каверзу.
- Чего надо? – я настороженно глянул на улыбающееся солнышко над забором.
- Что ж ты, жених, мимо проходишь и не здороваешься? Зазнался что ли? Надо же, какой важный государев человек, прямо не подойти!
- Да ладно, какой же я тебе важный? Я завсегда с вами поболтать не прочь, если дразниться не станете.
- Не стану, а то больно ты обидчивый! Да что ж ты посреди улицы то встал, как столб? Или подойти боишься? Эх ты, трусохвостик!
- И ничего я не боюсь! – Я сделал два шага к дому близняшек. – А ты кто, Маша или Ариша?
Солнышко залилось звонким серебряным смехом.
- Эх ты, а ещё в женихи набивался! А сам отличить не может!
- Ну я же не виноват, что вы одинаковые! И обе такие красивые! Нет, честно!
- Подли-и-за. Ладно, Маша я, Маша. Ну иди сюда, скажу чего!
- А сестра твоя где? – Я всё ещё ожидал подвоха.
- Да она мамке по дому помогает, а я тут бельё развешиваю. Ну иди!
Я подошёл ещё чуть ближе, но не к самому забору.
- Ну, чего надо, говори.
- Трусишка! Ладно, я чего сказать то хотела. Ты извини, что я так тебя дразнила – это меня Ариша всё подбивала. А так ты хороший парень, правда-правда, мне даже чуть-чуть стыдно.
- Да ладно, чего уж там, - слова эти как елеем по душе.
- Нет, иди сюда, в знак примирения можешь меня поцеловать. Но, чур, только в щёку! И не подглядывай!
Нельзя сказать, что я совсем разомлел от счастья, но в предвкушении сладкого поцелуя, обещанного прелестной дамой, моё чувство предосторожности отказало начисто. Я шагнул к Маше, закрывая глаза и вытягивая трубочкой губы, ожидая встретить ими нежную, пахнущую сладким яблоком щёчку. Предательский шорох за забором я услышал слишком поздно.
- А-а-а-а!!! – ведро ледяной колодезной воды выплеснулось на мою многострадальную голову. Я дико заорал, перекрывая все звуки в округе и одним прыжком оказался на другой стороне улицы, а точнее – в крапиве, растущей возле забора в огромном изобилии. Такой быстрой смены ощущений у меня ещё не было! Я заорал ещё громче и принялся выплясывать танец диких людей прямо посреди улицы.
Близняшки заливались серебряным смехом, их озорные рыжие косички мелькали над забором как маленькие молнии. Конечно, им смешно! А вот мне было не до смеха. Почёсывая саднящие бока, я погрозил сестрёнкам кулаком. – Ладно, ладно, погодите, будет и на моей улице праздник! Я вам устрою сладкую жизнь!
Колокольчики зазвенели ещё громче. – Ой, напугал! Ну-ка, иди сюда, у нас тут ещё ведёрко есть!
- Нетушки! И на том спасибо! - Я галантно поклонился от души хохочущим рыжим бестиям и, подрагивая от пронизывающего холода, зашагал прочь.
- Бронька, ты заходи, если что! – неслись мне вслед звонкие голоски. Что ж, зайду обязательно, только позже, когда вспомню всё, что было вчера.
* * *
Джедай обитал в бывшем купеческом тереме. То есть терем то был самым настоящим, а вот купца в нём уже не было. Он был репрессирован и сослан к чёрту на куличики после одного громкого дела. Дело, в принципе, было не сколько громким ( в силу определённых причин), сколько дурнопахнущим.
В недавнем прошлом царский двор был потрясён страшной вестью – после долгой болезни скончалась Ядвига Войцеховна, урождённая принцесса Польская, дама очень голубых кровей и, по совместительству, царская тёща, приехавшая навестить царственного зятя после того, как её выперли из родного города, свергнув попутно её мужа. В городе нашем ей, видимо, понравилось, (хотя, по сути, ей больше деваться было некуда) и «долгожданная» родственница осталась здесь насовсем. Если драгоценная супруга царя - Агнесса Станиславовна была женщиной необыкновенной красоты, живого ума и ангельского характера, то маменька её подобными благодетелями не блистала. Дама она была не в меру язвительная и вредная, отличалась весьма дурным нравом и зело горазда была перемывать кости всем окружающим, не стесняясь высказывать своё мнение им прямо в лицо, благо положение позволяло. В общем, кровожадна сия дама была как Чёрные упыри из Гадских Пещер.
Андрон Семёныч стоически перенёс этот удар судьбы. Он, не роняя царского достоинства, мужественно пытался примириться с присутствием в родных стенах своей «второй мамы», хотя, видит Бог, это давалось ему с большим трудом. Я искренне восхищался выдержкой царя, когда наблюдал за тем, как злобная тётка день за днём доводила его до белого каления. Царь терпел, скрипел зубами, до хруста сжимал кулаки, но, исключительно из любви к супруге, сдерживал свой благородный гнев. Кто знает, насколько долго всё это безобразие могло продолжаться, но, в один прекрасный день, царская тёща захворала. Сначала она повредилась в рассудке, (хоть Андрон и говорил, что слабоумие у неё всегда было при себе), затем несколько дней бредила, а по истечении трёх дней благополучно скончалась.
Царь был убит горем. В немыслимой тоске он созвал своих верных стрельцов и собрался идти войной на четыре соседних королевства, чтобы ратными подвигами воспеть в веках имя любимой тёщи. Когда же его отговорили от этого не в меру рискованного предприятия, Андрон отправился в стрелецкую, где вытащив из погребов весь стратегический запас самогона, принялся топить в вине своё неуёмное горе. Стрельцы, обожавшие усопшую не меньше царя, с превеликим усердием поддержали своего государя.
Как говорил мой друг Джедай – «чтобы не спалиться», царь приказал дворцовому сторожу Фёдору закрыть стрелецкую на замок и не отпирать до срока. Срок царь установил в семь дней. Фёдор, человек недалёкого ума, но отменной исполнительности в точности выполнил указание царя – стрелецкую запер, ключ спрятал на груди и забыл о нём на семь дней. Как оказалось впоследствии – зря.
Соблюдя, наконец-то, все меры предосторожности, царь со стрельцами в полной мере принялись отмечать столь долгожданную радость, посетившую их. Сказать что пани Ядвига была нелюбима во дворце – значит ничего не сказать. Сколько она выпила крови из окружавших её людей и царя лично, сказать не мог никто. Но все сходились во мнении, что о-о-очень много.
Три дня в стрелецкой стоял страшный гудёж. Стакан шёл за стаканом, бутыль за бутылью, бочка за бочкой. Самогон лился рекой, вернее даже водопадом, благо запасы царских кладовых позволяли такую роскошь. Гораздо хуже дело обстояло с закуской. Если самогонный запас всегда был в полной боеготовности, то о закуске, в пылу драмы, развернувшейся во дворце, позаботиться как-то не догадались. В итоге, на всю развесёлую компанию нашлась только огромная бочка с зелёными яблоками, невесть как попавшая в стрелецкую. Яблоки были съедены в один присест, другой закуски не оказалось, но на такие мелочи никто особого внимания и не обратил. Тризна по усопшей пани Ядвиге продолжалась.
И вот через три дня случилась весьма неприятная вещь. Несмотря на поразительную стойкость и выносливость закалённых мужских организмов, чрезмерное обилие спиртного и, напротив, чрезмерно малое количество закуски, сыграло свою зловещую роль. Стрелецкие желудки взбунтовались самым что ни на есть неприличным образом. Говоря проще, всю пьянствующую братию прохватил страшенный понос. На свою беду стрельцы были весьма неприхотливы в быту и поэтому в стрелецкой была только одна уборная, в виде маленькой деревянной будки. После появления весьма недвусмысленных внутренних позывов, за место в этой будке развернулась нешуточная борьба, победителем которой стал один из стрельцов, успевший занять вожделенный плацдарм раньше остальных своих собратьев. Однако радость его была недолгой – одуревшие от самогона и внутриполостных волнений стрельцы, в порыве благородного гнева попросту перевернули деревянное строение вместе с засевшим в нём сослуживцем, благодаря чему он оказался по уши в том веществе, от которого так усиленно старался избавиться. После этой нехитрой процедуры положение несчастных усугубилось – была безвозвратно утеряна единственная возможность на хотя бы частичное облегчение своего положения в человеческих условиях.
Царь Андрон Семеныч во всех вышеупомянутых событиях принимал самое непосредственное участие. Он довольно скоро осознал, что в столь экстремальных ситуациях сходит на нет всяческое подобие субординации и уважения к царской персоне. Напрасно он пытался во время штурма уборной воздействовать на подчинённых своим ранее непререкаемым авторитетом. Никакие угрозы пытками, ссылками на соляные копи и отрубанием различных частей тела не возымели на увлечённых осадой неприступной крепости стрельцов ни малейшего воздействия. Более того, в пылу битвы царь словил кулаком в глаз, после чего разница между классовыми сословиями откровенно сошла на нет.
В связи с крушением последнего оплота санитарно-гигиенических норм, положение страдающих от желудочно-кишечных провокаций людей стало критическим. В поисках последней надежды, уже порядочно протрезвевшие стрельцы кинулись к дверям стрелецкой. Но не тут то было. Сторож Фёдор оказался тем самым последним камушком, который окончательно наклоняет чашу весов в сторону мрака и безнадёжности, обрекая несчастных на великие муки. Крепкая дубовая дверь была заперта намертво на ближайшие семь дней.
Вот тут мы и подошли к самому страшному моменту во всей этой истории. Позиции человеческого терпения стали сдавать, коварный враг повёл массовое наступление по всем фронтам и, сломив отчаянное сопротивление организма и чувства стыда, одержал сокрушительную и безоговорочную победу. Стрелецкая превратилась в настоящий ад. Нет, даже в АД, с большой буквы …
Когда по истечении установленного срока, сторож Фёдор отомкнул замок и распахнул дверь стрелецкой он успел сделать только один вдох, после чего мгновенно позеленел и впал в состояние глубокого обморока на два дня, с последующим помутнением рассудка. В каком состоянии находился царь Андрон и его верные стрельцы, проведшие в смрадной душегубке не одни сутки, попробуйте догадаться сами.
Царь очнулся через четыре дня. Все эти дни по городу ходили самые невероятные слухи, от банального отравления царя грибным супом, до страшной мести усопшей пани Ядвиги, возжелавшей смерти своему царствующему зятю. Отсутствие царя порождало в народе неуверенность в завтрашнем дне и некое подобие паники. Слава Богу, супруга царя – Агнесса Станиславовна повела себя грамотно, она жёсткой рукой пресекла все мутные домыслы и разговоры, объявив в городе осадное положение в связи с поимкой чурчукского лазутчика. Угроза басурманского нападения была событием обыденным и банальным, поэтому народ деловито занялся укреплением городских стен и пополнением собственных продовольственных запасов.
