Мышь, Солнышко и всё как у людей

Жили-были рыжий кот по имени Солнышко и серая мышь, которую так и звали – Серая   Мышь. Мышь жила в своей норе на свалке за домом и ей всегда было холодно: летом она куталась в шаль и грелась на солнце, а осенью и зимой жгла в своей норе небольшую печурку, но даже жар пламени никогда не мог её согреть.   Солнышко жил в доме вместе со своим хозяином маленьким мальчиком и его отцом. Солнышко был бесстыдно лохматым, упитанным, но добрым и ласковым котом. Мальчик безумно любил своего питомца, и мышь частенько наблюдала как они играли на лужайке во дворе. Котяра тёрся об ноги мальчика, гонялся, смешно задрав хвост, за бумажными фантиками, а мальчик звонко смеялся, обнимал кота и кормил его булкой с молоком. Иногда во двор выходил отец и молча улыбался глядя на счастливого сына.   Но однажды случилась беда-мальчик заболел, заболел не выносимо сильно и тяжело. В несколько дней его не стало…   Мышь видела как несли по улице маленький гроб люди, одетые в чёрные одежды, как к враз поседевшему отцу подходили мужчины и женщины, что-то говорили, гладили по плечу и пытались заглянуть в глаза. Солнышко, ничего не понимая, но чувствуя что-то плохое, забился под скамейку и изредка мяукал…
    …Мышь спала и ей снились   холод и вьюга, воющая на все лады, страшная и мешающая спать. Серая проснулась, но странно, вьюга, как будто преследуя её, выла и тут, в реальности, поблизости, где-то за стенкой. Мышь закуталась в шаль и выглянула наружу. Стояла лунная ночь и выла не вьюга, а рыжий кот. Солнышко похудевший, грязный, с комьями свалявшейся шерсти, сидел на старой покрышке и громко и горько рыдал.   Серой Мыши до боли стало жаль доброго, никогда не причинявшего ей вреда кота, и она решила узнать что же случилось.
-Эй, рыжий! Ты чего здесь воешь?
-Кто? Я? – заткнулся кот и быстро-быстро стал вытирать лапами морду - Это не я…
-Ну а кто тогда? – хмыкнула мышь. Солнышко наконец-то увидел её.
-А… Это ты Серая. Привет…
-Ну и чего же ты тут воешь по средь ночи? – повторила свой вопрос мышь, раскуривая крошечную трубку.   Кот помолчал, затем сказал со вздохом
-Я по мальчику скучаю. Очень-очень скучаю… 
Он ещё раз вздохнул и замер, уставившись на землю. Мышь тоже молча курила трубку, не зная что сказать, да и что тут, собственно, скажешь…
-Послушай, Серая, а можно у тебя переночевать? А то холодно на улице.   Мышь, поперхнувшись дымом, уставилась изумлённо на Солнышко.
-А тебе чего дома-то не спится?
-Понимаешь, отец у мальчика что-то совсем того - сказал кот, покрутив лапой у виска – и раньше-то странный был, а теперь я его вовсе боюсь… 
Мышь пожевала кончик мундштука, посмотрела на бедную, отощавшую скотину.   
-Ну, чёрт с тобой, пошли. Не замерзать же на улице, а я знаю, что такое холод.   И они пошли. 
 Подбросив дров в печурку, мышь взглянула на едва поместившегося в норе кота.
-Ну и чего у тебя там? Чего дома-то творится?
