Голодное сердце 4

4.
Раненые рыцари, в которых принимал участие принц Шейкоб, были размещены в двух небольших помещениях в конце открытой галереи, располагавшейся во внутреннем дворе цитадели. В основном, это были люди, находившиеся в тяжёлом состоянии, которые в данный момент не могли сами о себе  позаботиться. Больных некому было перепоручить, так как их родственники находились достаточно далеко. Всего раненых было пятеро человек. Каждый из них имел, по крайней мере, одного оруженосца и одного слугу,  которые начали обустройство на новом месте с того, что перессорились из-за углов в комнатах, где они должны были устроить хозяев. Любой из этих здоровенных парней готов был прислуживать только своему господину, и ни за что бы не принёс  воды для всех раненых из расположенного посреди двора колодца. Госпожа Ойгла тщетно пыталась перекричать создаваемый ими шум и гвалт. Дюжие парни просто отодвигали её  в сторону, сверля друг друга угрожающими взглядами и осыпая оскорблениями, словно бойцовские петухи. Ей не могли помочь справиться с такой оравой слуги,  доставшиеся от покойного отца – старик Стефан, огромный ростом, но смиренный характером крепостной парень Эрманн и женщина – сиделка Маргроция, похожая фигурой на колокол. Совершенно отчаявшись, госпожа Ойгла ушла в комнату с большим холодным камином, рассохшимся остовом кровати и даже старинным резным стулом, которую она отвоевала у коменданта цитадели лично для себя.
С утра её обидел своей грубостью сотник Хифмур, сейчас – чужие оруженосцы, которые словно не замечали, что перед ними находится женщина, да ещё и благородного происхождения. Страдания её дополнялись отсутствием дров, невозможностью согреться и нагреть воды, сварить горячую пищу. Госпожа Ойгла подумала о женщинах, которые имеют отцов и братьев, всегда готовых позаботиться о них, и уже готова была дать волю слезам, как вдруг дверь в её комнату открылась, и в неё ввалились трое мужчин. Рассеянный сумеречный свет падал из-за спины вошедших, так что они казались безликими чёрными тенями.
-Что вам здесь нужно? – громко воскликнула госпожа Ойгла, вскакивая со стула и пытаясь скрыть страх перед этим неожиданным вторжением.
- Мы бы хотели попросить вас, госпожа Ойгла Магненция фийя Каронида , приютить нашего пленника, который нуждается в лекарской помощи,  - сказал один из мужчин, в котором она сразу по голосу узнала сотника Хэриворда Шентона.
- Уходите отсюда, господин сотник, - ответила Ойгла.– Если вам нужна моя помощь, позовите меня, и я приду, но в этой комнате вам нечего делать.
- Но нам негде устроить мальчишку, - возразил сотник, - а у вас тут много места.
- Это моя спальня. Вы ведь не поместите чужого молодого человека в спальню к своей жене?
- Вот жену мою трогать не нужно, - возразил сотник, повышая голос и даже слегка угрожая. – В конце концов, вам заплатят.
- Мой отец происходил из благородного сословия, и ничто не даёт вам права так меня оскорблять! - дрожащим голосом выкрикнула Ойгла.
-Да кто вас оскорбляет? Мы пришли и попросили вежливо! Ещё и заплатить готовы! Можно подумать, вам впервой находиться в одной комнате с больными! – заявил Шентон, распаляясь. – Мальчишка на ладан дышит, да и вы не юная дева, так что ничего с вами не приключится! А в тюрьму городскую мы отправить его не можем. Во-первых, она закрыта, а во-вторых, он там и двух суток не протянет.
- Заходи, Юрай,  - приказал Шентон солдату, державшему пленника, перекинутого через плечо.
Тот отстранил госпожу Ойглу плечом и направился прямиком к остову кровати, ременная основа которой не была ещё прикрыта ни одним самым тощим тюфяком. В сгущающихся сумерках старая девушка разглядела только свисающую руку пленника и его покачивающиеся в такт шагов солдата спутанные волосы.
По щекам дочери лекаря беззвучно потекли слёзы. Она едва почувствовала, как кто-то коснулся её руки.