Андрон Семёныч долго не мог прийти в себя. После круглосуточной бани он, наконец то, перестал пучить красные глаза и судорожно подёргивать ногами, а следовательно, стал более-менее дееспособным. Первым делом царь велел позвать к себе поставщика самогона, мысленно уже обвинив его в случившемся и приговорив к самым ужасным мукам. Когда за бледным от ужаса купцом закрылись двери тронной залы все только и смогли что перекреститься. В течение получаса из-за дверей доносились звуки ударов и пинков по пышному купеческому телу. Впрочем царь поступил довольно гуманно, не отдав свою жертву на растерзание стрельцам, после чего купца вовсе бы не нашли. Когда изрядно посиневшего и заплывшего купца вынесли из залы, царя уговорили не казнить виновника, дабы не допустить огласки этого дела, способного уронить царский авторитет до неприлично низкого уровня. Все свидетели дали подписку о неразглашении под страхом смертной казни. (Вот и я очень надеюсь, что эта рукопись не попадётся Андрону Семёнычу на глаза, поскольку Джедай обещал по возможности забрать её в свой мир). В итоге, купца с расплывчатой формулировкой обвинили в «попытке подрыва обороноспособности столицы путём несвоевременной поставки некачественного товара особой оборонной важности, а также попытке срыва подготовки царской дружины к ответственным тактическим маневрам под видом непроизвольного нарушения конфиденциальности стратегических схем оперативного базирования». Данную формулировку, понятно, писал советник по всякой фигне Джедай.
Купца сослали неведомо куда, а в его бывшие хоромы и поселился тот самый случайный государственный обвинитель, мой лучший друг и вчерашний собутыльник.
* * *
Хоромы Джедая требовали приложения рук к своему внешнему и внутреннему убранству. В силу своей природной неприхотливости Джедай особо не заботился о своём, как он надеялся – временном, жилище. Заросший травой сад, покосившаяся входная дверь, выбитые там и тут стёкла – всё говорило о том, что хозяин не так часто бывает дома, как того требовал житейский уклад. Гораздо больше времени Джедай проводил во дворце Андрона, у меня или, попросту, в кабаках, благо, там ему завсегда наливали, зная, что более весёлого собутыльника сыскать было трудно.
Я толкнул покосившуюся дверь и вошёл в это гнездо пьянства и разврата. Посреди комнаты, на большой купеческой кровати возлежало бездыханное тело моего лучшего друга. Нет, он, конечно, был жив, но его состояние нельзя было назвать вменяемым. Попросту он был мертвецки пьян. Рядом с ним, на подушке, с самым наглым видом храпел подаренный Джедаю неизвестно кем довольно упитанный поросёнок. Поросёнок был выкрашен в ярко-синий цвет и разукрашен весёлыми разноцветными полосами. Его хозяин, в принципе, мало чем от него отличался, как по образу жизни, так и по внешнему виду, но сейчас они были близки как никогда.
- Эй, чувак, просыпайся! – Я толкнул Джедая в плечо. Никакой реакции. Я толкнул сильнее.
- Подъём!
С тем же эффектом.
Я схватил товарища за плечи и тряхнул что было сил.
- А ну, хорош дрыхнуть, скотина! Вставай, мать твою растак!
Обычно подобные выражения могли помочь, но не в этот раз. Джедай перевернулся на другой бок и ответил вполне вежливо: А-а-э-а-я, типа, это, а-а-а, нафиг, и-и-и ты в ж…
Понял, не дурак. Требовались радикальные меры. Эх, сюда бы Машу и Аришу, с их ведёрком ледяной водички! А что, это мысль. Я метнулся на улицу и через минуту в моих руках было ведро холодной колодезной воды.
- Последний раз прошу – вставай!
Меня снова невразумительно послали по адресу, близкому к предыдущему.
- Ну что ж, я предупреждал. Э-э-э-эх!!!
Эффект был потрясающий! С диким воем Джедай взлетел к потолку и, со всего маху долбанувшись об него головой, полетел обратно, причём местом посадки он неумышленно избрал своего полосатого товарища. Поросёнок завизжал ещё громче и обе жертвы жестокой побудки с грохотом свалились на пол. Первым опомнился свин. Цапнув Джедая за руку, он кинулся бежать, но в силу плохой сообразительности не смог сразу найти дверь, а потому, описав по комнате круг, вернулся на место падения с кровати. Поднимавшийся с колен Джедай снова оказался на полу. Я наблюдал за этой картиной предусмотрительно забравшись на большой сундук, в целях собственной безопасности. Поросёнок продолжал нарезать круги по комнате, а упорно пытавшийся встать Джедай раз за разом был сбиваем этой визжащей полосатой молнией в лежачее состояние.
Когда свин начал заходить на двадцатый, наверное, круг, а Джедай уже был не в силах отражать его постоянные атаки, я сжалился над товарищем и пинками выгнал наглого поросёнка на улицу. Джедай обессилено распластался на полу.
- Сволочь ты, Броник! Так издеваться над больными людьми. И как тебя совесть не мучает? - Голос Джедая был слаб, но по-прежнему ироничен.
- Ничего, ничего! Я тоже сегодня огрёб радостей по самые уши! Так что не ной!
- Нет, ну никакого сочувствия к лучшему другу. Я самый больной в мире человек, мне просто необходимо слопать хоть ложечку варенья, ну, то есть, пивка хлебнуть, опохмелиться, так сказать. Броник, будь человеком, метнись за пивом.
- Ага, сейчас, только валенки зашнурую. Где я тебе сейчас пива найду, все кабаки ещё закрыты.
- Ну найди, - заканючил Джедай, - найди, не дай погибнуть в расцвете лет!
- Нет уж, мне вот никто сегодня пива не принёс, зато водичкой ледяной окатили, будь здоров! Хошь, я тебя ещё разок охолону?
- Иди ты, знаешь куда?
- Знаю. Не раз уже хаживал. Давай, подымайся, на улицу пойдём, свежим воздухом дышать будем.
Джедай жалобно застонал. – Изверги! Сволочи! Уж совсем замучили сиротинушку! Не дают ему солнышка ясного да пива светлого! Не кормят его, не поят! Спать не ложат, то есть не кладут.
В такой шутливой перебранке прошло некоторое время. Джедаю стало легче, он перестал ныть и клянчить пива, а это уже было хорошо. Однако отдохнуть нам не дали.
* * *
- Царский указ! Повелеваю сыскать советника по всякой фигне Джедая и летописца Бронислава. Ежели вид они имеют пьяный да непотребный – отмыть, одеть, привести в чувство и явить пред мои очи немедля. Ежели, супротив воли царской, откажутся явиться во дворец – привести силой. Указ сей исполнить немедля. Об исполнении доложить. Царь Андрон.
Царский гонец свернул грамоту и виновато пожал плечами, мол, ничего не поделаешь – придётся идти.
Джедай махнул рукой.
- Да ну его нафиг! Опять ерундой какой-нибудь занялся. Ты, мил человек, лучше сбегал бы за пивом, а то царскому советнику что-то худо.
- Никак нельзя. Приказано доставить во дворец немедля. – Гонец указал рукой на покосившуюся дверь. – Потрудитесь выйти.
- Ишь ты, прямо местный участковый! «Потрудитесь выйти, руки за спину, шаг вправо, шаг влево – стреляю без предупреждения». – Джедай явно кого-то изображал. – А вот не пойду! Что в самом деле – уже и отдохнуть нельзя! Между прочим сегодня воскресенье! Кажется.
- Значит отказываетесь подчиниться? – Гонец вдруг громко свистнул. С жутким грохотом, окончательно снеся с петель дверь, в комнату влетели несколько дюжих стрельцов. – Вот что, ребятки, берите их под руки и шагом марш во дворец.
Но не тут то было.
- Что? Кого это под руки?! Меня-я?!! – Джедай упёр руки в бока. Его красный гребень угрожающе наклонился вперёд. - К царскому советнику силу применять? Ну уж нет! Таких прав у вас конкретно нет! Что в указе сказано? Отмыть, одеть и накормить! Вежливо! Спокойно!! А вы что удумали?! Это превышение служебных полномочий! Это наглый беспредел и самоуправство! Да я вас по судам затаскаю, за нанесение морального ущерба! Да я на вас в Гаагский трибунал подам! Под суд! На дыбу!! На плаху, к едрене фене!!!
Стрельцы испуганно жались друг к другу. Вряд ли они поняли всё, но общий смысл до них дошёл. Дело пахло неприятностями. Побледневший гонец, заикаясь и чуть не плача, просил прощения.
- Ладно, братва, не робей! – Джедай сменил гнев на милость. – Ошиблись, с кем не бывает.
Стрельцы согласно закивали головами, мол, так и есть.
- А не махнуть ли нам в кабак, выпить за дружбу, а? Я угощаю!
Стрельцы радостно загомонили и, подхватив нас с Джедаем на руки вынесли на улицу. Гонец плёлся сзади, не смея спорить.
- Песню запевай! – Скомандовал Джедай и стрельцы грянули разом:
- Солдатушки, бравы ребяту-ушки, где же ва-а-аши жё-о-ны?! Наши жё-о-ны – пушки заряжё-о-ны, вот где наши жёны!!!
Довольный Джедай размахивал руками в такт песне, которой он сам же стрельцов и научил. Выждав паузу, он вдруг выдал быстрой скороговоркой:
- Наши жёны пушки, пушки заряжёны, мощными зарядами доверху снабжёны. И не поползёт к нам ворог-супостат, сразу он снарядом получит прямо в зад! Получит прямо в зад, да потом вперёд, жалко завывая, падла, уползёт! Будет знать, козёл, в чей влез он огород! Царь Андрон к победе нас завсегда ведёт!
- Солдатушки, бравы ребяту-у-ушки…
* * *
Царский двор встретил нас непривычной тишиной. Подобное явление означало одно – царь изволит гневаться. В такие минуты никто не рисковал попадаться на глаза своему горячо любимому государю – это было чревато. Я внутренне содрогался – мы явились только к вечеру, а значит, ослушались царского указа. Джедай же был совершенно спокоен.
Двери во дворец распахнулись и нам навстречу выскочил писарь Феофан, которому Джедай придумал непонятную, но красиво звучащую должность – секретарь-референт. В обязанности Феофана входила запись царских разговоров, умных мыслей и всяческих высказываний. Должностью своей Феофан дорожил и обязанности исполнял ревностно. Но сейчас он был явно напуган, взъерошен и растрёпан. Под глазом красовался внушительных размеров синяк.
