Луч света с диска луны. Застава. Глава 16

Глава 16. Салки-Догонялки.

Вечером совет села собрался снова, чтобы ответить отказом Амадор-Властвующему. На этот раз мрачное настроение сочеталось с решимостью дать бой. Я прихватил обмундирование стража села: полную экипировку без кольчуги. Взял и трофейный топор, который своей тяжестью внушал увереность в силу удара.

Салману-Огромный на сей раз не был столь стремителен, а даже наоборот – нарочисто медлителен. Войдя в двери, он осклабился и в развалку вышел на середину зала. Мы сидели на тех же местах, что и вчера. Салману-Огромный не убирая ухмылку со своего лица разглядывал присутствующих. Оставалось радоваться мимолетности сурового взгляда из-под массивных бровей этого великана, поскольку любой человек удостоенный таким вниманием чувствовал себя крайне неуютно. Не завидую Толин-Высшему.

Толин-Высший предложил гостю сесть на специально приготовленную скамью. Салману-Огромный осклабился еще больше, и неторопливо уселся на предложенное место.
-- Я дал вам день. Но вы видно хотите потянуть время, и еще не собрали оброк. Учтите, за любую задержку сумма только увеличится! И уж поверьте, я найду, чего стребовать. - Глухой голос был невозмутимо спокоен, как голос палача, разговаривающего с отрубленной головой.
-- Мы не торопились по другой причине, которая не менее весома – нам не нужно никакой отсрочки потому, что никакого выкупа не будет. У нас нет желания драться с вашим племенем, как и не остается другого выбора.
-- Как... - Он поперхнулся, но через секунду взял себя в руки. - Хотя знаете, я даже рад такому ответу... - Нехорошо улыбаясь Солману-Огромный встал, и направился к двери. У самого выхода развернулся и прищурив глаза оглядел всех собравшихся. - Хочу запомнить тех, кому Амадор-Властвующий собственноручно вырвет печень, и намотает кишки на кулак. Надеюсь вы все сумеете дожить до того момента. Обещаю, это случится очень скоро, и особо ждать вам не прийдется. Теперь вы и за все золото села не сможете откупиться. - Маска злости схлынула, и уже печально продолжил.
-- И для чего я уговоривал Амадор-Властвующего направить меня к вам? Ведь думал, что спасу от гибели вас, ваших детей и жен. Оказалось, что все напрасно. Что ж, когда будете слушать треск своей сдираемой кожи и крики насилуемых жен, тогда поймете, что выкуп был не столь уж и велик. - Он обернулся, собираясь выходить, как...
-- Не губи меня и моих детей, мы соберем выкуп, только прости нас. - Пертий-Мохнатый не выдержав выбежал посреди зала и бухнулся на колени. - Мы отдадим все, что у нас есть, не губи только... - Самтон-Слышащий бесшумно подошел к толстяку и без раскачки тукнул посохом сверху, Пертий-Мохнатый замер на секунду, его глаза закатились и он повалился навзничь.
-- Не будь ты переговорщиком, то я бы сошелся с тобой на бой прямо сейчас. А пока ты всего лишь раб своего повелителя, то ты вернешься, и вот какие слова передашь Амадор-Властвующему: мы вырвем все семя племени Белой Кости из этой земли и никакого упоминания не останется о сборище червей, смеющих именовать себя войнами. Вы все вернетесь обратно, откуда выползли – в гниющую шкуру То-ом-Ля-Куты, и я лично прослежу за этим. - Толин-Высший как будто вырос на голову, презрительно глядя на посла сверху вниз.

Глаза Салману-Огромного налились кровью, и он медленно повел рукой к по направлению к рукояти меча, стража моментом прореагировала, приставив лезвия коротких мечей к его незащищенным бокам. От сильного нервного напряжения я стал плохо понимать, что происходит. Обстановка была накалена до предела. Чуть пошатываясь вышел вперед, сжимая в руках топор, но не подходя слишком близко к этой горе мускул и сухожилий. Тот посмотрел на меня, и усмехнувшись выпрямился.
-- Мы увидемся... и очень скоро... - Небрежно развернувшись, скрылся за дверью.