- Госпожа Ойгла Магненция, мы дадим вам дров, которые принесли из города, и еды, -  произнёс голос Ирлинга Хомфолка, силуэт которого она не могла разглядеть из-за застилавшей глаза солёной пелены.
Женщина ничего не ответила. Она стояла, словно столб, затаив дыхание и боясь выдать своё состояние. Не дождавшись никакой ответной реакции, Ирлинг потоптался немного, потом махнул рукой и сказал:
- В общем, мы сейчас всё принесём.
Едва сотники и солдат покинули её комнату, как к Ойгле проскользнул старый Стефан. Он проворно для своих шестидесяти лет подбежал к остову кровати и, разглядев, кого притащили предыдущие посетители, заворчал:
-Ишь, звери лесные! Никакого стыда и совести! Не беспокойтесь, госпожа Ойгла, пусть только стемнеет, я выброшу этого щенка куда-нибудь подальше! Скажу, что сам ушёл! Мы не нанимались здесь за ним смотреть!
- Погоди, -  ответила старая девушка, подходя и склоняясь над пленником. – Не нужно его никуда тащить. Нам сейчас принесут за него еды и дров. Оставь его, пожалуй, на кровати. Я стану спать на сундуке.
- И то верно, госпожа Ойгла. В этих старых гробах должно быть до пропасти клопов, - согласился Стефан.
- Не думаю, - возразила Ойгла, – тут ведь давно никого не было. Постели ему наше старое полосатое покрывало и достань что-нибудь под голову. Рубаху отдай какую-нибудь свою, а я тебе дам денег на новую. Старую же одежду сожги где-нибудь: в ней могут быть насекомые.
- С вашей добротой, госпожа Ойгла, пойдёте вы по миру! – уперев руки в боки, заявил старик.
- Делай, что велено, - рассердилась Ойгла. – И огня добудь, уже темно, да и посмотреть нужно, что с мальчиком!
- Как «спасибо» сказать, так доброго слова не добьешься, а как дело делать, так без Стефана никуда, словно больше никого и нет! – громко заявил старик и рявкнул, обернувшись лицом к двери: - Эрманн!
В проёме появилась высокая сутулая фигура с лохматой головой.
-Эрманн, бездельник! Почему до сих пор у госпожи нет света и воды? Живо слетай в людскую и зажги там светильник, да по дороге зачерпни воды в кувшин из колодца во дворе!
Произнося речь, старик всё время наклонялся вперёд, прижимая к груди сжатые кулаки рук,  переплетённых толстыми синими венами. Услышав приказ, здоровенный Эрманн помчался его выполнять, даже не поглядев в сторону хозяйки.
Когда он вернулся, госпожа Ойгла первым делом приказала парню держать светильник, чтобы она могла осмотреть пленника. Стефан своими крючковатыми пальцами, похожими на когти хищной птицы, стащил с него рубище. Госпожа Ойгла тысячу раз зарекалась не привязываться к тем, кого ей доводилось лечить, потому что часто сталкивалась с неблагодарностью больных после их выздоровления. Но едва она увидела это бледное беззащитное тело с синими кровоподтёками, как разжалобилась и простила, как самого несчастного, так и притащивших его сюда сотников.
Вскоре пришёл Ирлинг Хомфолк, лично принёсший вместе с солдатом дрова и еду. Госпожа Ойгла, не оборачиваясь, поблагодарила его и приказала Эрманну разжечь огонь в камине и нагреть немного воды. Вдвоём со Стефаном они изучили и ощупали больного, найдя треснутое ребро и несколько ушибов, которые могли вызвать к утру непредсказуемые ещё последствия. Мальчик во время осмотра не издал ни звука, за исключением одного глухого вскрика, когда старик неосторожно повернул его. Об испытываемой боли можно было догадаться лишь по высоко поднимавшейся и резко опадавшей грудной клетке. Когда Ойгла осторожно стала стирать тряпкой с тёплой водой грязь с его тела, из глаз пленника беззвучно полились слёзы, приподнимая длинные ресницы и скатываясь по вискам. Сердце старой девушки окончательно растаяло, и она заговорила  с ним ласково, как с малым ребенком. Вдвоём со стариком они обрядили больного в чистую рубаху и завернули в полосатое шерстяное покрывало, под которое подсунули плоский от старости тюфяк. Есть пленник ничего не мог, удалось лишь напоить его горячим чаем на травах в надежде, что это поможет мальчику задремать.
