Кумбыра Поле идеологической борьбы

Расскажу ка я историю, случившуюся со мной и группой моих товарищей в конце 1991-го года. Вспомнить её есть огромный смысл, тем более что двое из её участников: Сергей Ельников и Саша Отходаев, в те времена уже были вовлечены в безуспешные, но активные поиски той самой кумбыры, про которую я ничего не знал.

Освободившаяся от идеологических тисков коммунистической религии Россия удивлённо взирала на открывшиеся свободы дальнейшего развития. В отсутствии какого-то общего направления духовного развития, мои друзья, а особенно я сам находились в странном состоянии, напоминающем не-то эйфорию, не-то растерянность… Как бы это описать?..

Представьте себе, что идёте вы в узком коридоре. Со всех сторон тоже идут, толкаются, давят и напирают. Неуютно, конечно, зато общее направление очевидно. Более того, оно неизбежно. Попробуй тут, поверни куда-нибудь, когда кругом такая давка. Но тут коридор, который, казалось, будет вечным, неожиданно исчезает. Стены раздвигаются и вас выносит на открытое пространство. В пустыню. Все, кто напирал и пихался, разбегаются в разные стороны. Те, кто покрикивал, командовал и призывал шагать в ногу оказываются без привычных занятий, растерянно озираются и обиженно воют, но вам до них никакого нет дела потому что «степь да степь кругом…» До такой степени все разбрелись, что казалось, материализовался сам вакуум.

Мои друзья хоть знали о кумбыре, а мне – что? Я о кумбыре не знал. Коммунизм все обозвали мифом и вообще злом. Направление исчезло, жизнь потеряла смысл. Я бессмысленно бродил по заснеженной, хлюпкой Москве. Бессмысленно покупал я сигареты у растерянных старушек, курил их и удивлялся переменам, свалившимся на Россию. То есть, на СССР… То есть на непойми чего. Я и на самого себя смотрел как на непойми чего, и почти перестал себя самоидентифицировать. Вот до чего дошло.

Находясь в таком подвешенном состоянии, в один из зимних дней я забрёл к Олегу Отходаеву, который тогда проживал в огромной коммунальной квартире прямо на Страстном бульваре, совсем недалеко от памятника Пушкину. Там, у Отходаева сидел и разорялся другой мой товарищ, Сергей Ельников. Он говорил приблизительно следующее:
«Теперь самое время для больших дел! Никто ничего не понимает и если вдарить как следует, то мы окажемся в самом центре! Рок - умер. Это не русская музыка. У него западноевропейские корни, а мы можем создавать зрелище на наших корнях, на русском фольклоре. Это будет затребовано! Очень затребовано! Нужна только техника! Нам – то кажется, что это дорого, а для американцев это – тьфу, три копейки. Они на это дело поведутся. Должны повестись…»

Отходаев слушал Ельникова молча, не перебивал, но энтузиазма на его лице не выражалось. Тоскующее было лицо. Ельников же говорил напористо, с ударениями и нарастающей убеждённостью. Было видно, что он знает чего-то очевидное, но до поры открытое только ему. Он и рад бы поделиться своим знанием со всеми и каждым, но незадача в том, что никто его не понимает. Это обидно. Чего может быть проще, чем понять и самую малость помочь? Другим-то ничего не стоит, а пользы-то сколько! До неизмеримых богатств и славы не хватает одного миллиметра! Дотянись только, и вот они! Но мешают, не дают дотянуться. Причём все! Причём, мешают именно тем, что не понимают и не помогают. Это обидно, но и подзуживает, ярит, не даёт сидеть молча. Вот Ельников и тряс пространство коммунальной комнатушки.

Из задиристых монологов Сергея Ельникова я постепенно уразумел суть событий и идей. Дело было в том, что одна из его многочисленных подружек затусовалась с группой американских проповедников, кои нагрянули в Москву, в пространство материализовавшегося идеологического вакуума, чтобы пропагандировать за ихнего, американского бога. Теперь, как утверждал Ельников, надо было срочно пригласить этих миссионеров в гости к Отходаеву, затем в беседе с ними применить методы Карнеги и выцыганить у них совсем небольшую по американским меркам сумму денег, чтобы купить на эти деньги какой-то суперновый музыкальный инструмент «Ямаха». При помощи этого музыкального инструмента Ельников обещал стремительно создать уникальные и неповторимые композиции и песни, основанные на древних фольклорных корнях. Далее в планах следовали: всемирная слава, многочисленные гастроли и турне, бешеные тиражи популярных во всём мире альбомов принципиально новой музыки, огромные богатства и сказочные перспективы. Такой вот чёткий план. Чего не понятно?

Отходаев терпеливо слушал, не возражал. Только иногда вздыхал и морщился под порывами оптимистического напора. Ельников же всё сильнее утверждался в собственной правоте и гениальности методов Карнеги, с помощью которых можно кого угодно в чём угодно убедить. Размахивая руками и потрясая книжкой гениального автора, благодаря которой он и обрёл несомненный дар убеждения, Ельников утвердительно воскликнул:
- Вот видишь, тебя мои доводы уже убедили! Это всё благодаря ему, благодаря Карнеги, хоть я только ещё пятнадцать страниц прочитал. Представляешь, как убедительно я буду говорить завтра?.. - Тут он вспомнил, что я уже успел прочесть всего Карнеги, и ткнув книжкой в меня, переменил стратегию подхода – Он будет с ними говорить! Он уже всего Карнеги изучил и к тому же знает их, американский язык. Ну, я, конечно, добавлю немного от себя, чтобы им стало ясно: надо инвестировать деньги в русский рок. Это перспективно. Без нас их культура загнётся. Это им же нужно в первую очередь!.. Смотри, что показательно! Мне уже удалось тебя уговорить, а американцев мы ещё проще уболтаем. Они же всё делают по инструкциям! Вот и Карнеги создал такую инструкцию, чтобы убедительно разговаривать. Ведь, я тебя убедил? Убедил. Так что не сомневайся!..

Я посмотрел на Отходаева. Лицо его выражало крайнюю степень уныния. Казалось, что не только Ельников, я и Карнеги погрузили его во вселенскую печаль, но и весь род человеческий, агрессивный и занудный одновременно, заловил его в ужасную и безвыходную западню. Конечно, Ельников, как старый товарищ и друг мог мечтать о чём угодно, но ему, Отходаеву, приходилось теперь терпеть эту неуёмность без всякой цели, даже без надежд на какой-то просвет. Впрочем, не исключено, что это мне только показалось. Может быть, это я сам так ощущал окружающий бессмысленный мир и потому перекладывал свои ощущения на других. А может, шикарные перспективы, нарисованные впереди, так на нас подействовали? Во всяком случае, спорить никто не стал. Более того, мы решили поддержать благие начинания Ельникова и к его великой радости согласились посильно участвовать в охмурении американских охмурителей.

Вот какую силу развило учение Карнеги на нашей почве, стоило только чуть-чуть подвинуться учению Карла Маркса. Как не крути, а идеи живут и борются между собой. Мы же, люди - лишь поле их неусыпной битвы. Когда я об этом думаю, то начинаю вздыхать и грустить так же, как Отходаев грустил в тот зимний вечер на излёте 1991-го года. А что? Приятно ли быть каким-то полем? Тем более – полем битвы разных невидимых глазу идей. Нет, неприятно. Хочется быть нормальным человеком. Да разве получится?..