Пертий-Мохнатый лежал не двигаясь. Кровь из рассеченой раны пропитала остаток волос, заливала пол. Толин-Высший постепенно приходя в себя огляделся вокруг, остановив свой взгляд на лежащем теле.
-- Ты его случаем не убил? - Самтон-Слышащий невозмутимо пожал плечами, принялся тормошить мельника. Тот ойкнул, открыл глаза.
-- Жив? Вот и хорошо. - Толин-Высший облегченно вздохнул и трясущимися руками, убрал меч в ножны на поясе.
-- Кто это меня так? - Пертий-Мохнатый ощупывал свою голову в ужасе смотря на все еще идущую из раны кровь.
-- Благодари Самтон-Слышащего – это он тебя... кхе-кхе... спас. Иначе бы ты уже был бы мертв.
-- Мертв!? - Пертий-Мохнатый окаменел от ужаса, позабыв даже, что иногда нужно дышать.
-- Да, он успел тебя отправить в отдых прежде, чем кто-то другой тебя зашиб до смерти. - Толин-Высший подмигнул Уран-Великому так, чтобы мельник это видел.
-- Я же... да я... ведь... он... меня?... да что ж это... ведь... я ж... - Не в силах сдержаться более, мельник заплакал.

Толин-Высший качаясь добрался до своего трона. Чуть погодя я тоже стал замечать, что держаться прямо становиться все труднее: стоя в центе зала и опираясь на секиру пытался справиться с бортовой качкой – так люто подо мной ходила палуба. Меня колбасило с того самого момента, начались эти переговоры. Стоя прямо, абсолютно онемевшими пальцами цеплялся в древко топора, пытаясь не пропустить удар девятого вала. Причем осознавал – если отпущу топор, то тут же рухну ко всем чертям, а вот подняться уже вряд ли смогу.

Когда уже изрядно потемнело в глазах, Перволад-Складный под левую руку довел меня до скамьи, придвинутой к стене напротив окна. Некоторое время сидел как пьяный, едва не падая с лавки.

Вот ведь меня угороздило, так угораздило. Чувствую себя калекой. С этими оборотнями все некстати как вышло. И почему не прихватил с собой оружия? Не факт, правда, что оно могло в тот момент пригодиться. Что ж теперь: что случилось – то случилось. Еще, может случится – встану на ноги.

Поернон-Ключевой тем временем кликнул стражу со входа и те проводили меня до комнаты. Галитань видимо будет ночевать в нашем новом доме. Хорошо, что она не увидит меня в таком состоянии. Наутро буду как огурчик, необходимо только хорошенько выспаться.

---

Всю последующую часть ночи боролся со смертью. И когда уже был почти окончательно сломлен и смирился со своей участью, смерть почему-то отступила, брезгуя искромсанным и обескровленным телом. Пробуждения как такового не последовало. Последовал холодный бред...

Живя в полупридушенном состоянии легко потерять счет времени. Было абсолютно все равно: день сейчас, или ночь, жив, или мертв. Иногда на секунду выныривая из небытия, тут же захлебывался болью, и в следующую секунду снова спешил погрузиться в тяжелый спасительный сон.

Иногда чувствовал, что кто-то подходил, но в такие моменты не мог даже понять, был ли это один человек, или несколько. Пробуждался лишь когда начинали поить: затыкали нос, в тот же момент через рот вливая отвратительно гнусное пойло. Но буквально в следующее мгновение уже ничего не волновало...

---

Очнулся. Меня все еще морозило и трясло. Приподнялся на локтях, ощущая боль в шейных позвонках. Сколько же времени прошло? Где это я? Когда это меня успели перенести? Как этого можно не заметить?

