Писатель-невидимка. 03

ПИСАТЕЛЬ-НЕВИДИМКА [продолжение]

Экскурс по его живому тернистому следу

(к 80-летию Г.П.Гунькина, 1930-2006)


3.

В середине 1980-х меня взбудоражил и обнадежил вдруг проявивший себя – из 1972 года, из мордовской зоны ЖХ-385 – горячий, полный живого дыхания, пусть и без каких-либо координат, след «Вельского». Было так. Однажды попала мне в руки небольшого формата книга, доставленная кем-то кому-то из-за кордона, целиком посвященная Юрию Галанскову: его безвременно оборванной жизни, его блестящей публицистике, опытам в прозе, его придушенной на взлете поэзии, глобальному антимилитаристскому его проекту [1], его героической схватке с властной тиранией - схватке за гражданские права и свободы. “Он был одним из первых, - подчеркивалось в краткой вводной заметке от издательства «Посев» (Франкфурт-на-Майне, 1980), - кто вышел с поднятым забралом, кто честно, по-рыцарски бросил вызов неимоверно сильному противнику и погиб в этой неравной борьбе”. И вот, в этой замечательной, хоть и не лишенной огрехов книге [2], почти в самом ее конце, я прочел воспоминания эмигрировавшего на Запад бывшего политзэка Евгения Вагина, одного из лидеров разгромленного в Питере ВСХСОНа [3], о его встрече с Галансковым (когда он был уже на крайней грани измождения) - встрече за колючей проволокой, в больнице Дубровлага, за несколько месяцев до гибели Юрия.

Воспоминания емкие, колоритные, сопровождаемые толковыми, кое в чем существенно спорными, неприемлемыми для меня трактовками и суждениями, но речь сейчас о другом. На одной из страниц я обнаружил уже знакомое, но в этот раз особо взволновавшее, заинтриговавшее меня: “Юра говорил о себе, о своем пути, о своих метаниях, поисках. Подробно пересказал мне «Откровения В. Вельского» [4], так и не назвав автора…”.
 
Казалось бы, в приведенном свидетельстве опять же не нашлось ничего конкретного об интересующем меня тексте; но всё же незамысловатая, будто проходная эта фраза - "Подробно пересказал мне «Откровения В. Вельского», так и не назвав автора", - когда я поглубже вник, вжился в нее, вдруг поразила и потрясла меня (скорей в наитии, нежели по зримой фактуре), наводя на далеко идущие соображения, гипотезы, побуждая к более настойчивым разнонаправленным поискам.

В самом деле: разве не дорог нам и не значителен тот факт, что Галансков, с юношеской поры изнуряемый тяжкой язвенной болезнью, превратившей его жизнь в хроническую пытку, всё же смог обрести такую выдержку и остойчивость, чтобы в течение шести нескончаемых тюремно-лагерных лет бережно, если не свято, хранить в душе и в памяти литературное сочинение (весьма, как можно догадываться, объемное и очень даже непростое), написанное кем-то посторонним, возможно и незнакомым, и – будто собственную реликвию – пронести эту чью-то святыню (буквально корчась в три погибели от беспрерывных нутряных болей) через множество выпавших на его долю мук и терзаний!

Тюрьма, перекрестные допросы, предательские провокации Алексея Добровольского (одного из подельников), судебный процесс-фарс, убийственный приговор (семилетка строгорежимной колонии), распад брака с Ольгой, потогонная трудовая повинность в лагерной зоне, неоднократное участие в зэковских забастовках и голодовках протеста, неотвратимые изуверские наказания (карцер, БУР – барак усиленного режима), многочисленные острейшие приступы недуга, приводившие к нестерпимым транспортировкам по тряскому лесному бездорожью в неблизкую больничную зону… Какой же бесподобно впечатляющей, а то и магической силой должно обладать это поруганное властью «Откровение», если (на таком вот жутковатом фоне) зэк Имярек, уже летально обреченный, вдруг подробно пересказывает кому-то сию святую “крамолу”!

Пересказывает, заметим, товарищу по несчастью, по общему противостоянью злу - и притом всё еще оберегает тайну авторства!

Уж не сам ли он и есть, собственной персоной, Автор-невидимка?!

Сейчас, в феврале-2010 - когда в эпопее вокруг «Откровения» и его Автора большинство всяких неясностей, секретов, неувязок уже осталось для меня в прошлом - можно вроде бы кисло улыбнуться над нелепостью такой версии. Но ведь совсем еще недавно, каких-то три года назад, я и впрямь не мог поставить здесь точку над “i”!