Госпожа Ойгла выделила слугам еду на вечер. Эрманн ушёл со своей долей в людскую, где поселились слуги тех, кто не захотел размесить их  с собой. По дороге он занёс ужин сиделке Маргроции, оставшейся с ранеными рыцарями, лежавшими в соседних двух комнатах, так как их оруженосцы и слуги на ночь отправлялись спать в помещения, выделенные для людей их звания. Стефан с кряхтением улёгся спать на верхнюю крышку  длинного сундука, которым он перегородил вход. Госпожа Ойгла устроилась на стуле возле камина, прильнув головой к подушке, прислоненной к краю его боковой стенки. Ноги она поставила на железную решётку.  В пасти камина, посреди голубоватого пепла, лежало всего несколько поленьев, вспыхивавших изнутри алыми всполохами.
Оставаясь одна, Ойгла Магненция тайно от всех жила особой внутренней жизнью. Силой мысли она могла вызывать отчётливые картины того существования, которое она хотела бы вести. Например, она любила воображать себя  старой женщиной, матерью большого семейства, которая дремлет вечером у камина, прислушиваясь к звукам засыпающего дома. Эта тема переживалась Ойглой столько раз, что теперь она могла вызывать не только отчётливые зрительные образы, но и ощущения, запахи, звуки, связанные с той, второй реальностью. Например, закрыв глаза, она отчётливо видела свои коричневые от загара руки с начавшей сморщиваться кожей и потемневшим серебряным кольцом на безымянном пальце. Она думала о своих существующих в потусторонней реальности детях, словно о живых людях, отчётливо представляя облик и привычки каждого. Скользила к их постелям и смотрела на них, спящих. В проёме несуществующего окна, которое забыли закрыть деревянной заслонкой, той, другой Ойгле виден был молодой месяц, заливавший своим желтоватым светом тянущиеся к горизонту распаханные земли и леса, принадлежащие её семье. Она ощущала приятный ночной холодок, приникающий с улицы, слышала ленивый лай собак, фырканье коней на конюшне и тихие голоса устраивающихся на покой слуг. Следила за фонарём обходящего двор сторожа. Там, в этом параллельном мире, у неё был муж, сердитый старый рыцарь, чья боевая секира и двуручный меч висели крест-накрест на стене в большом зале.
Было у госпожи Ойглы и другое постоянное навязчивое видение, которое она могла оживлять и существовать в нём, незаметно от всех, не только во сне, но даже на глазах людей, которые полагали, что она просто задумалась. Ей виделось, что в её дом в глухую ненастную ночь стучится одетое в рубище и больное дитя. Она проводит его внутрь, согревает, моет, кормит и укладывает спать, а затем садится рядом и смотрит на измученное жаром и болезнью лицо. Дитя могло быть разного возраста и страдать разными недугами, но все остальные составляющие видения неизменно повторялись.
Вот и сейчас, когда все улеглись спать, госпожа Ойгла погрузилась в свои грёзы, на этот раз о старой женщине, и незаметно уснула. Проснулась она от холодного ночного воздуха, который проникал сквозь щели рассохшейся двери и голосов людей, прохаживающихся по галерее, на которую эта дверь выходила.
-А что, господин де Лил, - спросил молодой голос, - правду ли говорят, что господин Ирлинг Ирлингфорсон Хомфолк происходит из ваших слуг?
-И да, и нет. Лет пять назад, когда принц Шейкоб возглавил войска своей матери, меня  и ещё одного рыцаря, господина Этеля, послали на поиски продовольствия для его людей и фуража. Дело было на севере провинции Мирлауд. Почти все ближние деревни оказались разорёнными и сожженными, но по пути мы узнали, что в окрестностях монастыря Сердца Христова есть место, где крестьяне укрепились, как в крепости, и никого туда не впускают. Вроде как у них там была своя власть что ли, - ответил Даниил де Лил, голос которого госпожа Ойгла узнала.
