Несостоявшаяся кража

     Пятый класс начался для Саши  удачно: сразу навалилась куча приятных новостей, много новых учителей, и каждый урок начинался, как правило, в ином классе, на другом этаже их старенькой трёхэтажной семилетней школы по улице Герцена, 55 в пригороде Харькова Красной Баварии. Разные классы на переменах часто встречались на лестнице, шумно протекали друг через друга, не обходилось и без стычек, когда особо уверенные в себе крепкие ребята не уступали дорогу на узких лестницах, пытаясь сбросить вниз противников. Во время перемен учителя дежурили в коридорах, и на лестницах, пытаясь навести порядок. Каждый день в помощь им назначался дежурный класс, ребята которого приходили раньше всех, получали красные нарукавные повязки, и стояли на входной двери  перед началом учебного дня, впуская в школу учеников, и требуя от них в дождливые дни надевать сменную обувь прямо в вестибюле. Перед уроками, за десять минут до звонка, на улице в хорошую погоду, и в холле в плохую проходила зарядка под музыку из репродуктора. Затем ученики организованно расходились по классам, и начиналась учёба.

     Сашу всё радовало в этой новой системе, особенно нравились ему учителя русского, украинского и немецкого языка. Русачка только пришла в школу, стала одновременно пионервожатой школы, её уроки впервые показали Саше, как интересны, оказывается, правила написания слов, их сочетания в предложения, состав сложных слов, их происхождение и порой их скрытый, второй смысл. Это была наука! И этим интересно было заниматься, особенно на уроках, когда голова только этим и занята. И некогда смотреть по сторонам, для ленивых посторонних мыслей больше не было места. Это было восхитительно. Наконец-то Саше стало вкусно заниматься. Другими словами просто не скажешь, именно вкусно.

     На уроках украинского языка Саше тоже было интересно, с учительницей класс учил все правила в школе, так что на дом не оставалось ничего. Это раз. Кроме того, речь учительницы была чёткой, дикция безупречной, и Саше легко давалось обучение, он просто закреплял уже пройденные «уроки» в деревне, где все говорили, конечно, на украинском. 

     Но особенно поразил его воображение учитель немецкого языка, приходивший в класс с потёртым жёлто-коричневым портфелем, с порога здоровался на немецком языке, объявлял сегодняшнюю дату тоже по-немецки, и писал, писал на доске шеренгу чужих слов, объясняя их произношение и смысл. Затем он строил из этих слов простые фразы, и тоже записывал их, приглашая учеников переписывать эти слова и выражения к себе в тетрадки. Говорил он на уроке исключительно на немецком языке, но странное дело, Саше и многим другим ученикам, смотрящим на него с неослабным вниманием, было почти всё понятно. Не то, что на уроке географии, который проводил учитель с козлиной бородкой и в очках, и двоечники, что попадаются в любом, и даже хорошем классе, дали ему прозвище Козёл. После уроков географа в голове у Саши да и, наверное, многих его товарищей, оставалось только, что нужно заполнять зачем-то контурные карты, да беготня учителя за дразнившим его двоечником. А любовь Саши к путешествиям и путешественникам, которая живёт с детства в любом мальчишке, проистекала у него явно не от незадачливого географа. Учитель арифметики и геометрии, напротив, был заурядной, серой личностью, и вовсе ему не запомнился.

      После нескольких первых недель в этом учебном году вдруг выяснилось, что школа № 76 находится в аварийном состоянии, и высокая комиссия из ОБЛОНО на два месяца вовсе закрыла школу, в которой Саша с перерывами проучился первые четыре класса. Учеников на этот срок перевели учиться в близлежащую школу № 89, которая была десятилеткой, и где было много пустых помещений. С местными учениками, которые были гораздо старше Саши, встречались изредка в туалете, и встречи были не из приятных, школа слыла бандитской, и тоже находилась в плачевном состоянии. Но два месяца быстро прошли, и снова Саша учился в своём классе, в своей школе.

