Луч света с диска луны. Застава. Глава 5

Глава 5. Друг моего недруга — мой враг?

Лес расступился, открывая равнинные луга, посреди которых вилась дорога. Самая обычная дорога, которую разбивают проехавшие машины... Если присмотреться и принюхаться, то сразу видно, что из полноприводных тут разве что телеги проезжали, поскольку такую кучу ни один лимузин не наделает. Но и не слон: для слона мелковато — даже не по колено. А сверху и не подумаешь ничего такого — камень-камнем...

Но главное! Главное — дорога. Раз есть дорога, значит она ведет к жилью. Я чувствовал себя уже значительно лучше. Рядом живущие люди могут приютить и накормить. С другой стороны, меня может узнать кто-то из тех, что ранее общался со мной, или вернее — с бывшим мной... или еще точней — с этим телом... В общем мной, а если думать иначе, то того и гляди потянет на формалин или барбитураты — в зависимости от реалий моего появления в этом мире.

В предвкушении встречи с аборигенами в воображении всплывали картины от светлой, до самой темной. Осторожность все же взяла верх, и сойдя с дороги, шел по краю леса, готовясь дать стрекоча в свисающую зелень ив за редким частоколом прибрежного леса. Заодно шаркал по траве правой ступней, оттирая приставшую к ней вязкую грязь.

Как интересно получается — я тут скоро с голода помирать начну, а опасаюсь неизвестно чего. Задуматься надо о другом: как скорей сытно поесть и сладко поспать. После ночного заплыва толком выспаться так и не удалось. Теперь голова звенит, заглушая все остальные звуки, вводя в сонливость. Желудок ей подквакивает в унисон — хорошо спелись, твари! И обе — мешают думать.

На дороге встретил заросли кустарника. Нарвав несколько веток, навел марафет правой пятки, и только потом заметил, что порчу еду — то были ветки смородины с крупными черными ягодами, что на свету отсвечивали темно-красным цветом. От такого кощунства глаза начали наливаться кровью, но и после того, как приметил, что этой ягоды тут много, лучше не стало — высоко подпрыгнул и с сумасшедшими воплями (как потом восстановилась в сознании) метался от куста к кусту трясущимися руками отправляя горсти ягоды вместе с зеленью и мелкими ветками себе в рот.
-- Это просто праздник какой-то... - Сумел вымолвить совершенно обессиливший, но довольный.

Ощущения были непередаваемы — это несравнимо ни с чем в этом мире. Но как все хорошее, оно переросло в безобразное: живот свело, и дальше двигаться было не под силу. Наверное только вода из родника спасла меня от выворота всех внутренностей.

Пытаясь унять боль, лежал свернувшись колачиком. Незаметно пригрелся на солнышке, так и уснул. Травка на поляне не могла вырасти высокой, а слежавшийся слой из прошлогодней, был мягок и пружинист, напоминая постель. Поспал так часа три, после чего тени деревьев подвинувшись, скрыли пушистые лучи пасмурного неба. Посвежело. Такое просыпание меньше всего было в тягость.

Умывание окончательно привело в чувство, и еще раз откушав, отправился в путь. Двухметровая облысевшая от коры жердь с набалдашником в виде молотка нашлась сама собой. Она могла стать хоть каким-то орудием против здешних волков. Что они тут водятся, я уже убедился воочию. Оказалось также, что путешествовать с посохом не в пример легче — кисть руки сама собой раскачивает ею в такт движению, незаметно помогая переносить свой вес с ноги на ногу. А попеременно держа посох то в одной руке, то в другой, сложно чрезмерно утомить руки.

Дорога постепенно отдалялась от деревьев, и они уже не могли служить ориентирами пройденного пути. Скорее всего она вела в город, или в какое село.
Впереди показалось облачко пыли.
-- Люди! Ура! Люди! Или тати?... - Дыханье замерло, в течении полуминуты высматривал из-за кустов появившуюся телегу с двумя впряженными лошадьми.

Оглядел поводу. Правил ею невысокий сухонький мужичок. Он был в одной длиной рубахе, сшитой из лоскутов. Видно, что такой наряд не от высокой моды — скорее напоминал рясу священника. В моем ободранном одеяние я даже стал чувствовать себя как в парадном костюме. По крайней мере у меня, какие-никакие штаны — имелись.

Видя мой изучающий взгляд он исподлобья косил в мою сторону, не ожидая от меня ничего хорошего. Поравнявшись он тем не менее вежливо раскланялся, и мне ничего не оставалось ответить тем же. Но прежде чем я поднял голову и заговорил с ним, тот припустил коней, стараясь как можно быстрей оставить это странное место.
-- Долбанного дятла в долбанное дупло этого обдолбанного... - Начал злится и на него, и на себя — всего такого вежливого!

Ладно, с расспросами можно и до города потерпеть — должен же он скоро появиться. Здесь к чужакам на дороге видать относятся с настороженностью. Вряд ли следует ожидать выведать хоть что-то полезное.

Вскоре пришлось пересмотреть свои взгляды, поскольку не ожидалось изначально, что придется идти так долго. Дорога вилась среди холмов, сливалась с другой, и не хотела заканчиваться. Вот это расстояния! Ни деревни, ни города — сплошная дорога, и скрежет пыли на зубах. Часа четыре не встречалось ни единого намека на людское жилье.

Вскоре я опять внутренне ликовал от вида появившегося облачка пыли — никогда не думал, что может так распирать от радости при виде подъезжающих людей. Теперь, боясь упустить второй шанс, с самого начала шел наперерез, собираясь выведать побольше о здешних краях. Старый крестьянин посмотрел на сидящую в повозке девушку, по видимому, его дочь. Взяв в руки кнут он полностью его развернул на телеге. Попутчица со страхом взглянула на него, затем просяще посмотрела на меня. Я то что — всего лишь хотел поговорить, иначе скоро речь людскую забуду:
-- Добрый человек. - Начал я. - Не подскажешь, далеко ли до города?
-- До какого города? - Недоверчиво сощурил глаза старик.
-- Я не из здешних мест, иду издалека. Эта дорога как скоро выведет меня к ближайшему городу?

Старик задумчиво почесал краем кнута за ухом:
-- Странный ты человек. По эту сторону реки городов еще долго не будет.
-- Так куда же дорога тогда ведет, коли не в город?
-- Она ведет к мосту через реку. Через него в трех днях пути будет торговая застава. С той заставы можно будет выйти либо к Чейндра, либо к Вокрич. Только в них ни разу не бывал, посему, дороги не ведаю.
-- Ясно. - Я погрустнел. Деления поселений на города и заставы для меня были в новинку. - А вверх по реке городов нет?
-- Нет. - Старик перешел почесывать кнутом затылок. Вид у него был удивленный, если не сказать — озадаченный. - И отродясь никогда не было. Там только тати безродные промышляют. Ты сам откуда путь держишь?
-- Мой караван был разграблен в дороге. - Проанализировав все, что я выяснил до сих пор, это был единственный вывод, который напрашивался. - Не знаю как сам спасся. И память частично при том утратил.
-- Чей караван был? - заинтересовано спросил дед, собрав и повесив кнут на плечо.
-- Для меня большой вопрос, как сам зовусь, и про караван тот не ведаю. Знаю лишь, что два десятка человек при нем было. Все они сейчас зверье кормят. Напали на нас дня четыре или пять назад. Может что знаешь про него — чей он был, и стало быть кому я служил?
-- Дай подумать... - Старик попытался уложить топорщащуюся веслом бороду, наматывая её на кулак, попутно рассматривая незамеченную им до сих пор тучу, разлегшуюся через весь горизонт. - Недавно, недели две-три тому назад, на заставе видел караван. Тот ли, нет — не ведаю. Купец своего поверенного с ним отправил. Сам же который год безвыездно живет на заставе. Гоэрнех-Путешествующий его кличут. Если ты у него на службу нанимался, то он тебя будет помнить: он ни друзей, ни врагов ни разу не забыл, и ни разу не перепутал.

Я не понял, у старика юмор такой, или это здешняя поговорка. Нужно не забыть имя того, кто поможет мне узнать о своем месте в этом мире. Надежды на это, правда, немного:
-- Может еще увидимся, жаль что сейчас уплатить за помощь нечем. - Зашагал дальше, стараясь до заката пройти большее расстояние.

Старик не переставал изучать меня отреченным взглядом, и решив про себя какой-то вопрос, крикнул в след:
-- Коли ты действительно тот, за кого себя выдаешь, то мы можем быть полезны друг другу. Не спеши — застава никуда не денется.
-- Слушаю? - Я остановился, пытаясь понять, чего следует ожидать.
-- Дело в том, что к нам в село стали наведываться... соседи. Не тати, а так... Все, что ни найдут, припрячут. Вот с ними бы помог разобраться — житья в последнее время от них нету. Я бы тебе был более чем благодарен за такую услугу.

Ну а чего еще следовало бы ожидать? Никто не намеревался с оркестром встречать меня в этом мире. Кому нужен бродяга без имени? Если кому и есть до меня дело, то только в виду своих интересов. Здесь у простых людей и проблемы простые: видать старик уже сам не может надавать по морде, так и ищет, как отомстить обидчикам.

