Найда

Вроде бы легко нам жить на свете,
Отчего так на сердце темно?
(группа «Пикник», «Цветок ненастья»).
1
     Еще не весеннее, но уже не зимнее вечернее небо высыпало звездами. Некоторые
подмигивали – то самолеты, заняв положенные им воздушные эшелоны, готовились к
посадке.
     К ночи подмораживало, превращая тающий снег в ледяную корку. Глухой хруст и
огонек сигареты выдавали присутствие человека. Впрочем, Сергей Александрович не
таился. Просто по своей природе, болезненно реагируя на сопровождающие
цивилизацию постоянные звуки, здесь, в стороне  от шумов, он наслаждался тишиной.
Тишина нисколько не давила на него, а, наоборот, действовала умиротворяющее,
позволяя растворяться в простоте окружающего мира.
     Надрывный лай собаки выгнал Сергея Александровича во двор – посмотреть, что
случилось. Но пока набрасывалась одежда – все стихло. Еще одна затяжка, еще один
взгляд на небо – и в дом, к теплу свежезаваренного чая.
     Недочитанный томик Ф.М.Достоевского лежал на столе и ждал своего часа. Уже,
наверное, лет десять, а то и все пятнадцать, Сергей Александрович не брал в руки
ничего литературного. Изредка покупалась газета с бесполезными новостями, да по
работе – все больше справочники. Так что голова отвыкла воспринимать и обдумывать
прочитанное. К тому же, глаза после получасового чтения начинали слезиться, требуя
перерыва.
     Совершенно случайно, крутя настройки приемника, Сергей Александрович наткнулся
на радиостанцию, в эфире которой часто звучали постановки либо просто чтение
рассказов и небольших повестей. Все это происходило без надоедливой рекламы,
никчемных «якобы песен» и безудержного трепа ведущих. Сегодняшний вечер был
посвящен популярной классической музыке. Не обладая выдающимся слухом и не
являясь поклонником, тем не менее, Сергей Александрович узнал пару мелодий. Под
хорошую музыку, вне зависимости от жанра, всегда легко думается. И на душе все
проще и светлее.
     «С глаз долой – из сердца вон». Эту истину пришлось почувствовать на себе. Волею
судеб Сергей Александрович оказался в этой деревушке. И хотя пятьдесят километров
– не расстояние, и раз в неделю можно приезжать в город к семье (что он и делал, но
все реже и реже), связующие нити становились тоньше, готовые порваться в любой миг.
Да и окружающая жизнь, мало-помалу, вовлекала в свое неторопливое течение.
     Взять хотя бы соседку, который год живущую без мужика в доме. В деревне всегда
есть к чему приложить руки. Тот же гвоздь забить мужским рукам сподручнее. А вот
навести порядок и прибраться – за женскими руками не угнаться. Молва уже, наверное,
приукрасила их отношения (не скрыться) до невесть каких пределов, хотя ничего,
выходящего за рамки обычных соседских, не было. Сергей Александрович снова с
улыбкой вспомнил их знакомство. Хорошо, что об этом знают только двое, а то бы на
полгода хватило сплетен и обсуждений.
     Или, хоть взять Нила Алексеевича. Ну, с кем, как не с мужиком, выкурить по
неспешной сигарете или (чего греха таить) принять по пятьдесят в дни праздников. Тут
же, кстати, вспомнился заборчик, восстановленный с помощью соседа. Без его помощи
так бы и косилась ветхая загородка, а по этой весне с таяньем снега и вовсе бы упала.

     Диктор по радио поблагодарил слушателей, пожелал спокойной ночи и пригласил
завтра снова включить приемник на этой волне.
     Что ж. Разве что выкурить сигарету, и можно спать укладываться.
     Сергей Александрович, накинув не в рукава телогрейку, вышел во двор.
     Сумасшедшие звезды сверкали невиданным светом. А прямо над головой словно
собрались в круг. Только легкая дымка прикрывала сердцевину, будто ЕГО занавес
готовился открыться и принять свое создание.
     - Не меня ли? – подумалось…
2
     Стол был накрыт не по-праздничному, не по-веселому. Но, был накрыт. Взгляд
уперся в одинокую рюмку возле начатой бутылки.
     - Слушай, Михайло! Сходи, что ли, к Нил Алексеевичу. Может, зайдет? Все ж таки,
существо.
     Направив мальчонку к соседу, Сергей Александрович вышел во двор, покурить. Так
некстати поставленная лопата бросилась в глаза. Не радостная ей сегодня работа
выпала. Чай, не для того она людьми была сделана. Но ее назначенье пригодилось и
здесь.
     Происшествия последней ночи и сегодняшнего полдня не травили душу. Цепь
событий не была скована звеньями, но и не распалась во времени. Данность надлежит
воспринимать как должное, и следовать предначертанному. Но сердце, находясь в
расколе с разумом, постоянно обращается к душе, как к высшей инстанции. Не всегда
находя ответы.

