Цена Победы

         Это  странное    имя - Ипполит,  как  нельзя   лучше подходило  к  его  внешности.  Низкоросл, коренаст, с  темно-синими, по-детски наивными, выпученными глазами,  с огромной, сидящей  на  короткой  шее, головой, большими,  растопыренными свиными ушами:  вылитый Ипполит! 

Казалось, куда  уж больше. Ан, нет,  Ипполита  им  оказалось  недостаточно.  Его прозвали   Лопушком.   Видимо,   потому,   что   уши,    всё-таки, превалировали над остальными  достоинствами его внешности...  А, может,  потому,  что  похож  он  был  больше  на Лопушка, чем на Ипполита. 

В общем,  в   контрразведку  с  такой   выразительной внешностью не берут. А  он, как на грех,  день и ночь мечтал  о том, как проберётся в  тыл врага, узнает все  секреты, передаст Комиссару обороны, тот наградит его Золотой Звездой  Героя! 

Одноклассники посмеивались над его наивностью, советовали, пока не поздно, расстаться  с глупой мечтой,  но отец обнадёжил:
         -  Настоящим  разведчиком   ты  никогда  не   станешь. Слишком  заметная  у  тебя   внешность.  Разведчик  не   должен обращать на  себя внимания.  А там,  где ты  один раз пройдёшь, тебя  каждый  запомнит  навсегда.  Мой  тебе совет: иди учиться на  артиста.  Там  ты   можешь  быть  хоть  разведчиком,   хоть шпионом, хоть генералом!

         Ипполиту совет   понравился.  Пусть, не суждено  стать настоящим  шпионом. Но  в театре,  или кино, можно  играть  шпионов,  сколько  душе  угодно! 
Он  серьёзно начал готовиться к поступлению в театральное училище.

         Для начала, записался в кружок художественной самодеятельности,  при   Дворце  культуры.   Декламировал   стихи,   пел   в   хоре,  и  даже танцевал   в   каком-то   балете.   Терпение   было вознаграждено. При  постановке  пьесы  ему дали роль шпиона.

  Роль     не  нравилась,  так как  играть   пришлось немецкого  шпиона,  а  он    не  хотел помогать фашистской Германии,  которая,  по  слухам,  готовится  к войне с Советским Союзом.
 Проявив    талант,    сыграл, по мнению руководителя, блестяще.

  Правда,  сам  Ипполит  не  был  в  этом убеждён, ибо кончился спектакль  тем, что  его освистали,  забросали гнилыми яблоками, заранее  припасенными  тухлыми яйцами. Так зрители выразили  своё  отношение  к  немецкому шпиону.

Но руководитель художественной  самодеятельности  популярно  объяснил, что  если  бы  он  плохо  раскрыл  образ шпиона, его бы гнилыми яблоками  не  забросали.

Ипполит  собой гордился. С этого времени  для  него  перестали  существовать  футбол,   рыбалка, купание и  прочие развлечения.  Он накупил  книжек, штудировал основы  театрального  искусства:  сценическое  движение,  речь, жестикуляцию,  дыхание,  мимику,  и  прочие  премудрости.

Нельзя сказать,  что  книжки    ничего  не  дали  Ипполиту в смысле мастерства.  Достаточно  того,  что  он   понял, насколько   трудна   профессия   артиста,   по   крайней   мере, нисколько   не легче  любой другой  профессии: врача,  инженера или, там, учителя. Именно понимания этого ему было  достаточно, чтобы   подготовиться,   как    следует,   и   после    окончания десятилетки  выдержать  конкурс  в  ГИТИС  на факультет актёров драмы и кино.

      Учёба    давалась   трудно.  Гнилыми  яблоками   здесь не  забрасывали,  но  и  аплодисментами  не  награждали.  Он знал, на  что шёл,  старался изо всех  сил, и  к концу  первого года  много  достиг.  Его  ставили  в  пример,  хвалили.

На втором  курсе пригласили  на  эпизодическую  роль в кино.  Конечно,  Ипполита  смущало,  что опять  поручили  играть немца.  Ему  бы  не  хотелось  всю жизнь играть фашистов.  За  такие  роли,  он  понимал,  ни  Заслуженного, ни, тем более, Народного,  не  дадут.  Но  он  и  тут решил сыграть хорошо.  Если  я  играю  немца,  то  и вести себя должен, как настоящий  немец!

Когда по  сюжету требовалось  избить пленного  партизана,  Ипполит  с  таким ожесточением набросился на  него,  что,  наверное,  забил  бы  на  смерть,  если бы его вовремя не оттащили.

         Как  оказалось,  на  съёмках  инкогнито  присутствовал представитель  той  самой  секретной  школы,  в которую некогда так   стремился   попасть    Ипполит.   Присутствовал   он    с определённой   целью:   ему   нужен   был   контрразведчик  для выполнения специального  задания. Для той  операции, которую он  задумал  провернуть   в  тылу  врага,   как  нельзя   лучше, подходил    начинающий   лопоухий  артист,  с   глуповатым лицом и дегенеративной, запоминающейся внешностью.

         Если  бы  Ипполита  сразу  посвятили  во  все тонкости предстоящей операции,  он, несомненно,  отказался бы,  несмотря на то, что  его предупредили: от  такого предложения ещё  никто никогда  не  отказывался.  Но  он  даже приблизительно не знал, что ждёт его впереди, и с радостью согласился.

         По строгости  эта школа  не шла  ни в  какое сравнение, ни  с  десятилеткой,  ни  с  институтом театрального искусства.  Режим  был  строжайший.  Никаких  контактов с окружающим миром.  За  два  года  учёбы -  ни  одного  выхода  в  город.  Экзамены - каждый  день.   По  каждому   пройденному  материалу.   Сдавать разрешалось  по  десять  раз,  но  не сдать - нельзя! Каждая оплошность,  каждая   ошибка,  даже   самая  маленькая,   могла привести к  провалу операции, гибели  всех задействованных  в ней  людей. 

Ипполит  изучал  различные  виды  оружия,   рации, коды,  шрифты,  шифровки,  правила  поведения,  немецкий язык,  множество  других  наук,  о  которых  раньше  не подозревал.  Объём изучаемого материала  был велик. Большую  долю времени занимало изучение немецкого языка и придуманной для него версии.

Ему  дали фамилию и  имя сына  врага  народа.  По  официальной версии, родственников расстреляли,     ему  чудом   удалось  спастись.   Под   чужой фамилией    закончил  семь  классов, помогал конюху присматривать за лошадьми,  ждал  начала  войны,  чтобы сбежать к немцам.  Дождался   удобного   момента,    разжёг   костёр,    спалил колхозную конюшню  вместе  с  лошадьми,  после  чего пришёл наниматься на работу  к  немцам,  чтобы  честным  трудом помочь им разгромить ненавистных коммунистов!

        - А конюшня  действительно сгорела? -  наивно спросил Ипполит.
        - Пока  нет. Но  к тому  времени, когда  ты появишься у немцев, она сгорит. Война начнётся не сегодня, так завтра.