Увидев, что размышляю, дед продолжил:
-- Их трое всего. Для тебя одного с ними справиться — плюнуть и растереть. Сами занялись бы, да только мстить за них будут. А ты — человек пришлый, тебя никто в тех местах не знает. Уйдешь — погоню за одним тобой пускать не станут: степь бескрайняя, а пожива с тебя, ты уж не обижайся — невелика. Не стал бы к тебе обращаться, но они уже навещали дом нашего старосты, избили так, что уже неделю как в беспамятстве лежит. Над внучкой его чуть не надругались: еле отбили. Из-за случившегося теперь вот дочь с собой беру, когда по делам в другие села отлучаюсь.
-- Что ж вы сами всем селом им в ответ не навтыкали? - Медленно начинал понимать, что эти соседи — отморозки. Такие и нож под ребро сунут заместо здрасте.
-- Ась? Навтыкали? Али как? Как это такое? - смутился непонятному обороту речи.
-- Говорю: что ж не проучили поганцев? - Непроизвольно сжал кулаки, чувствуя, как уже рву глотку всем троим. Когда голодный — я злой.
-- Я же говорю — самих их соплей перебить можно, но они в одной из банд кормятся. Так когда мы одного из тройки к стенке приперли, остальные всю банду привели. Ну так вот и объяснили каждому из наших, что если мы кого из них сами тронем, то все село пожгут. Так хорошо объяснили, что никто месяц согнуться не мог. Теперь вот озверели в конец, что никому жития не дают.
-- Не понимаю, что вы от меня хотите? - Ко мне стало возвращаться благоразумие и инстинкт самосохранения. Тут явно все не так просто, как в первую минуту показалось.
-- Так а что непонятного-то: коли сможешь перебить их всех — хорошо отплачу.
-- Если я этих троих... ну справлюсь с ними, - В чем я уже сильно сомневался. - то ведь остальные придут и все жилье в отместку пожгут.
-- Нет — не станут. Кум ихний у нас живет. Он и расскажет всем, что мы тут — непричем. Наемникам мы уже раз платили. Да только те пришли шумной толпой, поели припасов, и оплатой забрали столько, что мы бы за год от нашей беды откупились бы. Правда после этого полгода ни одной рожи из этой троицы не видели — так те запужались. Тебе заплатим тоже, только не вспугни их раньше времени: нужно им преподать такой урок, чтобы его запомнили, теперь уже навсегда. После через заставу уйдешь — до туда тебя преследовать никто не станет — боятся тебе нечего. Нам же тут еще жить.

Насколько мне подсказывал жизненный опыт, от этого дела стоит отказаться, поскольку оно может быть интересно только для самоубийцы-одиночки. И вообще — надо держаться подальше от игр, где утешительный приз за второе и все последующие места — смерть. Нужно отказаться... Или все же может постараться помочь? Тем более если никого убивать и не придется? Может все само-собой образуется к тому времени, что мы подъедем к месту?
-- Даже если дело будет проще, чем я это себе представляю, сколько получу с этого?
-- С деньгами сейчас туговато, но обещаю — в накладе не останешься.
-- Надеюсь они не сильно вооружены? - Если да, то пускай ищут другого дурака — с одним посохом я вряд ли справлюсь с подготовленными людьми.
-- Когда как. Иногда с мечами приходили. Иногда вообще только с кинжалами. Они когда в гости к родственнику приходют, тогда вовсе без оружия. А вот когда напьются после богатой добычи, тут никто к ним близко не подходит, по домам запираются, а некоторые в лес бегут — боятся что пожгут.
-- Ясно. - Ума не приложу, что делать. То, что я — в смятении — ничего не сказать. Если же не соглашусь, то все время буду бояться. Тем более станет ясно, что никакой я не охранник, а скорее всего сам переодетый тать. И сам караван в засаду завел. А мне такие слухи ни к чему.
-- Что дадите за помощь? - Я начал торговаться. Быть нищим оборванцем, кем к настоящему моменту и являлся — еще один путь к разбою.
-- Ну... - Старик прищурившись оценивал меня взглядом.
-- Как насчет коня? - Мне вспомнилось, насколько длинная дорога в этих краях.

Дед вздохнул, поискал коня на земле — откуда бы ему там взяться, и с жалостью посмотрел на дочь, как будто я просил его отдать все самое дорогое:
-- Коня, так коня. - Вдруг решил он. Потом почему то повеселел. - Коли сможешь забрать, конь твой.
-- Что это значит? - Ошарашено спросил его.
-- Есть конь один. Не конь, а огонь! Только он никому не дается, и тот кто прокатился на нем, давно считает поломанные ребра. Один себе даже шею свернул, как сверзился с него — хорошо, что перед этим успел заплатить за него. - Последнюю фразу он заканчивал почти шепотом.
-- Ха-ха! - Меня развеселил такой подход к оплате. Если рубль захочет, то он перейдет в твой карман, а нет — так не обессудь, станешь инвалидом. Черт! Кроме всего прочего я ведь не умею сидеть на лошади.
-- Значит по рукам. - Интерпретировал мою радость старик.
-- Мммм... - Тупо уставился на пожимаемую руку.
-- Вот и ладненько. Садись мил человек.

Сел, на телегу, сам еще не понимая, во что только что ввязался. С другой стороны буду хотя бы в тепле, сыт и одет. По всей видимости, не надолго. Чуть поколебавшись, разлегся на телеге, свернувшись калачом, и спокойно заснул. Не знаю, сколько спал, тут меня начали тормошить. Чего там еще?
-- Приехали что ли?
-- Приехали, приехали. - Ехидно поддакнул дед.
-- Тогда чего?
-- А того. Мы на ночевку встаем, и коли не хочешь чтобы нами волки позавтракали, становись сторожить.
-- Оружие какое есть? Не с костылем же против волков?
-- Их главное отпугнуть — в это время года они не опасны: дичи сейчас полно. Вот они лишний раз сунуться к людям не спешат.

Я бурча, стал проверять, все ли при мне. Из того, что в карманах не прибавилось следует, что за время моего сна никто не пытался меня ограбить. Если бы попытались, то из жалости подкинули бы хоть кусок зачерствевшего хлеба. Оперившись посохом в землю, легко спрыгнул с телеги:
-- Ладно дед. Кстати, как тебя зовут, раз уж мы сделку заключили?
-- Соковор-Летний. А своё имя ты еще не вспомнил?
-- Ммммм.. Кличку свою помню. Михалыч меня иногда кликали. - На случай вселенского заговора сообщил только своё отчество, хотя и понимал, насколько это глупо.
-- Странное имя. А, это ведь кличка. Не знаю что она означает, да и знать не хочу. - Соковор возвел глаза к небу и что то зашептал.
-- Да ничего она не значит. Эта кличка от имени древнего произошла, которое ныне никто уже не помнит. То было имя великого война — Михаила. - Я разошелся, и уже собрался навешать на уши еще развесистой лапши ведра с три, как...
-- Не слышал, но верю тебе. - Тем самым подавая знак, на самом деле не верит в мои россказни, и что разговор завершен.

Становилось темно, Магритель — так звали его дочь, уже насобирала хворосту. Соковор вытащил аккуратно обтесанный со всех сторон камень, формой напоминающий толстый карандаш, и провел по желобу железного прута. От этого высыпал сноп искр, как от циркулярной пилы. Тут же костер занялся. Я удивленно покосился на столь удивительный агрегат. До сих пор считал, что здесь чуть ли не деревом по дереву зажигают огонь, а тут прям двадцать первый век. Думаю коллекционеры и просто экстравагантные люди за такие «спички» отдали бы многое. Если эта штука существует у рядового крестьянина, то чего стоит ожидать от цвета общества? И что-то я не припомню из истории такого предмета обихода. Может сейчас — это позднее средневековье или девятнадцатый век?

Все, дальше думать не имело смысла, в голову начала приходить всякая чушь. Проще спросить:
-- Соковор-Летний, как называется эта штука? - Я кивком указал на прототип зажигалки.
-- Черкаш. - Он ошеломленно уставился на меня. - Слухай, а тебе случаем не всю память отшибло, ты все какие-то дурацкие вопросы задаешь?
-- Большую часть. - Я потупился. Магритель с сочувствием посмотрела на меня.
-- Лучше бы тебе отшибло то место, чтобы ты забыл, как глупые вопросы задавать!
-- Тятя, что ты к человеку так пристал. Не видишь, не в себе он. А уже придумал, какую пользу с него получить. И коня, ему на смерть подсунул. - Магритель вдруг вступилась за меня. Я с интересом посмотрел на неё. Как будто первый раз посмотрел без пелены на глазах. При знакомстве по её виду и не скажешь, что такой она могла пойти против кого бы то ни было, пусть даже перед собственным отцом, настолько был затравлен её взгляд. Теперь наполненный участием, согревал меня.
-- А ну цыц! Ты что удумала? Он хоть и без памяти, но человек он умный, и понимает, куда лезет и под чем подписывается. К тому же не верю я, чтобы один человек с двух дюжин смог бы уцелеть, а все остальные так удачно погибли. Либо он сам дьявол во плоти, что ушел от тех чертей, либо он и сам тать... - Тут же он и Магритель посмотрели со страхом на меня. Старик в ярости на дочь забыл попридержать язык.
-- Что ж, спасибо хотя бы за честность. В самом деле может статься и так, что я жил раньше разбоем. Но помнить этого не могу. Насколько помню — не моё дело, чтобы у честных людей жизнь и добро отбирать понапрасну. - после этих слов прозвучал отчетливый выдох, или мне показалось. И продолжил. - Коли не доверял мне, зачем звал решать такие серьезные дела?
-- А почему нет? Если тать знатный, то он такое отребье нигде не потерпит. Потому как есть и у них честь. Ведь становились они такими от безысходности. У нас пять человек ушли в леса удачи искать. Так никого из сельских никогда не трогали. Эти же совсем другие. Они что звери в лесу — съедят, коли никто сильный защитить не сможет.
-- С теми что случилось, кто в лес подался?
-- Да кого волки, кого медведь, а кого и охотники со свету сжили. Сейчас в лесах совсем другой народ пошел. Нас не сильно трогают, поскольку знают, село бедное, нечего с нас взять. А вот в другие часто наведаются. Только теперь им несолоно хлебамши уходить приходится. Почти во всех богатых деревнях дома обнесли частоколом, и охрану поставили на врата. На город похожи стали, как говорят. Если тревогу подымут, так бегут всем селом дома защищать. Нам далеко до этого. Да и боятся наши всех. И своих, и чужих.
-- А меня почему не боитесь?
-- Как же, не боимся. Но с тобой у нас уговор. Если бы хотел нарушить, то не пошел бы с нами. К тому же ты сейчас и сам не знаешь, куда податься. Так ведь?

