Оля

  Она постоянно просила меня отвести ее куда-нибудь. Она постоянно ела. Еще, она непойми с чего вдруг взяла, что я живу здесь, хотя я провела здесь всего неделю два года назад и в этом году – три дня. Но поскольку она не затыкалась, объяснить ей что-либо было невозможно.
  Лил очередной дождь. Мы сидели на Гостинке, под зонтиком «Туборг», за грязным деревянным столом. Огромный зонт не спасал от потоков воды, я сидела нахохлившись, подняв воротник, но струйки дождя все равно змеились по спине. А ей как будто все равно. Она жевала гамбургер, купленный в переходе, и одновременно курила. Из булки сыпались на стол крошки, а сигарета норовила потухнуть, но она все равно жевала с открытым ртом и растягивала мокрую сигарету. И, черт возьми, ни на одну секунду не затыкалась.
  Она, оказывается, неместная. Так что черное пальто ее – родом откуда-то из солнечной Франции, а может из какой-нибудь Чехии. Из-за еды в ее рту нельзя было разобрать, про какую «свою» страну она говорит.
  Она любит кино, она любит водку, она любит сэндвичи и мальчиков. Ну и, конечно, девочек.
  Под зонтиком мы переживали дождь, но, дожевав, она вдруг вскочила, хлопнула себя по карманам и явно засобиралась дальше.
 - Куда?..
 - Экскурсия! По Невскому! Как ты обещала!

Она своими отрывками фраз и черными, в разные стороны торчащими волосами, напоминала вороненка. Неопределенного пола, любопытного, нездорового вороненка, которого заждалась мама. Но у нее мама не было, папы тоже не было, а единственный брат жил в Киеве, работал в шахте и делал все, чтобы эти два факта были единственной информацией, известной о нем.
Пританцовывая, Оля пошла вперед, иногда оборачиваясь и предлагая мне закурить. Я вяло отказывалась. Пока мы не дошли до Дворцовой площади.
 - Как красиво! Боже! – выдохнула она.
Я сплюнула на мостовую. Чтоб ее. Мы же здесь и встретились. Почему нельзя было довосхищаться тогда. Можно подумать, сдался ей этот Питер…
Нам пришлось зайти поесть. Единственное кафе, которое я знала в этом районе, было по совместительству моим любимым. Багателль, вроде так. Она швырнула мокрый пакет на соседний стол, а сама забралась на диванчик, сняв ботинки. Потом, хитро улыбнувшись, положила ноги мне на колени. Я поперхнулась пивом… Но оставила их лежать.
  Ноги были маленькими… С колготок капало мне на джинсы. Дотрагиваясь кончиками пальцев до влажного капрона,  я, почему-то, думала о солнце, маленьких каменных домиков.  Яблочных запах пота доносился до меня, и вместе с ним – мелодия, далекая… Стайки горделивых пташек…
  Она сняла с меня ноги и босиком, разбрызгивая дождь вокруг себя, пошла в туалет. Я постоянно радовалась отсутствию здесь народа, а сейчас возносила хвалы небу.
  Она поела уже, наверное, 9 раз за сутки и мы наконец-то выбрались из подвала. Время по Гринвичу уже перешло всякие границы приличных разговоров, поэтому я бесцеремонно запихнула ее в ближайшую подворотню и, ткнув коленкой между ног, почти укусила ее рот. Мне ответили…

  Сталь дождевых капель опять разрезала утреннее, белое-белое небо, пнув черную прядь на ее голове. Мы шли за руки, с пивом в руках, громко обсуждая Солнце, и маленькие каменные домики над низинами, поросшими дикой ежевикой. Там нету холодной стали, дурацких зеленых зонтов. Там нет нас.