29 апреля 1944 г. Эстония

    Здравствуйте!!!
    Чувствую, что вы ждете моего письма, и поэтому пишу с «ненормально» маленьким промежутком. На всякий случай дублирую предыдущее письмо. Нахожусь на фронте. Участок фронта неспокойный. Немцы пытаются уничтожить плацдарм и выровнять этим линию фронта по реке. Севернее, где был небольшой плацдарм, им это удалось. Сейчас вот уже 3 дня немцы приутихли и больше не атакуют.
    Я попал в батарею короткоствольных пушек (полковых). Сперва меня назначили к-ром отделения разведки, но через 3 дня, после того как я «согрешил», в виде наказания перевели в расчет орудия   наводчиком. В первый же день, как я попал в батарею, я был отослан на передовую (батарея не имела орудий и стояла в 4 км от передовой) сменить людей из батареи, обслуживавших за неимением орудий противотанковые ружья. Вместе со мной пошло еще 3 человека из пополнения. После 15 часового пребывания на передовой я вернулся в расположение батареи, т.к. у ружья, с которым я сидел, был согнут ствол осколком, а три моих товарища вышли из строя. Пережил в это время одну из атак немцев. Выглядело дело так. Передний край проходит по болотам, болота заграничные – «экстра» - для войны мало удобные. Место почти везде открытое. Верхний слой почвы – торф с 90% Н2О. Кое-где небольшие (100х15х1) высотки. Болото все изрыто снарядами. Немцы вышли из леса и, не ложась, побежали по болоту. Пока они бежали половину нейтральной полосы, их осталось 1/3 часть, и, немного полежав в болоте, они начали драпать назад.
    После того, как я вернулся назад и просох,  начал думать, как бы вырваться из этой батареи. Через день я пошел с товарищем в близко находящийся штаб, где у него были документы на орден Красной звезды, который ему не удалось получить из-за ранения. Перед этим он спрашивал на это разрешение у командира батареи, но получил отказ. Когда большинство людей ушло на работу, мы решили потихоньку улизнуть, сходить за документами за 1 час и вернуться незамеченными. Но едва мы прошли 20 м, как были замечены. В наказания за попытку уйти без разрешения нас обоих перевели из разведчиков в расчеты орудий – номерами на правах рядовых. Поэтому я сейчас каждую ночь стою на посту по 2,5 часа  и выполняю множество других малоприятных работ. Как провинившегося, меня временно сделали козлом отпущения и посылают на работы вне очереди. 25-го меня послали тащить пушки на передовую. Весь день шел дождь. Пока я дошел до передовой, шинель промокла насквозь, а зимняя шапка достигла веса не менее кг. Передний край пересекается дорогой (шоссейной). По ней на лошадях подвезли орудия до открытого места. Предстояло протащить орудия 0,5 км по болоту вперед и в сторону. По дороге нельзя было тащить потому, что она была взорвана через каждые 100 м и минирована. Вечерело. Под прикрытием пелены дождя еще засветло поволокли (вычеркнуто цензурой. Ред.) По шпалам протащили без особого (относительно) труда. Но когда съехали в болото, я понял, что настают самые черные минуты моей жизни. Орудие вязло по ось в размокшем торфе. 2 часа волокли орудие через 500 м болота. Потом вернулись назад и тем же путем потащили нашу пушку. Ее вес еще больше  900 кг. Волокли ее 6 часов. До места (развалины дома на переднем крае) оставалось еще 100 м., когда стало рассветать. Всю ночь через каждые 10-15 мин немцы открывали огонь по болоту в (вычеркнуто цензурой. Ред.). Хуже всего было то, что все болото было перепахано снарядами так сильно, что с трудом находили между воронок путь, позволявший пройти колесам пушки. В первые же минуты все поочередно искупались в воронках, но холодно не было, несмотря на то, что под ногами хрустел ледок. Нечего и говорить, что все по уши были заляпаны торфяной грязью. Едва только успели втащить пушку внутрь развалин, как были замечены, и 10 минут просидели под шквалом огня артиллерии и минометов. При первых же разрывах кинулись в блиндаж (сруб размерами 2,5х1,5х1,5 м., обложенный камнями). В (вычеркнуто цензурой. Ред.) влезавший в нее, чуть не погиб, т.к. снаряды стали ложится в 3-5 м от входа. Уже стало светло, когда мы притащили, связав по три ремнем, снаряды. 5 человек остались у пушки, а остальные, в том числе и я, отправились в тыл. Только, было, я разулся и начал сушиться, придя «домой», как меня опять послали на передовую нести завтрак, печку и плащ-палатку расчету, оставшемуся на передовой и сообщить им, что они должны забрать снаряды, которые везла повозка, шедшая со мной. Мокрый, уставший и голодный, т.к. поесть мне не дали, поплелся я на передовую, размышляя о том, как же пройти днем километровое пространство, просматриваемое немцами. Пришлось идти на риск и, не скрываясь, идти от одного разбитого танка до другого в промежутках между огневыми налетами. Подбитых танков наших и немецких вдоль дороги валялось много, так что через каждые 100-200 м я имел возможность отсидеться в укрытии от осколков.
    Так воюют. И страшно бывает, и грязно и, главное, тяжело.
    После такого напряжения, а, главное, после 12-часовой прогулки в мокром виде я, изнежившийся за три месяца пребывания в тылу, немного заболел гриппом. Командир батареи утешил меня, что это пустяк и  что грипп лучше всего проходит от работы… (вычеркнуто цензурой. Ред.).
    Через три дня после того, как мы поставили пушку на огневую позицию, нас отвели с передовой. Вечером пришли опять на передовую тащить пушку обратно. На этот раз было посуше, т.к. эти дни не было дождя, народа было больше, обстрел слабее и дорога, по которой нужно было вытаскивать орудие, была разведана заранее. Поэтому на этот раз пушку вытащили из болота за полчаса. Большую роль сыграло то обстоятельство… (вычеркнуто цензурой. Ред.). Каждому хотелось поскорее разделаться с этим грязным делом, и поэтому все вкладывали все свои силы. Только мы вытащили пушку на дорогу, нас встретил комбат, который пришел с представителем, сменяющей части для обмена пушками. После этого перетаскивали к пушке с огневой снаряды и, пританцовывая, отправились в тыл. Захватили барахло, оставшееся на месте старого расположения, и проследовали до берега реки Н. Здесь немцы еще летом и осенью прошлого года готовили укрепления (кажется, я писал вам об этом раньше), и мы разместились в убежищах этой оборонительной линии. Дописываю письмо в одном из этих убежищ. Размер его3х3х1,5 м. Стены выложены из железобетонных блоков, прошитых железными штангами, и обложены скрепленными цементом гранитными валунами. Сверху - два наката из 40 см бревен, камни и земля. Окопы на берегу реки выкопаны гигантским плугом в несколько рядов. Удивительно, как прорвали такую оборону.
    Жду писем от вас. Для меня они сейчас имеют лечебно-психологическое значение, т.к. мне «и скучно и грустно и…» т.д. Надеюсь, что Витька и Юрка наберутся решимости чиркнуть мне десяток – другой строчек. Получил ли Витька мое письмо, и были ли в нем марки и какие?
    Витька спрашивал в письме:  похожа ли война на описания Барбюса и др. Она хуже! Напишите, как обстоят дела с огородами, с переездом и какую квартиру дают в Обухово
 ( не из числа ли тех, которые выбирались в прошлом году?).
    Желаю вам всего наилучшего и, в частности, лучше отпраздновать предстоящий праздник.
    Валентин.
P.S. Посылаю в этом письме одну марку (русскую).