Что-то не по душе мне его уверенность.
-- Пока имени своего не вспомню, мне лучше знакомых за версту обходить. Ведь кто он, враг или друг тебе был — загадка. Не поймешь друга — наживешь врага. Не поймешь врага — то и будет последней ошибкой. Так что мне действительно сейчас некуда спешить.
-- Нет, ты только послушай его! Не думал что ты головой так тряхнулся! Враз ж все мозги растерял! Ну и чушь какую пошел пороть! И этого... мммм... я за собой потащил? Этот же остолоп только беду на нас накликает. Ты хоть меч правильным концом держать умеешь? Если не уверен, что справишься с всего тремя, чего подвязался на работу? Я бы тогда на тебя время зазря не терял бы, нашел бы другого славного бойца... - Старика понесло.

Я понял, что большая часть его расспросов и тирад было игрой — театром одного актера. Шутки шутками, а дедок ничем не рискует, и очереди других бойцов к нему не выстроилась, как он тут это пытается показать. Да и раззадоривать меня не надо. По сути никуда я не подписывался. Видно ломает комедию и сильно переигрывает, так как неправильно меня понял. Думает, что я бродяжничаю, и когда сплю, вижу сны о том, как погибнуть с мечем в руке и с головой порознь. Тут я осерчал.
-- Перестань паясничать. Для старой башки тоже можно придумать предмет, обо что ею стукнуть, чтоб не до смерти, но до полной потери памяти. Еще раз пошутишь так, плюну на договор, и твоей черепушкой подрихтую пару деревьев.

Старик не ожидая такой реакции, по инерции продолжил меня поносить, после чего скис и перешел на шепот. Взгляд стал затравленным. Через некоторое время вовсе умолк, и с отвисшей челюстью он посмотрел на дочь и не найдя поддержки так и остановил свой взгляд на моем гневом взоре. Похоже те дела, что он просчитал для меня, были ширмой для других. Вот так да. Простачок-простачком, а был ведь когда-то матерым волком. Поскольку видеть его отвисшую челюсть уже надоело, треснул тыльной стороной ладони ему по подбородку. Челюсть с лязгом закрылась. Старик схватился за неё руками и затравленным взглядом посмотрел исподлобья.
-- Какую роль ты хотел отвести для меня, старик? Ведь не верил же ты, что я справлюсь с теми людьми? Никакого оружия и помощи даже не предложил. Что ты замыслил? Хоть я и не в полной силе, но душу из тебя вытрясти могу. Так что теперь — только на чистоту. Поймаю на лжи, повешу на ближайшем дереве. - Слова выходили из гортани не цепляясь за язык — звонко и четко, как будто были из моей родной речи. Я знал, что они не были для меня шуткой, а были клятвой. Это видел и старик.
-- Я... Да.. Все бы устроили так, чтобы все видели, что ты с ними дрался... Ни у кого сомнения никакого не осталось бы, кто их убил... Коли ты в охране обоза был, то тебя могли запомнить и опознать... А убили бы они тебя, мы бы твою работу доделали, и расправу над тобой себе приписали бы... Нам только спасибо сказали бы...
-- А если я с ними расправлюсь?
-- Это вряд ли. Думаю, в этом случае мы бы тебя удерживать не стали бы. Лучше уж они займутся погоней за тобой, чем будут на месте разбираться, что да как. Пойми. Они уже убили старосту и теперь вряд ли остановятся.
-- Так ты же говорил, что он неделю болел?
-- Да, болел. Когда я уезжал, тот был при смерти. Нам не простят, что не дали развлечься с его дочкой. Обещали вернуться с подмогой. Я потому и подался на подводу, что меня старостой выбрали. Наемников же на заставе нанять не удалось. Те, что зажирели на своих местах — слишком много просят. Другие — караваны подались охранять. Теперь не знаю, что мне делать. А ведь у меня дочь и внуки. Если мне не жить, то и их не уберечь. Хотел податься в другую деревню, так селяне не отпустили, забрали внуков для моего спокойствия. Так сказали. А я без внуков не поеду. Я уже стар, а им еще жить да жить. - От того, как он всхлипнул, меня пробрал озноб, поскольку почувствовал, что это может быть правдой этого мира.
-- Ладно старик. Коли еще чего худого про меня не задумал, то и тебе чинить вреда не буду. Но не испытывай моего терпения еще раз, потому как второй подобный разговор будет короток.
-- Я и Магритель сразу говорил, вот кто нас выручит из беды. - Подобострастно, дрожащим голосом протянул дед. Он оказывается когда меня впервые повстречал на дороге, то видать сам со мной первым заговорил бы. И еще я боялся напугать путников в дороге. А тут оказывается такие таланты в обычной сельской местности, что Станиславский нервно курит в сторонке.
-- Договор теперь изменился. Мне нужны щит, меч и доспехи, а все остальное я беру на себя. - Самоуверенность, даже если её сам не чувствуешь, следует показывать изо всех щелей, если не хочешь получить нож в спину. Этот урок — выучил на зубок.
-- Ээээ... Щит и меч — найдем. С доспехами сложней. Наверно нам их не достать. - Дед зажмурился, боясь получить по голове. Мне было погано видеть его унижение. Только недавно он собирался продать мою жизнь за здорово живешь, а как получил от ворот поворот, то совсем скис.
-- Старик. Не думай, что я твой враг. Но другом тебе тоже никогда не стану. Когда закончим это дело, то сразу же разбежимся. После этого надеюсь о тебя больше никогда не слышать. Так будет, если ты выполнишь свою часть договора по поводу коня. Иначе я пересмотрю к тебе свое отношение.

Старик виновато прятал глаза в огне костра. Меня это не сильно волновало. Таких только могила исправит, но ненависти к нему уже не испытывал. Только отвращение, как к слизняку.
-- Все, отправляйтесь спать. - Надо было спросить, как долго добираться до их села, но я был жутко зол. Разобравшись в чувствах, понял, что злился и на себя. Чересчур резко вел себя. Надо было чуть спокойней. Тем не менее, тут был прав я, и любые извинения повернули бы ситуацию вверх-тормашками.

После того, как мои попутчики разлеглись, хмурые мысли завладели моим вниманием. Я уже не был в состоянии бороться с таким настроем...

---

Странно, но человек, который ниже тебя по положению никогда не подумает, как это — быть в шкуре человека, который над тобой. Если перевести все в плоскость: бедный-богатый, то бедняк никогда не подумает, как это быть и жить «богато». Его будет интересовать только то, что ест богатый, как он одевается, на каких машинах он разъезжает. И он будет видеть только то, что хочет увидеть. Но никогда не подумает, сколько сил тот тратит на зарабатывание своего состояния, как его обязывают следовать этикету и моде, как под него копают сразу тысячи таких же недовольных, таких же, как и он сам. И только в тот момент, когда он пожимает ему руку, верит, что они на равных. Как будто что то изменилось в тот миг? Ничего! Так что этот забор по большей части воздвигнут самими бедными и шире он становится тоже только благодаря им.

С другой стороны и бедный и богатый остаются людьми. Если подходить к ним как к равному, с такими же заботами, как и у тебя, то.. Стоп! Какие то у меня колоссальные заботы — перевоспитать мир. Надо немного приземлится. Богатые тоже не ангелы. К тому же это не про богатых и бедных, это про всех людей, которые не понимают друг друга. Путь же к взаимопониманию зачастую более труден, чем просто убрать человека из своей жизни, или из жизни общества, или из жизни вообще.

Теперь мне стало жаль старика. У него тоже ведь беда. Только по этой причине, я не бросил все и не ушел к заставе. Как бы с ним помириться? Пока не представляю, каким образом. Теперь я для него не являюсь ровней, а на ступеньку выше. Хотя до разговора по душам был на ступеньку ниже. Вот такие вот перескоки. На самом деле мы сейчас на одной ступеньке — оба по уши в дерьме.
За такими мыслями незаметно стало рассветать. Я уже догрызал очередную травяную соломинку, на душе по прежнему было тошно. Подбросил предпоследний чурак в костер.

