Произведения Конкурса Клуба Слава Фонда Эти животн

 
  1. Вредоносный Продукт - о компьютерных вирусах
Александр Чубанов
Люди придумали огромное количество разных ВРЕДОНОСНЫХ ПРОДУКТОВ, среди которых, как я теперь понимаю, самый опасный - КОМПЬЮТЕРНЫЙ ВИРУС. Он не только портит компьютеры. Эта зараза вмешивается в личную жизнь людей и вредит их здоровью, часто доводя свою жертву до срочной госпитализации…
Вот и с Соседом моим – Иваном случилось такое несчастье.
Жил он один, зарабатывал хорошо, не отказывал себе ни в чем. Придет с работы, сядет, бутылочку возле компьютера поставит, полазит по Интернету, как все нормальные люди - выпьет, закусит в свое удовольствие. И обязательно на утро оставит, чтоб перед работой здоровье поправить.
И все было бы хорошо, убирай он выпивку от компьютера. А Сосед оставлял, вот и случилось…
В какой-то момент стал Иван замечать воровство. Все остальные продукты на месте, а водка пропала. Хорошо помнит: с вечера оставлял, а утром – глядь, а нет ничего. Приходится идти с больной головой, какая уже там работа…
Чтоб не подводить коллектив, он выход нашел: стал покупать две бутылки. С вечера выпьет одну, уже не оставляет ни грамма, знает: все равно пропадет. Вторую не трогает, а утром – открыта она, и нет половины…
Что бедняга ни делал: и прятал, и на замок закрывал. Исчезает водка, и все. Хотел уже к экстрасенсу идти, да случай помог.

Уснул как-то Сосед возле компьютера в кресле. Среди ночи просыпается от странного звука и видит: настольная лампа горит; монитор светится; а вокруг бутылки, кружком, КОМПЬЮТЕРНЫЕ ВИРУСЫ сидят. Разноцветные все, и маленькие, как спичечные коробки. Расселись на карандашах, обсуждают что-то, и по очереди через трубочку - его, Иванову, водку сосут… Целая банда ВРЕДОНОСНЫХ ПО собралась.

Присмотрелся Иван и узнал многих:

- ЛЮК-ПРОГРАММА – воровское отродье, прилипла к бутылке, в обход закрытого пробкой горлышка, сквозь себя пропустила трубочку - ХАКЕРСКУЮ УТИЛИТУ, сама пьет, и остальных угощает;

- РУТКИТ – волосатый весь, мордастый такой, широченной шляпой всю компанию маскирует. Палец к губам прикладывает, к скрытности призывает;

- ФАЙЛОВЫЙ ВИРУС-КОМПАНЬОН – лысый совсем, только с лица - компаньон, а на деле – садист, обвешан наручниками, это чтоб несчастные ФАЙЛЫ к себе приковывать и мучить потом;

- два ЧЕРВЯ, ПОЧТОВЫЙ и СЕТЕВОЙ - переплелись гады, хвостами гладят друг друга. У одного за спиной ПАПКА С ЭЛЕКТРОННЫМИ АДРЕСАМИ, у другого – ПОРТФЕЛЬ с готовыми к рассылке ПОЧТОВЫМИ ОТПРАВЛЕНИЯМИ, а в каждом конвертике, кому-то «подарочек» - маленький ЧЕРВЯЧОК;

- ВИРУС-НЕВИДИМКА - зеркалом закрывается, самого мерзавца не видно, только водка через ХАКЕРСКУЮ УТИЛИТУ булькает;

- БЕСТЕЛЕСНЫЙ ВИРУС – самый богатый из них: живет, сволочь - отдельно, не на ДИСКЕ среди ФАЙЛОВ, как все, а в персональной квартире – ОПЕРАТИВНОЙ ПАМЯТИ. Прозрачный, как привидение. Злится, что не имеет тела и выпить на дармовщинку не может;

- МАКРО-ВИРУС - эта скотина, как змей Горыныч, при нескольких головах - МАКРОСАХ, каждой из ХАКЕРСКОЙ УТИЛИТЫ потянуть успел;

- ПОЛИМОРФНЫЙ ВИРУС - выпьет, тут же пересаживается на другое место, и меняет свой цвет и код. Снова выпьет, и - бегом пересаживаться;
 
- ТРОЯНЕЦ – ТРОЯНСКИЙ КОНЬ - ржет, как лошадь, машет хвостом и командует всеми.

Пока Сосед, не веря своим глазам, рассматривал незваных гостей, за ним, через бинокль, следило ШПИОНСКОЕ ПО. Стоило только Ивану шевельнуть пальцем - КЛАВИАТУРНЫЙ ШПИОН, сидевший у него на руке, подал знак и ШПИОНСКОЕ ПО, брызгая слюной, протрубило тревогу…

ВИРУСЫ забегали по стенам и скрылись в системном блоке. Остался только ТРОЯНСКИЙ КОНЬ, который повел себя нагло: ударил копытами, напыжился, и мерзким своим голоском предложил Ивану дружбу и почетное звание СКРИПТ-ВИРУСА, дающее право вписывать свое имя перед всеми понравившимися ФАЙЛАМИ, тем самым, делая их своими рабами. Тряхнув гривой, ТРОЯНЕЦ предупредил, что если Иван не согласится и захочет от ВИРУСОВ избавится, то подвергнется сокрушительной ВИРУСНОЙ АТАКЕ…

Сосед разозлился, ударил кулаком, но наглец увернулся и моментально залез в монитор…

Трясущимися от потрясения руками, Иван хотел активировать АНТИВИРУС, но почувствовал головокружение и «отключился».

Утром он поправил здоровье и пришел на работу. Там была паника. Ночью на сервер предприятия, якобы от Ивана, пришла ПРОГРАММА-ШУТКА в которой комическая копия их директора материлась, показывала голый зад, сообщала, что сервер ЗАВИРУСОВАН ЛОГИЧЕСКИМИ БОМБАМИ и БОМБАМИ С ЧАСОВЫМ МЕХАНИЗМОМ, и призывала персонал, во избежании жертв, немедленно покинуть здание.

Иван понял, что началась ВИРУСНАЯ АТАКА, и попытался отразить удар. Но успел обезвредить только одну ПРОГРАММУ-ЗОМБИ, как из чайника появился белый от злобы ТРОЯНСКИЙ КОНЬ. Он вырос до натуральных размеров и хотел лягнуть Ивана в грудь. Но тот изловчился, вскочил на КОНЯ, проскакал по всему этажу, и… в смирительной рубашке оказался в специальном лечебном учреждении.

Я думаю, это ПРОГРАММА-ДОЗВОНЩИК - подлое существо, вызвала бригаду из психбольницы. Иван до сих пор там. Врачи, так и говорят: «От ВРЕДОНОСНОГО ПРОДУКТА повредился умом…»

А приученные к дармовой выпивке ВИРУСЫ, по сей день рыщут по нашему дому. Это я видел своими глазами: БЕЛЫЙ КОНЬ вышел из шкафа в прихожей, постоял - и на кухню. От страха у меня, даже, хмель прошел...

С этого дня «завязал» я с застольями, и полностью изменил свою жизнь. УЖЕ КОТОРЫЙ МЕСЯЦ В КВАРТИРЕ НЕТ НИ ГРАММА СПИРТНОГО!
 
Сейчас порядок такой: купил РОДИМУЮ, не отходя от кассы, выпил всю сразу, и домой, с пустыми руками. Иначе нельзя…

2. Кони мои, кони!
Люба Рубик
...Жили Будниченки в хатке, спрятанной «у вишневому садочку» на Житомирщине.
Здесь Алексей родился, рано остался сиротою. Женился на Ганне по любви, хатку с нею построили, а в ней двоих дочерей колыхали. В садочку своем на качелях их качали.
Ганна ждала его из Туркмении, где  он в красноармейской папахе за бандами на коне гонялся.
За те бои в пустыне, за всю самоотверженность и смелость хранил Алексей в своем сундучке именную саблю да часы лично от комдива. Мундир кавалерийский держал в чехле, одевая его лишь на праздники, да на висилля*

Ганна дождалась его, раненного, и с Финской войны. Там, в холодных, чужих снегах  Алексей чуть ногу не оставил, да жена его спасла - выходила волшебными травами, да любящим сердцем и добрейшими руками.

Только было приступил он к плотницкому делу, как новая война в поход позвала. Пригодился кавалерийский мундир и сапоги яловые.  Снова Алексей вскочил в седло, попав в конную разведку
 
  Для конного разведчика лошадь - первое дело: как бы ни устал и ни был голоден сам, а сначала позаботься о ней, -рассказывал Харитонович,  бывший полковой разведчик
-  Помню, прибыли мы в село Николаевку. Лошадей восемь, а нас, разведчиков, семеро. Пуще глаза коней берегли: спрятали их в надежный, кирпичный дом, а сами в подвале разместились.

Ну, немцы, видно, пронюхали про лошадей-то, и давай молотить по дому бронебойными: ни дома, ни шести лошадок.

Такая досада взяла, так мы расстроились, что тот обед из конины и есть не смогли. – он с досадой закурил свой любимый «Прибой» и видно было, как руки у него тряслись.

-  А  почему немцы именно за лошадьми охотились?

- Как почему? - удивился мой названный папка и поднял на меня удивленные, цвета киевского каштана глаза. Как же об этом можно не знать? - Ведь лошадь-то то же, что скоростной велосипед: ей ни горючего, ни дорог не нужно. Пока это пешая разведка доползет, разузнает, приползёт, да доложит, - презрительно сплюнул он.
- А мы на конях-то быстренько  доскачем  до пригорка, в бинокль что надо засечём и тут же пулей на КП -  докладывать. В сей момент вражьи огневые точки и технику наша артиллерия и накроет. Вот за это немцы нашу разведку и ненавидели, пуще авиационной.   
               
   Я за два года в разведке трех  лошадей потерял и  каждую до сих пор светлой памятью вспоминаю. Конь ведь как друг: в холод согреет, от опасности умчит, да и дом напомнит, родную деревню, где в детстве и скачки устраивали, и в ночном с пацанами у костра страшилки до утра калякали, песни пели.
Особенно отрадны картинки, когда в речке Ирпени купали коней. Чистый приток самого Днипра! То широкий, стремительный! А то местами  словно глубокий звонкий ручей лучами солнца струится. И несет тебя, голыша с коником, в даль степную. Туда, к самому солнцу!
Искупаешься сам, коня щёткой помоешь, гриву и хвост ему причешешь- как уж он довольно заржёт, такой послушный становится после таких ванн- благодарт, значит.
А ты ему то корочку хлебную, то сахарочку припасёшь. Берет из руки гостинец нежными губами, да так незаметно, будто на ладошке ничего и не лежало.
И столько тепла Харитонович вкладывал в свой рассказ, что представляешь все те украинские просторы, по которым он так тосковал здесь, в чужой ему полупустыне.
Видишь и сады в винограде, и кавуны* с медовыми дынями на бахче, и рассветы те зоряни, и костёр тебя в ночном согревает, и коней ты купаешь в той, самой лучшей реке его детства...

3. Коня мне, коня! Высоцкому
Витя Кондратьев Ведёт Люба Рубик – баллы за победу не перечислять.
Я по жизни бегу -
где по тонкому льду,
где по краю ползу,
где сорвусь, упаду.
И никто уже мне
не в силах помочь.
мне осталось так мало.
Добежать,может ночь
Говорят: "Плохо кончишь
и твой конь не спасёт"!

Всё равно я на счастье
помолюсь в эту ночь.
Всё равно запрягу
и в метель ускачу!
Не боюсь я ни чёрта -
ведь он мне ни к чему!

Я по жизни бегу -
где по тонкому льду,
где по краю ползу,
где сорвусь, упаду.
Но. Захромал вороной
и копыта все в кровь.
Простите, прощайте!
Только чудо спасёт.

То гроза, то пурга,
то опять ледоход.
Почему же меня
на тот берег несёт?
Там и берег крутой,
Там и конь не пройдёт
Чей же голос меня
всё зовёт и зовёт?

Я по жизни бегу -
где по тонкому льду,
где по краю ползу,
где сорвусь, упаду.
И что будет, то будет!
Что придёт, то придёт!
А голос хрипатый
всё зовёт и зовёт!

Я дойду! Доползу!
Я узнаю тебя!
И за холку коня
доведу до тебя!
Пропаду, так с конём -
без него мне нельзя...
Ну, здравствуй, Володя!
Вот твой конь! Вот и я...

4. Конь-0гонь
Наталья Алфёрова
   Много хлопот перед Новым годом у Деда Мороза, без помощников никак не обойтись! Помогают дедушке зверушки лесные. Подарки детям собирают с любовью и заботой. А как в путь отправляться, Дед Мороз со Снегурочкой в сани запрягают тройку белоснежных коней. Вот о лошадках новогодних и пойдёт речь.

   Рядом с домом Деда Мороза и Снегурочки лес небольшой рос, где жили звери-помощники: зайцы, белки, горностаи, глухари, старый медведь. А за лесом — луг, на краю которого тёплая большая конюшня. Вот на том лугу и обитал табун белых лошадей. Водила его бабушка Белогривка. От лет прожитых шерсть у неё сединой серебрилась. Уважали бабушку, слушали, ведь сколько жеребят уму разуму научила — не счесть.
   
   Каждую весну в табуне ожидалось пополнение. Не стала исключением и эта. Лошади радовались появлению каждого малыша. Лошадка по кличке Вьюга очень волновалось, ведь она ждала первого жеребёнка. Ей хотелось, чтобы именно её малыш был самым лучшим. Она так завидовала соседке по стойлу, ведь у той, вот чудо, родилось сразу двое: лошадка и конь. И имена соседка придумала красивые: Снежинка и Буран. А Вьюга и имя никак подобрать не могла. Только мечтала, что когда её жеребёнок появится на свет, полюбоваться на него прибежит весь табун. И ведь прибежали!

   Это было вторым чудом за весну – родившийся жеребёнок был не белым, а гнедым. Лошади с удивлением смотрели на рыжего малыша, со встрёпанной шерсткой и разъезжающимися передними ножками. Бабушка Белогривка задумчиво произнесла:
 — Старики говорили, что в нашем роду раз в одно, а то и в два столетия рождается конь-огонь. Я думала, это просто сказка.
 — Огонёк! Я назову его Огонёк, — воскликнула Вьюга. — Посмотрите, как он красив! Правда?
   Все в табуне согласились со счастливой матерью. Ведь для каждой мамы её малыш самый красивый.

   Огонёк подрастал подвижным, любознательным и смелым. Лучшими друзьями он считал соседей: длинноногую Снежинку и её увальня-брата Бурана. И никому не позволял обижать их. Благодаря другу добродушный, но неуклюжий Буран избежал столько насмешек, когда прибегал на соревнованиях последним или вовсе шёл до финиша пешком. Огонёк, а он-то часто был первым, в таких случаях возвращался к другу и бежал рядом, подгоняя и подбадривая. И никто из жеребят не смеялся, более того, они тоже стали помогать своим друзьям.

   Маму Огонёк любил и старался слушаться. Но кругом столько интересного! Ведь как хочется сходить не только в лесок, где уже со всеми знаком, не только к домику Дедушки Мороза, где у Снегурочки всегда найдётся для гостей кусочек сахара, но и в дальний ельник. Жеребята шёпотом рассказывали друг другу страшные сказки про этот ельник: и что там можно попасть в лапы чуду-юду, которое ворует маленьких непослушных лошадок, и что злой старик-леший очень не любит, когда нарушают его покой. Правда, ни чуда-юда, ни лешего никто не видел, но рассказывали о них очень подробно. Но каждый раз по-разному. То леший был выше деревьев, то ниже пенька. А чуду-юду приписывали то одну голову, то целых три. Поэтому Огонёк и решил сам попасть в ельник и всё увидеть.

   Друзья, узнав о его планах, решили тоже идти.
 — Я никогда не заблужусь, вы знаете, я всегда нахожу дорогу, — заявила Снежинка. Огонёк и Буран кивнули. Знали. Когда они только разведывали ближний лесок, Снежинка не раз выводила оттуда к родному лугу.
 — Идти далеко, но ради друга я на всё готов, — со вздохом сказал Буран.
 — Пошли, пошли, хоть немного похудеешь, — фыркнула Снежинка.
 — И вовсе я не толстый, — возмутился брат, — я — упитанный.
 Оглядевшись и увидев, что взрослые заняты, трое друзей направились в сторону ельника. Когда зашли, то удивились — в ельнике было намного темнее, чем в их лесочке. Росли тут не только ели, но и сосны, и пихта. А вот кустарников не было, их заменяла молодая поросль. Жеребята несмело двинулись по еле заметной тропинке.
— Куда идём? — раздался грозный голос из-за сосны.
 
   Снежинка и Буран попятились, а Огонёк склонил голову и сказал:
 — Здравствуй, дедушка леший, мы просто посмотрим на ельник, шуметь не будем.
 Из-за сосны на тропинку выскочил большой серый заяц и ответил:
 — Так меня ещё никто не называл! Иду, значит из гостей, и тут я, оказывается — леший! Здравствуй, Огонёк, и вы, трусишки, тоже.
Заяц был старым знакомым из их лесочка.
 — Здравствуй, дядюшка заяц, а зачем ты нас напугал? — спросила Снежинка.
 — Мало напугал, надо было больше, чтоб неповадно было взрослых не слушать. А ну-ка пойдёмте домой, — заяц поскакал в сторону луга, жеребята побрели за ним.
 — Вот, теперь лешего не увидим, — тихо проворчал Буран. Но у дядюшки зайца слух был отменный.
 — Так вы ходили на лешего посмотреть? — уточнил он.
 — И на чудо-юдо, — добавила Снежинка.
 — Да это бабкины сказки, для того, чтобы всякие любопытные лошадки и прочие малыши в ельник не ходили, — объяснил заяц.
— А если нечисти в ельнике нет, почему туда ходить нельзя? — удивился Огонёк.
 — Заблудиться можно, да и обитала тут раньше волчья стая. Сейчас-то их нет, в другие леса подались. Но волки места родные не забывают. А ну как снова явятся? На луг, да в лесок волки ходить не решаются. Боятся рассердить Дедушку Мороза, а уж если кого в ельнике поймают — их добыча, законная.
 — Но ведь ты ходишь, неужели не страшно? — Снежинка оглянулась на ельник оставшийся позади и невольно вздрогнула.
 — Я-то мал да удал, прыг разок, прыг другой, да между деревьями и ускачу. А вы, лошади, разве в лесу убежать сможете? Это вас на лугу не догнать, да на дороге широкой. Вот и пришли. Ладно, не буду вашим мамам жаловаться. Думаю, всё поняли и сами больше в лес не пойдёте и другим не дадите.
 — Спасибо, дядюшка заяц, — хором сказали обрадованные жеребята.

   Жеребята росли, играли, ссорились и мирились, ходили на уроки к бабушке Белогривке и дядюшке зайцу. Незаметно наступила зима. Столько было радости, когда выпал снег, столько новых игр появилось. Больше всего жеребята любили играть в прятки. За сугробами их было не видно. И только Огонёк был заметен издали. Его всегда находили первым. В табуне царило оживление. Взрослые лошади проводили время, соревнуясь в скорости, силе и выносливости. Ведь вскоре им предстояло выбрать самых достойных — везти волшебные сани. А это большая ответственность, ведь Дед Мороз и Снегурочка должны вовремя доставить людям Новый год, счастье, радость и подарки. У Огонька появилась мечта, которой он поделился с друзьями: на следующий Новый год победить во всех соревнованиях и войти в тройку лучших для новогодней упряжки. Брат и сестра переглянулись, они не знали, как сказать Огоньку то, о чём они услышали совсем недавно.

   Снежинка решилась:
 — Огонёк, ты самый быстрый во всём табуне, но бабушка Белогривка сказала, что в новогодней упряжке должны быть только белые кони.
 — Почему? — воскликнул Огонёк.
 — Это традиция, дружок, — сказала бабушка Белогривка, случайно услышавшая разговор друзей.
 — А что такое традиция? — спросил Буран, самому-то ему ни за что было не победить на соревнованиях, но он очень переживал за друга.
 — Традиция, это, например, когда люди на Новый год наряжают ёлку или дарят подарки. А Дедушка Мороз всегда ездит на санях, запряжённых тройкой белых лошадей.
 — Бабушка, — не терял надежды Огонёк, — А дядюшка заяц и горностаи зимой меняют шкурку на белую, может, и я так смогу?
 — Нет, мы, лошади, так не умеем.
 — А вот так? — Огонёк стал валяться в сугробе и выбрался оттуда весь в снегу.
 — Снег облетит при беге, — вздохнула бабушка.
 — А вдруг, когда я стану взрослым, побелею?
 — Нет, малыш.
 
   Огорчённый Огонёк поскакал прочь. Снежинка и Буран хотели последовать за ним, но бабушка их остановила:
 — Пусть побудет один. Очень трудно понимать, что твоя мечта не осуществится.
Вскоре Огонёк смирился, он остался таким же. Искренне радовался за выбранных в новогоднюю упряжку. Вместе со всеми провожал волшебные сани.  Только появилась у него привычка убегать одному к ельнику, там никто не тревожил, и мечтать, что это он летит в упряжке, и весело звенят под дугой серебряные колокольчики.

   Но не только у Огонька была мечта. Вожак волчьей стаи по кличке Рваное ухо тоже имел мечту. Много лет был он главным среди волков. Но последний год стая разрослась, уже многие молодые волки стали проявлять непослушание. Рваное ухо был ещё силён, но чувствовал, близится время — и его власть попытаются отобрать. И тогда он, преодолев страх, отправился к шаманке. Старуха долго плясала с бубном вокруг костра, а потом запела такую заунывную песню, что волку захотелось повыть на луну. Наконец, она сказала:
 — Ты будешь самым сильным, однако. Если съешь сердце белого новогоднего коня в последний день старого года. Этот год не годится, жди следующий. Но послушай старую Илай: бойся огненного коня.

   Рваное ухо знал, что огненных коней не бывает, огонь страшен не только для волков, но и для лошадей, поэтому не обратил внимания на последние слова. У него был в запасе целый год. А пока он собрал стаю и обратился с речью:
 — Свободные волки! Друзья, соратники, воины! Сколько можем мы прятаться и красться ночами, как воры. Мы — сила. Мы должны повелевать. Я знаю путь к этому: нужно всего лишь убить и съесть белого новогоднего коня в последний день года. И сила придёт в наши тела, невиданная сила. Мы захватим Деда Мороза и Снегурочку, и они будут выполнять только наши желания. Все будут трястись при одном имени: волк.
 К небу взлетел восторженный, одобряющий вой.

   Шло время. Зиму сменила весна, а весну осень. Огонёк повзрослел и превратился в красавца гнедого, шерсть его не просто не побелела, она стала огненно-рыжей. Снежинка радовала глаз изяществом, а Буран перестал быть неуклюжим. И если не было в табуне коня, быстрее Огонька, то по выносливости превзошёл всех Буран. Он уже не уклонялся от соревнований и приходил к финишу в середине. Зима порадовала мягкостью и обилием снегопадов. Близился последний день года. Огонёк крепился, хотя ему было обидно, ведь он выиграл все соревнования. Но традиция есть традиция. В последнюю ночь не мог уснуть, и только-только забрезжил рассвет, отправился к ельнику — помечтать в одиночестве.
 
   Не успел Огонёк подойти к ельнику, как оттуда выскочил дядюшка заяц.
 — Огонёк, беда! Вернулись волки. Они идут на луг, чтобы поймать и съесть новогоднего коня. Беги к своим, а я — к дедушке Морозу.
 Заяц побежал в сторону домика. А из ельника вышли волки. Их возглавлял огромный серый вожак с рваным ухом.
 — Что вам нужно на лугу? — как можно суровее спросил Огонёк.
 — Прочь с дороги, гнедой. Ты нам не нужен, — рявкнул вожак.
 — Я не позволю убивать моих родных и друзей!
 — Прочь, и ты останешься жив!
   Огонёк встал на дыбы и громко заржал, предупреждая табун. От копыт полетели искры, из ноздрей повалил дым. Зашипел снег от искр, волки попятились от огненного коня. Но Рваное ухо был не робкого десятка, он кинулся на Огонька, тот вновь взвился и встретил врага ударом раскалённых копыт. Волк отлетел, запахло палёной шерстью. Ещё несколько волков кинулось на коня и тоже отлетели. И тут послышался шум, словно снежная метель летел на помощь табун белых коней, а со стороны леска спешили лесные жители и Дед Мороз. Рваное ухо не зря был вожаком, он повёл стаю прочь. Волки скрылись в ельнике. А Огонёк вновь стал обычным гнедым конём.
— Теперь они не скоро вернутся, —  произнёс дядюшка заяц. Все стали хвалить Огонька. А потом Дедушка Мороз сказал:
 — Я хотел зайти к вам после обеда, но раз так получилось, загадывайте свои желания сейчас.
 Снежинка толкнула Огонька в бок и прошептала:
 — Ну же, смелее, пожелай стать таким же белым, как мы.
Огонёк тряхнул головой и ответил:
 — От того, что изменится мой цвет, я ведь не стану ни лучше, ни хуже. А если бы я был просто белым, разве смог бы справиться с волками? Нет, Снежинка, мне суждено быть гнедым, — он ласково ткнулся носом в белоснежную гриву подружки и побрёл прочь.
Он не видел, как дядюшка заяц, посоветовавшись с бабушкой Белогривкой, подошёл к Деду Морозу и сказал:
 — Дедушка! В этом году у нас на всех одно желание.
Выслушав зайца, Дед Мороз склонил голову в знак согласия.
   А вечером в сани была запряжена удивительная тройка: два белоснежных коня по краям и огненно-рыжий в середине. Выполняя желание своих помощников и новогодних лошадей, Дед Мороз впервые нарушил традицию. Зазвенели колокольчики под дугой — это волшебные сани полетели, неся людям Новый год.   

5. ЧУДО-КОНИ
Лайла Вандела Не УПЛАЧЕНО
Дед Мороз почему-то запаздывал…
- Может ЛОШАДИ его устали? – оправдывали Деда Мороза взрослые перед детишками. – Или в год ЛОШАДИ Дед Мороз ПОЖАЛЕЛ их запрячь, и теперь ПЕШКОМ добирается?
Лошади же его никогда не напрягались в пути, а были лишь… для понятного всем… АНТУРАЖА!
И ТЕПЕРЬ было всё, как всегда… В разрЕженном прозрачном состоянии лошади неслись вместе с фаэтоном Деда Мороза… когда Папумамбра кардинально изменила всё…
- Пограничник я! – с насмешкой сказала Папумамбра, величественно укротив коней-атлантов. – Почему вы несётесь и не чувствуете своего глобального предназначения? Антураж Нового Года – и всё?
- Я не понял: ты не поняла, с кем связалась, что ли?? - неуверенно произнёс Дед Мороз, представ пред Папумамброй в своём телесном виде.
- А где твоя новая подельщица – Снегурочка?
- Не надо об этом. Я тебя к себе на работу возьму – будешь хорошо получать! У меня - День Рождения, в конце концов, скоро!
- Ты В ЛИЦО из каких-либо своих внучек знаешь?
- Ты чего???
- Твоя внучка – моя дочь!!! А ты – мой папочка!!! Проходи, садись! – пригласила Папумамбра отца в землянку.
- Никогда не думал, что в этой тесной глыбе, здесь… у меня есть дети!
- Ты – мужчина?!! Или просто голос у тебя мужественный?
- Весь мир – театр!!! Откуда ты знаешь, что я – твой папа?? Может, просто считаешь себя высшим творением природы??!
- Просто докатило!
- Помню… Обстоятельства нЕкогда сблизили нас с МАМОЙ твоей… - уже без раздражения посмотрел Мороз на Папумамбру.
Его последние слова обрадовали и успокоили Папумамбру; и она решила, что  Мороз обрадовался… раз его дочь и внучка живы-здоровы.
- …Тогда и колебаться нЕзачем! Моя внучка - Снегурочкой будет! Подельщица теперь не нужна! – пришло решение Деду Морозу. – А что с твоей мамой случилось?
- Мама - в непроницаемой маскировке живёт. Лишь темноту слегка рассеивает.
- Да… - ностальгически улыбнулся Дед Мороз. - Так же!.. остановила она лошадей моих когда-то! И я у неё на ночь остался. Вот только требования её не смог исполнить!..
- И какие же требования у неё были? что ты не смог!
- Обеспечить безлимитным током, газом, бензином, чтобы обогреть округу всю, не смог.
Но хвастливые планы мои ТОГДА… в том далёком Новом Году… провалились, всё же, не с треском… - Дед Мороз до предела раздвинул свой рот в улыбке. – Так значит в этой тесной глыбе, здесь… у меня есть и дочь, и внучка!
- Ты сказал: «в этой тесной глыбе». Сплошная масса землян для тебя – лишь глыба? Ну, давай о ДЕЛЕ!..
- О каком именно ДЕЛЕ идёт речь?
- На твоё усмотрение! Раз можешь не всё!
- Принца на белом коне могу подбросить, хочешь?
- Дочери моей принца подбрось! Усмирить холода бы, как коней и принцев усмиряешь! Чтобы Новый Год без привкуса горечи был, а с чувством ещё не известным, но удивительно тёплым и светлым!

- Я привык к простуженным и хриплым голосам. А у тебя голос слабый, какой-то плоский, точно голосовые связки с трудом выполняют непосильную для них работу. Перейдём на телепатию?? – предложил Дед Мороз.
- Перейдём!
И оба настороженно замолчали… Но подались вперёд… впившись глазами  друг в друга…
- Перед тобой поставлена задача прикрыть ТЕПЛОМ ближние подступы к окрУге со стороны севера!!! – телепатировала Папумамбра. 
- ВЫЯСНИЛОСЬ, о каком ДЕЛЕ идёт речь!.. – Дед Мороз заходил взад-вперёд. - Ты вся в маму! Дальше…
- Ты скажешь: Земля есть - Земля! И что жизнь на Земле - жестока! Но будь ГЕРОИЧЕСКОГО поведения Морозом! Будь достойным состояния РАДОСТИ, с которым встречают тебя детишки! Сделай же что-нибудь!

Дед Мороз задумчиво вышел из землянки, и… Залюбовался волшебным «ердЫком» в пространстве… Словно памятник, врезавшийся в небо - его чудесная упряжка лошадей!


Папумамбра вздрогнула. Даже озноб пробежал по её телу: так прекрасно явилась в небе скульптура лошадей… Чудесная упряжка Деда Мороза (в разрЕженном состоянии) мерцала громадной статуей в бледно-зеленоватом небе. Взвившиеся копыта коней тяжёлой сверкающей дымкой висели над деревьями.

Вдруг упряжка лошадей саморазуздалась… Кони сошли с места… Их силуэты начали склоняться над выщербленной холодом тайгой. Кони невесомо опускались, ложась на землю… прямо на деревья, на кусты, на зверей, на землянку… От них веяло теплом.

… Кони будто сошли с высокого постамента, и великолепно распределилились в пространстве… не на предмет отдыха, а на предмет объять теплом побольше птиц и зверей, измученных холодом.
Сейчас сюда слетались все птицы тайги, и сходились все звери, чтобы согреться.

- А теперь лошади кажутся уже не облачными, а пернато-мохнатыми: выложенными из птиц, зверей… и рядов бисера: аккуратные крестики, и подушечки (следы птиц и зверей на снегу)! – сказала потрясённая зрелищем Папумамбра. 
- Потом я приведу лошадей в надлежащий для появления пред очи людей вид. А ПОКА пусть потешат они птиц и зверей теплом и покоем.
- Только лишь «пока»?? Тебя только внешняя сторона Нового Года волнует, папочка? Только - антураж??
- Да, я должен явиться в привычном для людей антураже: с грохочущей повозкой! А что???
- Свирепствует ледяной ветер, термометр показывает за 20-ть ниже нуля! А человеческий фактор-конвейер ждёт тебя, Деда Мороза… черпает вдохновение от тебя!.. Так дай же ТЕПЛА! Ты же можешь пробиться к СВЕТУ!

Папумамбра взяла Мороза под руку, и снова повела в землянку.
- Кони твои могут проблему решить!!! Год ЛОШАДИ всё-таки.

Папумамбра старалась успокоить себя мыслью, что сделала всё, что было в её силах, стремясь к ДЕЙСТВИТЕЛЬНО… НОВОМУ! ГОДУ!!! Её глаза глядели на Мороза из темноты берлоги… Вспыхнула и засияла подсветками люстра из светлячков.
- Отужинаем благополучно, и поспим до утра!
- А как тут харчиться?? На пустой желудок и мысли не идут! – Мороз достал из своего мешка конфеты с печеньем. - С питанием плохо?? Или ты, как и мама твоя…
- Да – я в маму. Ем-пью из собственного брюха.
- Такая же… етти-самобранка?!
- Да. Но заготовки и у меня есть - из ягод и грибов. Ешь, пей, сегодня ночуй у меня. А завтра договоримся.

Затем ПАПУМАМБРА, словно, выскочила из своей кожи: меховая (вторая шкура её)  накрыла их с Морозом, обволокла и согрела.

- А как внучку-то мою назвали? – спросил (сквозь счастливый сон) сытый и согретый Дед Мороз.
- Снегурочкой назвали. Но люди Сявкой её называют: не понимает она предназначения своего… пока что.
- А папка её кто?
- Из космоса - Залётчик.
- А, ЗАЛЕТЕЛ, значит… На ПРАЗДНИК пригласим его… не против?
- Что??? – уже в отключке от телепатической трансляции выкрикнула Папумамбра, чуть не свихнувшись… - Не-а!!! Не против!!!

Постепенно убаюканный Дед Мороз, стал дремать… и очнулся от того, что между ним и Папумамброй мягко, но настойчиво втискивались ЗВЕРЯТА… Он подвинулся, сколько мог, даже не посмотрев: ему было всё равно (во дрёме).
Лишь под утро в поле его зрения попала нога, обутая в неразваливаемый серебристый инопланетный сапог… Одна нога то подгибалась, то пряталась между зверятами… Вторая – между двумя другими спящими: им и Папумамброй…
- Куда впёрся, соображаешь?!! – выкрикнул Дед Мороз.
- Впёрся и ещё вопрусь!!! – ответил незнакомец молодецким баском.

… И впёр!!! Папумамбра сразу поняла, что беременна…

- Я на белом коне сюда Дедом Морозом подброшен! Мы и раньше встречались с тобой… Помнишь меня? Я – из Космоса… Залётчик.
- Понятно… Что бы ни было за спиной – я по-детски чиста! Ну, приезжай на Новый Год, Залётчик. Дочь у меня от тебя! Снегурочка. Но люди Сявкой её называют. Не знают кто НАСТОЯЩАЯ (в реальности нашей) Снегурочка.
- Скребло лопасть Паллада сосна тоска течка сечка сетка ветка! Обязательно приеду!!! Как можно Сявкой её называть!!? Дочь мою!!!

Рассвет вскинулся многопёрой зарёй. Папумамбра одела третью шкуру свою - плащ из сверкающей кожи рыбьей с ярким орнаментом на полях. Вышла из землянки.
Тайга молчала. Вдруг уши женщины-етти заострились, заходили в разные стороны, ловя звуки…
- Кто-то углубился в ельник с топором!

Ёлка стояла в позе уснувшего филина.
- Не отправляйте ёлку в жертву Новому Году!!! – успела крикнуть Папумамбра.
Дети выронили топор, увидев, как откуда-то из тяжёлой дымки вылетел не то красивый волшебный зверь, не то женщина странных форм, одетая в цветное сверкающее облако…
- В новогодних обычаях МАЛО хорошего! – Папумамбла ласково потрепала детей, как зверюшек.
Дети почувствовали важность своей миссии, и внимательно её слушали.
- Хочу попросить у Деда Мороза ЕГО ЛОШАДЕЙ! Они согреть всю округу могут, в этом своём разрЕженном и тёплом состоянии.
- Но, как же я без своих лошадей к людям доберусь? – развёл руками Дед Мороз. – Я ведь уже привёл себя в надлежащий вид и форму для явления пред очи людей. Я - не в разрЕженном, как кони мои, состоянии! и теперь не могу, как стихия, в пространстве перемещаться!
- Сделаю! – сказала Папумамбра.
Только сказала, и сделала так, чтобы Дед Мороз и детишки не шли пешком, а плыли вслед её взору... Вдруг тропинка ожила! и понесла их, как горная река лодку!!! Дети вместе с Дедом Морозом поплыли к деревне. Оглянулись, и видят мАшущую им вслед Папумамбру.
Звери выпрыгивали из кустов, и птицы прилетали, чтобы посмотреть на чудо-путников!
- Вправду ли мы едем? – удивлялись детишки.

Деревня их быстро приближается… По улицам ходят люди… Улыбаются, и  приветственно машут Деду Морозу.

Рассказали дети людям, как пришли в лес с топором, как встретились с Папумамброй и Дедом Морозом! Как лошади (в своём прозрачном, разрЕженном, тёплом, состоянии) остались в лесу согревать птиц и зверюшек. Как течение снежной тропинки принесло их к деревне!
- Мы хотим Папумамбру на праздник пригласить! ...Её дочь – Снегурочку! ...И папу Снегурочки - Залётчика из Космоса!
А ёлки валить - не надо!!! Одни ёлки-палки и горечь! от варварского новогоднего обычая этого!

Приключения детей стали преданием, которое с тех пор рассказывают и малым и большим. А Папумамбра стала доброй феей. Вразумила она всех людей! И Новый Год решили праздновать, не жертвуя деревьев. Наоборот – целые плодовые рощи запланировали посадить! чтобы звери и птицы могли пьянящими зимними ягодами в холода согреваться.

Тропинку в лес назвали ГНУ (Главной Новогодней Улицей).
- Эта тропинка, принесла нас в деревню, как горная река лодку! А сами мы стояли на месте, будто это был сон! – часто вспоминали дети, которые оказались тогда… под Новый Год… в лесу. – Мы ведь только что с Папумамброй были, а уже к деревне приближались!!! Восторгу нашему не было границ!


Что-то новое, хотя и неясное, необъяснимое, входило в жизнь!
Весной же казалось, что, как и в Новый Год, должно случиться много важного и большого! И причиной этому – она… Папумамбра!   

Лошади уже могли не греть пространство: ведь стало тепло весной. И модная Папумамбра (люди по моде постригли ей виски) спросила:
- Лошади! Вы в силах оживить свою костную и молекулярную систему?
- Мы в силах принять обычную телесную форму, но не свойства. Спокойно пастись до наступления следующих холодов - не хотим! Желаем, чтобы энергия наша всё же не пропадала даром!

Папумамбра с силой подёргала свою шерсть, точно собираясь её вырвать, и сказала:
- Тогда в ТЁПЛЫЙ СЕЗОН у вас будут НОВЫЕ ЗАДАЧИ!..
- Какие? – спросили волшебные лошади.
- Пока не знаю. Но хочу в деревне дом построить! Вот здесь! – она сделала ногтём отметку на карте… (На тропинке ГНУ, ближе к лесу).
- Но мы не строители, - пробурчали кони.
- Эй, небо! Опусти свой крюк! Построй дом! – выкрикнула Папумамбра.
Но крюк не опускался.
- Тогда берите меня, лошади, и летим искать ход в небеса!
Кони встали на дыбы и исчезли, вместе с Папумамброй, в густом белом облаке…

Наутро люди смотрят - огромный белый дом стоит!!!
- Как ОБЛАЧНЫЙ, дом! весь какой-то..!
Из облачного дома выходит Папумамбра…
- Лошади! Вы в силах оживить свою костную и молекулярную систему?
- В силах.
- Костную свою систему оживляйте, а закостенелую систему мирскую - в дом мой зарешЁтьте-затешите! да так, чтобы дом мой векА стоял, и не рушился!
И лошади (уже в телесном виде!!!) выскочили из облака-дома!!!
На миг люди увидели какой-то танец волшебных цветов и форм… Аккуратные крестики, подушечки, подковы, (словно следы птиц, зверей, лошадей), выложили ряды бисера!!! И ОБЛАЧНЫЙ ДОМ, и двор вокруг дома, покрылись разноцветным прочным покрытием!

- Можете спокойно пастись до наступления холодов, лошадки, - ласково потрепала Папумамбра коней. - Или есть у вас какие-то желания??
- Нет желаний. Всё хорошо и очень легко.
- А забора не будет? – спрашивал народ.
- Зачем? Это - убойное для зла место! – отвечала Папумамбра.

И злу пришёл конец. Папумамбру избрали президентом окрУги! Все стали жить в мире и добре.
- КанАльская искусственность жизни - не у-дел!!! Всё это только кОмедь!!! – так говорила, всерьёз ставшая президентом, Папумамбра. - Пред нами новые рубежи и новые задачи, а не просто волокитство за фортуной!!! Найдём же точку-вспышку, где возможно всё!?! Прорвёмся в НОВУЮ СВЕРХЪЁМКУЮ СФЕРУ!?! Благодать ведь - не из мира сего.
Своими взглядами Папумамбра, (словно стрелами), пронзала тьму!
Гармонизация – так назвали свой округ-окрУгу избиратели Папумамбры. Понятия «я», «мне», «моё» поменялись на «мы», «нам», «наше». И тьма получила серьёзный отпор!

В личной жизни так же произошли у Папумамбры серьёзные перемены. Стала она (на тропинке ГНУ) в новом жилище жить! …и с приёмными зверятами, и с дочерью своей, и с папой дочери. Вскоре у Папумамбры второй ребёнок родился.
А однажды Снегурочка (дочь её) остановила коня на скаку!
- Так это ты – Снегурочка? – спросил всадник.
Не обманул Дед Мороз! И внучке своей ПРИНЦА на белом коне, как обещал, подбросил. Вскоре внуки появились у счастливой Папумамбры.
А Дед Мороз, на Новый Год желания исполнял, подарки приносил (не привозил). Лошади то его уже не АНТУРАЖЕМ служили, а согревали пространство в округе всей…не нарушая русла полноводных рек. Раздвигая тьму, поднимали они большие волны СВЕТА!
Жители округи так же… своими НОВЫМИ ВЗГЛЯДАМИ, как стрелами, пронзали беды и печали!
И вот… паранормальное пространство повернулось так, чтобы не знало общество, именуемое «Мы», печалей и бед. (Ведь бывшие охотники теперь не заготавливали запасов, и забыли о промысле…)
Занялись они теперь альпинизмом!.. в невесомости!.. Чёрное облако РАЗОМКНУЛОСЬ вокруг Световой Горы! (Её вершина — желанная мечта адамовых потомков.) И снимали сливки теперь и люди, и звери, и птицы… вершок за вершком… с внезапно заблестевшей вершины СВЕТА!

