На чистой половине

     Гудели ноги, натруженные дальней дорогой. Анюта сидела на завалинке,
  откинувшись на прогретую за день, чисто выбеленную стену хаты, и неумело завязывала бантик вплетенной в косу зеленой атласной ленты. Клонило ко сну. Девочке хотелось подобрать ноги и уснуть прямо тут, на
  завалинке. Бабушка разговаривала с хозяйкой этого подворья, хвалила,
  сушившиеся на натянутой между деревьями веревке вышитые гладью рушники. Говорили о предстоящей свадьбе ее дочери. Бабушка согласилась
  раскинуть карты и поглядеть на ее судьбу. Анюту же больше интересовали
  слепые щенки, дремавшие на охапке соломы, под крыльцом. Рыжая тощая
  сука, высунув язык, лежала возле собачьей будки и изредка погладывала
  то на щенят, то на подросших петушков с чуть обозначившимися розовато-красными гребешками.
     Солнце посылало ласковые предзакатные лучи сквозь ветви, отягощенной зеленовато-желтыми, чуть больше слив, яблоками. Пахли высокорослые разветвившиеся кусты бархатцев, клонили тяжелые головы желтые георгины, достающие чуть ли не до стрехи. Чирикали воробушки у
  собачьей миски, ползали осы по нарезанным и рассыпанным на полосатом
  рядне яблокам. Был тихий вечер затухающего лета.
     - В школу нынче пойдет, - кивнув на внучку, ответила хозяйке бабушка.
  - Надо одеть-обуть, чтоб на люди выпустить. Вот, гляди, уже носом
  клюет, намаялась. Далековато к вам идти. Так никто и не подвез. Никакой жалости у людей ни к старому, ни к малому не стало. Э-хе-хе!
  Вот завтра купим, что задумали, и может быть отыщется какая подвода с
  нашего села. Мне бы хоть ее пристроить, а сама напрямки, через поле,
  поплетусь домой. Ничего, нога по-за ногу, с Божьей помощью, дойду
  как-нибудь.
     - Домой дорога завсегда короче кажется, - согласно качая головой,
  понимающе ответила хозяйка с седеющими кудряшками, выбившимися из-под
  беленькой косынки. - Сейчас подою корову, попьете молочка с хлебцем.
  Сегодня пекла, поди, еще теплый. И ложитесь спать-отдыхать. Вон, в
  корыте, ноги вымоете с дороги и идите на чистую половину. А мы с дедом, зимой и летом, на малой спать привычные.
     - Щенок плачет, наверно есть хочет, - шепнула Анюта, наклоняясь в
  бабушкину сторону.
     - Неудачный он какой-то уродился. Тычется, а мамкин сосок не берет.
  Черненький насосется и спит, а этот тоскует. Какой-то изъян в нём. Болеет сердешный, - расслышавшая тихий шопот, поведала задумчиво хозяйка.
  - Эх, на все воля Божья.
     Женщина вздохнула, поднялась со скамейки, взяла перевернутый на
  грубовато сколоченном столике подойник и пошла под навес доить корову.
  Бабушка с девочкой мыли ноги в нагретой за день воде в огромном
  долбленом корыте. Пили молоко с запашистым хлебом, привыкали к новому месту, дивились особому выговору зашедшей к хозяйке соседки.
     - А почему она так говорит? - полушепотом спросила внучка.
     - Тетка Мария родом из нашего села. Наша дальняя родственница.
  Соседка же тутошняя. Они все тут так говорят, на особицу.
     Девочка хмыкнула и склонилась низко над кружкой.
     Дед тер на большой терке, приставленной к полену, половину огромной
  желтой тыквы. Пестрая курица воровала ещё влажные вытеребленные семечки. Загоготали гуси и хозяйка поспешила им открыть калитку, проводила в загон. Дед, присыпав натертую тыкву грубо смолотой кукурузной
  мукой, перегнувшись через загородку, высыпал в корытце. Гуси деловито
  обступили его и защелкали клювами.
     Поужинав, гости ушли вслед за хозяйкой, на чистую половину. Там
  было прохладно, пахло сыростью и каким-то нежилым духом. Женщина постелила постель на широкой дощатой кровати с высоким матрацем из соломы нынешнего обмолота. Никем не примятые стебельки шуршали, переговаривались между собой. Добрая женщина взбила подушки, достала из
сундука стеганое одеяло и, пожелав доброй ночи, прикрыла за собой
  дверь.
     Анюта прижалась к теплому боку.  В чужом жилище, среди непривычных вещей
и незнакомых звуков, бабушкина сорочка хранила в себе запах дома, теперь такого родного и далекого. Девочка успокоилась и незаметно уснула.
     Проснувшись далеко за полночь, сжавшись в комочек, слушала как скулит больной щенок, как вздыхает во сне корова под навесом, как падают яблоки в саду, и шелестит листвой ночной ветер. Накатывал сон и
  опять просыпалась от какого-то настораживающего шороха. Ночь тянулась
  неизмеримо долго. Девочка переворачивалась с боку на бок. От высокой
  подушки болела шея, скрипели доски кровати и только размеренное тиканье
  ходиков вселяло надежду, что ночь скоро кончится и наступит долгожданное утро. Раскинется во всю ширь площади сельский базар, с его
