К радости Льювина, дождь больше не возобновлялся, и когда компаньоны добрались до Арлефа, погода установилась тёплая и солнечная. Местность теперь была куда более населённой, чем ближние окрестности зловещего Сумеречного Леса. Волшебники проезжали мимо многочисленных полей, с которых рачительные крестьяне уже убрали хлеб – Праздник Урожая, накануне которого устраивались знаменитые состязания магов в Арлефе, был не за горами. В воздухе призрачным серебряным кружевом мелькали летающие паутинки, а в зелёном убранстве деревьев то там, то сям уже проглядывали жёлтые листья. Скоро осень вступит в свои права, и заморосят затяжные и нудные дожди, а там и до первого снега недалеко – но пока ещё можно наслаждаться последними по-летнему ласковыми деньками.
Именно так рассуждал и поступал Льювин. Он не слишком-то мучил себя неразрешимыми вопросами вроде того, как они с Джеффом найдут Тропу Магии и что ожидает их на этом таинственном пути. Молодой волшебник не сомневался, что так или иначе, но эта загадочная дорога отыщет их сама – он почему-то верил, что если чего-то желать по-настоящему, это обязательно сбудется, а в глубине души Льювин мечтал отыскать легендарную Тропу ничуть не меньше, чем побывать в Заповедных Лесах эльфов. Но когда ещё всё это произойдёт, а молодой чародей всегда старался найти радость в каждом миге – разумеется, насколько это вообще возможно. Поэтому сейчас он просто смотрел по сторонам, с почти детским восторгом наслаждаясь зрелищем расстилающегося простора бесчисленных полей, которое оживляли многочисленные хутора и деревни.
К некоторому разочарованию Льювина, поддерживать беседу с Джеффинджем оказалось далеко не простым делом. Боевой маг не отличался разговорчивостью, и для того, чтобы заставить его говорить, Льювину порой приходилось чуть не клещами тянуть из него каждое слово. То и дело мельком поглядывая на компаньона, молодой волшебник догадывался по его сосредоточенному виду и залёгшей между бровей складке, что тот погружён в глубокое и, наверное, как предположил Льювин, достаточно мучительное раздумье.
«Вот странный тип, – искренне поразился юноша. – Чего сейчас-то думать? Едем и едем – а там видно будет, что дальше делать!» Однако он не стал прерывать размышления своего спутника. В этот момент они как раз проезжали мимо довольно зажиточного по виду селения, и две миловидные девушки, неторопливо идущие по обочине, остановились и, переглядываясь и пересмеиваясь друг с другом, то и дело посматривали украдкой на них с Джеффом. Боевой маг продолжал ехать, как истукан, словно бы и не замечая ничего вокруг – но Льювин, разумеется, не стал брать с него пример. Он поклонился сельским красоткам с таким изяществом и учтивостью, что, пожалуй, даже утончённая эльфийская принцесса не нашла бы в его манерах ничего такого, к чему можно было бы придраться. Одновременно волшебник постарался получше рассмотреть их прелести, но так, чтобы это не бросалось в глаза. Скромно потупившись, он то и дело зорко поглядывал на девушек, отметив про себя, что и они больше смотрят именно на него, а не на его спутника.
Однако деревенские прелестницы разочаровали молодого мага. Вкус Льювина был достаточно изысканным, как это и полагается бакалавру эльфийской магии. Авантюристичного чародея всегда увлекало то, в чём он ощущал присутствие тайны, поэтому простота и свежесть юных поселянок оставила его совершенно равнодушным. Впрочем, не совсем – при взгляде на них он неожиданно вспомнил Вэйлинди и даже чуть вздохнул, при этом мысленно обругав себя за сентиментальность. Но это не помогло – помимо воли Льювин задумался о том, когда же он увидит её вновь?..
Так, размышляя каждый о своём, компаньоны незаметно очутились перед главными воротами Арлефа, который славился не только ежегодными состязаниями магов и своей оживлённой и прибыльной торговлей, но и почти непрекращающимися стычками двух враждующих кланов, один из которых именовал себя Орлами, а другие – Лисицами. Никто толком не знал, из-за чего они враждуют – то ли из-за торговых преимуществ, то ли из-за главенства в городском магистрате, то ли причиной взаимной ненависти является какая-то старинная распря основателей кланов. Интересно то, что свою фамильную ссору вожаки кланов предпочитали обновлять преимущественно с помощью обычного оружия, хотя нанять в Арлефе опытного мага было проще простого, да и сами они, и многие их сторонники неплохо владели кое-какими магическими приёмами. Этой странности также не мог растолковать никто, в том числе и они сами. Всё объяснялось с помощью простой отговорки, дескать, так уж повелось при наших дедах.
Едва маги-компаньоны очутились в городе, как Льювин почувствовал, что атмосфера в Арлефе довольно-таки напряжена. В городе определённо назревали какие-то события, причём молодой чародей не сомневался, что к магии они не имеют никакого отношения.
– Джефф! – окликнул он своего спутника, который тотчас встрепенулся. – Может, ты мне объяснишь, Джефф, что тут такое творится, а? Вернее, вот-вот произойдёт – и я готов поклясться, что никаким волшебством здесь и не пахнет. Однако думаю, что свалка будет знатная!..
– Не обращай внимания, Льюв, – небрежно махнул рукой боевой маг. – Это, видно, Орлы с Лисицами опять намерены немного размяться, мечами позвенеть для практики. У них это обычное дело, но я не думаю, что они начнут свою потеху, пока состязания не закончатся.
– Ты в этом уверен? – с сомнением в голосе переспросил Льювин. – Смотри, Джефф, очень может случиться, что нам придётся прорубаться сквозь ряды этих безумцев, чтобы выбраться из этого городишки. Таким типам, которые часто рубят друг друга в капусту, думается мне, не столь принципиально, кого именно крошить, а объяснить им, что мы тут не при чём, нам вряд ли удастся – слушать нас никто не станет. Слышал я кое-что про их распри… Так вот, у нас в Хэйуэлле рассказывали, что вояки из клана Орлов однажды спьяну сцепились с купцами из Бэрхольма и многих серьёзно изувечили, пока поняли, что бьются отнюдь не с кланом Лисиц. Правда, дядюшка, когда рассказывал эту поучительную историю – а он делал это не раз – всегда присовокуплял, что почтенные купцы были пьяны в стельку и сами начали задирать Орлов.
– Враки! – отрезал явно задетый Джеффиндж. – Всё это сплетни, выдуманные магистратом Арлефа, чтобы выгородить своих и опорочить честь Бэрхольма! В моём родном городе никто и никогда не напивается как свинья, кроме самых пропащих субъектов.
Льювин сильно сомневался в том, что это действительно так, но прозвучавшая в голосе Джеффа непоколебимая уверенность свидетельствовала о его глубоком и стойком патриотизме, и Льювин счёл за лучшее промолчать. Сам он столь восторженным отношением к своему родному городу не отличался, но прекрасно понимал, что афишировать это отнюдь не следует.
Джеффиндж неплохо ориентировался в Арлефе, и очень скоро оба волшебника уже слезали с коней у дверей постоялого двора. Двухэтажное каменное строение имело очень солидный и добротный вид как снаружи, так и внутри, так что Льювин, истосковавшийся за это время по комфорту, придирчиво осмотрев отведённые им комнаты, удовлетворённо кивнул, а затем оба мага немедленно направились в общий зал, чтобы подкрепиться и заодно послушать новости, которыми пробавляются здешние посетители.
А новостей и впрямь было много, только все они оказывались какими-то путанными и тревожными. Если принять на веру всё, что двое магов услышали в тот день, то выходило, что вот-вот начнётся война, причём непонятно, откуда надвигается враг – он будто бы одновременно шёл и с севера, и с юга, с востока и с запада. Войска вольных городов и дружины знатных лордов спешно приводятся военачальниками в боевую готовность, а в наиболее опасных местах постоянно разъезжают усиленные вооружённые дозоры. Но ведь за всем не уследишь, а через горные перевалы и прежде не раз прорывалась всякая нечисть…
Оба волшебника расположились в уютном углу, где имелась возможность прекрасно слышать всё, не привлекая излишнего внимания к собственной персоне. Как ни странно, в выборе места они проявили удивительное единодушие, хотя за время совместного путешествия Джеффиндж и Льювин убедились, что их взгляды практически на все явления окружающей действительности если и не прямо противоположны, то, во всяком случае, очень существенно различаются.
В тот момент, когда компаньоны успешно расправлялись со второй порцией тушёной свинины с капустой, запивая её здешним пивом, в трактир с шумом ввалилось несколько гномов. Особое внимание привлекал тот из них, что важно шествовал впереди своих собратьев – во-первых, он на голову был выше их ростом, во-вторых, на лбу гнома красовался длинный шрам, который тянулся наискось к правому виску, и, наконец, в-третьих, несмотря на отсутствие в данный момент непосредственной угрозы его жизни, гном был облачен в длинную кольчугу двойного плетения. Эмблема на груди изображала дракона, воинственно распахнувшего пасть, из которой свисал язык, весьма напоминавший жало змеи. Остальные гномы быстро расселись на лавках вокруг большого дубового стола, стоявшего около одного из окон, но воинственный гном-богатырь неторопливо обошёл весь зал, пока не очутился возле Джеффинджа и Льювина.
– Мэтр Джефф! – радостно гаркнул он. – Что за удачная встреча!