- Ба, Феофан! Ты ли это? - Приветствовал писаря Джедай. – Куда спешишь? Что, пожар, наводнение, нашествие диких горных барсуков? Летишь как реактивный валенок! А фингал то какой – прямо загляденье! Кто ж тебя так облагородил?
- Батюшка советник, слава Богу, нашлись! – Затараторил писарь. – А то уж мы тут все с ног сбились. Царь-государь гневается - подать, говорит, сюда моего советника! А где ж я ему вас найду? Я же не утренний ветерок, чтобы везде поспеть, да всё увидеть! А он говорит – найди, а не то голова твоя с плеч повалится как яблочко по осени! А как же я вас найду? Я ведь не муха какая, чтоб всё облететь, да всех сыскать! А вас всё нет и нет! Уж и гонца послали и стрельцов! А вас всё нет! А царь-государь на меня серчает, а я и не виноват! А он мне под глаз собственноручно и приложился, чтоб, значит, я быстрее бегал! А я и не заяц какой и не ласточка, чтоб…
- Слушай, референт, а я вот всё думаю – как же ты болтать горазд! Не может нормальный человек трещать без умолку. Может ты и не человек, а мутант какой. Может у тебя глотка лужёная? А может у тебя два горла? А ну-ка, дай я посмотрю!
И Джедай с самым серьезным видом потянулся к писарю. Тот отпрянул с перепуганным видом.
- Что ты, батюшка?! Какой же я тебе мудант? Христианин я, самый что ни на есть настоящий! Каждый день молюсь я Господу нашему, чтобы не оставил он меня без внимания. Чтоб не обошёл он меня милостью своей, да уберёг от сил тёмных, ибо нет на мне греха. И не каждый день я …
- Всё, всё, всё, понял! Ты запарил своей болтовнёй, нафиг! Во-первых, я сказал не мудант, а мутант. Хотя в твоём случае… Во-вторых, чего царю от нас надо?
Феофан открыл рот, чтобы разразиться очередным словесным потоком, но в этот момент где-то наверху распахнулись ставни и голос царя Андрона обрушился на нас как гром небесный.
- А, явились, сукины дети! А ну, живо ко мне! Я вам устрою, едрить вашу в три бога, душу, мать, через коромысло! Я вам руки-ноги то повыдергаю, пьяницы поганые! Чтоб мухой ко мне, паразиты!
Грохнули ставни. Я с тихим ужасом во взоре посмотрел на своего друга. Джедай ухмыльнулся:
- Не бзди, Броник! Прорвёмся!
Он открыл дверь во дворец и перекрестился.
- О, Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!
* * *
В великом страхе я переступил порог царской залы. В гневе Андрон Семёныч был довольно крут, а посему, учитывая наше ослушание, можно было ожидать самых неприятных последствий. Вплоть до смертной казни. Джедай, напротив, выглядел уверенно и даже беспечно. Впрочем, так он выглядел всегда.
Громы и молнии настигли нас уже на пороге.
- А, сволочи, явились наконец! – Царь восседал на троне в своей любимой позе – перекинув ноги через подлокотник. – Ну и где же вас, подлецов, носило? А? Да ладно, можете не отвечать, я и сам знаю. В кабаке! Пьянствуете, значит? И царёв указ вам не указ? Царя, значит, можно по бороде пустить? Молодцы! А скажите мне, друзья мои любезные, на чьей вы службе состоите? Кто вас, поганцев, кормит-поит? А? Андрон Семёныч! А кто вас монетой снабжает, неизвестно за что? Тоже Андрон Семёныч! Кормилец, так сказать, поилец! Да ещё и царь, если кто забыл! А ведь я напомнить могу! В пыточной, на дыбе, например! Что молчите, ироды?
Я предпочёл спрятаться за широкую спину своего друга. Джедай, скромно потупив взор, почёсывал свой красный гребень.
- Чего шары то спрятали? Стыдно? Вот я вам устрою сладкий вечер – запру в темнице, покудова государя уважать не научитесь. Нет, в самом деле, царь их срочно зовёт, а они, паскудники, винище лопают! А если у царя беда какая? А если вы мне до зарезу нужны? Свиньи вы неблагодарные! Глядеть на вас тошно.
Царь поутих. Судя по всему, немного выпустив пар, Андрон Семёныч успокоился, но для суровости продолжал костерить нас самыми разными словами, наиболее колоритные из которых я оставлю в своей памяти, не перенося на бумагу.
- Да не было такого. – Ни с того, ни с сего вдруг брякнул Джедай.
- Чего это не было?
- Да ничего не было. Никакое винище мы не распивали, беззаконий не чинили и вообще, вели себя тихо-смирно.
- Да ну?
- Ну да.
И тут Джедай, со всем своим актёрским талантом, нарисовал такую картину нашего сегодняшнего времяпрепровождения, что у меня рот от изумления открылся. Оказалось, что мы, получив приказ явиться ко двору, совершенно случайно проходили около кабака, где и услышали охальные речи в адрес самого государя. Не стерпев такой чёрной неблагодарности мы зашли в кабак, где…
- И тут я ему и говорю – мол, негоже про царя такие речи толкать! Он всему люду городскому надёжа и опора, защитник и помощник, государь наш Андрон Семёныч. Пристыдил нечестивцев, короче. Ну народ то у нас понятливый, это они спьяну невесть что лопочут, а так все люди смирные. Повинились они, покаялись. И тут кто-то предложил выпить за здоровье царя-батюшки. Ну мы бы рады отказаться, но ведь как-то нехорошо получиться – сами, мол, на государевой службе, а здоровья царю не желают. Пришлось уважить. Потом за здоровье супруги твоей кто-то тост поднял – опять не откажешь. Ну и так раз за разом, рюмку за рюмкой, ну и запоздали малёхо. Ты уж не гневись, Семёныч, так получилось. И стрельцов не обижай, не виноваты они.
Надо отдать должное Джедаю – выгораживая себя он не забывал про друзей. Им тоже находилась какая-нибудь отмазка.
- Я с ними потом разберусь, – мрачно пообещал царь. – Ты про себя рассказывай.
- А нефиг больше рассказывать. Всё уже рассказал. А стрельцов ты всё равно не трогай. Они сегодня, между прочим честь государеву отстояли.
- Это как же? Вина больше всех вылопали что ли? Да и тут не поверю – больше тебя выпить ещё никому не удавалось.
- Да причём тут вино? В натуре честь отстояли. Там один телепузик выступать начал, мол, слаба у царя гвардия, а ежели гвардия слаба, то и сам царь такой же. Банду с собой привёл, рожи у всех как в страшном сне, увидишь - обгадишься, ей Богу! Ну гвардейцы твои не струхнули – таких люлей им навесили, любо-дорого смотреть! Порвали как Тузик пачку маргарина. Ну и я маленько руку приложил.
Джедай скромно показал укушенную поросёнком руку. Рука уже успела опухнуть и служила серьёзным доказательством слов своего хозяина.
Я невольно хрюкнул, вспомнив обстоятельства этого боевого ранения. Джедай бросил на меня испепеляющий взгляд и больно наступил на ногу.
- А ты чего спрятался, Бронька? – Царь нашёл себе новую жертву. – Трусишь, негодяй? Дружок твой байки мне тут лепит, а ты всё молчишь. Чего лыбишься? Врёт он, али нет?
- Не врёт, государь! Ни единым словом не врёт! А смешно мне оттого, что вспомнил я как Джедай одному из этих гадов в морду треснул. Тот так лихо в кадушку с квашеной капустой врезался, аж брызги во все стороны полетели!
Я так явно представил себе эту картину, что невольно засмеялся. Джедай не замедлил меня поддержать и мы громко заржали, больше от облегчения, что счастливо избежали наказания.
- Ладно, хорош ржать! – Царь снова помрачнел. – Один хрен, правды от вас не дождёшься. Пёс с вами, алкоголики. Некогда мне лясы точить. Дело у меня, Джедайка, как раз по твоей части. Ты же у меня советник по всякой фигне?
- Я. – Не стал спорить Джедай.
- Ну вот, а тут как раз фигня полная и получается. Иначе и не назвать.
- Да в чём дело то?
- А в том, что у меня во дворце привидение завелось!
Я так и сел на пол.
* * *
В двух словах царь обрисовал суть дела. После смерти пани Ядвиги во дворце стали происходит довольно странные вещи. Сначала начали пропадать запасы продовольствия. Объяснить это банальным воровством прислуги было проще всего, однако кухарки и прочий допущенный на кухню люд наотрез отказывались от этих обвинений. Смысла красть еду им не было никакого – кормёжка во дворце была отменная. Да и наказание за воровство было очень суровым. Самое серьёзное дознание не принесло никаких результатов, но выявило одну странную вещь. Все, кто постоянно находился на кухне внезапно начали страдать потерей памяти. Не то чтобы люди забывали всё, но они никак не могли вспомнить некоторые отрезки времени, проведённые на рабочем месте. Зато было установлено, что именно после этих начисто забытых кухарками временных промежутков чаще всего и недосчитывались части продовольствия. Всё это было довольно странно, но особых опасений не вызывало.
Если пропажа продуктов не была явлением достаточно тревожным, то вот ослабление обороноспособности дворца - вещь серьёзная. Подобные потери памяти внезапно обнаружились у стрельцов, нёсших охрану дворца. Здоровые, сильные, валящие быка одним ударом мужики, неожиданно впадали во временное слабоумие. Они начисто забывали все детали своего только что проведённого дежурства, ни на какие вопросы по этому поводу ответить не могли и ссылались на то, что их «как чёрт дубиной огрел». И это бы ничего, но однажды начальник дворцовой стражи решил проверить посты среди ночи и наткнулся на лежащих без сознания стрельцов, охранявших царскую казну. Двери в строго охраняемое помещение были открыты. По тревоге были подняты все силы быстрого реагирования, дворец был тщательным образом обыскан, но никого постороннего не было обнаружено. Стрельцы, приведённые в чувство, ничего объяснить не могли, в том числе и своё состояние. Никаких следов насилия на них не было. Немного утешало одно - из казны ничего не пропало, это установила тщательная проверка под личным надзором царя. Объяснили это можно было тем, что вора просто спугнули, а может и тем, что не было у него цели ограбить казну. В этом случае вообще ничего понятно не было. После этого происшествия были приняты дополнительные меры предосторожности. В атмосфере строжайшей секретности, в помещении сокровищницы был установлен ещё один пост, помимо внешней охраны. О нём никто из посторонних знать не мог и неведомый грабитель, как все надеялись, тоже. Как оказалось, меры были приняты не зря. Прошлой ночью внутренний караул столкнулся с тем, чего никто не мог ожидать. С привидением.
- Чего? Да они, поди, перепились там со скуки. Откуда в твоём дворце привидение, Семёныч? Что ему тут делать?