  многолюдьем. Анюта уже была на таком базаре, который запомнился широким
  празднеством. Чего на нем только не было! Хотелось вволю насмотреться
  на различные товары, о которых и мечтать не смела. Поглядеть на пестрые
  наряды цыганок, на пляску курчавых, смуглых цыганят, походить по торговым рядам, вдыхать запах яблок, слив, мёда и винограда. Потом
  ещё долго вспоминать об этом на печи, под завывание вьюги.
     В сенях послышалось шарканье чьих-то ног, сдержанный, хрипловатый
  спросонок, говорок.
     - Поди, закрой Муху в хлеву, а я закопаю щенка.
     - Отмучился, значит. То-то под утро не слышно его стало.
     Потом зацыркало молоко о подойник, брякнула об алюминиевую миску
  собачья цепь, закудахтала обрадованная курица, снесшая яйцо и загоготали гуси торопившиеся на пруд. Девочка тихонечко села и, чуть отодвинув занавеску, засмотрелась в окно на хлопоты хозяев.
     - Спи. Рано еще. Пока машины подъедут, продавцы разложат товар на
  брезенте. Спи, успеешь еще ноги набить.
     Бабушка зевнула и повернулась на другой бок. Внучка тоже легла,
  но сон покинул ее. Всходившее солнце лукавым лучиком скользнуло по
  фотографиям в резной рамочке, под распахнутыми крыльями вышитого
  полотенца, по пучочкам чабреца за образом Николы Угодника, на бескозырке с
  ленточками на шкафу с большим зеркалом вместо средней створки. Ей казалось, что незнакомые лица, глядящие с пожелтевших фотографий, тоже рассматривают их с бабушкой. Насупленный старик с окладистой бородой глядел прямо на нее. Под этим немигающим взглядом девочка поежилась и укрылась с головой. Только когда хлопнула калитка, выпустив
  корову в стадо, бабушка вздохнула и спустила ноги с кровати.
     - Пора и нам вставать. Пока умоемся, пока дойдем, время быстрее нас
  бежит.
     Пообвыкнув, Анюта уже не хотела куда-то уходить, покидать нарядно
  убранную чистую половину, расставаться с нагретой постелью. Она взглянула на угрюмого старика на фотографии в правом углу рамочки, показала
  ему язык и быстро стала натягивать платье через голову.
     - Проснулись уже? - заглядывая в дверь, напевным голосом спросила
  хозяйка. - Умывайтесь и идите к столу. Картошечка уже поспела. Мы, тут,
  возле дома, в тени виноградной лозы, завтракаем и ужинаем. На вольном
  воздухе оно, знаете, веселей.
     У порога Анюта оглянулась, напоследок осмотрела чистую половину и,
  перейдя сени, вышла на крыльцо. Муха лежала на боку, кормила черного
  щенка. Жмурясь на солнце, сидел на завалинке полосатый кот. Петушки,
  вытягивая шейки, хрипловато и как-то неумело кукарекали.
     - Значит, в школу нынче пойдешь? - обратилась к девочке хозяйка.
  Получив утвердительный ответ, напутственно добавила. - Ты, давай там,
  учись хорошо. Учительницей станешь.
     Анюта пожала плечами и потянулась за огурцом.
     - В добрый час, в добрый час. Лишь бы тихо было, - в пол голоса
  молвила она и, мельком взглянув на пустой рукав мужа, пошла кормить
  повизгивающих поросят.
     - Сходи яблочек набери. Вон их сколько насыпалось за ночь, - добродушно улыбаясь, посоветовал хозяин.
     Девочка внимательно посмотрела на него, и ей показалось, что где-то уже это лицо видела.
     - А кто тот дедушка, что на фотографии, такой, с большой бородой?
     - Отец мой, Панкрат Данилыч. Пономарем в церкви служил и известным
  во всей округе сапожником был. Теперь таких не-ет.
     - Нет, так будут. Вот выучатся и будут шить сапоги. И еще много
  всего сделают, - с твердой уверенностью выпалила Анюта.
     - Верно дитятко, все верно говоришь. Выучатся и лучше нашего сделают.
     Хозяин заткнул пустой рукав за потертый ремень и, надев на голову соломенную шляпу, поскрипывая сапогами, пошел к калитке. Вскоре и Анюта
  с бабушкой прошли той же тропинкой, но еще долго ей чудились суровые
  глаза старика с фотографии и болтающийся пустой рукав хозяина дома,
  где им пришлось переночевать августовской ночью.

                10 сентября 2003 г.


Рецензии
Вспомнилась "Степь" Чехова.
Надо бы перечитать.
Ваше неспешное повествование, Анна,
западает настроем и настроением...

Хорошо пишете, мне понравилось,
нашла созвучие.

Зоя Чепрасова   14.07.2022 08:29     Заявить о нарушении
В годы моего детства люди бедно жили, но какие-то мы душевнее были... И теперь живём как можем, но что-то в нашей жизни переменилось. У нового поколения жизнь своя и взгляды другие. Сравниваю и всё мне кажется, что без прежней совестливости нам не прожить, выродимся, перестанем быть людьми... Мне кажется, что помучаются люди и всё вернётся на круги своя. По Божески жить - с совестью дружить, другой дороги нет.

Анна Боднарук   14.07.2022 11:16   Заявить о нарушении