Осмотрелся: лежал на верху печки в недавно купленном доме. А ничего, оказывается – уютный. Укутался одеялом, разжег печку, чтобы немного согреть комнату. Раны полыхали огнем. Кости возле них были как будто перекручены стальными канатам. Голова сильно кружилась, и немного болела.

Погрелся немного у огня, после чего оделся и вышел на свежий воздух. Кровь в венах разогналась, и теперь чувствовал себя уже не столько восставшим покойником, сколь выздоравливающим больным. Так продолжал бродить возле дома, привыкая к яркому и теплому солнцу.

Позади раздался грохот упавших деревяных ведер с водой. Обернувшись, встретился глазами с Галитань, прикрывающую руками свой открытый от изумления ротик. Рядом валялось коромысло с ведрами – явно не ожидала увидеть меня. Весь вид показывал такую оторопь, что вызывала невольную улыбку. Тут она опомнилась и со слезами бросилась, молотя по моей груди своими крохотными кулачками:
-- Дурак! Дурак! Дурак! Ты дурак! Еще будешь умирать?! Я тогда тебя сама убью, если еще раз посмеешь... Ты ведь знаешь...

Тут она всхлипнув заревела, крепко обняв меня за шею. Маленькая и беззащитная. Несмотря на слабость, казалась пушинкой... Не знаю, сколько с ней не виделся, но уже успел по ней соскучаться.

---

-- Сколько времени был в отключке?
-- Уже почти неделя. В ту же ночь, что ты не пришел ночевать, начала беспокоиться, и отправилась в терем старосты. У тебя был сильный жар. Можно было подумать, что навели порчу маги. Но Самтон-Слышащий сказал, что это – из-за воспалившихся ран. Дал средство, чтобы тебя поить, и другое – на обтирание. Также сказал, что надежды очень мало. Говорил, что еще после встречи с оборотнями тебе следовало бы отлежаться. Так что не пытайся никуда убежать, иначе рассержусь.
-- Лежу, лежу. - Шутливо поднял руки.
-- То-то же. - Щекой прильнула к моей шее. Вспомнив что-то, она отодвинулась, снова заглядывая в глаза. - Что это был за язык, на котором ты разговаривал во сне? Это точно был не руланский – его бы я смогла отличить.
-- Когда это? - Почти уже сморенный сном пытался сообразить, когда успел чего ляпнуть. Теперь сообразил. - Происходившее в бреду вообще плохо помню, а уж о том, что болтал – не помню подавно.
-- Не хочешь, не говори. - Она чуть обиделась. Через минуту последовал другой вопрос. - Ты не рассказывал о своей семье. Где ты жил раньше?
-- Видишь ли... ээээ... вообщем... эм-м... Не знаю что и сказать... Правда в том, что ничего не помню с того момента, как Белая Кость разграбила мой караван. В смысле, могу только догадываться, в каком качестве сопровождал эту экспедицию.
-- Ну уж точно, что не в качестве простого погонщика. - Галитань сменила тактику, снова умащиваясь котенком. - Что, совсем ничего не помнишь?
-- Совсем. Даже имени.
-- Откуда тогда взялось имя – Тьерн-Михалыч?
-- Нельзя жить без имени, вот и придумал кличку – Михалыч. А насчет втор.. первого имени – Тьерн, это просто нелепое стечение обстоятельств. Как-нибудь потом расскажу.