         Разумеется,  Ипполит    предположить  не  мог, что сгорит она  вместе с  селом,  со всеми  жителями. Для создания ему  надёжного  алиби...

Не  мог  он  догадываться  и  о  многом другом.  По  той  же  версии,  он  должен быть лопушком, служить денщиком  при  нашем  контрразведчике,  а  фактически  -   быть руководителем   операции,   вся   идея   которой   в   том    и заключалась, что никому не  придёт в голову его  подозревать. А для  подтверждения  достоверности  его  версии,  он сдаст немцам советского контрразведчика...

         Ничего  этого Ипполит пока не знал,  заучивал  в сотый раз  биографию   чуждого  ему   человека,  сына   врага  народа, Демидова Ивана Порфирьевича.

         Немецким  языком    овладел  в  совершенстве,    это ему понадобится  для сбора  разведданных, а  по версии,  язык знает  плохо,  опять  же,   во  избежание  лишних   подозрений. 

Гораздо труднее  удавалось  сломить выработанный  в стычках с  одногодками    горячий  нрав.  Там  он  должен быть тише воды,  ниже  травы,  всем  угождать,  в  начальники не рваться.  Вести себя  таким образом,  чтобы всем  было ясно:  лакей - это самая  высокая  должность,  которую  ему  можно доверить, чтобы от  него  не было  вреда.  И  кличка Лопушок за ним сохранилась.  Не о такой работе мечтал он в детстве!

          Когда  он  был  готов  к  заброске  в  Германию, война уже  шла на  Советской территории.  Ему определили  место жительства,  должным   образом  одели,  оставили   в  десяти километрах от села.

         Ипполит    появился    в     селе,    устроился     на скотный  двор  чернорабочим. Ему  дали  справку  для получения хлебных карточек.  Когда  немцы начали  штурмовать село,  он, чуть  ли  ни   на  виду  у  односельчан,  поджёг  скотный  двор вместе  с  коровами,  лошадьми,  и  располагавшейся на чердаке пулемётной  точкой.

 Немцы, без труда  овладели  селом. Нашлись  люди, которые указали  на  Ипполита. Его  вызвали  к  коменданту,  проверили  потрёпанное  свидетельство о рождении  на  имя  Демидова  Ивана,   сына Порфирия,  выданное  в   1920  году. Потом   паспорт,  на   имя Антошкина,  Владимира  Афанасьевича,  выданный  в  1937  году. Документы подтверждали показания Ипполита.

По его просьбе  - он скулил,  что ему нельзя  оставаться в этом селе,  жители  отомстят  за  спаленный  коровник, - оставили при комендантском  взводе.  Оба   документа  были  столь   добротно сработаны на Лубянке,  что у немцев  подозрений не вызвали.  Да  и   какие   могли   возникнуть   подозрения   на   счёт   этого недоразвитого, двадцатилетнего детины, с уродливой внешностью!

         В  селе     немцы   находились  трое   суток.   На четвёртые, наши  войска  пошли  в  наступление. И пошёл Ипполит кочевать из села  в село, из  города в город, то с отступающей, то с наступающей немецкой армией...

         Немцы     его     любили     за      исполнительность, дисциплинированность,  трудолюбие.  Он   был  дураковатым,   но работящим  лакеем,  таким,  какого  хотел  иметь каждый офицер.  Немецкий  знал  плохо,  но,  если  медленно  и  чётко   отдавать распоряжения, он их  понимает. То  время, которое тратится  на дачу    команды,  с  лихвой  окупается быстротой исполнения.  Ипполиту  прощали  даже  его  неаккуратность.  Но,  он жил среди немецких  солдат,  наблюдал  за  ними,  старался  подражать им, это  ему   удавалось,  и   со  временем,  так   преуспел   в подобострастии,  что  его  заметил  начальник  штаба,  и  взял к себе  денщиком.

Ипполиту  выдали  немецкую   форму,  и  стал   он солдат,  Демидоф  Иван  Порфирьевич,  главные  желания которого, во-первых, отомстить  коммунистам за  отца и,  во-вторых, найти какие-нибудь  сведения  о  нём:  где  похоронен,  что  стало  с матерью и братом...

        Помимо  многочисленных  положительных   качеств, он  обладал  ещё  одним:  абсолютным  отсутствием  любопытства, любознательности. В общем, он был хорошим артистом!

         Красная  Армия  отступала,   Ипполит,   со штабом, находился  уже в Киеве,  а связного к  нему  не присылали.  Он  вкусно  ел,  не  утруждал себя работой, спал на мягкой  постели,  и  от  этого  ему  во  стократ  больнее смотреть  на  страдания  голодных,  оборванных  соотечественников. А связного не было.

         Его  командир,  мечтавший  после  окончания войны остаться в Киеве  губернатором,  принялся, с  помощью Ипполита,  усиленно штудировать русский  язык. Он  брал «этот  русский свинья Иван» с  собой  на  все  совещания,  операции. В свободное время  разговаривал  с  ним  только  по-русски. 

Ипполит собрал обширный  материал  о  планах  штаба,  о  дислокации частей, об офицерском  составе,   о  численности   и  вооружённости,    но передать их    некому! 

В  тот момент, когда    принял    решение    самостоятельно    связаться   с подпольщиками,  которых,  он  это  знал,  в Киеве было много, к нему  подошёл   офицер  одной   из  располагавшихся   в  городе частей:
         - Солдат, вы нарушаете форму одежды!

         У  Ипполита  заколотилось  сердце.  Он  прошёлся рукой по пуговицам, ответил пароль:
         -  Извините,   господин  офицер,   больше  такого   не повторится!

Наконец-то,    о    нём    вспомнили. Теперь    начнётся настоящая  работа! 
Но  офицер  отдал  честь и прошёл мимо. Два дня  Ипполит  жил  ожиданием  новой  встречи  со  связным.   На третий  день,  тот  же  офицер,  назначил    свидание:   место обычное,   офицерский   клуб,   куда   Ипполит   каждый   вечер сопровождал своего командира. Пароль тот же.

         На этот раз  к нему подошёл  повар, предложил  выпить по стаканчику шнапсу.
         - Только форму здесь нарушать нельзя! - добавил он.
         - Извините,   господин   офицер,   больше  такого  не повторится, - ответил Ипполит.

        Они  выпили  по рюмке какой-то  гадости,  потом  Ипполит  помог повару порубать мясо.  Туша    большая,  мелкие  кости  разлетались  по  цеху, все рабочие вышли. Повар тихо сказал:
         -  Рация  и  шифры  у  меня.  Вначале   предполагалось отдать их  тебе, но  ты так  высоко забрался,  что тобою решили не  рисковать.  Будешь  передавать  сведения  сюда, остальное - моя забота.

         Ипполит хотел  сразу рассказать  всё, что  ему удалось узнать за время работы в штабе, но повар остановил:
         -  Вот  твой  шифр.  Будешь  приносить  шифровки.  Нас интересует    всё.  Даже,   если  тебе  это   кажется пустяком...  Ну,  например,  с  кем  спит  твой командир... Мы с тобою не знакомы, ты моего имени не знаешь, я твоего.