От этого звука Магритель пробудилась, осмотрелась, протерла глаза и посмотрела в мою сторону.
-- Ты не ложился?
-- Нет, я в телеге выспался. - Врал, пытаясь уйти от разговора.
-- Магритель посмотрела в сторону спящего отца, потихоньку встала, оправила платье — тут наверно всё шили из этой мешковины. Скрывшись в высокой траве, пошла к ручью, протекающему неподалеку. Через некоторое время вернулась. Её лицо раскраснелось от холодной воды. Она пристально посмотрела в сторону отца. После этого тихо сказала в мою сторону:
-- Пойдем, мне надо с тобой поговорить.

Что ж, мне тоже надоело сидеть вот так вот просто — еще немного и совсем усну. Я подтянулся, слушая скрежет затекших суставов. Поднялся и пошел следом за ушедшей к ручью Магритель. Следовал за ней, ориентируясь на треск приминаемой травы. Шли долго. Мы уже могли бы не просто разговаривать, а кричать, старик нас бы не услышал. Наконец вышли на луг. Она присела, обняв свои коленки руками, и кивнула, как бы указывая на стул напротив. Я машинально поискал глазами именно стул, усмехнулся про себя, и сел прямо на траву перед ней.
-- Слушаю тебя. - Как я понял, сейчас будет продолжение вчерашнего разговора.
-- Ты на самом деле можешь нам помочь? - Спросила Магритель.
-- Да. У меня нет выбора.
-- Проясни?
-- Как сказал твой отец, меня скорей сочтут предателем, чем тем, кто действительно мог спастись. Поскольку ничего не помню, то и доказать ничего не смогу. Я не знаю, как мы попали в засаду, в каком месте это произошло, почему меня не убили, как всех остальных. Если будут пытать, то кроме ругани они ничего не услышат: даже соврать чтобы облегчить свои страдания не смогу, потому что не помню даже своего имени. В общем дела мои — дрянь, хуже чем у вас со всем селом вместе взятым. - Я говорил то, о чем сам боялся даже подумать. Затем продолжил, стараясь скорей закончить этот разговор:
-- Но даже если меня убьют в предстоящей драке, то Соковор-Летний найдет, как извлечь из этого выгоду. Возможно я действительно запомнился разбойникам. Они не тронут никого из вас, если селяне покажут, что их товарищей порешил я, а они опоздали прийти с помощью, но сумели отомстить за их гибель. Хороший запасной план.

По видимому такая откровенность её сильно взволновала. Она передернула плечами и испуганно посмотрела на меня:
-- То есть ты не уверен, что справишься с разбойниками? Зачем же тогда брался за эту работу?

Меня развеселил этот вопрос:
-- Я уверен лишь в том, что сейчас утро, и что сейчас нахожусь в обществе милой женщины, которая почему-то беспокоится о том, чего исправить не в силах.

Уже привстал на колени, собираясь пойти прочь, чтобы скрыть свое смущение и не видеть его в глазах моей спутницы, но встретил её руку на своем запястье...

---

Назад мы возвращались, идя друг за дружкой. Я рассматривал её со спины, пытаясь угадать незаметные, в столь простом одеянии, очертания и изгибы её тела. Оглянувшись, она уловила направление взгляда и рассмеялась, легко и звонко. Удержался, чтобы не засмеяться в ответ, боясь вспугнуть это веснушчатое чудо. Магритель игриво пряча глаза, быстро шмыгнула в траву, и помчалась в сторону стоянки, весело повизгивая и ускользала каждый раз, когда мне почти удавалось её поймать.

Выбравшись на поляну, она добавила пружинистости в свою и без того легкую походку и побежала к распряженным коням, привязанным у дерева. Пока она задавала корм лошадям, я ушел к валежнику неподалеку, собрать дрова для костра. Выворотив достаточно бревен, для готовки еды, вернулся обратно.

Старик уже не спал. Он собирал разложенные циновки и грузил их на подводу.
-- Надо торопиться, зарю проспали, в следующий раз как бы не пришлось ночевать в лесу рядом с лежбищем волков. Да и тати там ночью вовсю промышляют. Обычно не трогают, но тут... - Он выразительно зыкнул в мою сторону.
-- Поесть не удастся? Вечером же не ели. - На всякий случай надо напомнить, а уж мне не дает про это забыть урчащий живот.
-- Поедим, только все это надо быстрей.

Вместе разложили костер, повесили котелок с водой. Когда она закипела, бросили в воду клёцки из теста. После питания подножным кормом — это был царский стол.
Клецки хранились с подсушенной корочкой в листьях, напоминающих лопухи. Только эти листья были менее сочные и совсем не источали сока. В свою очередь завернутые припасы хранились в лубяных лукошках.

Помог убрать разбросанные вещи, залил бульоном костер. Вот с лошадьми я пас. К тому же они от меня шарахаются как от лешего. Наверно чуят не полностью отмытую кровь.

В общем то помощи с ними никто от меня и не ждал. Тут они привыкли работать вдвоем. Я любовался как ловко Магритель впрягает в хомут очередную кобылу. Лошадь ей как бы кланяется. Интригующее зрелище.

Наконец тронулись в путь. Теперь Магритель ехала, не боясь показать своего лица. Иногда её выжженные солнцем волосы ветер заставлял рассыпаться словно соломе. Пытаясь собрать их за воротом, украдкой от отца бросала взгляд в мою сторону, улыбалась самой открытой улыбкой. Симпатичный чуть курносый нос придавал ей озорной вид, даже когда она пыталась выглядеть серьезной. Щурясь от дневного солнца и прикрываясь рукой, улыбался в ей ответ. Моей звенящей радости в душе не было предела. С трудом осознавал, что в мире есть что то плохое: светлое утро, и она — как взошедшее солнышко.

Наконец, старик заметил такое её поведение. Он поправил ей капюшон, сперва частично, а потом и полностью накрыл ей голову. Потом посмотрел на меня через плечо. Я уже успел притвориться дрыхнущим без задних ног. Тот помотал головой. Несколько раз присматривался к дочери. Она как бы не замечала его косых взглядов. Покачав головой еще раз, он вздохнул, свистнул и щелкнул поводьями.
Тихий скрип колес, и легкая качка вдавила меня в забытьё, перешедшее в сон.
Сон был о чем то печальном. Проснулся, когда солнце было в зените. Попытался вспомнить сон. Нет. Сон не был отчетливым. Рядом со мной дремала Магритель. Интересно, как ласково должно произноситься её имя? Она спала безмятежным сном ребенка. Я слез с телеги и пошел рядом, разминая суставы. Старик меня встретил недружелюбным взглядом. Не зная как начать разговор я шел, хмуро уставившись на горизонт.

Вспоминая весь свой путь, теперь находил странным, как быстро заживают мои раны. Рука более не беспокоила, разве что все реже и реже острая боль нахлынет и тут же отпустит. Вспомнил, о чем уже давно хотел спросить.
-- Соковор-Летний, как долго мы еще будем добираться до села?
-- Можно было бы и сегодня добраться, только не к спеху сие дело. Во тьме можем напороться на того, кого следовало бы обойти.
-- Это хорошо, что так недалеко осталось.
-- А ты на свою смерть торопишься что ли?
-- Так ведь не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Кстати, щит и меч у тебя с собой, или в селе? - Хотя и сам понимал, что в этой телеге вряд ли можно было их спрятать.
-- В схроне одном, что мой сын передал. А сам сгинул. - Старик сглотнул, отвернулся, протер глаза одной рукой. В эту минуту паузы я чувствовал себя неловко. Несколько раз прокашлявшись он продолжил. - Схрон тот чуть в стороне от дороги будет. Я троих людей уже вооружил, те его во дворе закопанными держат. Мужики крепкие, помогут, если что. Только на людях они помогать тебе не будут. Поэтому если будешь чувствовать, что сам не справляешься, то уводи их к лесу, я покажу в какую сторону. Там они тебе подмогнут.
-- Соковор-Летний, не серчай на меня, если что не так пойдет...
-- Да что уж там. - Старик усмехнулся, вобрав побольше воздуха в грудь, облегченно выдохнул. Дальше мы продолжили путешествие молча.

Через два часа встали на привал. Распрягая лошадей, я видел, как лошади чуть ли не шарахаются от меня. Старик недоуменно смотрел в мою сторону, стараясь их успокоить.
-- Наверно кровь чуят. — Ответил я на немой вопрос и отошел подальше, чтобы не тревожить скакунов.

Старик только отрицательно помотал головой, подозрительно посмотрел в мою сторону, но ничего не сказал. Распряг и пустил их на выпас. Подошел ко мне осматривая меня с головы до ног:
-- Ты помнишь, откуда ты родом?
-- Без малейшего понятия. Когда прибуду на заставу, то постараюсь все выяснить. Может и сам вспомню чего. - На самом деле вспоминать мне было нечего. Я все и так прекрасно помнил. Почему знал здешний язык, но не знал как называются некоторые вещи — для меня было загадкой. Точно так было загадкой и мое прошлое в этом мире.
-- Ясно. - Старик чем то был встревожен. Но проявлять свое беспокойство раньше времени не хотел.