- Я не знаю, чего этой твари тут надо, но с ним надобно разобраться. Оно мне так всех людей перепоганит! И так уже паника – стрельцы в ночной караул заступать отказываются. А казну что, я сам охранять должен? Нет, Джедайка, ты у меня советник по всякой фигне, что хошь делай, но слови мне эту сволочь!
- Знаешь что, Семёныч, а иди-ка ты вместе с этим Кентервильским привидением в баню! Я думал, тут беда какая, а они с жиру бесятся! Какое, нафиг, привидение? Бред! Ты бы взял да допросил всех этих полудурков по-хорошему – кто-нибудь да расколется. Сто пудов – какой-нибудь приколист тебе по мозгам ездит, а ты тут устроил панику в курятнике.
- Слушай, Джедайка, ты себя умнее царя не считай. Допросили уже всех – будь здоров. Не виноваты людишки ни в чём. А ты бы вместо того, чтобы языком чесать – взял бы да и придумал чего, чтоб заразу эту извести! И вообще, какой я тебе Семёныч? Ты, я вижу, совсем приборзел – царя не уважаешь! Я вот тебя сейчас велю допросить, да с пристрастием, чтоб не шибко зазнавался!
- Ты, Семёныч, не нервничай. Болезни то, они все от нервов.
- Какие такие болезни?
- Какие. Мозговые, в основном. После которых глюки появляются.
- Ты на что это намекаешь?
- Так, пустяки. Альцгеймер, например, не слыхал о таком? Нет? Ну и слава Богу.
- Ты мне зубы не заговаривай и всякими… этими… Был тут у меня араб, тоже, этот, как его, Аль – Аль… Тьфу ты, басурман, одно слово! Свататься приезжал, бесовский сын. Вроде и человек солидный, не бедный – прямо скажу – очень даже не бедный, но, вишь, в чём дело – женатый уже. У меня говорит, девять жён, ей Богу не вру.
- Ага. Зарина, Джамиля, Гузель, Зухра, Фарида и так далее, по тексту.
- А ты откудова знаешь?
- Да так, друг Федя рассказывал. И что?
- Да ни хрена! Настасья моя как узнала, что окромя её у мужика ещё девять баб в доме, так шибко осерчала. Он к ней на коленях, с алмазом с лошадиный глаз, а она его за шиворот, да с лестницы вниз головой и скинула.
- Круто!
- Ещё бы. Алмаз жалко, красивый был, собака, большой.
- Да-а-а, алмаз – это хорошо.
Всё это дело продолжалось довольно долго. Джедай вообще был мастер пудрить мозги. После получаса непринуждённой беседы царь уже забыл про свой ужасный гнев и, развалясь на троне, травил байки.
- Во-от. А я, значит, молод был, горяч. Говорю старому то охотнику, а что же мы на медведя то никак не пойдём? Волка я, значит, уже ловил, на лису ловушки ставил, даже вепря укокошил. Ну и уток там всяких, гусей – тех вообще без счёта. А он мне и говорит, мол, на такого зверя не только сила, а прежде всего ум надобен, а ты зелёный ещё и умишко у тебя заячий. Это он меня, царя, значит, дурачком назвал. Ну осерчал я малость, а ну, говорю, окаянный, пошли косолапого валить, а не то самого вместо медведя на рогатину посажу. Хрен с тобой, говорит, пошли. Но только уговор – вдвоём пойдём, без холопов.
- Это что ж так? – Спросил Джедай. Развалившись на мягком ковре он смачно уплетал горячую ватрушку, с блюда принесённого поварёнком.
- Узнаешь в своё время. Пошли мы с ним, ага. Нашли берлогу, давай медведя оттуда выкуривать. Как эта зверюга вышла – батюшки-святы, огромный как Молчун-камень. Лапы - во! – Царь начал размахивать руками, отмеряя довольно внушительные размеры в воздухе. – Зубищи – во-о! А из пасти воняет – ну как от тебя сейчас!
- Это что за намёки? – Обиделся Джедай. – Ты себя то нюхал после пьянки, нет?
- Да ты не пыжься, Джедайка, я не в обиду тебе. В общем струхнул я маленько тогда, честно скажу. Чё ты ржёшь? Маленько, я говорю, понял?
- Чего ж тут непонятного? Маленько так маленько, до жиденького поносца.
- Иди ты к лешему! – Отмахнулся царь. Он уже привык к подначкам своего советника и позволял Джедаю небольшое нарушение субординации.
- Дальше то что было?
- А дальше, этот старый пень, охотник, как треснет мне по спине кулаком, да как заорёт – «Бежим, Андроша!». И давай наворачивать, только пятки сверкают. Я за ним. Медведь за нами. Бежим, быстро бежим, я тебе скажу. Зверюга не отстаёт. И тут я думаю – а чего это я от него бегу? Рогатина у меня в руках, силой Боженька не обидел, да и не за тем я на охоту пришёл, чтоб от добычи своей бегать! Ага. Развернулся я, оборону занял, да и поддел косолапого на рогатину. Стою, довольный, гордый как индюк на птичьем дворе. А тут и охотник мой подошёл. Посмотрел на убитого медведя и говорит: «И что я тебе говорил, твоё величество? Зелен ты ещё на крупного зверя ходить. Дурак, одно слово!». Это почему, говорю. «Почему? На кой хрен ты его посреди леса завалил? Так бы мы с ним до самого Червякино добежали, а сейчас тащи его до дому сам!».
От нашего хохота дрогнули ставни на окнах. Джедай подавился очередной ватрушкой и истекая слезами, пытался прочистить горло, перемежая кашель со смехом. Вдоволь нахохотавшись, мы сделали попытку продлить наш весёлый вечер, но тут царь взмахнул руками: - Сволочи же вы, братцы! Ох сволочи!
- Чего вдруг?
- Чего? Я вас по делу звал, а вы мне тут посиделки устроили. А ну, Джедайка, давай, вырабатывай решение государевой проблемы! И ты, Бронька, не отлынивай, шевели мозгой то!
- А чего сразу я? – Попытался я было ускользнуть от ответственности. – Я ведь не советник, я так, историк. Вот ежели Джедай чего придумает, так я сразу запишу, чтоб для истории сохранить.
- Ах вот ты как? – Возмутился Джедай. – Я для него, а он! Бросить друга в такой ответственный момент! Нет, всё, развод на пол - кровати! Не ходи больше на мой горшок, предатель!
Я как мог, попытался объяснить Джедаю, что не бросаю его на произвол судьбы, а просто-напросто … боюсь привидений.
- Да каких нафиг привидений! У вас тут что, массовый психоз? Нет, я конкретно шизею с вами!
Джедай в порыве истинного недоумения пытался втолковать мне, а в первую очередь царю, что никаких привидений во дворце нет, всё это либо чья-то злая шутка, либо обычные слухи и байки. Под градом упрёков я почти было засомневался в искренности своего государя, но тут царь вставил своё веское слово.
- Ты что, сукин кот, советчик хренов, хочешь сказать, что я вру? Может ты меня совсем за дурачка держишь? Я ведь не посмотрю, что люблю тебя всей душой – велю выпороть как Сидорову козу! Не можешь ничего путного придумать – так и скажи. Да какой ты к лешему советник, петух ты крашеный!
Вот этого ему говорить не следовало. Я уже упоминал, что мой друг почему-то очень сердился, когда его сравнивали с этой вполне уважаемой деревенской птицей. Ни гусь, ни индюк ни какая другая пернатая животина, не вызывала столь бурной реакции моего друга. Сколько я не пытался выяснить, чем провинился петух перед народом Джедая, ничего путного не добился. Зато одно я уяснил наверняка – называть моего друга петухом опасно для здоровья. Царь Андрон это частенько забывал, а сравнение так и лезло на язык, достаточно было глянуть на вызывающую причёску Джедая.
Джедай побагровел.
- Ну ты, царёк тряпочный, варежку то свою прикрой, а не то я тебе корону мигом набок собью. Ты у меня сам сейчас петухом станешь. И секьюрити твои не помогут, понял, ицелоп ты мусорный?
Андрон соскочил с трона.
- Чего-чего? Это ты мне угрожать вздумал? Да я тебя самолично на части разберу! Без всяких секуриков! Что, думаешь, если я царь, то и сам тебе рыло начистить не смогу? Ха! В один миг!
В следующую секунду корона царя полетела в угол. Скипетр в другую сторону. Андрон засучил рукава и принял боевую стойку.
- Иди сюда, верблюжий сын!
- Иду!
Джедай медленно начал приближаться к царю, покачивая перед собой кулаками. Я перекрестился и благоразумно отошёл подальше. То, что могло сейчас произойти, грозило стать стихийным бедствием внутридворцового масштаба. Подраться оба были горазды, но на кого из них сделать ставку – я бы не смог сказать со всей уверенностью даже под пытками.
Противники неумолимо сближались. Царь плюнул на свой кулак, замахнулся и…
- И что же тут творится?
В зал вошла царица Агнесса.
* * *
Агнесса Станиславовна принадлежала к той особой породе женщин, перед которыми любой мужчина чувствовал себя, по меньшей мере, неполноценным. Она была потрясающе красива. Высокая, статная, с красиво уложенными чёрными волосами, она ослепляла своей какой-то необычной, особой красотой, той самой, когда при одном взгляде на неё останавливается в груди сердце и ты замираешь от ощущения присутствия чуда. Для меня до сих пор остаётся загадкой, почему она стала супругой царя Андрона. Перед ней расстилали шёлковые ковры арабские шейхи, её осыпали жемчугом индийские магараджи, для неё привозили караваны роскошных мехов суровые короли Северных Земель. Но она, неожиданно для всех, выбрала грубоватого, чуть неуклюжего и очень вспыльчивого Андрона, чьи душевные благодетели хоть и были довольно велики, но так искусно прятались под личиной простого русского мужика.
Как-то царь рассказывал нам с Джедаем, (находясь под влиянием зелёного змия, конечно), что сватаясь, он подарил прекрасной польской принцессе ромашку и розу.
- Никакая роза не сравнится с тобой, прекрасная Агнесса, - сказал он. – Я же прост как эта ромашка. Но какими бы разными мы не были, я никогда не позволю себе отказаться от своей любви. Я бы мог привезти тебе дары, не меньшие, чем у всех твоих женихов, но дарю только эти цветы. Для всех ты только прекрасная роза, а для меня ты - солнышко, которое греет моё сердце.
Ну или что-то в этом роде. Кстати, Джедай мне сказал потом, что в его мире два цветка приносят только на похороны. Хорошо, что у него хватило такта не брякнуть этого при царе – неизвестно, какова была бы реакция Андрона на такое заявление.