Галитань в задумчивости покручивала пальцем выбившийся из своей прически локон.
-- О себе расскзал все – что знал, теперь твоя очередь: расскажи о своей семье и откуда ты? - С улыбкой опередил готовый сорваться с уст новый поток вопросов. Хотя вру, на самом деле давно было интересно, откуда взялась такая симпатуля.
-- Жила я в селе, которое у нас называется Серый Берег. Не представляю, как теперь туда добраться. - Шмыгнув носом, продолжила с плаксивой миной. - Там остались сестры и братья. Мама наверное считает, что нас всех волки погрызли. А ты своих родных помнишь?
-- К сожалению, нет. - Старался не думать о оставшихся родных и друзьях в моем прожнем мире – нагоняло такую тоску. Хотелось бы, чтобы они за меня никто сильно не переживали. Видения о прежней давно перестали приходить во сне, из-за чего никакой надежды на обратный путь у меня не оставалось. Или эти сны ничего не значили?
-- Не грусти, я вот отца тоже не помню. Ушел в другую деревню продать коней, и его с тех пор никто не видел.
-- Возможно он все еще жив и вы еще встретитесь.
-- Лучше пусть все идет, как идет. Уверена, будь он жив – ни за что не бросил бы маму с моими братьями и сестрами.
-- О нем с тех пор ничего не известно?
-- Были слухи, что на него оборотни напали. Но думаю, что он даже с ними бы справился: в нашей деревне он слыл самым умелым охотником. В одиночку ходил на медведя-людоеда. Вернулся весь израненный, со шкурой убитого зверя. Вот такой он был бесстрашный. Ты чем-то на него похож.
-- Мне хватило оборотней, чтобы понять – не бесстрашием – точно.
-- Не притворяйся. - Галитань порычав, изображая щенка, больновато укусила за ухо, и тотчас же спряталась от мести под одеяло.

Уже через минуту баталий и ультразвукового визгу, выпутал её из свернувшейся ткани. Тут некстати пришла на ум поднятая тема о оборотнях.
-- Прекрати на время. - Острые зубки сомнкнулись у меня на носу, переводя тональность во французкую гнусавость. - Меня беспокоит, что я порой не могу тебя разыскать. Где ты прячешься обычно?
-- Не прячусь, что я – маленькая? - Притворно обиделась Галитань. - Коням требуется корм. Хотя в первый же день, продала пятерых, у нас остались еще пятеро. Вырученные деньги еще могут пригодятся на еду и одежду. А вот сено нужно заранее запасти – лишнего для себя никто не держит. Вчетвером мы уже наскирдовали в укрытых местах сена – месяца на два. Завтра опять пойдем сено заготавливать, а ты полежи дня два пока в себя не прийдешь. После заготовкой дров займешься. Сложим часть во дворе, а часть в одной из подвальных комнат – чтобы не замерзнуть, если дверь снегом закидает.
-- Что-то не видел здесь леса поблизости.
-- В часе езды на запад старый лес будет. Телегу возьми у старосты. Четыре ходки должно хватить на протопку в самые холода.
-- В этих краях когда снег выпадает?
-- Недель через десять. До этого дожди могут зарядить, что не проедешь.
-- Хорошо, завтра же займусь.
-- Потом надо будет сарай для лошадок пристроить к дому. И крышу перебрать – почему-то здесь её делают из соломы, а она быстро гниет – для неё тут черезчур сыро. Вместо неё кугу бы накосить у берега – такой кровли должно хватить лет на пять. Утеплить соломой все же не помешает...
-- Стоп, стоп, стоп... С пристройками и крышами дела обождут. Дров заготовлю, а там видно будет, что делать дальше. - Так все планы с поездкой на заставу могут сорваться.
-- Вязанки куги братья заготовят. А вот когда кровлю стелить на крышу – тут без тебя не обойтись.
-- Это что же, они через ров к реке пойдут? Там же Белая Кость наверняка патрули выставила! - Только теперь вспомнил, что вызывало мое смутное беспокойство. Уже неделя прошла, и мы всё еще живы...
-- Ты ведь не знаешь еще! - Галитань звонко рассмеялась. - Белая Кость оставила наши края несолоно хлебавши. К тому же перессорились и передрались меж собой. Некоторые из татей было осели в оставленных деревнях, так их при возврате прогнали взашей.Теперь до весны они ни к кому не сунутся. Мы – первые, кого Белая Кость по настоящему забоялась!

Галитань просто распирало от гордости, что выглядело очень презабавно – воинственный вид со сверкающими глазками не совсем одетой девушки.

---

Коли с Белой Косью все так благополучно разрешилось, стал заниматься подготовкой к зимовке. В первую очередь нашел наших лошадей, которые стояли вне стойла у спешно вкопанного столба посередине громадной площади.