6. Лихой
Василина Гай
Когда-то в колхозе была богатая конюшня. Холеные кони, конечно, не брали призов на соревнованиях, но исправно помогали колхозникам на полях и фермах. Многие деревенские мальчишки с замиранием сердца провожали глазами бегущий к водопою табун гнедых, вороных и рыжих длинногривых красавцев.
На масленицу устраивали в селе гуляния, главным аттракционом которых было катание на санях. Яркая синева весеннего неба, горячий румяный блин солнышка, примявшего могучие сугробы, острый запах конского пота и звон старинного бубенца под дугой – все это волновало не одно детское сердце. Восторг, переполнявший души пострелят, набившихся в кошевку, разбрызгивался талой водой из-под полозьев, перекликался с грачиным гомоном, поднимался к небу парами первых проталин.

Верилось, что жизнь прекрасна, что все любят всех, что лучше этой небогатой деревушки нет места на всем белом свете, что счастье безгранично, и так будет всегда…

***
Лет через двадцать не стало ни колхоза, ни конюшни, ни клуба, ни радостных праздников. На ветшающих фермах еще мычали зануденные коровы-«цимменталки», но поля в округе обрабатывались все хуже, кормов не хватало, и стадо постепенно уходило под нож. 
Кони в деревне стали диковинкой. Держали их, в основном, пастухи, нанимавшиеся пасти общественное стадо. Многие из них, частенько будучи в пьяненьком виде, не особо холили своих бессловесных помощников, поэтому редко удавалось встретить за околицей доброго хозяйского коня. Наверное, поэтому появление в деревне молодой рыжей кобылки Золушки взбудоражило сонное население.
Золушку привезли из Башкирии. Хозяева, не очень знакомые с тонкостями русского языка, назвали ее именем сказочной замарашки из-за золотистого цвета гривы и хвоста. Ах, как хороша была Золушка, мчащая со всей своей молодой прытью по степи! Упругие мускулы играли под кожей, солнечные лучи, запутавшиеся в гриве, рассыпались золотыми искрами.

Глядя на эту красоту, вздрагивал от забытых чувств живший неподалеку старый серый жеребец. Его хозяин, седой сморщенный пастух Савка, только восхищенно покрякивал. Как-то он попытался приласкать рыжую красотку, стоящую  в поводу возле хозяина. Золушка прижала уши, покосилась карим глазом на дурно пахнущее, нетвердо держащееся на ногах существо и чуть подобрала заднюю ногу. Заметив этот маневр, ее хозяин, старый кавалерист Петрович, предупредил Савку:
- Ты, того, не особо тут гарцуй и дыши в сторону. Вона у нас девка сурьезная. Враз копытом пригладит.

Норовистая кобылка, действительно, не уважала резкие запахи махорки и перегара. Но даже их отсутствие не могло купить ее благосклонность. Ох, и намаялся сын Петровича,вернувшийся из армии Митька, пока доказал огненной бестии, что достоин быть ее хозяином! Но, даже объездив гордячку, он все время старался быть начеку, справедливо полагая, что такой характер не удержать ни уздой, ни путами.

По весне деревенские жеребцы ломали заборы, пытаясь прорваться  к пламенной красавице. А она, как капризная невеста, придирчиво выбирала достойного себя, чтобы в положенный срок принести очередного жеребеночка. Все они были рыжи, крепки и здоровы, все вызывали восхищение своей статью и неутомимостью. Но Лихой затмил всех.

***
Он родился в конце апреля – длинноногий, гораздо темнее матери, с точеной головкой и белой лысинкой на лбу. Осмотрев приплод, Петрович довольно хмыкнул: не зря они в прошлом годе водили кобылу на хутор, где обосновался страстный любитель коней Василий. В его богатом табуне были и выносливые монголки, и дорогие рысаки, и невиданные в наших краях тяжеловозы.

- Ух ты, какой! Деда, а как мы его назовем? – выдохнул  восьмилетний Степка. Дед поглядел на вытянувшегося за зиму хлопчика, на жеребчика, прищурил  выгорающий, озорной прежде глаз и усмехнулся:
- Ну, я думаю, лихому казачку и коня лихого надо. Так?

Лихой перенял от отца гордую стать и гнедую масть, а от матери – нетерпеливость и своенравие. Впрочем, он был гораздо добрее гордячки Золушки и отзывчивее на ласку. Он радостно приветствовал Степку, осторожно брал с его ладони лакомство – кусочек рафинада или домашнего хлеба, склонив голову, терся о Степкино плечо, а потом, смешно фыркнув и задрав хвост, начинал носиться наперегонки с хозяином по широкому двору.

Через два года нельзя было пройти равнодушно мимо гнедого красавца. Он перерос мать и горделиво поглядывал на встречающихся по дороге на выгон жеребцов, ожидая лишь случая помериться с ними силой. И тут произошло нежданное несчастье.

 В то июньское утро старику Петровичу неможилось. В голове звучала дикая какофония звуков: звонов, грохотов, скрежета и шипения. Кружка крепкого свежего чая лишь немного разъЯснила туман перед глазами. По-хорошему бы прилечь надо, но кому ж тогда коров в стадо гнать да коней на выпас выводить?  Митька уже в поле, Степка, хоть всегда рад помочь деду, еще крепко спит. Ну, так для того ж и каникулы, чтоб хлопцы отоспались трошки.

Не привыкший прислухаться к болячкам Петрович, как обычно, спутал Лихого, зануздал Золушку и пошел к колоде. Восходящее солнце яркими лучами щекотало глаза, выжимая слезу. Стареньким картузом дед прикрылся от слепящего света и неспешно повел кобылу к раскрытым воротам. Лихой, задержавшийся возле собачьей будки, чтобы выяснить у Крохи подробности ночного дежурства, в это время лишь начинал пить. Утолив жажду, жеребчик поднял голову и нервно мотнул головой – ни матери, ни хозяина не было видно. Он коротко заржал. Из-за поворота дороги, огибавшей хату, откликнулась мать, поторапливая зазевавшегося сына. Дерзкий молодец не захотел бежать через двор к распахнутым воротам, а решил срезать путь, перепрыгнув через запертую калитку.

 Сколько раз, возвращаясь вечером с поля, он легко и красиво брал этот барьер, вызывая своим полетом восхищение хозяев и соседей! Лихой рванул с места и уже взвился в воздух, но крепкие ременные путы украли силу толчка у могучего тела. Через секунды острая боль пронзила его. Еще не понимая, что произошло, Лихой закричал. На этот почти человеческий зов, откликнулись все живые существа в округе. Вырвав из хозяйской руки повод, примчалась с улицы Золушка, выскочила из хаты сгорбившаяся хозяйка, спотыкаясь, прибежал через соседский двор Петрович. Взвыл у будки Кроха, всполошились гавы на старой березе.

- Да миленький, да как же ты так? – старики, растерявшись, не могли понять, почему Лихой не идет от калитки. Лишь обойдя коня, они увидели, что он  наколот подмышкой на крепкие штакетины, на добрых две четверти возвышавшиеся над прожилиной.
- Ой, лишенько наше! Дед, чего стоишь, путы снимай! Тарантас подводи к ёму ближе! Давай, милый, давай, родненький, сам! Нам тебя не осилить!
Лихой, плача слезами и кровью, оперся на подводу, и, крича от боли, изо всех сил рванулся вверх. Все смешалось: небо, солнце, земля, ветви тополей и залитые кровью камни дорожки. Освободившийся из западни конь успел сделать несколько шагов и рухнул на траву.

Сбежались соседи, кто-то рванул за Митькой, кто-то вызвал ветеринара. Они подъехали ко двору почти одновременно. Осмотрев лежащего на траве коня, пухлощекий эскулап вынес вердикт:
- Зарежь, толку не будет! Хочешь, я покупателя найду. Не очень дорого, конечно, все-таки вынужденный забой, но ведь копейка. А так на скотомогильник вывезешь.
Мужики хмуро молчали. Под правым боком Лихого поблескивала черная лужица загустевшей крови, на губах трепетала розовая пена. Забившийся за воротину Степка горько плакал.
- Не реви! – прицыкнула на него бабушка. – Никто твоего Лихого резать не будет. Ишь, чего удумал, басурман! Вылечим без его! Ну-ка, подсоби мне, сынок. Где-то тут травка наша была…

И они стали спасать Лихого. Глубокая рана, июньская жара, тучи жирных мух, почуявших запах крови, были их соперниками в жестокой борьбе. Но и союзников было немало. Главной помощницей была чудесная травка таволга. Ее теплый отвар успокаивал горящую боль, очищал воспаленную рану. Они собирали пахучие листья по окрестным долкам и рощицам, сушили под навесами и дважды в день готовили ведерную кастрюлю волшебного зелья. Лихого заперли в конюшне, косили ему траву, носили воду, промывали рану.

Через неделю Митька привел во двор председателя сельсовета, который до вступления в должность не один год проработал в колхозе ветврачом. Тот осмотрел рану, потрепал исхудавшего Лихого по холке, подсказал, какие лекарства нужно купить, чтобы помочь «бабушкиной травке».

К осени рана затянулась, ослабевший Лихой стал выходить во двор. 
- Ничего, ничего, милый, - шептал Степка, протягивая своему любимцу сахар, - мы им еще покажем!

***
Через год председатель заехал к ним узнать, не продадут ли прошлогоднего жеребчика его знакомцу, решившему завести собственный табун.
- А взглянуть-то на него можно? – спросил председательский знакомый у Петровича.
- А чего ж нельзя? Вон уже, скачут, гляди себе.

На балке показалась замечательная процессия. Впереди всех резво скакала спутанная рыжая кобылица. Ее золотистая грива развевалась на ветру. Рядом бежала, взбрыкивая, крепенькая светло-рыженькая белолобая кобылка. Вокруг них кругами носился жеребчик-полуторка, такого же огненного оттенка, но с темной гривой и хвостом. Домчавшись до двора, кони остановились. Золушка обернулась в сторону тальника и призывно заржала. Из-за густых зарослей ей откликнулся молодой жеребец.
- Шо, опять сбежали? – спросил Петрович кобылу.
- Кто сбежал? – не понял председатель.
- А осё, дывысь, - старик махнул рукой в сторону пруда.

По плотине красивым аллюром шел рослый гнедой иноходец. Его всадник, загорелый парнишка, горделиво сидел в седле. Выехав на балку, он склонился к голове скакуна, что-то шепнул ему, потрепал по шее и ударил пятками в бока.  Могучий красавец перешел на галоп. В десять прыжков он достиг двора и перемахнул ворота, которые дед, отвлекшись на гостей, забыл отпереть. Председатель оторопел:
- Это что – Лихой?!
- Он самый!
- Да ну!
Он приблизился к склонившемуся над колодой коню, осторожно коснулся старого шрама.
- Ну, надо же!
- А он говорил: «На скотомогильник!» - буркнул Степан.
- Слышь, дед, продай коня, а? – вступил в разговор молчавший до сих пор гость. – Любые деньги заплачу! Скажи, сколько ты за него хочешь?
Старик взглянул на Лихого, на побледневшего Степана и, вздохнув, ответил:
- Так не продажный он, мил человек. Нет ему цены.
- Что ты несешь, дед? Всему на свете есть цена.
- Тихо, тихо, не гони, - придержал своего знакомца председатель. – Этот конь им по крови родной. Пошли, молодого жеребчика посмотрим, он тоже хорош.

***
Уехали гости, пообещав назавтра вернуться с машиной для перевозки Орлика. Золушка, привязанная к тарантасу, неспешно отмахивалась от запоздалых слепней. Маленькая Волга хотела напиться молочка из кошачьей миски, но, испуганная недовольным шипением выгнувшей спину Мурки, отбежала поближе к матери.
- Дед, можно я еще разок на Лихом проедусь? – просит Степка.
- Батька заругает. Темнеет уже.
- Да мы недалеко. Солнце-то еще не село. Мы только до развалин доедем и назад, - внук махнул в сторону оплывших стен бывшей колхозной конюшни.
- Добре. Только, чур, барьеров не брать! Будет с вас на сегодня.

***
На фоне алого неба скачет дивный конь. Ветер свистит в ушах босоногого всадника. Мальчишка, ликуя, вскидывает руки, словно хочет обнять весь белый свет. Его переполняет такое густое и чистое счастье, какое озаряет душу человека только в детстве. И в сердце деда, глядящего ему вслед, вдруг вспыхивает робкая надежда на то, что когда-нибудь и в их захиревшей деревушке закипит, как прежде, трудная и прекрасная жизнь. 

7. Байки из НИИ. Извозчик
Владимир Репин
Рожденные в СССР знают, что такое «загнать в колхоз». Шефская помощь селянам была обязательной, отвертеться от этого было невозможно – если ты не инвалид и не кормящая мамаша.
И вот – очередь нашей группы. Вечером – заезд. Некоторых наших «колхозников» с многолетним стажем уже у автобуса встречают местные бабы, бегают радостные ребятишки с криками: «А к нам батяня приехал!». Утром, после качественно проведенного вечернего привально-отвального мероприятия, развод на работу.
Был у нас инженер-электронщик, умница. Но на лицо – дед Щукарь второй молодости. Посмотрел председатель на нас, молодых городских лоботрясов – и отправил на сено. А инженера этого приладил к спокойной такой лошадке – молоко возить, воду и всякую сельскую дребедень по полям.
Как тот ни возмущался, председатель был неумолим:
- Да ты на себя посмотри, и перестань прикидываться. Не иначе из села в инженеры сбежал, да и лошадь так на тебя и смотрит…
А инженер был коренным питерским интеллигентом в растаком поколении, потому спорить с нахрапистым начальником не мог…
И вот картина: стоит посреди деревенской улицы кобыла в упряжи, любуется одуванчиками. Инженер наш на телеге – уже в отчаянии:
-Нно! Нннооо-о-о-о, хорошая!
Лошадь – ноль внимания, её одуванчики занимают.
Подходит местный мальчишка:
- Дяденька, так она не пойдёт!
- А как?
- Нно, растудыть твою в душу мать! Пошла, хрен тебе в дышло!!! Вот так, дяденька!
- Но… я… я так не умею…
Подходит председатель:
- Все умеют, а ты не умеешь? От работы увиливать??? Да я вашему начальству такое пропишу…
- Не могу я так! Хоть снимайте, хоть увольняйте!
- Ладно… а в электричестве что-нибудь соображаешь? А то у меня электрик запил…
Через неделю в Новинке иллюминация была, как в Нью-Васюках – всё светилось, вертелось, мололо, сушило….
Председатель радовался:
- Это надо же! Главное – подход к человеку найти. И даже такой вот, никуда не годящий, может пользу принести!

8. Лыковый конь
Людмила Рогочая
Зашла я как-то по делам к соседке Марине Николаевне. Очень интересный человек! Женщине под семьдесят, а жажда знаний как у школяра. И  увлекается она декоративно-прикладным искусством! Да такое вытворяет из природного материала, что многие считают её в этом деле признанным мастером. Так вот, сидит Марина Николаевна за рабочим столом, обложилась всякими заготовками, инструментами, а у самой слёзы на глазах.
 Я к ней:
– Что случилось?
– Ничего, всё в порядке, - бодро отозвалась она.
– А что мастерите?
 – Прислали из Вологодчины – родины отца моего, липовое лыко. И захотелось мне сделать лыкового коня. Такого, как предки мои делали: лёгкого, воздушного, с вьющимися гривой и хвостом. Из соломки коней я уже делала, поэтому не сомневалась, что из лыка тоже получатся. Начала плести, – она показала мне белую косичку, – руки лыко плетут, а глаза слёзы застилают. И едва слышно добавила: «Отца вспомнила…». Помолчала Марина Николаевна немного, словно раздумывая, рассказывать или нет о нём. Потом все же решилась и тихо продолжила:
 – Отец мой из семьи кожемяк. И дед его был кожемяка и отец с дядьями. Древний род. Никогда они не сеяли хлеб или лён. Так, на огороде для себя что-нибудь женщины посадят …. А коней разводили. Без них не обойтись. Шкуры закладывали в барабан, и кони ходили по кругу,  вращали его. Со всего уезда сносили к ним воловью кожу или другую какую. Работа всегда была, и никогда кожемяки не нуждались ни в чём. Да и потребности были небольшие: чистая и рабочая одежда, хлеб и молоко на столе. По праздникам мясо. Мать отцова, моя бабушка, певунья была, светлый человек,  умерла родами. Отцу тогда исполнилось семь лет. Чтобы хоть как-то успокоить мальчика, дядья подарили ему коня, жеребёнка. «Будет другом тебе», – сказали.
И конь стал самым настоящим другом. Мальчик заботился о нём, гулял с ним, каждый день расчёсывал гриву. Конь  был каурый  – красавец!
Дядья говорили: «Пора ему барабан крутить». Отец, то есть мой дед, не давал. Жалко было такого коня по кругу пускать. Он тогда теряет стать, меняется. Очень Коля был благодарен ему за эту поблажку.
А тут колхозы! Пришла беднота коней отбирать и отцова – тоже. Кинулся мальчик к своему жеребёнку, обхватил его за шею. А тот, как будто понимает, что пришла разлука: опустил голову и трётся мордой о плечо хозяина. Колхозный предводитель, босой, в драной рубахе, злобно оторвал мальчика от жеребёнка и швырнул на землю. Животное жалобно заржало и потянулось к хозяину, будто жалея его.
- Ах ты, кулацкий выродок! Не хочется с добром расставаться?! – заорал он на мальчишку, кнутом  стегнул жеребёнка по каурому крупу и приказал другому босяку: – Веди его в поповскую конюшню!
Конь не давался, вставал на дыбы, но босяку всё же удалось затянуть узду и вместе с остальными лошадьми доставить в общественные конюшни, то есть в бывшую конюшню отца Алексея. Самого его повесили как контрреволюционера, а попадья с детьми  уехала к матери на Украину
Во время реквизиции дядья и отец стояли молча. Мальчику ничего не будет, а их могли запросто расстрелять или отправить в ссылку. Поэтому они сдерживали себя, не вмешивались в это дело. Хотя, когда босяк откинул ребёнка от коня, ох, как зачесались у них кулаки.
В колхоз кожемяки не пошли, поэтому доступа к коням у мальчика не было. Он тайно, когда сторож засыпал, пробирался к своему жеребёнку и, обняв его за шею, угощал  подсоленной коркой хлеба, вдыхая знакомый запах, гладил, ласкал его.   
Потом конь исчез неизвестно куда. А у отца на всю жизнь осталась на сердце незаживающая рана. Как выпьет, плакать начинает – вспоминает Каурку. Сломленный человек был: плен, каторга….
Да, ты не знаешь… В плену он был, у немцев. Раненого забрали. Рана не опасная, в ногу, но идти он не мог. А наши  тогда отступали….
        Два года в немецких лагерях провёл, потом восемь – в наших. А вернулся в пятьдесят третьем – другой человек.
Она погладила тонкими нервными пальцами кусок заготовки и грустно закончила:
 – Липовое лыко белое, мягкое, намного  нежнее  соломки. Хочу белого Пегаса сделать. Представляете: крылатый конь – как неосуществленная мечта моего отца.
Спустя некоторое время опять навестила Марину Николаевну. На книжной полке стоял конь…. Нет, летел! Сказочный, воздушный  конь!  Горделивая стать, волнистая грива, вьющийся хвост и белые раскрытые крылья, как мечта, поднимающая  нас над повседневностью.

9. Люди лошади
Омрам
    На планете, где любовь и верность под запретом, обитают два вида разумных существ. Одни существа имеют быстрые ноги и крепкую спину – другие едва передвигают клыпы*.
Те, что быстры, как ветер - умны и сердечны, а те, что еле ползают – тупы, злы и коварны.
 Кто и зачем свёл на одной планете столь различные виды, остаётся загадкой, но деваться им некуда.
 Быстроногие любят свою землю и берегут её. Они вкушают плоды, не вредя и не нанося урона. Даже отходы, которые им приходится порой выбрасывать, обогащают плодородие.
 Эти красивые грациозные существа любят общение, ценят дружбу и семейные узы, но они рабы своей нескончаемой доброты, а этим воспользовались те двухклыпые твари, что пресмыкаются перед блеском камней. У них всё разменивается на камни: чувства, отношения, честь, совесть. Они кого угодно предадут и продадут.
 Эти мразные,жирные Пароклыпые жрут всё подряд, но особое пристрастие имеют к мертвечине, ради которой в неимоверных количествах забивают живые существа.
 Трупоеды считают себя властелинами планеты, высшим разумом Вселенной. Безмерно болтливые, они любят порассуждать о чести, совести, нравственности, но слова их не имеют власти – властвует алчность.
 Если бы вы посетили эту планету, то подумали бы, что там всем заправляют уроды, кретины, дебилы и сумасшедшие.
 Эти тупоумные Пароклыпые поработили Быстроногих. Они изобрели адские приспособления, разрывающие непокорным рты и ранящие души. Их главный лозунг:«Разделяй и властвуй!». Они разделили меж собой всю планету, а каждому Быстроногому подарили отдельную камеру.
 На этой вымирающей планете нет больше мира и справедливости – есть рабы и рабодельцЫ. Если ты добр и честен – ты раб, если безжалостен и жесток – рабоделЕц.
 Рабодельцы чрезвычайно плодовиты. Они учат своих отпрысков, тому, что умеют сами: красиво рассуждать, безбожно врать, грабить землю, бить, бить, бить, бить, бить, бить, бить, бить и унижать Быстроногих.

*Клыпы - в просторечии людей Ивановского района России - пренебрежительное название ног. Пример употребления:Убери свои клыпы. Ну,клыпы развалил.

10. Джон Констебель. Сон
Омрам
Текст получен из перестановки букв имени художника.

Рассказывает имя художника Джона Констебеля:

СОН

Часть 1.

Лето. Белое бельё стирают. Стена. На стене бельё стекает.
 
Часть 2.
Слон бьёт стекло сотен окон. Стонет кобель.

Часть 3.
Летит, стелет конь по степи. Блестит белое тело коня.
Несёт на себе конь бельё белое (саван).
Надо снять с коня бельё!
- Стой, конь! На тебе не то бельё!
Стал конь.
- Тебе, конь, слепень колет нос! – бью слепня, снимаю бельё.
- На тебе, конь, стебель солон.
Бьёт конь стебель – сено ест.
- Сколько лет тебе, конь?
- Ста лет нет.
- Без тебя, конь, не станет неба!

Пою сонет о коне(написано автописьмом):


Во степи тебе, белый конь, нежить –
Станешь беса ты на себе носить.
Будет бес тебя больно плетью бить,
Будет кровь твою днём и ночью пить.

Будешь, белый конь, эту боль терпеть,
Будешь сено есть, запертый во клеть.
По лугам тебе больше не гулять-
Станешь ты поля до зари пахать.

А придёт беда – пойдёшь воевать,
За чужой огрех голову слагать…
Во степи глухой белый конь лежит,
И его скелет саваном накрыт.

Часть 4.
Блекнет небо…Туман…Белое бельё становится красным.

11. Командарм Первой конной
Ян Кауфман
Один из авторов Прозы. ру просил меня продолжить воспоминания о встречах (пусть и случайных) с интересными известными людьми.
Прямо напротив Советской гостиницы, что на Ленинградском проспекте Москвы, стоит пятиэтажный кирпичный, ни чем не примечательный, дом старой постройки. Для меня этот дом дорог своими детскими и юношескими воспоминаниями. Правда, мемориальной доски с упоминанием моего имени до сих пор почему-то нет. А жаль, не ценят нас, авторов, при жизни…
Но суть, то вовсе не в этом, а в воспоминаниях.
Во дворе нашего дома стояла хорошая конюшня конноспортивного общества «Пищевик», куда мы, мальчишки в годы войны старались попасть, чтобы помочь конюху убрать лошадиные денники. Удовольствие надо сказать сомнительное. Зато после добросовестной уборки каждому счастливчику выдавался кусок подсолнечного жмыха, который хватало на несколько дней и мы мусолили это угощение, словно сладкую карамель.
То ли регулярное посещение, конюшни, то ли её специфический запах, а скорее дружелюбное доверчивое лошадиное фырканье и ржание привлекло меня уже после войны в школу верховой езды по выездке. С лошадью у меня сложилось полное взаимопонимание, поэтому вышагивала она грациозно, выполняя послушно под музыку такие пируэты, которые и шахматному коню не снились.
Иногда школу «Пищевик» внезапными наездами навещал Семён Михайлович Будённый, благо находилась она почти в центре Москвы. Словно выполняя какой-то ритуал, он проходил  по конюшне, а лошади, ощущая его неравнодушие и любовь, били копытом и тянули свои морды навстречу маршалу. Иногда Будённый смотрел и наши занятия, не делая каких-то грубых замечаний даже при допущенных всадниками ошибках. Правда упрекал тогда: «Тот, кто не любит лошадь, никогда не научится на ней ездить». Но чаще подбадривал молодёжь.
Не знаю, каков Семён Михайлович был человеком, но близкие к нему люди отмечали веселый и приветливый нрав, хотя, в то же время, как «человек позы», он был достаточно честолюбив и тщеславен. Мне кажется, что кавалерия и лошади были смыслом всей его жизни.

12. Два осла
Ян Кауфман
Все события, описанные в рассказе, на самом деле имели место.
Имена участников изменены.
В 60-е годы в Ташкенте произошло сразу несколько случаев заболеваний малоизвестной у нас доселе болезни - чёрной оспы.
Тут же, в соответствии с приказом Минздрава СССР, была сформирована группа столичных врачей.
В составе этой группы в Ташкент вылетел и Аслан Александрович, работавший во 2-й инфекционной больнице Москвы. Заболевшей оказалась супружеская пара художников, прилетевшая накануне из Индии и почувствовавшая недомогание уже в полёте.
Спустя месяц успешная работа врачей отмечалась в Ташкенте грамотами и роскошным застольем, устроенным в честь её окончания. Местные баи от медицины всячески изощрялись в оригинальности предметов презентации, стараясь угодить столичному начальству.
Наконец, спец. рейс санитарного самолёта ЛИ-2 доставил москвичей в аэропорт Мячиково.
Из аэровокзала Аслан Александрович позвонил домой: "Курочка, - так нежно он называл жену, - Это я. Часа через два буду!".
Откровенно говоря, ей нравилось, когда он называл её так привычно и нежно и, как всегда, она ответила не менее ласково: "Ослик! Мы с Олькой ждём тебя. Стол уже накрыт!".

Жена Вера и дочка Оля с нетерпением ожидали возвращения дорогого мужа и папы, предвкушая обещанные им дары Средней Азии - ароматную продолговатую дыню, виноград дамские пальчики, персики и ещё что-нибудь. Он ведь всегда умел их удивлять и привозил из командировок такие сюрпризы! Поэтому, суетясь на кухне, они не забывали периодически поглядывать в окно.

Стоял воскресный солнечный день. Обычный московский двор был заполнен вездесущими бабушками, визжащими малышами и лающими собаками. Однако пронзительный звук сирены, раздавшийся прямо под окнами, перекрыл всё и заставил Ольгу и Веру броситься к окну.
Каково же было их удивление, когда они увидели машину вет. помощи с синим крестом на борту, подъехавшую прямо к подъезду. Шофёр поспешно открыл заднюю дверь машины, и оттуда вылез сначала сам Аслан Александрович с уздечкой в руке, а за ним - маленький ослик, у которого с одного бока свешивалась долгожданная дыня, а с другого, наперевес - небольшая дорожная прозрачная сумка с овсом.

Миниатюрное животное ростом с большую собаку и огромными великолепными ушами громким - И-а, и-а, и-а - известило жителей о своём прибытии и привлекло внимание в округе всех: и собак, и бабушек и даже случайных прохожих. А уж восторг детей был неописуем!
Моментально вокруг ослика и Аслана Александровича собралась толпа.
Вера с дочкой, увидев мужа в центре толпы, но ещё ничего не поняв толком, выскочили на улицу. Она могла ожидать от него чего угодно, но такого!
"Господи, Аслан! Ну ты и вправду осёл - уехал один, а приехало вас целых два, - только и смогла сказать она, целуя мужа, - Ну и куда мы его теперь?".
Ослик стоял опустив голову с густой чёлкой и виновато хлопал своими мохнатыми ресницами.
Ольге уже и не очень хотелось эту аппетитную дыню, выглядывающую сквозь плетёную сетку. Ей стало так жалко этого замечательного маленького ослика, нагруженного поклажей.
Аслан Александрович стоял улыбаясь, по-детски радостный и довольный от произведённого эффекта.
Конечно участь ослика была решена ещё там, в Ташкенте, когда он по телефону согласовал со знакомым директором одного из московских детских домов , что на окраине города, о передаче ослика на попечение его детям, а директор, в свою очередь, поспешил известить об этом радостном для детей событии газету.
Свою первую ночь в столице ослик, которого звали Лапсур, провёл комфортно - на втором этаже в передней двухкомнатной квартиры.
Назавтра произошло два важных события:
Лапсура, несмотря на нытьё Ольги, отвели в детский дом, где для него был подготовлен тёплый сарай, а в городской газете в рубрике "Нарочно не придумаешь" появилась короткая статья журналиста с богатой фантазией и юмором, в которой говорилось, что врач 2-ой инфекционной больницы привёз ишака, чтобы ездить на нём на работу. Венчала эту статью фотография маленького ослика и его улыбающегося хозяина.
Уже на следующий день Аслан Александрович был известен на всю Москву.
Спустя неделю ему по распоряжению Главка срочно был выделен дополнительный лимит на приобретение автомобиля Москвич, за которым он безнадёжно стоял в очереди лет десять...
А ещё говорят - осёл!

13. Лошадка Голубка и новогодний подарок
Лина Орлова
У деда Агафона была лошадка Голубка. Зимой она жила в сарайке рядом с домом.
В один из вечеров пошёл дед кормить лошадку.
Напоил её. Положил полную кормушку душистого сена. Погладил гриву.
- Хрумай, ГолУба. Завтра утром поедем в соседнюю деревню. Новый год наступил, святки на дворе, а мы ещё с роднёй своей не виделись.
- Дед, а у тебя есть права на моё вождение? – спросила Голубка.
У Агафона от неожиданности даже шапка в кормушку свалилась.
Обычно он говорил, а лошадь в ответ только тихо похрапывала да головой мотала. А сегодня… Дед схватил шапку, выскочил из стойла, оглянулся. Нет никого…
- Ты, что ли, Голуба,  говоришь?
- Я, дед.
- С чего бы это вдруг?
- Вопросы возникли. Кот Васька сказал, что я тоже транспортное средство, вроде как машина. А для вождения машины нужны права. Вот я и интересуюсь.
- Ах, плут серый. Мало нам одного говоруна, так он и тебя научил. Не слушай Ваську, он ещё тот сказочник.
- Он о толковых делах сказывал.
- Каких это делах?
- Ну, что за машиной постоянный уход нужен. Техосмотр там всякий…
- Здрасьте Вам! А я что ли за тобой не ухаживаю? Сена полна кормушка. Стойло вычищено, солома постелена, вода принесена. Овёс каждый день получаешь, овощами да сахарком угощаю… - загибал пальцы дед.
- Да я не в обиде. Просто уточнила…

- Да будет тебе известно, Голубка, что машину заправляют лишь в том случае, если на ней  куда-нибудь едут. Тебя же, бывает, я неделю не запрягаю, а корм всё равно каждый день даю.
- Так ты меня запрягай каждый день, поедем, куда скажешь.
- Ишь ты, разумничалась! Права ей подавай. «Но» и «Тпру» - вот и все права на твоё вождение. «Но» - газ. «Тпру» - тормоз. Одна лошадиная сила, а туда же… Техосмотр ей... Смотри у меня! Не балуй! - сердито сказал Агафон, с грохотом закрывая ворота сарая.

Васька мирно посапывал на тёплой печке. Агафон с порога пульнул в него заснеженным валенком. Кот кубарем скатился на пол, ничего не понимая.
- Мяу-у! За что-о?
- Зачем лошадку с толку сбиваешь, шельмец… - шумел дед.
- Что вы опять не поделили? – выглянула Прасковья из кухни.
- Радуюсь, Паша, что говорунов у нас в хозяйстве прибавилось.
 
Засмеялась Прасковья, выслушав мужа:
- Пусть говорят. Веселее мне будет, а то с тобой особо не побеседуешь, все с телевизором общаешься.
- Телевизор для того и изобретён, чтобы в него глядеть, - заявил дед.
- Верно! По телевизору много интересного рассказывают, - поддакнул кот.
- А тебе, Васька, запрещаю смотреть. Много будешь знать, ещё и корову научишь болтать.
- Так я почти и не смотрю, лежу да слушаю.

Поздно вечером кот прибежал в сарайку.
- Привет, Голубка, как ты тут?
- Стою, сено жую. Знаешь, Вась, а у деда, оказывается, есть права.
- Он тебе их показал?
- Нет. Сказал, что «Но» и «Тпру» - вот и все права на моё вождение.
- Это слова, а не права. Ты сама разберись с дедом. Он сегодня очень сердитый!
- Да ладно, жила без них до сих пор и дальше проживу. Васька, расскажи лучше ещё что-нибудь.
- Слушай! Говорили, что этот новый год – год синей или зелёной лошади.
- Как это синей или зелёной? Мы такими не бываем. Ты ничего не перепутал? Вот я, например, серебристая гнедая.
- Не перепутал. Ой, Голубка, как ты красиво про себя сказала «серебристая гнедая», а я думал, ты рыжая со светлой гривой и хвостом.

Лошадка задумалась.
- Ты что замолчала?
- Мне вдруг захотелось стать синей лошадью. Синей… и немного зелёной…
- Говорили только про синюю или  зелёную, - авторитетно заявил кот.
- Вась, а вот если бы синяя да с белыми пятнами, как небо с облаками?
- Надо сначала суметь посинеть...
- Жалко, что сейчас зима. Летом я бы наелась васильков и посинела.
- Как это?
- Когда я была маленькой, любила есть васильки. Мама говорила, что не надо жевать эти цветочки, а то посинеешь.
- Голубка, а это идея! – обрадовался Васька.
Он спрыгнул с кормушки и стал подкрадываться к мешку с овсом.
Оттуда вскоре послышался писк, а затем довольный голос кота:
- Попалась, мышулька! Зачем овёс воруешь?
- Пусти меня, котик… Больше не буду…
- Отпущу, только с уговором.
- Каким уговором, Васенька?
- В ваших закромах есть васильки?
- Есть. Только засушенные.
- Неси шустренько всё сюда. Только не вздумай обманывать. Поймаю и ...
Но мышки уж и след простыл.

- Что ты собираешься с сухими васильками делать? – спросила Голубка.
- Синюю краску. Ты же сама сказала, что в детстве…

- Прошу прощения, Василий, но не всё так просто, - прочирикал воробей, сидевший на дверце загородки.
- О чём это ты, пернатый кОмушка? – небрежно спросил кот.

Воробей не боялся серого кота. Он давно его знал. Воробка дружил с Голубкой, Голубка дружила с Васькой. Ваське приходилось дружить с воробьём.
Воробка спокойно продолжал:
- Я часто залетаю к травнице бабе Василисе. Добрая женщина, всегда угощает вкусными зёрнышками, в сенцы разрешает залетать. Однажды видел, как она готовила васильковую краску. Сначала сварила, потом разлила краску в стеклянную банку. Потом поздним вечером поднялась на горушку, смотрела сквозь банку на голубые звёзды и что-то напевно шептала... Видимо, васильки притягивают голубой цвет, и краска  становится лучше.

- Мы так не сможем. Не быть мне синей лошадью, - переживала Голубка.
- Попытка не пытка. Ой, мышка вернулась! - обрадовался кот.
- Вот васильки, - пропищала мышка, положив мешочек перед котом.
- Мышуля, и это всё? 
- Всё, Васенька. До единого лепесточка принесла, - ответила мышка и юркнула в сено.

- Утром мне надо везти деда с бабой в соседнюю деревню. Только к вечеру вернёмся, - заволновалась Голубка.
- Вот и хорошо. А мы за это время с Воробкой что-нибудь придумаем, - воодушевился кот.

Утром Агафон запряг лошадку. Усадил в сани свою Прасковью и дал команду:
- Но, Голуба-один, заводись!
- Почему Голуба-один? – удивилась бабка.
- Так теперь наша Голубка – машина в одну лошадиную силу, - хихикнул Агафон.
- Всё шутишь, старый, - пожурила жена.
- Какие шутки. Сейчас вот со скоростями разберёмся. Слушай, Голубка, если скажу один раз «Но», пойдёшь шагом. Два раза «Но» - побежишь рысью. Три раза «Но» - понесёшься вскачь. Но, милая!

Лошадка послушно мотнула головой и пошагала по дороге.
- Но-но, - подгонял дед Агафон.
Голубка побежала.
- Но-но-но…, - не унимался дед, опустив уши у шапки-ушанки.
Лошадка пустилась вскачь.

Въехали в лесок. Придержал Агафон Голубку:
- Остынь, Голуба, немного. Прасковья, посмотри какая красота вокруг! Настоящее снежное царство!

По краям дороги стояли величавые сосны и ели, одетые в нарядные снежные шубки. Берёзы бережно, будто драгоценности, держали на своих ветках пушистые затейливые меховушки.
- Ах, Зимушка-кудесница какое великолепие смастерила! – любовалась округой  Прасковья.

А лошадка смотрела на синее небо с облаками и думала:
- Что там кот с воробьём делают? Быстрее бы вернуться в сарайку…

На обратном пути Голубка сама включила третью скорость и быстро примчала деда с бабой домой.
- Какая у нас быстрая лошадка! Умница-разумница! – хвалил её дед.
 
Вечером, как только хозяева уснули, Васька побежал в сарайку. Голубка с Воробкой его ждали. Как фокусник в цирке кот торжественно произнёс:
- Начинаем превращение... Серебристо-гнедая лошадка станет синей… Пернатый друг, подайте кисти и краску!
Воробей уже держал в клюве кисточку. Банка с краской стояла под кормушкой.
- Где вы это взяли? – спросила Голубка.
- Добыли. Это тебе будет от нас новогодний подарок, - деловито ответил Васька.
- Спасибо вам. Что-то я волнуюсь… - пробормотала лошадка, - только не закрашивайте мою белую звёздочку на лбу. Пусть будет хоть одно маленькое облачко…

Утром перепуганный дед Агафон прибежал домой:
- Прасковья, наша Голубка того… посинела…
Бабка охнула и опустилась на скамейку:
- Загнал ты её вчера. Всю дорогу на третьей скорости неслась.
- Да живая наша лошадка, только синяя…

Дед с бабой прибежали в сарайку.
А там стояла счастливая лошадка с синей гривой, синим хвостом, с несколькими синими пятнами по бокам и на спине и спокойно жевала сено.
Васька с Воробкой ещё до прихода деда осмотрели  лошадку и сказали, что получилось красиво. Краски, правда, не хватило на всю лошадь. Но Голубка сама видела лишь синий хвост. И он ей очень нравился!

- Дед, ты откуда сено брал? – спросила Прасковья.
- Вон из того угла.
- С дурман-травой это сено. Говорила тебе, не коси траву у лесного заболоченного пруда. Побегу к Василисе за советом.

Дед Агафон накинул уздечку и вывел лошадь на улицу.
Сосед в это время шёл за водой, остановился и даже присвистнул от удивления:
- Ничего себе, какая аэрография! Прямо по восточному гороскопу! Дед Агафон, кто покрасил?
- Какая ещё аэрография? У нас беда, а ты ухмыляешься… - рассердился дед.
- Да, не сердись. Аэрография – живопись такая. Машины красят. Наступил год синей лошади, ну, я и подумал…, - оправдывался сосед.
- И ты туда же… Не машина Голубка, а замечательная лошадка! – ответил в сердцах дед.
Вернулась Прасковья.
- Василиса захворала. Вчера в её доме странные вещи происходили. Она хотела пряжу покрасить, а банка с васильковой краской пропала. Вчера была, а сегодня вместо неё на полке лежит маленький мешочек сухих васильков. В сенцах, говорит, что-то шуршало и скреблось. Нечистая сила завелась. Наверное, и к нам в сарайку нечистая наведалась. Василиса посоветовала лошадь в снегу повалять.
Дед Агафон ласково сказал лошадке:
- Иди, милая, в снегу поваляйся.
Голубка пробежалась по заснеженному двору, любуясь синим хвостом. Потом завалилась в снег, смешно болтая ногами. Снег под ней становился синим.  Лошадка вскочила и с удивлением обнаружила, что хвост её уже не такой синий. Она грустно заржала.
А дед Агафон решил, что она переживает из-за того, что посинела, успокаивал Голубку:
- Теперь ты сине-серебристая гнедая.  Необычная масть. Но ведь хорошие лошади никогда не бывают плохой масти.
А за сарайкой в это время в снегу валялась «нечистая» сила – кот Васька. Он всё видел и слышал. Он не показывался сегодня деду на глаза, потому что сам изрядно измазался во время превращения.
- Ерунду ты начирикал, воробей!  Краска оказалась непрочной. Наш подарок скоро исчезнет, - ворчал кот, отряхиваясь от синего снега.
- Баба Василиса знает своё дело. Видимо, звёзды в тот вечер были не очень голубыми… - оправдывался Воробка.
Голубка стояла в стойле и думала:
- Мне ни разу в жизни не дарили новогодних подарков. Васька и Воробка – настоящие волшебники!  Они исполнили моё желание. Я - синяя лошадь!