– Привет, Железный Лоб! – откликнулся боевой маг. – Да не затупится вовек твоя секира! Ты-то здесь как очутился?
– Возвращаюсь с ребятами домой, – пояснил гном, плюхнувшись на скамью так, что она даже затрещала. – Мы сопровождали купчишек из Хэммури, которые спешили попасть в Арлеф к состязаниям чародеев, да сильно боялись окрестных разбойничков.
– С каких это пор прославленный охотник за орками стал наниматься охранником к торговцам? – изумился маг. – Ты ли это, Железный Лоб?
– Ох, и не говорите, мэтр, – со скучающим видом махнул гном огромной лапищей. – Что-то не то делается, скажу я вам… Поверите ли, – он понизил голос, – в наших горах почти не стало самоцветов? Это в тех самых горах, которые издавна прозвали Самоцветным Кряжем! Эх! – Гном понуро опустил голову, но почти тотчас природная жизнерадостность, которая была прямо-таки написана на его физиономии, взяла верх. – Вы-то куда направляетесь, мэтр?
Боевой маг неопределённо пожал плечами и сказал:
– По заданию Совета Магов… Да, пожалуйста, познакомься с моим компаньоном, мэтром Льювином из Хэйуэлла. Льюв, это мастер Фолли по прозвищу Железный Лоб.
Мастер Фолли и мэтр Льювин взаимно раскланялись, критически посматривая друг на друга. Вероятно, у гнома сложилось о молодом волшебнике достаточно благоприятное мнению уже оттого, что он компаньон Джеффинджа – ведь настоящий боевой маг, как известно, не возьмёт в помощники кого попало. Что же касается Льювина, то в тот момент его чрезвычайно занимал вопрос, почему этого гнома прозвали так странно – Железный Лоб?
Тем временем гномы, прибывшие вместе с Фолли, вероятно, уже изрядно освежившись пивком, подняли шум, и Железный Лоб был вынужден покинуть общество двух магов, чтобы навести порядок среди своих подчинённых. Напоследок он сказал:
– Если вдруг окажетесь в наших краях, обязательно загляните к нам в гости, многоуважаемые мэтры! Особенно весело у нас всегда бывало накануне весеннего равноденствия. Хотя теперь даже и не знаю – что-то всё идёт шиворот-навыворот…
Гном с неожиданной лёгкостью спрыгнул со скамьи и направился к своим чрезмерно развеселившимся собратьям. При его приближении они притихли, как по команде, хотя Железный Лоб ещё не сказал им ни слова.
* * * * *
Те несколько дней, что оставались до состязаний магов, Льювин с Джеффом провели, бесцельно слоняясь по улицам города. Оба чародея не собирались принимать участия в состязаниях, поэтому им не нужно было проходить затяжную и нудную процедуру подачи заявлений. Прогуливаясь по Арлефу, Льювин почти постоянно ощущал, что в этом городе растёт скрытое недовольство горожан, а застарелая вражда двух воинствующих кланов вот-вот готова прорваться наружу, как гной из нарыва.
Хотя Арлеф был богатым торговым городом, очень скоро даже приезжий понимал, что магистрат не справляется со своими обязанностями. Льювин никогда не был особенно высокого мнения о магистрате своего родного Хэйуэлла, однако по сравнению с Арлефом он казался чуть ли не образцом для подражания. Если в Хэйуэлле ещё поддерживался какой-то порядок, и грабители редко осмеливались расхаживать по улицам среди бела дня (не считая той странной попытки нападения на молодого мага на следующий день после получения диплома), то здесь им с Джеффом пару раз даже пришлось всерьёз отбиваться от бандитских шаек. Конечно, что могли поделать обычные головорезы с двумя волшебниками, которые помимо мечей располагали и магическим оружием! Но впечатление, которое сложилось у Льювина об Арлефе, отнюдь не было благоприятным.
Джеффиндж признался, что тоже терпеть не может этот город. В подобном отношении, как понял Льювин, было повинно давнее соперничество Бэрхольма и Арлефа, которое боевой маг принимал слишком близко к сердцу, хотя лично его интересы оно не затрагивало никоим образом. Дело в том, что магистраты и наиболее влиятельные граждане обоих городов изо всех сил тщились сосредоточить все нити торговли, которая велась в этих краях, именно в своих руках, но ни тем, ни другим это так и не удалось. Однако глухая вражда и неприязнь к соседям отравила сердца большинства жителей Арлефа и Бэрхольма.
Наконец настал день знаменитых состязаний, на которые приезжали маги даже из довольно отдалённых краёв. Состязания проходили на рыночной площади, а многочисленные зрители располагались, кто как мог. Льювин и Джеффиндж заняли место возле какого-то дома, обогнув который можно было очутиться на соседней улице. Это место облюбовал предусмотрительный Льювин ещё тогда, когда они с Джеффом просто так слонялись по городу. Боевой маг был несколько удивлён, когда его компаньон как бы вскользь заметил, что именно тут им лучше всего будет расположиться.
– Что ты, Льюв! Здесь же почти ничего не будет видно! – попытался он переубедить приятеля. – Если бы мы ожидали неожиданного нападения – лучше места и впрямь не найдёшь, чтобы вовремя унести ноги из свалки. Но хоть в Арлефе порядка с каждым годом всё меньше и меньше, уж на состязаниях-то магистрат постарается не допустить беспорядков!
– Уж не знаю, что там постарается сделать здешний магистрат, – отпарировал Льювин. – Набить свою мошну потуже он, верно, и в самом деле постарается, и даже с превеликим успехом. Что-то подсказывает мне, что мы с тобой застанем тут не просто мелкие беспорядки, а кое-что похуже, поэтому дополнительная предосторожность не помешает. Сам потом увидишь, Джефф!
Всё-таки Льювину удалось убедить своего компаньона, хотя боевой маг был ужасно упрям. С того наблюдательного пункта, который избрал Льювин, и в самом деле почти ничего не было видно, кроме возведенного специально для судей возвышения, поэтому Джеффиндж то и дело угрюмо ворчал, коря приятеля за его нелепые фантазии. Однако Льювин быстро нашёл выход.
Он приметил, что у одного из близлежащих домов есть наружная лестница, ведущая на второй этаж. Уж с неё-то будет видна не только площадь, но даже и ведущие к ней улицы. Конечно, вся она была забита зеваками, но предприимчивого мага это ничуть не смутило.
– Подожди меня здесь, Джефф, – шепнул он на ухо приятелю и скрылся за поворотом.
…Это одно из самых забавных заклятий – оно направлено на то, чтобы заморочить головы окружающим и заставить их убраться подальше. Конечно, оно лишь с натяжкой может считаться таким заклинанием, которое подобает творить Светлому магу, но Льювина подобные пустяки не особенно занимали. Через несколько минут он вернулся назад. Джеффиндж поджидал его с нетерпением.
– Где тебя носит, Льюв? – немедленно спросил он. – Это ведь твои штучки? – он указал на опустевшую лестницу. – Иначе с чего это всех с неё словно ветром сдуло?
– Ты очень догадлив, Джефф, – усмехнулся Льювин. – Пошли, это местечко я расчистил специально для нас с тобой. Уж оттуда-то, я полагаю, всё будет видно как на ладони!
– Нет, вы посмотрите на этого ветрогона! – возмущённо воскликнул боевой маг. – Ты что же, пользуешься магией по любому поводу, чтобы удовлетворить любую мелочную прихоть?
– Какая муха тебя укусила, Джефф? – искренне удивился Льювин. – То ты бурчал, что ничего не видно, а теперь опять недоволен, да ещё затеваешь занудный философский спор! Пошли скорее, а то скоро начнутся состязания! Вон, смотри, все участники идут!
Джеффиндж косо посмотрел на компаньона, которому, похоже, не было никакого дела до тех правил, которые сам он считал непреложными с ранней юности. Когда он обучался в Хартландской Академии, студентам внушали, что магией можно пользоваться лишь в особых случаях, а не так, как это сейчас проделал Льювин. Однако у молодого волшебника был такой беспечный вид, что Джеффиндж только вздохнул и покорно побрёл следом за ним. Мальчишку сейчас занимают состязания чародеев, и вряд ли он станет вслушиваться в речи своего компаньона.
Взобравшись на лестницу, Льювин немедленно оценил преимущества этого места. Отсюда рыночная площадь была отлично видна, и если поблизости началось бы что-то из ряда вон выходящее, оно не ускользнуло бы от острого взора молодого чародея.
Между тем участники состязаний магов выстроились в ряд перед судейским возвышением. Высокий сухопарый старикан в ярко-малиновой мантии (наверняка маг Воздуха, а по совместительству скряга и плут, безошибочно угадал проницательный Льювин) долго зачитывал перечень их имён, и каждый волшебник выходил вперёд на полшага. Все эти чародеи были молоды – наверное, ровесники Льювина или чуть постарше – но не одного опытного мага, как, например, Джеффиндж, среди них не было. Это и понятно – в таких состязаниях обычно принимали участие выпускники Школ Магии, которые надеялись получить хорошее место и приличный заработок. И совершенно напрасно, как вскоре понял Льювин, который одновременно порадовался, что судьба избавила его от участия в этом донельзя глупом мероприятии.