Кстати, о площади. Вероятно изначально это было место под застройку. Только теперь здесь островаками были расставлены телеги, и вкопаны столбы – места для привязи. Вряд ли здесь возделывали поля, поскольку почва была очень каменистой. Оставалось удивляться настойчивости стоителей моего дома, вырывших погреб в такой земле.
Дома на заселенной, восточной части села, были небольшие – сказывалось разница высот и дальность леса. Зато при каждом доме участки были громадные, позволяя держать во дворе конюшню, курятник, омет и амбар с зерном. Участки делила межа, заодно служа дополнительным стоком для воды.

Улиц не было в помине, из-за чего вновь приезжим найти нужный дом было достаточно сложно. Только одну дорогу можно бы назвать улицей: она шла от восточных ворот к западным, чуть меняя свое направление. Узкие тропки, что вели к домам, с высоты птичего полета должно быть похожи на расходящийся узор кленового листа. Так я решил про себя, исходя всю окресность, когда знакомился с соседями.

Оказывается, что меня уже все знали, а я все хуже и хуже запоминал очередное лицо, и уже начинал путаться в именах. Наконец в одном из домов встретил знакомое лицо – Белебаш. Узнав меня, стиснул в объятях:
-- Вот кого рад видеть всегда. Невзрань, посмотри кто пришел – это Михалыч, я про него тебе рассказывал.
-- Что ж на пороге его держишь, зови в дом. - Из-под локтя высунулась смуглое личико его жены.
-- Не, спасибо, я не надолго. Хотел спросить, нужна повода на пару дней. Заплачу, если что.
-- Для чего тебе?
-- Думаю по дрова съезить в лес.
-- Плюнь, я с тобой поделюсь...
-- Ну да, а как потом мы кашу греть будем? Езжай с ним вдвоем, нам тоже пригодятся на зиму поболее запастись, чем потом по снегу мотаться. - Деловитая Невзрань тут же стала снаряжать мужа в дорогу.

Теперь не заплутаю, да и в вдвоем быстрее будет. До этого все ссылались на старосту, с кем мне сейчас совсем видеться не хотелось – настолько достала вся эта беготня из-за их выдумок. Раз с Белой Костью сейчас все само образовалось, то нечего больше под хозяином ходить, надо свою жизнь начинать обустраивать.

Через час мы ехали в телеге по развязшей колее, следом плелись две запасные кобылы. На этом настоял Белебаш, чтобы вытянуть, если потребуется, груженную поводу из размягшей земли. Через час мы уже были у леса, и принялись за рубку.

Топоры – громадные и тяжелые, полутораметровые жерди с двупудовыми носами. Клюв топорища не был идеально полукруглым, а с чуть выступающим дальним резаком. Десяток ударов валил двадцати-сантиметровое дерево в диаметре в среднем за десяток ударов, только нужно было бить точнее – с таким весом это было вполне осуществимо. С другой стороны топорища был прикован крюк, которым можно было толкать или пригибать дерево на высоте.

Белебаш распоряжался как лесничий:
-- Руби вот это дерево, оно сохнуть начало. Меньше сучков обрубать придется...
-- Не-е, этот дубок рубить не будем – ветвистый очень, вон как за другие держится...
-- И что мы будем делать с этим обрубком – его же рубить замучаешься, а дров с него – только на одну протопку в бане...

Весь день потратили на заготовку стволов, и за этот день сделали только одну ходку. На следующий день сделали еще три. И последние две – навезли дров к Белебашу. Поленья пришлось нарубить еще за оградой, на лесопилке. Вернее, это была не лесопилка, а правильней сказать – лесотесалка. Тут было заготовлено немало бревен для построек, что были разложены под навесом в чуть наклонном состоянии. Разложены были в единый ряд, для просушки. Обтесывали их явно профессионалы – столь одинаково они выглядели.