Январь 2014

14. Ослиные проблемы
Евгений Михайлов
               
              Об этом санатории в сельской глубинке я не слышал никогда. Никто из моих знакомых – тоже. Выбрал я его по принципу: чем дальше, тем лучше.
Мне хотелось отсидеться в глуши, успокоить нервы. Настроение было прескверным. О причинах этого я скажу позже, а пока что  с тоской взирал на выжженную степь за окном рейсового автобуса и мрачнел всё больше.
               Постепенно дорога сузилась и начала спускаться в ущелье, бывшее каньоном давно высохшей реки. На дне этого ущелья змеился небольшой ручеёк и находился санаторий, а рядом посёлок для обслуживающего персонала.
                Вокруг появилась растительность: дикие яблони, груши, алыча, кизил. Санаторий гордился своими термальными источниками. На большом обломке скалы какой-то сочинитель  оставил свои строки:
                Гласит преданье старины глубокой
                Здесь Чингизхан купал войска,
                Чтоб вдохновить на бой жестокий
                Головореза-степняка.
В совершенно пустом холле я подошел к стойке распорядителя и преспокойно получил ключ от однокомнатного номера на первом этаже. Даже мзду не пришлось давать, хотя я был внутренне к этому готов. Это удивило и порадовало меня. Неплохое начало.
                Позвали к обеду. Оглядев зал, я понял, что искательниц любовных приключений в этом заезде практически нет. За моим столом соседями оказались необъятная женщина с худеньким мальчиком лет шести и старик, одновременно похожий на Хоттабыча и Ходжу Насреддина. Эти открытия оптимизма мне не прибавили. К тому же библиотекарша, судя по пожелтевшему объявлению,  давно уже болела, и я не смог запастись хоть каким-то чтивом,  поэтому приготовился скучать до начала водных процедур в мягком кресле у окна своего номера. Но вдруг стал свидетелем интереснейшей сцены.
                За окном паслись ослы. Самец и самка.  Осёл оказывал настойчивые признаки внимания ослице. А та почему-то принимала его ухаживания в штыки. Когда тот подходил сзади, держа наготове своё достоинство, она отчаянно брыкалась. Наконец ослу это надоело и он обиженно отошёл в сторону, пощипывая травку.
                Ослица вскоре, видимо, пожалела, что вела себя слишком строго по отношению к кавалеру. Она приблизилась к нему и стала об него тереться, легонько покусывая за шею. Осёл решил проучить строптивицу и всё время отстранялся от неё.
                Внезапно на сцене появилось ещё одно действующее лицо. Это был осёл тёмной масти, покрупнее первого. Он с ходу определил, что у этой парочки какие-то нелады на любовном фронте и мигом стал предлагать свои услуги ослице. Первый осёл пытался его отогнать, но наглый пришелец задал ему такую трёпку, что ошеломлённый кавалер с позором бежал. Ослица, как настоящая женщина, приняла победителя благосклонно.
                Я хохотал, как сумасшедший, но потом замолк. Мне вдруг в голову пришла мысль, что ничем особенно не отличаюсь от злополучного осла. Дня за три до своего отъезда я поссорился со своей симпатией, так как считал платоническую часть знакомства завершенной и намеревался перейти к более тесному общению. А подруга почему-то оскорбилась. Назвала меня грубым мужланом, неспособным к высоким чувствам. Мы расстались, недовольные друг другом.
                Через день она позвонила и виноватым голосом предложила встретиться. Я гордо отказался, ссылаясь на занятость. Решил её помучить.
Вот осёл! А вдруг она вернётся к своему прежнему хахалю?
                Я принялся лихорадочно названивать ей по сотовому, для чего пришлось вскарабкаться на ближайший холм, возвышавшийся над ущельем. Но не дозвонился. Раздосадованный, я решил возвращаться, пока не поздно.
Я знал, что автобус будет только утром и, чтоб как-то успокоиться, направился в посёлок за водкой. Единственный магазинчик был закрыт. Мне повезло купить у какой-то старухи бутылку самогона. Цветом он напоминал ослиную мочу. Вкус был не лучше.
                Утром в автобусе я вновь набрал её номер. Милый сонный голос промурлыкал; «Ты куда пропал? Я тебе весь вечер звонила. Приезжай скорее. Жду».  Так вот почему я не мог дозвониться! Пришлось соврать, что возвращаюсь из срочной командировки. Ура! Я прыгал от счастья, чувствуя, что мне, в отличие от незадачливого осла, пока что везёт.
                И действительно, желаемое я получил сразу по приезду. Но о том, что мы расстанемся с ней перед Новым годом, и предположить не мог. Всё-таки вмешался прежний осёл. Была и схватка, которую я проиграл.

                Ноябрь 2012г.

15. Шалунья
Евгения Козачок
В пятидесятые годы мой дядя был директором совхоза. Совхоз  имел два отделения – Первомайское и Вознесенское с разными сельскохозяйственными направлениями. В Вознесенском выращивали овощи, фрукты, зерновые, держали крупный рогатый скот (молоко от коров из их фермы – вкуснейшее в районе). А Первомайское славилось в  области  и далеко за ее пределами коневодческим заводом, который готовил гунтеров*,  и гусиной фермой. Гусям-лебедям, как их называли, жить было вольготно.  В их распоряжении находились три прекрасных ставка и зелёные поля с разнотравьем, которое  они с превеликим удовольствием щипали. Был среди них один очень важный гусь. Ходил подобно генералу перед строем солдат.  Этого гуся лапчатого женщины так и прозвали «Генерал». И он настолько привык к своему прозвищу, что стоило крикнуть: «Генерал, веди своё войско на ночлег» - как  он расправлял крылья и издавал такой громкий клич, что «войско» слышало его в конце поля. В ответ дружно гоготали  и шли к ферме. Забавный был гусь – любимец птичниц и детворы совхоза. Но молва о его «гениальности» шла не за умение откликаться на свою кличку громким «го-го-го…» и руководить «войском» пернатых, а исключительной любовью к лошади Шалунье.
В одно  и то же время он  отделялся от общей группы птиц и стоял, словно на посту, на краю поля. Вытягивал шею и прислушивался. Женщины, видя Генерала в таком ступоре, говорили: «Пётр Пименович с Шалуньей едут к нам». И точно. Вскоре из-за лесополосы появлялась  голова Шалуньи, а затем восседавший на бидарке** дядя Петя. Гусь при их появлении взмахивал крыльями, словно хотел взлететь,  раскрывал их во всю ширь и, словно планер, бежал навстречу  Шалунье. И пока дядя Петя решал с женщинами хозяйственные вопросы  Генерал и Шалунья мирно «беседовали». Это надо было видеть! Шалунья наклоняла голову к гусю, издавала тихий гортанный звук, а гусь  в ответ  гоготал  и клювом, словно гладил, ощипывал морду Шалуньи. Дядя иногда  ради продления их общения  задерживался на ферме и каждый раз удивлялся их дружбе: «Надо же какие отношения! Словно знают друг о друге то, чего не знаем мы. Удивительный мир природы!» Гусь всегда провожал их до дороги,  а потом возвращался к своим сородичам.

Откуда привезли в совхоз Шалунью, точно не помню. Но то, что она прошла войну, знал каждый. Об этом свидетельствовали два больших шрама – на правой ноге и на крупе. Гнедая красавица, умница. Слушалась людей подобно тренированному псу. Коневоды берегли её как зеницу ока. И лучший овёс ей,  и травку свежую специально для неё косили. Лелеяли и холили  не для продления потомства. Возраст был не тот, который требовал здоровья и сил. Да и привезли её на завод вовсе не для этого, а на постоянное место жительства, как ветерана войны для реабилитации в санаторий. Ей было позволено, в отличие от других обитателей завода, свободное передвижение по двору и за пределами оного. Вела себя достойно. Далеко никогда не уходила. Любила бывать около резвящегося на подворье  молодняка,  к которому она определилась нянькой. Зорко следила за проказами стригунков***. Стоило кому-то попытаться пересечь границу дозволенного,  бежала за ним и возвращала во двор.

Откуда у неё такое понимание долга, можно было только догадываться.  Сопроводительных документов с её биографией никто не дал, кроме клички «Шалунья». Просто отправили доживать. Списали.  Все понимали это.  «Доживать  и списали» - вслух никто не произносил, боялись, что  Шалунья поймёт их значение.

Шалунья же словно знала все это и старалась как-то  «отодвинуть» старость.  Резвилась с  молодым  поколением,  воспитывала. Когда стригунки ссорились, разгоняла их в разные стороны. А начавшего потасовку, отталкивала мордой  и ещё некоторое время  стояла около него ожидая, когда тот успокоится. Бывало тихонько ржала  и жеребята бежали за ней по кругу, как по манежу цирка, связанные друг с другом невидимой кордой****.

То, что Шалунья не позволяла себе есть дармовой  хлеб, определилось вскоре по её прибытию на завод.  Как-то  подошла к качалке*****, которая стояла во дворе, и стала как вкопанная. Попытались увести, но не тут-то было. Проявила твёрдость характера и стояла до тех пор, пока Сидорович (тренер) не догадался принести сбрую. Запрягли её в качалку и Шалунья ожила.  С такой лёгкостью пошла, словно и не было долгих лет жизни. В этот момент напоминания Шалуньи о своей надобности людям, приехал  на «Газике» дядя Петя. Увидел Шалунью и не мог глаз отвести от красоты хода этого животного. С восхищением смотрели на неё все рабочие.  Она, каким-то своим чутьём уловила эмоциональный настрой присутствующих. Приостановила  бег, подняла правую ногу, опустила. Потом стала на левое колено и наклонила голову в реверансе. Услышав аплодисменты, покачала головой вниз, вверх. Мол: «Спасибо, спасибо за внимание. Я польщена!»  Стало понятно, что Шалунья хочет работать.

Вот с тех пор, как только дядя Петя появлялся  в Первомайске, Шалунья, услышав шум машины,  радостно ржала и просилась к бидарке, на которой можно было ездить по полям. И  они вдвоём объезжали поля и фермы. Дядя Петя не ездил на Шалунье  - они работали вместе. По пути он рассказывал ей о проблемах и планах совхоза. Шалунья в ответ тихонько ржала: «Понимаю.  Чего уж тут не понять. Работа у тебя не из лёгких».

О чём они ещё откровенничали неизвестно, но подружились сильно. Она в дяде Пете нашла настоящего друга.  Да у неё все были друзья-товарищи. На что гусь лапчатый  и тот поддался  её дружелюбию.

Приближались майские праздники. Кто помнит те годы, тот знает, что к таким праздникам организовывались районные выставки достижений. И в нашем районе колхозы и два совхоза показывали свои  достижения перед партией и народом. В районе для таких выставок даже стационарные павильоны построили,  в которых потом продавали дары природы своего хозяйства. И здесь тоже витал дух соревнования. Павильоны  отличались друг от друга  вывесками и своим убранством, подобно одеянию Золушки и Принцессы.

Праздник начинался на стадионе с демонстрации. Руководители района стояли на трибуне, а по беговым дорожкам вокруг футбольного поля шли колонны  рабочих и колхозников  с флагами и транспарантами, славящими партию и информирующими о достижениях хозяйства.  Возглавляли  свои колонны – председатель, секретарь парторганизации, главный агроном и герой труда, если таковой имелся. Дядин совхоз был  неизменно  в конце всех хозяйств и на приличном расстоянии от впереди идущих. Ибо его колонна была особенной. Совхоз показывал своих лошадей, на которых восседали наездники, для которых позже организовывали доги (скачки на короткую дистанцию).  И проводились  эти скачки после песен и плясок артистов из Дома культуры района и сельских клубов.

В этот год руководство дядиного совхоза изменило своё «шествие».  Секретарь парторганизации и агроном восседали на лошадях, а дядя на качалке вместе с Шалуньей возглавляли колонну.  Наездники были уже на средине беговой дорожки, когда заиграл духовой оркестр, возвещая о завершении первой части праздника.

Вдруг Шалунья остановилась и начала танцевать. На дядино: «Но!» и «Шалунья, вперёд!», - никакой реакции. Тогда тренер соскочил со своей лошади, освободил её от упряжи. Господи! Что она только не выделывала! Здесь были: кантер, тропот, трусца, траверс, каприоль******.  Было видно, что этот прыжок дался ей с большим трудом. Мышцы дрожали, но Шалунья  продолжала делать то, что умела, чему была обучена. Потом она стала на левое колено, а правую ногу выставила вперёд  и положила на неё голову.

Надо ли говорить, что  присутствующие замерли от увиденного. Тишина была такая, что слышалось чириканье воробьёв.

И  вдруг  над стадионом разнёсся крик:
- Шалунья, это ты? Господи, Шалунья, я же думал, что тебя уже нет в живых!

Со стороны зрителей «бежал», если можно так охарактеризовать бег сильно хромающего, человек  с тросточкой.  Услышав этот голос, Шалунья напряглась. Поднялась с колена и побежала навстречу человеку зовущему её. Встретились! Мужчина обнимал голову Шалуньи, целовал, плакал, что-то ей говорил и всё гладил и гладил её голову и гриву.  И она целовала его лицо. А когда положила голову на его плечо, то было видно, как по её щекам текут слёзы.

Встретились двое: пожилой, израненный солдат и постаревшая в шрамах лошадь. И только им двоим было известно, какое испытание они вынесли и как они страдали от разлуки. Вероятно, помнили об этом всегда и поэтому узнали друг друга через много лет. А теперь стояли и плакали от радости встречи.

Все присутствующие на стадионе встали в знак уважения к ветеранам войны – человеку и лошади!

… Позже мы узнали, что Георгий Иванович служил в кавалерийской части и прошёл почти всю войну с Шалуньей. После очередного  боя   и он и лошадь  были  тяжело ранены.  Долго лечился в госпиталях,  но требуется ещё время, чтобы укрепить здоровье. Врачи посоветовали ему юг.  Он последовал их совету и приехал  к родственникам в наш район. И временно, из-за отсутствия жилья, проживал  у них.  А о том, что встретит здесь Шалунью и предположить не мог.

Дядя Петя  предложил Георгию Ивановичу жить в Первомайском, пообещав дать его семье один из строящихся домиков, а членам семьи предоставить работу .

- Так что решайтесь, Георгий Иванович.  У нас конезавод. Если  по состоянию здоровья сможете работать, то милости просим. Нам такие тренеры нужны. Ведь это Вы научили всему Шалунью? Будете ухаживать за ней.

- Да её и учить особо не пришлось. Понимала всё с полуслова. Господи, какое же это счастье, что она жива! Я благодарен Вам, Пётр Пименович, за такое щедрое предложение  – жить и работать в вашем совхозе. И отдельное спасибо за счастье быть рядом с Шалуньей.

Надо было видеть, с какой радостью встретила Георгия Ивановича Шалунья. Она словно сбросила груз прошедших долгих тяжких лет.

Прошло много времени, но эта удивительная встреча человека и лошади, их дружба  – не забылись.

 02.03.2014г.

*   - гунтер – лошадь для охоты и скачек.
** - бидарка – безрессорный 2-колёсный лёгкий экипаж.
*** -  стригун – годовалый жеребёнок. Название связано со старинным обычаем
подстригать жеребятам гриву.
**** - корда – верёвка, на которой лошадь гоняют по кругу.
***** - качалка – экипаж на бегах.
******  - кантер – лёгкий галоп;
        - тропот - неправильная рысь;
        - трусца – неторопливый бег;
        - траверс – ход лошади боком;
        - каприоль – прыжок.

16. На ипподроме
Ольга Камашинская
Костя работал риэлтером,а Лена в рекламном агентстве.Оба  энергичные,
общительные. Ровесники. К 30 годам у них была своя квартира,две машины,неплохие доходы. Одно лишь их напрягало в жизни: почему у них,таких молодых и активных, ребенок страдает аутизмом.
Их сыну Диме исполнилось шесть лет,а он не говорил. Не играл с детьми. Понимал все. Выполнял просьбы. Но предпочитал забиться куда-нибудь в угол и там разбирать машинки или раскладывать только в ему известном порядке свои игрушки.
В детский сад ребенка не брали. Им приходилось работать по сменам. Хорошо,что у каждого был свободный график ,и начальство шло навстречу.
Нянечек и вообще посторонних людей Дима не любил. Когда ему не нравился чем-то пришедший человек,то он брал и метко бросал из своего угла тому в голову какую-нибудь небольшую металлическую машинку.
Родители водили Диму к психологам и даже к бабкам. Но сын обычно,войдя в кабинет или незнакомую квартиру,обхватывал ногу матери,и его было невозможно от нее оторвать. Ни в какой контакт он не вступал,а ,если слишком долго к нему приставали,начинал выть на одной ноте до тех пор,пока они не уходили оттуда.

Вообще-то и особых хлопот мальчик не доставлял. Он не пытался прыгать с подоконников,лазить по трубам,есть мыло или пить воду из унитаза. Сидел,молча играл. Когда родители начинали громко разговаривать,ребенок затыкал уши,и им приходилось уменьшать децибелы своей речи. Слушал,когда ему читали книжки.

А в пять лет Дима удивил родителей.Они заметили,что мальчик не просто рассматривает картинки в книжке,а водит глазами по строчкам,беззвучно шевеля при этом губами,не спеша перелистывает страницы.И они поняли,что их сын сам научился читать.
А вот к мультфильмам мальчик был равнодушен. Гулять предпочитал в парке,когда мало людей.
По совету знакомых,родители решили отвезти ребенка на ипподром,где набирали группу детей для лечебного катания на лошадях. Инструктором оказалась приветливая и симпатичная девушка Наташа. Мальчику на ипподроме понравилось. И он с удовольствием сел на лошадь впереди инструктора. Начал,улыбаясь, гладить шею лошади,прижиматься к ней.
Они стали кататься по кругу. Дима горделиво посматривал на родителей.Через двадцать минут девушка подъехала к супругам,улыбнулась и сказала:
-Ну вот и покатались. На первый раз хватит. Забирайте своего наездника. Приходите еще!
И тут вдруг Дима закричал:
-Нет! Еще! Еще хочу сейчас на лошади кататься!
Все были поражены.
С того дня родители стали возить сына три раза в неделю на ипподром. И процесс избавления от аутизма пошел успешно.
А через год Дима начал учиться в первом классе обычной гимназии,где стал одним из лучших учеников.

17. Успел!
Ольга Камашинская
                Чтоб изменилась жизнь вокруг,
                Меняй себя,мой милый друг.

Петро любил Ганну,первую красавицу на их селе. Но дивчина она была гордая,недоступная. Над Петро смеялась,да и других хлопцев тоже вниманием не баловала. Сама в свои 17 лет никого не любила. Ждала,видно,принца заморского.
Решил  тогда Петро забыть красавицу. Пошел на службу царскую воевать с басурманами.
Почти два года воевал Петро. Получил орден за храбрость,денежное вознаграждение и повышение в чине. Затишье в боях началось,и отправили их полк на отдых. Встретил в пути Петро односельчанина. Тот рассказал,что за Ганной ухаживает городской купец,старый,но очень богатый. И девушка собирается за него замуж.
Нахлынули воспоминания. Снова проснулась в сердце парня любовь. Отпросился он у своего командира на побывку. И поскакал на верном коне домой. И днем и ночью мчался казак, только короткий отдых себе и лошади позволяя.
И вот оно,родное село. Дом его любимой. Спрыгнул с коня. Привязал вороного. Открыл калитку.
Вышла тут Ганна на крыльцо. Видит - идет к дому казак. Статный,красивый. И даже шрам на лице его украшает. Узнала - и ахнула. Это же Петро! Но куда девалась робость застенчивого хлопца?
Казак уверенно поднялся на крыльцо. Крепко обнял девушку. Поцеловал. И сказал:
-Ну вот,приехал  за тобой,кохана! Будь моей женой!
Почувствовала Ганна тепло объятий казака,силу его рук. Посмотрела в глаза его ясные,наполненные любовью и страстью. И впервые затрепетало сердце девичье. И поняла она,что не нужны ей ни деньги купеческие,ни дом его каменный. А главное,чтобы любимый,единственный был рядом.
А верный конь,осознавая важность момента,терпеливо ждал,когда хозяин вспомнит о нем,расседлает и даст овса.

18. Чёрная кошка
Карина Василь не уплачено
(зарисовка)

Ветер свищет в ушах. Взгляд на небо – облака бегут, сменяя свои причудливые рисунки так быстро, что эта смена незаметна для глаз. И вдруг, при взгляде на землю, мимо тебя пробегает что-то чёрное. Чёрная кошка! Ужас всех людей. А она уселась на краю дороги и смотрит на голубей. Их много. Наверно, кто-то утром накрошил хлеба, и теперь они суетятся, дерутся друг с другом из-за него. И тут у тебя хватает храбрости подойти к чёрной кошке. А её мордочка с жёлтыми безразличными глазами преображается: в глазах – не показалось ли тебе? – пробегает удивление. Ты только заносишь руку над её головой, а её мордочка уже тянется к тебе. Ты гладишь её, и её глаза закрываются и улыбка, да-да, улыбка появляется на мордочке. Ты гладишь и тебе хорошо. И вдруг её лапка поднимается и бьет тебя по руке – у кошки игривое настроение. Она приняла твою руку за бабочку, с которыми так любят играть кошки. Потом ты ей надоел, и она уходит и садится поодаль. А у тебя на душе так хорошо! Ты берёшь чужую дворовую кошку на руки и прижимаешь её к своему плечу. А её холодный нос, уткнувшись тебе в ухо, тихонько дышит и щекочат её усы. Ветер стих, солнце вышло, небо заголубело… и чёрная кошка приносит счастье.

19. Собака и голубь
Карина Василь   Не уплачено
Передо мной бежала собака. Обычная дворовая собака чёрно-коричнево-серо-бело-жёлтого окраса, с хвостом колечком и повисшими кончиками ушей. Она бежала легко и свободно, иногда поглядывая и поджидая меня. Зачем она это делала, я не знаю. Я ей ничего не обещала и ничем не приманивала.
Вдруг она остановилась и присела на задние лапы, внимательно глядя на голубя. Чем собаку привлекла птица – я даже предположить не могла: собака не выглядела голодной. Наоборот, несмотря на холодную зиму, вполне упитанной. Собака следила за голубем, голубь занимался своими делами. Собака легла, положив голову на передние лапы. Затем медленно стала подползать к голубю. Голубь, покончив со своими делами, перелетел в сторону. Собака дёрнулась за ним. Голубь снова перелетел. Собака снова за ним. Голубь взмахнул крыльями и низко полетел дальше. Собака потрусила за ним, не отрывая взора. Наконец голубь взлетел на дерево. Собака подбежала к нему и села, глядя на птицу. Она смотрела и смотрела на него. Затем повернулась ко мне, словно что-то хотела сказать. А мне подумалось, что в прошлой жизни эта собака наверняка была кошкой. И даже, возможно, охотилась на того самого голубя, кем бы в прошлой жизни он ни был. Да и вообще, наблюдая за природой, проникаешься мыслью, что жизнь, смерть, возрождение не так просты, как принято считать. И что реинкарнация очень даже возможна. Что животные – не глупые и бездушные твари, живущие инстинктами и созданные для обслуживания людей, для их  развлечения и пропитания. Жизнь много сложнее, чем уверены люди. И знают люди о ней слишком мало, чтобы самоуверенно считать себя «царём природы».

20. Мартин
Лана Карпинская
        На привокзальной площади было много народа.
         Небольшой портовый город приветствовал непривычной жаркой погодой, пальмами и множеством людей с предложением устроиться на ночлег. Мать c сыном, уставшие от дальней дороги,  отправились к поиску обители. Пожилой мужчина предложил приличное недорогое  жильё, недалеко от пляжа, в комфортабельной квартире с хозяевами. Он их отвез на отечественной машине, которая тарахтела, как трактор, к месту дислокации. Он единственный из предлагавших людей был на «колесах». Это сыграло важную роль. Пешком или в душном общественном транспорте они ехать не хотели.
Взору открылись незнакомые  красивые виды Кавказа. Дорога резко вела вверх. Скорость пугала. Казалось, встречный транспорт врежется, и не успеет перестроиться на нужную полосу. «Шумахерами»  были все водители.
Высотка оказалась недалеко от моря. Грязный и неухоженный двор, с массой толпившихся отдыхающих в полураздетом виде, встретил приезжих.
Пахло морем.
Хозяйка опаздывала.
 – У меня имеется много квартир и комнат, которые Вы можете рассмотреть! Не переживайте! Море там!– сказал мужчина и показал рукой на горы.
Никита не волновался. Мать  в этот момент, кроме как о холодном душу, думать не могла.
 –  Даже если это бомжатник с клопами, и мы будем спать на полу, мне все равно. С места не двинусь. Мне уже плохо. Хочу в море искупаться, - шептал сын матери и выставил чемодан с багажника.
Мужчина еще раз позвонил хозяйке жилья.
Небольшого роста женщина, похожая  на подростка, быстрым шагом подошла к подъезду.
 –  Я  – Марина! У меня мало времени. За мной!  – скомандовала она.
 – Начало неплохое. Вот и хозяйка нашего прекрасного отпуска, - подумала Вера.
 – Мужчина  нахмурился.
Отношение женщины ему не нравилось.
Взгляду предстала чистота и порядок в большой уютной  старой квартирке. Пахло свежестью.
Комната, которую  показали, оказалась маленькой. Стояла одна большая кровать, покрытая чистым покрывалом с хрустящими наволочками на подушках, перевязанный изолентой стул, потертая тумбочка и шкаф на две перекошенные двери.
 –  Я с взрослым парнем. Ему шестнадцать лет, –   сказала измученная, покрытая потом, Вера.
Никита выглядел на все двадцать. Богатырь, в сто килограмм, ростом метр девяносто, с красивыми вьющимися кудрями, сел на единственный стул.
 –  Мне нравиться,  – сказал он, увидев на тумбочке вентилятор.
 – Есть  второе спальное место.
Балкон был шикарных размеров, прилегавший ко всем комнатам квартиры.
Она показала металлическую, аккуратно застеленную кровать, на которой спал красивый большой кот.
 –  Это Мартин! Вам животное не помешает?
 –  У нас дома остался чудесный спокойный любимец Кузя, чем-то похожий на вашего красавца.
–  Это меняет дело!  –  сказал парень.
 – Думайте! Мне пора. Море рядом.
 –  Уступите в цене?
 –  Да. Немного,  –  подумав, сказала хозяйка.
Вера задумалась.
 –  Мы согласны, –  хором ответили мать и сын.
Спокойное море с синей чистой водой ласкала взор. Никита шел вдоль берега. На лице была неимоверная радость прикосновения к блаженной воде, охлаждающей все клетки организма, измученные ожиданием предстоящего отпуска.
Вечером, взяв оплату за все дни предстоящего блаженства семьи, Марина выделила отдыхающим полку в холодильнике, в шкафчике, рассказала о возможных удобствах  совместного проживания.
 –  Мы с мужем на работе почти до вечера. Кот любит бывать везде.
 – Я с этим знакома,  –  сказала Вера.
–  Прекрасно! Горячая вода идет без перебоев. Кухня в вашем распоряжении. Готовить можно. Курить тоже.
 –  Мы не курим.
 – Полы буду мыть сама. Вы только отдыхайте.
Прошла неделя.
Однажды, возвращаясь поздно домой, отдыхающие встретили выпившую Марину с заплаканным лицом, с сигаретой в руке.
 – Вы выпустили Мартина! Его нигде нет! Как вы могли? Если мы его сейчас не найдем, будете искать другое жильё!
 –  Ну, что ты причитаешь, как по покойнику? Небось, по мне так плакать не будешь? – сказал озадаченный муж хозяйки, который в фартуке  на кухне мыл посуду.
 –  Цыц! Типун тебе на язык!
–  Не могли. У нас дома кот. Когда мы днем приходили на обед, зная, что он может выбежать, аккуратно открывали входную дверь, чтоб  не выпустить питомца,  – сказала, оправдываясь, Вера.
 –  Это так! – подтвердил Никита.
 –  Тогда где кот?
 – Спрыгнул и удрал. Наш Кузя всегда стремился убежать. Мы на девятом этаже, боясь, чтобы  он  не разбился, повесили  на окнах сетки.  У вас четвертый этаж. Окна всегда открыты, потому что жарко. Вот он и сиганул!
–  Пять лет не хотел, я теперь кинулся? Бред!
Боясь, что они могут остаться посреди ночи на улице, Вера предложила пойти искать Мартина. Поднялись на лифте на девятый этаж и пешком,  с фонариком, обследуя каждый сантиметр темных площадок, они спускались вниз. Кота нигде не было. Стали ходить по двору вокруг высотки, звать кота по имени.
 –  Мартин!  Глупый кот, ты где? Мартин иди сюда! -  хрипела пьяная женщина.
 –  Вы животное ищете?  – спросила пожилая дама, курившая на балконе второго этажа, – наши дети видели окровавленного белого хромавшего мяукающего кота  во втором подъезде. Может, ваш?
 –  Мартин!
Марина побежала, Вера за ней.
На столе стояли десять бутылок пива и полная пепельница окурков. Вера давно не курила, но расстроившись, взяла в руки сигарету. Муж Валерий нарезал доставшую из холодильника семгу и накладывал черную икру.
 – Торопись, тетеря!  –  подгоняла его жена.
 –  Мало, что за пивом ходил целых двадцать минут, так еще и хочет, чтоб мы тут слюной извелись. Радость, какая. Кот жив. Ничего, завтра утром к ветеринару поеду. Вылечим. Сетку купим. Встанет на ноги никуда не денется!
На дворе была глубокая ночь, которая радовала прохладой и тем, что жилье искать не придется.
Вернувшись от эскулапа, Марина приуныла, держа в одной руке нежно кота, в другой кучу шприцов и лекарств. Вера и сын  готовилась к походу  на море.
–  Я так занята. Чертова работа. Колоть уколы не умею. Три раза в день надо возить его на другой конец города в лечебницу, да еще плати за каждый укол двести рублей.
 – Я  медсестра. Все сделаю в лучшем виде. Сейчас руки помою и уколю. Не волнуйся.
Мартин поправился через пять дней. Сначала два дня он лежал. Потом его Марина кормила из пипетки. Немного хромая, он неминуемо,  шел на поправку. И все пять дней хозяйка угощала квартирантов деликатесами.
 –  Телефон записали? В следующий раз сразу к нам. Цена в два раза дешевле. Ну, что присядем на дорожку?  –  сказала Марина, пустив слезу,  –  чтоб я без вас делала?

21. В мире людей
Абрикосинус
Эпиграф
  ... боковым зрением я увидел, как Ричард метнулся черной молнией в сторону ствола»                «Ричард»
                Х А Т Т А Б Ы Ч, Градусском

Гордость

Первый раз я обнаружил эту замечательную дворнягу на Ухтомской. Я опрометью летел на электричку, которая, скрипя и повизгивая, медленно тормозила, определяя мне лишних полминуты. Ободренный надеждой, я ускорился, поправляя болтающуюся сумку на плече, и выручил еще секунд десять. Электричка-умница еще помедлила, прежде чем отворить многочисленные свои грязные врата. Только что не вопя победно «Ура!», уверившись окончательно в своей победе над временем, я позволил себе немного покуражиться над пролетающей мимо облезлой подмосковной действительностью.

- Эй! Ты чего это? А?! – театрально угрожая, бросил я на бегу незадачливой рыжей собачонке. Надо сказать, что жертва моего юмора сиротливо пристроилась у облупившегося некрашеного забора справить нужду. Несмотря на то, что процесс намечался основательный, а я летел стремительно, и шутливые мои оскорбления должны были смыться встречным потоком ветра, собачонка приняла вызов.

Наплевав на святую для всех обитателей планеты физиологическую процедуру, презрев несоразмерность своих габаритов в сравнении с моей внушительной фигурой, оскорбленная и униженная опрометью бросилась вслед за мной. Резкий, гневный лай, возмущенная морда и внезапная прыткость! Хрипя, она летела вровень со мной, хищно морщила нос и методично ругалась. Именно ругалась. Назвать этот процесс по-другому было принципиально невозможно.

В потоке ее собачьего мата я отчетливо прочитал весь набор обвинительных текстов продавщиц, троллейбусных контролеров и соседей снизу. Столь чуткая реакция на мимолетное видение в моем лице вызывала не только уважение, но и серьезные опасения. В электричку теперь уже нужно было попасть без вариантов… Повезло! Запыхавшись, под аккомпанемент гулкого сердечного боя, в последние отпущенные расписанием мгновения я влетел в пустой тамбур…
Шепелявые двери-охранники лезвием отсекли прокуренную внутренность тамбура от платформы, едва не чиркнув по мокрому носу мою неожиданную лающую кару. Электричка, судорожно вспоминая последовательность действий при отправлении, перепроверила свои вагоны. Довольно фыркнула, опознав их все до единого, дернулась… Тут же поняла, что дернулась не в том направлении. Переориентировалась, громыхая и покачиваясь. Наконец, бесшабашно застучала-забренчала, а затем - веселой старушкой - пьяненько покатилась вперед.
Сквозь мутное стекло тамбурных дверей, словно в кадре, я видел мою отважную преследовательницу. Поначалу - в пылу, по инерции - она даже опережала вагон, злобно скалилась, отыскивала мои двери и ругалась, обвиняя, призывая свидетелей преступления и проклиная меня на века… Вскоре раздухарившаяся электричка легко обогнала беснующуюся соперницу, мягко вильнула последними вагонами, словно хвостом, и оскорбленная псина осталась далеко позади, продолжая требовать справедливости и возмездия…

Верность

Спустя пару месяцев я встретил эту отважную четвероногую уже в Люберцах, на железнодорожной платформе. Ничего удивительного в этом не было – всего каких-то четыре километра от Ухтомки. Удивительным было другое. Судя по реакции многих ожидающих электричку, деловая псина была местной достопримечательностью, естественным элементом вокзальной жизни.
- Смотри, Люда опять носится! – ткнув пальцем в собаку, весело сообщил высокий парень своему собеседнику.
- Да, и опять с бутылкой! – рассмеялся тот.
Действительно, моя старая знакомая держала в зубах пустую пивную бутылку зеленого стекла. Она озабоченно бежала вдоль платформы. Иногда останавливалась для передышки. Вывалив язык, коротко отдыхала. Затем аккуратно подбирала драгоценную ношу и снова отправлялась в путь.
Подошла электричка. Я, сверившись с часами, решил, что могу позволить себе небольшое опоздание. Отошел от толпы, хлынувшей на перрон из вагона, отыскал глазами Люду. Собака застыла около первого вагона с бутылкой наперевес и внимательно изучала выходивших пассажиров.
Закончился ритуал обмена электрички с платформой, одни зашли – другие вышли, и зеленая механическая ящерица, повторив весь свой нехитрый набор ужимок и постукиваний, понеслась к Казанскому вокзалу. Люда схватила бутылку и размеренно засеменила по пустой платформе прочь от Москвы. Достигнув конца платформы, неутомимая псина, не останавливаясь, развернулась и в том же ритме потрусила обратно. Уморительность серьезной морды и ритуальная ответственность, с которой дворняга совершала свой обход, заставили меня улыбнуться: «Ну не меня же она ищет, полная гнева и жаждущая справедливости!»
Признаюсь, я даже немного увлекся наблюдениями и забыл о том, что близится «окно» - перерыв в расписании. Люда педантично курсировала по платформе, осторожно неся свой багаж в зубах. Вновь приходившие электрички она встречала строго у первого тамбура, внимательно изучала выходящих пассажиров и снова, проводив цепким взглядом последний вагон, неизменно мчалась назад.
То, что она ждала кого-то конкретного, сомнений не вызывало. Потешно выглядела ее поклажа. Важность бутылки, ее необходимость смотрелись смешно, загадочно и грустно. Люда, всем своим худым тельцем, целеустремленным и убежденным видом своим рассказывала внятную, житейскую историю. И бессловесность не мешала понять безыскусный собачий рассказ.
Я незаметно для себя пропустил еще электричку, еще и еще. Люда выполняла свою работу безостановочно. Засмотревшись и уйдя в размышления, я едва не пропустил последнюю электричку перед перерывом. На часах обозначились цифры 10-52, следующий шанс уехать наступит только в 13-15.

Сила

Как обычно, на последних секундах, я помчался в последний вагон. При этом отметил странную закономерность: каждый, кто спешил на электричку, метнувшись в последний вагон, выскакивал на платформу и бежал вперед, чтобы войти в другие двери. Или в другой вагон. У меня не было времени на анализ причин такого поведения. Я был близок к тому, чтобы вообще не уехать и остаться на платформе на долгих три часа. Когда двери за моей спиной закрылись и вагон тронулся, я понял причину нелюбви именно к этому тамбуру: весь тамбур был залит жидким навозом.
Я едва не поскользнулся. Два вихрастых загорелых подростка везли в электричке маленьких лошадок, пони. Две плотненькие пони, спокойно и невозмутимо помахивая хвостами, стояли кроткой парой в лязгающем, громыхающем тамбуре. Время от времени легонько переступали коротенькими ножками. Грозные призывы «Не курить» и «Не прислоняться», намалеванные трафаретом на стенах и дверях, видимо, вызывали недоумение и у лошадок, и у хозяев.
Дальность поездки (выяснилось, что ехали они чуть ли из-под Голутвина) и безусловный стресс сделали свое дело. Лошадки все плотно загадили. И продолжали грустно и спокойно заливать все навозом. И отрешенно взирать на незнакомый железнодорожный мир.
Я прошел в вагон. Сел у окна, лицом к тамбуру. Смотрел на ребят и видел, что чувствуют они себя непривычно, комплексуют, но очень, видимо, надо было доставить лошадок в Москву. «Фрезер» и «Сортировочную» электричка миновала экспрессом, и через двадцать минут, на «Электрозаводской» я вышел из переднего тамбура. Закурил и двинулся к подземному переходу.
В последнем тамбуре что-то явно не заладилось. Подростки суетливо начали выталкивать лошадок из тамбура. Но обе пони намертво вросли в унавоженный пол.
Полоска пустоты, которая отделяла вагон от платформы, превратилась в зияющий ров, в непреодолимую стену, в меловой круг, который пони переступить не то, что не хотели – не могли. Тот из пацанов, что повыше, сменил тактику:
- Тяни Машку, - звонко крикнул он напарнику и схватил лошадку, что стояла чуть ближе к выходу, за узду. Напарник, бросив упрямца номер два, выскочил на платформу и тоже вцепился в узду миролюбиво стоящей Машки. И Машка, и ее соплеменник (соплеменница?) слились с тамбуром, словно скульптурная пара и даже хвостами перестали подергивать. Время стало понемногу накаляться. Еще миг – и электричка двинет в сторону Казанского вокзала, а перед этим – захлопнутся двери, зажав руки незадачливым жокеям…
Все, кто находился на платформе, невольно застыли, став свидетелями разворачивающейся в он-лайне трагедии. Широкая дуга платформы – спасительная геометрия… Эта дуга сейчас помогала пацанам: их беда отчетливо просматривалась с головы электрички. Машинист, выйдя из кабины, окинул взглядом состав, заметил толпу и суету рядом с последним вагоном, и, кажется… не спешил… Но так это или нет – непонятно. Два молодых парня бросились к машинисту, вдоль состава, крича на бегу:
- Не закрывай, не закрывай двери!
Я подскочил к подросткам и тоже начал тянуть Машку на платформу.
- Сзади! Петька! Сзади толкай! – прошипел старший из ребят. Петька влетел в тамбур, уперся в широкий Машкин зад, скользя на коричневом пахучем полу.
- Разом! Ну! – крикнул старший. Мы дернули из всех сил, Петька с небольшого разбега врезался в Машку. Чудо! Ура… Машка, как плотная низкая колода, случайно согнув ногу, вынуждена была вылететь из вагона. По инерции мы со старшим отскочили назад… Подросток упал. Я удержался.
- Держи ее… - пробормотал он. Я схватил Машку. Надобности не было: попав на платформу, пролетев бесконечные сантиметры над небольшой границей между вагоном и асфальтовой твердью, Машка опять застыла, миролюбиво рассматривая залитую солнцем платформу. Пошла четвертая минута борьбы. Запыхавшиеся гонцы, добежавшие до машиниста, спешным шагом возвращались:
- Тяните! Он ждет, - значит, машинист в курсе. Один из добровольных помощников подбежал к подросткам:
- Ну чего, ребята, чего у вас?
- Да вот теперь Вермут застрял… Можешь сзади подтолкнуть? Я впереди тянуть стану…
- Давай!
Теперь пассажир тянул Вермута за узду, а голутвинские хлопцы дружно упирались в зад второго подопечного.
- Раа-зом!- крикнул старший из подростков. Вермут дрогнул. Так же, как и его подруга, согнул переднюю ногу. Пошел, пошел… Тут произошло то, о чем обычно принято рассказывать, словно ты видишь происходящее посредством рапида, цедящим секунды и эмоции микро- и милли- долями… Это действительно было страшно… Вермут, в отличие от Машки, не полетел, а дробно застучал копытами, зашагал, и, перешагнув опасный участок, уже оказался на платформе, стуча передними ногами по асфальту. Но задние ноги, поскользнувшись, точно и синхронно рухнули в коварную пропасть… Над платформой не пронеслось никакого оха или аха… Все невольные зрители почти сюрреального спектакля просто не успели никак отреагировать…

Время, медленно разворачиваясь, вынырнуло из глазка камеры, что работала в режиме рапида, и вязко затопило платформу. Люди медленно ужасались. Подростки медленно жестикулировали. Электричка медленно стучала внутренностями, ожидая старта и хватая воздух жабрами воздухозаборников.
Я медленно бросил Машку и, плавно растягиваясь в прыжке, медленно поспешил к Вермуту, который наполовину возвышался гигантским шахматным конем над платформой, медленно поводя головой и беспомощно переступая передними ногами как на шутовской трибуне… Вторая половина Вермута висела внизу, там, где в метре от асфальта хищно блестели рельсы и безмятежно играл оттенками стального цвета гравий…
Пока я летел, обретая привычку существовать внутри долей секунды, в мозгу пронеслось несколько хладнокровных и неуместных вопросов: «Как же он с таким животом, как же он такой толстенький, в эту узкую щель-то провалился?... Почему он так равнодушен? Почему на морде, даже оскаленной из-за врезавшейся в губы узды, выражение спокойно-заинтересованное, отрешенное?»…
Следующая пара микромгновений лениво прокатилась внутри густого беспощадного времени, сверкнув жестким холодным бликом.
Когда я был на расстоянии шага от погибающего Вермута, пленник ситуации каким-то неуловимым образом распрямил передние ноги, опершись напряженными копытами на спасительный край платформы. По всему его мускулистому объемному телу прошла крупная, запредельная волна невообразимой амплитуды… Казалось, он нашел опору там, под полом тамбура.
Вермут резко мотнул головой, дождем расхлестав гриву по глазам, смертельно дернулся, как рыба на ненавистном берегу, задрожал финальной, отчаянной дрожью и – вырвал из пропасти, вывалил свой крупный зад на платформу, почти ткнувшись по инерции мордой в асфальт. Тут же распрямился. Чинно, без признаков ужаса, без следов усталости или страха, чеканно цокая, подошел к Машке и встал с ней рядом, картинно тряхнув головой.
Обе лошадки, казалось, всем своим видом сообщали: «Задание выполнено. Что дальше?» Подростки - Петька и старший - и случайные помощники, тяжело дыша, уже стояли рядом с пони. Машинист, внимательно вглядывавшийся, прикладывая руку к козырьку фуражки, наконец, получил желанный сигнал. Зашел в кабину электрички. Двери закрылись. Поезд рванул, настроенный на отдых, ожидаемый после преодоления последней перед Казанским вокзалом дистанции.
Время восстановилось. Сбившийся отсчет бытия степенно застучал несгибаемым метрономом. Все, что произошло за последние считанные минуты, казалось, было объявлено маловероятным. А, может, и вообще никогда не имевшим места быть…
Постепенно все участники и зрители восстановили ритм жизни и дыхание. Стали расходиться. Я подошел к крутой каменной лестнице, резко уходящей вниз, с платформы – в темный переход. Переход, приглашающий пассажиров проследовать далее – кого в метро, кого – в суету торговой площади «Элетрозаводской».
Я оглянулся. Вермут и Машка встали у первой ступеньки и ни в какую не хотели спускаться. Уставшие вспотевшие ребята легонько тянули их вниз, мягко уговаривая. Лошадки лениво смотрели на них с превосходством мудрых знатоков и спокойно отказывались совершить первый шаг.
Это было уже не страшно. Как-нибудь доцокают. Уж здесь-то полегче. Я еще раз проверил время. Не то, которое на часах. А то, которое сопровождает нас, людей и друзей наших, в непростых ситуациях. Время бесстрастно шелестело. Я свернул к метро.

