Диагноз

Ненавижу больницы. Как больно! Я, медик, не могу поставить себе диагноз. Кожа кипит, мозги плавятся, в правом боку жуткий кол стоит, и нога не поднимается.
Приемный покой. Врач надо мной грозной тучей навис. Ну и что. И ничего, сомневается. Температура сорок, надо что-то делать, а диагноза нет. И вот, наконец, выдает:
- Острый живот, в гинекологию.
А куда же еще в одиннадцать вечера. С трудом волочу ногу, сгибаясь на ходу.  Наконец, дошла до палаты.
- На эту койку, - махнула рукой медсестра и выпорхнула за дверь.
На эту, так на эту. Мне все равно и даже уже не больно. Матрац без простыни, подушка без наволочки. А, все равно, перед глазами круги расплываются.  Чудом упала на кровать и провалилась почти до пола, как в гамаке.
- Вставай, пойдем в смотровую, - медсестра зашла и опять выпорхнула.
Ужас, как из гамака выбраться, нога не поднимается?  Почти на колени падаю в кувырке, встаю и, скрючившись,  шаркаю за медсестрой.  Гинекологическое кресло? Давно мечтала, вот только забраться бы. Забралась.
- Простите, что работой загрузила на ночь, глядя, - извиняюсь, а медсестра уже зеркалом гремит.
- Ничего, - посмотрела и ушла.
Через несколько минут гинеколог пришла. Пальцы пистолетом и вперед.
- Заворот кисты яичника? – спрашивает меня.
- Не знаю, раньше не было.
- Лежи, сейчас хирурга позову.
Куда же я денусь, лежу. Поверхность подо мной согрелась, а тело дрожь пробирает.
- Кто у нас больной, - раздался голос, и что-то огромное расплылось передо мной.
-Я больной, простите, - опять извиняюсь, не зная зачем.
-Посмотрим, - та же позиция рук. – Точно, заворот кисты яичника. Можно амбулаторно полечить попробовать.
-Доктор, отрежьте чего надо, - заканючил мой голос.
-Можно и отрезать, - грузное тело утекло из смотровой комнаты.
Пришла медсестра, опытной рукой побрила что требовалось.
-Вставай, пошли в операционную.
-Ага, - обрадовалась я, сползая с кресла, и засеменила за ней.
Операционная. Свет слепит, я уже на столе. Народ суетится вокруг. А я в смущении думаю: «До чего же стыдно. Одной ноге эпиляцию сделала, а на другой не успела». Нет бы о детях, о муже, о маме.
-Аллергия есть на какие-нибудь лекарства? – спрашивают, а сами уже капельницу поставили.
-Раньше не было, - сладко зеваю и не болит ничего.
-Считай в обратном порядке с десяти, - мужичок сзади над головой навис, очки на кончик носа съехали.
-Десять, девять, восемь, - комната стала круглой, в ушах загудело, длинный коридор и всё.
-Просыпаемся, - чувствую, как хлопают по щекам, голова из стороны в сторону болтается. Веки тяжелые, никак разлепить не могу. – Слышишь меня?
-УГУ, - глаза раскрылись. Наверно, отменили операцию.
-На счет три сделаешь выдох, - над головой очки на кончике носа. – Раз, два, три.
Что-то дернули изо рта, внутри царапнуло.
-Какую операцию делали, помнишь?
- По поводу заворота кисты яичника, - значит, операцию сделали.
-Правильно, аппендицит, - улыбнулся мужичок.
Опять провалилась в небытие. Очнулась в реанимации. Горло першит, рука привязана, что-то рядом пищит, гудит, стонет. Поворачиваю голову, не одна. Рядом на койке парень, словно из-под поезда достали, живого места нет. Монитор пищит, манжета гудит, а он стонет так, что уши закладывает. Может, засну.
Не получилось. Утром переложили меня на каталку и повезли  по холодному коридору в лифт. Ай, каталка врезалась в стену, в голове все зазвенело.
-Ничего, сейчас в VIP-палату поселишься, - смеется медсестра, а я не вижу. Простыней, как труп, с головой  накрыли. Палата на двоих, а я одна.
Утро бодрое. Сначала кровь из вены, потом капельница. Шесть  разных емкостей. Улыбнулись, дверь закрыли, ушли. Поначалу было неплохо. Но через несколько часов жутко захотелось в туалет, а я одна, в горле першит, голос сиплый. Какие муки, сейчас лопну. Спасли.
На второй день велели самой до сортира двигаться.
О, кто придумал сиё сооружение архитектурной мысли? Туалет в конце коридора.
18.00 – старт. Встала, думала будет хуже. Четыре дренажа хвостами повисли, оттягивая кожу. На голове взрыв, щеки ввалились, губы синие. Держась за стену и согнувшись, как японка начала передвижение. Ошибка!!! Выходить надо было еще в 17 часов, когда не хотелось.  А до финиша, как до Камчатки.
18.40 – доползла!
Потом стало легче, часы тренировок. А через несколько дней пришел час садизма.
-На перевязку, - рявкнула сестричка.
Холод процедурной равнялся взгляду. Растянулась на столе.
-Ну-с, чем порадуем, - большое тело с бородой потерло руки.
Послышался звук воды, звон инструментов, шлепок наевшейся перчатки. А дальше никакой эротики. Рубашку задрали, слегка пощупали. О Боже! Глаза вылетели из орбит и со слезами вернулись на место. Это добрый доктор резким движением руки сдернул повязку. Надежные русские пластыри добровольно не хотели покидать мою нежную кожу. Тут впервые я увидела кошмарный шов, который странным изгибом огибал пупок и улетал так далеко, что не рассмотрела. Помнится, у всех от аппендицита был другой шов, такой маленький косенький в правой подвздошной области.  А мой жирный такой, вдоль всего живота. Но я не в обиде, жива!
Десять дней пролетело быстро, я сроднилась с больницей, полюбила нянечек с грязными тряпками, врачей, что изредка заглядывали по вечерам и медсестер, пожадничавших таблетку от головной боли. Не сказать, что люблю больницу, но ненависти уже не испытываю.