Белебаш пояснил, что наклон для просушки сделан для того, чтобы уже обработанные стволы сильно не повело. В штабеля ставить было нельзя по двум причинам: не соблюдался необходимый наклон, и сырые бревна требовалось переворачивать вокруг своей оси поначалу до четырех раз в день. Вот уже просушенные бревна укладывались в оборудованном сухом гроте в виде штабелей, но и потом раз в месяц перекладывались в другое место с переворотом вокруг оси.

Был удивлен таким сложным техпроцессом, но теперь понятно, почему большинство домов снаружи столь похожи. Мой дом наверно был старой постройки, но настолько добротно срублен, что только по размерам окон можно было о том судить. Дерево со временем не сгнило, и потемнело только в сторону бурого цвета. Это при здешней сырости то?!

В деловой кутерьме постоянно узнавал что-то новое. Мир не выглядел архаичным, скорей просто пошел иным путем развития. Насколько понял, что самостоятельно постоить дом, амбар или конюшню – это значит – смешить соседей своей безвкусицей. Поэтому пришлось раскошелится, о чем потом ни разу не пожалел. Мы практически одновременно закончили: перебирать крышу и строительство конюшни, на что ушло еще три дня. По размерам конюшня вышла крупная, что в стойле могла держать до десятка коней. Внутри конюшни было пространсто для прохода с двух сторон, что удобно, как для задания корма, так и для ухода за лошадьми. Свободные стойла сразу же попытались выторговать для своих четвероногих бестий наши добрые соседи, на что получили отказ. Странно, что практически не сговариваясь, так же решила Галитань и её братья.

Лучше сразу отказать, чем они привыкнут и станут считать своим.

Фьельнол, во время моего беспамятства, нашла себе жениха на северной стороне поселка, и заходила в гости только изредка, и то, выбирая время, когда меня не было дома. Галитань настояла на выделения её приданного, хотя этих денег нужно было растянуть как минимум до поздней весны. А траты могли еще быть, и притом значительные: предстояло закупить продукты, соль, а самое главное – теплую одежду. Хошь, не хошь, а надо заначку искать, даже если такой никогда не было.

Мысль о том, чтобы пойти занять денег у Толин-Высшего, была отвергнута сразу, потому как все плохое у на тот момент ассоциировалось непосредственно с этим человеком и его окружением. Едва завидев издалека кого-то их них сразу спешил перейти в пустой переулок, запутывая следы. Так что мир и спокойствие, которое я только что обрел в душе, пока никто попирал своими грязными ножищами. Изредка на меня накатывалась волна чувства утраты, по Магритель и Черному Огню. Тем более становилось не по себе, когда я представлял, что могло приключиться в селе Распутье. Побег от этих мыслей удавался только полностью переключив себя на какое-то занятие.

Замечал, что когда такие мысли завладевали мной, Галитань старалась расспросить о причине такого настроения. Мне нечего было ей ответить. Я мог только бежать от мыслей, что рисовали одну картину страшней другой. Нужно забыть, ведь в любом случае, никогда больше не вернусь в Распутье, чтобы не видеть сгоревших домов и останки её жителей.