22. О кошках и собаках
Сергей Калабухин
             I.    О КОШКАХ  И  СОБАКАХ. НАЧАЛО, 60-е годы.

В детстве я ненавидел кошек. И не только я. Все ребята нашего двора были
единодушны в этом вопросе. Мы любили собак. Держать их в квартире в то время
никому в голову не приходило: мы жили в коммуналках и о том, что где-то кто-то
живет в отдельной,без соседей, квартире даже не слыхали. Собак мы держали во
дворе, в узкой зеленой зоне вдоль дома,огражденной низким, по колено, штакетником.
Кормили сообща (кто чего упрет со стола), сообща играли с ними. И в то же время у
каждой псины был свой вполне конкретный владелец!
А кошки жили в квартирах со своими хозяйками. Старыми (на наш детский
взгляд) крикливыми бабами, постоянно гонявшими нас из-под окон: мешаем, дескать,
им своим криком и собачьим лаем спать - это среди белого-то дня! ( О том, что эти
женщины и их мужья работают в три смены на заводе, мы не задумывались).
Хозяйки кошек воевали с нами ежедневно и неутомимо, отвоевывая дворовое
пространство для своих пушистых любимцев. Они скандалили с нашими родителями,
уводили собак в другие районы Коломны и бросали там в надежде никогда их больше
не увидеть, отдавали владельцам частных домов для охраны садов от наших же
набегов, ломали конуры. Мы соответственно реагировали на агрессию: натравливали
своих зубастых друзей на этих наглых сытых кошек,загоняя их на деревья, где
несчастные просиживали, пока голосящие хозяйки не бросались им на выручку. В
конце концов владелицы кошек и котов стали выгуливать их, как сейчас хозяева
выгуливают породистых собак. Без поводка и намордника, конечно, но не спуская
глаз. Тогда мы выработали «партизанский» метод борьбы с нашими общими врагами.
Нужно было проходя мимо бдящих в оба глаза хозяек незаметно вынуть рогатку и
влепить пушистому врагу заряд так, чтобы хозяйка не поняла, почему это ее любимица
взвыла не своим голосом.
Так  и продолжалась эта война. Хозяек кошек раздражали наши шумные игры
под окнами, лай на прохожих(особенно по ночам), необходимость лично выгуливать
кошек. Нас - привилегированное положение кошек (почему им можно,а собакам нельзя
жить по людски?), их наглый высокомерный вид, неожиданное перебегание дороги
(сидит на обочине и вдруг,ни с того,ни с сего перебежит тебе дорогу и опять сидит уже
на другой обочине!), но главное постоянные скандалы их хозяек и попытки любыми
путями избавиться от наших собак. И вдруг все закончилось. Вернее начался ужас,
закончившийся всеобщей пустотой и ненавистью.
Однажды, возвратившись из школы, мы не нашли своих любимцев в
палисадничке под окнами дома. Сначала мы решили, что наши враги применили
старый прием: увели собак в другие районы города и там бросили. Мы хихикали,
предвкушая вопли кошачьих хозяек, когда наших любимцев вернут. Ведь у ребят
других районов Коломны были те же проблемы, что и у нас. Пройти по чужой улице
было чревато тяжкими телесными повреждениями. Но «собачья конвенция» была
составлена и утверждена бандами всех районов нашего небольшого городка. И мы
сидели, хихикая и смоля подобранные по дороге из школы бычки, пока в окно над
нами не высунулась утыканная бигудями голова и злорадно не возвестила, что всех
этих блохастых,гавкающих и гадящих БРОДЯЧИХ тварей свели на мясокомбинат,
где их переработают на мыло, и что во дворе,наконец, будет покой и порядок.
Мы не поверили. Просто не могли себе представить подобной жестокости у
кого-нибудь,кроме фашистов из концлагерей. Мы бросились на поиски. Наплевав на
осторожность и благоразумие мы поодиночке (для быстроты и широты охвата) ринулись
прочесывать чужие районы и в конце концов, давясь смрадом, собрались у стен
мясокомбината. Внутрь нас, конечно, не пустили,но факт доставки на комбинат
ПАРТИИ БРОДЯЧИХ СОБАК подтвердили.
Говорят, детская жестокость не знает границ. Может, оно и так. Вспоминая
себя тогдашнего,я не могу поверить,что все дальнейшее было,и я принимал в нем
активное участие. Мы озверели от горя и поклялись отомстить. Через неделю в нашем
дворе не было ни одной кошки. Мы их убивали всеми доступными способами, причем
стараясь сделать это как можно мучительнее. Вешали напротив окон хозяек, обливали
бензином и поджигали(живых!). Бросали в заполненный мутной водой котлован
строящегося магазина и закидывали комьями земли и камнями, пока оглушенные и
обессиленные животные не тонули. Я боюсь вспоминать, что мы делали еще. Ни
родители,ни милиция ничего не смогли изменить. Наш двор вымер. Ни собак, ни
кошек. Рыдания хозяек не принесли нам облегчения. Наших слез никто не видал...

II.          «О КОШКАХ И СОБАКАХ. 20 ЛЕТ СПУСТЯ.»

В детстве я ненавидел кошек. Я любил собак. И так продолжалось еще
двадцать лет,до середины восьмидесятых. После памятной «ночи длинных ножей»,
длившейся неделю,когда в отместку за убийство наших собак мы с ребятами
извели всех дворовых кошек,у меня больше не было четвероногого друга. Я
окончил школу,потом институт, несколько раз менял адрес, женился, получил,
наконец, отдельную квартиру. И тут жена и дети завели разговоры,что неплохо
бы заиметь собаку. Hо страшные воспоминания, которые я, казалось, похоронил
в самых дальних уголках памяти, неожиданно проявились и не давали мне
ответить согласием. Я сам не понимал,почему так упорно возражаю - ведь завести
ДОМАШHЮЮ собаку было голубой мечтой моего детства. Я боролся с собой и
с семьей, и чем дольше длилась эта борьба, тем для меня становилось яснее, что
никогда не смогу согласиться. Я говорил, что нас и так четверо в двухкомнатной
квартире, что я люблю маленьких пушистых («цирковых» - как мы называли их
в детстве) собак, а жене нравились большие колли и голые складчатые шарпеи.
Детям было все равно,как Малышу,абы какая,лишь бы собака. До сих пор у нас
пожили морская свинка,хомячки,цыплята (съедены упомянутой свинкой,пока мы
были на работе), голубь (загадил всю лоджию,пока заживало крыло), аквариумные
рыбки (живут до сих пор). Эта непрерывная «собачья атака» привела вдруг к тому,
что я просто невзлюбил собак всех пород! Мечта детства стала чуть не ежедневно
отравлять мне жизнь. Мало того, на улице на меня вдруг стали кидаться эти
«друзья человека», причем как домашние,так и бродячие (сроду ни на кого даже
не тявкающие - кто иначе их будет кормить?). Что делать? С тросточками сейчас
никто не ходит,а с палкой по городу ходить... Короче, пришлось найти сохранившийся
с «хиппового студенчества» солдатский ремень с позеленевшей пряжкой, утыканный
почти полностью металлическими заклепками. Hу надо же что-то иметь под рукой!
Жестоко, конечно,но ведь это не я на них бросаюсь ни с того,ни с сего! Ходить делать
уколы потом никому не охота.
Короче, эта последняя «соломинка» окончательно перевесила чашу, и я
категорически заявил дома, что больше не желаю слышать о собаках никогда, и уж
тем более, если принесут щенка в дом, уйду я.
Месяц прошел более-менее спокойно. Окрестные собаки перестали обращать
на меня внимание. И вдруг однажды вечером жена,вернувшись с работы, сразу
закрылась с детьми в детской,послышалась какая-то подозрительная возня, потом
жена с дочкой забегали мимо меня, привычно лежащего на диване перед  телевизором.
Из дальнего угла шкафа на свет появились старые пеленки, зажурчала вода в ванне.
Причем и жена и дочь,проходя мимо, старались на меня не глядеть, а на их лицах
застыло одинаковое выражение упрямства и ужаса одновременно. Сердце у меня
упало. Звук телевизора как-то заглох и удалился, зато все, что происходило за
пределами моей комнаты неожиданно приблизилось. Сын в детской врубил  погромче
своего любимого Элвиса, и я оглох, то есть перестал слышать, что там происходит
втайне от меня, за пределами моего дивана.
Hеужели свершилось? Они все же сделали это, наперекор мне!? Как же жить
дальше? И вот, когда от ужаса приближающейся встречи с...Чем? Болью детства?
Предметом ненависти настоящего? И того и другого сразу? Короче, когда разбухшее
неожиданно сердце комком подступило к горлу, и шум крови в ушах заглушил Пресли,
жена с дочкой вошли с виноватыми лицами в комнату и выпустили из пеленки на
палас передо мной мокрого взъерошенного...котенка!
Глядя на это тощее,жалобно пищащее существо,трясущее задними лапками,
я испытал сложное чувство. Огромное облегчение (что это не щенок), привычное
неприятие кошек, обиду на жену, растерянность (не выбрасывать же теперь малыша
на улицу) и много иных чувств, которые вообще затрудняюсь определить.
Дочка со слезами на глазах сразу кинулась в атаку: она сама будет ухаживать,
кормить, убирать и гулять. Жена упирала на то, что против кошек я сроду не возражал
(а чего возражать,если о них речи никогда не было?). Видимо, их общий напор, а также
наступившая реакция после жуткого напряжения последних минут, сделали свое дело,
и я махнул рукой, что,мол, хватит давить,я подчиняюсь обстоятельствам, сдаюсь и
т.д. и т.п.
Так в нашей жизни появилась Ася. Имя предложил я, и так как жена с детьми
сами не могли выбрать устраивающий всех вариант (а, может, чтобы задобрить меня,
угрюмо слушавшего их спор), оно было опробовано на вкус, примеряно и одобрено.
Первую неделю я боролся с котенком, как мог. Почему-то Ася упорно
старалась устроиться рядом со мной, а еще лучше на мне (может, потому, что в
отличии от постоянно перемещающихся домашних, я большую часть времени
проводил лежа на диване с книжкой или смотря телевизор). Я отпихивал ее, орал
дочке, чтобы забрала свое животное - оно мне мешает отдыхать после трудового
дня. Та, конечно, сразу прибегала, забирала котенка в детскую, но через несколько
минут все возвращалось на круги своя. Жене на кухне не до котенка, детям нужно
делать уроки, один я вроде как не при деле! В конце концов я сдался, и Ася прочно
обосновалась рядом со мной,а в дальнейшем буквально села (легла) мне на шею.
Через месяц я часами просиживал неподвижно, стараясь не тревожить живой
воротничок, тихо сопящий мне в ухо. Боль от остеохондроза шейного позвонка,
не дававшая мне днем покоя, куда-то исчезала, смытая теплом кошачьего тела.
Hочью Ася спала на моей подушке, нос в нос. Жена с дочкой начали проявлять
признаки ревности. Мало того, постепенно кормление Аси и уборка за ней как-то
плавно перешли в мои руки. А уж за веревочку с привязанным фантиком началась
ежедневная борьба. Книги с телевизором отошли на второй план. Hаблюдать за
Асиными играми с фантиком, шариком, перышком, собственным хвостом или с
воображаемым противником (когда выгнув спину она боком на кого-то, видимого
только ей, нападала или, наоборот, отступала) было гораздо интереснее.
И вот настал день, когда мы вынесли ее во двор. Смотреть без улыбки,
как это трясущееся существо робко обнюхивает каждую травинку и спасается на
руках дочки от неожиданно прыгнувшего кузнечика, было невозможно.
Следующим летом Ася стала признанной королевой двора. Среди рыжих,
черных,серых,пушистых и гладкошерстных, она практически не имела конкурентов.
Беспородная,пушистая (видимо, потомок сибирской), трехцветная с золотым пятном
на лбу и абсолютно бесстрашная. Собак она принципиально не замечала. Хозяйки
других кошек оборутся, зазывая их домой. Ася бегала за нами по двору, как
собачка. Ее так и прозвали - «киска-собачка». Завидя кого-нибудь из нас, идущих
с работы или магазина, Ася бежала, мяуча, навстречу, терлась о ноги, и не взять ее
на руки было невозможно. «Поцеловавшись», она гордо оглядывала двор, но у
подъезда вырывалась на землю и задрав распушившийся хвост, шествовала в
дворовый скверик. Больших собак она просто била, если те попадались ей на пути,
а малых не замечала.
Однажды бочку с молоком, которую привозили по утрам к нашему дому,
почему-то стали возить в соседний двор. В первое же утро, когда Ася, как всегда, сопровождала мою жену в походе за молоком, на нее из очереди бросилась какая-то незнакомая болонка. И тут жена впервые увидела, почему нашу маленькую (по
кошачьим меркам) ласковую киску обходят стороной дворовые собаки. «Страшнее кошки зверя нет». Болонка спаслась только на руках хозяйки,а рычащую распушившуюся Асю жене пришлось чуть не со всей силы прижимать к груди,
чтоб удержать от драки с наглой собачонкой.
Уступала Ася только одному существу: черной соседской кошке Мусе.
Видимо, Ася признавала лестничную площадку законной территорией Муси, и
та гоняла ее на площадке при любой возможности. Hо во дворе все менялось.
Когда Муся умерла при неудачных родах, Ася стала безраздельной хозяйкой
везде, в том числе и в моем сердце.

24 ноября 1998г               

23. Реквием
Сергей Калабухин
Рыжий Кузя с девятого этажа обожал нашу Асю. Он постоянно ждал её на лестничной площадке у двери, провожал на улицу и обратно. Ася благосклонно принимала его любовь, но сама была согласна только на дружбу. Когда в ней просыпался «зов природы», она исчезала на несколько суток. Где и с кем Ася «гуляла», мы не знаем по сей день. Возвращалась она страшно голодная, грязная и вонючая, но довольная и умиротворённая и даже не особо сопротивлялась немедленному купанию, хотя в «обычных условиях» ненавидела данную процедуру. Кузя ей всё прощал. Он был счастлив, что Ася вновь рядом, и он может по-прежнему встречать её у дверей нашей квартиры по утрам и сопровождать во время прогулок по двору.
Родившихся котят мы раздавали друзьям и знакомым. Среди детей нашего двора на Асиных котят даже существовала очередь! Многим хотелось иметь такую же красивую и умную кошку. Так у нас появилась Симона. Она была очень похожа на маму, когда родилась. Но чуть подросла, и мы увидели, что котёнок-то растёт гладкошёрстный, а «заказчик» хотел пушистого! Симона осталась у нас, и мы никогда об этом не пожалели.  Она оказалась очень умной и ласковой кошкой. Мурлыкала Симона, в отличие от Аси, почти беззвучно. Она просто вибрировала, как работающий на холостом ходу мотор. И никогда не выпускала когти! Даже ласкаясь и перебирая, как все кошки, лапками от удовольствия. Симона была очень подвижна, лапки у неё были, как живые пружинки. И котят она рожала столь же красивых, как и они с Асей.
Однажды Симона не вернулась домой. Её сбила машина. Так в наших душах появилась первая печальная зарубка.
Чтобы хоть немного пригасить горе, мы оставили себе очередную Асину дочку, такую же пушистую и трёхцветную, как мама и погибшая Симона. Так появилась у нас Соня. Она родилась сразу после Старого Нового Года, в час ночи 15 января 1991 года. Соня полностью оправдала своё имя. Она оказалась малоподвижной и флегматичной. Очень долго не вставала на ножки, а когда начала ползать, задние лапки не помогали ей в этом, а тянулись сзади, как хвост. Только через несколько дней ползанья таким манером Сонечка смогла твёрдо встать на все четыре лапы и начала ходить. Она много спала и почти не подавала голоса. Единственное, что могло её расшевелить, игра с верёвочкой. К концу верёвочки даже не обязательно было привязывать «мышку». Соня очень любила, когда с ней играли в эту игру. Она, конечно, не приносила нам, как это делают собаки, свою любимую игрушку в зубах. Соня просто садилась перед кем-нибудь из нас и смотрела таким выразительным взглядом, что понять её желание было не трудно. Если мы были заняты или делали вид, что не замечаем её, она чуть слышно жалобно мяукала и трогала нас лапкой, слегка выпуская когти. Затем её мяв становился чуть громче, а когти выпускались чуть больше. В конце концов, мы сдавались и брали в руки верёвочку.
Помня участь Симоны, мы не стали приучать Сонечку к улице. Она выросла исключительно домашней кошкой. Сама Соня никогда не рвалась за порог. Но стоило ей подрасти, как природа стала требовать своё. В эти периоды нежный голосок Сони превращался в столь отвратительный и громкий мяв, что мы не выдержали и стали выпускать её по ночам на лестничную клетку, где почему-то именно в эти периоды появлялись целые стаи окрестных котов. И тут уже Кузя решительно отмёл всех конкурентов. Асину дочь он полюбил с не меньшей силой и немедленно взял под свою опеку. Надо сказать, что в данном случае любовь была взаимной. У Сонечки рождались в основном рыжие котята. Одного из них мы назвали в честь его папы Кузей, и люди, взявшие котёнка, не стали менять ему имя. А мы с тех пор могли любому желающему показать Кузькину мать!
Когда Сонечка родила в последний раз, у нашего подъезда появилась старая белая кошка. Она была явно домашняя, плохо видела, глухая на одно ухо и слабо слышала другим. Видимо, хозяева выгнали её из дома или бросили при переезде на другую квартиру. А, может, умерла какая-нибудь одинокая старушка, и кошка оказалась никому не нужна. Было лето, и несчастное животное не погибло сразу. Мы стали подкармливать её, а когда начались дожди, положили в подъезде у нашей двери для неё старый мешок из-под картошки. Вскоре мы заметили, что Белочка беременна и однажды пригласили её к нам. Бедняжка стояла в дверях и никак не могла поверить, что мы действительно предлагаем ей войти в нашу квартиру. Пришлось перенести Белку через порог на руках. Она робко начала обследовать свой новый дом, и тут на неё неожиданно набросилась всегда тихая и флегматичная Соня! Наша тихоня громко шипела и била пришелицу лапой. До самых Белочкиных родов нам пришлось защищать бедняжку от нападений неузнаваемой Сони. Когда Белка родила, отношения между недругами тут же изменились. Котята стали общими, и мы часто наблюдали, как Белочка тащит в своё «гнездо» огромного, по сравнению с её собственными, Сониного котёнка, или как Соня переносит  в своё Белкин выводок, пока той нет. В конце концов, оба «гнезда» слились в одно общее лежбище подружившихся матерей, не разбирающих, где чей ребёнок. Белочка вошла в нашу семью и в дальнейшем стала нянькой и кормилицей и Асиных котят.
    К сожалению, вскоре на наших душах появилась ещё одна скорбная зарубка. Пьяные хозяева Кузи-старшего выбросили бедное животное из окна девятого этажа.  Ася лишилась верного друга, а Соня – любящего и любимого «мужа». Мы пытались свести Соню с другими котами, но безуспешно. Она отвергала всех. Пришлось отнести её к ветеринару. Операцию Соня перенесла тяжело. Она сильно похудела, и у неё вылезла почти вся шерсть. Когда мы везли Соню снимать швы, трамвайные попутчики не верили в  её «сибирские» гены. Она выглядела как гладкошёрстная. Прошло время, раны затянулись, и Сонечка вновь стала напоминать пушистый шарик с беличьим хвостом.
Целый год мы прожили в окружении трёх кошек и их котят. Что удивительно – с приходом Белочки резко изменился характер Аси в период её беременности. Обычно Ася вполне спокойно относилась к присутствию в квартире Сони, Белки и их котят, благо те никогда не подвергали сомнению её главенство во всём. Но стоило Асе забеременеть, как она практически переселялась независимо от погоды до самых родов на улицу. Ася приходила домой только чтобы поесть. Она не выносила вида «посторонних» кошек в нашей квартире, рычала и шипела на них и, утолив голод, немедленно просилась за порог. Рожать Ася приходила домой. Перед самыми родами её враждебность исчезала, а уже через неделю после родов, сбагрив котят заботливой Белочке, Ася спокойно уходила гулять во дворе.
Но вот год прошёл, вновь наступило лето, и в наш город приехал цирк зверей. Белочка была беременна и дохаживала последние дни. Родить она не успела. Однажды днём её и Асю неожиданно схватили проходившие мимо алкаши и убежали. Оказалось, что в приехавшем цирке зверей дешевле кормить купленными у алкашей «бродячими» кошками и собаками, чем магазинным мясом.  Дворы города стали пустеть. Вскоре цирк уехал, а на наших сердцах появились ещё две скорбные зарубки.
Неожиданно оставшись одна, Сонечка не могла найти себе места. И тут нам подбросили двухмесячного котёнка. Трёхцветная гладкошёрстная кошечка была очень похожа на нашу Симону, и мы решили дать ей это имя в память о прежней любимице. Хочется верить, что она является потомком одной из наших кошек: Аси, Сони или первой Симоны. Новая Симона вполне оправдала наши надежды и данное ей имя. Она оказалась очень умной, ласковой и столь же подвижной, как её предшественница. Сонечка сразу и безоговорочно приняла её. Решив оставить подкинутого котёнка у себя, мы боялись, что придётся выдержать борьбу с привыкшей к свободе и улице кошечкой. Но Симона никогда не делала никаких попыток выйти за порог. Видимо, нескольких дней, проведённых на улице, ей вполне хватило для выработки собственного мнения на сей счёт. Мы радовались, что ни её, ни Соню не может постигнуть злая участь Аси и Белочки.
  Наступило очередное лето, потом осень, и нам подкинули ещё одного котёнка: полу пушистую трёхцветную кошечку, очень похожую на Асю. Так мы её и назвали. Соня с Симоной немедленно взяли над ней шефство. Симона практически отдала новой Асе всю свою нерастраченную материнскую любовь. Несмотря на то, что еды у наших кошек всегда было «от пуза», Симона продолжала оставаться тощей. Просто скелет, обтянутый тонкой шкуркой, весом около двух килограммов. Поэтому Ася вскоре стала переходить спать от худосочной мамы-Симоны под пушистый и тёплый бочок мамы-Сони. Так мы и зажили: Симона играла с Асей в прятки-догонялки, учила её жизни и воспитывала, а Соня спала с новой дочкой в обнимку.
Уличной свободы Асе, как и Симоне, видимо, хватило вполне, и она ни за что не соглашается покидать квартиру. Открытая дверь вгоняет её в панику, а гости заставляют прятаться в укромных и недоступных местах. Поэтому когда она подросла и стала превосходить Симону по весу и объёму, нам пришлось вынести её из «крепости», чтобы сделать операцию. Соня и Симона ухаживали за дочкой как могли. Симона до сих пор не подходит к еде, пока Ася не наестся и не отойдёт от кормушки.
Прошло ещё несколько лет, счастливых для наших пушистых членов семьи. Мы в очередной раз готовились к празднованию Нового Года и последующей за ним двенадцатой годовщины Сонечки. Заранее была закуплена порция её любимой красной рыбы. И вдруг за неделю до Нового Года мы заметили, что именинница очень тяжело дышит через приоткрытый рот. Вызвали на дом ветеринара.
-У вашей кошки асцит. Будете лечить? – Спросила врач, доставая шприц, и по её тону мы поняли, что для неё этот вопрос риторический.
-Будем, - твёрдо ответили мы.
Врач удивилась и заменила шприц.
На уколах, таблетках и диете Сонечка дожила до 22 января. Её двенадцатый день рождения прошёл безрадостно. Свою любимую красную рыбу она конечно даже не увидела. В своё последнее утро, около шести часов, Сонечка проснулась и успела пройти около двух метров, когда смерть сразила её. Она даже не успела закрыть свои прекрасные жёлто-зелёные глаза. Ася и Симона ищут и зовут её днём и ночью. Через одну-две недели они успокоятся. Так уж устроила кошек природа. Зарубка на наших, человечьих сердцах будет кровоточить ещё долго…

22-25 января 2003г

24. Об одной удивительной дружбе...
Феликс Цыганенко
На борту ледокола медвежонок оказался по воле полярников одного из островов Земли Франца-Иосифа.  Так случилось, что мишка остался без мамы-медведицы и зимовщики подарили малыша экипажу судна. Когда привезли белого друга в его новый дом, он даже не рычал, а хрюкал, ведь на острове жил и питался вместе с поросятами. Его любимым блюдом были макароны с рыбьим жиром. Медвежонка под свою опеку взял начальник судовой радиостанции Андрей Ромахин. Об удивительной и  трогательной дружбе человека и животного рассказали моряки  ледокола. 
Медвежонок рос весёлым, ласковым и смышленым. Такое ощущение, что он принимал Андрея Ивановича за свою маму и души в нём не чаял. Утром Миша бежал на камбуз принимать свою порцию макарон, а когда Ромахин шёл на службу, ковылял за ним. Спали они в одной каюте – воспитатель на койке, а воспитанник на диване или у дверей на коврике. У Миши был очень крепкий сон, и он часто не слышал, как его хозяин по долгу службы покидал каюту. Не обнаружив своего друга, медвежонок бежал на мостик, в рулевую рубку. Там он вставал на задние лапы, обнимал воспитателя и что-то ласково урчал ему на ухо.

Была у этого шалуна страсть к латунным блестящим пуговицам на мундирах моряков. Становясь на задние лапы, он аккуратно их откусывал, а затем выплёвывл. Пришлось некоторым членам комсостава носить мундиры с чёрными пуговицами.

Поздней осенью ледокол пришёл в Мурманск. Миша прошёл санитарный и ветеринарный контроль, таможенную и пограничную службы и с соответствующими документами вместе с экипажем ледокола отправился за границу – в Финляндию. Тут следует сказать, что ледокол был построен на верфях Финляндии, в городе Хельсинки.  Строители, шутя, говорили:  «Вот строим ледоколы для работы в Арктике, а арктического зверя у нас нет». По этой причине, ледокольщики обещали подарить медвежонка президенту Финляндии.

В Хельсинки медвежонка встречали кино- и телерепортёры. Телевидение на всех каналах показывало интересные сюжеты из жизни Миши. Из-за такого внимания к своей персоне наш герой, видимо, почувствовал себя настоящей «звездой». Он старался подражать манерам и поступкам своего хозяина – садясь в машину, он, как человек, пытался заходить не на четвереньках, а на задних лапах. А сидеть пытался на своей пятой точке, держась передними лапами за плечи своих спутников-соседей…

В назначенное время на борт ледокола в сопровождении свиты прибыли президент Финляндии Урхо Калево Кекконен и представители нашего посольства. В кают-компании Мишу торжественно передали президенту. Были речи и тосты. Бокалы с шампанским поднимались за медвежонка, за экипаж. Мише налили в большую пиалу лимонада: он выпил и закусил шоколадом. Его не смутило большое количество незнакомых людей, вёл он себя вполне свободно и расковано. И вдруг виновник торжества обратил внимания на костюм президента – там было много привлекательных пуговиц. Однако на этот раз удовлетворить свою страсть к блестящим пуговицам Мише не позволили – дипломатия.

Гости покидали ледокол. Впереди по трапу спускался ставший уже не нашим медвежонок со своим воспитателем. Они сели в легковое авто и направились к новому месту жительства Миши – в зоопарк. Располагался он на одном из островов залива в черте города. Новосел получил в своё распоряжение большую территорию, обнесённую металлической оградой. В его владении находились бассейн с песчаным пляжем, скала с пещерой, игровая площадка и многое другое. На игровой площадке для нового хозяина установили большой деревянный поднос со всякими вкусностями: мороженным, пирожными, виноградом…   Миша с огромным аппетитом стал поглощать все лакомства, а Андрей Иванович незаметно удалился.
Но через несколько дней на ледокол позвонил директор зоопарка и с тревогой сообщил, что медвежонок не пьёт и не ест, никого не подпускает к себе. Ромахин приехал к своему другу, а Миша, увидев любимого хозяина, бросился к нему, встал на задние лапы, обнял и что-то ласково урчал ему на ухо, облизывал руки и лицо и не выпускал из своих лап. Все присутствующие были потрясены увиденным. Никто никогда не видел такой любви животного к человеку. Пришлось медвежонка увозить на ледокол. Там он пришёл в себя, успокоился. Через несколько дней Мишу снова отвезли в зоопарк. Чтобы приучить к новым условия жизни, его несколько раз возили на ледокол и обратно. Постепенно он начал привыкать. Подошло время возвращаться ледоколу в родной порт, в Мурманск, а Мише оставаться в своём новом доме, на острове.
Через год ледокол зашёл в Хельсинки. Было интересно узнать, как живёт наш Миша, посмотреть на него. Чтобы не травмировать своего бывшего друга, Андрей Иванович издали, из-за спин посетителей наблюдал за ним – это был уже не медвежонок, а солидный медведь. Видимо, Миша почувствовал запах своего хозяина, стал принюхиваться и смотреть в сторону людей, ища глазами товарища. Потом подошёл к ограде, долго стоял и нюхал воздух и всё смотрел, смотрел. Затем тяжело вздохнул и ушёл к своему новому другу, а точнее к подруге.

25. Преданность
Евгения Козачок
Осень в этом году  капризничала. Средина октября, а на улице - ни холодно, ни жарко.  Выходишь и не знаешь, что одеть. Утром до косточек пробирает. Днём жарко. К вечеру ещё и ветер норовит под курточку забраться. А потом промчится по лужам, всколыхнёт устоявшуюся поверхность воды и мчится вверх – по веткам деревьев, сбрасывая оставшиеся листья на землю. Осыпаясь, они образовывают под платаном  толстый ковёр. По нему стекают капли дождя, превращаясь в маленькие ручейки, стремящиеся вниз к большой луже.
Ежедневный, словно по графику, хоровод  капель, опускающийся на зонты, утомлял бегущих на работу.  Петрович из окна наблюдал, как соседи один за другим  выходили из подъезда и,  перескакивая через ручейки, бежали кто к своей машине, а кто на общественный транспорт. Через каких-то  двадцать-сорок  минут ступеньки отдыхали от бегущих ног, а дверь - от натянутой пружины. Из-за дождей дети не играли на улице, а соседки не сидели на скамейке, делясь новостями. Петровичу стало скучно. Закрыл форточку, решив почаёвничать.
Вдруг увидел двух собак, идущих бок о бок. Серая, что была повыше, держала голову прямо и шла по дороге уверенно.  Белая перебирала лапами как-то странно, прислонясь к серой. Шли медленно, не обращая внимания на пронзительный ветер и холодный дождь. Временами серая останавливалась и белая клала голову на шею соседки – отдыхала. Когда странная парочка остановилась напротив его подъезда, Петрович увидел на них ошейники.  Стало понятно, что собаки не бродячие.
Отдохнули.  Серая посмотрела по сторонам и направилась к платану.  Белая, прижавшись к её боку, следовала рядом. Подойдя к платану, серая обошла вокруг него и только тогда подтолкнула головой своего друга к  той стороне ствола, где была защита от дождя и ветра.  Пёс прижался к дереву, а она всем телом прислонилась к нему,  согревая.   Так они простояли неподвижно, пока не кончился дождь. Ещё падали с деревьев последние его капли, а серая уже  отряхивала их с себя. Потом подошла к белому и головой  «прошлась» по его спине, удаляя опавшие листья и влагу.  Постояла, прислушалась к чему то и начала разгребать лапами листья. Получилось сухое ложе.  Подтолкнула пса к этому ложе. Улеглись рядом, обогревая друг друга.
Петрович, наблюдая за ними, забыл и о чае, и о боли в спине. Он пытался вспомнить, чьи это собаки.  Не вспомнил. В их дворе уже давно такие не появлялись.  И вот появилась эта пара, которая приковала к себе, словно магнитом. День у Петровича пошёл  не по его графику. Подходил всё время к окну и смотрел, что они делают и  на месте ли? Когда в очередной раз выглянул, то увидел только пса, по-прежнему лежащего в листьях. Забеспокоился, что того бросили. Стало так тоскливо на душе, хоть плачь. Вот и пёс, как и он, один остался.
Петрович забрал с холодильника  оставшиеся две сардельки, отрезал кусок хлеба, набрал воды, взял глубокую миску и пошёл к одинокому псу. Но, выйдя из  подъезда, увидел поразившую его картину. Серая собака где-то подобрала старую куртку и, подойдя к лежащему другу, бросила её на него.  И  снова убежала. Петрович  остановился в нерешительности. Не хотел спугнуть больного пса. Пока раздумывал, как подойти, серая возвратилась с куском хлеба в пасти. Положила его возле морды пса, подождала, когда он съест последний кусочек  и снова убежала.  Чтобы наладить контакт, Петрович начал разговаривать с белым. Тот навострил  уши, напрягся, но не поднялся.  Положил у самого его носа сардельки, хлеб, налил воду. И только тогда заметил, что пёс слепой. Господи! И у собак, как и у людей, своё горе!
Белый к еде не притронулся. Петрович постоял несколько минут и  с тяжёлым сердцем  побрёл  домой.
В квартире не сиделось. Собрался за покупками. Благо, что магазин через два дома. Накупил продуктов из расчёта и на собак. У  продавщицы попросил большой картонный ящик.  Принесла ящик спросив:
- Зачем он Вам?
- Двум собакам хочу домик сделать.
- Тогда Вам лучше в хозяйственном магазине взять тару. Там есть прочная упаковка из-под холодильников, стиральных машин.
В хозяйственном дали большой ящик, опоясанный металлическими лентами. Еле дотащил его до подъезда. Поставил под свой балкон. Вынес  куртку, свитер и дорожку, сплетённую когда-то женой. Постелил всё это в коробке и пошёл  к лежащему псу. Хотел перенести его в «домик». Не успел. Прибежала серая, обнюхала пищу, что лежала, подтолкнула сардельку своему другу. Тот съел сразу же.  Только после этого и она съела свою порцию. А хлеб чуть поодаль  зарыла в листья.
 Петрович попытался позвать их к себе. Никакой реакции, только плотнее прижались друг к другу. Приручал их к себе постепенно, вынося каждый день им завтрак и ужин.  Оставлял всё около домика и уходил. Съедали всё. Но в домик забрались только  через неделю, когда пошёл очередной дождь.  Балкон предохранял их домик от ветра и дождя.  Постепенно и пищу стали брать из рук Петровича.  Он присмотрелся к ошейникам. На них были надписи:  на ошейнике серой – Джерри, а на белом – Джон.   Он прочитал их клички вслух, и  Джерри завиляла хвостом,  доверчиво уткнулась головой в ногу Петровича. Джон тоже подошёл ближе к нему, но  прислонился к подруге. Петрович звал их теперь просто Ри и Джо. И они шли на его зов.
За четыре месяца они изменились. Поправились. Стали веселее. Ни на кого никогда не лаяли. Жили спокойно в своём утеплённом домике. Джерри больше не приходилось искать пищу на помойках. Соседи со всех подъездов дома приносили им лакомые косточки, остатки пищи. И удивлялись, что Джерри  не ела до тех пор, пока Джо не окончит трапезу. Она словно ожидала от него заказ на добавку. Добавку Джо не просил,  и Ри спокойно съедала то, что оставалось. Она считывала каждое движение Джо и делала всё так, чтобы ему было удобно.  Голову его поддерживала,  курточкой прикрывала, обводила вокруг всяких препятствий на их пути. Бывало, что они уходили куда-то на целый  день. Возвращались к вечеру уставшие и ничего не ели. Лежали в своём домике до утра.
Петрович,  было, попытался пригласить их к себе. Когда он открыл дверь квартиры,  Джерри посмотрела на него такими глазами, словно хотела что-то сказать. Потом, не отходя от двери, заскулила и начала тереться головой об его ноги. Пошла к выходу.  Оглянулась. Увидела, что Джо и Петрович стоят на месте – возвратилась.  Подошла к Джо прислонилась к нему и повела по ступенькам. Хорошо, что их на первом этаже было мало. Вышли из подъезда втроём. Собаки в домик не пошли, а повели Петровича за собой. Ри всё время приостанавливалась и проверяла - идёт ли он с ними. Пришлось идти рядом, чтобы не волновалась.
Шли долго.  Петрович несколько раз отдыхал на скамейке то  в сквере, то около домов. А  собаки ложились у его ног. Любопытство победило усталость.  Как же  Петрович был удивлён, что собаки привели его к двум могилам на кладбище! На крестах увидел фотографии и надписи:  «Ивин Николай Григорьевич» и «Ивина Нина Сергеевна». По датам Петрович определил, что Нина Сергеевна пережила мужа всего на год. Собаки полежали около могил минут пятнадцать. Поднялись и пошли не оглядываясь. Петрович, в смятении, побрёл вслед за ними.
Вечером он рассказал соседям о своём странном походе. Тогда Иванович предложил  снять с собак ошейники и  рассмотреть их хорошо. Может,  там есть какие-то сведения о хозяевах собак.  Иванович не ошибся. В ошейнике Джона нашли письмо, которое написала Нина Сергеевна:
«Люди добрые, если вы читаете письмо, то это значит, что я ушла уже к своему Коленьке, а Джон и Джерри живы.  Они брат и сестра. Прошу  вас, люди, не оставляйте их одних. Они очень любили нас и любят друг друга. Джон ослеп два года назад.  Но Джерри научилась помогать ему. Пожалуйста, не снимайте с них ошейники, чтобы все видели, что они не бездомные. Иначе их могут убить. Джерри тяжело искать одной пищу для Джона.  Помогите ей в этом! Спасибо вам, незнакомые добрые люди! Да хранит вас Господь! Ивина Нина Сергеевна».
Узнав о письме, которое носил Джо, то даже те соседи дома, что были ранее равнодушны к собакам, не проходили мимо них, чтобы  не одарить  Джо и Ри  добрым словом,  колбаской или просто погладить. Преданность и забота Джерри о Джоне поражала. Воображение приписывало им человеческие чувства и ум. Ри понимала каждое движение Джо, прислушивалась к нему, улавливая тончайшие изменения его дыхания. Если он стонет во сне, то Ри начинает лизать ему морду, подталкивать головой, скулить, чтобы убедиться, что он жив и с ним всё в порядке.
… Однажды Ри куда-то убежала одна. Джо остался в домике.  И непонятно  почему он решил сам пройтись. Шёл, не предчувствуя беды, которая оказалась на его пути. Никто из жильцов не заметил, что около пешеходной дорожки за кустом был открыт канализационный люк.
Все, кто был дома в этот момент, выбежали на улицу, балкон, услышав душераздирающий  крик животного, а потом стон.  Толя  снял бельевую верёвку, обвязал себе вокруг пояса и попросил мужчин опустить его в люк. Когда подняли их из люка, то на Анатолия страшно было смотреть. Лицо его было словно обескровлено. На спине Джо была рана, но он был жив.  Григорий завёл свою машину, чтобы отвезти Джо в ветлечебницу. Но было уже поздно. Через несколько минут Джо не дышал. Клавдия запричитала:
- Господи! Что же теперь будет с Джерри, когда она увидит бездыханного Джо?
Никто не заметил, когда появилась Ри. Подбежала к Джо, заскулила,  облизывала его голову, толкала носом, стараясь поднять его. Бегала вокруг него, останавливалась, смотрела на людей глазами, полными слёз, прося помощи.  Петрович хотел успокоить её,  погладить. Но она вся дрожала и не подпускала никого  ни к себе, ни к  Джо. Стояла и скулила. А потом так завыла, что волосы на голове зашевелились.  Невозможно было смотреть на её страдание.
Поняв, что Джо не дышит  и ей не поднять его,   Джерри посмотрела на всех потухшими глазами и ушла. Шла медленно, словно потеряла жизненную силу.  Не оглядывалась. Джо увезли за город и закопали.
Джерри появилась через два дня. Легла на то место, где последние минуты жизни лежал Джо,  и пролежала, не поднимаясь, несколько дней. На воду и пищу даже не смотрела. Потом исчезла и больше никогда не появлялась.
Забыть Джона и Джерри не смогли. Особенно скучал по ним Петрович. Попросил, чтобы кто-то выбросил их домик. Сам не смог.
… Петровичу снился один и тот же сон:  Джерри и дорога, по которой они шли втроём  к могилкам Ивиных.  Женщины сказали, что сон повторяется не просто так и посоветовали ему сходить на кладбище.
Пошёл. Хотел положить цветы на обе могилы.  Вдруг заметил, что из-под снега виднеются лапы. Руками разгрёб снег в сторону. Между двумя могилами увидел замёрзшую  Джерри. Он понял, что она после смерти хозяев жила только ради Джона. Охраняла его до последнего дыхания, а хозяев - до последнего своего дыхания. Никого не предала!

20.11.2013 г.