Вдруг он резко посмотрел мне прямо в глаза, чего делать долгое время после последнего разговора не решался. Я недоуменно смотрел на старика. Наконец через минуту нашего обмена взглядами тот опустил глаза и расслабился, пошел собирать хворост. Я пошел в другую сторону, в сторону небольшого нагромождения деревьев. Обнаружил поляну усеянную спелой земляникой. Тут же нашел валежник. Ногой разломал не толстые стволы деревьев, и грудой понес их на растопку. Магритель уже потягивалась, сонно посмотрела на меня и вымученно улыбнулась.
-- Привет, соня. - Я улыбнулся в ответ.
-- Привет. - Она вскочила с телеги, обувая плетенную из луба обувку. На секунду оглянувшись в сторону отца, чмокнула меня в губы. Озорно мне улыбнулась и побежала помогать старику. Я окончательно растаял.

Вдоль дороги росли те самые лопухи. Сорвав несколько, свернул их кульком и пошел по ягоды. Стоянка надолго не затянется, поэтому по быстрому наполнив куль пошел обратно. Огонь уже полыхал, старик вешал котелок на огонь. Увидев ягоду Магритель радостно взвизгнула, а Соковор от испуга заливший пол костра водой укоризненно посмотрел на неё. Но она не обращала на него никакого внимания, невозмутимо уплетая лакомство.

Хотелось пить. Отошел к телеге за бурдюком. Вслед за мной подошел и старик. Сделав знак рукой, он отвел меня в сторону.
-- Вижу, что моя дочка от тебя без ума. Но не морочь ей голову, коли своей пока нет. Ведь ты пока не знаешь кто ты, и откуда. Может статься, что это и не столь важно. Но пока не вспомнишь, держись от неё подальше. Так будет лучше и для неё, и для тебя. - В стальном голосе старика прозвучала угроза.

Я тут же сник. Хотя его и понимаю. Если бы у меня была дочь, и влюбилась в первого встречного бродягу, вот был бы зол. Старик еще очень мягко меня предупредил. Уважаю. Я бы сорвался, и в ход пошли бы не только слова, но и другие средства убеждения.

Возвращался в полном смятении. Смерть мне казалась простой и прекрасной, по сравнению с тем, что бурлило в душе.

Подошли обратно к костру, расселись. Магритель начала о чем-то непринужденно болтать. Но увидав мой понурый взгляд и сосредоточенное лицо отца, она все поняла. Её губы задрожали и она кинулась прочь к кустарнику. Старик положил мне руку на плечо, удерживая меня от порыва кинуться за ней.

Как ни в чем ни бывало, он принялся за готовку: бросил клёцки вместе с вяленым мясом в кипящую воду. Подсолил воду и удовлетворенно крякнул. По видимому он все же беспокоился о том, что Магритель может вытворить. Поэтому он наскоро засобирался и быстрым шагом направился за ней следом.

Пока следил за костром, вспомнил, что каждый здесь ел своей ложкой, которую всегда таскал с собой в сумке. Чтобы как то занять себя от мрачных дум, нашел в дровах подходящую щепку и начал строгать их неё ложку. Первый блин как всегда — комом. Меланхолично взял другую щепку, принялся её обстругивать. Дерево оказалось вязким и не расщеплялось. Но этот нож не был предназначен для работы по дереву. Поэтому возился с ложкой и когда мы поели, и когда мы вновь тронулись в путь.

Магритель почти не смотрела на меня, из-за чего чувствовал себя последним предателем. Как выйти из сложившейся ситуации — не знаю и никогда не знал.
Когда уже стало смеркаться, остановились на ночлежку. Собрали костер. Поели без удовольствия. Они улеглись спать, я остался сторожить. Чтобы не уснуть. стал прохаживался, стараясь ступать тише, боясь разбудить. Изредка подходил к костру, подбрасывая в огонь очередную порцию сухой древесины. Когда уставал бродить, занимался строганием. Ну вот ложка и готова.
-- Хоть в мастеровые подавайся. - Развеселить себя не удалось, да и шутки какие-то глупые стали.

Ясная ночь не располагала ко сну. Острый серп убывающей луны высвечивал очертания округи. Посмотрел на небо, пытаясь найти знакомые созвездия. Сколько не пытался, но обнаружить большую и малую медведицы мне не удавалось. Кажется даже звезды были разбросаны по другому. Может это южное полушарие? Но я не был астрологом или астрономом, и никогда не интересовался звездами.

Поэтому взглядом перешел на созерцание окрестностей. На горизонте в ту сторону, куда мы двигались, виднелось марево. Странно. Неясное беспокойство переродилось в догадку — село! Село горит!

Принялся тормошить старика, тот мутными глазами уставился на меня. Увидев мое встревоженное лицо, он стал быстро приходить в себя, подумав, быстро оглянулся на Магритель. Та безмятежно спала. Тогда он вопросительно взглянул на меня. Я кивнул на горизонт. Старик встал в полный рост, начал рассматривать, то, что ранее заметил я. Вдруг все его тело затряслось и он со стоном опустился на колени.
-- Опоздал!
-- Как далеко до села? - спросил я.
-- Если на распряженных конях, то быстро доберемся. - Непослушным голосом, прорыдал он.
-- Буди Магритель.
-- Мы её с собой возьмем?
-- Я не помню как управлять лошадьми. К тому же оставлять её здесь одну небезопасно. - Магритель услышав наши голоса и свое имя уже проснулась и со страхом смотрела на нас.
-- Мы с вами доедем до села, ты мне покажешь, где зарыт схрон с оружием. А дальше оба направляйтесь в другое село. Думаю, вы там уже ничем помочь не сможете, только себя погубите. Я очень прошу, спасайтесь сами. Кого смогу вывести — выведу. Только скажите, в какое село подадитесь?
-- В Верхние Поля. Это на юг отсюда, и там у нас уже договоренность есть, что если что случиться, нас примут. Только умоляю, спаси внуков! - Дед уже не стесняясь содрогался от плача.

Магритель то ли спросонья не понимала всего ужаса положения, либо умело держала себя в руках, и уже взнуздывала обе кобылы. Я взял старика за плечо и попросил пока помочь затянуть телегу в густые заросли — она могла потом пригодиться. Мы управились за две минуты.

Старик быстро вскарабкался на хребет одной из кобыл. Когда я подошел к ней, чтобы залезть следом, кобыла шарахнулась и ринулась в галоп прочь от меня. В растерянности посмотрел на Магритель. Та повернув голову кобыле в левую сторону о чем то с ней ласково говорила, успокаивала. Правой рукой сделала знак, чтобы садился позади. Положив правую руку лошади на спину одним прыжком взлетел в седло позади девушки. От неожиданности, лошадь рванула вперед. Я держался за Магритель, та держалась за гриву и ласково её поглаживая шею лошади что то ласково нашептывала в ухо коню, успокаивала. Но лошадь продолжала мчаться, как будто за ней неслось сто чертей. Мы перегнали Соковор-а, и продолжали быстро удаляться от него. Наконец лошадь, не видя ничего худого, начала успокаиваться.

Мы мчались прямо на огонь — в гору. Боясь, что нас заметят раньше времени, когда мы выйдем на гребень холма, протянул левую руку по руке Магритель и взял поводья. Держась правой рукой за круп немного свесился в левую сторону и в ту же сторону потянул уздечку. Кобыла, повернула влево, немного сбавив свой скач. Наконец тяжело дыша и роняя пену, остановилась. Тут же я спрыгнул слева, держась за спину лошади, и кинув поводья обратно Магритель в руки, легко дал ладошкой по крупу лошади. Лошадь попыталась дать сдачи, лягнув ногой то место, где секундой назад находился я. Намек все ж поняла и понеслась вскачь уходя от этого места. Тут подъехал старик. Он спрыгнул с коня и привязал его к молодому деревцу. Посмотрев вслед Магритель, и заметив, где она остановилась, успокоился. Затем чуть сутулясь подбежал ко мне.
-- Пошли за мной. - Приказал он и не оглядываясь побежал вдоль гребня небольшой возвышенности, прикрываясь им от возможных глаз.

Через минуту мы вошли в редко-заросший лес. Наконец он остановился поискал глазами на ветках громадного дерева какие-то отметки всхлипнул и побежал дальше. Пришлось следовать за ним. Подошли к поляне, посреди которой лежал прогнивший ствол массивного дерева. Старик откатил одну отделившуюся часть ствола в сторону. Под ним оказалось углубление. В кожаном свертке, обильно залитом салом, увидел меч. Быстро размотал, кожей куртки вытер скользкую рукоятку. Меч оказался с мой рост, чуть ли не мне под подбородок. Вблизи от рукояти на лезвии были приделаны шипы как усы, делавшие силуэт меча более хищным. Для украшения, или чтобы рукой в драке никто не пытался схватить.
-- Ты с ним не управишься, возьми поменьше. - Старик кинул мне другой, совсем крохотный — с мою руку.

Решил, что возьму оба. Как драться на них, я не знал, и из этого прошлого помнить не мог. Но теперь понимаю, для чего на куртке сзади были проделаны кольца. Короткий меч сунул за спину, стараясь не пораниться. Откинул капюшон, он придавил рукоять малого меча, и тот перестал болтаться в кольцах.