О том, что из ряда сел гонцы не вернулись, было известно всем. Причем это были самые северные села. Никто не говорил в слух, о том, что там произошло. Все было понятно и без слов. В последний раз спрашивал вестях с того краю Перволад-Складного. Покачав головой, тот ответил:
-- О том, что приключилось в тех местах мы узнаем только весной. До этой поры туда никто не поедет, поскольку караван скоро продолжит движение на запад. К тому же его собираются усилить, так что свободных людей в ближайшее время вовсе не будет. Если хочешь, завербуйся с ними – тебя с радостью возьмут с собой. Ты стал вроде талисмана.
-- Талисман с таким именем: разве что они будут рады, что я уберусь отсюда поскорей.
-- Да, будут. - Перволад засмеялся. - Ты не слышал, как тобой детей пугают?
-- Вот те на... - Эта новость меня огорошила. Я ведь считал, что уже вписался в это общество, а тут вон оно как снова складываться начинает. Только те подрастут, постараются нечаяно ножичек промеж лопаток оставить «на подержать».
-- Да ладно тебе переживать, скоро все уладится само. По мне – только от имени не может зависеть, какой человек.
Не только для меня, но и для тех, что со мною рядом – опасен даже один человек, слепо ненавидящий всех с таким именем. Не пойду с караваном. Лучше найду тех людей, что знают мое прежнее имя.
-- И что ты с ним будешь делать?
-- Вернусь сюда, а то, прежнее – объявлю кличкой. Оно ведь и было кличкой.
-- Тьерн – никогда никем не воспримется как кличка. Это нарицательное имя, с которым связано темное прошлое, причем не только этих краев – он обошел полсвета, пожирая всех на своем пути. Крушил немалые отряды, что сплачивали против него несколько городов. О этом имени сложено столько сказок и мифов, что любой человек, назвавшийся им обрекает себя на всеобщую ненависть. По ним выходит, что он заставлял серую массу волков двигаться как единую ненасытную пасть. Я тебе не смогу столь хорошо рассказать, как это делают гусляры. В дни тени они часто поют об этом.
-- Что за «дни тени»?
-- За три дня, как луна исчезнет, и после того – еще три дня.
-- Да, вот ведь выпало имечко. Порой готов придушить Хозяина за его чувство юмора.
-- Нам тоже шутка дурацкой показалась. Я бы не стал озвучивать её за столом, если бы так не напился. Да все были пьяные. Когда протрезвел, понял, что с тобой скорей всего произойдет – поспешил сразу же в терем. Но Поернон-Ключевой сообщил, что тебя уже отправили к Святой скале. Помню, как мне было хреново из-за этого – ведь это была лишь дурацкая шутка. Да еще девка в обморок тут же упала, пришлось её домой относить.
-- Какая девка? - Удивленно захлопал глазами. - Неужели Магритель?! Как она там оказалась?
-- Не знаю, как её звали, но она с Соковор-Летним пришла.
-- Ммммммммм...
-- Ты чего?
-- Да так... она что-то говорила?
-- Нет вроде... хотя... по моему, она собралась с кем-то ехать на заставу.
-- Черт! - Отчего так захотелось выть по волчьи – рвать и метать направо-налево. Клокотание в зобу уже готово было сорваться на рык. Почему все так?...
-- Ладно, ты это... - Затем скороговоркой произнес. - А у тебя глаза зеленными стали. - Не к месту дурацкое высказывание о цвете глаз основательно сбило с толку.
-- Ну и что?
-- Мне наверно почудилось... я пойду, мне еще к коням.. вернее в терем надо заглянуть... так я п-п-пошел?... да?... ну увидемся еще... - Оглядываясь через плечо, он скорым шагом скрылся за поворотом.

Злость выветрилась, я стоял как оглушенный. Про зеленый глаз уже второй раз слышал. Я достал кинжал и как можно внимательней осмотрел глаза – никаких зеленных отблесков в глазах не увидел, как не всматривался. Может действительно – Тьерн – имя проклятых, и взяв его постепенно превращаюсь в монстра? Вот так вляпался, аж по самый пяточек: свин – он ж везде найдет, где погрязнее.

И теперь меня стал боятся человек, которого я считал своим другом. Причем объяснять что-то уже бесполезно. Нужно бежать скорей из этих мест, да так, чтобы никто ничего не заподозрил и не заставили снова полетать со скалы. Хоть и было на душе крайне тоскливо, но в разговоре получил надежду, что Магритель еще может быть жива. Если направилась к заставе – то будет возможность встретиться вновь.

Зашел домой, печка пыхала мягким жаром. Галитань увидев меня, сноровисто расставила тарелки и побежала звать братьев, что неподалеку играли с соседскими ребятами. Тем временем оделся в походную одежду, взял топор, высыпал железо, медяки и серебро. Взял из них пять гейнхолов и чуть мелочи, остальное завязал в кожанный мешочек, оставив его на столе.