-Это как в распространённых среди них россказнях про Синегорье, где живут одни холопы без господ? – спросил молодой голос с презреньем. Он показался госпоже Ойгле знакомым, но она никак не могла вспомнить, кто бы это мог быть.
-Да, что-то наподобие Синегорья. Они сожгли монастырь, к которому принадлежали, разогнали монахинь и жили там сами по себе. Принц приказал нам разыскать это место. Кроме того, что подобный пример мог быть опасен сам по себе, и следовало разогнать это самозванное царство холопов, там мы ожидали найти кое-что из еды. Раз они никого туда не пускали, стало быть, было что охранять.
-И вы их нашли?
-Нашли, но сначала даже сами не поняли, что мы на их территории. Увидели деревню и удивились: дома целые, пахнет дымом, только на улицах никого нет. Когда мы были уже в середине деревни, на нас со всех сторон посыпались стрелы, а затем изо всех щелей на нас набросились, словно бешеные псы, мужики с косами и вилами. Им удалось покалечить нескольких лошадей и убить двух всадников, но только потому, что мы не ожидали ничего подобного.
-Да, вы правы, господин де Лил, мужики – это бешеные псы, поэтому их нужно держать на цепи и в строгом ошейнике. И что же дальше?
-Мой отряд был частью обученной армии, а они – неорганизованной толпой, поэтому вскоре нам удалось рассеять их силы. Всех, кого поймали и нашли в домах, я и Этель приказали доставить к себе.
-В деревне было что взять? – перебил Даниила собеседник.
-Было. Мы нашли и фураж, и еду. Мельхиор Этель хотел повесить всех пленных  в назидание остальным мятежникам, которые скрывались в округе, ведь это была только одна из их деревень. Однако я возразил и предложил ограничиться казнью лишь тех, кого схватили с оружием в руках, ведь они подняли руку на представителей своей законной королевы. Потом мы погрузили всё, что нужно, отобрали некоторых парней и мужиков помоложе и отбыли.
- Зачем вам понадобились  тащить с собой мужиков? – удивился собеседник. – Ведь они только что убили двух ваших человек?
- В нашей армии не хватало людей. Господин Этель возражал, утверждая, что мужики сразу разбегутся, чуть только останутся без присмотра, но я лучше него знаю эту породу людей. Это в своей местности, где они знают каждый куст, такие люди опасны. Стоит лишь вывести их за пределы знакомой округи, как они теряются и делаются беспомощными, вот тогда отряд, в который их поместили, становится им роднее собственной семьи. Главное, это разделить таких людей и не давать общаться с земляками. Со временем большинство свыкается с долей солдата, видит другую жизнь, и ни за что уже не променяет вольное существование на соху, барщину и оброк.
- Я считаю рискованным ваше предприятие. Неужели никто никогда из этих бывших мятежников не бежал, не подстрекал потом на мятеж?
- Сначала за ними в отряде следят, а потом мы отходим далеко, и большинство по темноте своей даже не знает, где находится их деревня. Среди голодной и враждебной округи товарищи по службе  становятся их единственными близкими людьми.
-А что же Ирлинг Ирлингфорсон?  - спросил собеседник рыцаря, задав вопрос, который также очень интересовал госпожу Ойглу, оказавшуюся невольной слушательницей чужого разговора.
-Он был там, в мятежной деревне, и очутился среди тех, кого мы взяли с собой.
-Ирлинг Ирлингфорсон  - крестьянин? – поразился собеседник рыцаря.
