Царапина

Иринка, милая… Павел поправил жене одеяло. До сих пор как маленькая, одеяло под животом, спина просвечивает сквозь тонкую пижаму. Она всегда любила красивое белье. Лежит, причмокивает во сне, наверное, что-то приятное снится. Когда же все это началось? Почему? - Андрей почувствовал, что к горлу подступает комок. - Надо идти спать. А то...
А что будет? Иринка... Нежная, порывистая. Как ей сказать? Или оставить все как есть? А Наталья? Сильное молодое тело, умница. Ну почему только мусульманам можно иметь нескольких жен? Иринка в свои сорок выглядит чуть за тридцать, дочь выросла, жить бы да жить... Но жизнь без Натальи будет пресной.  А без Ирины?..

Павел почувствовал себя вконец измученным и пошел в свою комнату. Боковым зрением увидел свое отражение в зеркале: вполне ничего, крепкая фигура, даже намека на живот нет. Сорок лет, в конце концов – это не так много. Здоровья хоть отбавляй. Тридцать, конечно, лучше, но люди-то и в пятьдесят живут. Любовнице шефа двадцать пять, хотя сам он уже полтинник отметил.

Выключил бра: хорошо Иринка пару лет назад настояла на отдельных спальнях. Как-то проще вот в своей комнате. До чего жалко налаженный быт. Столько вместе пережито. Лет десять назад у дочки случился приступ аппендицита,  нес ее на руках в больницу, потому что сама она от боли идти не могла, а носилок в машине не было. А  потом они с Ириной сидели в обнимку в приемном покое и ждали, что скажут врачи. Ира тогда была зеленая от переживаний и только поглаживала его по плечу и уговаривала не волноваться. Она всегда за него с дочкой переживала больше чем за себя. И дорогие вещи себе покупала только под его нажимом. Все ему да дочери.

Часы ему взяли – на эти деньги в отпуск на Мальдивы можно было съездить, и зачем часы, когда на мобильнике всегда можно посмотреть время? Нет ведь, настояла на своем: с иностранцами постоянно работать приходится, а они на часы и обувь особое внимание обращают – надо соответствовать. Какая она славная! Завтра Наталька приезжает. Не простит, если не встретит. Придется пропустить тренировку. Все-таки как хорошо иметь хобби: жене сказал, что в спортзал, любовнице, что с женой...

Часы тихонько щелкнули. Ирина никогда не заводила будильник. Легкого щелчка было достаточно, чтобы она проснулась. Павел спит. Надо приготовить завтрак. По субботам она всегда печет пирожки или блинчики. Так повелось. В остальные дни приходится считать калории. Возраст. Хотя сорок лет – какой это возраст?! До пенсии целая жизнь. Вон Пашка влюбился себе в молоденькую девочку, помолодел сразу лет на десять. До этого сколько его уговаривала в спортзал начать ходить. Ни за что не соглашался: времени у него не было. Зато сейчас на все находится. На душе заскребли кошки. Она после стольких лет совместной жизни не вызывала у него желания в спортзал бегать, а тут...

Конечно, девочке еще и тридцати нет. Неужели решится уйти к ней? Как после этого жить? Первый и единственный мужчина в ее жизни. Познакомились они с Пашкой еще на подготовительных курсах в институте, а, вернувшись из стройотряда с весьма приличным заработком, решили пожениться. Эта был их первый и последний трудовой семестр, после второго курса у них родилась дочь, а сами студенческие строительные отряды прекратили свое существование. Много лет от аббревиатуры «ССО» пахло полынью, костром, веяло песнями под гитару и счастьем. Какой он был славный мальчик, веселый, немного наивный. Все они наивные в юности. И где только набираются цинизма?..

Павел проснулся от запаха кофе и блинчиков. По-собачьи виновато посмотрел на жену. Как ей сказать, что сегодня тренировка будет «удлиненной»? Но его опередила Ирина. Спокойно, слишком спокойно, она ему сообщила, что сегодня вечером улетает в Египет, и ей хочется, чтобы он проводил ее в аэропорт. Павел остолбенел. Как это улетает, а он? Почему он узнает об этом в последнюю минуту? И тут Ирина как в прорубь нырнула. Звенящим от напряжения голосом она сказала, что  у него, Павла, появится время разобраться, как он будет жить дальше? Павел хотел уточнить, что она имеет в виду, но не решился. Он ощутил панику: во-первых, он не сможет встретить Натальку, и та устроит ему истерику, а во-вторых, получается, что жена что-то узнала. И теперь ему придется принимать решение наспех. Как все не вовремя, некстати...

По дороге в аэропорт они молчали. Также молча ждали объявления регистрации. И вдруг Ирина спросила, помнит ли он бессонную ночь после операции дочери? Как панически боялись, что случится осложнение: буквально за месяц до этого у их соседки по подъезду от аппендицита умер сын. И как им повезло, что девочка выписалась из больницы и тут же забыла о болезни. Павел удивился, накануне он сам вспоминал об этом. Неужели они так хорошо чувствуют друг друга, что даже думают об одном и том же?.. Наконец, объявили регистрацию. Ирина буднично чмокнула мужа в щеку, как будто уходила на работу, и потерялась в толпе шумных отдыхающих. А Павел остался. Ему предстоял нескучный вечер.