         С этого  дня Ипполит  начал играть  в игру,  ставкой в которой  была  его  жизнь.  Он  по-прежнему  всюду  сопровождал командира, смотрел во  все глаза, слушал  во все уши,  старался как  можно  больше  сведений запомнить.  Вечером извлекал из-под пола  каморки  шифры,  составлял  полный отчёт, при первом удобном  случае  передавал   повару.  Тот  никогда  никаких бумаг  Ипполиту   не  давал,   на  словах   передавал   задания Советского  командования,    просил  собрать   сведения поскорее. 

Увы,  Ипполит  был  не  всесилен.  Он  ничего не мог собрать  специально.  Он  знал  лишь  малую  часть из того, что знал его  командир, ту  часть, которую  тот позволял  произнести вслух в присутствии денщика...

          При очередной встрече повар потребовал, чтобы Ипполит сменил командира.
        - Мне что,  подойти к нему,  сказать: герр  майор, вы мне не нравитесь, я ухожу от вас к генералу?
         -  Командование  приказывает.  Нам  надо  эти  приказы выполнять.
         - Как я могу выполнить  такой приказ?  Научи! Или  сам его попробуй выполнить.
         - Каждый должен заниматься своим делом. Мне  нисколько не легче, чем  тебе. Только моя  работа опаснее твоей,  в тысячу раз. Меня в любой момент могут запеленговать.  А как  выполнить приказ... Подумай. Ну, и я тоже буду думать.

         Ипполит знал  генерала, видел  его не  раз. Свита  его состояла из целого  взвода солдат. Но,  как и кто в неё подбирал контингент, Ипполит не знал, и знать не мог. Да и майор, вряд ли его отпустит,  он  слишком  хорошо  себя зарекомендовал. 

После долгих размышлений, Ипполит пришёл к выводу, что у него  имеется единственный шанс уйти  от майора: сделать  так, чтобы тот  его выгнал... За какой-нибудь  проступок, или за  ненадобностью. 

Ипполит посоветовался с поваром. Они совместно приняли решение использовать поочерёдно оба варианта. Вначале, предложить майору хорошего учителя украинского  языка, коль он хочет быть губернатором  Киева.  А,  если  после  этого,  он всё-таки оставит Ипполита  у  себя,  тогда  уйти  со  скандалом. Ну,  например, напиться, подраться с  его адъютантом или,  наконец, что-нибудь украсть.  Все  варианты  были  одинаково  хороши, чтобы уйти от майора, но, ни один из них не гарантировал перехода в  услужение  к генералу...

       Повар познакомил  Ипполита с  преподавателем украинского языка, после чего Ипполит внушил майору соответствующую  мысль. К  радости  Ипполита,  майор  ухватился  за неё, похвалил его, велев держать эту идею в тайне:   мало ли, кто ещё захочет  быть губернатором, а  украинский будет  знать только  майор! 
 
Новый преподаватель  приходил  к  майору  в  определённые  часы,  а в остальное   время   майора   продолжал   обслуживать   Ипполит. Поскольку  первый   вариант  не   сработал,  повар    предложил использовать второй.          Ипполит  начал  скандалить   с  учителем   украинского языка на том  основании, что тот,  при коммунистах, преподавал  в университете. 

 Майор   хотел   быть,   всё-таки,    губернатором украинского  города. Поэтому  оставил  украинца,  а   Ипполита хотел выгнать  в три  шеи. Но  его перехватил  у него тот самый офицер,  который  был  связным   Ипполита. 

Офицер  этот,   как оказалось,  был  русским  разведчиком,  занимался обустройством немцев  в  Киеве,  и  секретными  материалами оперативного порядка  не   располагал.  Естественно,  что  и  Ипполит  лишился  прежней  возможности по сбору  разведданных.   Тогда  повар  приказал Ипполиту выйти напрямую на генерала.
        - С чем я к нему приду? - спросил Ипполит.
        -  Ты  попросишься  к  генералу  на  приём,  сдашь ему майора   и   лейтенанта. Скажешь,   они   оба   пытались    тебя завербовать, чтобы ты собирал для них разведданные.

         - Но  ведь лейтенант  действительно наш  человек!   Он закончил ту же школу, что и я. Как так можно?
         - Можно! Всё уже согласовано, Москва дала добро.
         - А майор? Он тоже наш человек?
         - Нет. Но у него найдут неопровержимые улики.
         - Немцы не дураки, чтобы в это поверить.
         - За  одного  майора,  может,  и  не  поверили бы. Но если возьмут  ещё и  лейтенанта... В общем,  им известно,  что в Киев  заброшены  два  советских  разведчика.   Они  их   сейчас усиленно ищут. Твоя информация будет кстати.

        Три  дня  Ипполит  боролся  с  собой.  Вернее,  со своей  совестью.  Ему  жаль  было молоденького лейтенанта... Да и  майор,  хотя  и  немец,  но  явно  не  фашист,  к  украинцам относится  лояльно,   вот,  губернатором   хочет  быть... Ни одного русского  не расстрелял...

Но  повар настаивал.
 Ипполит отправился  к  генералу.
 Вид   его  не  вызвал  восхищения   у адъютанта,  он хотел  выгнать Ипполита. Но Ипполит сказал,  что  у  него  дело  особой  важности,    касается оно лично генерала. Его впустили.

         Генерал  сидел  в  окружении  трёх  старших  офицеров, среди  которых  был  и  майор,  бывший  командир Ипполита. Пока адъютант   обыскивал   Ипполита,   он   шепнул,   чтобы    его оставили  с  генералом  наедине. 

 Когда  все  вышли, Ипполит, на корявом  немецком  языке,  рассказал  генералу,  что  его бывший командир,  майор  Рандорф,  обзывал  генерала  лопоухим козлом. Поскольку,  я тоже  лопоухий,   меня тоже так обзывают, мне обидно и за себя, и за  уважаемого генерала. Я  давно хотел вам  об этом сказать,  но,  во-первых,  он был   моим  командиром,  а  я так воспитан,  что  командира  надо  уважать,  и быть ему преданным. И  относился  он  ко  мне  хорошо. А теперь, когда я узнал, что он  враг Германии,  то понял,  он  относился ко  мне хорошо,  потому  что  я  русский,  а  он русских любит, вот я и решил вам всё рассказать.

         Повар  рассчитал     верно.  До  генерала   доходили слухи,  что  майор  его   недолюбливает,    за глаза   обзывает лопоухим козлом.  Но за  это не  разжалуешь. А  враг Германии - это серьёзно!

         -  Майор  честный  ариец!  Не  тебе  его  судить.  Мне нужны убедительные доказательства.
         -  Доказательств  у  меня  нет  никаких.  Но  если  вы захотите,  вы  их  сами  найдёте.  Он предлагал мне шпионить за офицерами, докладывать  ему  о  неблагонадёжных, чтобы потом вербовать их для борьбы с Гитлером.  А я не для того сбежал  из России, чтобы русским людям здесь помогать. Я, наоборот, хочу принести им как  можно больше вреда,  отомстить за отца,  мать, брата! Он заставлял  меня, чтобы  я учил  его русскому языку, хочет  быть  губернатором  Киева.  А  когда  я  отказался,  пригласил профессора из университета...

