Паяльник - С Помощью... - Дилогия - Часть 2

Обернул… полотенцем, забыл руку, её можно не вспоминать. Правая равно левая, не даром же дрочил обоими. Рука, изрисованная порезами, облитая болью, опустилась, кровь тихонько капала на пол.
Определённо решил – чтобы… уничтожить жизнь любы придуманным способом – обязан найти источник такого огня – что создаст в её пузе дыру. Обгорелую. Она заменит мне вульву. Лишь паяльник отвечал таким требованиям, он прожжёт плоть. Инструмент отдыхал на полочке в стенном шкафу – включить – вплотную приблизить к животу раскаленный кончик – прикосновение будет подобно совокуплению. Шкаф мой с инструментами – деревянный – тянул нанести ему пару ожогов – дабы проверить работоспособность паяльника. Кровь капала, а он нагревался. Деревяшка задымилась не сразу – терпения тогда уже кончалось – а когда задымила – восторг коснулся меня. Я был готов. Эта ****ь должна была ждать, иначе ничего не получится. Чтобы она это делала – я позвонил.
- Аллё, привет, люба.
- Привет, Лёшенька!
- Я хочу тебя. Сегодня. Очень хочу.
- Я тоже. А где Олег? Ты его видел? А названиваю ему уже, наверное, двадцать минут – а он не отвечает…
Я только сейчас понял, что пока приготавливался к убиению любы – всё это время – играла мелодия  “Я Свободен” - на телефоне трупа. Тогда-то думал – она в голове.
- Нет – ко мне не заходил. А должен был? – врал я.
- Да… ну, ладно… может…
- Он у себя – спит, думаю, Олег так устаёт с работы…
- Видимо – да – пошёл к себе – лёг спать. Приходи – но давай долго, ты меня замучаешь!
- Олегу позволяла долго ****ь себя. Наконец-то мне открыла эту дверь свободно – вагинальную дверь… да я заебу тебя до смерти! – не высказал вслух, но мысль была сильна очень, люба что-то невнятно проговорила.
- Что?
- Втроём было бы лучше!
- Нет. Один – сегодня – покажу то, чего прежде не показывал.
- Тогда приходи!
- Я уже собрался - но решил заранее позвонить, постараюсь спешить!
- Жду.
Гудки гладили мой (ощутил) *** – очевидное возбуждение разочаровывало своим почти отсутствием. Такое мною не поддерживалось – но любочка меня ждала (знаю её голое ожидание!).
Возвращение боли было внезапным, втрое сильнее – чем в прошлое появление. Аж согнулся, рука была, наверное, ежемиллимитрово исследована ****ью – а затем появилось ощущение вовсе пустого места – ниже локтя. Кровь сквозь полотенце закапала пол – сам охуел, глянув, - такие частые капли на нём. Ну – не могу так – стоя – взирать на что-то – надо идти. Улица встречала прохожими с лицами, проклемёнными удивлением. Всегда они были такими – казалось – лишь не обращал внимание на незнакомцев – что мимо шли. Отдельно рука или весь я вызывал интерес? Рука – подумал – ведь с неё капаю. Сама жизнь покидала и меня. Слабость мешалась с усталостью, менялась местами. Но ноги тащили – тело и пакет с паяльником. Конечность – что сжимала его – холодела, снежинки таили, добавляя холодной влаги к итак захватившему её морозу.
- Холодно, - сухой голос, крепко сказанное слово, несколько протяжно в первом слоге.
Моя не любимая любаша с чёрной ****ой неподалёку несла свою жизненную ношу – соседняя улица. Немного пройти надо – прошёл. Подъезд заполнили квартиры безликие – с одинаковыми дверьми – пустые – с такими же людьми.
Это нежданно пришло - как дождь в безоблачный день: ОНИ ВСЕ ОДИНАКОВЫ! НУТРО У НИХ ВЫЕБАННОЕ, в выебанности схоже с теми ранами, что получил олег, и что оголят внутренности любы! Ещё одно понял уже пред самыми её дверьми – я не убиваю, я свожу к завершению умертвление, начавшееся при родах. Зачем им жить, если они одинаковы? Роды – вид их – всегда возбуждал – моя рука – когда просматривал видео с ними – яростно дёргала член – а он кончал, полностью поддаваясь ситуации. Я толкнул дверь – открылась.
- Входи! Прямо сюда! – был рад – вот оно – голое ожидание!
Закрыв за собой, положил пакетик на пол, снял верхнюю одежду, прошёл в комнату. Впрямь – люба (не ожидал – что похоть её так съест) заняла лишь одну треть своей широчайшей (хули – всегда с двоими) кровати - одеяло сложено было у ноги, подушки там же –  она лежала на спине, ноги запрокинула к голове, согнулась практически пополам; руками – теми, что лазала в меня ранее – раздвинула ягодицы. Хоть и стремилась люба привлечь внимание своим анусом – он же мне не нравился – влагалище – было желанной целью. – Свет ярок – давай включим подвесную лампу вместо люстры? – предложил я.
- Всё равно, главное – чтоб ты сегодня вошёл в меня, разрывая всё там, - погладила себя – где мечтала быть порванной – опять не то, что нужно мне. – Хочу боли… давай же, Лёша!
Я не мог – не сменив освещение. Выключил – включил – понял – розетку использую для паяльника. Наглые руки, она такая же – только приблизился к постели – полезли в джинсы – я не против – натирала мне пах, оголив его – пока включал. Вот. Свет в норме. Полутёмное тело больше будило.
- Постой.
- Ну, раздевайся полностью! – приняла прежнее положение.