Не мудрствуя лукаво вернусь к раскладу ситуации, к тому ее моменту, на котором мы минуткой ранее “споткнулись”. Итак, середина 1980-х. Книга, вышедшая за несколько лет перед тем во Франкфурте: «Юрий Галансков». Из нее, напомню, я вывел для себя – насчет «Откровения Виктора Вельского» - отчетливое ощущение: какой неизгладимый след в душе, в органике человека (тем более такого чуткого и восприимчивого, как Юрий) может оставить этот шедевр, пока еще ускользающий от искателя-одиночки (каковым довелось быть мне; причем сам невидимка по-прежнему еще довольно долго будет в моих глазах покрыт непроницаемой мглой). А события и далее развивались, я бы сказал, в скрипуче неподатливом ключе.

В конце лета-1997 бывшая моя сокурсница по филфаку МГУ Лидия М. (она с семьей переселилась в Германию) сообщила мне о завязавшемся у нее добром знакомстве с неординарным, уже преклонного возраста человеком, Ярославом Т., – из эмигрантского выплеска начала 1930-х годов. Услышав от Лиды о моей дружбе с Галансковым и ряде недавних моих публикаций о нем, Т. сообщил ей, что, как кадровый член НТС [5] и, в прошлом, сотрудник издательства «Посев», он давно и хорошо знает, безмерно уважает, чтит Юру, когда-то даже принимал участие в усилиях по облегчению его тюремной и лагерной участи и т.д. Короче, я заочно познакомился вскоре с Т., мы обменялись письмами, он прислал мне в Москву, с дружескими надписями, экземпляр посевской книги «Юрий Галансков» (уже проштудированной мною), а также давний номер журнала «Посев» (1973, январь) - с объемным блоком откликов мировой печати и телеграфных агентств на скорбную весть о гибели в Мордовском концлагере молодого неофициального поэта, одного из первых в Советском Союзе правозащитников, бесстрашного подвижника вольной русской мысли, рискнувшего бросить вызов Шолохову. В числе откликов был, к примеру, воспроизведенный в журнале плакат, который расклеивали на улицах Рима и других итальянских городов: в центре плаката – портрет Галанскова, а поверху – броская надпись “ОНИ УБИЛИ ПОЭТА”. В тот же блок откликов включили и мое стихотворение “В глухой Мордовии…” (появившееся, помимо того, в журнале «Грани», № 86, декабрь-1972). Это были для меня ценные обретения, но, увы, к встрече с невидимкой-«Откровением» и невидимкой-Автором я и на этот раз не приблизился ни на йоту.
 
Прошли еще годы и годы, прежде чем я смог прошептать однажды сам себе: “Лед тронулся, господа присяжные заседатели”. Попробую сейчас высветить ту долгожданную подвижку во льдах.

-----------------------------------------------------------

     [1] Имеются в виду основательные наработки Галанскова, изложенные в его статьях: «К проекту программы ВССВР (Всемирного союза сторонников всеобщего разоружения)» и «Организационные проблемы движения за полное и всеобщее разоружение и мир во всем мире».

     [2] Огрехи эти, немногочисленные, но весьма подчас досадные, допущены были, я полагаю, не издательством «Посев», а теми, кто в Москве готовил тексты (в непрофессиональных условиях) к отправке туда. Это и обычные опечатки, и пропуски слов, и псевдоредакторские вмешательства (с целью “улучшения”). Вот, в частности, примеры из поэмы Галанскова «Подснежник». У автора: “потное мясо поперло в ворота”, в книге: “плотное мясо…”; у автора: “ночь отдавалась: / небесное платье / расстегивал медленно / нежный рассвет“, в книге: ”небесное платье” пропущено; у автора: “вечный чиновник, / как черный тюлень, / лениво ворочает жирные ласты”, в книге: исчез “тюлень”; возник “тюльпан”…

     [3] Всероссийский социал-христианский Союз освобождения народа. Подпольная антикоммунистическая организация, ставившая себе целью вооруженное свержение Советской власти. Согласно основополагающей Программе Союза, принятой 2 февраля 1964 года,
“…государство должно конституироваться как теократическое, национальное, представительное и народное…”.

     [4] Здесь, как и в некоторых других публикациях и документах (в том числе мною написанных), «Откровение» ошибочно употреблено в множественном числе; первоисточник, авторский оригинал, дает нам единственно правильное - единичное, обобщенное «Откровение…».

     [5] Народно-Трудовой Союз. Антибольшевистская организация российских солидаристов, созданная в эмиграции в 1930-х годах. После крушения Советского Союза НТС стал решительно “возвращаться” в Россию, где сперва был зарегистрирован филиал его издательства «Посев» (1992), затем в Москве обосновалось Исполнительное Бюро Союза (1993), а в 1994 году сюда же из Франкфурта перебралась редакция журнала «Посев».


(Продолжение следует)


Рецензии