Щита в этом скопе оружия не разглядел. Против луков нечем будет защититься, но мы не будем выходить под обстрел.
-- Пошли к селу. - бросил я старику, и помчался впереди него, выискивая тропинку, чтобы не лезть через кусты напрямую.

Старик тоже прихватил себе меч, и теперь старательно оттирал рукоять от жира. Он немного отставал. Я его подождал.
-- Покажешь, в каких домах твои сыновья.. тьфу.. внуки, и тут же возвращайся к дочери.
-- Я не дам им погибнуть!
-- А о дочери кто будет заботиться, если тебя не станет? К тому же у нас договор, и тебе в нем роли никакой не отводилось. Так что бегом туда и обратно. - Спорить не было времени, поэтому я пытался вбить ему в голову другие более здравые мысли, чем просто бестолково погибнуть.
-- Согласен.. - и тут же старик побежал впереди меня. - Вот дом снохи. В нем Кален-а я оставлял. Вот тут... - Переходя на другой угол обзора в листве, дед замолк и побледнел. Я понял все: указанный дом только начал разгораться.
-- Все, быстро обратно!
-- Они все там! Никто не заломил веток дерева, значит они все еще там! - В бессильной ярости старик сжимал рукоять меча до побелевших костяшек.

Надеюсь не сглупит, и не помчится вслед за мной. Я нырнул в кусты, пытаясь ничем не выдавать своего положения. Меч нес впереди, он оказался немного тяжеловат. Тут двум рукам на рукояти уместиться тяжело, а он по всей видимости для двух рук ковался.

Наконец достигнув края деревни был не в состоянии прятаться более, выскочил перед горящим домом. Крыша из соломы занялась, и уже скоро превратит весь дом в пылающий факел. Из дома доносились крики. Затем последовали тяжелые удары в дверь. Дверь и ставни были надежно подперты бревнами.

Тут справа, доселе незаметно, стояли два человека. Один небольшого роста бородатый мужичок с копьем в руках, другой настоящий гигант с мечем за спиной. Второй был гигантом по росту, но был худощавого телосложения. Они тоже заметили меня. Желая как можно лучше воспользоваться эффектом неожиданности, быстро побежал к щуплому мужичку, ощущая, что расправиться с ним первым — это мой единственный шанс. Тот уже принял копье на изготовку и собрался делать выпад в мою сторону. Не сбавляя скорости выбросил правую руку через голову в замах слева. Тот продолжил выпад. Я вывернулся всем телом, левой рукой уводя копье чуть в сторону. Тот попытался поднырнуть головой под мечем, но меч тяжестью всего моего веса обрушился вниз. Раздался звук рвущейся материи, его тело рассекло от шеи до противоположного бока.

Адреналин бросился в голову, от такого зрелища. Усилием воли сосредоточил свой взгляд на гиганте. Тот обалдело уставился на своего товарища, выставив свой меч вперед. Внезапно он ударил. Это был удар обезумевшего от ярости. Выставив клинок вперед над собой я пытался отвести чудовищный удар в сторону. Меч едва не выбило из рук, выгибая дугой кости предплечья. Меч унесло по левый бок, и с силой прочертил линию, выбивая пыль и камни из пересохшей земли. Его меч застрял в шипах, закрепленных у рукоятки. Дергая, пытаясь его высвободить из попавшего замка, он опять чуть ли не выворачивал мне руку. Старая боль уже звенела и распространялась по недавно зажившей руке. Присев и удерживая внизу рукоять меча, я с силой наступил на плоскость застрявшего меча, пытаясь высвободить свой меч от неожиданного клинча.

Раздалось мерное — «дзинь», как звук разбивающегося хрустального фужера. И вместо меча моего противника осталось несколько обломков, самый короткий из них тот удивленно рассматривал в своей руке.

Держась обоими руками за длинную рукоять меча, я выпрямился, устремляя лезвие к его незащищенному правому боку. Удар был слаб, так как еще не успел отдышаться от перетягивания сцепленных мечей. Верзила попытался отскочить назад и парировать удар мечем, но у него в руках была всего лишь рукоять от него. Так не встретив никакого сопротивления меч распорол бок, прошел через печень и застрял в позвоночнике. Черная кровь просочилась из раны. Рослый человек с абсолютно голым черепом, оседая, завалился навзничь. Не успев упасть, он умер. С последним выдохом из горла вылетела струйка черной крови, повалился, высвобождая из тисков рук лезвие двуручного меча.

Продолжая двигаться, как в страшном сне, подбежал к дому и правой ступней выбил подпирающее бревно. Отворил дверь. В доме на полу перед дверью лежали задохнувшись дымом пять человек. Крыша ревела огнем, опаляя мне волосы. Отбросил меч подальше от огня, и накинув капюшон на голову вынес двух мальцов держа их за пояса. Сделал вторую ходку. Третьей была дородная женщина. Сам почти ослепнув и угорев от дыма, я выволок её за руки из дома.

Отволок всех четверых в зеленные заросли. Сил не было. Растаскивал их по одному. Меня буквально выворачивал наизнанку кашель. Слезящиеся глаза мешали видеть. Посидев на свежем воздухе полминуты пришел в себя и бросился за мечем. Мне некогда было играть в реанимацию, тем более горели и другие дома. Спасенные же за короткое время боя вряд ли успели бы задохнуться, и некоторые уже начали подавать признаки жизни.

Выбежав за поворот я столкнулся с пятью вооруженными людьми, любующихся домом, полностью охваченным огнем. Это был другой дом также на краю села, через три-четыре переулка от того места, где была первая стычка. Те стояли ко мне спиной. Когда был от них в пяти шагах, один повернувшись ко мне лицом что-то выкрикнул, а через секунду его голова отделившись от шеи окрасила кровью одну из стен этого узкого переулка. Остальные бросились врассыпную. Двое из них побежали в сторону горящего дома, стремясь уйти в другой переулок, но подувший в их сторону огонь обжег их и они развернувшись пригибаясь, медленно пошли обратно, сквозь дым пытаясь разглядеть слезящимися глазами того, кто на них напал сзади.

Двое других остались на местах вытаскивая мечи из колец за спиной. Я сделал выпад в грудь бандита, стоящего от меня слева. Тот был зажат стеной, и уклониться не мог. Уже занесенным для удара мечем он попытался отбить мой меч вниз. Вместо этого нацеленный на грудь, меч распорол живот от солнечного сплетения до паха. Вслед за движением меча тать осел, и упав на бок стал поддергивать поджатыми ногами. В такт этому из живота выплескивались новые фонтанчики алой крови.

Пытаясь не упустить из вида других противников, быстро отступил на два шага — как раз вовремя. Справа стоящий видел, что случилось с его товарищами и следующим быть не хотел. Он вместе с шагом в мою сторону, выбросил руку слева-направо, затем справа-налево. Не встретив на своем пути никакого рассчитанного сопротивления, меч сильно завел его руку за спину, и мой удар он пропустил. Как только его меч оказался занесен для очередного удара, я направил свой удар справа-налево и чуть вниз. Блокировать ход меча тот не был в состоянии, поэтому в страхе сделал шаг назад и ощутил сзади стену переулка. Эта новость выключила его буквально на полсекунды, а двуручный меч тем временем с хрустом перемалывал его ребра на пути к сердцу. Его бросило на землю так, как будто получил сильный удар в спину и больше он не шевелился.

Ко мне приближались оставшиеся два человека с одетыми капюшонами и мечами нагло. Они явно боялись. Но я боялся не меньше. От яркого света огня за их спинами у меня уже плясали зайчики перед глазами, из-за них почти ничего не было видно. Только силуэты. К тому же с теми, с кем я сладил до этого не успели как следует морально подготовиться к бою, а эти были уже настороже. Видимо они меня тоже едва видели из-за дыма.

Что ж, воспользуемся этим обстоятельством. Я быстро пошел прочь, уходя неизведанными переулками, стараясь не думать о том, что за мной будет погоня. Даже если один против двух, это — не битва, это — самоубийство. Их надо разделить. К тому же они тут могут быть не одни.

Так и оказалось. Выйдя из очередного переулка столкнулся с лучником в метрах тридцати от меня. Тот с сосредоточенным лицом нацеливал стрелу мне в грудь. Видно он уже некоторое время выслеживал меня. Я на секунду замер, и тут же прореагировал, выкручивая свое тело, уходя в бок — падая на спину. Стрела зашуршав с треском порвала мне куртку на груди, проходя вскользь, оставляя ожог на теле. Быстро перевернувшись, не чувствуя как обломки стрелы пронзают кожу, встал и побежал в сторону стрелка. Тот уже вкладывал очередную стрелу в лук.
-- Нет, я поседею тут с вами! - В отчаянии запустил в него тяжелый кусок металла как битой. От такой неожиданности лучник выпустил стрелу в землю. Выставил руку с луком вперед, одновременно опуская голову и пряча её за спиной. Ударившись об твердую древесину лука, меч отскочил в сторону. Стрелок чуть не упал назад, удерживая равновесие свободной рукой. Увидев над собой, тень закрывающую свет пожара, он прошептал:
-- Поща-... - И тут меч пронзил ему сердце. Издав последний вздох, он откинул голову назад.