Чтение поимённого списка участников, которое заняло никак не меньше получаса, наконец закончилось, и другой чародей из числа судей, на этот облачённый в синие одежды (маг Воды и отпетый прощелыга, мысленно отметил Льювин), произнёс напыщенную речь о высоком предназначении волшебника. Её Льювин пропустил мимо ушей, в это время то сосредоточенно рассматривая свои ногти, то мельком поглядывая на красавиц, которые сидели на балконе почти напротив них с Джеффинджем. Наконец оратор перешёл к первому заданию – чародеям предстояло на скорость затушить магическое пламя. Льювин невольно зевнул и посмотрел на Джеффинджа – тот стоял, скрестив руки на груди, и иронично глядел туда, где разворачивалось сейчас довольно нелепое действо.
Перед каждым участником вспыхнул огонь, причём окрашен он был во все цвета радуги, что неприятно поразило Льювина. Эти старички-судьи, похоже, начинают впадать в детство, если им хочется видеть побольше ярких игрушек, чуть не фыркнул он, но вовремя сдержался.
Так или иначе, но участники состязания справились с этой задачей. Ну, ещё бы, это может проделать даже обыкновенный деревенский колдун! Даже странно, что настоящим волшебникам – или же тем, кто претендует на это звание – дают столь примитивные задания. Льювин на месте этих чародеев почувствовал бы себя задетым, если бы ему пришлось заниматься такой ерундой, вместо того, чтобы показать, чего он на самом деле стоит.
Нескольких магов, оказавшихся наименее расторопными и загасивших пламя позднее другие, судьи вывели из состава участников, после чего было оглашено следующее задание – высечь из камня родник, затем повернуть его течение, а затем иссушить его. Это задание, конечно, было посложнее и посерьезнее предыдущего, однако Льювин уже проникся скептическим отношением к состязанию. О Джеффиндже и говорить нечего – боевой маг откровенно зевал, рискуя вывихнуть челюсть.
Дальнейшие задания становились всё сложнее – на скорость взрастить магическое дерево, сменить обличье, а затем вернуть себе прежний облик, окутаться завесой невидимости и вновь стать зримым… Конечно, городским обывателям и знатным лордам, которые приезжали издалека, чтобы поглазеть на такое захватывающее зрелище, все эти магические фокусы представлялись верхом таинственного и пугающего искусства волшебника. Однако для настоящего мага всё это было не более чем детской игрой, ничего не значащей забавой, а не подлинным волшебством. Количество участников между тем всё сокращалось – судьи безжалостно изгоняли тех, кто действовал слишком медленно.
Льювин почти перестал следить за ходом состязаний. Всё его внимание теперь было приковано к судьям. Скользнув по ним взглядом, он отметил что-то странное в их поведении и стал присматриваться внимательнее. Нет, конечно, здесь что-то не так! Судьи должны следить за ходом состязаний, не пропуская ни малейшей подробности, чтобы потом вынести справедливое, объективное решение. Однако маги, заседающие на судейском возвышении, почти не обращали внимания на участников состязания. Одни из них, казалось, были заняты какими-то своими мыслями, скорее всего, очень далёкими от происходящего перед их глазами, судя по отсутствующему виду почтенных магов, другие, напротив, что-то оживлённо обсуждали, но по их мимике и жестам Льювин легко угадал, что темой дискуссии являются отнюдь не успехи или промахи участников состязания.
Наконец было объявлено последнее испытание – в магической иллюзии, созданной магами-судьями, каждый участник должен был найти и победить некого противника. Участников оставалось не так много – около полутора десятков, однако согласно традиции, победителями должны были быть признаны «трижды по три», то есть девять человек. Пока маг Воды скучающим голосом провозглашал условия решающего испытания, Льювин заметил, что тот самый старик в малиновом балахоне, который говорил первым и, по-видимому, являлся главой этого высокоучёного сборища, торопливо водил пальцем по какому-то странному пергаментному листу. Разумеется, даже при своём остром зрении на таком расстоянии Льювин не мог прочесть, что там написано, но ему показалось, что в пергаменте всего девять строк – ровно столько, сколько должно быть победителей – и строки эти подозрительно короткие. Молодой чародей повернулся к своему компаньону, не обращая внимания на действо, которое разворачивалось перед глазами зрителей, хотя посмотреть было на что – невесть откуда на рыночной площади Арлефа появлялись леса, горы и ущелья, неизвестно каким образом уместившиеся на относительно небольшом пространстве.
– Сто гномьих молотов на этих старикашек! – тихо выругался Льювин. – У них, как я понимаю, всё заранее расписано, так что зря те бедолаги пыжатся! Ты ведь это знал, Джефф, когда предупреждал, что мне тут нечего делать, верно?
– Ещё бы, – ухмыльнулся тот. – Это ж всем хорошо известно, что места победителей на состязании магов в Арлефе продаются точно так же, как и прочие товары, и меня даже несколько удивляет твоя неосведомлённость по этому поводу. Всё-таки Хэйуэлл не такая глушь, чтобы туда совершенно не долетали отголоски всего, что творится в Мире, а здешние «порядки» не вчера возникли.
Вероятно, Джеффиндж мог бы ещё долго рассуждать на эту тему, сравнивая продажный Арлеф и свой родной Бэрхольм, который, как уже понял Льювин, представлялся его приятелю образцом порядка и справедливости. Но речь боевого мага была прервана звуками, которые явились неприятной неожиданностью для большинства зевак, собравшихся поглазеть на состязания чародеев. Заслышав топот нескольких сотен тяжёлых сапог и звон оружия на соседних улицах, выходивших на рыночную площадь, Льювин криво улыбнулся.
– Ну, что я тебе говорил, Джефф? – спокойно промолвил он. – Убедился теперь? Похоже, Орлы и Лисицы решили устроить свою обычную потеху, так как сегодняшнее зрелище оказалось слишком пресным. А может быть, и горожане, возмущённые поборами магистрата…
– Похоже, ты прав, разрази меня Тьма! – воскликнул боевой маг, пристально вглядываясь в ту сторону, откуда доносился шум ближнего боя. – Проклятый городишко! – с чувством прибавил он, машинально теребя рукоять меча.
– Ого, Джефф, да ты погоди за оружие-то хвататься! – насмешливо предостерёг Льювин воинственного компаньона. – На нас пока никто не нападает. Нет смысла без крайней необходимости встревать в чужие свары и получать удары, предназначенные другим. На нашу долю этого добра и так хватит! Давай-ка лучше тихо и мирно отправимся на постоялый двор, заберём наши вещички и свалим отсюда. Ты, кажется, предлагал поехать в Бэрхольм? Вот туда давай и направим наших скакунов – прочь от здешних гостеприимных мест!
Боевой маг не стал спорить со столь здравыми рассуждениями своего молодого компаньона. Между тем на площади воцарились смятение и растерянность. Маги-судьи, обеспокоенные беспорядками, перестали творить заклятья, поддерживающие иллюзию, предназначенную для последнего испытания участников состязания, и она, разумеется, исчезла. Молодые чародеи, чувствуя себя обманутыми в своих лучших надеждах, недовольно зашумели, и их недовольство грозило прорваться во что-то более серьёзное. Из толпы выскользнули и те, кого удалили за излишнюю медлительность, вероятно, решив теперь действовать более резво. Там и сям засверкало оружие, послышались выкрикиваемые ругательства и другие слова, в которых отражалось крайне нелицеприятное мнение молодых чародеев о судьях и их честности. Судьи переполошились и, сбившись в тесную кучу, видимо, собрались дать достойный отпор молодым нахалам, осмелившимся возвысить на них голос. Председатель суда оглушительно орал «Стража, стража!», но никакого действия этот призыв не возымел. Что и неудивительно – у стражи сейчас и так было дел по горло, потому что в городе в самом деле не только вспыхивали стычки представителей двух враждующих кланов, с которыми стражники предпочитали не связываться, но также и отряды недовольных горожан уверенно продвигались к городской ратуше, где скрывались члены магистрата.
Большинство зевак на площади разбежалось, и лишь немногие отчаянные головы полезли в драку – неважно с кем и зачем. Льювин и Джеффиндж между тем быстро спустились с лестницы, с которой они наблюдали за происходящим, и свернули в какой-то переулок, где пока было тихо.
До постоялого двора они добрались без приключений, хотя порой на перекрёстках до них доносился звон оружия на соседних улицах. Джеффиндж сквозь зубы бормотал ругательства, а Льювин брезгливо морщился, перепрыгивая через сточные канавы, которые, похоже, не чистили уже немало времени.
На постоялом дворе компаньоны застали толпу людей, которые срочно увязывали дорожные мешки и навьючивали поклажу на своих коней. Похоже, что все они тоже торопились как можно скорее выбраться из города. Льювин чувствовал, что это самое разумное, что следует сейчас делать, поэтому в то время, пока Джеффиндж расплачивался с хозяином и седлал коней, он постарался как можно быстрее упаковать свои вещи. Обычно на это у него уходило не менее получаса, но на этот раз молодой волшебник справился куда быстрее – правда, он немного переживал, что его любимый зелёный плащ теперь изомнётся под тяжестью «Справочника практикующего мага» и стихотворного сборника «Эльфийские баллады». Сверху на книгах он вдобавок поместил свою арфу, однако теперь уже некогда было менять вещи местами.