Он точно знал, что Наталья закатит ему скандал, и все медлил со звонком. Она позвонила сама. Нежнейшим голоском сказала, что приехала, с удовольствием пообщалась бы с ним, но очень устала, в поезде было душно, у нее разболелась голова, и она хочет спать. От неожиданности он потерял дар речи. Когда она отключилась, Павел пришел в ярость: Наташка кого-то завела. Ревность бушевала в нем, искала выхода, и в гневе он подрезал восьмерку. Обшарпанная развалюха царапнула его прежде, чем он успел что-то сообразить. Из восьмерки вышла молодая женщина, увидела царапину на крыле его «Мазды» и расплакалась.

Она мать-одиночка, конечно же, она не сможет доказать, что ее подрезали…
Павел посмотрел на нее и потрепанную колымагу, на которой происшествие никак не отразилось, и устало махнул рукой. В уме прикинул: во сколько влетит ремонт, расстроился. Владелица восьмерки, увидев протянутую ей тысячерублевую купюру, согласилась обойтись без протокола. Мысли о царапине на крыле вытеснили проблемы с женщинами, домой он приехал уставший и лег в ванну почитать книжку.

Проснулся за полночь: замерз в остывшей воде, хорошо хоть книгу не утопил. Сотовый призывно мигал на тумбочке, требуя прочитать сообщение. Это Ирина с другого континента написала, что отлично устроилась в номере с видом на море. Мысли налетели на него, как изголодавшиеся комары. Как он мог отпустить к арабам свою жену одну? А с другой стороны, что он мог сделать? Как удержать женщину, которая хочет уйти?! Тут до него дошло, что это он подумывал уйти от жены к Натальке. Но та тоже еще штучка: вместо того, чтобы нормально закатить скандал, не желает его видеть, потому что устала.

Мыслей было так много, что он проснулся окончательно и пошел варить кофе. Заснул уже под утро, но как ни странно, проснулся отдохнувшим, и довольным жизнью. Жены дома нет, можно принадлежать только себе, заниматься чем хочешь. Он уже составил план действий, как вспомнил, что крыло машины оцарапано, и на ремонт придется раскошелиться. Вместо занятий «чем хочешь» ему пришлось звонить в сервисный центр, гнать туда машину, просить сделать побыстрее. Как хорошо, что в воскресенье не все отдыхают. День пролетел суматошно, а вечером выяснилось, что в холодильнике мышка повесилась. Нет, какие-то продукты там были, но они требовали приложения сил и даже умения готовить. А у Павла не было ни того, ни другого. Он не помнил, когда последний раз жарил яичницу. Выходить из дома за готовой едой уже не хотелось, пришлось обойтись чаем с остатками сыра и подсохшим сервелатом.

Наталье он решил не звонить. Но только про нее вспомнил, как она позвонила сама. Предложила выбраться куда-нибудь, поужинать. Павел уже не чувствовал голода, потому прикинул, сколько у него денег, и понял, что после похода «куда-нибудь» ему придется экономить на бензине: некстати попал в ДТП. Ездить же на общественном транспорте не хотелось. Он сослался на головную боль. Наталья истерики закатывать не стала, просто предложила приехать к нему. Павел опешил: он никогда бы не привел домой постороннюю женщину, даже любимую. Как ни крути, семья – это святое. Путаясь в объяснениях, он все же отказался от ее предложения встретиться на его территории. И только когда положил трубку, сообразил, что Наталья знает об отъезде его жены, иначе бы не напрашивалась в гости. Но развивать эту мысль у него уже не было сил.

Два дня холостяцкой жизни прошли в хлопотах. Вроде бы и не так много человеку надо, но это «не так много» съедает довольно большой кусок времени. К тому же шеф неожиданно ушел в отпуск, и дел на службе прибавилось. Пару раз звонила дочь, даже предлагала свои услуги по управлению домашним хозяйством, но зачем отрывать ее от молодого мужа, когда он и сам с хозяйством вполне справляется. Странно только, что раньше трусы и носки всегда были чистыми, рубашки глаженными. А теперь выяснилось: запас и того и другого стремительно подходит к концу, зато кучка ношеного белья быстро растет. Пришлось осваивать инструкцию к стиральной машине. Под ее мерное гудение Павел заснул, и когда проснулся от противного писка, возвещающего, что процесс стирки закончен, выяснилось, что звонила Наталька, причем дважды. Он тут же ей перезвонил, но та, видимо, успела обидеться и не взяла трубку.