         Ипполит  чувствовал,  что  рискует:  для  лопоухого  недоноска его  речь была  слишком ярка. Выигрывал время, надеялся, что  произойдёт нечто  такое, что  поможет ему спасти молоденького  лейтенанта.  Но  он  говорил  и говорил, а ничего такого не происходило...

Он решился:
         - Этот, которому  майор меня  передал, тоже русский шпион. У  него и  рация есть,  я ночью  слышал, как  он на  ней пикал.
         - Постой, постой. Когда это было? - привстал генерал.
         - Да вчера же и было.  Как мы с клуба пришли, часов  в одиннадцать вечера, примерно.
         -  Ну  что  вы  за  люди,  эта  русская нация! Часов в одиннадцать… примерно...

         Ипполит  чувствовал,  что  генерал  борется  с  собой, выгадывает время, чтобы принять единственно правильное решение, и  не  мешал  ему... Русская  нация  ему  до  лампочки, ему надо заарканить  пару  русских  шпионов,  да  наколоть  на штык свою контрразведку, которая их  прошляпила. А он,  кадровый генерал, не прошляпил...

         Ипполит не стал затягивать паузу:
         - Я  неграмотный, семь  классов -  восьмой коридор. Да ещё быкам хвосты крутил... Конечно, куда мне до вас!

         Ипполит  понял,  что   глупее  этого  генералу   никто никогда ничего  не говорил.  За такие  слова или расстреливают, или  дают  повышение  по  службе.  Так  что,  если  ему нужен, в услужение, дурак, место обеспечено...

         Генерал  вызвал  адъютанта,  велел  увести   Ипполита. Настал решающий момент:
         - Если  вы меня  не оставите  у себя,  они меня убьют. Их  надо  сейчас  же  арестовать,  чтобы    не навредили ещё больше. И  рацию отобрать.  А ещё,  я бы  хотел получить за это орден. Вы можете за меня похлопотать?

         -  Оставьте  его  в  моей  команде,  -  сказал генерал адъютанту.  Ипполит  едва  сдержал  чувство  ликования  в честь   победы   в   поединке   с   генералом,   но    вспомнил бледнолицего, голубоглазого лейтенанта, и помрачнел.

         События  развивались  по  намеченному плану. Майора взяли в клубе.  При обыске у  него нашли дешифратор,  несколько донесений из Москвы, и неотправленную шифровку.

         У  лейтенанта  нашли  рацию,  и  точно  такие,  как   у майора,   шифровки.   Но,   если   майор   спокойно   дал   себя арестовать, то  лейтенант отстреливался  до последнего  патрона, и скончался на месте от многочисленных ранений.

         Ипполит  тяжело  переживал    смерть  лейтенанта.   Но повар  его  успокоил.  Идёт  война.  Немцы  обрушили  на   нашу страну  небывалую  мощь.  В  боях  гибнут  тысячи,  сотни тысяч солдат.  Иногда,  чтобы  сохранить  полк,  в отвлекающий маневр бросают один-два  взвода, бросают  на верную  смерть. И  жертвы эти  оправданы.  Здесь  командование  решило пожертвовать одним офицером, чтобы  внедрить тебя  в штаб  армии, заведомо будучи уверено,    что   добытые    тобою    разведданные,   окупят принесенные  во  имя  их  получения  жертвы,  спасут сотни, тысячи наших солдат от верной гибели...

         За  этот  подвиг  Ипполита  представили  к  награде. С очередным  сеансом  связи  повар  сообщил,  что  его  наградили медалью  «За  боевые  заслуги». 

Но  Ипполита продолжали мучить сомнения. Ему  не хотелось  совершать подобные  подвиги, даже во имя спасения людей, тем более  ради наград. И то, что  он своим поступком  спас  кому-то  жизнь,  его  мало  успокаивало.  Этот кто-то далеко, неизвестно,  есть ли он,  а лейтенант -  вот он, рядом. И отстреливался до последнего патрона, чтобы не взяли живым,    не  вымучили  из  него  показаний  против Ипполита. И похоронили его на мусорной свалке, вместе с дохлыми собаками... Что  обиднее  всего,  даже  имя  его  повар  отказался назвать.  Ипполиту, видите ли, не положено знать, кого он предал.  Москва не дала  на это  добро... Она только  требовала каждый  день всё новые и новые сведения  о немецких войсках. Ипполит  вращался в среде крупных военачальников, знал много, но этого не  хватало, чтобы удовлетворить требования руководства.

         Видимо,  в  Москве  посылаемые  им данные использовали слишком  вольготно,  потому  что,  уже  после  трёх  месяцев его пребывания  в  штабе  армии, немцы,  заподозрив неладное, начали чистку.

К этому времени и немецкое командование по  достоинству оценило подвиг Ипполита. Генерал  вызвал его в кабинет, показал Железный Крест, наградные документы, всё это  спрятал в сейф:
         -  Я  своё  обещание   выполнил.  Но,  пока,  ты  будешь скрывать свою  награду даже  от самых  близких тебе людей.  Мне не нужен  немецкий герой,  мне нужен  честный советский парень.  Настолько  честный,  чтобы  русские разведчики  доверили    ему сбор  данных.  А  когда  ты  на  них выйдешь, я их арестую,   у тебя появится второй Крест!
         - Они  что, совсем  бестолковые, чтобы  на меня второй раз  выходить?  Я  двоих  вам  уже  сдал,  все  про  это знают.  Второго раза не будет...

         Ипполит   понял,   что   сболтнул   лишнее.  Помолчал, успокоился. Поднял наивные глаза на генерала, посмотрел самым глупым  взглядом, на какой  был способен.   Заметил, что генерал  успокоился. Возникше напряжение  прошло, он успокоил Ипполита:
         - О той операции никто не знает. Если ты сам никому не говорил.
         - Не-е, я  никому ни слова.  Боялся, что русские  меня убьют.   И   немцам   не   говорил,   среди   ваших,  попадаются сочувствующие,  я  это  знаю,  они  могут  рассказать  обо  мне русским, потому я и  молчу. После войны похвастаю!  Будет что рассказать!

         Ипполит понял, что переигрывает, и замолчал.
         - Твоя главная  задача - найти мне  русских разведчиков. Чаще бывай в клубе, выпивай с офицерами, внимательно  слушай. Обо всём подозрительном докладывай мне.
         - Офицеры пить  со мной  не станут,  нужен я им...
         - Я  об этом  уже позаботился.  Тебе присвоено  звание унтер  офицера.  И  никому  не  говори,  что  ты  русский.   Ты чистокровный  немец,  из  Поволжья.  Фамилия русская, потому что тебя от коммунистов русский помещик прятал.
         - Демидов не помещик, он - капиталист.
         - Тем  более... Говори,  что  хочешь,  но двух русских мне вычисли!
         - Они что, в штабе вашем? - спросил Ипполит.
         - Если  бы  я  знал,  где  они,  я  бы  с  тобой   не связывался.  Идёт  утечка  информации.  Она  может  идти, откуда угодно... Но, если  ты о  моём поручении  кому-нибудь заикнёшься, плохи твои дела!  И не думай,  что у тебя  много времени. Мы  в Киеве надолго не задержимся.
         - А ваши гестаповцы меня не сцапают?
         - Кому придёт в голову считать тебя разведчиком?   Это только я до такого мог додуматься!