В общем, что-то разглядела в нашем царе прекрасная Агнесса и, вопреки всем родственникам, вышла за Андрона Семёныча замуж. Кое-кто из отвергнутых женихов, правда, пригрозил нам войной, но тут не последнюю роль сыграло то, что земля наша во многом оставалась загадкой для иноземцев, а также обилие и высокая популярность русских сказок, в которых всяких неведомых существ и колдовских сил было едва ли не больше, чем во всех остальных. Короче, царь попросту пригрозил напустить на своих потенциальных врагов Змея-Горыныча. После проведённой разъяснительной работы по поводу идентификации данной угрозы женихи предпочли разрешить разгорающийся конфликт дипломатическими способами.
Царь обожал свою супругу. Впрочем, её нельзя было не любить – помимо красоты она обладала покладистым характером и невероятным умом, который она умело использовала. Довольно часто она помогала Андрону в государственных делах и даже Джедай, который всегда скептически был настроен по поводу «левых» советов, вынужден был признать её правоту во многих вопросах. Агнесса Станиславовна могла не только находить выход из самых сложных ситуаций, но и ненавязчиво подсказать путь к нему своему царственному мужу, дабы инициатива исходила от него.
Царица Агнесса была совершенством, в его человеческом виде. Ругаться с ней было не по силам никому. Вот и сейчас, как только она вошла в зал, начинающееся кровавое побоище немедленно сошло на нет.
- Что же ты, дорогой, корону то в угол выбросил? – Не повышая голоса спросила Агнесса Станиславовна. – Уж не надоело ли тебе царствовать?
- Что ты, голубка моя, - царь мгновенно превратился в самое ласковое существо в мире. – Это у меня голова вспотела, малость, да. Да и не выкидывал я её, а так положил на видное место. Аккуратно положил. Совещание у нас тут.
- А я думала вы драться собрались.
- Да что ты говоришь такое! Разве пристало мне в своём дворце кулаками махать? Я же говорю – совещание у нас с советником, ну, по государственным делам. А это мы так, разминки ради, побороться решили.
- Ага, - встрял в разговор Джедай, - я тут государю новый приёмчик хотел показать. Два пальца в нос и бросок через бедро.
Царь метнул в Джедая испепеляющий взгляд.
- Да, что-то в этом роде, не обращай внимания. А чего это ты не отдыхаешь, радость моя, день был хлопотный. – Царь ловко вильнул в сторону, уходя от неудобной темы. – Скушай яблочко, сделай милость, а я с тобой за компанию отведаю.
Андрон взял с подноса большое красное яблоко и потянул супруге. Сам тут же принялся наворачивать за обе щёки точно такое же.
- Ум-м-м, вкуснотища, - закатил он глаза от удовольствия, - попробуй, солнышко.
Царица снисходительно улыбалась, глядя на этот балаган. Обмануть её столь грубым представлением было невозможно.
- А что же у вас тут за совещание такое секретное? – Невинная улыбка не сходила с её губ. – Неужели что-то страшное случилось? Ты даже бояр не позвал, всё в тайне.
- Да что ты, любимая, - похрустывая яблоком сказал царь. – Так, ерунда одна появилась, даже бояр тут звать не нужно. С этим пустяком и советник мой справится. Верно, Джедайка?
Тут уже Джедай попытался просверлить царя яростным взором. Счёт сравнялся.
- Ты иди отдыхать, родная моя, - продолжал Андрон, - не забивай головушку светлую мыслями пустячными. С ерундой этой мы в два счёта управимся.
- А ерунда эта не привидением называется? – Как бы невзначай поинтересовалась Агнесса, надкусывая румяный бок яблока.
Царское яблоко немедля комом встало в горле Андрона, что привело к порыву неконтролируемого кашля и тщетных попыток прочистить горло. Джедай не мог не помочь любимому государю в постигшей того неприятности и от всей души, но в то же время довольно вежливо, треснул его кулаком по спине. Упрямый кусочек райского фрукта вылетел из своего временного пристанища и царь получил возможность вдохнуть воздуха. В другой ситуации он не преминул бы высказать Джедаю, столь любезно предоставившему свои услуги, много интересных слов, но в присутствии жены не рискнул начинать новое состязание по матерщине. Джедай же стоял с самым невинным видом и широко улыбался. Два - один.
- Откуда ты это знаешь? – Справившись с изумлением спросил царь.
- Ну послушай, дорогой, какая же я хозяйка, если не знаю что у меня в доме происходит? Или ты думаешь что я глупышка?
- Да никогда, золотко! Я просто не хотел тебя расстраивать, ведь дело то тёмное, страшное – привидение как-никак.
- Уверен? А если нет?
- Вот! А я что говорю! – Влез в разговор Джедай. – Ты, Семёныч, жену свою послушай, она тебе худого никогда не посоветует.
- А что же это ещё может быть?
- Ну знаешь, объяснений может быть много, но сначала надо определить – так ли оно опасно?
Царь подпрыгнул на троне.
- Да как же не опасно? Какого хрена ему тогда надо? Казну государственную чуть не ограбило, стражу мою здоровья лишает, а может эта сволочь покушение на меня затеяло!
Джедай скривился.
- Да больно ты кому нужен.
- Чего?!
- Я в том смысле, что с соседями у нас мир. Козней мы им не строим и они нам пакостей никаких не делают. Да и если бы тебя грохнуть хотели, то уже грохнули бы давно, а не в казну лезли – караул пугать.
- Тоже верно, - сказала царица, - ты, Андроша, не кипятись, нужно всё спокойно обсудить. И уж ты не серчай, но я с вами совет буду держать.
- Ладно, - буркнул царь. – Какие будут предложения? Бронислав?
Я подпрыгнул на месте от неожиданности.
- Чего?
- Что «чего»? Предложение давай говори.
В моей голове пронёсся ураган всяческих мыслей – одна глупее другой. Чуть подумав, я выбрал не самую глупую из них.
- Может, попов позвать? Пусть молитвы почитают, святой водой окропят, авось да поймают привидение это.
- Фигня! – Буркнул Джедай. – Никакой поп не поможет, потому что не привидение это, а …ну…
-Что? – Ехидно спросил царь.
- Фиг его знает.
- «Фиг его знает» - передразнил Джедая царь. – Ну если ты такой умный, то давай свою стратегию.
Джедай замялся.
- Так сперва глянуть на это привидение надо, может и без попов обойдёмся. Может мы его и так поймаем. А может и нет. Но в любом случае надо его засечь, в смысле подкараулить, да и глянуть, что это за птица. А там и разберёмся.
- Ясно, ты, значит, предлагаешь засаду устроить. Ну а ты, дорогая, что скажешь?
Агнесса Станиславовна повела изящно бровью, и, подарив супругу ласковый взгляд своих прекрасных глаз, сказала:
- А я вот думаю, а зачем привидение на кухне появлялось? И куда продукты деваются? Ни на какие мысли это тебя не наводит?
- Да не знаю. Оно ж привидение, откуда мне знать, что у него в башке творится?
- Скажи мне, Бронислав, зачем ты на кухню ходишь? – Неожиданно перевела взгляд на меня царица. Я смутился безмерно и, чувствуя что краснею, не найдя ничего более подходящего брякнул:
- Пожрать!
Джедай заржал как конь.
- Да уж пожрать то ты горазд! В этом мы с тобой похожи. Агнесса Станиславовна, правильно ли я вас понимаю – вы поддерживаете мою точку зрения?
- Да, Джедай, я вижу в ней рациональное зерно.
-Эй-эй-эй! Это что за сговор? – Забеспокоился царь. – Какое зерно? В чём дело?
- А не кажется ли тебе, дорогой, что привидение на кухню им заходило именно для того, чтобы подкрепиться? Или, как только что сказал наш уважаемый историк, пожрать.
Тут то я уже точно покраснел.
Андрон задумался. Сложный мыслительный процесс занял около минуты, после чего царь спросил:
- То есть, ты хочешь сказать, что Джедайка прав и это человек?
- Именно.
- Не знаю, не знаю. – Царь снова задумался.
- Да что тут думать, - не выдержал затянувшейся паузы Джедай. – Собери людишек посмелее да покрепче, попов им дай для спокойствия, оружия, да пусть попробуют поймать твоего Каспера, ну или хоть шлёпнут, в крайнем случае. Тоже мне – нашёл проблему.
- И кого я тебе отправлю с привидением воевать? Людишки то у нас суеверные, нечисти всякой боятся. Вот если только…
Я краем глаза увидел, как царица исподтишка, с лукавой улыбкой, указала пальцем на моего друга, занятого в этот момент поеданием очередного яблока. Я похолодел, но зато царь расцвёл.
- А знаешь что? Вот ты и пойдёшь призрака ловить.
Джедай повторил то действо, какое пару минут назад показывал царь. Оказалось, что яблоки могут вставать комом не только в царских глотках. Джедай зашёлся в кашле. Андрон также не бросал друзей в беде и с огромным удовольствием оказал Джедаю любезность, которой удостоился сам в подобном положении. Царский кулак пару раз с хрустом прошёлся по спине Джедая. Два-два, счёт сравнялся окончательно. Обменявшись взглядами, Джедай - возмущённым, Андрон – удовлетворённым, соперники заключили временное перемирие. Но вопрос встал ребром.
- Я что, самый крайний? Нет, Семёныч, мне такого добра и даром не надь и так не надь. В гробу я это всё видел, в белых тапках.
Царь прищурился.
- Это ты на что намекаешь? Как языком трепать - так ты горазд, а как дело делать – так ты в кусты. Ничего не выйдет, хренушки тебе. Пойдёшь в первых рядах. Добровольцем, так сказать.
- А это работа у меня такая – языком трепать. Я как никак советник, а не боец спецназа по поимке призраков. Идею двинуть – пожалуйста, совет дать – запросто, а головой в пекло – на это у тебя специальные люди есть.
- Я сказал – пойдёшь, значит пойдёшь, - грохнул кулаком по столу царь. – Неча мне мозги парить. Кроме тебя некого на такое ответственное дело послать. Бери стрельцов с оружием, пару попов со всеми причиндалами – и вперёд.
Джедай в этот миг имел такой растерянный и в то же время сердитый вид, что я не смог удержаться от смеха и громко фыркнул.
- И ты, Брут! – покосился на меня Джедай. – Все против меня, даже ты, мой лучший друг. Предатель ты, Павлик Морозов – твоё имя.
- Чего это я предатель? – обиделся я. – Я, между прочим, тебя за язык не тянул, ты сам напросился. И вообще, Андрон Семёныч прав – ты предложил, ты и выполняй. А я тут не причём.
- Сволочь ты! – ругнулся Джедай. – Слушай, Семёныч, а дай-ка ты мне Броника в помощь, а то скучно ему в своей библиотеке. Вдвоём то мы лучше справимся.
- И то правда, - вставила слово царица, - идите вдвоём. Вы же друзья, а друзья всегда вместе, и в беде и в радости.