26. Кот и вороны
Любовь Розенфельд
          Хорошо жить котикам и кошечкам в доме! Спят они вместе со своей второй мамой, хозяйкой квартиры, которая их любит, ласкает, кормит только самым лучшим. Никто не прогоняет с кресла, можно иногда даже на столе подремать, можно устроиться на подоконнике, следя за нахальными голубями.
          Короче, всё можно хозяйской кошке. И неважно, какая она из себя. Какой породы, какого цвета шёрстка, какой высоты её «мех». Она может быть серой, и тогда её называют Дымкой или Дымком, может быть белой, и зовут её Белочкой, если пушистая – это Пушок, иногда и беспородная кошка становится домашней любимицей, особенно если она рыжая – Рыжик.
         Но тут речь пойдёт не о домашних любимицах, а о тех, кто живёт в Израиле сам по себе, и не только гуляет, а пищу добывает, воюет за обладание тенистым местечком под машиной, за право первым вскочить в приоткрытый мусорный бак или первой разорвать зубами оставленный пакет. Лето тут фактически круглый год, замёрзнуть трудно, море близко, а это значит – сезон купания бывает частенько. Но беда в том, что кошкам этот сезон купания кажется слишком коротким…
         Замечательное время! Люди сидят на пляжах целый день, жарят шашлыки, кур, едят, бросают косточки, не забирают остатки хлеба. Раздолье! В это время кошки толстеют, появляются котята, иногда успевают подрасти даже две смены котят за лето. Но их нужно научить прятаться от мальчишек, выходить на дорогу с жалобным мяуканьем, когда появляется та самая женщина-спасительница, у которой в руках кулёчек с косточками, с остатками вкусных вещей… Они безошибочно умеют отличать её от других женщин.
         Вечно дикие и свободные, тут они вспоминают какие-то приёмы воздействия на людей из далёкого, часто чужого, прошлого. Они трутся о ноги женщины, они закатывают от удовольствия глазки, мурчат… Но летний, купальный сезон заканчивается неизбежно, а «кушать хочется всегда». Не медведи, жир накапливать на зиму не умеют.
           Рядом с кошками живут в городе и вороны, в парках они селятся целыми стаями, орут, хрипят, слетаются, разлетаются, гоняют собак, котов, долбят своими крепкими клювами целлофановые мешки, только что собранные рабочими-уборщиками парка. То крабика нерасторопного поймают, забьют клювом до смерти и съедят, то апельсин, брошенный кем-то, пробьют насквозь и выедят всю серединку через одну дырочку. Здесь и кошки, и вороны могут есть всё подряд, кошки едят сладкий болгарский перец, а вороны клюют мякоть арбуза. Подросший кот вспоминает свои охотничьи замашки, которые и применяет в голодный сезон, когда парки пустеют.
           Один такой котяра повадился красть вороньи яйца. Лазить по деревьям коты мастера! Вот он и научился аккуратно красть и съедать вкусные яйца. Вороны сначала не очень беспокоились – не сразу заметишь потерю одного-двух яиц. Потом разобрались…
         Подняли они страшный шум, воронье собрание длилось целый день. Случайные прохожие, удивлённые люди, шарахались от проносящихся над самой головой ворон. Наконец, решение было принято. Кота нужно поймать на месте преступления и наказать.
        Спрятавшись в ветвях, вороны поджидали разбойника. Кот, привыкший к безнаказанности, смело полез к гнезду. Тут на него и налетела целая стая ворон. Они клевали его, хлопали крыльями, носились над котом, вынуждая его исполнять просто акробатические трюки. Кот, как дрессированный, уцепившись верхними лапами за довольно тонкую веточку, передвигался как по рукоходу, пытаясь спастись от ворон. Вороны же продолжали каркать, стараясь столкнуть кота вниз. Веточка гнулась, дрожала и, наконец, обломалась, и кот полетел вниз. Раздался глухой удар о землю. Бум…
        Кот постоял немного, оглушённый, затем отряхнулся и потрусил в сторону от дерева, где на этот раз ему не удалось поохотиться. Вороны с полным сознанием своей правоты медленно без суеты разлетались.
        Будет знать, кто тут хозяин! Не всё коту масленица!

27. Прощай, хозяин! Я пошёл умирать...
Маленёв Павел Артемьевич
(История одной судьбы)
    1.
    Я был обречён на недолгую жизнь с самого рождения! Ведь я появился на свет пятым, последним. А последний бывает самым слабым и, по нашим законам, не имеет права на жизнь!
    Мать облизала моих четверых братьев и сестер. А когда к её молоку хотел припасть и я, она как-то странно меня, мокренького и слепого, обнюхала и надолго сжала зубы на моём загривке. Она как бы раздумывала, что со мной делать! Я ничего не понимал, мне стало больно, и я запищал. Вдруг мать перехватила меня в зубах и взяла за горло. Я почти задохнулся. Но человек, стоявший рядом, разжал моей матери зубы, взял меня и положил в коробку, застеленную чем-то мягким. Мне стало тепло, и я тут же уснул.
    Если бы только знал тот человек, который подарил мне жизнь, на какие радости и на какие смертные муки он меня обрекал! Только потом я пойму, что люди, вмешиваясь в законы природы даже из-за любви к ней, никогда не могут предугадать последствий своего вмешательства — от малого до большого!
    2.
    По какой-то своей прихоти природа, сделав меня слабым и болезненным, вознаградила красивой, по людским меркам, внешностью. У меня появятся сочная чёрная, с дымчатой поволокой, шерсть и белая грудь, цвет которой широко и плавно обернёт шею. Белые, как туфельки, кончики лап и белые усы, длины которых могло бы хватить сразу на троих моих собратьев, дополняли мой облик. Наверное, из-за моей легко угадываемой внешности человек и не позволил моей матери съесть меня как самого слабого и неприспособленного к суровой жизни.
    Потом к этому доброму человеку пришли какие-то люди и из всех пятерых выбрали меня. Мы долго куда-то ехали. Всё гудело и дребезжало. Мне было страшно, я вылезал из-за пазухи нового хозяина и от страха тоненько пищал. Он меня поглаживал и засовывал обратно, а вокруг, глядя на меня, смеялись пассажиры электрички.
    3.
    Я подрастал в окружении любви. Меня  этой семье называли, кто как: Сёма, Семён, Сеня, Сенечка-семечко. Ел я не отбросы, а всё то, что и хозяева, с общего стола. Каждый из домочадцев старался меня приласкать и взять к себе на ночь в постель. Но я гордо подчёркивал свою независимость и сам выбирал, к кому подойти. Когда был в самом лучшем расположении духа, то запрыгивал к хозяину на колени и обнюхивал его нос, обдавая своим дыханием, — это высшее проявление нашей любви! А человек ласково спрашивал: «Ну, что, котик, соскучился?» И приятно теребил мне загривок, как бы вознаграждая за то, что меня ни разу в жизни не лизнула мать.
    Два первых года я к удовольствию семьи устраивал в доме та-ра-рам: гонялся за шариком, с разбега забирался по висящему на стене ковру под потолок, пролезал под дорожкой на полу через всю комнату как через туннель, вспрыгивал кому-нибудь прямо с пола на плечи.
    Я запоминал и понимал все слова, которые мне говорили, только не мог ответить. И если мне один раз сердито сказали «На стол нельзя!», то повторять уже не приходилось. Я, как и люди, понимал и тон голоса, а они почему-то удивлялись: «Смотрите-ка, Сенька в глаза смотрит как человек и улавливает интонацию!».
    Но и меня в доме все понимали. Если я хотел есть, то вставал на дыбки и легонько выпускал коготки в колени хозяйке. Если мне нужно было выйти на улицу, то я подходил к кому-нибудь из домочадцев, смотрел ему в глаза и бежал к двери. Так я почти разучился владеть своим голосом и лишь изредка (когда хозяйка приносила куриные окорочка) у меня вырывался слабенький писк, какой солидному коту иметь не подобает.
    Такое взаимопонимание даже позволяло мне играть с молодым хозяином на темном дворе в прятки. Было это так. Я ждал, пока он спрячется где-нибудь от меня и позовёт: «Сёма, ищи!» А когда я его отыскивал, то потом улепетывал от него за угол, задрав хвост, и сидел там, пока хозяин меня не находил.
    4.
    Только в одном мой спор с родными людьми продолжался всю мою короткую жизнь... В нашу суть природа заложила древний неистребимый инстинкт, который действует на нас сильнее всякого разума. Мы обязательно должны метить территорию, на которой обитаем. Наша метка - это как у людей граница: за нее — нельзя! И если я сунусь за такой рубеж — мой сородич может спустить с меня своими когтями всю шерсть.
    У меня во дворе тоже должен был бы быть хотя бы пятачок такой территории. Но когда я там появился, двор был уже весь размечен здешними старожилами, большей частью — бездомными и очень злыми. И хотя там оставалось два-три свободных кусочка земли, собратья, превосходящие меня по росту и силе, больно драли меня когтями, и мне приходилось спасаться бегством.
    Но ведь инстинкт был сильнее меня! И, не помня себя, я стал делать метки в квартире: под ванной и возле торшера. Но после таких происшествий хозяева сердито выпроваживали меня на улицу, а там ожидали чужие острые когти...
    5.
    Я, конечно, во дворе пытался постоять за себя, дрался как мог, но сил не хватало. Во-первых, как и оказалось, природа, действительно, обделила меня здоровьем: что-то периодически нестерпимо жгло мне нутро, несмотря на помощь ветеринара, к которому меня носили. Потом дворовые мальчишки стрельнули в меня — пластмассовая дробина пробила кожу насквозь; рану мне залечили, но пулю не заметили, и она постепенно, скатившись вниз между кожей и телом, тоже доставляла мне постоянную боль.
    Однажды я сидел на торце открытой двери подъезда, опасаясь дворовых котов, и злобный мужик нарочно резко захлопнул её ногой. Я не успел спрыгнуть — у меня хрустнули внутренности, вышла из таза задняя нога. Через несколько месяцев она зажила, оставив  хромоту. Но после этого случая внутри у меня стало жечь ещё сильнее и чаще.
    Я сумел выдержать только два таких продолжительных приступа: на 2-3 недели переставал есть, отлёживался; сон приносил облегчение, и я выкарабкивался к жизни.
    Я думал, что и третий приступ болезни закончится так же, но ошибся...
    6.
    Всё началось как обычно — исподволь. Боль внутри как бы подкрадывалась издалека, постепенно нарастая. Пропал аппетит: немножко пищи мне уже хватало раз в день, потом — в два дня, потом — в три...      
    А тут снова позвал меня проклятый инстинкт, и я сделал метки у торшера — тут же последовало наказание от хозяина, не заметившего моей болезни. Обида, боль, голод — у меня мутилось в голове!
    Я перестал есть совсем. Неделя... Вторая... Я горел, будто внутри бушевало пламя, и старался лечь в самых прохладных местах. Да и сон ко мне уже не приходил — я сутками лежал, страдая, с открытыми глазами и ничего не мог сказать своим любимым людям.
    Неужели — конец? Но пока ещё меня держат дрожащие от слабости ноги, я должен исполнить наш последний закон природы! И я с трудом пошел к двери. Хозяин, как обычно, погладил меня и открыл её. Он, конечно, не догадывался, что видит меня в последний раз!
    7.
    Как мне не хотелось выходить из моего дома! И я остановился на пороге. Хозяин присел возле меня и спросил: «Ну, куда пойдёшь, Сёма? Погулять? Или возвращайся в дом...», — и он ладошкой попытался вернуть меня.
    Но я уже всё для себя решил. Вышел на лестничную площадку и едва нашел силы, чтобы повернуть голову и в последний раз посмотреть в глаза любимому человеку. Если бы я смог, то  сказал бы ему как человек: "Прощай, хозяин. Прости меня за всё! Я пошёл умирать..."
    «Ну, тогда гуляй!» — сказал ласково человек. И такая знакомая дверь, ручкой которой я всегда щелкал после прогулки, прыгая на неё, закрылась для меня навсегда!
    Я прожил за этой дверью у этих людей всего 4 года. Это же так мало даже для нашего брата! Но сейчас эта жизнь, наполненная любовью и болью, должна для меня закрыться как эта дверь.
    Вниз... По лестнице... Как же я слаб... Ещё немного... В подвал... К извечным врагам, назначенным  нам природой. Люди никогда не знали, как мы находим свой конец.
    Вот они, враги! Ускользающим сознанием я еще отмечаю для себя их жадный писк. Они всегда каким-то образом чувствуют, когда мы, как бы во искупление, приходим к ним умирать. Всё! На последнем дыхании я падаю в угол. Сейчас эти крысы не оставят от меня и следа, но этого я уже не почувствую…

28. Одичавший кот
Ирина Шабалина
Страшный верховой пожар налетел на село с востока.
Внезапно.
 Хотя уже второй месяц стояла удушливая жара и сушь, и вокруг горели леса, и сёла  жили как во фронтовой полосе, в дыму и серой мгле.  Хотя измученные лесники и пожарные  постоянно прокладывали противопожарные полосы ,опахивали, тушили очаги возгораний и поговаривали об эвакуации населения – всё равно, как водится, не успели.  Да что же за беда такая у российских мужиков! Ну как ни стараются, всё равно  ничего не успевают, и  всякие беды налетают, разумеется, внезапно. Ведь только судили, да рядили – куда и как эвакуировать, да технику подгоняли, да плачущих бабушек, вцепившихся в свои избы да подворья, уговаривали, как внезапно сильнейший ветер поднялся,  ураган просто, который и раздул верховой пожар.
Огонь перелетал гигантскими скачками, с кроны – на крону,и те, сухие , как порох, вспыхивали моментально. Не успели оглянуться, как запылали деревенские деревья, сараи и крыши домов.
В огне, обезумев, метались люди, коровы, собаки, прочая деревенская живность. Все галдели, кричали, мычали в ужасе и панике. Уж, куда там до животных – людей спасти бы! Хорошо хоть - автобусы, грузовики успели подогнать заранее, вывезли людей. А сколько горя было из-за погибающей скотины! Хотя бы отогнать пытались, да где уж там. . .
Ото всей этой суматохи и ужаса Васька сумел сбежать. Огонь только слегка лизнул рыжую шёрстку, да жёсткие усы завились колечками. Он бежал, себя не помня, в поле, где залёг в каком-то овражке возле ручья, забившись в чью-то брошенную нору  и трясся от страха под своей рыжей шкуркой, пока не затихли далёкие крики, и не смолк жуткий рёв стихии. Ночью он выполз из убежища. Но к селу и близко нельзя было подойти - факелами догорали деревья и брошенные дома.
 Лишь только к вечеру следующего дня Васька осмелился приблизиться  к жутким развалинам и пепелищу, которые остались от села. Кругом, при малейшем ветерке, волнами поднимался сизый дым, обгоревшая земля чадила невыносимо, но Васька упрямо бродил у окраины. Голод гнал его  к селу, и кот начал надрывно и горестно мяукать. Где же прячется любимая хозяйка с большими и тёплыми руками, которые так волнующе гладили рыжую шёрстку? Васька  с наслаждением выгибался и кружился, тёрся под лаской любимых ладоней, оглушительно мурлыкал. Как он любил забираться на мягкие колени, покрытые юбкой, и переступать по ним, мять их, урча от восторга, передними лапками, выпуская коготки и цепляя ими юбку, за что ему порой влетало от хозяйки, но не больно, а ласково. Иногда его и с колен сбрасывали, но он снова взбирался упрямо, и с наслаждением мял тёплые колени лапками и ластился, мурлыкая. Где же эти любимые колени и руки? Руки, которые подносили ему миску с восхитительно пахнущим молоком или рыбой?
Есть хотелось невыносимо, а хозяйка всё не выходила. Осмелившись, Васька зашёл в село, шарахаясь от клубов дыма и головней, искал хозяйку и жутко, надрывно мяукал в зловещей тишине.
 А где его подружки? Не видно было ни пушистой белой Мурки, ни ободранки Дуськи, которая сама за ним бегала, ни даже противного задиры Тимохи, с которым он постоянно дрался из-за красавицы Мурки.
Даже ужасные деревенские собаки, которых он жутко боялся, и при первом взлаивании взвивался к самой кроне ближайшего дерева -  куда-то подевались. Да и деревьев нет! Стоят только чёрные , обугленные стволы!

 Васька уже устал кричать и охрип.  Вместо мяуканья из горла вырывалось какое-то сипенье ,но вдруг он узнал свой дом! Отыскал! Домом эту груду головней уже нельзя было назвать, но печка стояла! Печка, на тёплую лежанку которой он так любил забираться зимой и спать, свернувшись клубочком! Печку, к тёплому боку которой очень приятно было прижиматься и согреваться! Печку он любил  почти так же, как хозяйку. Нет. Хозяйку любил больше! Ну где же хозяйка?! Васька замяукал с утроенной силой, но всё напрасно. Не выходила хозяйка. Лишь нахмуренная, закопчённая печка стояла одиноко. Васька подошёл к закопченному  боку печки и потёрся об него. Как об хозяйкину ладонь. На чёрном боку печки образовались светлые полоски и потёртости, а Васькина рыжая шкурка почернела. Ещё и поцарапав печку для порядка, Васька вздохнул и побрёл обратно в поле, к своему овражку, к  спасительной норе.
 
Надо было как-то выживать, учиться жить заново. Для начала,Васька подошёл к ручейку и напился из него. А потом начал охотиться. Охотиться он не умел и не любил.  Недаром хозяйка называла его дармоедом, ругалась, что он расплодил полный дом мышей. И ставила в пример ободранку Дуську, которая всех мышей в своей избе переловила, и к ним захаживала. Помогала своему ненаглядному Ваське. А он всё равно от неё сбегал.
Васька затаился и стал ждать. Первый мышонок достался нелегко, но зато насколько упоительна была эта первая победа и добыча! Охотничий азарт разгорался, и дело вскоре пошло на лад. Уже не так голодно было, а поил ручеёк с чистой водой. Но каждый день Васька ходил к пожарищу. А вдруг появилась хозяйка? Вдруг позовёт? Он настораживал уши, мечтая услышать родной голос, только ветер шелестел  травой, упрямо пробивавшейся сквозь золу и пепел. Побродив по развалинам и помяукав в напрасной  надежде, Васька подходил к любимой печке и тёрся о её тёплый бок. Словно о  ладонь хозяйки.

Нюра не могла уснуть. Она ворочалась на узкой жёсткой кровати в спортзале школы, куда временно поселили погорельцев. Среди односельчан она считалась чуть ли не счастливицей, ведь не потеряла почти ничего, кроме небогатой избы, кур, да кота. Ведь  большинство лишилось коров – кормилиц и прочей домашней живности. А Нюра тосковала и плакала.  Да! Плакала по своему дому, курам. . . А больше всего – по коту. Старалась плакать незаметно, шепча: «Васенька. Васенька. . .» Но всё равно подруги над ней посмеивались. А чего смеяться? За годы её одинокой жизни Васенька стал для неё самым родным существом. Самым близким другом!  Как ласкался к ней, как мурлыкал! Она мысленно гладила его рыжую шёрстку и плакала, плакала. Сгорел Васенька. . . Как жутко!
Когда предложили съездить на пожарище, Нюра вызвалась одной из первых. Хоть и страшно, а так тянуло туда! Решили проверить, на том же месте строить дома вновь, расчистив, или выбрать совершенно другое. Мнения разделились полярно, поэтому решили съездить, и всё осмотреть.
Сгоревшее село выглядело страшно. Чёрные развалины, сгоревшие деревья, печные трубы. . . Жутко, как по покойнику, заголосили бабы. Кое-как начальники уговорили их не кричать. Разбрелись к руинам своих домов.  Нюра старалась беззвучно плакать  у своей сгоревшей избы, зажимала рот рукой. Но всё равно рыдания прорывались. И вдруг её соседка закричала: «Слышь, Нюрка! Что у тебя на печке-то? Смотри! Вроде, как кто-то тёрся и царапал.» Нюра подскочила к печке и чуть не закричала. Ясно, что следы остались уже после пожара! Что тёрся о печку и царапал  - Васенька! «Вася! Вася!!» - не помня себя, закричала Нюра. Но кота нигде не было видно. Нюра выбежала за околицу и всё звала, звала, размазывая по щекам копоть и слёзы.
Васька видел издалека и машины, и людей, копошившихся возле пожарища. Но инстинкт толкал  его бежать прочь, прятаться. Кот уже слишком одичал. Не в силах бороться с инстинктом, Васька, прижимаясь к  земле, пополз к своему убежищу, и вдруг ветер донёс до него далёкое, родное – «Ва-аська! ! Ва-асенька!!!» Встрепенувшись, он со всех ног кинулся на зов. Где уж тут до инстинктов! Крики становились всё громче. Вот и она, любимая хозяйка! Васька с разбегу кинулся к ней, забрался прямо по платью и распластался на груди,  прижимаясь  к теплой, родной, так знакомо и вкусно пахнущей.  Нюра, ошалев от неожиданности и радости, схватила лёгонькое тельце на руки и начала исступлённо целовать, смачивая слезами шёрстку, из рыжей превратившуюся в грязно-серую и бурую. Но там, куда падали слезинки, и скользили тёплые, влажные руки, проступали рыжие пятнышки, как солнечные зайчики. А Васька мял долгожданную руку хозяйки передними лапками и громко, празднично мурлыкал.
29. Мой кот - Козел
Людмила Ермакова
               
Нет, не подумайте плохого! В миру у нашего кота есть вполне даже симпатичное имя -«Масяня». Этим именем мы в свое время нарекли крохотное, жалкое, дрожащее от холода и голода, создание, когда впервые увидели его на ступеньках нашего дома и услышали тоненькое, едва различимое, «Мяу!».
Не знаю, сколько людей до нас равнодушно прошли мимо этого бедолаги. Мы – не смогли! Вылечили-выкормили-выпестовали нашего малыша. Да, видимо, переборщили с любовью и заботами: забаловали его совсем! Словом, уселся Масяня нам на шею и свесил с нее все свои четыре лапы.

Глава 1. Неблагодарный.
-----------------------
Мы всем сердцем полюбили найденыша  и так хотелось, пусть и небольшой, но взаимности. Зря надеялись! Ни ласки, ни добродушного урчания мы от него не дождались. Даже доступ к его телу для нас ограничен. Если даже удается его, уже взрослого и тяжелого Котяру, взять на руки, он, тотчас же, упираясь сильными мускулистыми лапами  нам в грудь, отталкивает любого из нас и спрыгивает на пол. Любого, кроме внучки Кати – самой младшей из всей семьи! Ее, единственную, он признает за хозяйку.

Только ей он позволяет гладить себя более 2-х секунд, только в Катиной постели он чувствует себя уютно. Мурлыкает он тоже только для нее – не для нас!
Масяне уже 9 лет, но за все годы  ни у одного из нас, кроме внучки, не сиживал кот на коленях. Мы ему - неинтересны! А ведь убирает за ним – не Катя, корм насыпаю ему я, свежую травку приносит ему Катин брат, но нас он  по-прежнему ни во что не ставит!
Ну не Козел ли он?!

Глава 2. Ревизор.
-----------------
Кот не терпит закрытых дверей. Не успевает долететь до него звук закрывающейся двери, как он тут же становится на задние лапы и, наваливаясь всем телом, открывает ее с таким выражением на «лице»: "И кто здесь хозяин?". Просто Масяня искренно считает себя главным действующим лицом в доме, обязанным контролировать все происходящее в нем..

Моя дверь – особая, открывается для него с трудом, поэтому своими воплями он заставляет меня встать с кровати или с кресла, оторваться от компьютера, и впустить его. Неспешным шагом, чисто ревизор, обходит Масяня свои (а на самом-то деле – мои!) владения, осмотрев и обнюхав все, что можно;  затем  подходит к захлопнувшейся за ним двери и снова я вынуждена вставать, чтобы выпустить его. Эти ревизорские проверки осуществляются по несколько раз в день.
Ну не Козел ли он?!

Глава 3. Уборщик.
-----------------
Не скажу, что Масяня – самый большой в семье любитель чистоты, но он ужасно любит наводить порядок в шкафах и на полках. Если вовремя не углядеть и случайно оставить дверцу приоткрытой, кот непременно оказывается внутри шкафа и начинает методично сбрасывать с полок то, что ему   кажется ненужным и неуместным.

Только антресоли в платяном шкафу пока остаются недоступными для него, т.к. кошки летать не умеют. Много раз я заставала его стоящим на столе в позе готового к полету орла, с горящими от собственной дерзости глазами, но преодолеть два метра по воздуху он так ни  разу и не рискнул. Вся его физиономия выражала при этом недоумение и обиду.

Еще он "помогает" мыть полы, обходясь при этом без всякой швабры. Например, он расплескивает воду из ведра на только что начисто вытертый пол, или елозит мокрыми лапами по большому зеркалу в прихожей, имитируя наведение чистоты и блеска.
Ну не козел ли он?!   

Глава 4. Телепат.
-----------------
Не знаю  достоверно, но поведение Масяни наталкивает нас на мысль о его  внеземном происхождении. Он настолько красноречиво «доносит» до меня свои мысли и свои нужды, что легко заставляет меня – одними глазами - беспрекословно выполнять все свои указания. Так, каждое утро, заходя ко мне якобы с очередной проверкой, он «просит» освободить проход к тумбочке, с которой ему удобно наблюдать за всем происходящим на улице.

Я бросаю все дела и освобождаю проход. Он поощрительно касается хвостом моих ног и переходит к дальнейшим действиям. Теперь он «приказывает» мне убрать газеты и журналы с того места на тумбе, которое он считает своим, затем – открыть окно, потом отодвинуть занавеску, чтобы солнышко беспрепятственно обогревало его нахальную физиономию. Отдохнув у окошка, Масяня идет завтракать в кухню по длинному узкому коридору.

Идет он вальяжно, не спеша, повиливая задом, - строго по центру, не давая  мне ни малейшего шанса обогнать себя. Если же я посмею  обругать его за медлительность или (о, ужас!) – обогнать его - он просто переворачивается на спину и укладывается аккурат поперек коридора, перекрывая весь проход.
Ну не Козел ли он?!

Глава 5. Вредитель.
-------------------
От Масяни в доме - сплошной урон! Дважды в грациозном прыжке он разбивал мои любимые вазочки, одна из которых - между прочим - была привезена из Парижа! Когда он был еще юным и игривым, он, играючи, сшиб с полочки флакон с духами, что при моей аллергии обернулось для меня весьма неприятными последствиями.

А еще он изодрал в салоне весь комплект мягкой мебели: кресла ему для этой цели показалось мало, а когтеточку, купленную за 27 долларов, он просто проигнорировал. Пришлось передарить ее одной симпатичной, хорошо воспитанной кошечке. А может, Кот мстит нам за то, что еще в детстве, путем операции, мы лишили его всех мужских радостей жизни?...

Любимый праздник для всех домочадцев – Новый год - омрачает нам кот как только может. Этот хулиган охотится за елочной мишурой, поглощая без меры эту красоту, после чего приходится буквально спасать его драгоценную жизнь. Как бы высоко ни поднимали мы нашу елочку, Масяня, приложив все усилия, доставал ее и безжалостно сбрасывал на пол. Множество игрушек благодаря ему, канули в лету.
Ну не Козел ли он?!
 
Глава 6. ПИвец.
---------------
Как у всех порядочных котов и кошек, рядом с миской для корма у нашего Масяни стоит мисочка для воды. Как ни странно, он любит воду не только как утоляющий жажду напиток, но и как стихию, и чувствует себя в ней превосходно. А посему принятие душа для нашего кота превратилось в ежедневный ритуал для поддержания его жизненного тонуса.

Сначала он своим взглядом и поощрительным касанием хвоста «ведет» меня в ванную комнату и «заставляет» открыть душ. Затем он запрыгивает на край ванны, строго оценивает ситуацию и, если все удовлетворяет его требованиям, спрыгивает вниз и становится под душ (естественно, когда его трубка находится внизу) и подставляет свою симпатичную мордашку под прохладные струйки.

Не забывая ополоснуть лапы, он начинает часто-часто лакать воду, и язычок его розовый так и мелькает, как кадры   из кинофильма, который быстро-быстро прокручивают. Это действо продолжается до полного насыщения. Так и стоит Масяня – если не по уши, то по щиколотки в воде, а мордочка и сверкает, и искрится от брызг в свете солнечного дня! Знаете, сколько уморительных фото я нащелкала с Масяней в главной роли?

А он, неблагодарный, оросив себя изнутри и снаружи свежей водицей, внезапно выпрыгивает из ванны, и, резко стряхнув с себя воду, окатывает меня с головы да ног, и я, уже готовая к выходу на улицу, вынуждена вытирать пол за этим купальщиком, и, естественно, переодеваться в сухую одежду.
Ну не Козел ли он?!

Глава 7. Гурман.
----------------
Котофей, попав в нашу семью, быстренько пристрастился к цивилизации и полюбил сухой корм. Периодически мы меняем это яство, чтобы не надоело, и он со всем соглашается. По своей природе Масяня не вор-потаскун, он – как "застенчивый вор" Альхен из богадельни у Ильфа и Петрова. 

Наш котик не ворует: он просто деликатно «пробует» лапкой буквально по чуть-чуть –то колбаску, то фаршик (надорвав целлофан). Но особенно он любит сырые яйца и свежие шампиньоны. И что только он в них нашел? А еще кот любит травку. Нет, не подумайте плохого – он любит обычную газонную  остролистную траву. Стоит кому-то из домашних с принесенным лакомством переступить порог квартиры, как  Масяня из самого дальнего угла самой дальней комнаты примчится к входящему, сбивая всех и вся на своем пути. Вот я иногда и подумываю – уж не наркоман ли наш кот на самом деле?

А на днях наш "застенчивый" воришка сам устроил себе трапезу: стоило мне отвернуться -  как Масяня своей мохнатой лапкой (как мышка - хвостиком) - легко и просто сбросил сырое куриное яйцо на пол, где оно и вытекло из разбитых скорлупок. Опять пришлось убирать с пола то, что осталось после Масяниного «завтрака».
Ну не Козел ли он?!

Глава 8. Полоскун.
------------------
До некоторых пор я знала, что из всех животных только енота величают полоскуном. Наш кот – оказался вторым в этом списке. А посему в стирке - он первый помощник!

Вещи из хороших тканей и нижнее белье я стиральной машине не доверяю – стираю вручную, полощу в ванне. Ни одно подобное мероприятие не обходится без моего пушистого друга. Причем помогает он совершенно бескорыстно. Запрыгнув в ванну, он сначала измеряет лапой температуру воды, потом выбирает одну из вещей и, стоя по колено в воде, весьма профессионально полощет выстиранное мною белье.

Если воды в ванне много, то, стоя на бортике ванны, Масяня не менее ловко управляется с бельем. На одной из фотографий кот запечатлен стоящим над ванной с (извините!) мокрым бюстгалтером в лапах, с которого стекает вода. Едва успела я щелкнуть затвором, как помощник мой (с перепугу, что ли?) неожиданно спрыгнул  с бортика на пол – естественно, с деталью моего нижнего белья! Опять пришлось вытирать за ним пол и перестирывать уже стиранную вещь.
Ну не Козел ли он?!

Глава 9. Летчик.
-----------------
А что недавно учинил наш кот? Зная, как любопытен  Масяня, и как ему необходимо видеть все происходящее не только в доме, но и вне его, никто и не удивился, когда он со стиральной машины решил переметнуться на подоконник, откуда открывался прекрасный вид на соседние дома и на автостоянку. Но кот, в силу своего скудоумия, не рассчитал прыжка и пе-ре-летел через подоконник 3-го этажа, мгновенно оказавшись за пределами квартиры, свалившись со всей дури на легкий пластиковый козырек над окном 2-го этажа.

В мгновение ока окрестности огласились дикими воплями до смерти напуганного животного. Шел дождик и единственными зрителями драмы стали все окрестные коты и кошки, которые потянулись со всех сторон к месту происшествия, чтобы своим присутствием поддержать коллегу. Мы же, исполненные жалости к Масяне, делали все возможное для его спасения. Сын держал за ноги невестку и она, рискуя собственной жизнью, пыталась вернуть кота с помощью сумки, мешка, ведра, но упертый кот, в состоянии паники, уже вообще перестав что-либо соображать, не хотел, да и не мог ничем нам помочь.

И тогда ребята пошли на крайнюю меру: поясом от халата, захватив петлей голову кота и плечо его (чтоб не удавить!), они таки вытащили несчастного. Но ни звука, ни слова благодарности мы от него в адрес спасителей не услышали. Пулей промчался мимо нас ополоумевший кот и взлетел под самый потолок на самый высокий шкаф!
Ну не козел ли он?

Глава 10. С Новым годом!
-------------------------
Как и некоторые глупые птицы, наш кот - большой любитель всего блестящего, в том числе и елочной мишуры. Удивительно, но наступления Нового года кот ждет с не меньшим нетерпением, чем любой ребенок. Ах, как любил он мою прекрасную елочку, сделанную из серебристой фольги, да еще украшенную разноцветными игрушками и мишурой! Мы ставили ее чуть ли не под потолок, отрезав все пути возможного приближения к ней кота! Однако он умудрился 3 раза скинуть ее с высоты, разбив при этом множество игрушек и станину елки.

В этом году пришлось покупать новую елочку - с новой станиной! Но кот любил жевать... елочную мишуру! Он жевал, с жадностью заглатывал ее, а потом ... она выходила из него по кускам! А убирать за ним приходится мне! Говорят, после 1 января многие владельцы кошек обращаются к ветеринарам, иногда дело оборачивается даже дорогостоящей операцией!

На этот раз две гирлянды я повесила вне елки - одну - вокруг зеркала, другую - над книжной полкой. Так Масяня приходил к тем местам, где еще недавно висели яркие гирлянды, и, с укором глядя на меня, вопил: "где эти прекрасные украшения, которые так радовали меня еще вчера?"
И я вынуждена была терпеть эти "рыдания" несколько дней!
Ну не Козел ли он?
 
Глава 11. Доктор.
------------------
Кот, не балующий нас, домочадцев, кормильцев и поильцев его, и считающий, по-видимому, нас животными самого низкого ранга, никогда, подобно другим котам, не пытался облегчить нам жизнь. Другие коты урчат-мурчат, своей особой вибрацией помогая  снизить давление, иногда даже массируют лапками больное место. Наш Масяня медиком-волонтером быть не пожелал. И только один-единственный раз он действительно помог мне.
Несколько лет назад, будучи дома одна, я почувствовала резкую боль под ложечкой – такую, что не могла ни повернуться, ни дотянуться рукой до тумбочки, где лежали болеутоляющие средства. В моей голове мгновенно вырисовалась самая мрачная картина - при том, что до телефона – не добраться, а кричать – бессмысленно. И тут – о, чудо! – Масяня сам, без моей просьбы запрыгнул на кровать и улегся на мой живот. Хотите верьте, хотите – нет – боль прошла через 40 минут. Спасибо «доктору»: как же он меня выручил в тот день!
Конечно, Масяня своим благородным поступком дал мне надежду, что и впредь я смогу пользоваться его «врачебными» услугами. Ан нет! Не раз, и не два  тех пор приходилось мне переживать болевые приступы. Но, как я ни прошу, как ни умоляю котейку полечить меня, он упорно отказывается это делать.
Ну не Козел ли он?!
А сегодня наш Масяня погрустнел и поутих. Не видно, и не слышно. Заметили мы, что он и не кушает вовсе, и почти не пьет. Захворал наш котик, а чем помочь – не знаем. Я уже, потихоньку от всех, и поплакала в подушку! Что же, надо подождать до утра, тогда и решим – какому Айболиту показать нашего Масяню. Выздоравливай, котик! И никакой ты, Масянечка, не Козел, вот!

30. Торт для любимого
Лариса Финкель
Проснулась. Глаза открывать ещё не хотелось, лёгкая дремота не давала пошевелить даже пальцем, чтобы убрать волосы, щекотавшие нос. В голове как молния: «День рождения! У мужа. Моего.» Так, сегодня или завтра? Начала считать дни, сбилась, резко встала.
Подошла к календарю – фу, слава Богу, завтра! Не юбилей. Это плохо. Плохо лишь потому, что круглые даты супруг любит отмечать в ресторане, в кругу своих коллег.
 А в промежуточные   между юбилеями дни Ангела, вынуждена готовить я. Именно вынуждена! Вот я и говорю – плохо.
Итак, первое – это торт. О, помоги мне, Господи! Супруг уже уехал, дети, неохотно позавтракав, отправились в школу -  наслаждаться своим счастливым детством.
В нашем доме живут два кота – кровные родственники: папа и сын. Мы их ласково называем – Папуля и Сынок. Вся эта история крутится вокруг них, поэтому вы ещё с ними встретитесь.
Выпив наспех кофе, беру для торта:  один килограмм муки, два яйца,  высыпаю всё в миску...
Звонок в дверь. Принесли телеграмму от моей тётушки Розы из Израиля с поздравлением  именинника. Старшее поколение всегда на посту: тётя никогда и ничего не забывает. Уникальный  склад ума имеет эта дама!
Покурив на балконе, возвращаюсь на кухню. В миске с мукой обнаруживаю нарезанную соломкой салями и зелень петрушки. Так и есть...
Моя почти глухая свекровь, которая гостит у нас уже третий месяц, решила мне помочь, правда,   перепутала торт с пиццей. Сошлись взглядами  две хозяйки на одной кухне... После чего я сообщила: 
- Мама, кто – то из нас должен уйти. Я даже знаю кто!
- Что ты орёшь! - сообщила «мама» и удалилась к себе. Она практически глуха, и каждый, кто открывает рот, ассоциируется ею, как кричащий. Причём на неё.
Были моменты, когда мои мальчишки зевали, а она их ругала за то, что у неё перепонки лопаются от их истошного вопля.
 Несостоявшийся торт с пиццей отправляются в мусорное ведро. Итак, начинаю сначала – килограмм муки...
Опять звонок. На сей раз телефонный: подруга решила пожаловаться на судьбу – ей очень скучно одной. Ну, нашла  от чего страдать! Мне бы хоть денёк её одинокой жизни... Как смогла – успокоила, с облегчением положила телефон на место.
Прислушалась. Подозрительно тихо.
Заглядываю на кухню – перевёрнутое ведро со всем содержимым на полу, напоминало марсианский пейзаж: белая россыпь муки, колбасы и зелёных кустиков петрушки, ассоциировался мною с концом света, когда не осталось ни одной души, только пейзаж... Вообще – то я поспешила по поводу отсутствия живых душ.
Чавканье доносилось из глубины кухни, где – то под столом, накрытым тяжёлой скатертью. Иду на звук – и что я вижу? Сидят мои коты, я вам уже говорила, Папуля и Сынок, и поглощают колбасу, старательно нарезанную  моей  свекровью.
Но это ещё полбеды. Коты представляли собой обваленные в сухарях  огромные биточки, которые опытная хозяйка приготовила для жарки. Мука, вперемешку с сырыми яйцами, покрыла шерсть моих любимцев: меховой покров ходил ходуном  от каждого движения их крепких челюстей.
Да, не было печали... Если я их сейчас не искупаю, то придётся мыть все углы в квартире.
Поймав только одного, Папулю, за шкирку, видно этот старый маразматик уже потеряв остатки инстинкта самосохранения, быстро сдался, обречённо поджал лапы и приготовился к самому ужасному  моменту своей жизни - купанию.

Когда через полчаса  чистого, мокрого и злого, с глазами навыкат, укутанного в махровое полотенце и оставленного в комнате для просушки, я с облегчением присела в кресло, кот напоминал мне  крысу, вылезшую из водосточной трубы: вся шерсть прилипла, единственное, что осталось стоять, были уши...

Наш кот - папа,   тогда ещё далеко не папа, охмурив соседскую кошечку - рыжую пушистую красавицу, поставил меня  перед выбором: взять на воспитание его наследника - мальчика или девочку.

Такое условие поставила хозяйка кошки. Да, за любое удовольствие в этой жизни, нужно платить. Или ещё одно выражение - оно мне вообще не нравится «мы в ответе за тех, кого приручили.» Я бы дополнила - пригрели. На своей груди.

К слову сказать, наш Папуля, оказался отличным отцом. Хватая за шкирку своего наследника, он тащил его в свой угол и вылизывал так тщательно, как не смогла бы сделать его любвеобильная мамаша.

Но жизнь идёт, и со временем котёнок превратился в матёрого котяру, с зелёными глазами и рыжей, блестящей шубкой, в которую так и хочется зарыть свои руки и гладить, гладить...

Как - то вечером позвонила мне приятельница и сообщила, что в её саду мои коты подрались, не поделив её любимую кошечку - Люси. Вы бы видели эту Люську!

Когда я впервые взглянула на неё, первая мысль, которая посетила мою голову, была: «Старая плутовка». Мне показалось, что хозяйка была её ровесницей! И из–за этой бандарши схлестнулись два моих красавца!

А разве когда – то можно было понять логику мужчин? Они умудряются отвергнуть свою верную жёнушку – хозяюшку, мамулю, ради другой, как правило, моложе, которая умеет готовить лишь яичницу.
В скором времени он, конечно, начнёт кудахтать, здесь я вежливо не употребила другой глагол «кукарекать», но уже поздно: язва на подходе, печень покалывает, давление зашкаливает...
Да и вообще, имея молоденьких жён, у мужчин,  хоть иногда, должно подниматься не только настроение.
Разогнав по комнатам двух лохматых Дон–Жуанов, я задумалась. Если взять ещё одну особь женского рода, то мой дом превратится в гарем с обратным эффектом: султанов будет больше, чем наложниц. Короче говоря – обслуги будет не хватать.
Взять же «каждой твари – по паре», и тем самым выполнить библейский завет, но как–то совсем не хотелось, превращать свой дом в коммуналку, пусть даже с «мелкими» жильцами.
Ну, что ж, дорогие мои, если у вас появилось желание порадовать своего супруга, исполнив  торт своими собственными руками – даже не пытайтесь!
Лучше возьмите телефон, наберите номер ближайшей кондитерской, закажите торт, с кремовой надписью имени  вашего любимого. Я уверена - ваш поступок будет оценен по достоинству всеми вашими близкими.
А в ожидании курьера, присядьте и отключитесь хотя бы на часок, мысленно вспоминая, как вам было хорошо на берегу тёплого моря, вдалеке от котов, детей и свекрови, его матери...

31. Мухи
Александр Скрыпник
День обещался быть погожим – высокая трава вся светилась от росы. Тропинка была полузаросшей, и штаны мои промокли до колен. Впрочем, солнце грело спину, педали не скрипели и промокшие ноги настроение не портили. Я уже запел было, как вдруг велосипеду пришлось вильнуть в сторону – поперек тропинки лежали ноги. У меня упало сердце …  Впрочем, ноги лежали  как продолжение туловища. Обладатель ног лежал ничком, неудобно подвернув руку, а рядом с головой лежала засаленная кепка. Я слез с велосипеда и пригляделся, затаив дыхание – плечо алкаша мерно  опускалось и поднималось. Да и росы не было на кургузом пиджаке.
Петь расхотелось, я меланхолично крутил педали и думал о нашей черствости. А как же ей было не появиться?  Мы как-то с женой по осени пожалели лежащего в луже пьяного – замерзнет ведь! Вытащили, пачкаясь, взяли под руки, добились от него адреса, долго тащили домой, а он у самого дома вырвался и, петляя, бросился назад – к прогретой луже, должно быть.
   Между тем, лето на даче вступило в свои права – отходила клубника, настала очередь смородины. Прохаживаясь  между чесноком и морковкой, я все оттягивал время, когда подойду к любимому, статному и невероятно урожайному смородиновому кусту.  Ягоды на нем почернели давно уже, но теперь они должны были набрать сладость и стать мягкими.  Вот и он, красавец. Я подошел поближе …  и мне стало нехорошо – разлапистые листья смородины были заляпаны кровью. Украдкой оглянулся – нет ли чьих-нибудь еще ног на грядке? Ни ног, ни следов чьих-либо на росных грядках. Только назойливая муха вилась у лица .  Странная  муха – я таких не видел. Точнее - поведение у нее не шло ни в какие рамки.  Видно было невооруженным глазом , что меня она в грош не ставила, выделывала невероятные кульбиты перед моим носом , только что задом наперед не летала. Был момент - я бы голову дал на отсечение! – что слышал звон какой-то прерывистый…  Она смеялась!  Тут у меня в ушах прозвучал обиженный голос Петьки из культового фильма: «Василий Иванович! Так они ж пьяные!» - о каппелевцах…
Муха была, что называется, в хлам!  Обомлев  от невероятной догадки, я склонился над кустом: самые спелые ягоды были надсечены сверху. На них пузырился забродивший сок.  Как – Боже! – можно  было догадаться насекомым надсекать спелые ягоды и возвращаться к ним через пару дней, когда сок забродит!? Вот откуда «кровавые» пятна на листьях – ползали роем, видать, все в алой бражке, не в силах стать на крыло!
 Возвращаясь, я невольно затормозил на повороте, ожидая увидеть  знакомые ноги поперек тропинки, но увидел только примятую траву. Как вдруг… кожа сморщилась на моем затылке… на траве мелькнула растопыренная тень летящего человека.

