Выпитое небо

     Дорога, соединяющая два села, была обычной полевой дорогой, которых
  в окрестности великое множество. Заросшая с обеих сторон бурьяном,
  бузиной и кругленькими рыжевато-зелеными неприступными кустами шиповника, тянулась узкой, блеклой, ухабистой полоской с частыми дождевыми вымоинами. В летний зной она затвердевала до гулкого звона, но
  стоит брызнуть дождику - становилась вязкой, тянущейся за подошвами
  тяжёлыми ошмётками грязи. Лошади по ней, предвкушая скорый отдых,
  шли ходко, и за тележными колесами далеко отлетали грязно-бурые шлепки.
     Преодолевающие путь "на своих двоих" шли тропинкой через жнивьё
  или свекольные рядки, напрямик. На краю поля тропинку заваливали тернием, но люди обходили завал стороной.  Новая тропинка выводила на
  старую, опять пробитую, измотанными работой деревенскими жителями, которые никак не желали обходить поле кружной дорогой.
     Когда солнце поднялось над землёй на три ухвата и, подбоченясь,
  во все глаза таращилось горячим взором на начинающие цвести подсолнухи, а согретый зноем ветер лениво покачивал узколистую полынь,
  шла Анюта босиком по обжигающей ступни покрытой трещинами тропинке
  домой. В одной руке болтались состёгнутые между собой ненавистные
  сандалии, натёршие на ногах водянистые горошины мозолей, а другой
  рукой прижимала два учебника: «История» и «Природоведение».
     Даже то, что она будет изучать через какой-то месяц эти предметы,
  поднимало ее в собственных глазах и без конца хотелось повторять
  названия этих книг. Но было и ещё что-то такое, не имеющее названия,
  таящееся в груди, таинственное, распирающее её изнутри, как дрожжевое тесто, придающее сил. В какую-то минуту стало казаться, что,
  вздумай взмахнуть руками, и она взлетит, зависнет над этим полем, и
  запоёт нечто радостное, без слов, потому что нет ещё таких слов,
  коими можно было объяснить то её состояние души, то богатство, которым она одарена случайно, и теперь оно будет всегда с ней,
  вернее - в ней. Никому теперь его не отнять, не захватать чужими,
  безжалостными руками. Анюта гордилась этим своим состоянием, казалась
  сама себе выше, взрослее, значимее.
     А случилось это, как и всё, что с нею приключалось, совсем неожиданно, буднично. Анюте предстояло идти в соседнюю деревню, в школьный
  ларёк, за книгами. Купить новые учебники - это было главным заданием
  для школьников на каникулы. Так уж было заведено, что если собираешься
  идти куда-то далеко, то из дому нужно выходить рано утром.
     Бабушка всегда поднималась на рассвете. Подоив козу, не очень-то
  церемонясь, поднимала и Анюту. "За спанья не дают коня",- каждый раз
  приговаривала она, считая сон, а особенно в утренние часы, когда так
  сладко спится, проявлением лености и чуть ли не воровства. "Как много люди могли бы сделать, не будь они такими засонями", - считала она
  и, как могла, боролась с этой извечной людской привычкой. По этой самой
  причине Анюта всегда в утренние часы ходила вялая, медлительная, вздрагивая от бабушкиных окриков, ёжилась, будто слова её превращались в
  росу, падающую холодными каплями на ещё, не проснувшееся, мерзнущее тело.
     Сегодня Анюта поднялась рано сама. Бабушка только подозрительно
  взглянула на неё, посоветовала надеть платье в мелкую голубую с зеленым клетку, подаренное соседкой Наталкой со своей дочки Оли, которая
  была старше на четыре года. Донашивать чужое платье Анюта не считала зазорным: не пропадать же вещи только из-за того, что хозяйке
  оно уже короткое. К тому же обновы, пусть даже с чужого плеча, у неё
  случались не часто и это всегда радовало, внося в однообразную
  жизнь этакую живинку.
     Есть не хотелось. Завернув в пожелтевшую газету кусочек хлеба,
  девочка подошла к бабушке. Та придирчиво осмотрела её и, не обнаружив
  на платьице кармана, недовольно поджала губы. Через минуту стукнула
  крышка небольшого с узорной ковкой сундука, всё ещё раздумывая и
  оценивающе поглядывая на внучку, решая про себя:  «Стоит ли ей доверить
  новую вещь?» Завязав узелком в конец шелковой косынки, подаренной
  приезжавшим погостить родственником, потрёпанную зелёную трёшку,
  бабушка повязала ею девочку, туго затянув концы под подбородком.
     - Смотри, не потеряй. И ворон по дороге не лови. Купила - и домой.
  Работы сколь, а вам бы только... - ворча, она резко повернулась, качнув частыми складками юбки, вышла в сени и загремела вёдрами.