Вспоминая, все ли вещи он уложил, Льювин быстро вышел во двор, где Джеффиндж нетерпеливо ожидал его, держа коней под уздцы. Боевой маг уже нагрузил на свою лошадь всё своё вооружение, а его дорожный мешок раза в два был тоньше мешка его молодого спутника. Что же касается чемодана, то ничего подобного Джеффиндж не таскал за собой в своих странствиях.
– Долго же ты возишься со своим барахлом, Льюв! – сварливо упрекнул он компаньона, пока тот тщательно привязывал своё имущество к крупу коня. – Какого лешего тебе всё это нужно, хотел бы я знать?
– Перестань брюзжать, Джефф, – коротко обронил Льювин, садясь в седло. – Что же я, по-твоему, должен отправляться в долгое путешествие как бродяга, в одной рубашке с ржавым перочинным ножичком и с сумой для милостыни?
Джеффиндж обречённо вздохнул и ничего не ответил. За то время, которое чародеи провели в обществе друг друга, оба имели возможность изучить странности своего компаньона. Боевой маг отлично видел, что его молодой соратник весьма неравнодушен к комфорту и уюту, а своей наружности он уделяет внимания ненамного меньше, чем какой-нибудь придворный щёголь. По мнению Джеффинджа, подобные привычки мало подходили странствующему магу, каковыми они с Льювином являются в данное время, однако все его попытки растолковать это приятелю встречали либо немедленный отпор, либо уклончивый ответ, который просто означал, что молодому волшебнику совершенно не хочется обсуждать эту тему.
Не теряя времени на дальнейшие споры, оба мага направились к городским воротам. Джеффиндж уже размышлял о том, что зловещие предсказания Льювина относительно боя, в который они будут втянуты, оказались просто легкомысленной болтовнёй, когда путь им неожиданно преградили несколько поваленных бревён. До ворот было не так далеко, однако и возле них, и возле импровизированной заставы толпилось несколько десятков вооружённых молодчиков, которые решительно останавливали всех, кто пытался покинуть город.
– Похоже, ты накаркал, Льюв, – повернулся Джеффиндж к своему компаньону. – Эти типы, наверное, опасаются, как бы из города не улизнул кто-нибудь из столь любимых ими советников магистрата, поэтому заворачивают лыжи всем, кто пытается убраться восвояси.
– Тем больше причин поскорее свалить отсюда, – решительно промолвил Льювин. – Все эти разборки неизвестно когда и чем кончатся, а мы будем тут торчать, как два обомшелых пня у просёлочной дороги? Вперёд, Джефф! Прорываемся к воротам, пока их не заперли! – и, выхватив из ножен меч, молодой маг пустил своего коня вскачь.
Оторопевшие повстанцы, для многих из которых война была совершенно непривычным делом, невольно шарахнулись в стороны, пропуская двух сумасшедших – двух, так как Джеффиндж не замедлил последовать за приятелем. Однако в следующее мгновение горожане опомнились, завопили «Стой, стой!», а когда это не возымело никакого действия, вместо увещеваний в волшебников полетели стрелы, и это было гораздо хуже. Конечно, большинство стрелков даже не прицелились как следует, и их стрелы пролетели мимо на большом расстоянии, однако несколько особо метких стрел Льювин и Джеффиндж отбили в последний момент.
Однако ещё хуже пришлось почти у самих ворот – там восставшие выстроились в некое подобие отряда, по-видимому, вознамерившись во что бы то ни стало остановить дерзких субъектов. Вопли новоявленных вояк «Магистратские прихвостни!» и тому подобные лестные слова, адресованные двум чародеям, потонули в грохоте разнообразного оружия, среди которого попадались чуть ли не музейные реликвии – похоже, горожане перед восстанием тщательно обшарили свои чердаки, разыскивая дедовское вооружение.
Льювину не очень-то хотелось увечить этих идиотов, но, с другой стороны, не сдаваться же без боя! Краем глаза он заметил, что и его достойный компаньон выглядит каким-то растерянным и пришибленным – ну конечно, боевому магу, да ещё с таким рыцарским кодексом, как у Джеффа, вообще тошно рубить этих горе-вояк, многие из которых не умеют толком держать в руках меч. К тому же эти новоиспечённые солдаты, если они с Джеффом и в самом деле станут прорубаться сквозь строй, вполне могут покалечить лошадей, а топать пешком до Бэрхольма, да ещё тащить на себе поклажу…
Льювин был не из тех, кто слишком долго раздумывает, когда необходимо действовать. Пускать сейчас в ход эльфийскую магию – всё равно что расшвыривать алмазы перед курами, хватит с этих олухов и обычного стихийного волшебства.
…Большая волна поднялась из-под копыт коня, на котором сидел Льювин, и хлынула к городским воротам, отшвыривая, словно щепки, всех, кто попадался ей на пути. Вскоре путь был свободен, так как незадачливые стражи либо сами отбежали подальше, либо были отброшены волшебством Льювина, и теперь им требовалось некоторое время, чтобы прийти в себя.
– Быстро к воротам, Джефф! – обронил Льювин. – Уматываем, пока нас стрелами не нашпиговали!
Повторять дважды ему не пришлось. Компаньоны вихрем вылетели за ворота славного торгового города Арлефа, и почти тотчас за ними с грохотом опустилась тяжёлая кованая решётка. Кто-то из восставших, похоже, пришёл в себя и оказался проворнее других, но магам это было уже всё равно – они опрометью неслись по дороге, ведущей к Бэрхольму – родному городу Джеффинджа, городу воинов и менестрелей.
Час или два компаньоны молча скакали во весь опор, хотя никакой погони за ними не было – у жителей Арлефа имелось достаточно своих неприятностей помимо того, чтобы преследовать двух бешеных магов, от которых можно ожидать чего угодно. Постепенно кони волшебников перешли на шаг, и Льювин с интересом осмотрелся по сторонам.
Справа, поодаль от дороги, теснились горы – не очень высокие, но тем не менее их вид показался молодому волшебнику достаточно внушительным. Слева расстилалась равнина, которая заканчивалась крутым обрывом. Льювин расслышал едва уловимый плеск воды и понял, что обрыв спускается к речке. Далеко впереди, у самой линии горизонта, протянулась какая-то тёмная полоса. Льювин долго всматривался в неё, затем вполголоса спросил у боевого мага:
– Джефф… Вон там… Это ведь и есть знаменитый Лес Призраков, где каждый год они выезжают на свою Охоту? Занятно было бы взглянуть на это…
– Не болтай глупостей, Льюв! – оборвал его боевой маг, невольно поёжившись при упоминании об Охоте Призраков. – Шляться по лесу в ночь, когда кругом полно мертвяков – не особенно приятное времяпрепровождение, разве для какого-нибудь Тёмного чародея…
– Разве ты не слышал, что взгляд Призрачного Владыки может стать началом Пути в Неведомое? – возразил Льювин, не сводя глаз с тёмной полосы загадочного и зловещего Леса. – А ведь мы с тобой как раз и ищем такой путь…
– Вот уж к кому я бы в последнюю очередь обратился за помощью! – резко ответил Джеффиндж. – Призрачный Владыка! Упаси нас от него все Силы Света! Что за нелепые фантазии порой приходят тебе в голову, Льюв! К счастью, до Призрачной Охоты ещё далеко, а через два-три дня мы уже будем в Бэрхольме.
Льювин с деланным смущением уткнулся в гриву своего коня, стараясь сдержать улыбку. Нет, до чего Джеффиндж иногда бывает забавным! Он же боевой маг, воин – и вдруг побаивается каких-то там призраков, пусть даже тех и много? К счастью, Джеффиндж в это время смотрел в сторону и не заметил того выражения, которое промелькнуло на лице его молодого компаньона. Боевой маг иногда бывал удивительно обидчивым, и вряд ли ему понравилось то, что легко принять за насмешку.
Однако Льювин на самом деле вовсе не собирался насмехаться над своим приятелем. Мало ли кто чего боится, в конце-то концов! В этом нет ничего позорного, хотя многие и пытаются утверждать обратное – ведь бесчестит человека не страх, а поступки перед лицом того, что его вызвало.
Хотя и казалось, что лес совсем близко, до вечера они не одолели и половины дороги, ведущей к нему. В небе одна за другой загорались звёзды, и растущая луна уже набрала силу, хотя до полнолуния было далеко. Волшебники остановились у невысокого холма, и Джеффиндж принялся разводить костёр. Верный своему убеждению, что не следует пользоваться волшебством по мелочам, он долго тёр трутом о кремень, вместо того чтобы коротким заклятьем поджечь вязанку хвороста, которую он набрал в зарослях придорожного кустарника. Возведение охранных барьеров боевой маг полностью доверил своему спутнику, и Льювин, окружая место стоянки незримыми зачарованными кругами, украдкой наблюдал за приятелем, который никак не мог развести огонь, потому что хворост оказался сырым. Закончив свои магические ухищрения, Льювин неслышно подошёл к Джеффинджу и уселся рядом с ним на сухую корягу.
– Брось ты эту канитель, Джефф, – лениво промолвил молодой волшебник, небрежно отбрасывая назад растрепавшиеся волосы. – Отчего бы ни поступить проще? – и он вполголоса скороговоркой произнёс самое простое из заклинаний огня.
Тотчас вспыхнуло крошечное пламя, которое принялось быстро расти, с весёлым потрескиванием шустро уничтожая сырой хворост – так, словно он был тщательно высушен.
Джеффиндж недовольно нахмурился.
