Ефрем Баух

***

Прощай, страна былых кумиров,
Ушедшая за перегон,
Страна фискалов без мундиров,
Но со стигматами погон.
Быть может, в складках Иудеи
Укроюсь от твоих очей,
Огнем "возвышенной идеи"
Горящих в лицах палачей.


Исход

Я сбросил тень, как покрывало.
В полночный сад меня влекло:
Там что-то тихо наплывало
И уносилось тяжело.

Как из неведомых отдушин
Прикрывшей очи тишины
Наплывы шли — острее, глуше,
То вовсе были не слышны,

То наплывали с новой силой,
И шума ширился размах.
Так травы падали на днях,
Когда их лезвие косило.

Себя отбрасывая вкось,
Тянулись вдаль и шелестели,
О, как они сбежать хотели
От этих жадно-острых кос...

Так слышен в полуночных лужах
Шум замерзающей воды.
Так в ожиданье зимней стужи
Трещат суставами сады.

Так шорохом, почти неслышным
Во тьме печалится тростник
Я онемел: таким был лишним
Мой человеческий язык.

И бесконечно наплывало,
И густо так тянулось вдаль,
Что, чудилось, во тьме стояла
До звезд высокая печаль.

Стоял недвижно час разлуки,
Мир обращенных к небу лиц.
Стояли листья все  и звуки,
И тени перелетных птиц.


***

Вот и принято решенье.
И настало — отрешенье.

Были стычки, и придирки,
И издевки надо мной.
Миг. И мир, что был впритирку,
В злобе замер за стеной.

А всего-то сдал бумажки —
Не в окно — в какой-то лаз
Сытой ряшке без поблажки
С оловянной скудью глаз.

Мир стреножен, но острожен,
И уже тайком грозят,
Что отказ весьма возможен,
Только нет пути назад.

А пока к семье и дому
Я скольжу как бы по дну,
Погруженный в тихий омут —
В снежный сон и тишину.

Ни к кому не обращаюсь,
Да и не о чем просить.
Не живу — со всем прощаюсь,
Только можно ль всё простить?

 
***

Помню жизнь — корысти нет в ней,
Были в ней тоска и страсть.
Жизнь короче ночи летней
Птичьей стаей пронеслась.

Был подобен тихой речке,
Что лежит меж камышей —
Все оттачивал я речи,
В рот набравши голышей,

Все старался, землю роя,
Первым быть всегда во всем.
Только тайный знак изгоя
Пламенел на лбу моем.

Вот и принято решенье —
На земле я этой гость.
Жду бумагу с разрешеньем —
В ней судьба вся сжата в горсть.

Будь что будет. Рок не минет.
Просекаю дни плечом,
И в толпе я — как в пустыне,
И от всех я отключен,

Ни к кому не обращаюсь,
Да и не о чем просить.
Не живу — со всем прощаюсь.
Только можно ль всё простить?
 

***
Гудка не слышно. Первые мгновенья
Мы зависаем в замершем пространстве,
Не ощущая даже измененья,
Ни даже дуновенья ветра странствий,

Ни музыки растущей расставанья.
Лишь в потайном режиме да нажиме —
Скрежещущего мира колебанье,
Знакомых лица, ставшие чужими.

Отмычек лязг, надсадный стон металла,
У горла ком и легкое удушье.
Душа моя вовек не испытала
Такой великой силы равнодушья.

Пройдем мы стыд кордонов и заслонов,
Таможенников, облепивших роем,
И наглый крик бойцов — юнцов зелёных.
И схлынет рев. И я глаза открою.

И потрясет меня сильней, чем небыль,
Что в этой жизни всё грядет и минет,
Что — то же и совсем иное небо.
И венский дождь слезами боли хлынет.