На газоне

Бывает, натрудит ноги Леонид Компостов в беготне по разным заведениям, ищет глазами ближайший сквер, где бы завалиться на скамейку и отдохнуть минуту-другую. Однако скамейки по-разному выглядят: у одной ножки есть – сесть некуда, у другой – сесть есть куда, да грязью заляпано, а третья скамейка перевёрнутая лежит и ножки кверху задрала, как женщина, на лопатки кинутая.

Ну что ж? Не стоя же отдыхать, к тополю прислонившись, чай, не лошадь. Снимает Компостов ботинки и ставит их аккуратно на асфальтированную дорожку, будто на коврик перед собственной квартирой, и в носках по газону шагает.

- Ать-два! – командует он сам себе и на счёт «три» валится на зелёную травку, раскинув руки.

Над ним белыми парусами плывут облака, солнце наискосок бьёт по глазам.

- Есть только это вечное небо! – говорит Компостов, мечтательно устремив взгляд в космическую даль. – Всё остальное – ложь и обман. Люди изоврались. А особенно Максим Петрович. Ведь до чего, лгунишка, дошёл? Секретарша говорит: «Нет его! В Америку на симпозиум улетел!» А сам в кабинете сидит пиво сосёт и футбольный матч по телевизору смотрит. «Нехорошо, - говорю, - Максим Петрович, так вот в Америку отлучаться! Вы же мне бумажку на получение трёх килограммов хлорки для нужд железнодорожного туалета никак вторую неделю не подпишете! Граждане же задыхаются!» А он глохчет пиво и оправдывается: «Этот вопрос через Москву надо решать! Пишите заявления от имени начальника вокзала, профсоюзного комитета, техничек, сторожа и от себя лично в трёх экземплярах». – «Какие заявления?! – говорю. – Я их уже вам вагон целый притащил. И от имени буфетчицы есть, и от диспетчера, и от смотрителя путей, и от группы брезгливых пассажиров. От имени унитазов ещё, может быть, написать?» – «Пишите, пишите! – советует этот бюрократ, пивом заполненный. – А уж мы как-нибудь решим!» Решит он! Пассажиры уже в туалет не заглядывают, потому что так в нос шибает, что в барабанных перепонках ломота начинается, а глаза, как ножом, режет. Туалетные филиалы уже в тёмных углах зала открывать стали! Так, чего доброго, на мою шею сядут, когда приспичит.

Компостов на минуту задумывается о вечности.

- И к чему эта суета?! – спрашивает он у облака, похожего на вспененную едучую хлорку.
- Вот именно, что ни к чему, - отвечает ему голос, возникший где-то рядом.

Компостов вертит головой и замечает мужчину, принявшего подобную же позу.

- Тоже устали? Отдохнуть прилегли? – спрашивает Компостов, вновь закатив глаза к небу.
- Устал. Сесть тут у вас негде: скамейки все повыворочены. А я из Москвы приехал! Да, видать, без толку. Максим Петрович в Америку укатил.

- Какой Максим Петрович? – настораживается Компостов.
- Тот, который службой благоустройства руководит.

- Это наш начальник, только он ни в какой не Америке, а в кабинете пиво дует да футбол досматривает. Хлорки несчастных три килограмма никак не выпишет!
- Да? – удивляется московский гость. – А я ему приехал вручить медаль «За трудовые достижения». У него в отчётах написано, что в городе шёлковая трава на газонах растёт. А это разве трава?! – Москвич ударяет рукой по метровому сорняку, семена обсыпаются, попадая в глаза Компостову. – Ну-ка, идёмте-ка вместе к вашему начальнику!

Они вылезают из зарослей, отряхиваются, будто ночевали на сеновале.

В административном здании, отстраняя секретаршу, Компостов ногой открывает дверь в кабинет к Максиму Петровичу.

- Вот он, бюрократ несчастный!

Максим Петрович отрывает голову от бумаг и тут же выкладывает на стол полиэтиленовый мешочек с хлорной известью.
- Получите! Гигиена на железнодорожном вокзале – первая забота комбината по благоустройству нашего и без того чистого города.

- А скамейки? – спрашивает посланец из Москвы. – А газоны?
- Скамейки не нужны. Мы этот вопрос согласовали с комитетом по физкультуре и спорту. Пусть горожане ходят, а не наживают себе геморрой. И зачем нам эти обстриженные, как уголовники, английские газоны?! Надо возвращаться к естественной природе! Здесь такие раньше пустыри были! Зайцы табунами бегали! Загубили родную природу! Тракторами заездили! Лопатами исковыряли! Вы думаете, мне ваша медаль «За трудовые достижения» нужна? – Максим Петрович, сидя в кресле, дёрнул ногами. Из-под стола вылетели несколько пустых пивных бутылок. – Моё дело – людей к культуре приучать, чтоб город не захламляли. Пусть уж лучше ко мне в кабинет бутылки носят, чем их в кусты зашвыривать.

Максим Петрович хитро смотрит на москвича, вскрикнувшего от боли, когда одна из бутылок угодила ему в щиколотку.
- Боль надо заглушить! – говорит хозяин кабинета, доставая дорогой коньяк.

Леонид Компостов спешит удалиться, чтобы всему вокзальному трудовому коллективу сообщить о невиданном приобретении.

На следующий день, когда Компостов довольный ходит по туалету и глубоко вдыхает, будто находится на цветочной поляне, к нему подскакивает техничка.

- Леонид Андреевич, всякими средствами я обрабатывала унитазы. Но чтобы мукой высшего сорта – до такого, небось, и в Америке не додумаются!