32. Любовь
Любовь Архипова
       Она была очень маленькая, самая маленькая и самая задорная среди тех с кем она жила и работала. Ее любили больше всех и дети, и их родители . Как только ее выводили из конюшни, дети кричали: прокатиться хочу. Окружавшие ее были сильными и высокими, а она, будучи меньше всех, даже имя носила такое, которое подчеркивало ее миниатюрность – «Крошка». При этом получалось так, что ее любили больше всех: и взрослые, и дети, глядя на нее, улыбались, всегда хотели погладить ее, угостить чем-нибудь вкусным , восклицая при этом : «Ой, какая кроха».
       Крошка была пони, и ее сотоварищи - тоже пони, но гораздо крупнее ее. Когда она стала совсем взрослой, за ней стали ухаживать еще усерднее : и люди, и ее большие друзья-пони хотели, чтобы у нее появился малыш, такой же маленький и забавный как она.
Однажды в конюшню привезли орловского рысака. Он был очень длинноногим, с крупной головой, хорошо развитой шеей, мощной грудью. Его хозяин попросил хозяйку Крошки оставить коня на одну ночь, так как на ипподроме, где он должен был участвовать в соревнованиях, все денники были заняты. Хозяйка согласилась, и его поставили в денник рядом с денником, в котором жила Крошка.
       Крошка влюбилась в него с первого взгляда. Когда в конюшне все было вычищено, все накормлены, она решилась. Крошка до этой ночи, ни разу не выходила из своего денника без помощи хозяйки, а тут вдруг она, просунув между железных прутьев денника свою миниатюрную голову, сумела отодвинуть засов и, выйдя на свободу, тут же отодвинула засов денника своего избранника.
       Она решительно двинулась на подворье, которое так не любила. Оно заросло жгучей крапивой, лопухами , там стояла никому не нужная телега . Правда, там же лежал на боку старый холодильник и на него Крошка часто запрыгивала, чтобы казаться, ну хотя бы чуть-чуть, выше. Хозяйка сердилась, боясь, что Крошка может нечаянно покалечиться.
       Крошка была уверена, что она выбрала правильное место для первого свидания с любимым. Она легко вспрыгнула на старый холодильник и застыла в ожидании. Когда рысак ее увидел, он оторопел: перед ним стояла лошадь таких размеров, что он даже себе не мог представить, что это происходит с ним наяву. Он помнил свою мать и своего отца, которые были высокими и сильными. Всех своих подруг он-то и любил по настоящему за их стать, и ему нравилось покорять их именно потому что, как и он, они были могучими.
        А Крошка смотрела на него, и смотрела, и не могла наглядеться . Она дрожала. Старый фонарь освещал ее, и маленькая пони искрилась, как рябь на воде под луной. Она сверкала золотыми огоньками, и он … подошел к ней.
       Утром хозяйка всполошилась, денники Крошки и рысака были открыты. «Неужели пони и лошадь ночью увели?» -ужаснулась она, но тут же успокоилась, увидев свою спящую любимицу и не менее крепко спящего гостя-красавца.
       Прошло некоторое время, и потрясенная хозяйка заметила, что Крошка жеребая. Она затревожилась, поняв, кто же был избранником Крошки.
Хозяйка, в душе беспокоясь, со смехом, рассказывала друзьям и конникам о хитрости Крошки, о том, как она сумела соблазнить красавца, забравшись на старый холодильник.
Чем ближе был срок появления жеребенка, тем сильнее хозяйка тревожилась. Она не отходила от своей Крошки, а та все-таки исхитрилась и ожеребилась ближе к рассвету, когда рядом никого не было.
       Все дни хозяйка приходила рано-рано и спешила в конюшню, как дела у Крошки. Вбежав в конюшню в этот раз, она оторопела: ее любимица стояла как ни в чем не бывало, а рядом , покачиваясь на неокрепших ножках стояла миниатюрная кобылка .
       Она была крошечной, как мать и прекрасна, как отец.


ПОСЛЕСЛОВИЕ

Когда выставка «ЭКВИРОС» ( международная конская выставка,я ее автор и ее директором была 13 лет) проходила во второй раз , я горела желанием поставить хотя бы одного пони в конюшню выставки. Хотелось, чтобы прежде всего наши маленькие гости – дети смогли полюбоваться маленькими лошадками. Я «бросила клич» среди конников в виде вопроса: «У кого есть пони ?». Через пару дней, одна из участниц выставки, смеясь, рассказала, что у нее есть пони, при чем очень маленьких размеров . С пони приключилась романтическая история : она жеребая от большого коня, которого на пару ночей поставили в конюшню, а эта «выдра» ночью открыла свой денник, выпустила жеребца, и …соблазнила его , вспрыгнув на старый холодильник .
Я пообещала хозяйке , что если у пони будет все благополучно, мы поставим счастливую мать с жеребенком в конюшню выставки бесплатно.
За несколько дней до начала выставки с радостной новостью приехала наша участница и сообщила мне , что пони ожеребилась крошечной кобылкой. А еще она попросила меня быть «крестной мамой» и дать кличку «крестнице». Я взяла лист чистой бумаги и написала: О'МАРГО!
Так у нас на выставке впервые появились пони.
А вот как у нас в конюшне появился ослик, что стало происходить в связи с его прибытием на выставку , я расскажу Вам в следующий раз…
       

33. Закатились глаза собачьи
Валентина Майдурова 2
        В дачной  собачьей стае она была самой маленькой. Вожак стаи на их языке называл ее Крошкой и не позволял  никому отгонять ее от еды.
        В каждой собачьей  семье есть не только любимец, но и этакой неприкаянный пес. Он может быть маленьким и худым, может быть крупным, рослым и вместе с тем робким. Это изгой стаи. Такому  нет места в семье. Его гонят от еды, от самок, от места ночевки. Он может сопровождать стаю только на почтительном расстоянии, и то, если она позволит. Стая позволила изгою жить с ними лишь потому, что он был всецело предан Крошке, к которой вожак испытывал слабость. Изгой не заявлял прав на Крошку. Он просто был всегда рядом, и лучшее, что мог достать из еды, приносил и отдавал Крошке, а сам доедал остатки. Люди бы сказали – он вернейший идальго своей дамы. Но в лексиконе стаи отсутствовали столь высокопарные слова, и к нему приклеилась кличка - Изгой.         
       Крошка была абсолютно черной. От макушки до кончика хвоста. Тоненькое маленькое туловище, поставленное на четыре спички-ножки, и крысиный хвостик, не уродовали Крошку. Она напоминала плюшевую игрушку. Красиво вылепленная головка с чуть вытянутой мордочкой, двумя аккуратными ушками и бусинками черных выпуклых глаз, светящихся задором и любопытством, умиляли кобелей. Они обнюхивали ее, втягивая чуть слышный  запах будущей женщины, и нервно облизывались в предчувствии будущих битв за обладание этой чаровницей.
           Изгой, кобелек – помесь неизвестного семейства благородных кровей с двортерьером, был по-своему красив. Крупная голова с тяжелыми надбровьями, под которыми прятались  серые внимательные глаза.  По бокам  вытянутых щек, спускаясь на шею и грудь,  курчавилась светлая шерсть. Хорошо развитое туловище было покрыто длинной голубовато-серой шерстью. Пушистый хвост, свернутый в полукольцо, завершал портрет верного идальго. Если звонкий голосок Крошки почти постоянно звенел в стае, выражая радость, благодарность, страх, ненависть, то голос  Изгоя не слышал никто. Ни разу, даже будучи избитым и искусанным,  не завизжал он от страха, не заплакал от боли, не взвыл от укуса. Он просто отбегал в сторону и спокойно смотрел, как доедают его кусочек еды или уводят понравившуюся сучку. О чем думал кобелек, какие мысли сотрясали его, в общем-то,  крепко сбитое, хотя и некрупное тело – неведомо было никому. Придурок – был вердикт стаи, и отношение к Изгою закрепилось соответствующее. Для него все было в последнюю очередь или не было вовсе.
           Лето! Ах, лето! Очаровательное время, сытое и благодатное. Всегда есть вода и еда. Ночи такие звездные и теплые. Ночлегом стая выбирала поле за дачами, и долго еще не могли хозяева дач уснуть от веселых собачьих игр, сопровождающихся громким лаем победителей и визгом обиженных шавок, прибившихся к стае в надежде стать ее членами.
         Незаметно пришла осень. Все реже появлялись хозяева на дачах. Все меньше дней светило яркое солнце. Небо  синее днем и звездное ночью,  теперь все чаще и дольше было закрыто тяжелыми тучами, из которых лились  бесконечные струи такой неприветливой  холодной воды. Вожак понял – идет зима. Чтобы выжить в холоде и голоде, надо избавиться от слабых и больных.  Из стаи были изгнаны все прибившиеся шавки, Изгой и даже  Крошка.
         В поисках еды и ночлега  по-прежнему неразлучные Изгой и Крошка набрели на брошенную дачу. Стена и часть крыши полуразвалившегося дачного домика, тряпье в закутке стало для них домом. Целые дни они бегали в поисках еды. Ночами, крепко прижавшись друг к другу, пережидали ненастье. 
         Зимой маленькая Крошка от холода и недоедания сильно ослабела и  заболела. Она тяжело дышала, глаза  уже не сверкали звездочками, затуманились от боли, загноились, живот впал от голода. Все чаще судороги   выворачивали    маленькое тельце. В то  утро Изгой, лизнув горячий сухой нос Крошки, исчез на целый день.         
         Привычно  осмотрев ближайшие дачи и, не найдя ни кусочка съедобного, он кинулся в село. У помойки рылись два больших пса. Оскалив крепкие белые клыки, они дали понять Изгою, что он лишний. Поджав по привычке хвост, Изгой трусливо отбежал в сторону. От помойки неслись вкусные запахи полусгнившей рыбы, прокисших макарон.  Чудесно пахли полуразложившиеся грязные и рваные  бумажные и целофановые обертки, в которых когда-то лежали колбаса, столь нужное ему сейчас вожделенное мясо и другие вкусности. Ослабевший от голода, он ткнулся головой в снег и не смог ее поднять.
         – Иди сюда! На, ешь! – позвал его высокий уверенный голос. Изгой поднял глаза. Женщина, закутанная в большой платок, протягивала ему  кусок колбасы.
         – Ешь! Мне уже нельзя. Она несвежая. А тебе можно. Ешь. –  Незнакомка протянула руку к Изгою. Выхватив кусок колбасы из рук женщины, Изгой  со всех ног бросился подальше от помойки, пока не опомнились те громадные псы, что угрожали ему расправой, если он приблизится к их столовой.
         Он бежал к Крошке. Он нес ей еду. С колбасы,  зажатой во рту крепкими зубами, капала обильная слюна,  желудок болезненно сжимался. Казалось, еще минута, и он проглотит этот кусок еды, который спасет ему жизнь. Но… лишь сильнее сжимал челюсти Изгой, и лишь быстрее перебирал ослабевшими ногами бесконечный путь к ней, к Крошке. Она выжила. Благодарная, она нежно лизала его заросшие зимней шерстью щеки, доверчиво прижималась к нему своим худеньким тельцем.
          Они пережили эту страшную зиму. Пришла весна, настало теплое лето, появилась обильная еда и… соблазнительные  волнующие запахи.  Они были разными.  И, обнюхивая траву, кусты, заборы, Крошка определяла хозяев этих пленительных запахов. Вот резкий запах ударил в нос, ослепив и оглушив ее на минуту. Она долго трясла головой, стараясь избавиться от этого грозного для нее запаха. И вдруг от соседнего куста до нее донесся  другой аромат. Это был аромат самца: нежный, зовущий, обещающий. Тонкие ноздри Крошки шевелились быстро и нервно. Она старалась впитать этот запах, запомнить его надолго, чтобы при встрече не спутать, не забыть. Забыть? Не-ет! Она еще и еще раз возвращалась к кусту и впитывала ноздрями, приоткрытым ртом, а повалявшись, и всем тоненьким тельцем такой приятный, такой зовущий запах. И встреча состоялась.
          Он крупный, высокий с широкой грудью, спокойный в своей мощности, тоже абсолютно черный, не оставил без внимания Крошку. Ах, какое сладкое время! Крошка купалась в ласке и внимании. Бесконечные игры, бесконечное обладание, ночи ласк и заботы. Иногда Крошка подбегала к Изгою, который был всегда рядом, чмокала его в губы или глаз, скрытый нависшими широкими бровями, иногда снисходила  к ласке, выражавшейся в трепке загривка, и тогда Изгой переворачивался на спину и подставлял ей голый живот – высшее проявление доверия.
           Закончились любовные игры с красавцем самцом. Он не проявлял больше внимания к Крошке, да и она проходила равнодушно мимо.
           Пролетело незаметно еще одно лето. Опять пришла осень с ее холодной погодой, дождями. Голода пока не было. Изгой исправно приносил располневшей Крошке еду. По прошествии времени зашевелились в чреве молодой матери щенята. Природа давала понять, что не нужен свидетель чуда – рождения новой жизни. И Крошка стала гнать Изгоя. Он вначале принимал это за игры, шутливо переворачивал Крошку на спину, обнюхивал ее. Удивлялся новому запаху, исходившему от подруги, нервно покусывал за ушки. Но однажды она больно укусила его за место, святое для каждой собаки и Изгой, поняв, что даже другом он не желанен, ушел.
          Крошка осталась одна. Живот ее стал огромным и буквально волочился по земле. Стало трудно ходить. Она  подолгу лежала на боку, зарывшись носом в  тряпье. Теперь она была постоянно голодна. Страдала от холода. Частые тянущие боли пугали ее. Она тихонько скулила от страха. Ответом ей была тишина. Верный идальго бросил ее. Не простил.
          Однажды ночью боль стала нестерпимой. Что-то теплое полилось ей под бок, и почти сразу запищал живой комочек, за ним еще и еще один. Крошка родила семерых щенят.  Она любовно вылизала их, блаженно перевернулась набок и подставила соски своим деткам – дочкам и сыночкам. Она не вспоминала их отца и не сердилась на него.
         Крошка была полна материнской любви. Она заботливо подпихивала их к соскам, сворачивалась калачиком, чтобы согреть. Семеро сосунков  требовали все больше молока и  постоянным попискиванием напоминали, что не наелись, что голодны. Крошка нервно лакала воду, которая лужей окружила мешковину, превратив ее из-за непрерывно льющихся дождей в остров.
          Долго колебалась Крошка. Страшно было оставлять любимых детей. Но нужна была еда, чтобы пополнить запасы молока, и Крошка решилась выйти под дождь и попытаться найти еду. Она долго бегала от двора ко  двору, от помойки к помойке, пока нашла съедобную падаль, проглотила ее не разжевывая, и, вымокнув вся под ливнем, бросилась домой к своим щенкам. Начало прибывать молоко, инстинкт торопил ее отдать детям распирающее соски молоко, согреть, вылизать  их, и выкусать отходы, чтобы у малышей не болели животики.
          Она бежала домой, и ей казалось, что она слышит писк малышей. Но под крышей было непривычно тихо. Щенята лежали непонятной мокрой кучей, не пищали и не тянулись на дрожащих лапках к матери. Крошка плюхнулась прямо в воду, которая затопила мешковину и подгребла их  к себе, к соскам, полным молока.  Щенки были мокрые, странно холодные  и неподвижные, не боролись за место у маминых сосков и не хватали их  сильными губками  жадных ротиков. Крошка приподнялась, обнюхала каждого, облизала каждого, прижала к соску каждого. Но равнодушны были  щенята.
          И с ужасом поняла Крошка, что потеряла дочек и сыночков.  И взвыла! Слезы катились из глаз  матери. Сильная дрожь сотрясла  вдруг ослабевшее тело, резкая боль оглушила.  Не выдержало сердце молоденькой матери. Остановилось! На самой высокой ноте умолк плач - вой о собачьей судьбе и жизни - такой короткой и такой немилосердной.  В последний раз глянула на своих ненаглядных   мать. И упала на тельца детей своих. Закатились глаза собачьи  мокрыми звездами. 
          Высокий, на одной ноте, тоскливый короткий вой разбудил собачью стаю, но   не поднял ее с нагретых за ночь мест.

34. Звериная порода
Анна Кул
Лето в этом году началось рано, почти в начале мая. В окно светило тёплое ласковое солнышко, и сидеть на уроках уже совсем не хотелось. Поэтому Саня с Игорьком договорились после второго урока сбежать в лес. В их шестом "Б" оставались ещё уроки биологии и истории, но по этим предметам мальчишкам оценки уже выставили, так что сбегали они с чистой совестью. Игорь на большой переменке пошёл прямиком в лес, а Саня задержался, потому что под крыльцом школы, как всегда, лежал его кот Банифаций. Собственно, при рождении кота назвали Василием, но Сане очень нравился мультик про льва со звучным именем Банифаций, и он упорно стал так называть своего котёнка, вот это имя к нему и пристало. А котёнок превратился в огромного котищу, который, видно, в знак благодарности за экзотическое имя, ходил за Саней, как привязанный. Утром провожал его в школу, все уроки пролёживал под крыльцом, изредка отвлекаясь на ловлю нечаянно забежавших туда мышей, а потом провожал мальчика до дома. При этом Банифаций делал вид, что идёт сам по себе, куда-то периодически пропадая, иногда ввязываясь в драки с чужими котами, но в итоге доводил Саню до дома и с чувством исполненного долга шёл к своей миске с едой.
Поэтому Саша крикнул Игорьку, что догонит его, и пошёл объяснять коту, чтобы тот не ходил за ним в лес:
- Понимаешь, Банифаций, котам в лесу делать нечего, там сыро может быть и страшно. Ты меня понял?
Кот смотрел своему хозяину прямо в глаза и довольно урчал.
- Всё, - продолжал ему внушать мальчик, - иди домой. Домой, понял?
Банифаций в ответ закрыл глаза и ещё громче заурчал. Саня разозлился, схватил палку и стал подталкивать кота. Тот наконец-то вскочил и обиженно ушёл в кусты.
- Вот молодец, - обрадовался мальчик, - иди домой, я скоро вернусь.
В лесу ребята собирались нарвать ландышей для своих мам, а, главное, для своих соседок по партам. Детям как-то на уроках говорили, что ландыши в лесу рвать запрещено, так как во многих лесах их практически вытоптали, но в их лесу ландышей было видимо - невидимо, правда за ними надо пройти поглубже в лес. Мальчишки уже выпросили у соседки бабы Кати четыре небольших корзиночки, в которые собирались уложить цветы, представляя, какой фурор это произведёт как дома, так и в школе. А самой бабе Кате был обещан букет ландышей размером с большую корзину.
Прогнав Банифация, Саня побежал в лес. Там, не смотря на солнечный день, действительно было темно и ещё сыровато. Мальчик крикнул другу, что уже идёт. Игорёк откуда-то из глубины леса ответил:
- Иди сюда, здесь цветов целое море!
Саня побежал на его голос и минут через пять остановился как вкопанный. Перед ним был фантастический вид - душистая полянка из длинных зелёных листьев и маленьких веточек, усыпанных белыми, словно восковыми, колокольчиками.
- Игорёк, ты где? Посмотри, сколько здесь ландышей!
- Саня, иди сюда, здесь поляна в два раза больше!
Но Саня уже начал аккуратно обрывать цветы на своей полянке. Так они шли по лесу, сначала перекликаясь, а потом так увлеклись, что и разговаривать перестали. Набрав огромную охапку цветов, Саша сложил их в большой пакет, прихваченный из дома, и крикнул:
- Игорёк, я уже набрал. Много получилось. Пошли, давай, домой.
В ответ ничего не услышав, Саня закричал громче. Прислушался. Снова тишина. Мальчик занервничал. Пошёл в ту сторону, откуда последний раз слышал голос Игоря.
Вышел на большую поляну с ландышами, но Игорька там не было. Саня стал бегать в разные стороны, кричать, решив, что с другом что-то случилось. Но в лесу не было речки, в которой можно было бы, например, утонуть, и, насколько Саня знал, не водились ни волки, ни, тем более, медведи. Потеряв где-то пакет с цветами, мальчик подумал, что ему на ландыши даже смотреть не хочется. Сел под деревом, немного поплакал, не зная как быть и что делать. Потом решив, что он один не найдёт Игорька, побежал в сторону дома, чтобы позвать взрослых. И тут Саня понял, что не знает, в какой стороне дом. Бегая по лесу, он потерял направление, по которому шёл в лес. Его охватила паника. Пусть дикие звери в их лесу и не водились, но сам лес был очень большим, и грибники нередко в нём плутали. Только сейчас в лесу ещё не было ни только грибов, но и для ягод не пришло время. Поэтому встретить кого-то из взрослых и спросить, как пройти домой, было маловероятным. Вспомнив все рассказы потерявшихся в лесу, Саня в первую очередь решил успокоиться. Потом идти в одном направлении и прислушиваться, вдруг где-то зажурчит вода. Зная из рассказов отца о том, что правая нога делает шаг чуть-чуть больше, чем левая, и поэтому в лесу человек постепенно заворачивает в левую сторону и ходит по кругу, мальчик стал идти медленнее, стараясь соизмерять шаги. И вдруг в какой-то момент резко остановился, вспомнив, что у него есть мобильный телефон. Но, посмотрев на него, понял, что телефон не ловит сети. Мальчик стал медленно вращаться вокруг своей оси, но сеть так и не появилась. На окраине их городка, где находилась школа, мобильники тоже плохо ловили, а здесь в лесу, получается, сети не было и вовсе. Тяжело вздохнув, Саня решил не расстраиваться, хотя бы потому, что у него на телефоне есть часы, и он знает, сколько сейчас времен. Времени было уже  два часа дня. Сразу захотелось есть.
- Пойду поищу воду сначала, - решил мальчик, - попью, сразу меньше есть будет хотеться.
В этот раз ему очень повезло. Воду, в виде тоненького родничка, он нашёл минут через пятнадцать, обратив внимание, что недалеко проглядывается очень зелёная поляна, в отличие от соседней, почти голой, поверхности земли. Идя в ту сторону, Саня и увидел родничок. Подставляя ладошки под тоненькую струйку, мальчик долго пил. Потом, пройдя по направлению стока воды, к своей великой радости увидел слегка заболоченное место, покрытое прошлогодним рогозом. Именно про рогоз ему как-то рассказывала баба Катя, объясняя, чем это растение отличается от камыша. Из листьев рогоза она и плела свои корзинки, иногда уговаривая мальчишек нарезать ей в лесу или вдоль речки его листьев. И ещё она сказала, что у этого растения съедобные корни и вкусные побеги. Саня попытался выломать корень, но оторвать его без ножа у него не получилось. И тут он заметил, что у рогоза уже пошли новые побеги. Надергав их, мальчик с опаской откусил от растения и удивился, что побег оказался вполне съедобным, слегка сладковатым на вкус. Нарвав ещё побегов, Саня засунул их в карман и двинулся дальше. Воды ему набрать было не во что, но он надеялся до вечера выбраться из лесу.
Вдруг на него сверху что-то упало, Саша поднял голову и увидел словно летающую с ветки на ветку белочку. Долетев до огромного дуба, белка немного спустилась по стволу и неожиданно исчезла. Мальчик обошёл дерево и увидел дупло. Оттуда сначала торчал пушистый белкин хвост, потом появилась её мордочка. Белка села на край дупла, в лапках у неё был крупный орех, который она очень быстро разгрызла и съела. Потом снова нырнула в дупло. Саня словно зачарованный смотрел, как по очереди мелькали то хвост, то мордочка белки. И вдруг, остановившись на секунду, она совершила огромный прыжок и исчезла в зарослях деревьев.
Саша, подкатив к дубу подгнившее упавшее дерево, на цыпочках дотянулся до дупла. Там был белочкин склад, запас еды на зиму и весну. Кроме орехов в нём лежали засохшие грибы и шишки. Мальчик набил второй карман орехами, удивляясь, как такая маленькая зверушка смогла запасти себе столько еды. Все орехи он, конечно, забирать не стал, понимая, что тогда обречёт белку и, возможно, её семейство на голодную смерть, так как следующие грибы и орехи появятся ещё не скоро.
В лесу начинало темнеть. Саня устал и замерз. Солнце сквозь деревья почти не пробивалось, и земля ещё была холодной и сырой. Мальчик снова достал телефон, сети так и не было. Понимая, что скоро совсем стемнеет, он громко покричал, вдруг кто-то ещё ходит по лесу, но в ответ так ничего и не услышал. Потом, наломав молодых еловых веток, стал устраивать себе лежанку. На еловых ветках сидеть было теплее. Наломав ещё веток, Саня решил, что сейчас поужинает белочкиными орехами и свежими ростками рогоза, а потом  укроется этими ветками и хорошо выспится. Спать ему сначала никак не удавалось. Очень хотелось плакать и очень хотелось домой. Но повертевшись на своём пахучем еловом ложе, уставший Саня всё же уснул.
Ночью ему снилось, что он сидит под новогодней ёлочкой, и к нему приходит Дед Мороз. Саня стал говорить, что ему очень холодно, и он хочет домой. Тогда Дед Мороз укрыл мальчика тёплой лохматой шубой. Стало сразу тепло и уютно, почти как дома. С этими мыслями Саня окончательно провалился в сон.
Проснулся он от луча солнца, светившего прямо в лицо и странного, но очень знакомого звука, похожего на урчание. Мальчик резко открыл глаза и сел. С него, с самым недовольным видом, скатился кот Банифаций.
Саня радостно завопил:
- Банифаций, миленький, как ты меня нашёл?! Ты же меня от холода спас! Котярочка, посмотри, на кого ты похож!
Он схватил кота на руки и начал вытаскивать из его шерсти колючки репейника:
- Я же тебе говорил, что котам в лесу нечего делать.
А кот вертелся и пытался вырваться.
 - Но если бы ты меня послушался, то я бы совсем пропал. Банифаций, голубчик, пойдём домой. Ты всё-таки зверь, у тебя нюх должен быть лучше развит. Вот меня же ты нашёл, значит и дом найдёшь.
Но Банифаций не трогался с места, словно чего-то дожидаясь.
 - Он ждёт, чтобы я его покормил, - сообразил Саня.
Достал из кармана оставшиеся орехи, расколол один и предложил коту, Банифаций радостно ткнулся мордочкой в Сашину ладошку и обиженно отвернулся.
- У меня и нет больше ничего, вот только рогоз остался, - виновато оправдывался мальчик, показывая коту подвявший росток. И к его удивлению Банифаций радостно захрумкал угощением.
- Вот тебе и хищник, - засмеялся Саня, - значит, хищникам тоже витамины требуются.
А Банифаций, тщательно умыв лапками испачканную мордочку, двинулся в глубину леса. Саша удивился, что они пошли всё дальше и дальше в лес, но потом понял, что вчера он сильно сбился и ушёл в противоположную от дома сторону. Шли они долго, не меньше часа. Мальчик догрыз орехи и доел рогоз, а кот на некоторое время замирал, видно вылавливая в траве ящериц. И вдруг Саня что-то услышал. Какой-то звук. Или ему показалось? Он взглянул на Банифация, тот слегка прижал уши и остановился, оглядываясь на хозяина. Звук больше не повторился, и путешественники пошли дальше. Минут через пятнадцать они оба встали, потому что с той стороны, куда они шли, послышались крики. И вскоре Саня услышал, что кто-то зовёт его по имени. Причём крики шли со всех сторон. Мальчик понял, что это его ищут.
- Эй, - закричал он, что было сил, - здесь мы, здесь!!!
Схватил кота на руки и побежал. Через несколько минут, окружённый толпой знакомых и незнакомых людей, Саня плакал, как маленький, уткнувшись папе в живот. Отец гладил мальчика по голове, рассказывая, что вчера прибежал испуганный Игорёк, сказал, что потерял Сашу в лесу, прибежал в школу, потом к ним домой. Люди собрались, искали весь вечер и всю ночь и вот только теперь нашли.
- Сашенька, а ты-то как? Не ранен? Не замёрз? Где же ты ночь провёл? А к нам-то как вышел?
Саня, радостно засмеялся:
- Да нормально всё! Меня вот Банифаций нашёл.
Но кота уже рядом не было. И отец удивлённо покрутил головой:
- Слышал я, что коты издалека могут к своему дому прийти, но от нашего красавца я такой наблюдательности не ожидал. Он ведь дальше школы нигде и не был. Вот ведь звериная порода!
Все гурьбой двинулись в сторону города, откуда им навстречу бежала санина мама. За ней мчался, уже побывавший дома, Банифаций. Радостные, возбуждённые спасатели все разбрелись по домам. А мама с папой по дороге всё спрашивали и спрашивали, как сын, как он себя чувствует, и Саня с гордостью рассказывал и про болотце с рогозом, и про белочкино дупло. И только Банифаций, вспоминая, что за два дня  съел лишь мышку с толстой, плохо жующейся шкуркой и тройку юрких ящерок, никак не мог дождаться, когда они дойдут до дома, где родители ему насыплют целую миску вкуснейшего корма, за то, что он, как всегда, передал им Саню из рук в руки.

35. Любовь к лошадям. Романтическая новелла
Людмила Клёнова
 -Какой странный сон мне приснился, - сказал Дик, не открывая глаз и ещё до конца не проснувшись. Он потянулся к жене, ласково обнял её.
 - Слушай: чёрная высокая скала... Внизу – чудесная долина, опушка леса... Дриады, танцующие на поляне, синеглазый сатир... И белоснежный Единорог – прекрасный, гордый...и любящий всех, кто был в этом сне...
 Она, улыбнувшись, поцеловала мужа в тёплую ото сна щёку: - «Ты просто подсмотрел МОЙ сон... Единороги живут в моей реальности...»
 * * *
 Она с детства любила лошадей. И не просто – любила. Ей казалось, что не может быть существа более доброго, умного и благородного, чем лошадь. И не приходило в голову, что лошадей можно бояться – хотя она пугалась каждый раз, когда видела паучка, даже самого маленького, и в панике убегала от петуха, хозяйничающего в курятнике за бабушкиным домом.. Звали девочку Оля. Но она называла себя «Олья» - так ей удобнее было произносить своё имя, когда она была совсем маленькой...

 Олья жила с родителями в тихом пригороде большого шумного города. Ей было лет пять, когда по улице мимо их дома проезжала тяжело гружёная телега. Грунт после дождя был совершенно размокший, превратившийся в вязкую жижу, и рыжая лошадь, запряжённая в телегу, была просто не в силах вытащить груз на подъём. Возница, поливая бедное животное щедрой, многоступенчатой и забористой бранью, нахлёстывал рыжуху вожжами по спине – столь же щедро... Олья, выскочив из ворот, мёртвой хваткой вцепилась в занесённую для очередного удара руку бородатого мужика и закричала: «Не смей её бить!» Бородач просто ошалел от такой наглости: «Ах ты шмакодявка! Ты чего лезешь? Отстань!» – и попытался оторвать от своего рукава маленькие девчоночьи ручонки. Но не тут-то было – Олья взглянула ему в лицо своими чёрными глазищами и сказала тихо и совершенно взрослым голосом: «Не смей... Подложи лучше под задние колёса вон ту доску – не понимаешь, что ли – тяжело Лиске...»
-Ты откуда знаешь, как её зовут, - опешил возница.
- Да она сама мне сказала...
Мужик как-то странно посмотрел на девчушку, потом взял доску, подложил сзади под колёса телеги. А девочка в это время, подойдя к лошадке, что-то прошептала, пытаясь дотянуться руками до морды Лиски. Кобыла, словно в ответ, коротко заржала, дёрнулась – и вытащила телегу на пригорок, оставив обрызганного грязью мужика сзади.
- Спасибо, – неожиданно для самого себя сказал бородач непривычное слово – сказал тихо и как-то кротко – и пошёл догонять медленно движущийся вдоль домов свой транспорт. Несколько раз, оглядываясь на девочку, стоявшую у ворот, он недоуменно качал головой...

 Летом каждый год Олья уезжала к бабушке и дедушке, родителям папы. Она очень любила бывать в маленькой, чистенькой деревеньке, затерявшейся среди берёзовых рощиц...
 Там в просторной сельской конюшне обитал большой табун лошадей. Каждое утро пастухи гнали его через всё село на ближний луг - и не было большего удовольствия для малышки, чем часами смотреть на животных, резвящихся на пастбище... Сначала и родители, и бабушка с дедушкой боялись отпускать девочку с пастухами – а потом привыкли и совсем успокоились. Помог один удивительный случай.

 Это произошло в один из первых приездов -Оленька была ещё совсем маленькой, годика три, не больше. Она выскочила из калитки прямо навстречу табуну лошадей, который возвращался с пастбища домой. Весёлые, сытые и отдохнувшие животные неслись галопом по широкой сельской улице, подняв тучу пыли... И когда дедушка, рванувшийся от крыльца и выбежавший вслед за девочкой на улицу, уже представлял себе лежащую в пыли, сбитую лошадьми малышку, он увидел невероятную картину: остановившийся, словно наткнувшийся на невидимую стену табун – и Воронок, вожак, замерший – и как глыба, нависший над Ольей. Дрожа всем телом, он наклонил к девочке голову и, казалось, внимательно слушал её. А малышка, смеясь и весело лопоча что-то, гладила ручонками его бархатную морду...
С тех пор в селе с гордым названием «Пролетарское» как-то привыкли : девчонка точно знает, ч т о у какой лошади болит, чем ей можно помочь... А когда какой-то кобыле приходил срок жеребиться, Олья разговаривала с ней - тихо и долго, словно успокаивая – и всегда знала заранее, кто родится – мальчик или девочка (именно так она говорила: «У Зорьки завтра родится девочка» или « А сегодня ночью Дикарка мальчика родит – только помочь надо – он лежит неправильно»)...

 Через пару лет Олья подросла – и однажды пастух увидел, что она взобралась на жеребёнка – и тот осторожно и тихонько ходит по краю пастбища со своей лёгонькой ношей... А чуть позже перестали удивляться и тому, что какой-нибудь жеребец, чаще – вороной, ложится на траву рядом с девочкой, чтоб ей удобно было оседлать его – и малышка, положив попонку ему на спину и держась руками за его шею, ездит на нём по лугу. И конь, словно повинуясь неслышным командам, то идёт шагом, то переходит в галоп или рысь, а иногда и вовсе застывает на месте, подняв одну из передних ног...
И когда на закате Олья возвращалась в село вместе со стадом, горделиво восседая на чьей-либо тёплой спине, старики смеялись: «Вон лошадиная колдунья едет!»

 Но время шло – Оля повзрослела, окончила школу, потом институт. Вышла замуж, родила сына. Жила в современном большом городе, в котором не было места лошадям – но никогда о них не забывала и любила их по-прежнему – искренне и горячо...

 ... В этот год начало осени было удивительным – золотым, тёплым, ласковым и разнеживающим... Ждалось чего-то необычного... А произошло событие, в общем, очень простое - в их город приехал цирк-шапито с большой и хорошей программой, среди участников которой были и дальние родственники мужа – сёстры Ира и Элла.
Ира работала с роскошными ангорскими козами (единственный козёл в её группе, Бяшка, был жутко нахальный – мог вытащить у неё из кармана прямо во время выступления морковку или кусочек хлеба; а когда их номер заканчивался, он, уходя с арены, обязательно останавливался перед микрофоном инспектора манежа - и громко, внятно и весело говорил в него «Бл-л-ля-а-а!». Публика ухохатывалась – и уже через день прозвала Бяшку - «Ругачий козёл»). А Элла прекрасно работала с дрессированными собаками – они выполняли, причём, легко и с охотой, такие головоломные трюки, что зрители не переставали аплодировать на протяжении всего её номера...
Элла и сообщила, что за несколько дней до окончания гастролей приедет её муж, Рустам, руководитель конного аттракциона.
Почувствовав, как что-то дрогнуло в душе, Олья стала с нетерпением ждать приезда Рустама – Элла говорила, что номер у него просто превосходный...

...Когда на арену вылетели 8 лошадей с плюмажами на головах и с развевающимися, ухоженными и длинными гривами, Оле показалось, что она несётся по кругу вместе с ними – просто закружилась голова от их скорости... Номер был и вправду хорош - с фантастической по сложности джигитовкой наездников... Но Олья видела только горящие глаза лошадей, их раздувающиеся ноздри, движение мышц под гладкой шёлковой кожей – и слышала щёлканье хлыста и гортанный голос, выкрикивающий команды...
 
Представление закончилось, зрители разошлись. Оленька с мужем прошли к манежу с другой стороны, через служебный вход – наездники выхаживали разгорячённых после работы лошадей, а Рустам, держа в руках горшочек с каким-то особым снадобьем, смазывал ссадины на руках и телах джигитов-артистов и на ногах и спинах лошадей – одной и той же кисточкой... Олья любовалась благородными животными, переводя взгляд с одного на другого ...
И вдруг время остановилось – она поймала взгляд чёрного, как ночь, гордого и нервного ахалтекинца... Он словно споткнулся, потом медленно вышел из круга – и одним длинным прыжком оказался рядом с ней...
- Беги! - как сквозь вату донёсся до неё крик Рустама, - зашибёт! Это бешеный зверь!..
Даже не подумав сдвинуться с места, Олья завороженно подняла руки - и погладила по голове стоЯщего перед ней коня. «Ф-р-р-рум!» - сказал Нуби – и она взлетела к нему на спину... Ровно, плавно, распластавшись в движении, как в замедленной киносъёмке, черногривый красавец пошёл по кругу манежа, оттесняя к бортам своих собратьев...


- ...Беги, княжна, беги! – услышала она отчаянный молодой голос сквозь лязг, крики и стоны, - скачи не оглядываясь – может, Нуби успеет вынести тебя из этого ада...
«Ех-ха!» - выдохнула она и, взмахнув коротким мечом, с мягким хрустом всадила его в чью-то шею – раскосые глаза на смуглом лице потускнели – и тело соскользнуло вниз, на влажную от крови траву... А к ней со всех сторон неслись всадники – синеглазые, русоволосые – с одной стороны, и смуглолицые, чернявые – с другой – и этих было гораздо больше...
-Ну, вывози, брат, - прошептала она и, наклонившись, прижалась к горячей шее коня, - лети, Нуби!.. Л Е Т И ! ! ! .
И только ветер засвистел в ушах, развевая её странно-светлые, почти белые волосы – ей показалось, что они и вправду взлетели, оторвавшись от земли...

...А Земля, удаляясь сине-зелёным шаром, осталась где-то внизу... Сверху- навстречу - надвигалась чернота – густая и ощутимая – и они окунулись в неё – окунулись без страха – спокойно и привычно... Копыта Нуби, мелькающие с невероятной быстротой, высекали искры огня из этой тьмы – и всё ярче, всё зримее становился Млечный Путь, указывая им дорогу...
Это был ЕЁ Путь... Странно-белые, почти серебристые волосы, рассыпавшись по спине, переплетались с рисунками созвездий...
 И только где-то в сердце – далёкими толчками – пульсировало: «Возвращайся... Возвращайся... Ещё не время...»
Толчок... Удар... Остановка...


- Милая, ты в порядке? – Рустам легонько похлопывал её по щекам – из-за его спины выглядывал испуганный Дик... Когда ей удалось сконцентрироваться и сфокусировать взгляд, она улыбнулась: «Конечно, всё хорошо... А что случилось-то?»
- Да я никогда ещё не видел, чтоб Нуби так летал по арене... как ты вообще-то удержалась ?
- Ну, мне не привыкать, - беззаботно откликнулась Оля – я так с детства умею – не волнуйся!

 ...В день отъезда цирковой труппы, посидев перед расставанием вместе с мужем за столом у Эллы и Рустама, Олья зашла на конюшню – попрощаться с Нуби. Он, почувствовав её, громко и призывно заржал.
Она подошла к нему, поцеловала в мягкий чёрный нос, прижалась щекой к тёплой, бархатистой, невероятно благородной морде коня... Нуби, поймав нежными губами её ухо, горячо выдохнул... Дверь конюшни открывалась прямо в загородную степь - южную, просторную, золотистую...
- Ну, что, друг мой, покатаемся на прощание? – спросила шёпотом Олья. Убрала задвижку стойла, открыла настежь дверь и, схватившись за смоляную гриву, оттолкнулась от пола, одним броском тела взлетев на спину любимца.
 - Вперёд, Нуби! Мы - с в о б о д н ы !
Конь сорвался с места и...


Гул... Холодный, колкий воздух... Толчок, хлопок... Серебристыми паутинками разбежались в стороны линии-трещинки – показалось, что они проскочили сквозь тонкое зеркальное стекло...Тишина, звенящая и полная...
Она стояла на глянцево-чёрной высокой скале. Белые лёгкие одежды развевались под тёплым, ласковым ветерком, струились вокруг её тела – вместе с длинными, странно-светлыми, почти белыми шёлковыми волосами...

