Лики гнева. 3

Гнев. Гнев любит меня. Я его не люблю. Я бегу от него со всех ног, прячусь в глубокие норы, залажу на деревья, закрываю двери, прячусь под одеялом. Я убиваю мух и других насекомых, стараясь откупиться от него, принеся ему жертву. Я кричу ему: «Не лезь ко мне! Ты мне не нужен! Ты грязь! Ты нечистота! Ты падаль!» Но он настигает меня. Утром, вечером, днем, ночью. Он стоит за моей спиной, дышит мне в затылок, толкает в спину и шепчет: «Пора. Пора начинать. Возлюби меня. Я твоя единственная любовь. Предайся мне. Не бойся меня. Я всегда с тобой.»

Восемь часов вечера. Я еду домой и разрываюсь между сном и явью, а он стоит за моей спиной и ждет. Я не сплю и не бодрствую. Я существую. Я ненавижу все. Окно, деревья, дорогу, сиденье, светофоры и воздух. Себя я тоже ненавижу. Я думаю над тем, не поддаться ли мне на уговоры гнева? Но нет. Я не хочу. Я ненавижу его. Он вызывает тошноту и слабость. Он высасывает меня. Лишает меня смысла!

Вечер неприветлив. Он заодно с гневом. Они оба против меня. Они подсовывают мне все новые и новые неприятности в виде тумана, грязи и луж. Но это ничего. Я еще могу с этим бороться. И я пытаюсь.

Дорога ведет в проем между домами. Этот проем то сужается, то расширяется, как будто это не бездушный бетон, а живой организм, пульсирующий и голодный. Это пищевод. Прямой путь в желудок. Проскочить туда не составляет особого труда. Гораздо труднее выбраться обратно. Это порой невозможно, а порой легко и просто, будто тебя исторгает с блевотиной из себя нечто, чему ты не можешь найти описания и объяснения. Но сейчас мне туда, а не обратно. Без гладкой оболочки, без запивки проскакиваю в этот проход. Я продвигаюсь все глубже и глубже, все дальше и дальше. А, может быть, все это мне только кажется? Может быть, я просто иду по дороге вдоль домов? По грязной, мокрой дороге вдоль домов и больше ничего? Но нет. Обычная дорога не может так пахнуть, выглядеть и ощущаться. Она липкая, отвратительная и гнусная, как внутренности кита. Она наседает и пытается подавить своей гнусностью. Я ничего не понимаю. Я растерян и в гневе. Он добирается до меня через бреши в моей защите. Через растерянность и страх.

Моя сила в моем страхе. Я перемещаю свое тело вперед. Только вперед. Как будто от этого зависит что-то. Все вперед и вперед. Я разведчик. Я передовой отряд. Я расчищаю путь чему-то большему. Я неумолим. Я подмечаю каждую мелочь на своем пути. Я анализирую эти мелочи, выделяю опасности и беспощадно реагирую на них. Гнев помогает мне в этом. Он обостряет слух, зрение и обоняние. Он делает мои руки тверже стали. Он делает меня готовым ко всему. Готовым дать отпор. Я не хочу его помощи, но он настаивает. Очень тяжело ему противиться. Я не могу.

Навстречу движутся какие-то люди. Жители этого места? Их несколько. Несколько людей и собака. Не пудель, не болонка. СОБАКА! Она не сдерживается людьми. Ей дана полная свобода действий. И она действует. Она движется на меня. Стремительно и неумолимо. Но в процессе движения она начинает понимать, что что-то пошло не так. Что-то не согласовывалось с ее планом. Собака останавливается недалеко от меня. Она начинает чувствовать меня и боится ко мне приближаться. Она не нападает, зная, что ее ничего не ждет, кроме смерти. Собака высовывает язык, и делает вид, что она не имела в виду ничего такого.

- Она добрая. Она не укусит. – Это говорит женщина, имеющая отношение к собаке.

- Конечно добрая. Они все очень добрые и милые существа, эти собаки. – С сарказмом произношу я. В ответ раздается молчание. Все всё понимают. Со мной лучше не связываться. Я не прощаю промахов.

Гнев во мне приближается к критической отметке. Индикатор приближается к красной зоне.

Через несколько шагов опять натыкаюсь на людей. Двое стоят одетые, третий лежит в грязи в одних трусах, четвертый бьет третьего руками. Каждый удар сопровождается глухим свистящим звуком. Он выбивает из лежащего все дерьмо, приговаривая что-то о долбоебе и суке. Он действует с размеренностью паровой машины, тяжело поднимая и опуская руки. Вверх, вниз. Вверх, вниз. Опасности вроде бы нет. Это их дело. Гнев внутри меня опечален. Он высасывает меня и требует жертв. Хер ему, а не я!

- Дайте пройти!

Тела смещаются, давая проход. Я следую дальше по пищеводу. В памяти отпечатываются боксерские трусы, белая кожа и темные волосы избиваемого.

Иду дальше. Дорога чистая. Я весь киплю. Я похож на чан с варевом, на поверхности которого возникают и лопаются пузыри. Я бурлю и самоуничтожаюсь.

- Прекратите это немедленно!

Голос за спиной. Кто это? Бог вмешался, или первоэтажным жильцам надоело слушать глухие свистящие звуки, и их гнев преодолел их страх? Это вполне вероятно. Гневу очень тяжело противиться. Возможно, так оно и есть. Меня это не касается. Я иду вперед. Иное не дано и не возможно. Я пытаюсь обуздать свой гнев и подчинить его себе. Не знаю, может быть, у меня получится…

Убежище близко. Пищевод исторгает меня за четыре шага до финиша. Это пустяки. Четыре шага ничто по сравнению с вечностью. Мне повезло.

Кулинарный гений говорит о том, что нет ничего лучше, чем смешать говяжий фарш с рубленым луком и орегано. Получится неповторимый, незабываемый вкус и аромат. К тому же, лепешки бургеров следует делать тонкими, а не толстыми. Тогда они равномерно прожариваются на гриле и  становятся сухими снаружи. Может быть он и прав. Когда буду делать бургеры на гриле, попробую последовать его советам. Но с гневом мне это не поможет. Его не зажаришь и не испечешь. Он бестелесен. Он хлещет по ребрам изнутри, как дождь или прибой. Он скрипит зубами и срывает листья с деревьев. Он безграничен и плотен. Он ничего не боится, кроме бумаги. Бумага для него – смерть. Последняя инстанция. Приговор без права помилования. Я все-таки оказался сильнее его. У меня есть бумага и ручка. Гнев корчится на ее острие и иссыхает с каждым росчерком. Он думал, что непобедим, но я перехитрил его. Строки ложатся на лист, и тиски, сжимающие душу, все больше и больше ослабевают. Воды рек наполняют высохшие русла, виноградные лозы выпускают цвет. Все становится на свои места. Будь ты проклят, Гнев! Будь ты проклят!