Неделя близилась к концу, выдали зарплату, теперь можно безболезненно для бюджета пойти с Наталькой поужинать. Вот только как узнать, когда приезжает Ирина? От большого ума он не спросил ее об этом, а звонить ей, значит, признаться, что хочет подготовиться к ее приезду. Что Ирина делает сейчас в Африке? Едет на экскурсию, чтобы поглазеть на пирамиды? Или катается по Нилу, а может, рассекает пустыню на квадроциклах? Не дай бог, она жутко азартная, как бы не покалечилась! Он даже не знает, куда она поехала, с кем, почему ему ничего ему не сказала? Сплошные вопросы.

Павел стал привыкать к одиночеству: столько плюсов! но с другой стороны, оно его все-таки тяготило. Во всем неопределенность, недосказанность. Он столько раз мечтал, что Иринку отправят в командировку, а он, не стесненный необходимостью врать, будет предаваться сладкому греху общения с Наталькой. Мечтал, как они будут не спеша ужинать, ложиться спать, утром просыпаться от радости, что вместе, что никуда не надо бежать. И вот оно случилось. И ничего не происходит. И даже почему-то не очень хочется, чтобы происходило.

Дела требовали, чтобы Павел задержался на работе, но его подташнивало, хотелось горячего куриного бульончика. Он подошел к машине и увидел около нее Натальку. Его обдало жаром: какая она хорошенькая, в обтягивающих брюках и короткой, не доходящей до пупка, кофточке. Как их на работу в такой одежде пускают? У них шеф подобного вольнодумства не потерпел бы. Странные они, эти женщины: совершенно не понятно, чего сейчас от нее ждать. Девушка жизнерадостно поздоровалась и тут же предложила поехать к ней. Павел подумал, что лучше бы поехать на нейтральную территорию, но, посмотрев на нее внимательнее, понял, что лучше не сопротивляться. Она так решительно ему обрадовалась.

В маленькой комнате уже все было готово к пиршеству. Наталья умела накрывать стол: он выглядел очень живописно, хотя еды на нем практически не было. Ну не считать же едой кусочки лимона, разноцветных перцев, веточки петрушки? Из кухни доносился запах запеченного мяса, по-видимому, оно еще в духовке. Павел почувствовал легкую тошноту: аппетит уступил место голоду.

Наталья порхала по комнате, говорила обычные женские глупости, суть которых уловить было невозможно, потому что этой сути не было, кокетливо на него поглядывала, а у Павла периодически пробегал холодок по спине. Когда закончили ужинать, она беззаботно спросила, что он собирается делать дальше? Павел пожал плечами. Он не понимал, чего хочет Наталья, не понимал, чего хочет сам. Молча сидел в кресле и ни о чем не думал. Впервые ему было неловко рядом с женщиной, которую он, как ему казалось, любил. Он боялся, что Наталья предложит ему остаться, и не знал, как отказаться от этого предложения. Хотя еще полчаса назад ему так хотелось быть с ней. А еще он боялся, что она начнет выяснять отношения. Сейчас очень кстати был бы телефонный звонок, на который можно было отвлечься, но сегодня, похоже, он никому не нужен.

Пауза стала настолько неприличной, что он через силу поинтересовался, чего же собственно Натка от него ждет? Она пожала плечами. Ей очень хотелось спросить, где он был, пока она рассказывала ему о своих делах, слышал ли, что она говорила? Она сдержалась, чтобы не закричать от бессилия и не расплакаться, горько улыбнулась и только устало сложила руки на коленях. Это его убило: жест был не женский, а бабский. Он помнил, что вот так же беспомощно уронила руки на колени его бабушка, когда узнала о смерти деда. Что-то непоправимое произошло в его жизни в этот момент, он вдруг осознал, что видит Наталью в последний раз. Павел окинул взглядом ее стройную фигуру и, не прощаясь, ушел. Никто его не удерживал.

Дома он долго лежал без сна, мыслей не было, не было и чувств, словно душу полили обезболивающим средством, и она «заморозилась», как десна от укола в кабинете стоматолога. Утром встал обессиленный, словно после затянувшейся попойки, только и  радовало, что голова не болела. Неожиданно позвонила дочь, сказала, что едет встречать мать из Египта, но если он возьмет этот труд на себя и поедет вместо нее, она ему будет признательна: у нее барахлит машина, а с матерью она встретится вечером. Он съел сосиску, выпил кофе с бутербродом, наспех прибрал в комнатах и поехал в аэропорт.

Иринка прошла таможенный контроль на редкость быстро, Павел даже не успел устать от ожидания. Чмокнула его в щеку, как будто вернулась с работы. Она ничего ему не рассказывала и ни о чем его не спрашивала. Он вспомнил, как  они возвращались с Кубани из стройотряда, где строили новую школу. Как Иринка, загоревшая и похудевшая на почти каторжной работе, светилась от счастья, и его тело наполнилось теплом и силой. Он обнял жену и прижал к себе. Так в обнимку они искали чемодан, а потом шли на стоянку. И он даже не обратил внимания на то, что неподалеку от  их машины кого-то ждала девушка очень похожая на Наталью.