     Анюта вздохнула и тут же обо всём забыла. Ей предстояло идти в
  другое село. Туда она ходила уже не раз, но сегодня она пойдет одна.
  К тому же нужно сперва пройти через своё село, ответить доброму десятку любопытных старух, куда и зачем она идёт. Как раз этого ей не
  хотелось и, выйдя тропинкой за огороды, пошла по-за селом, где только
  слышалось стрекотание кузнечиков, покачивали хвостиками трясогузки,
  стайками порхали воробьи и парочками проносились над головой ласточки.
     Обогнув село, девочка вышла на ту дорогу, которая вела коротким путём в соседнее село. Роса пропала и можно было идти не остерегаясь задеть склоненную на тропинку цветущую полынь. Косынка сползла с головы и теперь коричневато-розовым галстуком с крупным узлом,   норовившим спрятаться под мышку, ерзала по груди. Солнце припекало.
  Хотелось пить. Анюта всё чаще посматривала на тот конец поля, где
  уже показывались верхушки белых акаций. За ними начинались огороды
  и сады, прятавшие в густую тень беленькие хаты. В крайнем саду
  прямо у дороги - колодец. Он теперь занимал все её мысли.
     Дорога побежала под уклон и тропинка, чуть поодаль её выделялась
  среди козьих тропок светлой змейкой. Повернув сбившуюся на шее косынку узлом на спину, чтоб не мешался, девочка, раскинув руки, голубовато-зелёной птицей, понеслась вниз до первого, утопающего в зелени,
  заплота. Именно с этого места полевая дорога переходила в сельскую
  улицу. В голове мгновенно всплыли бабушкины слова, которые она повторяла чуть ли не каждый день. "Придержи свой хапес. Кто тебя возьмёт
  замуж с такой придурью? Себя не срами и нас не позорь..."
     Это непонятное, просто противное бабушкино словцо "хапес", каждый
  раз заставляло её брезгливо морщиться и долго думать над тем: "Зачем нужно выходить замуж и стараться всем понравиться?" Ей представлялось это чем-то обязательным, от которого никак не отвертишься и
  просто нужно принимать, как наступление дождливой осени.
     Девочка вздохнула. Шаги, сами собой замедлились, руки опустились
  и невольно одернули на коленках платьице, поднятое ветром при быстром
  беге. Повязавшись косынкой, туго затянула узелок под подбородком,
  прикрыв свободным концом тот конец, в который была завязана трёшка,
  и степенно пошла по тропинке, стелющейся вдоль края дороги. Она знала, что сделай, что не так, бабушка узнает об этом уже на следующий день
  и тогда... Тут мысль оборвалась сама собой, как только она увидела
  женщину, набирающую воду из колодца.
     Ноги сами повели к этому месту. Она знала, что заходить в чужой
  двор нельзя. Но к колодцу подходили все, не спрашивая разрешения
  хозяина. Женщина оглянулась.  Заметила переминающуюся с ноги на ногу
  незнакомую девочку.  Порасспросив её, откуда и куда идёт, зачерпнула
  ковшиком, сделанным из консервной банки, с прикреплённой деревянной
  ручкой, воду, подала ей.
     Вода была холодной, обжигающей. Сделав несколько глотков, почувствовала как перехватило дыхание. Переждав минутку, принималась пить
  опять. Выплеснув остатки воды под калиновый куст, поблагодарив женщину, вернула ей ковшик.
     Дорога по чужому селу, покупка книг, с обязательными расспросами
  и медлительностью  продавщицы, заняла часа полтора. Хотелось есть,
  но Анюта решила дотерпеть до колодца, а там уже сесть на прохладную
  колодезную плиту и, запивая водой из ковшика, съесть теперь необыкновенно вкусный хлебушек.
     Вот он широколистый калиновый куст, а за ним шершавая плита с чуть выступающим ободком. Это и есть колодец. Камнем выложенные округлые стены собирают студёную влагу земли, напоминают кувшин
  с узким горлышком, пропускающим в своё чрево, немного приплюснутое с боков, потемневшее ведро. От ведерной дужки тянется к крюку, вбитому
  в землю, с мелкими, продолговатыми колечками, цепь.
     Анюта положила на потемневшее гладенькое бревно, служившее скамейкой, книги и свёрток с хлебом и растерянно оглянулась. Доставать
  воду из колодца ей ещё не приходилось. Даже страшно было заглянуть
  в открытую его пасть. Но пить так хотелось, что казалось внутри неё
  разгораются угли, и скоро она вспыхнет вся. Выбившиеся из-под косынки волосы, были влажными от пота, а во рту вязкая горьковатая слюна.