– Не пойму я вас, нынешних магов, – процедил он сквозь зубы. – Неужели в этом твоём колледже ни словом не упоминали о теории Равновесия?..
– О, конечно, и не просто упоминали, – рассеянно отозвался Льювин, мечтательно глядя на звёзды. – Целый семестр мы долбили эту распроклятую теорию, а когда дошло до экзамена, мэтр Хэллед зачёл мне этот предмет автоматически – за то, что у меня хватило терпения не пропустить ни одной из его лекций, которые почти никто не хотел посещать. Правда, я его не особенно внимательно слушал, но старику был приятен сам факт присутствия усердного студента.
– Нет, такое легкомысленное отношение к серьёзным вещам я вижу впервые, – передёрнул плечами боевой маг, доставая из сумки провизию.
– Всё когда-нибудь случается в первый раз, – философски заметил Льювин. – Да брось ты голову ломать, Джефф! Право, не понимаю, что это у тебя за странная манера! Давай-ка лучше я тебе помогу ужин готовить – это куда важнее в данный момент, чем воспоминания о различных никчёмных предметах, которыми забивают мозги бедным студентам.
Льювин предполагал, что после ужина Джеффиндж будет настроен более благодушно и прекратит, хотя бы на короткое время, свои нелепые комментарии его поступков. Спорить с боевым магом Льювину совершенно не хотелось. Молодой волшебник был достаточно проницателен, чтобы заметить и по достоинству оценить несомненные добродетели своего спутника – искренность, прямоту и честность, которые, однако, как и всё на свете, имели и теневые стороны – чрезмерную убеждённость в собственной правоте, твердолобое упрямство и нежелание хоть на йоту отступать от раз и навсегда затверженных принципов. Разумеется, Льювин вовсе не намеревался во всём неукоснительно следовать тем правилам, которое так высоко ставил его компаньон, но и пытаться переубеждать Джеффа он тоже не собирался, так как считал это занятие пустой тратой драгоценного времени и сил.
После ужина Джеффиндж стал рассказывать компаньону об обычаях своего родного города. В Бэрхольме все жители, чем бы они ни занимались, одновременно являются и воинами; всех детей обучают обращаться с оружием вскоре после того, как они начинают ходить. Кроме того, почти все, за редким исключением, умеют слагать песни о героических деяниях своих предков и друзей. Джеффиндж честно признался, что он этим мастерством так и не овладел. Он гордо заявил, что лорды и даже короли всегда охотно принимают в свои дружины воинов из Бэрхольма, однако те крайне редко поступают к кому-либо на службу, так как чрезвычайно ценят независимость, к тому же большинство из них отличается довольно неуживчивым характером. Джеффиндж чуть смутился, сообщая эту подробность, однако Льювин и бровью не повёл.
– Теперь мне понятно, почему ты часто бываешь таким сварливым, Джефф, – заявил он. – Может быть, на тебя и твоих земляков пагубно влияет здешний климат?
– Ох, уж эти твои шуточки, Льюв, – протянул боевой маг. – Ты хоть когда-нибудь говоришь и поступаешь серьёзно или нет?
Льювин внимательно посмотрел на компаньона. Сейчас лицо молодого мага, освещённое пламенем костра, казалось даже чуть печальным.
– Надеюсь, ты убедишься в том, что иногда это со мной бывает, Джефф, – тихо промолвил он. – Жизнь заставит стать серьёзным кого угодно, но пока-то этого не случилось… – и он тут же перевёл разговор на другое. – Лучше расскажи мне о своих родных, Джефф.
Джеффиндж подбросил в костёр ещё хвороста, затем ответил:
– В Бэрхольме живёт моя бабушка Мэйб, которая каждый раз, как я переступаю порог её дома, старается внушить мне, что пора прочно осесть на месте, завести жену и детей и заняться чем-то, что приносит доход – ну, хотя бы постоялый двор содержать, – боевой маг усмехнулся, затем как-то внезапно помрачнел и добавил. – А родители… Отец погиб давно, когда мне было около трёх лет. Он был сильным волшебником, но... Тогда за городом творилось что-то странное: всякая нечисть шлялась чуть не среди бела дня, а тут ещё эти, как их называют, скелетов этих бродячих… – он на секунду умолк, нервно стиснув руки. – Отец… Он вышел против этих тварей… Конечно, наверное, не стоило ему этого делать – ведь он был Светлым магом, а истреблять их должны Тёмные… Мать стойко перенесла его гибель, но с тех пор она ни разу не улыбнулась. Она скончалась десять лет назад, в тот самый день, как погиб отец.
Джеффиндж умолк, с минуту глядя в пространство, словно надеясь хоть на миг увидеть своих покойных родителей. Затем он тяжело вздохнул и опустил голову.
– А подруга? – спросил Льювин. – Разве в родном городе тебя никто не ждёт, кроме бабушки?
– Когда-то мне казалось, что там, в родном городе, есть девушка, которая меня ждёт, – сказал боевой маг; в его тоне Льювин тотчас уловил уязвлённое самолюбие. – Только ей надоело вечно поджидать сумасброда, который пропадает невесть где; а тот малый, за которого она вышла замуж, дарил ей такие роскошные наряды и драгоценности! Да, Льюв, женщины – коварные существа, и верить им нельзя.
– Не стоит делать вывод, основываясь на одном случае, – покачал головой Льювин.
– Может быть, – язвительно отозвался его приятель. – Только со мной подобная история повторялась ещё пару раз.
– Ох, Джефф! Неужели ты до сих пор это вспоминаешь? – воскликнул Льювин. – И потом, знаешь, я думаю, если бы ты был повнимательнее к любой из этих девчонок, всё было бы по-другому.
Боевой маг кисло посмотрел на собеседника.
– Не желаю я больше расшаркиваться перед какой-нибудь девицей, у которой одно на уме – как бы сделать из поклонника послушного мужа, которым можно помыкать, как вздумается, – резко отчеканил он. – Мне тошно даже вспоминать о том, каким я был идиотом! Хватит о них! Я спать хочу. Ты карауль первым, Льюв – кажется, тебе нравится сидеть допоздна и любоваться на звёзды? Вот и сторожи, а после полуночи разбуди меня, я тебя сменю.
Боевой маг растянулся на земле и почти тотчас уснул. Становилось всё холоднее; Льювин плотнее закутался в плащ и поворошил угли в костре длинной корягой. Внезапно вдали, почти у горизонта, ему почудилась промелькнувшая крылатая тень. Хотя молодой маг и не успел как следует разглядеть, что это такое, он был твёрдо уверен, что это не птица. Волшебник знал, что тот, кто скользнул в темноту, не посмеет пересечь его охранные круги, хотя ночной летун и жаждет тёплой человеческой крови.
«Вампир? – удивился Льювин. – А нас-то в колледже уверяли, что они почти истреблены, только далеко на юге ещё водятся, да перед Призрачной Охотой иногда летают! Но ведь до Охоты ещё далеко, так почему же…»
Тень снова мелькнула на фоне тёмно-синего неба, только гораздо ближе. Теперь Льювин разглядел очертания крыльев крупной летучей мыши, обличье которых так любят принимать вампиры.
«Проклятый кровосос! – обозлился маг, которого появление упыря отвлекло от куда более возвышенных мыслей – он в это время мысленно повторял наизусть свою любимую балладу о Заповедном Лесе, владениях Светлых эльфов. – Придётся прикончить эту тварь. Будить Джеффа не стоит – что я, один, что ли не справлюсь?»
Вампир бесшумно приближался, но маг уже подготовился к встрече с ним. Хотя Льювину и не очень хотелось выходить за охранные круги, пришлось рискнуть – защитный барьер не даст ему нацелить заклятье на противника. Кровосос метнулся в сторону, наверное, почувствовал, что наткнулся на волшебника, но было уже поздно.
Льювин не очень любил пользоваться магией Огня, так как внутренне эта стихия была ему чужда. Однако в данном случае именно она показалась ему самой подходящей. Огненная молния взметнулась навстречу вампиру, тот взвизгнул, но через миг пламя охватило крылатого упыря, и в воздухе запахло палёной кожей.
– Тьфу, как гнусно воняет, – в сердцах брякнул вслух Льювин, обмахиваясь носовым платком.
Он вернулся обратно к костру, который уже почти потух. Льювин тщательно размешал угли, подложил хвороста, и пламя снова затрещало, распространяя вокруг живительное тепло. Молодой волшебник блаженно потянулся и зевнул. Чтобы не уснуть, он принялся размеренно бубнить себе под нос стихотворные строфы, которых знал наизусть невероятное множество. Наконец он решил, что пора будить Джеффа. Сначала он несколько раз окликнул приятеля, но, видя, что от этого нет толку, принялся трясти его за плечо. Джеффиндж что-то пробормотал сквозь сон, прибавив к этому виртуозное выражение на орочьем наречии, затем поинтересовался, который час.
– Кто ж его знает, который час, – пожал плечами Льювин, доставая из дорожного мешка пару одеял и старательно расстилая их на земле. – Я часы с собой не взял, потому что с детства их терпеть не могу.
Джеффиндж протёр глаза и посмотрел на небо.
– Да, полночь миновала, – согласился он. – Пора мне сторожить. Всё спокойно было, Льюв?
– Да… почти, – отозвался тот, доставая из мешка бархатную подушку и располагаясь на одеялах так, чтобы накрыться их краем. – Летал тут один… Пришлось поджарить, только, боюсь, на завтрак не сгодится. Ты жареных кровососов любишь, Джефф?