     Сергей Александрович с утра расчистил снег в дальнем углу и развел костер. Земля
еще не оттаяла. Ямка нужна была хоть и небольшая, но без прогрева не выкопать.
Неспешно продвигалась печальная работа. В последний раз набросав в костер, Сергей
Александрович закурил, пристроившись на паре приготовленных досок. Рядом,
завернутое в белую наволочку, лежало тело кота, найденного вчера вечером почти у
самого порога.
     Неспроста прошедшей ночью безумствовали звезды. И небо – холодно, но полыхало.
По следам легко разгадался лай ночной собаки. Сергей Александрович особо не ладил с
«братьями нашими меньшими», но без нужды не гонял их а, при случае, так и
подкармливал. То, что изуродованное животино из последних сил ползло к нему за
помощью – болью отозвалось в сердце. Вот ведь, выйди минут на пять пораньше или
тогда еще не полениться и поглядеть за забором – и не покинула бы невинная душа
этого жестокого мира. А впрочем, не людское это дело – жизнь и смерть. Не человечий
промысел.
     Последние комья земли образовали бугорок. Сергей Александрович пометил
приготовленными досками, чтобы по весне, в порыве всеобщего землевскапывания, не
потревожить это место.

     - Привет, Михайло! Заходи. Как раз к ужину. Присаживайся.
     - Спасибо. Что это Вы празднуете?
     - Да, не праздник.
     Сергей Александрович рассказал в двух словах. Михайло взгрустнул о «котейке». Но
садиться за стол все никак не решался, теребя в руках шапку.

     - Чего один-то?
     - Не придет дядя Нил. Спина у него болит. Да и гости у него.
     - Какие такие гости?
     - Не знаю. Тётенька какая-то. Видать, городская. Да уж уехала. Так что дядя Нил
просил извиниться, но прийти не сможет.
     - Ну, нет – так нет. Не тот случай, чтобы чокаться было с кем. Завтра зайду к нему.
Посмотрим, чего у него там со спиной. А ты, раздевайся, проходи. Составишь компанию.
Да, не стой у порога. Шапку сам знаешь куда. Располагайся.

     - Горит свечи огарочек…
     Неверными нотами и перепутывая слова, Сергей Александрович напевал невесть
откуда взявшуюся песню. Как-то подходила она к его теперешнему состоянию.
     Михайло отужинал с ним, как всегда молчаливо. Только вздохнул три раза, когда
Сергей Александрович молча опрокидывал налитые три раза по пятьдесят грамм.
Обсуждать было нечего, да и не зачем.
     Напоследок, снабдив, как обычно, гостя нехитрой снедью, было высказано
пожелание всех благ, здоровья и удачи в начинаниях.

     Звезды на небе туманились. Одинокий звук далекой машины едва нарушал
предночную тишь. Воздух, насыщенный дневной влагой, по холодцу,
выкристаллизовывался в мелкую крошку, оседавшую на крышах, заборах, ветках. К утру,
вся эта красота рассверкается на восходящем солнце и растворится в черни досок да в
мокрой серости следов.

3
     - Ну, рассказывай. Как ты там?
     Сергей Александрович не любил о себе. А если и рассказывал, то всегда сдабривал
порцией не то что бы вранья, а легкой такой присказки, прибавляя, где - увиденное, где
– придуманное, а что – замалчивая.
     - Да, что рассказывать. Ничего особенного. Живу потихоньку.
     - Как соседи?
     - Да, что соседи. Ты же знаешь, я не особый любитель всех этих бесед. Вот,
помнишь, про Нил Алексеевича говорил, что забор помогал ставить?
     - Ну-ну.
     - Так вот. На днях его опять радикулит прихватил. Ну, дал ему из своих запасов. Так
через день чуть не мальчиком стал скакать. Классную штуку ты мне прикупила.
     - Чего, за штука?
     - Ну, это, мазь. Не помню, как называется. Прошлой осенью, когда меня прихватило,
так тебе на работе посоветовали.
     - А, помню-помню.
     - Ну, я по ходу дела переговорил с ним насчет калитки. Так что, когда снег сойдет и
земля просохнет – наладим это дело.
     - Ты, это, особо-то не «стройся» там. Все равно ведь продавать будем.
     - Так я особо и не «строюсь». Это ж для удобства. Вот, кстати. Ездил снова в
«Управу». Вроде на этот раз все нормально. Потом отвез бумаги в «Землеустройство».
Теперь там пока внесут в кадастр, дадут номер. Потом опять в «Управу» - уже на
утверждение. И только потом документы. Как не крути – месяца три будет. Хорошо бы
до июля успеть, а то отпуска начнутся – еще пару-тройку месяцев придется ждать.
     Как говориться: на «Управу» нет управы.
     - Ну, ничего. К августу если документы будут, то в сентябре-октябре, глядишь, и
продадим.
     Дальнейшее обсуждение этого вопроса снова заняло часа два времени, в основном
переливание из пустого в порожнее.
     Все эти разговоры должны были заполнить вакуум внутри него. Ибо, супруга, как все
женщины, мгновенно бы, никому, и ей самой в том числе, не известным способом, 
определила бы наличие пустоты, и тут же задалась бы извечным вопросом – а что, или
вернее - кто заполняет эту пустоту?
     Как показалось Сергею Александровичу, его задача вполне была выполнена. Ну, на
крайний случай, супруга решила не подавать вида, сберегая свои сомнения на будущее.
     Еще полчаса времени ушло на общение с сыном.  Сын взрослел и сторонился
«стариков» - родителей. Особого интереса в разговоре он явно не испытывал. По себе
вспоминая этот возраст, Сергей Александрович с горечью констатировал тот факт, что
ценить мы все начинаем только то и только тогда, когда с этим расстаешься.
     Хорошо, что настало время вечернего телевидения. Заготовив большую чашку чая,
конфет и любезно предоставленного клубничного варенья, Сергей Александрович
расположился на диване.