Внизу – ярко-зелёные огромные деревья; полупрозрачные обнажённые девушки с венками из свежих цветов на головах; чуть в стороне, под раскидистым дубом, полусидел-полулежал крупный рыжеволосый сатир – руки его, казалось, перебирали струны лиры, а ноги, скрещённые на траве, оканчивались мощными коричневыми копытами... Всё казалось невероятно живым – но странно застывшим, как остановившийся на киноплёнке кадр.
Кто-то легонько тронул её за плечо. Она повернулась. Вороной, черноволосый кентавр-гигант, ослепительно-белозубо улыбаясь, приложил руку к сердцу: « Приветствую тебя дома, Ольенна! Ну, что, пора дать ИМ жизнь? Ты готова, моя повелительница?»
Ольенна наклонила голову в знак согласия.
 - Тогда – летим!
- Вперёд, Нуби!
Они, оттолкнувшись от скалы, прыгнули – вперёд и вниз. Ольенна видела, как меняется застывшая внизу картина - оживают кружащиеся в хороводе дриады... искрятся синие-синие, невозможно молодые и горячие глаза Пана... она уже слышала чарующую мелодию, вытекающую из-под его лежащих на струнах пальцев ... Она ощущала, как в прыжке изменяется и её тело, становясь упругим, текучим, послушным и сильным. Земля летела навстречу, послушно приближаясь. За миг до её приземления Пан вскочил и склонился в глубоком поклоне: «О, прекрасная Ольенна, Ты посетила нас снова! Такое бывает только один раз в тысячу лет – и мы снова живём, мы снова радуемся Солнцу, мы снова счастливы!»
Она стояла перед сатиром – действительно ПРЕКРАСНАЯ – цвета чистого, первого зимнего снега, с длинной, вьющейся и такой же белоснежной гривой, спускающейся до самой земли... На её горделиво поднятой голове сверкал и переливался сияющими бликами витой алмазный рог, взлетающий к небу...
 Священный Единорог, вечная Мечта и непреходящая Красота – Ольенна...
...Когда через полчаса ахалтекинец со своей всадницей остановился у ворот конюшни, к Оле, пытающейся заплести в косу свои растрепавшиеся после прогулки странно-светлые, почти белые волосы, подбежал Дик, схватил за руки, взволнованно проговорил:
- Господи, ну ты, Олька, как ребёнок... Ускакать на цирковой лошади в степь, столько времени не возвращаться... Мне показалось, что тебя не было сто лет!
Легко спрыгнув с коня, она посмотрела не него какими-то очень повзрослевшими, мудрыми, бездонными глазами – и улыбнулась - тихо и светло:
 - Гораздо дольше, дорогой мой... Гораздо дольше...
Широкими шагами шёл от двери рассерженный Рустам, явно собираясь отчитать непослушную Олью – и ошалело остановился, не приблизившись к ней: гордый и непокорный красавец Нуби, подогнув передние ноги, стал на колени, склонился перед женщиной в глубоком поклоне – и застыл, как изваяние.
Она ласково потрепала его по шее: «Спасибо тебе, брат мой! И – до встречи!»
Потом повернулась к мужу, нежно поцеловала его.
- Пойдём домой, любовь моя... Пора готовить ужин – я проголодалась, словно не ела тысячу лет... 18.08.07.

36. Из цикла Охотничьи страсти. 3. Первый заяц
Людмила Клёнова
       Охотничий сезон был в самом разгаре, приближались выходные – и значит, очередной выезд на угодья накатывал неотвратимо... Всё необходимое снаряжение, аккуратно зачехлённое, и одежда, тщательно выстиранная после предыдущих приключений, были готовы для очередного безжалостного использования в полевых условиях...

       Вечером в пятницу, уплетая за обе щеки ужин, Дик радостно-возбуждённо доложил: «Филипыч звонил. Завтра выезжаем пораньше – охота предстоит сложная. Пойдём на кабана... А там угодья среди болот да перепаханного поля. Сапоги надо одеть резиновые, те, которые повыше – грязно и мокро будет – это точно...»
       Я, помня всякие устрашающие рассказы того же Филипыча об охоте на кабана – зверя сильного и свирепого, застрелить которого не так-то просто - слегка забеспокоилась. Бывалый охотник однажды весьма красочно живописал, помогая себе выразительными жестами рук, как кто-то из его друзей, выстрелив в искомое животное чуть ли не в упор и попав ему прямо в лоб (на что кабан вообще не обратил никакого внимания, потому что от лобной кости - невероятной прочности - дробь попросту отскочила, как горох от стенки; но зато очень рассердился на нахального человека, осмелившегося побеспокоить хозяина поля), был атакован этим самым кабаном, который в ярости очень опасен. И слава Богу, что на звук сбежались остальные - и добили хвостатого агрессора многочисленными выстрелами со всех сторон...
«Застрелить кабана наверняка, - говорил Филипыч, - можно только, попав ему точно в глаз с первого же выстрела – тогда дробь проникает прямо в мозг – и зверь уже обречён...»

       Я очень живо представила себе картину: Дик, поднявший ружьё – и кабан, стремительно и неотвратимо, как паровоз, на всех парах несущийся ему навстречу... Почему-то не очень верилось, что новоиспечённый охотник так вот и попадёт в такой ситуации кабану прямо в глаз – да ещё и с первого выстрела... Стало как-то неуютно...

       - Послушай, – мягко и ласково промурлыкала я, наливая в чашки дымящийся чёрный кофе, - да ну её, охоту эту кабанью... Давай завтра посто отоспимся, отдохнём, сходим к друзьям в гости - со всех сторон вон зовут, а у нас всё времени не находится – даже неудобно как-то, честное слово...
 - Нет, ну что ты , - сурово ответствовал Дик, - я уже настроился... И, кроме того, это ж интересно как!
- Но это и достаточно опасно...
- Ерунда! – отмахнулся беспечно муж мой, - я же не один там буду – ребята все свои вокруг...

       Короче – в субботу в 5 утра Дик, одетый в чистые плотные брюки и защитного цвета тёплую куртку, обутый в высокие – значительно выше колен – охотничьи сапоги, с зачехлённым ружьём за спиной и объёмистой сумкой с провиантом в руке садился в машину, приехавшую за ним. Он улыбнулся и приветливо помахал мне рукой – а у меня отчего-то заломило зубы, как от глотка ледяной воды...

       День прошёл в ожидании, нервном и томительном. К тому же, часов в 6 вечера пошёл дождь, мелкий, надоедливый и холодный...

       А в 7 часов - значительно раньше привычного срока возвращения с охоты, раздался звонок в дверь. Я открыла – и обомлела: за дверью стоял Дик – но! В совершенно чужом пятнистом комбинезоне, который был на пару размеров меньше того минимума, который подошёл бы ему; в незнакомой рубашке, в стоптанных чужих ботинках - и с... зайцем - здоровенным, светло-серым – в руке... Пахло от них обоих странно - илом и сыростью, с лёгкой примесью метана...
 - Вот, - сказал, еле ворочая языком, Дик, – самолично угрохал... И - ванну мне, срочно... Пожалуйста...

       Отмокая в ванне, он отмахивался от моих расспросов: потом, мол, потом... Устал зверски, спать хочу...
- А где же одежда твоя, где сапоги, где куртка?
- Тю-тю... Нету больше...
- Ну ладно, ладно... Расскажешь всё потом... Но помоги мне хотя бы зверя этого твоего разделать – я же в жизни никогда зайца не свежевала...
- Что, СВЕЖЕВАТЬ? – вскричал истерично Дик и, побледнев, ушёл с головой под воду...
       Кое- как соскребя с него липкую, жирную и серую какую-то грязь, я поддерживала мужа, героически пытающегося доползти до кровати. Дик рухнул в неё, как подкошенный – и через минуту уже мирно сопел – спал, аки младенец безгрешный...

       А на полу в кухне лежал крупный и тоже весьма грязный заяц, с которым нужно же было что-то такое сделать... При мысли о том, ЧТО ИМЕННО нужно с ним сделать, меня явственно замутило...

       Чуть не плача, я позвонила старшему сыну и коротко обрисовала создавшуюся ситуацию.
 - Ты прибеги хоть голову ему отпилить... я просто не сумею... не смогу... Шкуру я уже потом как-нибудь сама с него сдеру...
- Спокойно, мать – степенно ответил старшОй, - сейчас разберёмся...

       Через полчаса мы с ним вдвоём, под звонкий храп Дика, сцепив зубы, разделывали длинноухого...
Все подробности этого ДЕЙСТВА я, естественно, опускаю – сцена не для слабонервных...

Это потом уж друзья-охотники, уяснив, что вся грязная работа по разделке дичи падает на мои несчастные плечи и руки, быстро и доходчиво объяснили мне, как легко, просто и весьма эстетично можно, использовав только 4 разреза, освежевать зайца... И как вкусно суметь его приготовить... Кстати, этого «первопроходца», замаринованного в белом вине, нашпигованного салом и чесноком и запечённого в духовке, мы всей семьёй, да ещё и с друзьями, с превеликим удовольствием съели за праздничным столом на Новый Год. Что поделаешь - хищники мы... Единственная просьба у меня ко всем, сидевшим за столом, была – кушать зайца осторожно, откусывать, не торопясь, ибо он, кроме всех специй, изрядно был нашпигован и мелкой дробью - Дик саданул в него от души...

       Но что же всё-таки произошло на этой кабаньей охоте, с которой Дик, одетый в совершенно чужие обноски, принёс зайца - своего ПЕРВОГО зайца? Далее -
       РАССКАЗ ФИЛИПЫЧА.
       Документальный. Можно сказать, «из первых рук». Передаю практически дословно, опуская некоторые непечатные выражения:

       -Не, ну всё же было сделано, блин, чётко... Мы, «направившие глаз»* прилично, хорошо уже разогретые, вышли-таки на кабанчика этого. Загнали его на островок в болотце. Подбираемся поближе, чтоб, значит, наверняка... Перепрыгиваем осторожненько так с кочки на кочку. Колян и Вовчик в лоб ему двигают, я с Кузьмичом и Витьком сзади, а мужик твой - а за ним, чуть позади, Серёга да Сашок – сбоку заходят. И всё хорошо, и всё ладком – тока внимательно, едрёна шкура, надо - по болоту же идём...

       И вдруг перед Диком, прямо на соседней кочке, вырисовался заяц этот здоровенный, блин... Откуда прыганул? А хрен его знает – то ли мы его напугали, то ли кабан этот – вот и сиганул ушастый в панике прямиком на кочку - из зарослей, уже не разбирая, кто там перед ним... Мужик твой, надо сказать, отреагировал очень быстро и прямо-таки геройски – поднял ружьё и одним выстрелом зайца этого ухандокал... Но этим же выстрелом спугнул и кабанчика нашего... А дальше, мать твою нехай, картинка была такая:
       Кабан, подпрыгнувший от близкого выстрела просто вертикально вверх, и решивший, что терять ему, по всей видимости, уже всё равно нечего, с квадратными глазами и вываленными наружу клыками, несётся прямиком на Дика... А этот, прости Господи, охотничек, позабыв и думать о кабане, протягивая руку к завоёванному своему трофею, делает шаг вперёд – и ухает всем своим полноценным центнером живого веса по самую шею в болото... Именно в эту секунду кабан пролетает над его торчащей из жижи головой и, нарвавшись на двойной встречный Коляна и Вовчика, ухает уже своим – тоже совсем немалым - весом между двумя соседними кочками... На секунду мы, поверишь ли, замираем в замешательстве - кого доставать раньше, туды т-твою...

       Потом, прости за грубое слово – здоров будь твой мужик и все его предки до четвёртого колена включительно - быстренько перекидываем с кочки на кочку ружья, накрываем куртками, чтоб опора была какая-никакая - и вытаскиваем совершенно спокойного и очень молчаливого Дика из болота – а заодно и из сапог его – хорошо, великоваты были, легко сошли... Дотащили его до твёрдой почвы, раздели догола... Представляешь себе кино – 100 кг твоего голого мужа, с которого стекает ещё 100 кг липкой и вонючей болотной жижы... То ли плакать, то ли смеяться – фиг поймёшь... Шмотки его, конечно, выкинули – ни на что они больше не пригодны после такого-то купания. Закутали охотничка нашего в куртки, влили в него спиртяры чистого... А уж потом, добравшись до машин, одели, во что нашли - у кого-то комбинезон завалялся, у кого-то – рубашка, у кого-то ботинки старые в багажнике обнаружились...
       Пока мы с Диком возились – кабана уж было не достать – глубоко ушёл... Хорош был пацан. Килогроммов 60, не меньше...

       А вот заяц этот, сволочь мелкая, спокойненько себе, как ни в чём не бывало, лежал на большой кочке – Витёк допрыгал, забрал... Ну, как было не отдать его мужику твоему новорождённому, герою дня, блин?..
На обратном пути мы, правда, ещё нескольких завалили - разволновались они, видать, бедолаги ушастые, от этого беспокойного происшествия - сами под выстрелы лезли – хоть голыми руками их бери... Так что без трофеев мы с охоты не вернулись... Хотя кабанчик наш так и канул в болото...

       Филипыч улыбнулся лучезарно, ласково приобнял меня, пригорюнившуюся, за плечи, и сказал негромко: «Честно говоря, заячье мясо всё-таки вкуснее...А главное, Дика вытащили – даже не простудился, мать его нехай...»
***************************************
       * «Направить глаз» - специфическое охотничье действие, подробно описанное во втором рассказе цикла «Первый фазан»
       ;))

37. О Буридановом осле
Александр Кобзев
Как известно, буриданов осёл умер от голода. Он никак не мог решить, какую охапку сена из двух совершенно одинаковых и на равном расстоянии от него предложенных выбрать. Поэтому он стоял до тех пор, пока не помер от истощения. Правда, злые языки утверждали, что умер он от жажды. Другие сочинили неизлечимую болезнь копыт. А некий философский хулиган дерзнул утверждать, что Жан Буридан просто забыл отвязать несчастную скотинку.

Молодые философы-энтузиасты Ларри Плас и Марк Рыкс для проверки неких гипотез решили опыты повторить. Но ослы исправно кушали, пили, играли и свободно отправляли все свои потребности несмотря на то, что расстояние до сена, вес и форма охапок были выверены до миллиметра.
Тогда Марк Рыкс предложил усложнить эксперименты, используя совершенно нестандартные условия: охапки сена нужно приправить тем, что называется осознанной свободой нравственного выбора. Благо, заинтересованные состоятельные люди согласились оплатить покупку стада ослов и сена. Благодаря интересным наблюдениям мы начали понимать внутренний мир ослов.
Эти же заинтересованные люди запретили публиковать результаты опытов как дискредитирующие не только ишаков… Но рискну…

* Когда перед ослом был выбор: духовное богатство и физическое совершенство, он долго стоял, не понимая, что от него требуется. Осёл не умер: он повернулся и поплёлся к загону.

* Когда перед ослом был выбор: кнут и пряник, никто не ожидал, что осёл выберет кнут. Не верите? Поезжайте на юг и купите осла. И поймёте, что самый лучший пряник для ишака — это кнут.

* Другой осёл, выбирая между кнутом и пряником, потратил на размышление несколько дней. Он долго стоял, взвешивая все “за” и “против”. К счастью, он не умер, и философы скормили много пряников, оплачивая нелёгкий, но столь нужный труд ишака.

* Когда перед ослом был выбор: служение Отечеству или интересы Хозяина, он долго грустными глазами обозревал всё вокруг. Все думали, что ишак делает трагический нравственный выбор. На самом деле он очень хотел жрать. Поскольку еда ему не светила, он просто стоял и ждал. Когда он умер от голода, то все решили, что ишак не вынес нравственных мук.

* Когда перед ослом был выбор: красота и сено, он, недолго думая, прошамкал, что в сене тоже есть неуловимая красота, и направился к кормушке.

* Когда перед ослом был выбор: материальное и духовное, ишак решил избрать и то, и другое, постоянно бегая взад-вперёд. А поскольку поэзия и нравственность слишком далеко отстоят от утилитарного, практичного и удобного, то осёл просто сдох от старости на долгом пути от казино, где выиграл полмиллиона долларов, к Лувру, где собирался всю эту лувру купить.

* Когда перед ослом был выбор: сидеть дома или пойти на бал, ишак великодушным жестом копыта сопроводил свой торжественный выбор: «Бал! Дома! Приглашаю всех на бал в свой загон!»

* Когда перед ослом был выбор — добро или зло, он сначала склонялся к злу как сулящему немалые выгоды. Но выбор сделал в пользу добра. Он же не хищник и не паразит какой-нибудь. А ещё ишак представил себе, как Марк Рыкс будет хлестать его плетью, выбери он зло. А хозяина нужно приучать к добрым поступкам своим славным примером.

* Когда перед ишаком был выбор: война или мир, все с тревогой наблюдали — что же он выберет. Осел хитро прищурил глаза и ответил: “Подождите немного. Бухгалтер посчитает, покумекает — и скаа-йаа-иаажет” — по ослиному протрубил он.

* Когда перед ослом был выбор: целомудрие или похоть, тот не понял сначала, что за выбор — а вдруг нравственная чистота несёт неведомые выгоды. Но так как ослы мыслят непосредственно, думать ему долго не пришлось. Характерным громким криком он напомнил о своей природе. А Ларри Плас и Марк Рыкс порадовались умножению рабочей силы.

* Другой осёл в выборе между нравственной чистотой и похотью не решался сразу направиться к соблазнительной цели — боялся лишних разговоров и нежелательных последствий. Через десяток лет некий старый философ говорил: “Жаль, не умер тот злополучный осёл. Теперь из-за него ослов стало больше, чем людей”. Да-да, именно этот осёл устроил сексуальную революцию.

* Когда перед ослом был выбор между принятием жертвы и самопожертвованием, то осёл долго долго долго стоял и думал. Все были уверены, что жестокая борьба идёт в душе ослиной. На самом деле ишак прикидывал, можно ли принять чью-нибудь жертву, да при этом расставить напоказ как подвиг самопожертвования. С тех пор осёл и его многочисленные потомки купаются в лучах славы, пожиная обильные плоды скрупулёзно рассчитанного самопожертвования.

* Однажды какой-то осёл (философские оппоненты утверждают, что это был Рыкс) поставил перед буридановым ослом выбор: истина, добро, красота. Осёл долго стоял, мотая головой и хлопая ушами, не понимая, что же от него требуется. Когда ему разъяснили, он, моргая задумчивыми глазами, стал взвешивать, какой выбор принесёт ему больше выгоды. К сожалению, он не умер. Он сожрал всё, на что ему хватило сил. Остальное он растоптал.

38. В О Л К
Михаил Гадомский
Ваня…, застрели его ради бога, никаких сил больше нет лонись всю сметану из кринки излакал, на суденке стояла и то добрался. Очень уж кот блудный.
Очень блудный кот, ни кого не замечая, моргая желтыми как у филина глазами шел по середине горницы по своим кошачьим делам, держа  трубой полосатый хвост.
- Мать, это мы легко сделаем. Пузырь неси за работу.
- А без пузыря нельзя?
- Никак нет мать, работа опасная.
Собралась небольшая команда. Дядя Иван с соседом алкашом Лехой и Пашка с мешком, где затаился не подающий признаков жизни кот, четыре Лешкины собаки, которых он ни когда не кормил, но бегали они за ним везде, оглашая округу радостным лаем. Все собаки были разных кровей, с ушками как крылья бабочки прыгучая, Тайга похожий на Ньюфаунленда неуклюжий Иртыш, которого Лехе   продали под видом породистой лайки, растолстевшая на толстых коротеньких ножках Ветка и вальяжная с красивой серой шерстью, Альма. Иван закинул за спину видавшую виды двустволку. Шли долго огородами в сторону леса. Мешёк с тяжелым, матерым котом  был очень неудобным, мешал Пашке перелезать заборы и он каждый раз перебрасывая мешок с  плеча на плечё пытался ударить лежащего в нем кота об жерди, побольней.
Дошли до текущей вдоль леса Выгорки, заросшей старой сучковатой ольхой вдоль извилистого русла. Леха остановился, закурил. Собаки устроились внимая у его ног.
- Сейчас Пашка выпускай кота, он на дерево залезет, а Иван его застрелит.
- А чего ему на дерево лезть?
- Чудак ты человек, он собак испугается.
Пашка вытряхнул кота из мешка, тот по собачьи встряхнулся, удивленно осмотрел присутствующих и задрав полосатый хвост не торопясь потрусил в лес.
- Фас, взять его, куси!
Леха отвесил смачный пендаль увальню, Иртышу. Собаки продолжали сидеть, глядя на разошедшегося хозяина с удивлением.
Зыркнув в последний раз на  людей, кот скрылся в чаще. Леха, будучи по природе своей человеком активным, невероятными усилиями растормошил собак и погнал их в лес. Сабаки с веселым лаем убежали в сторону, куда ушел кот. Наступила тишина.
- Сейчас по следу найдут и на дерево загонят.                Видя ухмылки сопровождающих, заводился Леха. В лесу послышался лай и повизгивание собак.
- Видали, обложили они его, взяли. Я же говорил собаки у меня сила.
Иван вскинув ружьё рванул в лес за ним Пашка и Леха с корзиной где лежал выданный бабушкой, теплый пузырек и скромная, три яйца и пару огурцов закуска. Лес неожиданно расступился на представшей взору полянке остальные собаки сбились в кучу  на против Альмы, держа на коленях ружьё, сидел Иван.
- Ну где кот твой, нету никого?
-Бабка нам задаст.               
Леха с досады бросил корзину в мох. Пашка оглянулся на незнакомое тихое рычание, к нему крадучись приближалась Лехина, Альма только морда у неё была необычно оскалена и сбоку торчал, странно взъерошенный клок шерсти.
- Альма, что с тобой?
Он оглянулся и увидел вторую Альму с умильной холеной мордой в трех метрах от себя с противоположной стороны от первой.
- Волк, волк, стреляй волк!
Леха орал диким голосом, Альма с лохматым боком и злой мордой в один прыжок скрылась в лесу. За ней заходясь лаем и создавая страшную суету на поляне махнула вся разношерстная свора. Иван вскинув ружье крутанулся волчком и огромными прыжками побежал в противоположную убежавшему волку сторону, откуда незамедлительно загремели выстрелы.
- Ну что убил?!
- Да не видел я никого!
- А стрелял зачем?
- Дак ты кричал волк, волк.
Леха расстроился окончательно.
- Такие деньги потеряли, месяц пить можно, а если волчица, то полтора. Ну ладно разливай.
Леха с хрустом разрезал огурцы.
- Вот Лешка, вот нехристь.
 Запричитала бабушка.
- А ведь он у меня ещё бутылку вчера выпросил, рассказывал сколько патронов на кота извел.
Потом смягчилась, глядя на лакающего из поставленной под скамью жестянки молоко, кота.
- Бог с ним пусть живет. Когда у меня голова болит, он в изголовье ляжет и все проходит. А глазки то у него, вон какие красивые, золотые.

39. Печора
Михаил Гадомский
Черная как разлитая тушь, осенняя северная ночь обволакивала все вокруг. Огромный сухогруз шел вниз по бескрайним просторам величавой Печоры. Коренастый механик уверенно стоял вахту, с напряжением вглядываясь в темноту, сжимая в кулаке шарик рычага гидравлического рулевого управления. Печора всегда считалась одной из сложнейших для судоходства рек на севере России и требовала особой квалификации от речников, водивших по ней суда.
Андрей Иванович был профессионалом, недаром прошли пятнадцать лет на Северном флоте. Жизнь моряка нелегка за эти годы, он вынужден был дважды оставить семью так как уставшие, измотанные бытовыми проблемами и постоянным отсутствием супруга жены, не выдерживали и находили себе мужей других профессий, которые отработав, каждый вечер спешили домой. Разводы для моряков дело житейское.
С третьей своей супругой, Соней, Андрей жил дружно.
- Хватит, болтаться, скоро старость, пора и о семье подумать.
Хоть врачи и сказали, что детей у Сони, похожей на состарившуюся с двумя легкомысленными косичками куклу, не будет. Это его не смущало, жили они дружно и весело. Хозяйкой Соня была отменной, а как готовила, закачаешься, какие пироги, а котлеты.
Всю жизнь, проработав судовым поваром, Соня навидалась всякого. Поэтому держалась за крепкого доброго мужика двумя руками. Очень боялась остаться одна, и зная, что грешно, чтобы муж не глядел на сторону, подпаивала его по выходным и закармливала до отвала. Ходила с ним уже в речную навигацию и эта пьяная и сытая жизнь устраивала их обоих.
Мишка рулевой-моторист практикант, сидел на своем любимом месте у батареи в рубке. Навигация у него была уже вторая и во флотской жизни он уже кое, что понимал, но все равно сухогруз пугал его своими размерами и мощью. Первую практику он отработал на маленьком буксире и весной распределен был на сухогруз. Он был поражен красотой и мощью  современного судна. Убранством и простором кают и столовой, огромными грузовыми трюмами, был на судне даже подъемный кран. Мишка любил долго прогуливаться по палубе, выискивая только ему одному известные места, где можно было устроиться и посидеть в покое и одиночестве, наблюдая за великой рекой, красотами берегов и просто мечтая. Выросший единственным ребенком в семье, он любил спокойные несуетливые ночные вахты и тихо сидя в углу огромной стеклянной рубки с удовольствием любовался открывающимся видом небосвода, усыпанного огромными северными звездами, кружившимися в танце, вокруг идущего по реке одинокого судна, которое как космический корабль прокладывало себе дорогу в неизвестный и загадочный мир. Когда в ночи река закладывала очередной поворот звезды ускоряли свой бег и казалось, что судно не идет по черной воде, а просто парит в невесомости, ориентируясь на мигающие на поворотах огни створов.
Створы- это специальные знаки виде больших треугольников дающих судам возможность ориентироваться в темноте и вовремя менять направление движения от одного поворота к другому. Ночью на створах зажигались огни, проблесковый и постоянный, чтобы судоводитель, зрительно совместив их по вертикали, вел судно строго по судовому ходу.
- Что это?
Андрей Иванович напрягся, привстал с кресла и протер глаза.
- Мишка, ты видишь, оба створа мигают!?
- Да, вижу.
- Этого быть не может, а ну включай прожектор. Сейчас ближе подвалим, посмотрим, что там.
Сухогруз медленно подваливал к берегу. Мишка поворачивая прожектор пытался выхватить лучом из темноты треугольник мигающего створа. Вот яркий луч осветил пирамиду и Мишка выпучил от удивления глаза.
- Иваныч, что это?
- Да это же медведь.
И действительно на вершине створа, закрывая лапой от яркого света прожектора глаза, сидел нескладный подросток медведь, ногами держась за знак.
- Так вот почему створ мигал, медведь с лампочками играет.
- Ну все поворачиваем, гаси, а то опять на мель наскочим.
Андрей Иванович снова нахмурился, Мишка погасил прожектор, судно легло в очередной поворот. Звезды опять закружились в волшебном танце. Позади, подмигивая огоньками, остался пройденный створ с оседлавшим его медвежонком.

40. Зверики из моего окошка
Виктор Квашин
Утро. С кружкой горячего чая сижу за столом напротив окна. За спиной гудит печка. В метре за окном стужа: минус пятнадцать с ветром.
Высоченные ясеня качают чёрными ветвями на фоне ещё не определившегося с цветом на предстоящий день неба. Вместе с голой веткой раскачивается нахохлившаяся почти как шар птица. Я уже знаю, это спит или просто терпит до восхода одинокий дрозд. Так они ночуют. И почему не спрятаться хотя бы за ствол дерева? Наверно, обычай у них таков. Только солнышко проглянет сквозь оголённый лес на сопке, эта птица переместится на нашу облепиху, чтобы позавтракать морожеными ягодами.
С шумом свалилась на заоконную кормушку воробьиная стая и принялась тарахтеть клювиками, не забывая регулярно поднимать головы, чтобы высмотреть потенциальную опасность. Одно «Цик!» воробьишки любого ранга – и вся стая уже в воздухе, а через секунду в ветвях густой ёлки.
Пока клюют, успевают подраться, выяснить отношения. Это, наверно, самцы. Иногда так оттаскают друг друга за клювы, что писк стоит!
Вообще, воробьи живут парами – на всю жизнь. Только вот жизнь их коротка… Любо наблюдать, как они весной жмутся друг к дружке, целуются, как песни поют – не подумаешь, что воробышки.
А зимой в стаю сбиваются, так, видимо, легче зиму пережить. В наши края воробьи проникли вместе с людьми, сами они здесь не выживают – зимы суровые. Вот и живут только в человеческих поселениях.
Наклевались воробьи пшена, расселись на проводе. Тут как тут поползень пал ниоткуда на кормушку. Не успел клюнуть пару раз, воробей сверху коршуном, согнал. Кому понравится, когда на тебя садятся?
Вот они, воробьи, караулят: сами не едят и других гоняют. Поползень же висит на стене вниз головой, момент поджидает. Стоит воробью-часовому зазеваться, поползень падает на кормушку, клювиком вдоль плоскости, сбоку как-то зёрнышки подбирает. Два-три проглотит, три-пять в клюв наберёт – и в лес, под кору прятать.
Воробьи лишь чуть крупнее поползней, но это «чуть» играет роль – воробьи всегда прогоняют поползней. Правда, в прошлом году зимовал у нас лихой поползень. Распластается на кормушке, крылья и хвост растопырит, клюв-шило раскроет и шипит на противника. Его никто не мог прогнать. Нет его в эту зиму, кто знает, куда делся отважный…
Солнышко поднялось над лесом, небо голубизну проявило, веселее стало в птичьем царстве. Петух кур за ворота вывел, на солнечную площадку. Куры-то рады, роются, ковыряются, клюют что-то. А петух на бугорок, да в небо глядит не отвлекаясь. Часами есть-пить не будет, лишь бы опасность не проглядеть.

А опасность страшная – смерть летучая, спастись от которой невозможно. У нас тут два вида ястребов, да другие хищники мной не опознанные, но опасные не менее. Каждое лето стадо куриное лишается от семи до десяти своих членов, и большинство погибают от клювов пернатых хищников. Почему-то лиса или кот дикий не вызывают у кур такой паники, как ястреб. Крик поднимают, отступают, в случае нападения разбегаются, но без паники. А воздушная тревога – будто Змей Горыныч летит – вызывает панику вплоть до потери сознания. И потом не найдёшь кур до самой темноты, а то и ночь в снегу просидят.
Был случай, выскочила жена на шум куриный. Ястреб улетел, кур не видно, а одна валяется посреди двора. Оплакала убиенную курочку хозяйка, в ведро сложила, на веранду поставила. Сердце чуть успокоила, пошла курочку щипать, а курочка-то как взлетит! Да и побежала в курятник. Обморок у неё был.
Однажды ястреб на спине курицы прямо в гнездо въехал. Там я его и изловил. Отважная птица! Наверно, страх в нём генетически отсутствует. В глаза смотрит, головой крутит, так и норовит цапнуть. Поранил меня. Видно было, что приготовился жизнь задорого отдать. Отпустил я его с уговором. Посидел он на ветке долго, минут десять, наверно не верил, что жизнь вернулась, да и устал от борьбы. Улетел. Но уговор сдержал, не вернулся в том году ни разу.
Куры на поляне бесснежной траву сухую косят, а воробьи к ним под ноги всей гурьбой переместились, тоже что-то выискивают, может, семена мелкие, или камешки для зобиков. Куры на них внимания не обращают – здесь, на природе, всё общее. А в курином дворе, когда зерно им даёшь, норовят воробья клюнуть – гонят от хозяйского корма.
Пока нет воробьёв, на кормушке поползни и синички. Поползни тут главнее, поскольку синицы меньше. Набирают в клювы пшено и улетают прятать. Пока поползни летают, синички клюют, потом тоже набирают и прячут. Все соблюдают порядок и субординацию. И всем хватает. Поползни и синички делают запасы.
Если синички переключаются на другое или просто отдыхают, то поползни носят без устали весь световой день или пока корм не кончится. Это стратегия! Наступят лютые времена, когда снегом завалит все травы и кустарники, когда всё, что можно подберут зерноядные, и тогда придёт бескормица в паре с жестоким холодом и вороны с сороками будут подбирать замёрзшие птичьи трупики… Вот тут то и пригодятся запасы. Прыгай только по стволам да заглядывай в каждую щёлочку, и если не сам туда припрятал, так другие сотоварищи – всегда найдёшь столько, чтобы не замёрзнуть.
Не помнят птички куда прячут. Это и неважно. Главное, чтобы был запас. Потом, весной, потянутся росточки пшеницы, а то и кукурузы, из поленницы дровяной или из щели сарая, если дождик туда достанет. А поползни с синичками выживут и исчезнут с глаз на лето, поскольку интимное дело – тайное. А на зиму снова прилетят.
Дятлы! Два пёстрых с малиновыми шапочками и подхвостьями обследуют гнилой телеграфный столб, который электрики категорически отказываются заменять, пока сам не завалится. Конечно, длинноклювая семейная парочка всегда найдёт в щелях этого столба что-то на перекус. Они дружат.  По очереди поклевали прибитое к столбовой подпорке снизу сало. Но не задержались, полетели обследовать другие деревья. А вообще-то эти дятлы – гости постоянные. У них здесь зимний кормовой участок.
Налетают к нам и зелёные или седые дятлы. Они крупнее пёстрых и действительно зелёного цвета. Недавно узнал, что эти дятлы питаются зимой божьей коровкой. Кто знаком с этим красивеньким многочисленным вредителем картошки и брал его в руки, знает его отвратительный запах. Понятно, что конкурентов за эту добычу у седого дятла нет. А коровки осенью, перед холодами массово летят прятаться на зиму, набиваются во все щели, в поленницы дров, проникают и в дом, как ни закупоривайся. С подоконников в иную осень сметать приходится слой этих жучков в два пальца толщиной ежедневно. Так что, по-видимому, зелёные дятлы зимою не голодают.
Зелёные дятлы исключительно хорошо слышат насекомых сквозь дерево. И если дом деревянный и старый, то хозяевам редко удаётся спокойно поспать после восхода солнца – сядет такая птичка на оконный наличник, головой повертит, да как даст клювом – что молотком по раме!
Как-то прибегает ко мне сосед:
– Пойдём, я тебе мелкашку дам, ты мне дятлов постреляешь, а то у меня глаза уже не видят.
– Ты чего, дед, сбрендил? Не буду я мирных птичек стрелять.
– Да ты глянь, что они с уликами сделали!
И точно, в каждом улье дыра с кулак и именно напротив рамок, а рамки выедены. Стрелять я всё равно отказался – сам дед виноват, укрывать на зиму ульи надо.
Я-то умнее, в прошлом году оставил пчёл на улице зимовать, так укрыл их картонными коробами. Пошёл среди зимы посмотреть, а дятлы и картон пробили и ульи на стыке корпусов… Слышат они пчёл сквозь стенку улья да ещё и сквозь картон. Ну, что ж, накрыл сверху чехлом из простыни – покушения прекратились. Наверно, неудобно дятлам на тряпке сидеть.
Воробьи снова проголодались, всей стаей свалились на кормушку. Тарахтят клювиками, словно град идёт. Перемещаются постоянно, галдят, взлетают, садятся иногда на спину друг другу, толкаются. Но в этой кажущейся толчее есть порядок: ни один воробей не сядет на корм, все рядком, головой к кучке зерна, клюют с краю, по порядку. Кому места не хватает, втискивается между другими или ждёт, но на корм ногой не ступит.
Взлетели разом. Тут же синичка садится прямо на кучку пшена – воробьиный закон не ей писан. Воробей падает на неё сверху – приходится слететь, но пару раз клюнуть успела.
Пока воробьи на кормушке, поползень висит вниз головой на кусочке сала. Сало умышленно прибито снизу к подпорке столба. Мелкие птички легко его достают, зато не добираются вороны и сороки. Те снимают кусок целиком и уносят, а мелким не достаётся.
Между прочим, воробьи тоже едят сало, да ещё как! Но только в сильные морозы. Видно, зерном в мороз не согреешься, а сало – лучшее топливо!
Во! Белка! Чёрная, пушистая, вытянув хвост, стремительно несётся по насту меж стволов. А вот и подружка. Играют! Наелись уже. Они поселились в эту зиму на чердаке заброшенного соседского коровника. Тепло там, в сене, и не беспокоит никто.
Снега мало пока, и добыча орехов не доставляет труда. Белки, как и дятлы, прекрасно чуют маньчжурские орехи сквозь снежный покров и даже сквозь лёд. Тут и там видишь раскопанные маленькие воронки и ореховую шелуху.  В иную зиму первый снег выпадает с дождём, и эта каша смерзается сплошным бетонным настом. Дятлы долбят и лёд – им нипочём с их клювами. А белкам беда. На этот случай мы с осени запасаем маньчжурские орехи, и когда начинается голод, выкладываем понемногу.
Зверьки и птицы мигом обнаруживают подкормку. Белочки забирают орех, несут на дерево и там поедают. Дятлы имеют в округе несколько наковален. Это развилка дерева или трещина в пеньке, куда можно вставить орех, чтобы затем разбить. Дятлы работают – только осколки летят. Тут же вьются синички, подобрать крошки. К вечеру на месте подкормки остаются лежать только пустые орехи.

Загадка, как они умудряются узнать, что орех пустой, даже не надкусив его? Сколько раз находил в тайге брошенные кедровые шишки наполовину с орехами. Специально проверял – все пустые! Белка, бурундук, мыши, кедровки, сойки, дятлы – все распознают пустой орех, и никто к нему не прикасается. Человеку разумному для таких результатов, пожалуй, понадобится сначала создать научно-исследовательский институт… А эти первобытные народцы обходятся опытом поколений.
А вот и сойка появилась. Чрезвычайно красивая птица! И столь же осторожна. Она знает о сале под столбом, несколько раз удавалось клюнуть. Но тут человечья территория и это опасно. Поэтому она осматривается, перелетает, подолгу сидит на одном месте. Наконец, решается, садится на столб, пытается достать сало. Но висеть на лапах вниз головой сойка не умеет, поэтому срывается и улетает.
Куры насторожились, подняли головы, стали сдвигаться в сторону курятника. Но не слишком боязливо. Высматриваю причину. Ах, вот он, красавец! Фазан-петух шествует независимой походкой вразвалочку, волоча длинный переливающийся хвост, прямо сквозь куриную стаю. Они сторонятся, но не бегут. Фазан неторопливо скрывается в кустарниках. За ним поспешно перебегают открытое пространство две курочки-фазанки.
Им тоже сейчас ещё сытно. Полыни, изобильные семенами, и другие травы стоят ещё не укрытые снегами и неоклёванные птицами. Да и под ногами полно открытой пищи. А в иную зиму очень трудно фазанам.
Во время голодное самцы покидают участок и улетают неизвестно куда, чтобы оставить корм самкам. Мы стараемся подкормить их кукурузой, насыпая её под навесом. Бедные курочки! По рыхлому снегу пробираются, за ними траншеи остаются. И корм находят не все и не сразу. А снега если идут, то один за другим. Сначала видишь три следа, потом два, потом один с трудом сыщется. А потом до весны ни следочка фазаньего…
А весной мужики заезжие обижаются, когда на вопрос: «Ну, что, фазанов стреляешь?» я чуть не в драку лезу. Не понимают!
Фазан, вроде курица, а птица умная и гордая. И смелая. Каждую весну на кочкастом болоте фазан с фазанкой цыплят выводят. Она на яйцах сидит, а он неподалёку ходит, кукарекает периодически, чтобы фазаны-соседи его участок стороной обходили. Однажды слышу, кудахчет фазан сердито, да уж больно беспокойно и долго. Пошёл посмотреть. Крадётся крупный котяра к гнезду фазаньему. А фазан-петух у него на пути стал и кричит, ногами топочет, расфуфырился весь. Остановился я понаблюдать, что из этого выйдет. Кот-то по-всякому сильнее фазана. А если что, я котяре не позволю беспредел творить. Победил ведь фазан! Ушёл кот, не стал в драку ввязываться.
Ну, вот, вспомнил про котов, а тут и наш собственной персоной нарисовался. Идёт в вразвалочку, морду от кур отвернул, вроде их и нету. Они, между прочим, тоже его «не замечают», знают, что ему строго наказано ещё с цыплячьего возраста к ним не прикасаться. На свалку поплёлся. Звёзды должны сойтись определённым образом, чтобы Маркиз «соизволили» взять на себя труд пойти на охоту. Сегодня, кажется, новолуние.
Итак, охота! Самое трудное в этом деле заставить себя выйти из дома и дотащить жирный живот до помойки. Там следует водрузиться на тёплую шпалу около кучи хвороста. И сидеть, греясь на солнышке, аж минут десять, пока глупая мышь не пробежит так близко, что её можно достать лапой, не напрягая всё тело. Затем нужно снова тащиться с этим грузом обратно.
Если уж Маркиз поймал мышь, то будет орать благим матом, пока кто-то его не похвалит. Затем он съедает мышь и требует награду – рыбу, обязательно навагу свежемороженую. Если его наградить мясом, курицей печёной в яблоках или просто какой-нибудь чавычей, то он её съест, чтобы не обидеть дающего, но за обед не посчитает и будет требовать настоящей пищи, то есть наваги, пока не получит. Затем, измученный, заляжет на печку и будет лежать, пока не придёт время получать новую пайку наваги или пока эти диктаторы не сочтут, что ему нужно хотя бы раз в двое суток выходить в туалет.
Маркизу совершенно нет дела, как живут в других государствах. Ему абсолютно наплевать, что в домах по соседству диктаторы ещё свирепее и в дом кошек не пускают, а зачастую и вовсе их не кормят под удивительно диким предлогом, что в огороде и в лесу тьма мышей! Маркиз так не считает. Он кот вполне современный, демократ-сибарит по убеждениям и уверен, что рыбы ему дают мало, хотя в холодильнике, он сам видел – её полно.
Между тем, мышей в этом году действительно полон лес! Когда идёшь по лесной дороге, листва шуршит по сторонам каждые семь-десять шагов. Если же стать на то место, с которого охотится Маркиз, то одновременно можно наблюдать двух-трёх полёвок, совершенно не смущающихся присутствием человека.
Однажды я так стоял, любопытствовал, и вдруг увидел, что за мной тоже наблюдают. Маленькая, совершенно белая мордочка с круглыми ушками высунулась из мышиной норы у моих ног и с интересом разглядывала меня – явно ни разу не видела такое чудовище! Это горностай. Мелкий, очень симпатичный хищник, промышляющий грызунами прямо в их жилищах.
Есть в наших местах хищник ещё мельче – ласка. Живьём я её не видел, а кот, когда был моложе и менее ленив, поймал такого зверька и нам принёс, есть не стал.
Зверь побольше – колонок. Весь оранжевый, длинный, на коротких ножках, бежит, будто перекатывается, льётся рыжая струя. На участок к нам заходит, но не вредил ни разу. А у соседей, рассказывали, кур давил по нескольку сразу.
Хищники крупные – лесной кот и лиса приходят только в крайней нужде. Они понимают, что воруют у человека и стараются этого не делать. Но, когда у кошки подрастают котята, а у лисы лисята, а в природе безмышиный год, приходится кур воровать. Причём кот берёт курочку так, что другие даже не замечают гибели подружки и спокойно пасутся. Лиса же зачастую наделает переполоху.
Прошедшим летом, в июне что-то закудахтали куры, насторожились. Смотрю, окружили они канаву и кричат, а на дне канавы лисёнок-подросток к земле прижался и делать что, не знает. Погнал я его. Не приходил больше. Выжил ли? По первому снегу следы лисьи вдоль участка по лесу есть, но на двор не заходит.
Вот так, пока вспоминал-записывал, уже и к вечеру дело. Воробышки на пустую кормушку сели, на цыпочки становятся, шеи смешно вытягивают – в окно заглядывают. Знают прекрасно, что человек там внутри дома, и что человек этот с кормом задерживается, может, забыл про них? Нет, ребятки, не забыл. Сейчас вынесу. Надо же вам поесть, чтобы не помёрзли ночью.
На днях дрова из лесу носил, на дупло небольшое наткнулся, размером с яйцо куриное. И видно, что птичка там бывает. Проследил вечером, в сумерках: синичка половину тельца туда спрятала, нахохлилась, головку под крыло – и спит! Рада, что ночлег нашла. А ночами минус двадцать с ветром.
В сильные морозы и воробьи, и синички, и поползни – все на кормушку прилетают чёрные, в саже. Представляю, как они в дыму там, в печной трубе ночуют: с одной стороны ледяной ветер, с другой ядовитый горячий дым. И терпеть это нужно всю ночь, а ночи-то длинные, и всю зиму…
Вот вам, птички, зерно. Кушайте, сил на ночь набирайтесь.
Помоги Лесной Бог вам, зверики, до тепла дожить!