Первым зашли братья, рассаживаясь за новеньким столом. Галитань лишь мельком взглянув собранное снаряжение, остановилась на пороге. В глазах застыл немой вопрос.
-- Гали, есть дело на торговой заставе. Так уж сложилось, что нужно срочно ехать. Если не уеду сейчас, то скоро может случиться нечто неприятное.
-- Почему? Что случилось? - Прочти прошептала последний вопрос.
-- Почему ты хочешь бросить мою сестру? - Хейгзмунд привстал, глядя из-под подлобья.
-- Надо ехать. - Проигнорировал такой резкий вопрос. - Только зайду, к Белебаш-у. Если в чем будете нуждаться, обращайтесь к нему... только к нему. Вернусь, мы тогда с ним сочтемся. Надеюсь, что вернусь. Мне ведь тоже отсюда никуда ехать не хочется, тут бы и остался с тобой...
-- Ты вернешься? - Галитань доверчиво глядела на меня, губы подрагивали как лепестки алой розы.
-- Обязательно.
-- Клянешься?
-- Чтоб мне нос оттяпали! - Притянул её к себе. Сперва она не знала, плакать или смеяться. Потом тихонько заплакала.

Прощание затягивалось. Глубинное чувство понукало не мешкать, и скорей срываться в путь. Взвалил котомку на плечо, в другую руку взял два пустых бурдюка. Дополнил все торбой и мешками с зерном, ушел в конюшню, снарядил одного коня, поскольку снаряжать второго уже было некогда. Да и в селе было бы тяжело разъехаться по тропинке.

У дома Белебаша спешился, постучал в дверь. Никто не появлялся. Через минуту дверь открыла его жена. Кося на меня, крикнула внутрь, но получилось, что крик полностью ушел прямо в подставленное ухо мужа. Отчего тот скорчил такую потешную мину, отчего я рассмеялся. Они засмеялись следом, перед этим чуть не поцапавшись. Мое настроение улучшилось, стало более беззаботным, и на пятки пока никто не наступает.

Хотел бы тебя попросить, меня не будет в селе месяц другой, не поберег бы ты мою невесту и её братьев от всякой напасти. Сейчас с собой денег нет, но после смогу расчитаться за неудобство. Кого другого бы попросил, только времени много потрачу, а ехать уже сейчас надо.

Если бы на два месяца стал уезжать, то не просил бы. - С сомнением почесал Белебаш свою лохматую голову.
Всякое может случиться на дороге. Но коли жив буду, обязательно вернусь и отплачу за помошь. - Откуда денег брать – пока ума не приложу... главное, что все будут живы и здоровы...
-- Денег не надо. Ты изрядно и так помог. Если будет в моих силах, помогу. Или кого еще попрошу.
-- Спасибо! Вы не знаете, как меня обяжете!

Кивнул обоим, и взмыл в седло. Прибавилась толика спокойствия. Этого пока достаточно. Окончательно успокоюсь, лишь когда совсем упокоюсь.

Неспешным шагом направился к восточным воротам. Со стороны должно быть странно, что одинокий конник в полном снаряжении собирается проехать врата, поскольку стража на посту о чем-то зашепталась, но потом как бы позабыла обо мне – кто-то другой подъезжал к воротам.

Теперь отлегло от души еще больше – возможно, что это моя паранойя, и никто меня не искал. Лучше все же быть параноиком, чем шизофреником – от очередного удара судьбы по многострадальной голове.

В конце дня встал на стоянку, снабдив торбу овсом, а лошадку – торбой. Да и самому не мешало подкрепиться. В этом мире – жуткий голод – одно из постоянно преследующих чувств, которое прерывается изредка лишь чувством недосытостью. Стесав черствый сухарь и кусок вяленного мяса, улегся в сухой траве зарывшись в одеяла. Вернее, представил, что это одеяла. На самом деле это было лишь краем цыновки.