Вот тут мне стало совсем не до смеха. Рядом с Джедаем я, конечно, чувствовал себя не в пример спокойнее, но ловить в тёмных коридорах дворца зловещее привидение мне совсем не улыбалось. Я почувствовал что вот-вот упаду в обморок.
- Что-то ты, Бронька, с лица то сбледнул, - съехидничал царь. – Неужто испугался? Фу-у-у! А я то думал – у меня историк отважный малый. Не боись, парнишка, Джедай за тебя головой ручаться будет, а то, не дай Бог, слопает чудище моего единственного летописца – кто обо всей этой истории потомкам расскажет? Верно, Джедайка?
- Ага, - мрачно пообещал Джедай, - как же слопает оно его. Он за мою спину спрячется, а я смерть лютую принимать буду. Нормально. Впрочем, как всегда.
- Ты давай не хнычь! Гребень свой поправь, да подкрась его получше. Глядишь, привидение то само тебя испугается!
Царь захохотал, всплёскивая руками. Свалив всю ответственность на нас, он явно пришёл в доброе расположение духа и был не прочь пошутить. С одной стороны это было даже неплохо – в случае удачного исхода нашего мероприятия можно было рассчитывать на хорошее вознаграждение – царь никогда не скупился, если дело того стоило. Но с другой стороны я не рассчитывал вернуться из этого похода живым, что меня немного огорчало. Джедай, видимо смирившись с возложенной на него ответственностью, стоял с задумчивым видом. Я мог поклясться, что в его бритой наголо голове сейчас крутятся весьма интересные мысли, а это значит, что у нас появился шанс не умереть под злобными чарами таинственного и зловещего гостя.
- Когда засаду будем устраивать?
- Как это когда? Уж не думаешь ли ты, что я эту нечисть в своём доме терпеть буду? Мне что, жизнь не мила? Да и казна тоже.
- Понятно, оборвал царя на полуслове Джедай. – Значит, сегодня.
* * *
К вечеру наш боевой отряд был в состоянии полной готовности. Двенадцать здоровенных стрельцов, приданных нам с Джедаем, откровенно скучали, но вид имели суровый и грозный. Свет играл на лезвиях отточенных бердышей, булатные сабли спокойно лежали в ножнах, ожидая своего часа. Громадная пищаль, приготовленная на самый крайний случай повергла меня в состояние тихого ужаса, но я надеялся, что на призрака она произведёт гораздо большее впечатление. Впрочем, если верить Джедаю, то всяким потусторонним силам подобные гостинцы были, как говориться, «по барабану». Специалисты по нечистой силе, из рядов местных священников, утверждали что только серебро способно убить как вурдалака, так и всякую прочую нечисть, включая привидение. Джедай поморщился на это утверждение, но возражать не стал. Из царской казны в срочном порядке было выдано полпуда серебра, из которого кузнец Еремей под строгим присмотром изготовил порцию антипризрачной картечи.
Впрочем, поскольку привидение не особо боялось стрельцов, основные надежды царь возлагал на силы духовного характера. Для уничтожения привидения методами исключающими физическое воздействие нам был придан ещё один мобильный отряд, состоящий из четырёх священников, пользовавшихся наиболее высокой популярностью среди горожан. Попы выглядели даже суровее, чем стрельцы. Окладистые седые бороды, сияние серебряных распятий, кадила, готовые к моментальному раскуриванию, украшенные золотом и христианскими символами рясы – всё это должно было повергнуть привидение в ужас и тем самым исключить применение тяжёлой артиллерии в пределах дворца. Кроме того, в качестве наиболее радикального средства была запасена целая бадья святой воды.
Джедай с самым серьёзным видом руководил сборами своего воинства. Он получил от царя особые полномочия и самое искреннее благословение на это воистину благое дело. Сам царь также изъявил желание поучаствовать в охоте на непрошенного гостя, но получил жёсткий отказ со стороны Джедая, который из чувства противоречия категорически отказался делить свои командирские полномочия с кем бы то ни было. То что царь не смог бы обойтись без ценных указаний в процессе охоты было всем ясно, а потому Джедай, заручившись поддержкой царицы Агнессы, отвёл Андрону место стороннего наблюдателя. Поскольку место основной засады было решено устроить возле входа в царскую сокровищницу, то согласно утвержденной диспозиции сам царь был помещён в соседнюю комнату под охраной воеводы Романа и ещё двоих стрельцов.
План охоты был составлен Джедаем, Андроном и воеводой Романом, который оказал неоценимые услуги в области подготовки столь опасного мероприятия. В качестве приманки было решено использовать два сундука с золотом, которые с наступлением темноты несколько стрельцов должны были перенести в казну. Сундуки были изготовлены заранее. Крышек на них не было, зато на каждом была горка золотых монет и украшений, что должно было послужить хорошей приманкой. Под горкой золота сундуки были набиты лёгким мхом, дабы переносившие их стрельцы не потеряли физических сил, которые могли им очень пригодиться. По мнению царя двух сундуков золота было вполне достаточно, чтобы на них клюнуло даже не самое алчное привидение.
Рядом с входом в основное помещение казны, располагалось несколько других каморок поменьше, таких как помещение царской бухгалтерии, комната главного казначея Порфирия, комната царского архива и прочие помещения для не столь важных сокровищ. В этих комнатах и были размещены наши основные силы. Предполагалось, что стрельцы пронесут сундуки с золотом по нескольким коридорам дворца перед самой полуночью, тем самым постараясь выманить привидение, а затем благополучно доставят их в казну. Здесь ожидалось нападение коварного врага, который не преминет воспользоваться открытыми дверями в сокровищницу, во всяком случае это была довольно разумная мысль. Если ожидания наших стратегов оправдаются, то стрельцы должны будут благоразумно отступить на заранее указанные позиции и дать возможность вступить в бой силам «быстрого церковного реагирования».
Двое священников засели в помещении казны, их целью было обездвиживание призрака путём наложения на него распятий и чтения молитв. Ещё двое бесоборцев ждали врага в помещении напротив казны, в их руках было ещё более грозное оружие – та самая бадья со святой водой. Таким образом призрак попадал в клещи священнослужителей и, по всем прогнозам, был обречён. Кроме того, занявшие свои позиции стрельцы одновременно с началом операции перекрывали оба выхода из коридора, отрезая привидению путь к спасению, если применение церковных методов воздействия этого самого воздействия не возымеет.
Заряженная серебром пищаль была красиво замаскирована за несколькими кадками с пальмами, подаренными царю Андрону кем-то из бывших женихов царевны Настасьи. Ей надлежало вступить в бой лишь в самом крайнем случае, например, при прямой угрозе жизни государя. Разумеется нечего и говорить о том, что обо мне с Джедаем подобным образом не позаботились – в случае угрозы нашей жизни мы должны были спасать свои шкуры самостоятельно.
Моя же роль сводилась к одному – всё увидеть, всё запомнить, всё записать и сохранить на века. Это в случае успешного завершения дела. На случай провала никаких рекомендаций не поступало. Впрочем, в случае неудачи с нас скорее всего просто снимут голову, поэтому моя роль историка вовсе сойдёт на нет.
Джедай ещё раз придирчиво осмотрел поле будущего сражения. Вроде бы всё было сделано верно – люди проконсультированы, орудия расставлены по местам, боевой дух поднят на необходимую высоту царским обещанием хорошего вознаграждения.
- Ну что, чудо-богатыри, с Богом!
* * *
Ночь опустилась на город. Медленно, как бы нехотя тьма наползала на дома и улицы Червякино, поглощая всё на своём пути. Где-то в глубинах небес одна за одной загорались первые звёзды. Луны не было. Тьма сгущалась, заполняя тоской сердца дворовых собак и ночных сторожей. Если первые находили умиротворение в заунывном вое, то вторым приходилось искать средство от всепоглощающей хандры в чарке водки. Постепенно тишина городской ночи наполнялась звуками замершей на мгновение природы и ожившей на это же время непутёвой части населения столицы.
Луны по-прежнему на небе не наблюдалось. Собаки озадаченно моргали во мраке, не находя своей постоянной собеседницы они пребывали в некотором недоумении – кому же излить свою простую собачью душу, кому доверить свои мечты и чаяния. Ночная спутница не появлялась и псам пришлось развлекать себя ленивым лаем на запоздалых выпивох, спешивших попасть из кабака домой, а не в царскую отрезвиловку.
В этот момент я искренне завидовал этим псам, единственным горем которых был временный недостаток общения. Моё горе было не в пример сильнее. Я не страдал недостатком общения – рядом со мной в комнате главного казначея сидел сам государь Андрон Семёныч, пара дюжих стрельцов и казначей Порфирий, наотрез отказавшийся оставить своё служебное место в такой ответственный момент. В соседних каморках сидели остальные участники предстоявшего мероприятия, в том числе и мой лучший друг Джедай. В целях конспирации во всех помещениях царил мрак, освещён был лишь коридор перед сокровищницей, которому надлежало стать ареной сурового побоища.
- Эх, жалко меня в казну не пустили, - вполголоса сокрушался царь. – Я бы устроил этой твари горячую встречу. Ух, я бы его приласкал сабелькой! Я бы ему, паразиту, показал каков Андрон Семёныч в бою! Век бы помнил, зараза!
- А что же ты, государь, не повелел Джедаю с воеводой на самое горячее дело тебя взять? – так же вполголоса поинтересовался я.
- Так ведь видишь какое дело - вдруг и впрямь это чёрт какой, из самой преисподней, вдруг его и попы с распятиями усмирить не смогут? Порвёт он их в один присест, да и меня вместе с ними. А на кого же я престол свой оставлю? Агнесса у меня, конечно, умница, но ведь не бабье это дело – государством управлять, да и дочка ещё не замужем. Кто ж ей жениха путного сыщет? Вон принцы то европейские – сколько не приезжало – сплошь недомерки какие-то, или ещё чего хуже. Так, глядишь, в девках Настасья моя останется, а вот это уже непорядок. Так что, жизнь моя пока ещё вещь нужная. А так я вроде как в резерве, на самом важном месте нахожусь.
У меня сложилось непонятное ощущение что подобные речи я уже где-то слышал. Ах, да – во сне, в том самом, вчерашнем похмельном сне, который, кстати, закончился довольно положительно, в том смысле что я чуть не стал царским зятем.
- А может, Андрон Семёныч, жениха то царевне Настасье и не стоит по заграницам искать? Может лучшая для неё партия где-то неподалёку прячется, стоит только рассмотреть, - прошептал я.
- Это ты о чём?
- Ну, может кто из знакомых вам людей достоин стать царским родственником, не знаю, может из друзей. Может и не надо ей принца какого, может царевна с простым человеком счастлива будет.