-Нет, но это выяснилось не сразу. Я приставил Ирлинга ходить за моими лошадьми, а потом, когда наступила зима, и война прекратилась до весны, взял с собой в имение. Он служил на конюшне вместе с двумя конюхами, дюжими молодцами, которые однажды пришли ко мне и стали жаловаться, что новичок отлынивает от работы, грубит, дерётся и вымещает зло на лошадях. Я вызвал мальчишку  к себе. Волосы у него были растрёпаны, руки в царапинах. Вид у него был такой, словно его трепала свора собак. Я потребовал объяснений, но он молчал. Я терпеть не могу запирательства и неподчинения, а потому вызвал управляющего и приказал наказать мальчишку розгами на конюшне. Когда управляющий и Ирлинг вышли во двор, мальчишка попытался бежать, но был схвачен другими слугами. Шум и возня во дворе привлекли внимание моей жена, которая, как хорошая хозяйка, всегда вникает во все мелочи. Увидев, что госпожа Аристомаха интересуется его судьбой, Ирлинг упал на колени, пустил слезу и стал умолять её не подвергать позорному наказанию сына рыцаря, иначе он повесится. Моя жена провела дознание с помощью нашего священника, и открылось, что Ирлинг умеет читать писать, знает латынь и даже играет в шахматы. Признаюсь, сам я не умею ни читать, ни писать, а потому я был поражён не меньше них.
-Как же господин Хомфолк оказался среди мятежников?
-По его словам, он был сыном вёльнера, рыцаря, служившего в пограничной крепости. После взятия крепости войсками герцога Ленарвана Ирлинг остался сиротой, и пошёл в монастырь Сердца Христова к тётке, которая была там монахиней, в надежде на родственную помощь. Однако когда он пришёл туда, монастырь оказался сожжённым, а сам он попал в плен к мятежникам и прожил у них несколько месяцев.
-Почему же он не открылся сразу?
-Сказал, что не надеялся на помощь. Он вообще был такой жалкий и пришибленный, что если бы не моя жена, госпожа Аристомаха, и не наш священник, я бы ему не поверил.
-Разумеется, вы не оставили его в конюшне…
-Нет, он всю зиму вёл у меня всякие хозяйственные записи, а по весне я взял его с собой на войну. Жена просила его оставить, говоря, что он молод, но я не даю женщинам воли в решении мужских вопросов.
-И правильно, господин де Лил. У женщин всё начинается с жалости, и этим могут воспользоваться всякие смазливые юнцы в своих интересах.
- Я, господин Алисандер, уверен в своей жене, - запальчиво сказал рыцарь. -  Просто она у меня добрая женщина и, если бы смогла, заставила бы всех мужчин сидеть дома при ней, лишь бы не подвергаться опасностям.
Теперь госпоже Ойгле стало ясно, с кем говорил господин Даниил де Лил. Это был Лейшел Сигюрдсон Алисандер, блестящий молодой придворный, племянник назначенного принцем коменданта цитадели.
-О! Только чёрта помянешь, как он уже здесь!– понизил голос господин Алисандер, а затем закричал:  –Господин Ирлинг Ирлинфор! Подойдите к нам!
- Доброе утро, господа!  Чем обязан? – раздался довольно холодный голос и приближающиеся шаги командира второй сотни.
-До меня дошли слухи, господин Хомфолк, что накануне вечером вы и ваши люди притащили в цитадель какого-то пленника. Цитадель – это место, где располагается принц. Его жизнь не может быть подвергнута опасности, а потому я требую именем коменданта, моего дяди, чтобы пленник был отправлен в городскую тюрьму.
-Я не знаю, о чём вы говорите, господин Алисандер. Кто вам наговорил обо мне такие глупости?
-Достойные доверия люди. Если вы не признаетесь, я буду вынужден обыскать занимаемое вами помещение.
-Обыскивайте, но если вы ничего не найдёте, то я пожалуюсь принцу. Кстати, вон идёт один из моих солдат. Эй, Юрай! Ты видел, чтобы твой командир притаскивал в цитадель врагов принца?
-Никого, кроме Косого из нашего отряда. Он вчера напился в городе, - раздался голос солдата, который вчера принёс к Ойгле раненого пленника.
-Смотрите, господин Хомфолк, мы сейчас проверим ваше помещение, и если вы сказали неправду…
-Обыскивайте, господин Алисандер!
-И обыщем!
-Желаю вам всяческих успехов!


Примечание
 В этой главе используется особо уважительное обращение, когда вслед за  именем знатной женщины называется имя  её матери и слово  «фийя» - «дочь», а затем родовое имя. Соответственно, после имени мужчины при таком обращении называлось имя отца и слово «сон» - «сын». В менее торжественных, но официальных случаях общения слова «дочь» и «сын» опускались. У лиц третьего сословия родовых имён не было.