– Что ты говоришь, Льюв! – взволнованно воскликнул тот. – Вампир? Ты видел вампира? Но как же так?.. До Призрачной Охоты ещё далеко…
– Не знаю, как да отчего, но я не только его видел, а и подрумянил ему бока, – сонно отозвался Льювин из-под одеял. – Да что ты так беспокоишься, Джефф? Он дохлый, и никогда я не слышал, чтобы вампиры, которых поджарили на магическом огне, воскресали слишком быстро.
– Ладно, спи, потом разберёмся, – махнул рукой боевой маг.
Льювин проснулся оттого, что внезапно стало холодно, и кто-то не переставая тряс его за плечо. Открыв глаза, он огляделся по сторонам. Ничего подозрительного вроде нет…
– Джефф, ты чего? – сонным голосом поинтересовался Льювин, натягивая на плечи сползшее одеяло. – Чего это ты меня будить вздумал? Разве нам надо ко времени куда-то успеть, чтобы так рано вставать? Ведь ещё даже не рассвело…
– Пока ты дрых без задних ног, – нелюбезным тоном пояснил приятель, – тут опять летали упыри…
– Ну и что? – с искренним недоумением спросил Льювин, протирая глаза, чтобы стряхнуть остатки сна. – Они бы не перебрались через мои охранные круги. В крайнем случае, ты мог бы прикончить одного-двух, а остальные от страха сами убрались бы восвояси. Кстати, их хоть сколько было-то?
– Достаточно, чтобы нас обоих проглотить с потрохами и не подавиться, – оптимистично сообщил Джеффиндж. – Да только дело даже не в этом… Ты разве не знаешь, что в здешних краях эти твари шныряют только накануне Призрачной Охоты? Правда, Охота из года в год повторялась в одно и то же время, все это знали и старались заранее закончить все дела, чтобы засесть дома и не высовывать нос дальше собственных ворот. Но теперь… Если уж в Мире всё норовит встать с ног на голову – почему бы и призракам не выйти на Охоту раньше, чем обычно?
– К чему ты клонишь, Джефф? – нетерпеливо спросил Льювин. – По-твоему, мы должны немедленно скакать сломя голову только потому, что несколько кровососов пролетело поблизости? Так, что ли?
– Ты необычайно догадлив, Льюв, – с сарказмом подтвердил боевой маг. – Давай собирай поскорее свои вещички, и сматываемся отсюда. Надеюсь, проскочим до того, как мертвяки начнут шляться по лесу!..
– И мы даже не позавтракаем? – возмутился Льювин, сворачивая одеяла и укладывая их в мешок. – Рановато, конечно, но раз уж мы отправимся в путь…
– Завтракать, обедать и ужинать мы будем в Бэрхольме, мэтр Льювин, если только ещё раньше сами не попадём кому-нибудь на прокорм, – ядовито произнёс Джеффиндж, вскакивая на коня. – Не знаю, как тебе, а мне кусок в горло не пойдёт, когда я подумаю об этих исчадиях Тьмы, что вот-вот вырвутся из своих нор!
– Брось, Джефф! – отозвался Льювин, садясь в седло и набрасывая на голову капюшон. – Мы с тобой всё же волшебники, и так просто не дадим себя сожрать. К тому же у тебя странное представление о Призрачной Охоте – она вовсе не означает неизбежную гибель для того, кто с ней встретится. Иногда это даже наоборот, открывает новые горизонты…
– Посмотрел бы я на тебя и на твои горизонты, если бы ты очутился лицом к лицу с десятком-другим бродячих зомби, – проворчал себе под нос Джеффиндж, который находился в прескверном расположении духа.
Льювин, конечно, без труда догадался о мерзком настроении своего компаньона по его тону, поэтому благоразумно сделал вид, что не расслышал последнего замечания. Разумеется, Джефф не мог всерьёз желать приятелю ничего подобного, однако сейчас за него говорила сварливая натура, весьма распространённая среди уроженцев Бэрхольма.
Весь день они неслись галопом по равнине, но к полудню всё же были вынуждены сделать остановку, чтобы перекусить – даже равнодушный к еде Джеффиндж приуныл без привычной утренней трапезы, а к обеду он сам угрюмым тоном предложил компаньону остановиться «на пару минут». Затем они снова улепётывали так, словно за ними по пятам гналась свора гончих самого Призрачного Владыки, а внезапно налетевший ветер так и свистел в ушах, завывая на разные лады.
К вечеру они очутились на лесной опушке. Джеффиндж, который ехал впереди, внезапно резко натянул поводья, и его конь тотчас послушно остановился. Льювин тоже остановил коня, то и дело вглядываясь в сумрачную чащу, из которой веяло сыростью.
Джеффиндж с сомнением посмотрел на небо, которое было ещё достаточно светлым, затем перевёл взгляд на лес, бормоча что-то непонятное.
– До полуночи… часа два, наверное… Белый Камень… может, и успеем…
Льювину тем временем надоело торчать на месте, как истукан. Бормотанье приятеля лишь усугубляло его скуку – молодой маг резонно предполагал, что его компаньон снова углубился в какие-то чрезмерно сложные философские проблемы, которые и вызвали у того приступ тяжёлого раздумья.
– Джефф! – окликнул Льювин приятеля. – Мы что дальше будем делать – стоять на месте или поедем вперёд?
Джеффиндж посмотрел на него отрешённым взором, видимо, всё ещё не оторвавшись окончательно от своих расчётов.
– Поедем вперёд… – повторил он. – Теперь это мало что изменит, Льюв. Я чувствую – Охота начнётся сегодня. Правда, есть надежда, что до полуночи мы доберёмся до Белого Камня – к нему призраки никогда не приближаются, по крайней мере, раньше они побаивались этого места. Не знаю, может, теперь уже всё переменилось. Но, в конце-то концов, если не смотреть в глаза Призрачному Владыке… Конечно, в лесу будет жутко, но…
– А если посмотреть, что будет? – Льювин знал ответ, но ему хотелось услышать мнение Джеффа.
– Будто не знаешь, – буркнул тот, направляя коня к лесной тропинке, едва видневшейся в густой траве. – Ты же сам говорил – тому, кто не побоится встретить взор Владыки Призраков, может открыться новая дорога, но тот же взор может испепелить твою прежнюю сущность. Слишком это рискованно – таким способом пытаться найти свой путь. Поэтому, если мы всё же напоремся на эту жуткую Охоту, мой тебе совет, Льюв – не смотри, опусти глаза! Они проедут мимо и могут даже не заметить нас, а иначе выходцы из других Миров то и дело будут путаться у тебя под ногами.
Льювин ничего не ответил. Его конь резво ступал по узкой лесной тропке, а молодой маг критически осматривался по сторонам. Что за гнусный лес – в самый раз для призраков! Темно, сыро и как-то по-особому гнетуще. В просветах между покрытыми мхом стволами волшебник заметил небольшую поляну, где среди травы виднелись камни, чрезвычайно напоминавшие надгробия. «Тут ещё и кладбище, – отметил он. – Чудесно! Воображаю, как тут ночью будет весело…» Льювин почувствовал себя довольно неуютно, несмотря на несколько легкомысленное отношение к призракам, появившееся у него после приключения в Сумеречном Лесу. Но там-то было совсем другое, а теперь… Льювин понимал, что тамошний Тёмный маг и свита Призрачного Владыки – две большие разницы, как говорят в народе. И вообще, одно дело – рассуждать о призраках, сидя дома у камина, а вот повстречаться с толпой неупокоенных лично… В последнем случае придётся несладко, особенно учитывая то, что ни он, ни его доблестный компаньон не владеют настоящей Тёмной магией, которая усмиряет этих тварей.
Джеффиндж угрюмо молчал, и Льювин, чувствуя мрачное настроение приятеля, не пытался с ним заговаривать – всё равно тот в лучшем случае пробурчит себе под нос что-нибудь такое, от чего станет ещё муторнее. Тропа между тем незаметно расширилась, приняв вид утоптанной и ровной дороги, так что теперь волшебники ехали рядом, а не друг за другом. Кони резво скакали вперёд, словно тоже чуя приближение Призрачной Охоты, однако никакого камня, о котором упоминал боевой маг, пока не было видно.
Уже стемнело, и в небе одна за другой загорались звёзды, выстраиваясь в привычном узоре созвездий. Маги выехали на просторною поляну, залитую лунным светом, где каждая травинка казалась сотворённой из призрачного серебра. Довершали впечатление вековые дубы, окружавшие поляну – свисавший с них мох придавал им сходство с бородатыми исполинами, несущими стражу зачарованных земель.
Внезапно Джеффиндж резко остановил коня и, повернувшись к Льювину, схватил его лошадь за поводья.
– Ты чего, Джефф? – шёпотом спросил Льювин, сам ещё хорошенько не понимая, с чего это он вдруг старается говорить тише.
– А ты разве не чувствуешь, Льюв? – также шёпотом отозвался его спутник. – Прислушайся получше… Они приближаются. Уже полночь, и до Камня нам ни за что не успеть. Скоро Охота будет здесь. Помни, Льюв, главное – не смотри в глаза Призрачному Владыке, не искушай судьбу!