Вытер меч полой его же куртки и кинул его обратно в кольца за спиной. Пошел посмотреть, куда улетел двурушник. В такую темень его можно вообще не найти. Пыром ноги ощупывал место в кустарнике. Наконец, обнаружил, то что искал.

Подняв меч, осмотрел с этой позиции село. Здесь бандитов еще как минимум двое. Побежал к домам, сшибая подпертые бревна с дверей и окон. От сгоревшего дома ветер понимал искры огня, и я опасался, что они подпалят остальные. Из домов выходили подростки, держа вилы наготове. Мужиков тут не было. Женщины, старики да дети. Что здесь случилось то?
-- Что раззявили рты? А ну — быстро тушить пожар! Если татя увидите, то кричите громче, все ясно?
-- Понятно.. - Подозрительно смотря в мою сторону люди начали разбегаться за ведрами.

Осмотрел село. Тут было двадцать домов. Добротные дома. Сразу видно, что люди на приведение порядка тратили много своих сил. Центр села рядом с колодцем сейчас был усеян людьми. Наконец начала выстраиваться живая очередь, в которой ведра передавали друг другу. Тушить еще будут долго такими темпами. Куда же эти двое подевались? И где «трое крепких мужиков»?

Прошелся по селу. Теперь ясно, где они. Тут видно была драка. Подошел к четырем телам. Это были селяне. Все в одежде из простой ткани. Мечей или чем они там были вооружены, видно не было — похоже их забрали. Четвертым был парнишка, лет пятнадцати, сжимая нож в руке. Из живота торчала стрела. Он тяжело дышал. Черт!...

Подбежал к перелеску, мечем срубил две жерди. Очистил от сучков. Меч стал мешаться, и я оставил его там же. Оставил жерди рядом с мальчишкой. Побежал в сторону колодца. У колодца позвал женщину.
-- Там раненый лежит, парнишка молодой. Нужно его перетащить в дом, иначе загнется без помощи.
-- Где?! - Мигом побледнев, спросила женщина, и последовала за мной.
-- Терентя! - Подбежала к мальчишке, пытаясь стереть с его лица грязь. - Я мамке сейчас твоей скажу, она заберет тебя. - Тот отрицательно замотал головой.
-- Времени нет разыскивать никого. Есть веревка? Неси сколько есть в домах. Спроси у других если нет. Его перенести надо в чистую комнату. Где у вас самый чистый дом?
-- Дом старосты.
-- Приведи еще четырех человек, чтобы носилки несли, только чтоб без причитаний. Выкарабкается и переживет еще всех.
-- А у тебя сейчас самая сложная задача — не спать, даже если очень хочется. Понял? - Теперь я обращался к раненому.

Тот немного кивнул. Отходить от него нельзя.
-- Пить. - Сглотнув, попросил Терентя.
-- Тебе нельзя пить. Потерпи.

Черте что. Как стрелу вытаскивать? В художественных фильмах этого не показывают. Немного приподнял его бок. Стрела прошла навылет. Надеюсь внутреннего кровотечения не будет, если её вынуть.

Тут подбежал народ, переминаясь с ноги на ногу с самыми погребальными выражениями лиц.
-- Веревку принесли?
-- Да, вот.
-- Обматывайте жерди. Надо носилки сделать.
-- Чего это?

Да я сам не знаю. Начал затягивать узлами веревку, на равном расстоянии, и когда уже стало ясно, что должно получиться в итоге, две женщины меня отодвинули и сноровисто продолжили начатое. Даже получалось получше моего.

Растолкал сгрудившуюся толпу, попросил вскипятить воды.
-- Сколько есть чугунков — все на огонь. И если есть травы какие, против воспаления, то приготовьте их и относите в дом старосты. А теперь нужно четыре сильных человека. Все остальные — убирайтесь отсюда. Взялись за края одежды, теперь на раз-два-три — переносим на носилки.

Я придерживал голову. Остальное поняли без слов — осторожно схватили за ручки, и понесли в приготовленный дом. Перенесли с носилок на печку. Срезал рубаху мечем. Теперь надо вытащить стрелу. Стараясь не растормошить рану, потихоньку сдвинул стрелу вдоль по ране, чтобы наконечник стрелы вылез больше. Терентя вскрикнув, сразу потерял сознание. Что я делаю!? Сам не знаю. Но ведь лекарей здесь нет? Чего же я раньше не спросил то?
-- Лекари в этой деревне есть?
-- В нашей нет. А вот в Рослом Хлебе есть один.
Ясно.

Денег все равно у меня нет, даже не знаю, как они выглядят. А с такой раной их нужно немало.
-- Он к нам сможет сейчас добраться?
-- Этот лекарь из дорогих, мы ему не сможем столько заплатить. - Мои подозрения подтвердились.

Вот так спасти жизнь кому-то, это не то же самое, что её отнять. Посмотрев принесенные травы, вдруг отметил, что дети насобирали большую кучу листьев подорожника. Вроде они обладают антисептическим действием.
-- Вымойте листья и выжмите вот из этих сок. - Разделив на разные кучки листья, попросил ребят. Те убежали.

Принесенные тряпки бросил в кипящую воду. Пусть проварятся. Взял меч, и несколько раз обдал его кипящей водой. Обжигаясь в горячей воде несколько раз вымыл руки. Подошел к больному и пристроив к стреле деревяшку быстрым движением отрубил кончик стрелы. Больной сильно замычал. Извини, обезболивающего с собой нет. Я осторожно вынул стрелу. Сильного кровотечения не последовало. Кровь не останавливал. Пускай сама промоет рану. Думаю, организм сам себе поможет, и тут главное — ему не мешать, если помочь все равно не в силах.

Наконец принесли сок подорожника. Один из чистых листов приложил к ране, очень осторожно, накрыл её, ничем не придавливая. Снизу раны положил стопку из листьев, немного их разметал. Вынутую из кипящей воды тряпку повесил сушиться, не выжимая. Это будет бинтом. Как теперь его привести в сознание и надо ли это? Поймав женщину за рукав, что меняла воду, спросил.
-- А где его мать?
-- Она сейчас совсем плоха. Мужа только потеряла и сына вот-вот потеряет. Не может на ноги опереться.
-- Один из убитых — её муж?
-- Да. Терентя наверное на выручку им торопился. Я не видела, а только слышала, как на них напали.
-- Ты последишь за раненым?
-- Да конечно. Я же Терентя вот таким вот помню. - Она показала кого то уж очень маленького, будто показывала рост кошки, а не ребенка. - Как же его вот так вот...
-- Тогда смотри: пить ему ничего нельзя. Вот только этот сок подорожника. Иначе может не выжить. Как тряпка высохнет, надо его будет перебинтовать. Перевязать так, чтобы кроме листьев подорожника, ничего к ране не прикасалось. Даже мыть рану нельзя. Перевязка не должна быть сильной. Если будет просить пить, то вот этот сок по ложке давай. И чтобы не сразу, а чтобы время прошло немного. Сейчас ему бы выпить его немного.
-- Это я сделаю. Через нос залью. У меня муж в беспамятстве тоже был. Только так и выходила.
-- А где он сейчас? Из здоровых мужиков тут почти не было никого, а теперь и нет вовсе.
-- Так почитай все в лес подались. Разбоем жить ведь как проще. Да только вот коли головы на плечах нет, то откуда на старости ей взяться. А тут еще эти тати Белой Кости появились. Многие от их рук погибли, а те, кто не погиб и не присоединился к ним — южнее перебрались. Ведь если не с ними, то сразу против них становишься. Так, если от стражи убежать сможешь, то вот от этих — никогда.
-- А на вас напали именно они?
-- Эти зовут себя «Благородными». С Белой Костью какие-то дела делают, но они сами по себе. Благородные... - Она зло пробормотала ругательство. - Чуть всю деревню не пожгли со своим благородством.
-- Много их?
-- Две или три дюжины будет.
-- Из вашей деревни?
-- Да что ты! Это же со всего свету тати понаехали. Знают, что здесь закона нет никакого и никогда не было, так и пользуются этим. Некоторые, говорят, - Она сделав страшные глаза и перейдя на шепот. - людьми питаются, и в волков обращаться могут.
-- Неужто? - Сделал удивленные глаза. Полный бред. Лишь бы не рассмеяться.
-- Да-да! Их ведь в городах нынче легко выявляют. «Признание нечистого» всех заставляют целовать. Это ж для них хуже смерти. Вот они сюда перебираются все до единого.

Интересная история. Пока ничего волшебного не замечал. Ну разве спички старика. Волшебство? Или обычная химия? Тут сомневаться не приходится.
-- Звать тебя как, любезная? - Что то в этой кутерьме было не до знакомств. А тут надо знать, кто следит за больным.
-- Локини. - Она смутилась таким обращением.
-- А меня — Михалыч.
-- Странное имя.
-- Да у меня все в роду странные были. - Ничуть не обиделся я.

Локини вышла. Я посидел возле Терентя, убедился, что ток крови из раны прекратился, что меня значительно успокоило.

А пока тут суть да дело, надо пойти посмотреть тех ребят, что из огня вытащил. Ведь еще не знаю, что стало с внуками старика. Вышел из дома старосты, смотря себе под ноги чтобы не оступиться. Так! А это что за митинг?!

Меня обступила толпа народа. Здесь были и старики и молодые ребята. Те что помоложе, жались к тем что постарше. Видать народ здесь многое повидал, если даже некоторые десятилетние смотрели на меня как то не по детски сурово.