Генерал, довольный  собой, весело рассмеялся.
         Как  бы  не  так,  хотел  сказать Ипполит, но вовремя сдержался.  Радость   от  разговора   с  генералом   омрачалась предчувствием  новой  беды:  стоит  сказать  повару  о  задании генерала, как тот сразу велит сдать пару советских разведчиков, чтобы закрепить  свои позиции  в штабе  Армии.   Ипполит уже не сомневался,  что  повар  -  непосредственный  его начальник. Он также  не  сомневался  в  том,  что, при необходимости, повар не остановится  ни  перед  чем,  и,  если будет надо, сдаст самого Ипполита.

  Но,  больше  всего,    волновало  другое: могло так случиться, что в штабе Армии, кроме него, больше нет никого, и, чтобы сохранить  его, сюда будут  присылать на заклание  всё новых  и  новых  разведчиков,  а  он  будет их одного за другим сдавать  генералу...

От  этой  догадки  у  Ипполита похолодело в груди.  Разве о такой работе он мечтал! Разве этому его  учили? И,  что  самое  страшное,  не  с  кем  поговорить,  не  с   кем посоветоваться, некому пожаловаться. Кроме повара, он ни с  кем не  имеет  связи.  А  повар... Вот  кого  надо сдать! Может, он и правда,   работает   на   немцев?      Так   нет   же,    майора расстреляли... Как   же,    расстреляли...    Лейтенанта    тоже расстреляли. Для дела.  Может и майора  - для дела?  Лес рубят, щепки летят...

         Генерал не то, что  стал больше доверять Ипполиту,  но перестал  его  опасаться,  брал    на  такие совещания, куда другим вход был заказан, говорил при нём о таких вещах, о которых никому не  следует знать. Ипполит узнал  о готовящемся крупном наступлении на  юге Украины, и Москва  вновь наградила  его,  на  этот  раз  Орденом  Славы.   

Генерал не оставлял его в покое, требовал «внедриться» в русскую разведку. Ипполит прикинулся дурачком:
         - Как  я  могу  внедриться  в  русскую разведку, если я чистокровный немец! Я уже всем об этом рассказал.
         -  Дурак,  он  и  есть  дурак,  - сказал генерал. - Ты немцам говори, что ты - немец, а русским, что - русский!
         - Я об этом не подумал, - поскромничал Ипполит.

         Как он и ожидал,  стоило ему сказать повару  о задании генерала, тот велел Ипполиту доложить генералу, что русская разведка интересуется количеством войск и вооружения в Киеве.
         - Откуда мне это известно?
         - Услышал из разговора двух мужиков на базаре.
         - Да я не бываю на базаре!
         - Завтра утром сходишь, а днём ему доложишь.
         - Зачем я туда пойду?
         - Придумай что-нибудь.  За русской водкой  соскучился, или, ещё что.
         - Он доказательства потребует. На слово не поверит.
         - Главное,   чтобы   он   тебя   не   заподозрил.  А доказательства ты ему подбросишь.
         - Ага, тебя сдам!
         - Придёт  время,  и  меня  сдашь!  Если  этого Москва потребует. Как ты не можешь понять! На передовой, чтобы взять одного  «языка», теряют полвзвода отличных бойцов. А приведут какого-нибудь сапожника, он только и  знает, сколько подмёток набил  с начала месяца. В  разведку группу  за группой  посылают, сотню  солдат загубят, а  информации -  ноль. Один  же случайно  подслушанный тобою разговор о дате и времени наступления, сохранил  несколько дивизий. Какие тебе ещё нужны аргументы?

         На  другой   день,  Ипполит,   докладывая  генералу    о подслушанном  на  базаре  разговоре, сказал,  что  сам придумал  сходить  на  базар,  потому  что  в  клубе  никто   о русских  разведчиках  не  говорит.   Генерал  похвалил,   посоветовал  побродить  по  базару  в  цивильной  форме.  Ещё и денег дал на покупки, чтобы подозрений не вызвать.

         С этого дня Ипполит, каждое утро, стал ходить на  базар.  Торговля шла слабо, денег ни  у кого не было, всё больше  меняли - часы, одежду, золото. В  основном, на продукты питания.  Ипполит приносил  консервы,  сахар,  хлеб.  Заводил разговоры, тихо ругал фашистов...

На третий день  заметил за собою слежку.  Двое ребят, невзрачного вида, попеременно передавали его друг другу.  По  их  неумелым  действиям  сразу  определил  самоучек. Сказал повару. Тот, без размышлений, приказал доложить генералу.
         - Да они, наверно, наши люди, - возмутился Ипполит.
         - Скорее  всего,  да.  Но  в городе в настоящее время наших    разведчиков    нет,    значит    это -   художественная самодеятельность,  и  она  нам  как  раз  кстати.  А  если  это немецкие шпики, и ты не доложишь о них генералу, тебе конец.

         Генерал похвалил Ипполита,  велел продолжать в  том же духе,  постараться  их  не  вспугнуть.  На  следующий день Ипполит  заметил  двух  профессионалов,  которые  вели и его, и самодеятельных  сыщиков.   Когда  их,   через  несколько    дней, арестовали,    понял,  что  это  наши  люди, пытающиеся наладить с  ним контакт.  Хорошо же  он им  отплатил...  Зато и генерал, и повар, оба его похвалили,  оба пообещали представить к награде.

         Для генерала начались  трудные дни. Его Армия терпела одно поражение за другим.  Какую  бы операцию он ни разработал, она  становилась  известна    советскому  командованию,     оно успевало       наносить    упреждающий       удар.     Немецкая разведывательная    машина  не    могла   вычислить    русского резидента, а в том, что он находился в штабе Армии, генерал  не сомневался. 

Он  в  десятый  раз  просматривал  анкеты,   делал запросы,  если   были  какие-нибудь   сомнения,  при   малейшем подозрении, отправлял офицеров на  передовую, дважды сменил штабистов, но утечка информации шла, и шла из его штаба.  В этом  он был  уверен. 