Льювин промолчал. Да, теперь он явственно чувствовал приближение Силы, не имеющей ничего общего с этим Миром. Он слышал отдалённый лай собак, который казался похожим на голоса обычных псов в какой-нибудь деревушке – но лишь казался, потому что там, вдали, лаяли белые гончие Призрачного Владыки, вышедшие из Иного Мира вместе со своим хозяином.
Не сговариваясь, приятели отступили подальше от дороги, расположившись под сенью огромного дуба. Льювин, несмотря на темноту, успел заметить, как побледнел Джеффиндж, и удивился. «Почему он так боится? Он же не трус, так неужели какие-то призраки…»
В этот миг он увидел их. На конских скелетах горделиво восседали скелеты воинов в кольчугах и шлемах, на которых развевались конские хвосты, бряцало оружие, и многоголосый вопль, вырывавшийся из призрачных глоток, то и дело оглашал окрестности. Впереди бежала свора белых гончих, по шкуре которых словно пробегали крохотные живые огоньки, а глаза светились не хуже уличных фонарей. Однако не скелеты и не гончие приковали к себе взор молодого мага – нет, он во все глаза смотрел на Того, кто возглавлял это жуткое и величественное шествие. Он смотрел, не опуская глаз, не отводя взгляда, словно не слыша предостерегающего шёпота Джеффинджа.
Тот, кто ехал впереди этой нездешней процессии, был на голову выше любого самого рослого воина. Ни он, ни его конь отнюдь не были скелетами, напротив, имели весьма могучий вид. Лунный свет играл на светлой кольчуге Предводителя Призраков, за плечами которого развевался чёрный плащ. Там, где обычно на лице находятся глаза, полыхал тускло-багровый огонь. Призрачный Владыка слегка повернул голову, и его пламенеющий взор встретился с бестрепетным взглядом молодого волшебника.
Льювин не опустил взора, хотя взгляд Призрачного Владыки ожёг его, будто маг ощутил прикосновение обычного, земного огня. Молодому волшебнику казалось, будто его прежняя жизнь сгорает в этом огне и развеивается прахом, и одновременно в глубине багровых очей Призрачного Владыки он увидел… Сначала ему показалось, что он видит длинный сияющий меч, затем понял, что перед ним дорога, и, наконец, он увидел узкий мост без перил – путь над пропастью. В мимолётном видении, которое показалось молодому магу бесконечно долгим, мелькнули очертания какого-то замка, будто обвитого языками пламени, а потом всё пропало – и призраки, и видения, и сам он словно куда-то провалился, может, в ту пропасть?..
* * * * *
– Льювин! Льюв! – как сквозь сон, донёсся встревоженный голос Джеффинджа. – Проклятье на этих призраков, чтоб их… Да очнись ты, наконец!
Льювин открыл глаза. Он лежал на траве, а подле него сидел Джеффиндж, который на все лады проклинал призраков, их гнусную Охоту, которая почему-то началась раньше, а также не забыл пройтись и насчёт неразумия своего спутника, который вытаращился на Призрачного Владыку, хотя ведь ясно сказано было…
Льювин, не обращая внимания на ругань товарища, приподнялся на локте и осмотрелся по сторонам. Волшебник чувствовал себя совершенно разбитым: голова раскалывалась от нестерпимой боли, и перед глазами плыли разноцветные круги.
Далеко на востоке край неба у горизонта чуть розовел. Значит, уже утро?..
– Джефф… – прошептал Льювин, сжимая виски ладонями. – Я что, всю ночь так провалялся? Да прекрати ты свою ругань, ради Создателя! И так голова трещит, словно от удара тролличьей дубиной!
Джеффиндж кисло усмехнулся и иронично ответил:
– Да, мэтр Льювин, ты провалялся здесь всю ночь, как тюк с мукой. Я ведь тебя предупреждал! Говорил – не пялься на Предводителя Призраков, так нет же, ты ведь возомнил себя великим волшебником… – тут боевой маг переменил тон и почти с тревогой спросил. – Ты вообще-то как себя чувствуешь, Льюв? Ничего такого… странного?
– Я же тебе сказал – голова болит, – капризно заявил тот. – Ты чем слушал? «Ничего странного!» Ты бы уж напрямик спросил – а не спятил ли ты? Ведь даже в серьёзных трактатах иногда пишут, что взгляд Призрачного Владыки сожжёт старое «я» того, кто решится посмотреть ему в глаза, но вот новая сущность не всегда рождается взамен утраченной. Так, мэтр Джеффиндж? Ну, что ты молчишь? Да не беспокойся ты, я в порядке, и выживать из ума в ближайшие триста лет не собираюсь.
Джеффиндж несколько минут пристально смотрел на приятеля, который лежал на траве, по-прежнему сжимая виски руками и прикрыв глаза.
– Да-а, – протянул боевой маг, всё ещё критически взирая на Льювина. – Похоже, ты и в самом деле не повредился в уме. И я даже догадываюсь, почему…
– Потому что только тот, кто уже спятил, потащится неведомо куда, да ещё в компании такого зануды, каким иногда бывает досточтимый мэтр Джеффиндж, – язвительно подхватил Льювин. – Ну что, в путь, что ли? – он поднялся на ноги, чуть поморщившись. – Тьма побери эту головную боль! Конечно, можно было бы её магией снять – только потом будет ещё хуже… Что ты так удивлённо на меня смотришь, Джефф? Да, заклятья восстановления сил у меня всегда выходят с каким-то подозрительным побочным эффектом. Срабатывать-то они срабатывают, только потом я как труха становлюсь. Поэтому предпочитаю без них обходиться. Разве уж выхода другого не будет…
– Первый раз вижу такого странного чародея, – покачал головой Джеффиндж. – Заклятья эльфов, которые не по плечу даже большинству профессоров Хартланда, ты сплетаешь словно играючи – а то, что обычно умеет даже какой-нибудь сельский колдун-самоучка, у тебя получается шиворот-навыворот…
– Наверное, в этом есть особый высокий смысл, непонятный мне, бедолаге, да и прочим недоделанным, – смеясь, ответил Льювин и взял под уздцы своего коня. – Если не возражаешь, Джефф, давай немного пройдёмся пешком. Сейчас этот лес не кажется мне таким неприятным, как вчера.
– Льюв… – немного погодя нерешительно окликнул его Джеффиндж, когда они побрели по тропинке, ведя за собой коней. – Ты… что-то видел? Ты ведь понимаешь, что я хочу спросить?
– Ты о Владыке Призраков? – рассеянно отозвался Льювин. – Конечно, кое-что интересное я видел, Джефф, только понятия не имею, что всё это может означать. Лучше я помолчу, а то ты и впрямь сочтёшь меня сумасшедшим.
Вскоре тропинка свернула направо, и волшебники очутились у огромного валуна – того самого Белого Камня, до которого они не успели добраться до начала Призрачной Охоты. Впрочем, Льювин не сожалел об этом. Хотя он и не вполне понимал то видение, которое открылось ему в огненных глазницах Призрачного Владыки, молодой маг чувствовал, что оно означает нечто необычайное. Когда Льювин безрассудно встретил взор Владыки Иного Мира, он одновременно ощутил некую Силу, которая накрепко впечаталась в его душу, кровь, в саму его жизнь.
Клинок, дорога, мост… Он пройдёт по этому пути. Пройдёт до конца – и вернётся, чтобы пройти ещё множеством дорог, связывающих Миры…
К полудню компаньоны очутились на лесной опушке. Осень уже недвусмысленно давала понять, что вот-вот начнутся обычные для этого времени года затяжные дожди – небо было обложено тёмно-сизыми тучами, сквозь которые не проникал ни один солнечный луч. Листва на деревьях почти вся пожелтела, и под копытами коней тихо шелестели охапки облетевших листьев. За лесом расстилалась равнина, на которой кое-где ещё торчали сухие стебли трав, выгоревших под летним солнцем. Справа по-прежнему тянулся горный хребет, и на просторной скальной площадке дальней горы Льювин заметил очертания крепостных стен и башен. Ему даже удалось разобрать изображение на знамени, трепетавшем под порывами ветра над главной башней – огромный медведь с секирой на зелёном поле. К городским воротам вверх по склону горы вела широкая дорога, по которой уныло тащилась нескончаемая вереница пешеходов, всадников, повозок и телег. За ними понуро брели волы и коровы, и даже собаки почти испуганно жались к своим хозяевам, спеша вместе с ними поскорее укрыться за толстыми стенами города.
Джеффиндж нахмурился, увидев эту картину.
– Это ещё что такое? – пробормотал он. – Неужели те бредни о войне, которыми всегда полны трактиры Арлефа, на этот раз оказались правдой? Кто же снова взялся за оружие – шайка Диарла Ястреба или лорд Тэйгин и его дружина?
С минуту он задумчиво смотрел на поток беженцев, затем обратился к своему спутнику:
– Тебе когда-нибудь приходилось очутиться в осаждённом городе, Льюв?
Льювин не удивился такому вопросу приятеля. Он тоже почувствовал угрозу, которая пока медленно, но неотступно приближалась к городу. Осада… Что ж, продержаться в Бэрхольме, наверное, можно долго. Вот только во имя чего и с кем придётся воевать? Как ни силился молодой маг разглядеть приближающегося врага, используя для этого изощрённые приемы эльфийского волшебства, к своему удивлению, он не видел ничего, кроме облака тумана, за которым угадывались шагающие легионы. Но кто они – люди, гоблины, призраки?.. Этого Льювин так и не смог понять.