В тушении огня принимали участие только парни, но тут заметил, что молодых девушек здесь не меньше, чем и парней. Видно и заперлись по домам, думали как всегда удастся переждать. Надеялись, что сжигать деревню не будут. Когда поняли, что ошиблись, те, кто имел оружие пытались предотвратить поджог и заплатили за это своими жизнями. А ведь бандиты еще вернутся, и вернуться с подмогой — в этом сомневаться не приходилось.

Протолкнувшись вперед из толпы вышел старик. Нет, не Соковор-Летний. Другой.
-- Это ты, Мизалыч?
-- Вообще-то — Михалыч.
-- Странное имя. - Я жутко скривился. Похоже это у них так принято вместо здрасте.
-- Зато оно у меня есть!
-- А я — Пресний-Чудаковатый. - Поспешил исправиться старик.

По видимому у них приставка, как знак уважения. Только вот с такой никакого уважения не добьешься.
-- Так хотел тебя спросить, уважаемый Миии-хааааа-лыыыы-ч, - Чтобы не обидеть меня еще раз, по слогам произнес Пресний. Ох, уж мне эта вежливость. - какими судьбами вы заглянули в нашу деревню?
-- Да проходил мимо, заглянул на огонек, а тут вижу веселье такое, что не принять в нем участия просто не могу. Такой уж я человек. - На автомате затараторил я, поскольку сейчас думал совсем о другом. Беспокойство, что через минуту на горизонте могут появиться мстители, меня не покидало.
-- Где ж ты — леший эдакий, видишь веселье? - Шутка не принята и понята. Публика в шоке.
-- Леших в покое оставь. Они на сравнение со мной обычно обижаются. А здесь я потому, что староста ваш, Соковор-Летний, нанял меня.
-- Староста не сбежал! Люди вы это слышали!? - Вокруг меня радостно загудела толпа. - Не оставил нас!
-- Он хотел мне помочь в этой драке, но я ему запретил. Тут не видно ни черта, зашиб бы и его ненароком. - На всякий случай выгородил Соковор-а. Тот и вправду мог полезть на рожон. И к тому же мне спокойней, когда он рядом с Магритель.
Это понятно. Он тут не смог бы ничем помочь. - Сказал Пресний, и толпа радостно загудела. Когда людям вот так все понятно, то и жить спокойней.
-- Давайте выяснять, что случилось. Сколько татей всего было?
-- Когда они в село заходили их дюжина была. Они зашли к куму своему. В общем предатель он — с ними оказался заодно. Мы по домам заперевшись сидели. Тут эти начали ломиться к Людони-Морозной. Обещали сжечь всю деревню, если не впустят. Ну наши мужики и вышли к ним. Ой и лютая то была битва. Только мало наших было. Но и те троих потеряли. Дальше они разобрали заготовки для дров, да и заперли нас всех. Боялись, что еще кто с ними воевать побежит или изначально всех нас пожечь хотели — кто знает.
-- Они пьяные что ли были?
-- Да что ты! Они же никогда с оружием не приходили, если подвыпьют. У них такое правило — как ейхний кум говорил.
-- Ну Соковор! Ну погоди у меня. - Шепотом бессильно злился я. Все равно ничего ему не сделаю. Но как я его пряма сейчас ненавижу!

Раз их было двенадца... тринадцать, троих убили, так. И я с шестерыми побеседовал, а двое со мной разминулись. В общем четверо отсюда ушли, из них двое меня точно не видели, а другие двое из-за дыма могли меня не разглядеть. Удачно. Но вот как это обернется для села. И как там погорельцы. Совсем о них забыл.
-- Кто видел людей из того сгоревшего дома?
-- Да вот мы. - Из-за спин вышла женщина лет тридцати пяти. Трое мальцов от пяти до двенадцати лет были рядом с ней. Двое младших из них были близнецами. Это всё — внуки Соковор-Летнего? Тогда я их не успел разглядеть. Фух! Теперь гора с плеч.
-- Кто был в других сгоревших домах?
-- Май-аи-Веселый со своей женой, а другой дом — Соковор-Летнего. Там никого не было. Тати думали, что он наблюдает из леса, и выйдет его защищать. - Выплюнул разом юноша, из старших. - Я слышал их разговоры. Они хотели проучить его за то, что тот вооружил наших...

Возможно на Соковор-Летнего теперь пойдет охота всей бандой. Теперь понятно, что дом с внуками был подпален тоже неспроста. Где этот кум татей? Доберусь я до него. Но спросил другое:
-- А за что Май-ай пожгли?
-- Май-аи-Веселого? Да он их так обложил, так костерил, что у главаря помешательство гневное случилось. Он рукой саданул по двери, и сломал её по видимому. В смысле руку сломал. Поехал назад со своим помощником. С собой забрали трупы своих и оружие. Коней наших тоже увели. В прошлые разы так не делали. Наверно нас в этот раз точно пожгли бы. А кого не пожгли бы... - оглянувшись на вытянувшиеся лица односельчан, он вдруг понуро сник.

Гомон умолк. Все осознавали, что это — правда. Теперь только не хватало паники.
-- Спокойно! Сейчас они вряд ли вернуться. У кого сломана рука, сейчас совсем иное интересует — чтобы она срослась нормально. До утра, или даже до полудня у нас есть время убраться отсюда. - Если я не хотел, чтобы началась паника, то не надо было этого говорить.
-- Тише! - Крикнул Пресний-Чудоковатый. Он посмотрел на меня так, будто хотел убить. А за что? Меня так мутит, что голова не на своем месте сейчас. Надо поискать уголок для излияния души.
-- Тише! - Еще раз повторил он, пытаясь перекрыть гомон толпы, в котором все чаще проскакивали истерические нотки.

И как только тишина установилась, причем такая, что слышно как муха пролетит, все отчетливо услышали из кустов, как содержимое моего желудка вылилось на землю. Когда я вышел обратно на крыльцо перед домом, все рыдали. Рыдал даже дед, чтоб он до пенсии не дотянул! Да и подавитесь вы все!

Я нахмурившись протискивался через икающие тела. Вроде только что всем было не до веселья. Мне, так вот и сейчас — ни капли не смешно.

Чтобы скрыть свое недовольство, ушел искать оставленный в молодняке леса двуручный меч. Если бы не он, то еще не известно, чем бы это все для меня обернулось. Хорошая штука. Я оттер его от крови травой. Пошел к колодцу и смыл даже упоминания о крови. Митинг шел своим чередом. Но как только подошел поближе, все замолкли, и улыбаясь смотрели мне в след. Ведь, сволочи, запомнят не то, что я их спас, а что... а ну их!

Зашел в дом старосты, проверил как перебинтован Терентя. Чуть ослабил повязку. Потрогал лоб. Холодный и сухой. Потрогал живот с другой стороны от раны. Мягкий. Поближе к ране. Такой же. Когда кровь от внутреннего кровотечения сворачивается, живот становится твердым. А там и до заражения недалеко. Вернее кровь и разносит заражение, вместе с кишечной флорой. Вроде так в каком-то фильме говорили.

Дверь позади открылась, и зашла Локини. Она пыталась спрятать улыбку. Лучше бы она этого не делала. Это делало её улыбку похожей на улыбку черта — прямая черта губ контрастировала с растянутыми вверх уголками рта. Те доходили прямо до её глаз. Ни фига не заметно!
-- Когда последний раз сок пил?
-- Вот только что.
-- Не очнулся еще?
-- Нет.
-- Можно как нибудь его привести в чувство, не шлепая по щекам. Ну там трава какая есть для этого? Или пахучая соль?
-- Откуда ты так много знаешь про то, как лечить неизлечимых?
-- Был бы он неизлечимым, я бы с ним не возился бы. Нож по горлу, и в канаву. - Я решил что заигрываний на сегодня достаточно, тем более настроя для этого не было никакого.
-- Ну я мужа приводила в чувство, вывернув ему ухо. Он сразу после этого трезвел на глазах.
-- Поди, порасспрашивай какой другой менее травматичный способ.
-- А зачем его будить?
-- Он ведь не спит. Он в беспамятстве. А это разные вещи. Во сне он может проснуться если его что то потревожит. Боль в боку например.
-- Да знаю я. Был у меня муж... - я не дал ей закончить.
-- На смену к себе выдели кого-то, чтобы соком поить. Надо будет менять бинты не реже чем раз в сутки. Прокипятите тряпку, повесьте не прикасаясь и не выжимая её. Только за край. Детей попроси к завтрашнему еще листьев подорожника насобирать. Тоже чтобы помыли предварительно, чтобы грязь сюда не несли. Сок нужен в таком же количестве. Когда менять листья и повязку будете, старайтесь не прикасаться и близко до раны. И руки вымойте в трех горячих водах. Можно подорожником натереть их перед каждым омовением. И выясните, наконец, как привести его в чувство — это важно!

Если я когда нибудь вернусь в свой мир, то пойду учиться на врача. Ведь даже не знаю, правильно ли что делаю. Самоуверенностью только людей можно обмануть, но не болезнь. Да и научиться правильно покрикивать на медсестер — это залог успешного и быстрого выздоровления у большинства больных. Впрочем это важное умение еще и гарант психического здоровья самого лечащего врача.