      Друзей у него не прибавилось, но теперь к нему и Вите Громыко присоединился Женя Лементов, они втроём возвращались из школы по улице Чкалова, чтобы на углу у магазина разойтись по своим домам. Саше нравился Витя Громыко своим спокойным характером, ну и тем, что Громыко из правительства не мог не иметь к Вите родственных отношений, так что на Витьку тоже падал отсвет чего-то великого. Женя, напротив, был выдумщик, фамилия его лишь слегка напоминала о великом поэте Лермонтове, стихи которого знает даже мелюзга в третьем классе. Да и дружил он с Кебаном, которого на улице Кибальчича знали, как хулигана-заводилу. Это была его кличка, Кебан гордился ей, а Саша не понимал, откуда оно взялось, эта слово; наверное, от слова кабан, которого этот крепыш с короткой шеей напоминал. А поскольку Саша признавал только власть своего отца над собой, а власти хулиганов не хотел признавать, то и к Жене Лементову он относился настороженно, хотя тот, видимо, старался подружиться с Сашей. Но не отказываться же от провожатого, тем более, что иногда Витя уходил домой один. А Женя по дороге домой рассказывал о себе, о том, что у него одна мать, и что он не знает, кем хочет быть, а Саша в ответ рассказывал, что он не любит, и побаивается бандитов и хулиганов, что у него сейчас вторая мачеха, первая была лучше, что отец дерёт его за плохие отметки. Женя вдруг расхвастался, что он уже попробовал воровать, стянул что-то где-то, и ему за это ничего не было. Саша почувствовал, как что-то тёмное вдруг прикоснулось к его душе, неприятное и скользкое. И он стал возражать Жене, что это нехорошо, что поймают и накажут непременно. Женя начал успокаивать Сашу, стараясь его уверить, что в этом нет ничего слишком дурного, просто шалость, и только…

     А через несколько дней после начала второй четверти Женя подошёл к одиноко стоявшему на перемене у окна Саше, и заговорил с ним. Саша был благодарен Жене за внимание. Женя и рассказал одну из новостей дня, что Вова Недай принёс в класс диковинную авторучку, тогда как все ещё писали обычными перьевыми ручками, макая их в чернила из непроливашек. Вова показал в классе свою авторучку нескольким свои знакомым, и спрятал её в задний карман брюк, так что пружинный держатель был виден. Обычно во время перемен дежурные по классу всех учеников выгоняли, и приводили в порядок доску, запачканную мелом от предыдущего урока, убирали мусор, проветривали помещение. Но на этой переменке ученики собрались посмотреть что-то диковинное у примы класса – Вали Кусый. Все девчонки облепили её парту, а мальчишки тоже стояли около, во втором ряду.

-Пошли в класс, посмотрим, что там такое,-  обратился Женя к Саше, и они вдвоём присоединились к одноклассникам, глазеющим на нечто, лежащее на парте у Вали. Тем временем, Женя толкнул Вову Недая плечом, одновременно рукой ловко вытащив авторучку за держатель, и сунул её себе в карман. Саша видел всё отчётливо своими глазами, но не поверил сперва в то, что случилось. Вовка ничего не почувствовал, ручка была уже не у него, а он этого не знал! Женя увлёк Сашу со словами:

-Пошли, пошли в коридор, а то здесь дышать нечем,-

и они вышли в коридор. Женя вынул ручку из кармана, и протянул её Саше:

-На, возьми, пусть она у тебя побудет, пока её искать будут. На тебя не подумают.-

Саша машинально взял авторучку, и спросил Женю, когда тот отдаст ручку Вове Недаю, на что Женя ответил, пропев:

-Недаю – не дам,-

и засмеялся, словно совершив маленькую шалость. Саша настаивал на том, чтобы ручку отдать Вове сейчас же, и Женя, услышав, что иначе Саша сам пойдёт и отдаст ручку Вовке, нехотя взял у Саши ручку, и заявил:

-Я ему ручку позже подброшу, как будто Вовка её выронил. Это я пошутил.-

-Сейчас, или я Вовке всё расскажу. Мы же пионеры, и воровать нехорошо,-

Саша успокаивал этими словами и свою совесть, слишком медленно отреагировавшую на кражу. Оправдывало его в своих глазах лишь то, что он ни разу не колебался в том, что ручка должна быть возвращена её владельцу. Как и было договорено, Женя вошёл в класс незадолго до окончания перемены, и притворяясь, что завязывает шнурок на туфле, подложил ручку возле ножки парты Вали Кусый. И всё это было под  присмотром Саши, враз потерявшему всякую приязнь к этому слегка полноватому разбитному мальчишке, с которым больше не о чем было разговаривать. Покрасневший Вовка Недай, который обыскался своей авторучки, наконец-то заметил её, радостно поднял, открыл её, закрыл колпачком. Но вид у него был не счастливый, а недоверчивый, словно он чувствовал, что вокруг него ходили тёмные тучи лжи и коварства. Женька Лементов в этот момент отвернулся, словно смотрел в окно, а Саша покраснев, опустил голову.

11 апреля 2010 г.