- Это ты на что намекаешь? Дочку мою за простолюдина отдать что ли? Или у тебя кто на примете есть? Вон, Порфирий, например.
Казначей громко икнул где-то в темноте комнаты и зашептал:
- Батюшка-государь, верой и правдой служить тебе стану, на царство твоё не замахнусь, на богатства не позарюсь, а царевну Настасью любить и жалеть буду как себя не люблю и не жалею. Люба она мне с поры давней, как впервые её в люльке увидал так и полюбил без памяти! Только не прогневайся, государь, верным зятем стану!
- Ты чего это там лепечешь? – В голосе Андрона появились въедливые нотки. – Что совсем из ума выжил, каким зятем, какие богатства – ты на себя посмотри, пенёк ты старый! Погоди, вот словим эту пакость я тебе ещё ревизию устрою – что-то припух ты на тёплом месте, совсем нюх потерял – к царю в зятья лезть!
Порфирий обиженно засопел в темноте. Я благоразумно предпочёл промолчать на счёт своей кандидатуры, посчитав данный момент не совсем удобным для предложения руки и сердца царской дочке. Вот если мне предоставится шанс совершить подвиг, хотя бы сегодня, то тогда можно попробовать. Лучше всего, если бы мне удалось спасти жизнь государя. Тогда мои заслуги могли получить самое высокое признание.
- Идут! – прошептал стрелец наблюдающий за коридором через приоткрытое окошечко в двери. Царь отодвинул стрельца в сторону и сам пристроился у окошечка. Я прильнул к щели в двери. Представление начиналось.
Тяжело передвигая ноги двое стрельцов тащили сундук набитый «золотом». Они с таким усердием делали вид будто в их руках непомерная тяжесть, что даже мне показалось – сундук полон золотых монет. Дойдя до поворота коридора стрельцы поставили сундук на пол и, отдуваясь, завели непринуждённую беседу:
- Ну и тяжёл сундучок! – сказал первый стрелец. – Не иначе как пудов пять золота в нём напихано.
- Да ну, пять, - возразил второй, - все семь, а то и восемь. Уж больно тяжёл, зараза!
- Да, верно, пудов восемь золота в нём точно будет. Даже руки устали.
- Хорошо что во дворце супостатов нету, а то напади кто на нас, а мы и руки поднять не сумеем.
- И то верно!
Таким невинным образом стрельцы пытались привлечь внимание потустороннего грабителя к лёгкой добыче. Если таинственное привидение находится где-то поблизости (а мы на это очень рассчитывали), то подобный разговор непременно должен был его заинтересовать. Царь нетерпеливо ёрзал возле щели в двери.
- Ну какого хрена они тянут? Давайте уже, несите сундук сюда.
Ему явно не терпелось вступить в драку, несмотря на категорические запреты Джедая и воеводы Романа. Я почему-то таким желанием не горел.
- Ну что, взяли?
- Взяли!
Поплевав на руки и для приличия тяжело вздохнув, стрельцы подняли сундук и зашагали по направлению к сокровищнице. Они подошли к двери и постучали:
- Открывай, Фома! Принимай золотишко!
За дверью послышалась тихая возня, со скрипом в замке повернулся ключ, дверь открылась и навстречу стрельцам…
* * *
Я никогда не видел ни одного привидения и поэтому не могу похвастаться какими-либо познаниями в их классификации. В моём представлении привидение должно быть прозрачным, с пустыми глазами, огромными клыками и непременно завывать на все лады. Джедай говорил что любое уважающее себя привидение носит просторные белые одеяния и парочку тяжёлых цепей. При этом вовсе необязательно, чтобы оно издавало какие-то звуки, вполне достаточно ужасающего взгляда, дабы ввергнуть в полное смятение даже самого смелого человека. В общем – сколько людей, столько мнений. Но то что мы увидели, повергло нас в некоторое недоумение.
Когда открылась дверь в царскую сокровищницу коридор залило бледно-голубым светом. Подобного света я никогда раньше не видел, он был бы похож на вечернюю зарю, если бы был красным. Я как заворожённый смотрел в дверную щель. Из глубины помещения казны вытянулась горящая синим светом рука и как бы нехотя толкнула одного из стрельцов в грудь. Тот отлетел как будто его изо всех сил ударили оглоблей и врезавшись в стену коридора сполз на пол. Второй стрелец оказался проворней – он немыслимым прыжком отскочил в сторону и, забыв все указанные ему действия, бросился бежать, оглашая дворец диким ором, но тут же запнулся о ногу лежащего на полу товарища и с грохотом повалился рядом.
Из сокровищницы широким шагом вышло привидение. Это был высокий мужчина одетый в мелкоячеистую кольчугу, на ногах его красовались высокие сапоги, на голове был одет шлем, усаженный несколькими парами разнообразных рогов и невероятным султаном на маковке. Доспехи призрака украшали выкованные накладные узоры, изображавшие различные непонятные моему глазу символы, а также свирепые звериные морды из тонких металлических пластинок. На плечах, локтях и коленях привидения торчали острые шипы, два ряда подобных лезвий проходили по спине. На руках этого незваного гостя были одеты длинные перчатки, также усаженные шипами, но размером поменьше. Мало того, под лопатками призрака виднелось что-то похоже на сложенные крылья, а на поясе висел боевой цеп и шипастым шаром такого размера, что он невольно внушал уважение к его владельцу. Вся фигура этого потустороннего воина была окутана бледно-голубым сиянием, исходившим неизвестно откуда.
Призрак остановился над лежащими стрельцами и сделал быстрое движение руками. Ладони его окутались зеленоватым дымком, который сразу же начал клубиться и медленно опускаться на беззащитных стрельцов.
- Руки в гору, падла!!! – услышал я громкий крик Джедая. – Царский спецназ!!! Сопротивление бесполезно, сдавайся, курва лагерная!!!
Распахнулись двери всех комнат и призрак оказался в окружении решительно настроенных мужчин. Он резко обернулся и я вздрогнул, увидев ужасное забрало его шлема, также усеянное клыками и прочими атрибутами нечистой силы. Глаза привидения светились ярким синим светом сквозь глазницы шлема. Волосы мои встали дыбом, по спине косяками куда-то на юг ломанулись мурашки. Но несмотря на охвативший меня ужас я не мог оторвать взгляд от этой картины.
Первыми в дело вступили священники.
- Отче наш, иже еси на небеси, – загремели басовитые голоса бесоборцев. Перед привидением замелькали большие серебряные распятия, покрывавшие его крестами с ног до головы. Бесстрашные священники начали наступление на демона, держа в одной руке Библию, а второй усердно крестя врага своего. Призрак на мгновение замер, но тут же шагнул к священникам и гулко расхохотался. Зловещий смех его прокатился под сводами дворца, вселяя ужас в сердца людей. Ну, по крайней мере, в моё точно.
Призрак скрестил руки перед собой и вдруг резко развёл их в стороны. Священники, как бы повинуясь движению его рук, разлетелись в стороны словно городошные фигурки. Распятия упали на пол, призрак поднял одно из них и повернувшись к ощетинившимся бердышами стрельцам смял его двумя руками, подкинул на ладони и бросил в своих преследователей. Стрельцы отпрянули назад.
- Мочи его, козла!!! – заорал Джедай.
- Ату его, ребятушки!!! – громовым голосом поддержал его воевода. - Руби супостата в капусту!!!
Стрельцы восприняли оба приказа дословно. Стрельцы с воинственным криком кинулась на привидение размахивая саблями и бердышами. Тем временем Джедай с одним из стрельцов выволокли из каморки бадью со святой водой и с диким ором опрокинули её на голову противника. Бледно-голубой свет тут же погас, послышалось громкое шипение, а следом страшный вой привидения. Всё вокруг окутало непроглядным дымом или туманом, почему-то зелёного цвета. Я уже ничего не видел, но зато слышал бодрый вопль Джедая:
- Получи, свинья поганая! На! На тебе, скотина! Получи! Вали его, парни! Гаси!
- А-а-а-а-а-а-а!!! - в окутанном коридоре дымом стоял невообразимый гвалт. Стрельцы орали в порыве воодушевления, слышались удары ногами и чем-то металлическим. Царь Андрон орал ничуть не тише и рвался в битву, но стрельцы, приставленные к нему, крепко держали его за руки, не обращая внимания на угрозы расправы в случае дальнейшего неповиновения. В общем всё было довольно задорно до той минуты когда все звуки покрыл страшный рёв.
- Ар-ра-ар-рха-ра-хра-а-а-а!!!! – туман начал рассеиваться и нам открылась картина битвы. Призрачный воин вновь обрёл своё таинственное сияние и растопырив довольно небольшие крылья, стоял посреди коридора размахивая своим огромным кистенём. Попавшие под удар огромного шипастого шара стрельцы разлетались по сторонам словно пушинки. Джедая нигде не было видно. Одуревший от некультурного обращения призрак дико орал и крушил всё на своём пути, стрельцов оставалось всё меньше и меньше, оказать более-менее достойного сопротивления столь дикой и необузданной силе они не могли.
Отшвырнув последнего из преграждавших ему путь стрельцов призрак схватил сундук с золотом и широкими шагами двинулся прочь из коридора. В этот момент я услышал откуда-то сбоку ошалелый крик Джедая:
- Пищаль!!! Гаси эту суку!!! Гаси его нахрен, уйдёт!!!
Стоящие парой пальмы повалились в стороны и на привидение из глубины коридора глянуло безразлично-смертельное рыло громадной пищали. Призрак остановился. Казалось он был в недоумении – что это за пакость ему приготовили? Я готов был поклясться, что синий свет в глазницах его уродливого шлема пару раз недоуменно моргнул. Однако когда стрелец поднёс зажженную спичку к фитилю пришелец всё сразу понял. Он снова страшно зарычал и не отпуская одной рукой сундука с «золотом», принялся выводить второй рукой странные пассы в воздухе. При этом он нараспев принялся читать какие то неведомые нашим ушам заклинания. Воздух перед ним как будто загустел, стал непрозрачным и каким то тяжёлым, свет последних фонарей погас и в наступившей кромешной тьме я услышал громкую команду своего друга:
- Давай чувак, давай!!! Пали!!!
Громыхнуло так, что у меня заложило уши. Дверь снесло с петель и нас вместе с ней кинуло куда-то внутрь комнаты. С потолка посыпалась штукатурка с пылью и какими то опилками вперемешку. Тут же всё заволокло дымом и гарью, стало трудно дышать. Я уже совсем не понимал что происходит и где я вообще нахожусь. Ничего не было видно вообще. На мне лежало чьё-то весьма тяжёлое тело. Я попытался было стряхнуть с себя мешающую мне встать тяжесть, но тело вдруг разразилось страшным матом, причём голос принадлежал царю Андрону, что немного успокаивало – царь тоже жив. Рядом, в темноте кто-то кряхтел, коридоре кто-то стонал.