41. Я кошечек люблю
Олег Астафуров
   Знали бы мои великие предки про мою жизнь, померли бы от стыда. Я выучил биографии всех знаменитых котов, все они крутые кошаки по масти и по колеру, усы веером , хвост трубой.. Знали бы они про мою жизнь?..
   Раньше про котов сочиняли сказки, писали романы, учили наизусть стихи. Хотя бы вот этот взять:

             « У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том,
               и днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом.
               Идет на право песнь заводит, налево сказки говорит…»

    Да, были коты, и золотые цепи имели, и ходили куда хотели и как хотели, и направо, и налево, и песни пели в любое время суток. И даже представить трудно, как можно кота на золотой цепи…веником. Вот так задумаешься о своей жизни, особенно ночью, когда хозяева спят. И такая тоска возьмет, что заорешь во всю глотку: « Мяу…», и … под кровать, Я обычно после своего ночного вокала за хозяевами оттуда наблюдаю. А они бегают, суетятся кто с тапочкой, кто с веником, а кто и с кочергой – меня ищут. Но я умный кот, сижу тихо. Правда, не царское это дело пыль под кроватью нюхать, зато безопасно. Думаю о великом, мечтаю о будущем. Я ведь не простой кот. Я сиамский.
   Хозяйка говорит, - бабушка моя с клубными котами клубилась. Потому и обида меня берет - в деревне живу. Здесь кроме как с курами и свиньями не с кем о жизни поговорить. Одна радость - телевизор. Да и тот хозяйский мальчишка смотреть не дает - переключает с канала на канал.
   Вот, сегодня, смотрю передачу: "Как завтракают за кулисами большие политики", а он раз - переключатель, и на экране реклама памперсов: "... нет сомнений в том, что попки становятся здоровее, чем раньше ...". Так  я  и  не  узнал, что едят политики.
А меня хозяева объедками кормят. Стыдно подумать - "Вискас" ни разу не пробовал. Как-то котлетку со стола спер, так хозяйка два часа с веником за мной бегала. И после этого  говорят, что меня любят.
   Знаю я эту людскую любовь!?!..
   Недавно, по телевизору певца Влада Сташевского показывали. Так одна фанатка, так его любила, что голову отвернула.
   Кстати, и деревенские  «любить умеют». Кого любят, того и мучают. Взять, хотя бы  тех же кур и свиней. Любят их, любят, а потом – раз,… и съедят.
   А моя хозяйка еще своих детей любит. Это у нее, наверное, еще от предков каннибализм в крови остался.
   Я же хозяйского мальчишку терпеть не могу. То консервные банки к хвосту привяжет, то усы подстрижет. А какой, скажите, кот без усов?..
А недавно он меня в портфель посадил и в школу приволок. Учитель ему задание дал - рассказать о своем "хобби". Видимо, это его "хобби" такое - у котов усы стричь.
А в школе они такое с учителем проделывают!?! - Я бы лучше всю жизнь с банками на хвосте бегал ...
   Мне из портфеля видно было: только этот учитель взялся за мел - тут же террористический акт - целят ему лазерной указкой в глаз. Другой бы уши этому "снайперу" оборвал. А этому статус не позволяет - учитель. Он один глаз закроет - ему в другой целят. А вокруг хихикают: - Вы, - советуют, - мел кладите на стол. Легче двумя руками прикрываться будет. Вот он и сидит, как лошадь в шорах. А учеников, будто, блохи кусают. Стук со всех сторон. Я поначалу подумал, что коровы с фермы погреться в школу зашли. А это оказывается, дети от восторга по полу ногами бьют. От любви к учителю - "прикалываются". У меня аж хвост из портфеля выпал, тут по нему как топнут. Я как заору. В классе тишина. Только слышно - по коридору директор с завучем бегут. Подумали, что школу заминировали. А потом, завуч говорит: "Мы вас ребятки так любим, а вы котов в школу приносите". Взаимная у них любовь получается.
   А я детей не люблю, я кошечек люблю. И мучить ни кого не собираюсь. Я и с мышами дружбу вожу - соседи все-таки ...
   Только породистых кошек в деревне нет. А простых любить - хозяйка не разрешает.
Вот так и сидишь под кроватью, смотришь в телевизор. Мыши в чулане хозяйские продукты грызут. А я мечтаю, - как бы мне в город уехать. Там, сейчас кошачий клуб "Санта" конкурс красоты проводит - королеву кошек выбирают. Диск жокей на  взгреве, так и прет из него. И такие кошечки попсовые, на сцене под музыку прогрессируют. А я сижу с отстриженными усами. Так бы взял и всю хозяйскую мягкую мебель когтями изодрал.

42. Героин
Анна Эккель
Гуляли весело, на широкую ногу. Виновнику торжества исполнилось двадцать пять лет. Возраст, когда искренне обманываешься мыслью, что вся жизнь впереди  и она такая длинная и светлая, без болезней, утрат и серьёзных проблем. Всё легко и весело.
Друзья  отзвонились и предупредили, что немного опаздывают. Алексей не мог полностью расслабиться и гулять с многочисленными родственниками, он ждал «своих». С ними была одна жизнь и одни интересы.
Вот наконец-то приехали. У входа в ресторан припарковались сразу несколько крутых иномарок. Нарядные и веселые,в предвкушении хорошего угощения и «интересно» проведенного вечера, ребята с подарками  появились в зале. Именинник вышел к ним навстречу.За столами замолчали и с интересом стали наблюдать за происходящим.
Начались поздравления. Вручали дорогие подарки и навороченные букеты. Один из поздравляющих, сделав многозначительную паузу произнес:
- А сейчас «гвоздь программы». Главный подарок. Внесите!
Все головы повернулись за жестом сказавшего эту фразу. В дверном проёме появилась нахально накрашенная девица в вызывающем наряде, и под восточную мелодию неумело изображая «танец живота» стала медленно продвигаться к Алексею. Все видели, что на вытянутой руке у неё была небольшая коробочка, искусно перевязанная белой ленточкой. Главный подарок. Чем ближе она подходила, тем четче читалось на ней слово «героин».
Взрослые смущенно молчали,молодежь потихонечку подхихикивала,предвкушая успех «главного» подарка. Вот девица после поклона, в глубокой тишине, разве что барабанной дроби не хватало, передала загадочную коробочку Алексею. Он осторожно потянул за край ленты, бант развязался и, приподняв крышечку, стал вглядываться в её содержимое. Медленно начали раздаваться единичные смешки, а после того как засмеялся сам Алексей, вся молодежь повалилась от смеха. Сидящие за столами не могли понять,что случилось,и нетерпеливо переглядывались.
Именинник, весело смеясь, поставил коробочку на стол и, задыхаясь, сказал:
-Ну, братва, уважили!
Все, кто сидел рядом, привстали в надежде увидеть загадочное содержимое. Ближе всех оказалась упитанная дама средних лет, затянутая в бархатное платье и увешанная золотыми изделиями, словно новогодняя ёлка. Она осторожно стала вглядываться вовнутрь.  И вдруг у всех заложило уши от пронзительного визга. Это «бархатная» дама, забыв все приличия, визжала и махала коротенькими ручками пытаясь, закатив глазки, упасть в обморок. Молодежь «заржала» ещё громче от произведенного эффекта.
Но тут ситуацию взяла в свои руки мать именинника, Татьяна. Она подошла к пресловутой коробочке, посмотрела в неё  и чтобы не закричать, прикрыла рот рукой. Прошел шорох по рядам сидящих за столами:
- Ну, что там? Что?
Чтобы разрядить обстановку один из молодых людей подошел к коробочке взял что-то и поднял это вверх.В его руке, недовольно извиваясь, вереща, висел вниз головой маленький беленький крысёнок.
Парень сказал:
- Знакомьтесь, представитель рода крысиных. Крыс по имени Героин!
Алексей же подскочил  к другу и выхватил  грызуна со словами:
- Это мой Героин. Не трогай! – засунул его к себе в карман.
Инцидент был исчерпан и забыт.
Молодежь уехала продолжать праздник в Клуб. А  гости постарше стали потихонечку разъежаться по домам, благодаря Татьяну за чудесно проведенный  вечер. Проводив последних гостей, хозяйка, обессиленная, но довольная, что праздник удался на славу, присела на стул у края стола. Время уже давно перевалило за полночь. Несколько дежурных официантов лениво собирали грязную посуду.
Татьяна бесцельно бросила взгляд на стол. Ей показалось что-то странным и лишним. Она пристальней пригляделась и увидела на белой скатерти среди белых тарелок маленького крысенка. Про него все забыли на веселом празднике, а он уцелел и был очень этим доволен.  Сейчас же  сидел на задних лапках, опираясь на свой длинный хвостик, а передними что-то держал, пряча это, в густой и белоснежной шкурке на животике. Старался не шевелиться, чтобы не выдать своего присутствия. Татьяна, улыбнувшись, посмотрела на крысенка и сказала:
- Маленький, может быть ты мне покажешь, что ты прячешь?
Он понял, что его обнаружили, шевельнул хвостиком, а потом и носиком, смотрел на Татьяну своими рубиновыми  глазками. Ей захотелось погладить его за ушками, он был таким милым, что она не удержалась и, очень осторожно протянув руку, одним пальцем провела между ушками. При этом  подумала, что крысёнок сейчас испугается и убежит, но этого не случилось. Наоборот, пододвинулся к ней поближе. Татьяна поняла это как разрешение и ещё раз погладила между ушек. Вдруг маленькие лапки вынырнули из белой шубки, и она увидела, что он держит, а теперь и предлагает ей маленький кусочек сыра. Татьяна так удивилась, что  не поверила своим глазам.  Оглянулась по сторонам, хотела найти ещё свидетелей происшедшего, но, к сожалению, никого рядом не было.  Протянула ладонь, сначала в неё упал кусочек сыра, а потом в ней оказался и весь крысенок. Татьяна с широко раскрытыми глазами наблюдала за всем происходящим. Ей казалось, что находится где-то в сказке или ей это просто снится.
Она наклонилась и спросила;
- Как же тебя зовут, малыш? А, вспомнила, ты и есть Героин. Ну, как-то уж очень,солидно. Как я тебя буду искать? Ходить по квартире и громко звать « Героин, Героин, где ты спрятался?» Мне кажется, меня не правильно поймут. Будешь ты – Герочка! Согласен?»,- но крысенок её не слышал, свернувшись клубочком, доверчиво спал у неё на ладони.
 
43. Две жизни
Любовь Архипова
       Маги очень любила скакать, но не просто быстро скакать, а до свиста в ушах, Маги этим занималась с первых дней своих. Когда, впервые услышав, голос своей матери, а он был сильный и радостный, при этом такой нежный, Маги делала свои первые ломаные шаги, она вдруг подпрыгнула вверх и в сторону и упала. Мать так подбадривающее позвала ее, что удалось все-таки совершить два подскока к ней, и в награду Маги получила, теплое , пахнущее травами молоко. А через три дня она скакала, и ей было так легко, так невесомо, что даже порхающие над луговыми цветами и травами бабочки, разные летающие жучки и стрекозки, казались не такими быстрыми и легкими , как она. Очень быстро Маги поняла, что о ней заботятся: мать давала ей самое вкусное молоко, на ночь ей стелили, пахнущую солнцем и такую же желтую, как солнце солому, и, засыпая на ней Маги скакала даже во сне.
       Ипподром, где жила с матерью и другими лошадьми и жеребятами Маги, был окружен старыми домами, в которых жили люди. Некоторые из них восторженно смотрели на прыжки Маги, и ей нравилось, что на нее смотрят не мельком, а почему-то останавливаются и улыбаются, постоят-постоят, да так с улыбкой и заторопятся, вдруг вспомнив о своих делах.
       Не уходила только одна девочка. Она не могла ни уходить, ни приходить.
Ее привозили в инвалидной коляске – она не могла ходить вовсе, но радовалась девочка прыжкам Маги громче всех. Она так смеялась, так хохотала, особенно, когда Маги делала попытку прыгнуть выше, чем летали бабочки, и, не сумев этого сделать, растягивалась, цепляясь копытами за густую траву, падала, девочка испуганно вскрикивала, а Маги быстро вскакивала на еще слабые ноги, и , взбрыкнув, неслась не чуя под собой земли.
       Шли годы… И все эти годы Маги проскакала резвее многих своих однолеток, которые, как и она, участвовали в скачках. По-прежнему жила рядом с ипподромом теперь уже взрослая, запомнившаяся Маги своим радостным смехом когда-то маленькая девочка.
       Маги уже с трудом переставляла натруженные в бесчисленных скачках ноги. Она смотрела на женщину и думала: «Как хорошо, что ей не пришлось как мне скакать всю жизнь…»
       Глядя на Маги, женщина беззвучно плакала, задавая себе один и тот же, мучивший ее всю жизнь вопрос: « Господи, ну почему ты дал этой лошади возможность проскакать всю жизнь, а я не смогла сделать хотя бы один шаг…? »

22.07.2006г. Москва.

44. Основной инстинкт
Валентина Куршина
В этой  тихой деревне на берегу живописной речки Велесы  я появилась совсем случайно  шесть  лет назад. Однажды разговорилась с коллегой по кафедре, что мечтаю месяц провести в глуши, наслаждаясь тихими красотами средней полосы.
-  Тогда тебе просто необходимо поехать в Лазаревку. Это не очень далеко, в Тверской области. У меня там тётка живёт. Она тебя обязательно к кому-нибудь пристроит.

Так я познакомилась с душевным человеком, Дарьей Степановной.  Деревянный  уютный дом  хозяйки  находился на самом краю деревни, и большой огород  спускался к  прохладной  воде. Хозяйка моя была уже в летах и никакой живности, кроме кур с петухом, собачки Найды и кошки Маруси, не держала.

Серая пушистая Маруся жила в доме особняком,  и при любой моей попытке как-то сблизиться с ней демонстративно удалялась, всем своим видом давая понять, что я – это я, а она – это она. Короче, типичная кошка, гуляющая сама по себе.

А вот с  ласковой дворняжкой Найдой я подружилась сразу. Маленькая, с аккуратной красивой мордочкой и дивными карими глазами она была очень деликатной и  смышленой.  Если я уходила на прогулку, Найда скромно стояла возле калитки, ждала приглашения. И только после него весело бежала впереди, как бы показывая дорогу к местным достопримечательностям.  Но больше всего собачка  любила лежать у меня в ногах, когда я с книгой сидела  в тени  душистых  яблонь. Я читала, а она, положив голову на лапы, внимательно на меня смотрела. Иногда я перехватывала её взгляд, тогда Найда смущенно отводила глаза в сторону, смешно сморщив свои брови.

Когда же  я уезжала домой, Найда   бежала вслед за машиной до самой высокой точки дороги, после чего та резко устремлялась вниз.  Обычно  в этом месте  я оглядывалась и видела маленькую белую с черными пятнами на спине собачку, которая сидела на обочине и смотрела мне вслед. Она сидела до тех пор, пока дорога ни делала резкий поворот вправо, после чего Найды  уже не было видно.

В тот мой приезд сразу бросилось в глаза, что Найда не выбежала встречать машину. Обычно она со звонким лаем крутилась у калитки, всем своим видом показывая  большую  симпатию ко мне.

- А где Найда? – Спросила я вместо приветствия. Свернувшись калачиком, собака лежала в траве за сараем. На моё призывное: «Найда! Найда», - даже не повернула голову.

Дарья Степановна рассказала, что этой весной  народились у собаки четверо щенков.
-  Я подумала, ну куда их столько. Оставила одного. Я даже подумать не могла, что она так будет тосковать, так  искать своих деток. У меня чуть инфаркт не  случился от всех переживаний. А через  три месяца  и тот, оставленный, почему-то умер. У нас же в деревне ветеринара  нет. Не дай бог, что с человеком случится, так и тому помочь некому. Вот неделя прошла, как щеночка схоронили. Ничего не ест, бедная, только воду пьёт. Боюсь, что тоже помрёт.

Разместив в своей комнате вещи, я опять подошла к Найде.  Она лежала на том же месте, но на этот раз подняла голову и посмотрела на меня. И столько боли было в этом взгляде, что у меня глаза наполнились слезами.
-  Не переживай, Найдочка. Так бывает, - что ещё я могла ей сказать.

Вечером я работала в комнате с ноутбуком, как вдруг тихонько скрипнула дверь. Медленно бочком в комнату протиснулась моя подружка.
-  Заходи, Найдочка. Я тебя сейчас чем-нибудь вкусным угощу, - собака прошла несколько шагов и остановилась у комода.

Я взяла мисочку и положила в неё гречневую кашу  с тушенкой, которую  готовила себе на ужин. На мой зов Найда вежливо  притронулась к еде, а затем так же бочком  вышла из комнаты. Почти вся  каша осталась в тарелке. Я тяжело вздохнула, мне было искренне жаль собачку.
На рассвете я проснулась и  сразу увидела в комнате  Найду. Через чуть приоткрытые веки я незаметно следила за ней. Собака подошла к миске и стала есть вчерашнее угощение. Я вздохнула с облегчением, повернулась на другой бок и крепко уснула.
Как всегда,  мы много гуляли, ходили на речку, в лес,  и Найдочка  постепенно забывала своё горе.  Незаметно пролетел мой отпуск, и опять, обернувшись, я увидела милую собачку, провожавшую меня, как обычно.

В следующий раз я приехала в Лазаревку через год. Подъезжая  к знакомому дому,  сразу почувствовала, что что-то случилось. По двору  ходила какая-то чужая  женщина  с длинной русой косой. Увидев меня, она подошла к калитке:

-  Вы, наверное, Лариса? Мне о вас тётя говорила. А я её племянница. Меня Раей зовут. Так вы ничего не знаете? Умерла тётя Даша, как раз на Пасху похороны были. Вы заходите в дом, оставайтесь, как всегда. Я завтра в город уезжаю, а вы живите, сколько надо. Здесь всё, как было при жизни тёти. А надумаете уехать, так дом закроете и ключи соседке Анне Николаевне отдадите. Она  за хозяйством присмотрит, - говоря это, племянница Дарьи Степановны  подхватила мои сумки и проворно занесла их в дом.

-  А я  не знала ничего. Примите мои соболезнования, - мне не верилось, что больше никогда  не увижу милую добрую хозяйку этого дома. – А где Найда?

-  Ещё при тёте куда-то убежала. Никто её уже давно не видел. Кур я Анне Николаевне отдала. Договорюсь с ней,  будете брать свежие яйца, не стесняйтесь. А Марусю  я  с собой в город увезу, здесь она зимой пропадёт, - женщина  улыбнулась. – Располагайтесь и отдохните с дороги.

Мне было как-то не по себе, и я решила, что останусь максимум на неделю. Схожу на кладбище, поброжу по таким любимым  за многие годы местам. И уеду, одной здесь будет   слишком тоскливо.

Прошло три дня. Я как обычно сидела под раскидистой яблоней,  вдруг на дорожке, ведущей к дому,  я увидела Найду. В первый момент  даже не поверила своим глазам.
-   Найда!

Собака подбежала и стала тыкаться мордочкой мне в ноги. Её пушистый белый хвостик крутился пропеллером. Я обхватила  милую Найду и прижала к себе, но та всё время порывалась выскользнуть  из моих объятий. Наконец она громко залаяла и повернула голову в сторону тропинки. И тут из-за кустов один за другим появились три щеночка. Смешно переваливаясь на коротких лапках, они спешили к Найде. Как же они были похожи на свою маму, такие же беленькие,  с черными пятнышками на шкурке. Найда радостно прыгала,  то приближаясь к ним, то возвращаясь ко мне. Она всем своим видом как бы говорила: «Познакомьтесь, пожалуйста, это мои дети. Они очень милые и воспитанные»

Так вот в чем дело, вот разгадка исчезновения собаки – она просто спасала своё потомство. И только сейчас, когда щенки достаточно подросли и окрепли, Найда посчитала возможным привести их в дом.
-  Ах, Найда! Какая же ты умница, - я была очень рада нашей встрече. Теперь мне не надо было спешить уезжать домой.
Отныне мы ходили гулять по нашим заветным местам всей честной компанией – впереди Найда, за ней я, а за мной катились  три пушистых беленьких,  с черными точками, комочка. И если по пути следования какой-нибудь шарик терялся или сворачивал не туда, Найда быстро восстанавливала нужный порядок.
 За четыре недели щенки подросли, окрепли и уже не так нуждались в  своей маме. Одного щенка, самую маленькую девочку Дольку (Долли),  я  решила забрать с собой.  На два других тоже нашлись желающие, так что за будущее Найдиных детишек можно было не опасаться. Сама Найда первое время как бы искала свою старую хозяйку, но той нигде не было. Как же она останется здесь одна зимой? Эта мысль не давала  покоя. Но меня успокоила Анна Николаевна, пообещав забрать Найдочку к себе.
И вот наступил день расставания. Найда, казалось, всё понимала и  не отходила от малышки.
-  Не волнуйся, - я зарылась лицом в её шелковистую длинную шерстку, - я буду заботиться о Дольке и любить её.
Найда в ответ лизнули мою щеку влажным  шершавым  языком. Машина тронулась с места, и я боялась, что собачка будет безостановочно за нами бежать. Я посмотрела в зеркало заднего вида. Найда  остановилась на своём обычном месте, и пока дорога резко не повернула, я видела её маленький белый силуэт.

45. Дорога на эшафот
Галина Емельянова
А в конце орехового месяца
Если захватить его запас,
Бурундук на веточке повесится,
Рассердясь и шибко огорчась.
Сунет свое горло в разветвление,
Задохнется, будет так висеть…
Понимает: лучше смерть мгновенная,
Чем зимой мучительная смерть!
1964 Глазков Н.
 
Осенний лес скрипел валежником под лапами бурого медведя, а потом все лесные обитатели услышали отчаянный свист бурундука, крик боли и отчаяния. Лесное зверье замерло, но уж через мгновение, все поспешили по своим делам. Осенний день короток, а хлопот, перед долгой зимой, много.
«Все пропало, все пропало. Все, что нажито непосильным трудом, долгими летними днями, все разорено волосатой, безжалостной лапой. Медведь проклятый.
Чистые, теплые кладовые, уютная милая сердцу спаленка. а отхожее место? Все для уютной, сытой зимы. Кладовки наполненные отборными кедровыми орехами, жирными, черными семечками, которые храбрый бурундук, собирал, невзирая на опасность быть пойманным, проворными человечьими руками. А сколько страхов натерпелся, бегая туда — сюда с полными защечными мешками? То злая куница, перелетая с ветки на ветку, пыталась поймать, то грозя огромным клювом проносилась сова. И вот, когда счастье было так близко, пришел, разорил, погубитель.
Нет, все кончено. Я маленький, одинокий. А вокруг жестокий мир, долгая зима. Я, такой гордый, буду корчиться в голодных судорогах. Боль будет разрывать мой теплый животик. Полиняет, прекрасная рыжая шерстка, шустрый хвостик, облезет, и позабудет свой веселый танец.
Дорога одна, на высокое дерево, рогатину покрепче и конец всем мучениям.
В обычный день, мне хватило бы нескольких мгновений добраться до верхушки.А сейчас, когда впереди темнота и вечность, я цепляясь дрожащими лапами, почти ползу по шершавому равнодушному стволу. И если есть, где-то там, бурундучий Бог, то наверное есть и бурундучий рай. И может там я спою свою любовную песню, ту, что не спел здесь, на земле. Ничего еще не успел. Ни любить, ни родить. Просто построил бурундук дом, а теперь его нет.
Ну хватит, забрался слишком высоко. Пора, пора.
Вот прекрасная кажется ветка. И разветвление, как раз по моей, крепкой шее. Конечно, я плохо в этом разбираюсь, ведь не каждый же день, я иду на эшафот. Но выбор сделан. Вперед!
Я проскальзываю в рогатину и чувствую легкое удушье, головокружение. Прими небо, мою бурундучью душу.
Хрясть, и что это? Лечу вниз, только без паники. Не в петле, так от удара о землю, конец один».
Но теплые еловые ветви соседнего кедра принимают зверушку. Ветви пружинят, подбрасывают бурундука и он инстинктивно начинает вертеть пушистым хвстом. И подобно своим сородичам, белкам-летягам летит. Прямо на соседнюю ель.
Отдышавшись, он настороженно нюхает воздух, есть ли близко опасность, но до маленьких ноздрей, доносится, божественный запах орехов и грибов. И наш маленький герой, храбро спешит укрыться в дупле. Наполнив животик, он уснет, и не проснется, даже, когда хозяйка ночи, хищница сова, прилетит и будет караулить его у дупла. Сова отпугнет куницу, которая легко могла бы проникнуть в новый дом бурундука, и это большая удача, для малыша.
А белочка, чье дупло занял счастливец, веселит своими ужимками городскую детвору. Это ей наказание за излишнее доверие к людям и жадность.
А впереди долгая, суровая зима, но мы — то в с вами знаем, что потом на смену ей придет весна. И бурундук, возможно, споет свою любовную песню.
С благодарностью Тимофею Баженову за фильмы о животных

46. Не новость
Валерий Вч Коваленко
Это не стало новостью.
 Но стало поворотным моментом в общей истории людей и зверей.
 Ведь и до этого очень много говорилось о возможности такого явления.
 А некоторые из нас даже немного преуспели в обучении животных этому.
В основном шутки ради.
  Получается – дошутились.

 Началось же это не сразу по всей Земле, но местами. А дальше уже пошло-поехало.

 В селе с названьем странным Полуконь, заговорил по-русски… конь.
 
Заговорил неплохо. Заговорил связно. И хоть заговорил голосом лошадиным,
но очень даже приятным для человеческого уха.
 
А было так.

 Конь по кличке Чудак, как-будто приболел.

 Вызвали ветеринара из райцентра.

 Как и ожидалось, приехал признанный авторитет Сан Саныч  Мухин.
  Мухин, как вет.врач, клятву Гиппократа не давал, но по жизни соблюдал её
по отношению ко всему сущему.
 Круглый год приходилось ему ездить по району, исцеляя представителей фауны.
 Плащ Мухина какого-то непостижимого цвета, маскирующий доктора на любом фоне,
давно примелькался
  в сельской местности. Вполне может быть, что докторскому плащу это
свойство перешло от самого хозяина.
Неслучайно ведь Мухину многие говорили, что ему бы следовало податься в шпионы.
Но он в ответ на это лишь сдержанно улыбался.
 
Надо заметить, неброская мухинская внешность оптимально подходила для работы
с животными – врача не пугались, ему доверяли, в него верили и двукрылые, и
клювоносые, и парнокопытные, и прочие четвероногие, где-то даже принимая за
своего. А уже непосредственно при общении Мухин и курице мог в хорошем
смысле мозги запудрить, и к хромой козе подъехать нужным образом, и даже,
говорят, договорился как-то со знаменитым сексуальноозабоченным хряком из
Выползово, которого все боялись.
    Тогда так получилось, что кабан стал себя вести беспокойно и многие
подумали, что просто съел чего-то. А помочь страшились.
 Мухин же приехал и всё выяснил: осторожно подошёл к хрюшке, что-то сказал,
а может и передал телепатически, но хряк открыл пасть, а доктор тут же
извлёк из десны зверюги осколок кости.

 Но вернемся к Чудаку.

 Мухин приехал на конюшню с утра пораньше, чтобы осмотреть ещё спокойное
после сна  животное.

 Чудак – конь уравновешенный, но с характером. И Мухин это знал, поскольку
бывал на конюшне нередко.

 Когда уже подходили к деннику пациента, Мухин обратил внимание на пустующий
соседний “номер”.

 — А где наш Серый? -  спросил он у конюха.
 Спросил он это  не случайно: два коня, Серый и Чудак, с жеребячества росли
вместе и связывала их настоящая дружба.

 Конюх смутился и сухо ответил:

 — Серый, того… всё.

 “Странно, – огорчился Мухин, — если на убой отвезли, почему не согласовали
с нами? Ладно, потом...”

 Врача, по его собственной просьбе, оставили с Чудаком наедине.

 Вообще, Чудак – конь красивый, бодрый – залюбуешься, но сейчас выглядел
крайне утомленным.

 Первичный осмотр не выявил ни травм, ни язв, ни обильного слюнотечения, ни
вздутия живота, ни нарушения дыхания.
 Однако Чудак, по словам конюха, начал отказываться от пищи, а значит надо
было брать анализы.

 Мухин  взял пробу крови у Чудака, и сочувственно гладил шею красавца.
 
Больной же, с достоинством перенеся все манипуляции, повернул морду к
доктору и зычным с бархотцей голосом сказал:

 — Сан Саныч, не надо мучиться. Это просто усталость...

 Мухин, думая, что это были его собственные мысли, пробормотал:

 — М-да… усталость.

 — Сан Саныч, почему Серого на бойню отвезли?
 И тут Мухина пробило:
 — Чудак, это ты что ли?
 — Я, Сан Саныч. Не удивляйся. Но сил моих уже нет…
 У Мухина не случилась истерика, и он не решил, что сошел с ума.
 Он просто поговорил с конём по имени Чудак.
 Вскоре уже по всей Земле заговорили по-человечески животные — они просто
устали от той судьбы, которую им навязали люди.
 А затем, за короткое время, добрая половина населения земного шара почему-то
стала вегетарианцами.
 Животные же...  - с ними теперь надо обо всём договариваться.
 Кстати, надо отметить, что характер у домашних животных в основном покладистый,
если с ними обращаться… по-человечески.

 PS. Многие люди ещё и до этого умели “слышать”,  и поэтому в своё время
перестали есть своих, пусть и младших, но братьев.

47. Меломан
Янита Владович
В восемь лет мама отправила меня в музыкальную школу: хотела я того или нет, но трижды в неделю стабильно ходила на занятия: сольфеджио, музыкальная литература, пение в хоре. К счастью, последнее было факультативом, и я смогла отказаться. Но неожиданно для себя влюбилась в музыку и решила посвятить ей свою жизнь. После школы поступила в училище и каждую свободную минуту играла на скрипке.
Одна беда, я боялась публичных выступлений. Пальцы деревенели, а ноты то и дело норовили выскочить из головы. Именно по этой причине на всех ответственных выступлениях и конкурсах я фальшивила. Нина Михайловна, мой преподаватель по скрипке, посоветовала играть на улице. Что я и сделала. Не ради денег, а чтобы побороть страх.
Обычно я закрывала глаза и представляла, что вокруг — ни души, а шум… просто доносится из открытого окна, сама же продолжала творить магию музыки.
Помню, как-то послышались аплодисменты. Не переставая водить смычком по струнам, чуть-чуть приоткрыла веки: рыжеволосая девушка, позабыв о своих делах, хлопала моему выступлению. Все еще смущаясь, я, словно невзначай, отвернулась в немного сторону и увидела его. Он сидел в нескольких метрах от меня и покачивался в такт мелодии. Казалось, он тоже забыл об окружающем мире. Удивившись подобной реакции у кота, я продолжила играть.
В общем, у меня появился четвероногий поклонник. Он приходил постоянно и оставался до тех пор, пока я не заканчивала импровизированный концерт.
У мамы была аллергия на мех животных, поэтому домашних питомцев мы не держали, что не мешало мне мечтать о том времени, когда я заживу отдельно и смогу позволить себе кошечку. Не простою, а священную бирму. С яркими голубыми глазами, шубкой персикового цвета и темными перчаточками, носочками, мордочкой и хвостом. Я даже нашла похожую фотографию в интернете, распечатала и порой рассматривала, мечтая о собственной любимице. Так было до тех пор, пока я не повстречала серого худющего беспородного кота с рваным левым ухом и зелеными глазами, в которых светился интеллект.
Я шла на свои «выступления», надеясь, что и Зикки — так я называла своего поклонника — придет. И он приходил, вовсе не потому, что я его подкармливала, а из-за любви к музыке.
Наступила осень. Небо часто поливало землю холодным дождем, а в такие дни особо не поиграешь на улице. Да и не нужно уже, я излечилась от своих страхов. И все же старалась пробегать там, где появлялся Зик, чтобы порадовать его чем-то вкусненьким. Однако наши пути пересекались все реже и реже.
Я волновалась, как он пережил зиму, и едва лишь теплые солнечные лучи высушили землю, отправилась играть, надеясь, что музыка привлечет моего зеленоглазого поклонника. Но тот, кого я так ждала, все не приходил. Не в силах сдержать тревогу, решила перейти на другую сторону парка. Еще издали услышала бренчание на гитаре. Ноги сами понесли в том направлении. Я почти бежала.
Трое парней сидели на бордюре уже давно не работающего фонтана, а рядом замер мой любимец.
— Зикки! — позвала я.
Кот оглянулся, наклонил голову на бок, словно никак не мог меня узнать, а потом степенно поднялся и неспешно пошел ко мне. Я бросилась к нему. Присела. Начала гладить, удивляясь, как он изменился: пропала худоба, кто-то кормил его вместо меня.
— Это мой кот!
— Твой? — я посмотрела на парня с гитарой, огорошившего меня этой фразой. Он не был таким юным, как мне показалось вначале. Видимо, меня ввели в заблуждение рваные джинсы и давно не стриженые волосы, достававшие до плеч.
— Вано любит одинокие прогулки, и все же ночевать возвращается ко мне.
— Понятно.
А что я еще могла сказать? Только порадоваться: мой любимец нашел себе хозяина, который о нем заботится, и дом, где его всегда примут. Я же пока еще не могла позволить себе пушистого питомца.
Еще раз проведя рукой по голове Зика, встала и побрела прочь, стараясь не расплакаться, а поэтому не обращала никакого внимания на бурное обсуждение, которое проходило на бордюре фонтана.
— Эй, подожди! — крикнул новый хозяин «моего» кота.
Я обернулась.
— У тебя в футляре скрипка? Хорошо играешь?
Лишь едва заметно кивнула, не понимая, к чему эти вопросы.
— Нам в группу нужен скрипач…
Прошло десять лет, но я не жалею о принятом тогда решении. Не факт, что мне удалось бы сделать карьеру классического исполнителя: кроме таланта и усердия, нужна еще искра. Её-то в моем сердце не было, но она зажглась, стоило услышать тягучие ритмы блюза. И тогда родилась новая мечта, которую мы исполнили уже сообща. Я, Витя, Рома и Даня — «КватроБлюз». Не обошлось и без Вано, талисмана нашей группы, хотя в личных беседах я всегда называла его Зиком.
Три года назад я съехала от родителей, но из-за плотного гастрольного графика все еще не завела себе питомца. Возможно, когда-нибудь я остепенюсь, пойду работать преподавателем музыки, вот тогда у меня в доме и появится кот. Не уверена, что это будет священная бирма. Меня уже давно не тянет на экзотику.
Но пока моя мечта о собственном питомце не осуществилась, навещаю кошку Марь Саны, соседки, которая поливает цветы в мое отсутствие.

48. Будешь моей женой?
Янита Владович
— Будешь моей женой?
Кто не мечтает услышать этот вопрос? Наверное, лишь те, кто уже перешагнул этот рубеж. Мне нетерпелось осчастливить согласием своего принца, однако тот не все не приходил. Поэтому услышав вопрос, заданный немного скрипучим голосом, скорей всего, из-за нежелания спрашивать, я удивилась. Тем более что вечером ложилась спать одна.
А настойчивый поклонник снова поинтересовался:
— Будешь моей женой?
Перевернувшись на другой бок, я оглядела комнату: никого! Галлюцинациями не страдаю. И не сплю. Что происходит? Не с ума же схожу!
Вдруг со шкафа что-то прыгнуло — я в ужасе отшатнулась. Лишь стена помешала мне спрятаться за диваном. Секунду спустя я поняла, что ошиблась: это вовсе не зверек, а птица. Попугай. Такого красивого оттенка серого и с красным хвостом.
— Будешь моей женой? — глядя на меня, поинтересовался попугай.
Теперь понятно, что за гортанный тембр у жениха. Я рассмеялась. Он тоже — почти как человек. Не знай, что это смеется птица, никогда бы не догадалась.
— Петя любит Олю, — он выдал очередную реплику.
Я — Оля, но что это за таинственный Петя? Изобретательный. Терпеливый. И влюбленный в меня! Но ни одного мужчины с таким именем среди моих знакомых не было.
— Петя? Какой Петя? — спросила я. Маловероятно, что получу ответ, но вдруг? Попугай оказался не настолько умным, как мне хотелось. — Ты откуда, малыш?
Он смотрел на меня, склонив голову на бок, и, похоже, отвечать не собирался. И тут я заметила, что занавеска едва заметно колышется. Ясно. Вчера было просто убийственно жарко, а кондиционер приказал долго жить, вот и открыла окно, а потом забыла закрыть. На первый взгляд ничего страшного. Кто рискнет лезть в окно на седьмом этаже? Однако кое-кто сподобился в него залететь. Как жаль, что утренний визит словоохотливого попугая лишь случайность. Но его же кто-то научил этим словам? И все же старались вовсе не ради меня. Обидно.
— Эх ты, — вздохнула я.
— Петя любит Олю.
Что тут скажешь? Глупая птица.
Пусть возвращается туда, откуда пришла. Выбравшись из кровати, накинула халатик и босиком пошлепала к окну. Отдернув занавеску, сказала:
— Уходи! — Через секунду поправила себя: — Улетай!
Никакой реакции: попугай увлеченно чистил перышки. Я подошла ближе и дважды хлопнула в ладоши. Незваный гость перелетел на шкаф.
Вооружившись газетой, которую скрутила в рулончик, залезла на стул и попыталась спихнуть попугая. Он возмущенно крикнул, при этом громко щелкнув ключом в опасной близости от моей руки, чем отбил всякую охоту продолжать борьбу, тем более что на эту субботу у меня запланирована генеральная уборка. Я устрою такой шум, что незваный гость сам захочет сбежать.
Животных я не держала. С моим графиком работы не желательно заводить домашних питомцев, но это не значит, что я их не люблю. Элегантных кошечек. Милых щеночков. Как оказалось, даже болтливых попугаев. Так что после завтрака я отправилась в магазин, и среди прочих моих покупок оказался корм для попугая и поилка.
С уборкой я справилась намного быстрее, чем планировала. Возможно, потому что моему любимому Рики Мартину подпевал Айк: я сумела выпытать имя у своего утреннего гостя.
Несмотря на желание оставить попугая у себя, я понимала, что у него есть хозяин. Он, конечно, растяпа, коль уж позволил Айку улизнуть, но точно заботливый и терпеливый, если сумел научить птицу стольким словам. Быстро набрала на компьютере текст объявления с описанием попугая и собственным телефоном и отправилась в КопиЦентр, где попросила сделать двадцать копий. Потом минут за сорок развесила их по всему району. Если хозяин Айка живет дальше, значит, не судьба ему вернуть свою птичку.

Сутки спустя он так и не позвонил. Нет, было несколько кандидатов, которые не смогли ответить на вопрос «Кто любит Олю?» и на какое имя отзывается попугай. Естественно, я устраивала проверку. Кто же отдаст говорящую птицу первому позвонившему?
Я почти поверила, что Айк останется со мной. Как вдруг объявился он, Петя. Услышав, что попугай в руки не дается, поэтому его нужно ловить, радостно сообщил, что может заглянуть прямо сейчас. И как мне ни хотелось подольше побыть с Айком, все же назвала адрес. Через двадцать пять минут в дверь позвонили.
На пороге стоял высокий широкоплечий шатен с карими глазами. Ну почему он не был низеньким хиленьким рыжиком? Повезло же какой-то Оле! Не только красавец, но еще и романтичный. Не говоря уж о том, что замуж зовет. Я почти ненавидела свою тезку.
Пока Петя гонялся за попугаем, тот никак не желал возвращаться в клетку, я приготовила чай и предложила гостю. Мы прошли на кухню, где я включила на телефоне песню Рики Мартина «Ля бомба». Айк немного поупрямился, но все же прилетел к нам и, усевшись на двери, начал подпевать. Там его и поймали. Сделав то, ради чего пришел, Петя засобирался домой.
Уже выйдя на лестничную площадку, снова поблагодарил, а потом смущенно произнес:
— Мы не обсудили вознаграждение…
— Я была рада познакомиться с Айком.
Буду скучать по нему. Нет, этого я не сказал, позволив нетерпеливо переминающемуся с ноги на ногу парню поскорей уйти. К своей Оле.
Без попугая было скучно. Я раз десять порывалась позвонить Пете, чтобы выпросить разрешение навестить Айка, но в самый последний момент нажимала кнопку «отбой». Даже подумывала купить себе другого попугая, но отказалась от этой идеи. Моего Айка никто не сможет заменить.
Две недели спустя я проснулась от стука. Бормоча проклятья в адрес незваных гостей, побрела открывать дверь. Но никого не было. Едва вернулась в постель, как снова стучат. И опять никого. Тут мне в голову пришла разумная мысль: если бы кто-то пришел, то воспользовался звонком, а если стучат… Я бросилась окну. Айк! Он тоже по мне скучал. Быстро открыв окно, впустила попугая.
— Петя любит Олю.
Какое постоянство! Я рассмеялась. Поскольку отдавать попугая обратно не планировала, осталось лишь найти другого Петю, чтобы все, что говорил неугомонный Айк, было правдой.