Кроссовки

 
     Весною, за неделю,  две до наступления Пасхи Христовой бабушка, дедушка папа, мама,  я  и сестрёнка Ира выходили во двор делать после зимы генеральную уборку. Папа и дедушка вооружались топором, ножовкой и со стремянки обрезали лишние ветки  деревьев, а я относил сучья и ветки в угол двора, где никогда ничего не росло, и там ежегодно сжигали мусор. Было тепло, цвели абрикосы и вишни, солнышко нежно гладило лучами  по моей вихрастой непокрытой голове. Мама граблями сгребала мусор в кучи, а бабушка и Ира относили его на кучу, чтобы тоже потом сжечь. Было легко и весело. Нашего общего любимца, дворнягу Бобика отпускали с цепи и он, почувствовал свободу,  носился  по двору и огороду, раскидывал только что собранный мусор, радостно повизгивая от удовольствия. Все,  понимая, в каком он состоянии, не ругали его, и  только бабушка  говорила: «Ну, побегай, побегай! Вот посадим грядки, лучок, морковочку, тогда побегать не отпустим. Сидеть тебе на привязи до самой осени да сторожить дом и урожай. Отведи душеньку, разомни ноженьки». В эти дни в посёлке все, кто не был на работе, занимались наведением порядка во дворах. Соседи переговаривались, бросали работу и подолгу обсуждали, где,  что и как сажать в этом году, какие сорта лучше родят. Для нас и Ириной взрослые разговоры были неинтересны, и мы  шли в угол двора готовить костёр. Складывала на кучу ветки, под низ старались положить старой бумаги, чтобы лучше разгоралось. Мама выносила на мусор вещи, порванные, отслужившие свой срок. «Внученька, слушай, а откуда здесь этот  тапочек, совсем  целый. Что-то не видела я такого у нас». «Бабушка, это не тапочек, а кроссовка. Без пары. Наверное, моя позапрошлогодняя обувь. Видишь, она не лезет  на мою ногу! Маленькая очень!  Давай её сюда, мы её в костёр  положим, она и сгорит». Ира завернула кроссовку в старые газеты, засунула вниз  и чиркнула спичкой. Минут через десять костёр полыхал в полную силу. Мы с Ириной издали кидали в него ветви, мусор и то, что бабушка с мамой считали нужным сжечь. Мама калош даже вынесла. Бабушка уже лет пять не позволяла сжигать его в надежде на то, что вдруг один из тех калошей, что она одевает на огород, порвётся и тогда ему будет пара. Споры о калоше начинались каждую весну и заканчивались тем, что калош торжественно возвращался на своё место – в диван. Довод, что порвётся не тот калош, что есть в запасе, и будет два калоша на одну ногу, бабушку не убеждал. Как маме удалось на этот раз убедить бабушку или она это сделала тайком от неё, для нас осталось загадкой. «Ирочка, смотри, ещё один тапочек!  И тоже ещё почти новый! А тот где? Сожгли уже? Да что же это такое! Хорошие вещи сжигаем!» «Бабушка, это же не тапочек, а кроссовок, я же говорила тебе! И они маленькие на меня, кто их носить будет! Костёр лучше гореть будет!»   Ира ловко кинула кроссовок в костёр, и видно было, как он сразу загорелся каким – то сине-фиолетовым пламенем.                Вечерело, но костёр горел в полную силу и потому домой никто не спешил. Наверное, это у людей от наших далёких предков – получать удовольствие от вида горящего костра. И  вдруг послышался визг бобика и крик нашей бабушки: «Ах ты, плут, так вот кто тапочки таскает, костёр помогает палить! Да я тебя сейчас  вот прутом, чтоб не повадно было!» Бабушка спрутом в руках гонялась за собакой. А он, словно ища у нас с Ирой защиты, бегал то к ней, то ко мне, путаясь под ногами. В одной руке у бабушки был совершенно новый кожаный полуботинок нашего соседа дяди Кости. Только сегодня утром он приходил в них к нам в гости и бабушка предупреждала его, чтобы он не оставлял их у порога, а заносил в дом, чтобы собака в будку не смогла утянуть. Бобика привязали  и он, обиженный, залез в будку и тихо сидел там, не высовывая носа. Мама с папой отнесли полуботинок дяде Косте, который и не подозревал о пропаже. Кроссовки, как оказалось, тоже принадлежали соседской девочке Маринке и мой папа на следующий день с Маринкой и дядей Костей ездили в магазин покупать ей новые кроссовки. «Спасибо Бобику, а то когда ешё порвались бы мои кроссовки» - сказала мне, приехав из магазина, Маринка.