Я с трудом ворочал мозгами пытаясь определить – жив я или нет. По некоторым ощущениям выходило что жив, по некоторым – нет. В ушах звенело, в глазах темнело, в животе бурчало. Внезапно я понял что хочу есть. Это хорошо, значит я всё-таки жив.
- Сука! Сука! Нет, ну какая сука! – из пелены дыма появился Джедай. Одежда на нём была изорвана в клочья, красный гребень превратился в какую-то невообразимую копну свалявшихся обгоревших волос, под глазом чернел огромный, в пол-лица синяк.
- Ушёл, говнюк! Семёныч, я эту гниду сам найду …, я ему глаз на задницу натяну, я ему … … …, я его х… в ж… на…, он мне … б…, урод патлатый!!!!!!!!
Те могучие выражения, которыми Джедай щедро одарил своего оппонента могли заставить покраснеть и с позором удалиться в монастырь любого, кто хоть чуть-чуть считал себя знатоком русского мата. Даже царь, лежащий под надёжным прикрытием двоих стрельцов замолчал и только пялил глаза на своего советника по всякой фигне, словно жареный карась. Поматерившись от души Джедай сплюнул и обессилено опустился на пол. Великая охота на привидение бесславно провалилась.
* * *
« Тогда считать мы стали раны», - эта фраза, произнесённая Джедаем через некоторое время, как нельзя лучше характеризовала наше поражение. Потери были весьма существенны: шестеро стрельцов получили тяжёлые увечья и находились под пристальным надзором придворных лекарей, выстрелом из пищали вдребезги была разнесена стена царской сокровищницы, да и весь прилегающий к ней коридор находился в плачевном состоянии. Ремонту там было на неделю – не меньше, плюс к тому осыпавшаяся штукатурка и выбитые стёкла по всему левому крылу дворца. Царский воевода Роман лежал с переломанными рёбрами и не мог исполнять свои служебные обязанности в полной мере. Советник по всякой фигне Джедай получил лёгкое сотрясение мозга (в наличии которого царь очень засомневался после случившегося), и шикарный синяк на пол-лица. Сам Андрон Семёныч отделался лёгкой контузией, из-за которой стал слегка глуховат на правое ухо. Как ни странно – я практически не пострадал. Накрытый солидной защитой в виде царского тела, упавшего на меня при взрыве, я не получил практически никаких повреждений, не считая пары мелких царапин.
Но самый весомый урон был нанесён царскому самолюбию – из казны пропал сундук с золотом. Не тот фальшивый, набитый мхом, я самый что ни на есть настоящий, огромный кованый сундук наполненный золотыми монетами исчез в неизвестном направлении. Как и куда мог унести его наш не поверженный в сражении неприятель - оставалось загадкой. Казначей Порфирий, и без того приземистый корявенький мужичонка, после кражи вверенного ему имущества вообще как-то сник и ходил в тихом трауре, разве что не посыпая пеплом свою голову в знак великой скорби. Несмотря на то что царь не выдвигал в его адрес никаких упрёков, Порфирий, видимо, считал себя отчасти виноватым в случившемся, а потому заперся в своей комнате и не выходил из неё. К слову – Порфирий пострадал не меньше стрельцов. То ли по причине какой то особой невезучести или ещё по какой, но он совершенно оглох на оба уха и, по общему мнению слегка повредился рассудком. Мотая головой и невнятно что-то мыча он отказывался разговаривать с кем-либо, не допускал к себе лекарей и вообще не принимал никакой помощи. В конце концов несчастного казначея оставили в покое, надеясь на то что он сам как-нибудь восстановится от пережитого.
На душе у участников неудавшегося покушения на свободу дерзкого призрака было ещё хуже. Царь находился в глубокой депрессии. Агнесса Станиславовна не отходила от него, пытаясь утешить, успокоить, да и просто разговорить супруга. Но царь был мрачен и хмур, на разговоры не шёл, от заботы отказывался и только изредка кидал зловещие взгляды на своего советника по всякой фигне.
Мы сидели в тронной зале. За окном с выбитыми стёклами всходило яркое, по-утреннему прохладное солнце, лёгкий ветерок продирался через обломки цветных стёкол, пытаясь разрушить марево, стоявшее в комнате от наших не в меру мрачных мыслей и переживаний. Ласковыми прохладными прикосновениями он шевелил роскошные волосы царицы, скользил по намечающейся лысине царя, продирался через мои всклокоченные космы и беспомощно умирал, наткнувшись на торчащую в разные стороны закопчённую ботву на голове Джедая. Взъерошенный воробушек присел на раму окна, чирикнул радостно, поздравляя всех с наступлением нового дня, но, наткнулся своим радушием на наши кислые физиономии, озадаченно наклонил голову набок, смерил всех недоуменным взглядом и слинял, видимо посчитав нас полностью безнадёжными.
Я проводил его взглядом и зевнул, почувствовав навалившуюся вдруг усталость. Джедай, похоже, чувствовал то же самое. Он сидел в углу залы, осторожно крутя головой, видимо восстанавливая нарушенную подвижность шеи, и мурлыкал какую-то мелодию.
Первым не выдержал царь.
- Какого хрена ты тут мычишь, стратег чёртов! – взорвался он. – Достал уже, в самом деле!
- А что, нельзя что ли? – невинно поинтересовался Джедай.
- Нельзя? Тебе что, заняться больше нечем? Просрал всю операцию, тоже мне великий охотник на привидений! Тьфу! Глаза б мои тебя не видели!
- Нормально, значит это я во всём виноват? А остальные ни причём? Нет, Семёныч, я всё понимаю, но это уже конкретный беспредел.
- Беспредел-беспердел, - передразнил Джедая царь, - закрой рот, когда царь гневается и слушай! Я тебе говорил – придумай хороший план? Говорил. Я тебя предупреждал – не придумаешь - пойдёшь на дыбу? Предупреждал. Ну вот и не обижайся, милок, проштрафился – отвечай, ответил – получай!
- Чего получай? – возмутился Джедай, - нифига себе, нашёл крайнего! Я что ли виноват, что эта тварь такая здоровая? Мы план все вместе разрабатывали, не забывай, а то что не сработало, так это значит – лучше надо думать!
- Вот именно, лучше! А теперь что, руки вверх и пусть эта скотина по моему дворцу разгуливает? Пусть стражу мою калечит, золото моё крадёт, а мы значит думать будем, да? Нет, Джедайка, так дело не пойдёт – а вот ты пойдёшь, на дыбу! И не смей царю перечить! Всё, я тебя с должности царского советника снимаю, к едрене маме!
- Андроша, может не стоит так строго? – мягко проговорила царица. – Джедай и в самом деле не виноват что так вышло. Попробовали, не получилось – бывает. Надо лучше план придумать, а кто как не Джедай в этом тебе помочь сможет?
- А пока мы думаем эта сволочь нам тут всё разнесёт!
- Может не разнесёт, Андроша. Призраку ведь тоже крепко попало, ему тоже время понадобится – раны залечить, сил набраться, а за это время и мы подготовимся.
- В натуре, Семёныч, мы ему крепко вломили! – встрял в разговор Джедай, - и знаешь, что я тебе скажу – никакое это не привидение!
- А кто же это по-твоему?
- Не знаю. Ей-богу, не знаю, но вот доспехи на нём вполне реальные и шарик на цепочке самый настоящий. Да и по рёбрам стрельцы ему наколотили знатно. Так что – человек это, а вот почему он на привидение похож – с этим и надо разбираться.
Царь почесал макушку, посмотрел на супругу. Агнесса Станиславовна развела руками – видишь, мол, не так всё плохо. Андрон Семёныч тяжело вздохнул:
- Ну, и что ты предлагаешь?
- Я, - удивился Джедай, - ничего. Пусть твои советники предлагают, а я человек вольный, на службе твоей не состою, так что с меня спросу нет. И вообще, отдохнуть бы не мешало. Броник, ты как, спать не хочешь?
- Ещё бы, - буркнул я, - только я больше есть хочу!
- Тоже верно, - хохотнул Джедай, - пошли?
- Пошли, нам тут делать нечего.
- Стоять! – Рявкнул царь. – Куда намылились? Царь вас ещё не отпускал.
- Да ладно, - махнул рукой Джедай, - чего уж там, негоже царю с лузерами общаться, ты поумнее кого найди, а мы пойдём пиво хлебать.
Мы вышли за дверь, но тут нас окликнула царица Агнесса. Она вышла вслед за нами и взяв нас за руки ласково сказала:
- Не обижайтесь, ребята, царь расстроен сильно, вот и гневается. Отойдёт он, жалеть потом будет, да уже наверно жалеет что погорячился. А вы как дети малые дуетесь, гордыню свою напоказ выставили. Не время сейчас гордиться, каждая минута дорога. Ежели супостата не изловить – беда будет. Раз не привидение это – значит, вражеский лазутчик, вредитель, а соберёт он сил – не обрадуемся. Думать надо, как его стреножить, думать. А у вас идей много, ведь правда? Не царю, мне помогите, дочке моей, народу нашему.
Хорошо говорила царица, правильно, застыдился я, ей-богу застыдился и обида на царя сама собой прошла. Джедай тоже не собирался долго дуться.
- Да всё я понимаю, Агнесса Станиславовна, верно всё это – время дорого. Ну вы уж сами с царём поговорите – никакого желания у меня нет с ним ругаться, а мы с ним поругаемся точно, пока он не успокоится.
- Поговорю, не беспокойся, - улыбнулась царица, - это моя забота.
Мы вернулись обратно. Царь сидел на троне с самым серьёзным видом, старательно морщил лоб, но уже не ругался и вообще, видно было что он поостыл. Мы остановились посреди залы. Царь искоса взглянул нас, тяжело вздохнул и, сойдя с трона протянул Джедаю руку:
- Ладно уж, не сердись, Джедайка, погорячился я, сорвался. Ну ты сам понимаешь, такая неудача. А! – царь в отчаянии махнул рукой, - хрен с ним, с золотом, главное люди все живы. Ну, мир?
- Да ладно, Семёныч, - расцвёл в улыбке Джедай, - не дрейфь, поймаем мы твоё привидение. Он мне ещё за этот фингал ответить должен, и за причёску!
- Да уж, гребешок то тебе примяли, - захохотал царь, - прям веник, а не волосы!
- Но-но, поаккуратней с самой светлой головой царства! Ты лучше вот что, пожрать бы сообразить, да побольше.
- Тьфу, опять ты про своё…
Дело Швах. Часть 1
© Copyright: Максим Мазаев, 2010
Свидетельство о публикации №210041101048
Свидетельство о публикации №210041101048
Рецензии