 Поскольку менять  больше некого, всех  он  уже  поменял,  оставался  один придурковатый лопоухий денщик, которого он тоже решил, наконец, убрать от себя подальше.  Ипполит случайно подслушал его разговор с адъютантом. Надо было действовать  быстро  и  решительно.  Кроме  повара, сдавать было некого. Но,  кроме повара,  у Ипполита  не было  никакой связи  с Москвой. Время не ждало. Решив, что к нему всё равно  пришлют связного,  он,  мысленно  попросив  прощения  у повара, вошёл к генералу:
         - Вчера  на базаре  я подслушал  разговор. Говорили  о каком-то  поваре  при  штабе.  Вроде,  он  работает  на  русскую разведку. Я подумал,  не наш ли  это повар, из  клуба? Можно, я  с ним пообщаюсь, скажу, что у меня есть секретные материалы?
         - Ты  посмотри  на  себя  в  зеркало.  Какой  из тебя разведчик! Мы сами им займёмся.
         - Вы его арестуете, а  у него ничего не окажется.  А я ему  материалы  подброшу,  вещественные  доказательства.  И вас наградят, и меня тоже.
         - Ну, да. А потом  спросят, как  к нему  эти материалы попали. 
         - Я об этом не подумал.
         - Это потому, что  у тебя нечем думать.  Ладно, завтра решим, что делать.

         С  тяжёлым  сердцем  Ипполит  пришёл  в клуб. Зашёл на кухню,  попросил  рюмку  шнапсу,  сообщил  повару  новость.   К удивлению  Ипполита,  повар  принял  её  спокойно. Выпил рюмку, назвал новый пароль, ответ, сказал, где и когда Ипполита будет  ждать связной.
         - Скажи, хотя бы, как тебя зовут. Откуда ты? Из  каких мест?
         - Не положено! Да и зачем тебе это?
         -  Для  будущего.  Закончится  война,  съезжу  на твою родину, расскажу матери, отцу.
        -  Наивный  ты  человечек.   Тебя  в  разведшколе   ничему    не  научили.  У  нас  с  тобой  нет будущего! Вопрос только   во   времени.   Кого   раньше,   кого  позже.  Сначала лейтенант,  потом  те  двое,  потом  я,  потом  ты... Кто из нас дольше  продержится,   тот  больше   пользы  Родине   принесёт.  Сейчас надо, чтобы ты остался в живых...
         - А если бы было наоборот?
         - Наоборот? Тогда я сдал бы тебя. И не будем об  этом. Мне надо ещё кое-что уничтожить...  Да не волнуйся ты, живым  я им не  дамся! Ты  пароль запомнил?  А теперь  запомни ещё  один адрес. Это, на крайний случай. Только, если будешь погибать. Тебе надо продержаться в  штабе как можно  дольше. А будешь  тонуть - вот тебе очередная жертва, - и повар протянул Ипполиту  бумажку.
         - Это наша радистка. Если не станет тебя, не нужна будет и она.
         - А как же... кому же я буду отдавать сведения, кто  их будет передавать в Москву?
         - Пришлют других. Страна наша богата на таланты.

         Повара арестовали через два  часа. Его взяли в  момент сеанса связи с Москвой. Вопреки установившейся традиции, он  не выехал  за  город,  как  это  делал  всегда:  у  него на это не оставалось времени, а сведения, добытые Ипполитом, были слишком важны, чтобы он мог себе позволить не передать их командованию.  Рацию  сразу  запеленговали,    он  едва  успел закончить сеанс связи,  как  немцы  выбили  дверь  кладовки.  Двоих  он  уложил наповал,  когда  на  него  набросились  ещё трое,  взорвал гранату.

         Генерал  ликовал.  Этот  лопоухий  русский  -   просто находка! Надо  его представить  к награде.  Многочисленный штат СС,  СД,  Гестапо,  сделал  для  его  Армии  меньше,  чем  этот лопушок... Лопушок... Лопушок... А ведь  меня в  школе тоже  звали Лопушком! И сейчас кое-кто осмеливается... Но я ведь не дурак... Постой - постой…  Как  раз,  дурак!  Что,  если  именно  этот Лопушок, находящийся круглосуточно рядом со мной, и есть русский шпион? Точно! Как я раньше его не вычислил? Нет, я точно, дурак! Он, одного за другим, сдаёт мне своих бездарных разведчиков, а я  его снабжаю секретной информацией, и представляю к  наградам.  Как же плохо я знаю русских людей! Кто там отца своего  предал?  Не  Демидоф  ли? Нет,  кажется,  Морозоф. Павлик.  Какая   теперь разница! Главное, что они способны на это. Если родного отца могут  предать  во  имя  идеи,  то,  что  говорить  о   каком-то разведчике, которого он и в глаза никогда не видел, и имени его не  знает... Да,  может,  он  уверен,  что  сдаёт  обыкновенного фашиста. На кого  ему укажут, того  он и сдаёт.  Мы радуемся, а главный резидент у нас под боком ухмыляется... Может, он,  как раз, и  есть  главный!  Ну,  и  Лопушок... А  ведь  майор  клялся, что невиновен,  что  его  оговорили...  И  навёл нас на него этот самый Лопушок! И повара он  успел предупредить, иначе тот не  стал бы радировать  в Москву  чуть ли  не из  моего кабинета.  Ай да, Лопушок!

         Генерал не стал  его вызывать в  кабинет. Даже не  дал указание  установить  за  ним  слежку.  Он понял, что нет таких шпиков, которых бы этот Лопушок не вычислил, не обвёл вокруг пальца. А, как только он их заметит, больше его здесь  никто не увидит. Генерал был  уверен, что раскусил  этого  русского.   Простой  смертный не станет сдавать своих людей. Тут одной любви к Родине мало, надо власть иметь, а, следовательно, и должность соответственную... Взять  его будет легко, а вот расколоть...  Генералу не раз приходилось видеть, как умирают русские солдаты.  Куда там японским камикадзе! Да, и лейтенант, и повар, живыми не дались. С тех двух грязных мужиков проку  никакого,  так,  мышиная  возня.  А надо всю резидентуру раскрыть. Вот тут  Лопушок и должен  помочь. Раз эту  рацию так легко сдали, значит, есть резервная. И не одна… Не может не быть.

         Наутро  генерал  вызвал  Ипполита,  вручил второй Железный Крест:
         -  Командование  немецкой  армии  высоко  оценило ваши заслуги, и награждает вас в полной уверенности, что вы и  впредь будете верно служить немецкой нации!
         Разные мысли роились в  голове Ипполита, но все  их он отбросил, стал по стойке «смирно», и рявкнул:
         - Хайль Гитлер!

         Это вышло у него так подобострастно, так искренне, что у генерала  вновь возникли  сомнения. Однако  риск был  слишком велик, чтобы вот так, зпросто, отмести все подозрения.

         Генерал  дал  задание  двум    офицерам, пустить, в присутствии Лопушка,  слух  о  передислокации танковой дивизии в пункт N.

         Получив  эту  информацию,  Ипполит  кинулся  на поиски связного. Четыре дня плутал по городу, но слежки за собой не заметил. На пятый день  рискнул зайти починить часы.   Здесь его ждали. Как только он назвал пароль, его вывели через чёрный ход, усадили в  машину. Уже отъезжая, он  услышал перестрелку, сильный взрыв, а, оглянувшись, увидел столб огня и пыли.