     Девочка взяла ведро, звякнув, цепь потянулась следом, будто не доверяя невесть откуда появившейся гостье. Мелкими шагами, робко подойдя к выступу, который еле превышал застёжку на её сандалии, заглянула
  через край. В глубине виднелся голубой круг. Эта знакомая чистая   голубизна успокоила её. Приятная прохлада ободрила, даже предательская
  дрожь в коленках отступила. Улыбнувшись, засмотрелась на появившееся
  на краю белое пятнышко. Оно увеличивалось и скоро на треть закрыло голубизну.
     "Это же небо! Небо, упавшее в колодец!" Но тут её начало одолевать
  сомнение: "А можно ли пить небо?" Она вспомнила, как куры пили из каменного корытца, и там тоже было небо. А петух, взлетев на ворота,
  загорланил, смешно вытягивая шею. "А может, он потому и взлетел, что
  попил той воды... - догадалась она. - Я тоже сейчас попью. Какая она?
  Наверное, вкусная. А бабушке не скажу, еще заругает..."
     Осторожно перебирая в руках цепь, девочка опустила в разинутый
  зев колодца покачивающееся ведро. Оно коснулось дном голубизны,
  остановилось, ударившись о что-то, наклонилось набок и стало потихоньку уходить из глаз, распуская вокруг себя неторопливые круги.
  Наконец исчезло совсем, только цепь теперь соединяла девочку и
  кусочек неба. Немножко помедлив, она потянула цепь на себя. Показалась
  дужка, круги качнули голубизну с белым краем, потом ушки и наконец,
  краешек ведра. Но чем больше высовывалось ведро, тем тяжелее становилось. Прикусив губу и расставив широко ноги, Анюта медленно выбирала
  цепь, которая, позванивая, ложилась у её ног бесформенной кучкой.
     Рука коснулась дужки и, затаив от напряжения дыхание, осторожно попятилась назад и поставила ведро на плиту. Хлюпнувшая вода попала
  на сандалию и сквозь дырчатый узор, лизнула холодным мокрым язычком.
  Отдернув ногу, она соскочила с плиты и хохотнула, радуясь своему успеху, прохладе, коснувшейся ноги, и просто так чему-то непонятному, но
  несомненно, хорошему.
     Растерев покрасневшие, пахнущие железом ладони, девочка осторожно
  подошла к ведру. Чистая голубизна спокойно глядела на неё из ведра.
  "Небесная вода, наверное, собралась вся вверху, как сметана в крынке,
  а я её выпью..." - подумала Анюта и, зажмурив глаза, склонилась над
  ведром, коснулась вытянутыми губами ровной водной глади. Резкая,
  холодная влага ломила зубы, перехватывала дыхание, а она всё пила,
  втягивая в себя и судорожно глотая её мелкими глотками. Наконец распрямилась и, часто дыша, будто до этого поднималась на крутой пригорок,
  открыла глаза.
     По ту сторону колодца в белой вышитой рубахе и соломенной шляпе
  стоял школьный учитель Владимир Еремеевич. Он внимательно смотрел
  на девочку и трудно было распознать в его серых глазах, то ли одобряет, то ли осуждает её.
     - Я небо выпила! - чуть испуганно, вместе с тем восторженно то
  ли похвасталась, то ли повинилась она.
     - Небо? - переспросил учитель.
     - Ага. Оно холодное-холодное и ещё... - она хотела ещё что-то добавить, но слова куда-то разбежались, и она растерянно взглянула на
  ведро. - Там ещё осталось. Пейте, оно вкусное, - не зная чем загладить свою вину, предложила Анюта.
     Учитель улыбнулся краешками губ, посмотрел на наплывающий край
  тучки, со стороны чуть приподнятой дужки и добродушно сказал:
     - Пожалуй, я тоже попью, может помолодею на пару годков.
     Сняв с головы широкополую шляпу, прикрыл ею голову девочки и шумно
  покрякивая, стал пить через край наклонённого ведра.
     - Хороша-а-а! А ты, вижу, учебники купила. Отец-то как твой? - и
  будто проглотив что-то застрявшее в горле, перевел разговор.- Мы ведь
  дальние родственники. Да-да, через бабку Маланку, ту, что выше кладбища живёт... Ну, передавай отцу привет... Беги домой, небось, он уже
  заждался.
     - Наверно. Он всё на завалинке сидит и кашляет.
     Сняв с Анютиной головы шляпу и теребя её в руках, смотрел вслед
  бегущей под горку девочке, прижимающей к груди новые учебники. Загорелые ноги легко несли её над светлой лентой тропинки, будто она
  и не касалась её, а летела над ней.
     - Небо выпила! - в задумчивости произнёс старый учитель украинского языка и
  литературы. - А мы и, вправду, с тобой родня, - и перевёл затуманенный
  размышлениями взгляд на качающийся на голубой глади желтый листик
  акации. - Как знать, может, и выпила...

                28июня 2001г