     - … если рассматривать Библию как книгу, написанную людьми. Не одним человеком.
Так сказать, коллективное творчество. Христос (как «сын») принимает мучения во
искупление грехов человеческих (сообщность людей, их душ и есть «божий дух») перед
лицом Истории (в образе «отца»). Таким мне представляется …
- … что ж вы все выслащиваете и высветляете. Действительность тем и хороша своей
истинностью, что сама существует по себе. Безо всяких, выражаясь современным
языком, фотошопов и силиконов…
     - … Андреевич, спасибо. Сейчас на канале – реклама, после которой мы вернемся к
нашему разговору.

     Количество рекламы перешкалило за приемлемое, и Сергей Александрович не
выдержал и выключил телевизор. Да и спать пора ложиться. Завтра рано вставать, чтоб
успеть к первому автобусу - народу поменьше.

4
     Хоть и рано просыпаются «не городские», но пришлось идти по снегу. Зимой особо
никто не ходит. Ибо народу – раз, два и обчелся. Это летом, по хорошей погоде, когда,
ставшие городскими, выросшие дети навещают «малую родину» и внуков подкидывают,
деревушка оживает шумом моторов, «шашлычным» дымком да детскими криками и
шалостями.
     Тепло дома, ставшего ближе городской квартиры, как доброго знакомого встретило
Сергея Александровича. Переобувшись, поставил чайник и начал разбирать нехитрые
«гостинцы». Самому, привыкшему к простой еде, особо ничего из города и не
требовалось. Сладости стоит приберечь для Михайло. Любит он это дело, хоть и
отказывается по скромности. Консервы пригодятся для супа или к столу – нечаянным
гостям. В самом низу, тщательно скрытый от супруги, лежал подарок для Варьки. Не
шибко разбираясь в женских хитростях, Сергей Александрович все же решился
прикупить эту вещицу. Теперь осталось придумать, как вручить, чтобы ничего «эдакого»
не показалось.
     Как всегда после приезда из города, по-светлу, обход участка. Где – что подправить,
где – подчистить, да и просто отдохнуть от шума и гама. В лучах приветливого солнышка
жизнь снова казалась радостной неизбежностью, а не горькой необходимостью.

     Скрипнула порожка. По осторожному открыванию двери Сергей Александрович узнал
гостя.
     - Здоров будешь, Михайло!
     -Здравствуйте, дядя Сергей!
     - Заходи, не стой у порога. Да дверь прикрой. Сквозит.
     Михайло странным образом, как бы без помощи рук, прикрыл дверь и уставился
глазами в пол. Молчанье ему было не в диковинку, и так он мог стоять хоть до второго
пришествия.
     - Да, проходи ты. Чего застыл у порога?
     - Я, это, дядя Сергей, тут это, … вот.… Иду, я значит, и тут он.… Вот…
     Михайло доверчиво распахнул руки. Несмышленый еще щенок подслеповато
вглядывался в этот мир. Мир людей. С надеждой.
     - Что ж это за создание?
     - Да, вот. Дал ему молока. А он потом сам на руки влез. Вот и принес.
     Дядя Сергей! Возьмите!  А? Мамка-то мне никак не разрешит. А я приходить буду. И
из еды чего смогу – принесу. А?
     - Так мать не разрешит?
     - Нет, никак не разрешит.
     - Ну, ладно, уговорил. Как назвал-то?
     - Найдёныш. Потому что – найденный.
     - Найдёныш… Имен-то таких нет. Найденный, найденный…
     Сергей Александрович вслух произносил слово, пробуя его, так сказать, «на языке».
     - Найденный… Найденны… Найда. Вот как мы его назовем. Коротко и ясно. Пойдет?
     - Хорошо. Пусть будет Найда.
     Ну, что ж, «сОбак так сОбак» – подумалось Сергею Александровичу, взглянув еще раз
на уснувшего щенка. Надо бы конуру соорудить. Не в доме же ему жить. Дом – для
кошки, двор – для собаки.
     Снова заботы. Снова надо жить, чтобы кому-то помочь.

Снова вопрос.
Среди многого.
Главный, быть может.
Как жить,
Чтоб не мучительно больно
Было за прожитое?