Водитель ввёл его в курс дела:
         - В этом взрыве только что  погибли  твой связной и радистка. Ну  и, ты, разумеется. По крайней  мере, немцы так думают.  Четыре дня за тобой следили их шпики. Ты их не заметил. Мы знали, что, рано или поздно, ты их приведёшь  к нам. Вот и подготовились.  Немцы пожар  потушат,    найдут  три  трупа.   Вернее, то, что от них осталось.  Опознать  их  невозможно.  А  шапка  твоя там должна уцелеть, так что, тебя искать не должны.
         - А кто стрелял в немцев?
         -  Тебе   этого  знать   не  положено.   Мы  выполнили директиву Москвы. Сейчас надо срочно переслать донесение.

         Приехали   в   маленькое   село.   Ипполит  зашифровал донесение,   передал   радистке.   Ответ   пришёл   через  час. Командование   требовало   перепроверить,      подтвердить  или опровергнуть данные о  передислокации танковой дивизии  в пункт N.  И  всё.  Больше  никаких  указаний. Будто в шифровке ничего не было о  его провале,  о побеге,  гибели  связного. 

Ипполит подготовил  ещё  одну  шифрограмму.  Оказалось, следующий сеанс состоится через три  дня. Ипполит,  впервые за  полгода, почувствовал  себя свободным.  Он   валялся  на  сеновале,  вдыхал   запах душистых  трав,  пил  парное  молоко. Забыл, что идёт война,   где-то   убивают   людей,   где-то   ждут   от    него донесений...

Радистка,  как  он  и  предполагал, оказалась женой повара. Но всплакнула она лишь один раз, и то чуть-чуть:  война требует жертв, ничего с этим не поделаешь.  Всем тяжело, у всех гибнут  отцы,  дети,  мужья... И,  если  понадобится  умереть  за победу, то я готова...

         Эти слова она говорила напрасно. Потому что  очередная шифровка из Москвы требовала от Ипполита в категорической форме подтверждения ранее переданных сведений, предлагала вернуться в штаб Армии, если даже для этого надо пожертвовать  радисткой и связным.

         - Ну вот, а ты переживал, - спокойно сказала радистка. - Теперь пришёл мой черёд!
         - Да никакого смысла в этих жертвах нет! Раз там у них не сходится с танковой дивизией, значит, генерал дал мне  ложную информацию. Он меня заподозрил. Только появлюсь, меня тут же схватят и расстреляют...
         -  Какая разница,  кто    расстреляет? Свои, чужие? По крайней мере, умрёшь Героем!
         -  Кто  об  этом  будет  знать? Ты про лейтенанта что-нибудь  знаешь?  А  про    партизан?  Да и повар... я даже не знаю его настоящего имени... И твоего, кстати, тоже.
          - Такова специфика нашей работы. Ты сам  захотел стать  разведчиком?  Тебя  туда  не  тянули  силой?  Руки   не выкручивали? Поэтому,   придётся, хочешь  ты этого  или нет, выполнить приказ, вернуться к генералу!
         -  Интересно,  как     я  к   нему  вернусь?   Герр генерал,  мне  надоело  пить  парное  молоко,  я  соскучился по концентрированной  каше,  возьмите  меня  обратно... Да, ещё мне необходимо узнать  точные сроки  передислокации вашей  танковой дивизии в пункт  N... Или, может, вы  будете перебрасывать её  в другое место? А то моё командование в замешательстве...

         -  Всё  это  присказка.  А  сказка  такова. Ты три дня голодаешь, не бреешься, мы  тебя связываем, бросаем  в подвал.  Генералу дадут наводку, через три  дня нас тут  найдут. Меня, водителя  и  тебя. А ещё -  приговор  партизанского  суда  о   твоём расстреле, как предателя Родины. Меня  и водителя - к стенке,  а тебя - к награде... Это приказ, обсуждению не подлежит!
         - Да  вы что  тут, с  ума все  сошли, что  ли?  Была  слежка,    меня  подозревают.  Только  появлюсь, сразу сдадут в гестапо! Я никогда на такое не пойду!
         - Ах, ах, ах! Столько раз шёл, а теперь не пойдёт.  Да что  изменилось-то?  Работа  есть  работа.  Разве, что, сдрейфил?  Боишься  генералу  на  глаза  попасться?  Да,  если не поверит, расстреляет. А  если поверит... Ты  скажешь, что  адрес явки тебе дали на  базаре. И шёл  ты туда, чтобы  войти  в доверие, потом сдать немцам. На квартире тебя оглушили,  без сознания привезли сюда. А тут уже судили за предательство.
         - А если ещё одну утку подбросят...
         - В общем, с тобой свяжутся, и очень скоро.

         Это  последнее,  что  услышал  Ипполит. Удар по голове, чем-то тупым и тяжёлым, свалил его с ног.
         Очнулся он,  как его  и предупреждали,  в сыром тёмном подвале. Тело ныло от побоев. Лицо и руки в ссадинах.   Он опутан верёвками, привязан к столбу, подпирающему  потолок подвала.

Тут,  в темноте  и холоде,  он провёл  три дня.  Наутро четвёртого услышал  урчание машин,  стрельбу,  затем, на мгновение, приоткрылась  крышка люка, под  ноги упала ручная граната, к счастью,  не взорвавшаяся...

Его  извлекли  из  подвала,   помыли, побрили,  переодели  в  новую  одежду,    доставили к генералу.  Ипполит рассказал ему, что на базаре познакомился с партизаном, тот дал пароль и адрес. Когда пришёл туда -  оглушили, связали, доставили  в  партизанский  штаб.   Долго били, пытали,    приговорили  к   расстрелу.  Приговор  не  привели   в исполнение, так как самый  главный должен  подписать, а его  ждали  сегодня  вечером. Тут  как  раз наши подоспели...

         Генерал вызвал  адъютанта,  велел устроить  засаду на командира  партизанского  отряда.  Вечером  командир появился в селе, попал  в засаду, и  погиб в перестрелке. Радистку и   водителя   долго   допрашивали,   делали   очную  ставку  с Ипполитом. Они плевали ему  в лицо,  называли предателем  Родины. 

Ипполит  проявлял артистическое мастерство, вёл себя непринуждённо, даже шутил:
         - Я  не  предатель,  потому  что  я  не  русский,   а чистокровный немец! Вы работаете на своих, а я - на своих. Вас злит то,  что  я  работаю  лучше  вас! 

Он показал им два  Железных Креста.

         Водителя и радистку расстреляли только тогда, когда от них  уже  ничего  не  осталось.  Генерал  пригласил на расстрел Ипполита, и он вынужден был хладнокровно разрядить пистолет в  эти  истёрзанные  до  неузнаваемости  тела. При этом ни один мускул не дрогнул на его лице. Всё-таки, он был больше  артист, чем разведчик...

         Неизвестно,  поверил   ему  генерал  до  конца, или нет, но отношения  своего  к  нему  не  изменил, по-прежнему брал с собой  в  баню,  на  отдых,  в  клуб, не опасаясь, обсуждал при нём  предстоящие  операции...

Ипполит  собрал обширный материал,  но  передать  его  было  некому.  Может,  это и к лучшему, думал он,  потому  как  любая  утечка  информации  сразу  вызовет   у генерала  подозрение. 