-Я же тебе говорю, как мальчика-то, хозяина моего не стало, отец его совсем сбрендил. Он и до этого странный был: придёт домой молчаливый, возьмёт фотографию какой-то женщины и смотрит-смотрит, а глаза такие, далёкие что ли, и иногда слеза из них выбегала. А теперь вот почти никуда не ходит, сидит пьяный, а перед ним уже две фотографии – женщины той и мальчика моего. Он их гладит пальцами, как будто даже разговаривает иногда, плачет. Когда мальчика-то унесли он, бывало, придёт, водкой от него пахнет. Увидит меня, сядет на корточки, подзовёт, гладит, разговаривает
-Ах, ты же Солнышко… Скучаешь, поди, по хозяину своему? Помнишь, как вы вместе играли? Помнишь, как он смеялся, а?А теперь вот… только ты о нём и напоминаешь…
-Скажет так, заплачет, уйдёт куда то, а возвращается с мисочкой молока и булочкой. А потом от него стало всё время водкой пахнуть. Он всё больше валялся на диване, фотки прижмёт и спит как будто. Меня кормить забывал. Я вроде к нему: «Мяу, мяу», а он кулак сожмёт, зло так смотрит на меня и рычит: «Уйди с глаз, паскуда!» А чего я плохого сделал? И жрать-то хочется. Попытался к бродячим котам сунуться, так куда там…избили сразу, ухо, вот, порвали…   А сегодня вообще странно! Пришёл отец-то у мальчика моего, и водкой вроде по слабже пахло, даже покормил. Ну, я поел и, как обычно, под лестницу спрятался. А он никуда не уходит. Думаю, может ещё покормит, или хоть поговорит ласково, как раньше. Подхожу к нему: «мяу, мяу», а он, представляешь, оборачивается, трясётся весь и глаза чёрные-чёрные. Вскочил и ушёл куда-то.   Пришёл пьяный-пьяный и с собой ещё принёс. Сел за стол, пьёт, как обычно с фотографиями разговаривает. Ну а я на полу, у печки, греюсь лежу. Слышу, стул скрипнул. Он ко мне обернулся, кулаки сожмёт-разожмёт, глаза снова чёрные-чёрные и говорит мне
-Уди, сука… Как посмотрю на тебя, паскуда, так сразу мальчика своего вспоминаю. Ты хоть, гнида, помнишь его?! Помнишь, как он тебя любил?- и, вдруг, резко вскакивает, швыряет в меня бутылку и орёт -Да съебись ты уже с глаз моих, тварюга! Сдохни падла!!!   
Ну я бежать… а куда больше идти? Вот сидел-сидел, разревелся даже…   Мышь молча выслушала рассказ, подошла к Солнышку, погладила его по лапе -Всё, Солнышко, хорошо будет. Всё ещё образуется.- а сама плачет. -Давай спать рыжий. Ложись тут, а я под бок к тебе.   Кот свернулся клубком, а мышь устроилась под бочок, накрывшись хвостом Солнышка.   
Мышь лежала в темноте, слушая сонное дыхание кота, и думала об услышанном. Её глаза начали уже слипаться, когда она поняла, что случилось что-то необычное – наверное, впервые в жизни, она перестала мёрзнуть. Ей было так тепло и хорошо, как никогда. Мышь заулыбалась и заснула.   Проснулась он от не понятного хлопка, откуда-то снаружи. Кота рядышком не было.
-Ушёл, наверное, домой. Тесно показалось – подумала Серая, напряжённо вслушиваясь в темноту, но звук больше не повторялся, и мышь снова заснула.   Утром её разбудил гул людских голосов. Она встала и по привычке стала искать свою шаль, как вдруг поняла, что та ей и не требуется – тепло, которое она ощутила ночью, продолжало греть её.   Мышь выглянула из норы как раз в тот момент, когда из дома выносили что-то в длинном чёрном мешке двое людей, в белых халатах, ещё несколько, в какой то казённой форме мрачно курили, что-то записывая на бумаге. Во дворе стояли несколько соседей, которых изредка подзывал один из одетых в казённую форму, что-то спрашивал, а затем снова чёркал в своей бумажке.   Мышь решила подобраться поближе, чтоб разузнать, что же такое случилось.
-Представляете, застрелился! – шептались соседи. – Ну, да, ну, да! Пил много в последнее время… шу-шу-шу… а как же, такая утрата, всех же потерял… шу-шу-шу… Как – как, из ружья, ружьё у него было…. Представляешь, вторым патроном в рот себе выстрелил, а первым-то….шу-шу-шу…   
 Мышь не стала дослушивать, она неслась уже к дому, чтоб найти Солнышко: «Ведь совсем же ему плохо, наверное…» 
-Солнышко! Солнышко! – кричала Серая, бегая по осколкам, и обегая лужу крови в зале.
-Где же ты, рыжий! – кричала она, забегая под лестницу. Кота нигде не было. -А может он уже у меня? – подумала мышь, и бросилась к себе в нору.   Пробегая мимо мусорной кучи, она резко остановилась. Что-то, чего она не заметила утром, заставило её замереть на месте. Не смея верить, она на трясущихся лапках подошла поближе.   Сверху, на куче, лежало окровавленное, истерзанное дробью тело Солнышко, смотрящего стеклянными глазами в серое небо.   Мышь пискнула и ринулась прочь от мёртвого тельца в свою маленькую нору. Её снова неудержимо начало трясти от холода.