Мне не нравилось, всё равно начну с другого. Разделся. Путешественником запустил язык по её – вспомнил! - телу великолепному. Пальчики, все двадцать, казались сладчайшими палочками. Образовывал цикл из вкушения – губ – иных губ – и – по её (ладно уж) желанию – ануса.
- Разрывай уж! – устала от ласки, чувствую – оргазм уже посещал её.
Сам я поднялся к апофеозу собственного возбуждения. Оно, орудие будущеё пытки, было – словно каменное. Гордо организм подымал его над своим же двойным основанием. Пытка началась, по-моему, с вновь пришедшего экстаза. Видимо – ждала так страстно – что, дождавшись, получила сразу – что хотела. Я расширял те формы, что мне были даны – как мог. Левая рука, словно подсобный инструмент, заполняла их, сильно изменяя размеры.
Выла люба.
- Вот чего ты хотела?
- Ещё!
- Да.
Расширение продолжалось, пока не пришёл мой апофеоз. Я с ахом понял, что изливаюсь – мутно в голове – дальше целовал места растяжений. Так же – целует в ответ – она легла на меня, видимо – совсем не чувствовала боли – наслаждение пересиливало.
- Как же хорошо мне, милый! – почти сразу, накрывшись, голая, заснула.
Я спать хотел, но не мог, должен был прямо здесь свести к смерти жизнь любы. Храп удовлетворённой уговаривал мою усталость сломить волю. Тяжёлую борьбу я вынес – победил. Заметил, что с руки – не капаю, но и не чувствую её… люба не заметила ничего – видимо, ослепла под влиянием возбуждения. Паяльник работал. Рукояткой положил на стол у изголовья, нагревающийся конец висел в воздухе. Наполовину оголил любу – волосы тёмно-русые, длинные – веером – по всей подушке, груди (вполне большие, чтобы не пропустить их вовремя ласок) раскинулись – каждая в свою сторону. Было забавно – только что **** её – а теперь она спит… Это приравнивалось к парадоксу. Паяльник накалялся – пора приступать. Нет, рано – как же крики? Сейчас день – почти все на работе… Лишь старушки сейчас пердят в кресло и смотрят телевизор – а им-то дай шанс – они сразу шум подымут. Нет, надо сделать всё возможное – чтобы не случилось. Связанный рот бы решил проблему. Я не хотел убивать – а потом прожигать. Предоставлена она должна быть живой, ведь орудием убийства будут паяльник и мой ***, который, проникая в полость живота, создаст активное кровотечение – от чего люба и окочурится.  Разрываю пододеяльник – связываю рот; оголяя её ещё мокрые от пота подмышки, связываю другим лоскутом руки и уже в паре привязал их к столовой ножке. Накалился – аккуратно взяв, я сел на её бёдра. Коснулся – легко, затем – жёг. Жёг! Наконец, проснулась, глаза открылись полностью – во весь, так сказать, диаметр. Мычание!
- Что, ****ь, не рада?
Сиськи прыгали, ноги, целиком, им вторили; руки пытались схватить – по замкнутости – не могли. Разучились хватать, всё делать разучились, даже жопу вытирать! Я засмеялся… уткнул горячую трубку в пузо – туда – где начал – и заржал. А ноги…ноги… так ласково, мягко бились в беззащитности! Я вдыхал вкусный дымок. Я начал тыкать в живот – резко – сильно – своим оружием! Заболела правая – она, видимо, теперь не будет любить напряжение. Я задумался – а люба – эта ****а – сознание посеяла!
- Сука!
Отверстие не подходило под *** – мало. “Пусть пока отдохнёт, - думал. – Ещё расширю – тогда разбужу!” Надо же – только что почти пытался растянуть её настоящую ****у, а теперь – сделанную самостоятельно! Трясло со смеху, её бёдра возбудили, находясь подо мной – на мне были натянуты лишь одни тонкие рейтузы – больше ничего. Сжав зубы, ударял по животу, полилась красная! – дырок стало много – мне не нравилось – что за хуйня – нужна одна! Подцеплял (кровь из отверстий полилась наружу) плоть, рвал её, создавая необходимую вульву. Если я буду вставлять туда – течь будет ещё активней – что схоже с лишением девственности. Я хлестал левой ручищей (осознал силу) по лицу любы – она очухалась – кровь выступала из повязки во рту. Достал его, засунул в сделанный, вагинообразный, разрыв – мягко – нутро! – органы! Хуём я двигал сумасшедше. – Она захлебнулась – хуй с ней. – движение приносило только небывалое  удовольствие – лучше, чем в междуножье! Второй раз сегодня я находился в женщине, и второй раз в неё влилось моё семя. В поту, в полном, не в правдоподобном удовлетворении – рухнул на тело.
Холод под собой – первое, проснувшись, осознал. Больно оторвался от живота трупа – красная, густая, жижа застыла, соединив нас. Пальцами руки собирал, направлял в рот – там компонировала и сперма.
Достал бумагу – что взял – ну, помните – про олега – надо же закончить. Сел за стол. Конечности, теперь повисшие, так и были соединены с его ножкой. Ручка не пишет, расписал. Вот сейчас дописываю! Нельзя бросать на половине содержания! Читатель всегда ждёт концовки – если прочитал до середины. Это важно. Выдернул шнур, хорошо – паяльник повис в воздухе – ничего не загорелось. Я создал… дилогию! Я улыбаюсь и пишу. Член обмяк, руку – на *** – ведь забыл! Двое сдохли – никого не люблю! Хотели да обхотелись! Всё!


Зима-Весна 2010.