Но  ждать  Ипполиту  пришлось   не долго. Москва  не  дремала,  Генеральному  штабу  нужны  новые сведения  о  планах  немцев. В  один из вечеров, находясь в клубе,  Ипполит  услышал  от  новенького  штабиста  замечание:
         - Солдат, вы нарушаете форму одежды!
         От неожиданности Ипполит оторопел:
         -  Я  не  солдат,  я   унтер  офицер,  -  но  тутже спохватился:  -  Виноват,  господин  офицер,  больше  такого не повторится!

         Ипполит  знал  этого  майора.  Его  прислали  в штаб с передовой,  после  очередной  кадровой  чистки. Он с энтузиазмом взялся за  штабную работу,  вносил много  ценных предложений, с пренебрежением  относился  к  кадровым  штабистам,  не нюхавшим пороха, ненавидел  всех  русских,  какие  бы  посты  они  ни занимали: официанток, танцовщиц, подметальщиков, прачек.
         -  Их  надо  гнать  из  штаба  поганой метлой, все они шпионы!  Или  немецкие  солдаты   не  в  состоянии     себя обслужить?  Тогда  их  тоже  надо  гнать,  на передовую. Там научат, и стирать, и варить, и подметать!

         Ипполит  побаивался  этого  ярого национал-социалиста, чувствовал,  что  от  него  ничего  хорошего  не  дождёшься,  и сейчас  какое-то  тридесятое  чувство  ему  подсказывало,   что радоваться рано.
         - Я уверен в этом! Пошёл вон, и чтоб я тебя здесь больше не видел!

         От  мгновенной  смены  радости  на  возмущение   кровь прилила к лицу Ипполита. Покраснев, понуро побрёл к  двери. Но майор вернул его:
         - Вернитесь,  и выполните  мой приказ,  как положено по уставу. Или вы тут не знаете, что это такое?
         Ипполит щёлкнул каблуками, гаркнул:
         - Разрешите идти, господин майор!
         Выходя, услышал довольный голос майора:
         - Распустили вас тут, в тылу...
       
Размышляя  над  этим  инцидентом,  Ипполит  пришёл к выводу, что  дни его  сочтены. Полгода, провденные  в штабе Армии,  достаточный срок,  чтобы набраться  мудрости. Раз командованию  удалось  внедрить  в  штаб майора, значит, Ипполит здесь уже не нужен.  Тем более что у  него нет ни паролей,  ни явок,  ни  связных.  Самое  подходящее  время,  чтобы сдать его немцам.

Он  не только  знал это,  но и  чувствовал по поведению майора. Ему надо здесь закрепиться. Вряд ли Москва  придумает что-то новое, когда есть отработанный, проверенный на  практике вариант. 

  Ипполит  не удивился, когда майор передал  ему  шифровку, назвал  пароль  и  место  встречи со связным. Он отправился туда  в полной уверенности, что  это его последняя  операция... 

Вспомнил  лейтенанта, повара, водителя, радистку... Перед глазами  всплыла картина  расстрела замученных до полусмерти людей. Они пожертвовали собой не ради него...  Он мелкая сошка. Майор - вот для чего были нужны эти жертвы. Если у Ипполита хватит мужества красиво умереть, доверие майору обеспечено. На какое-то время... А там, ещё кого-нибудь  пришлют, на заклание...

Узнать бы, скольким  людям сохранили жизнь мои донесения? Майор не дал никаких инструкций, не  пожелал удачи, не простился... Не  положено. Москва не дала  добро! Ну, что  ж.   Значит,  действительно  так  надо.  Лес  рубят, щепки летят... Я был лесорубом, теперь, вот, стал щепкой. Но  ничего, в автомате  магазин полный,  ещё успею  нарубить дровишек. Хоть нескольких гадов, да пристрелю...

         Ипполит так  размечтался, что  не обратил  внимания на сопровождавшего его  шпика. А  когда заметил, было поздно: он уже подошёл    к  двери  явочной квартиры.

 Взялся за ремень, перекинул к бедру автомат, даже успел нажать на  спуск.  Но автоматной очередью сзади ему прошили ноги. Он упал на ступеньки  дома,  из  которого  уже  выводили  двух  мужчин  со связанными руками.

         Ипполита  привезли  в  штаб,    тотчас к нему подошёл генерал:
         -  Я  всё-таки  тебя  перехитрил,  господин  советский Лопушок! Долго  же ты  водил меня  за нос.  Столько своих людей загубил, спасая свою  шкуру. А, вот,  майора, не успел  сдать.  А  надо  бы,  а  то,  видишь,  он  тебя  сдал. Хотя, для меня не имело разницы, кто из  вас кого на этот  раз сдаст. Я тебе  уже не верил,  и майору  не поверил.  Разве, только,  он мне  сдал бы самого Сталина!  Видно, ваше  командование мозгами  обносилось, если  думало,  что  меня  можно  вечно  дурить  одной  и той же дурилкой...

         -  Вечно  -  нет,  но  подурачил  я  вас   достаточно! Червячков вы прилично заглотали от Лопушка.
         - Кто  мог  предположить,  что  можно так безжалостно предавать своих соотечественников. Не жалко их?
         -  Я  пожертвовал  единицами,  чтобы  сохранить  сотни тысяч. Как видите, игра стоила свеч. И фашистов погубил своими донесениями немало. Так что, мне жалеть не о чём.  Многие гибнут в первой атаке, не успев  сделать ни одного выстрела. А  я свою жизнь прожил не зря.
         - Нет,  ты свою  жизнь ещё  не прожил,  ты ещё на меня поработаешь!
         - Я никак на вас  не поработаю, потому что у  меня нет ни шифра, ни  рации, ни связного,  ни явок, ни, самое главное,  желания. За эти полгода   я   столько   пережил,   что   мне  теперь  абсолютно безразлично, что вы со мною  сделаете. Только, работать на вас,  я не буду.

         Очная ставка  с майором  ничего не  дала. Ему сказали, что сдал его Демидофф, майор, естественно, не поверил, а  методы допроса  штабных  офицеров  были  далеки  от гестаповских, куда генерал не  решался передать  русских разведчиков,  во избежание скандала. Да, и сказать ничего новее того, что уже знал генерал,  не мог ни Ипполит, ни майор.

         Их расстреляли без суда, в подвале офицерского  клуба.  Пока  майора  водили  на  допросы,  истекающий  кровью  Ипполит, огрызком карандаша,  на разбросанных  в подвале  контокоррентных карточках, писал короткую автобиографию.  В ней не было ни тени горечи  по  поводу  предстоящей  ранней смерти в неизвестности.  Только гордость за удачно сыгранную роль, да сетование, что  не удастся сыграть ещё раз.  И, потом, ему очень хотелось, чтобы  были зрители и  аплодисменты. Работа  разведчика ему  разонравилась.  Видимо, в душе он был всё-таки больше артист, чем шпион...

         Фамилию майора он не знал.  Да, если бы и знал,   всё равно  не  написал  бы,  как  не написал свою, подписавшись прилепившейся  к  нему,  ещё  со  школьной скамьи, оскорбительной кличкой "Лопушок".
Сапожник    http://www.proza.ru/2010/02/05/834