– Осада? – переспросил он Джеффинджа. – Нет, хвала Творцу, пока не приходилось мне попадать в такие переделки. Однако думаю, что в самом недалёком будущем мой жизненный опыт обогатит пребывание в стенах осаждённого города, или же я не волшебник, а полнейший тупица!
– Ты понял, кто хочет напасть на Бэрхольм? – напряжённо спросил боевой маг, хмуро глядя перед собой.
Льювин покачал головой.
– Нет, Джефф, – вздохнул он. – И это мне очень не нравится… Будь это обычные люди – разбойники или просто какой-нибудь лорд, которому захотелось повоевать и пограбить, я это легко почувствовал бы. И это не гоблинский набег… Уверен, что за всем этим стоит маг, притом посильнее, чем мы с тобой. Ну, может, и не сильнее, но концы он прячет умело, ничего не скажешь. Но вот на кой ему сдался Бэрхольм, хотел бы я знать? Ведь ты мне рассказывал, что у вас все поголовно воины, и волшебников тоже немало. Да и город… Его же почти невозможно взять! Разве только у этого типа в запасе есть какая-то особенно коварная штука?.. Но что мы тут топчемся, Джефф? Поехали, а думать потом будем!
Джеффиндж молча тронул поводья, и его конь пустился вскачь. Льювин последовал за приятелем. Хотя он никогда особенно не обременял себя излишними раздумьями и сомнениями, на этот раз в его душе зашевелились весьма противоречивые ощущения. Благоразумие, банальное житейское благоразумие, нашёптывало молодому магу: «Чего ради тебе рисковать жизнью? Разве это твоя война? Ты ничего не знаешь ни о её причинах, ни о цели, ни тем более о том, кто скоро станет твоим противником, если ты ввяжешься в эту заваруху. Ты же вроде бы решил искать Тропу Магии, а теперь лезешь в город, которой вот-вот окружат войска неизвестного чародея…»
Льювин отлично понимал, что внешне всё именно так и есть, но что-то заставляло его поступать совсем иначе, чем требовало благоразумие. Конечно, вовсе не рыцарственный порыв заставил его направиться к воротам города, который, весьма вероятно, скоро подвергнется осаде. Хотя Льювин и был Светлым магом, излишнее человеколюбие отнюдь не принадлежало к числу его достоинств, а высокие идеалы не особенно трогали молодого чародея.
Пожалуй, одним из мотивов его решения разделить все опасности грядущей осады с жителями Бэрхольма явилась его дружба с Джеффинджем и то соглашение действовать сообща, которое заключили между собой оба волшебника. Конечно, это соглашение вроде бы касалось лишь поисков Тропы Магии, но Льювин прекрасно понимал, что на самом деле оно означает нечто большее – куда бы ни сунулся его приятель, ему, Льювину, придётся либо последовать за ним, либо постараться вытащить боевого мага из переделки, куда того может завести судьба или собственный прескверный характер.
Но было и ещё нечто, заставившее Льювина очертя голову ринуться навстречу опасности, которую он пока что представлял себе весьма смутно, главным образом на основе рассказов людей, не имевших понятия о том, что такое настоящая осада. Когда молодой маг попытался разобраться, что же за войско движется к Бэрхольму и кто его ведёт, он уловил нечто знакомое. Льювину невольно вспомнился тот взгляд из пустоты, который однажды уже скользнул по нему. Взгляд Тьмы?..
Льювин не очень верил в те россказни о Тьме, в которых она представала как некая разумная сущность, стремящаяся распространить повсюду своё господство. Он полагал, что Тьма на самом деле – такая же составляющая души и мирозданья, как и Свет; порой она даже может быть полезна, если не давать ей воли и не позволять полностью заполонить тебя. Хоть и затёрханный пример – но ведь и впрямь ночь не менее необходима, чем день; даже Перворождённые, исконные светочи мудрости и талантов, предпочитают для своих творческих изысканий время ночных сумерек, украшенных мерцанием далёких звёзд!..
Льювин и Джеффиндж пристроились в хвосте длинной очереди желающих поскорее очутиться в городе. Городская стража ещё пыталась поддерживать хоть какой-то порядок, однако её деятельность сильно замедляла движение. Лишь через час компаньоны въехали в город. За время топтанья за воротами удручающая атмосфера всеобщей паники успела угнетающе подействовать на обоих магов. Льювин мечтал поскорее очутиться подальше от этого столпотворения, а мрачная физиономия Джеффинджа только усугубляла его безрадостное настроение.
Вообще-то в большей степени молодого чародея в данный момент заботили не ужасы грядущей осады, а начавшийся мелкий дождь. Как всегда, от сырости заныли давно зажившие раны, и Льювин был готов поклясться, что и его приятель сейчас страдает от подобных же ощущений – он заметил, как Джеффиндж пару раз украдкой попытался растереть левое плечо и при этом болезненно поморщился.
Очутившись в родном городе, боевой маг несколько приободрился. Он сообщил своему приятелю, что они отправятся в дом его бабушки, и вскоре, миновав оживлённые улицы, друзья свернули в тихий переулок. Проезжая по улицам Бэрхольма, Льювин успел отметить, насколько этот город выгодно отличается от Арлефа. По царившей повсюду чистоте можно было заключить, что улицы города метут ежедневно. Улицы были вымощены ровными прямоугольными плитками из серого камня, и копыта ступавших по ним коней звонко стучали.
Джеффиндж решительно свернул к небольшому двухэтажному домику, полускрытому ветвями деревьев. Сад окружала узорная кованая решётка; широкие ворота были заперты на засов. Однако боевого мага это не смутило. Проехав несколько шагов вдоль забора, компаньоны очутились у небольшой калитки, которая тоже была заперта.
– Бабушке Мэйб вечно мерещатся грабители и душегубы, поэтому парадные ворота всегда заперты наглухо, – пояснил Джеффиндж, снимая с шеи цепочку с висевшим на ней ключом, который любой обыватель принял бы за таинственный магический амулет, столь причудлива была форма этого изделия.
Калитка неслышно отворилась, и Джеффиндж проскользнул в образовавшийся проём. Льювин медлил, несколько удивлённый тем, что внук входит в дом бабушки с заднего хода. Попробовал бы он сам вот так ворваться к тётушке Орриди! Потом полгода пришлось бы извиняться да ещё всячески задабривать тётушку, которая непременно начала бы жаловаться на свои болезни и излишнюю впечатлительность!..
– Ну, долго ещё тебя ждать, Льюв? – недовольно спросил Джеффиндж, который, видя, что соратник не следует за ним, возвратился назад. – Пошли, нечего на улице торчать и привлекать к своей персоне всеобщее внимание!
Справедливости ради следует отметить, что в том переулке, где находился дом бабушки Джеффинджа, не было ни одного прохожего – удивительный факт, если вспомнить, что в город прихлынули толпы беженцев.
– Странный у тебя способ входить в родной дом, – ворчливо заметил Льювин, осторожно пробираясь следом за приятелем среди смородиновых кустов. – Конечно, я понимаю, что появление любимого внука должно только порадовать бабушку, но согласись, что мы явимся несколько неожиданно…
– Брось, Льюв! – отмахнулся боевой маг, ловко уворачиваясь от низко наклонившейся ветки сирени, с которой уже облетели листья. – В Бэрхольме всякие придворные тонкости не в ходу. Бабушка специально дала мне ключ от калитки, чтобы я мог попасть домой, когда мне вздумается, а не торчал полчаса у ворот, ожидая, когда её прислуга соизволит открыть. Видишь ли, у моей бабушки много странностей… – тут он осёкся и досадливо прикусил язык. – Ну, ты сам увидишь, – заключил Джеффиндж, выбираясь на узкую тропинку, усыпанную красноватым гравием и сдерживая коня, который радостно заржал в предчувствии тёплого стойла и сытного корма.
Льювин тем временем остановился, достал из кармана небольшое зеркало и критически вгляделся в своё отражение.
– Лохматый, как какой-нибудь ведьмак, – кисло заявил он, скорчив рожу смотревшему на него из бронзовой оправы юноше с растрепавшимися светлыми волосами. – И плащ совершенно мятый, словно его корова жевала! Твоя бабушка, пожалуй, примет меня за какого-нибудь шарлатана, а не за дипломированного мага из почтенной семьи – может, даже за какого-нибудь Тёмного, который только что выдержал нелёгкую схватку с кучей зомби! А ведь большинство людей, как ни крути, относятся к Тёмным с нелепым предубеждением, хотя те нередко приносят пользу. Моя репутация Светлого мага потерпит серьёзный ущерб, если я переступлю порог твоего родного дома в таком неприглядном виде…
– Хватит болтать глупости! – оборвал его Джеффиндж, чуть не давясь от смеха. – Мы с тобой как-никак с дороги, а не с королевского приёма! Разрази меня Тьма! Ты что, забыл, что город вот-вот осадят неведомо чьи войска? Ты рассуждаешь о причёске, словно придворная дама перед балом!
И боевой маг быстро направился к дому. Тяжёлая дубовая дверь оказалась не заперта, словно бабушка ожидала возвращения безрассудного внука с минуты на минуту. Джеффиндж привязал своего коня к дереву и предложил Льювину сделать то же.
– Потом пошлю этого дылду Урга, чтобы отвёл лошадей в конюшню, – прибавил он и тотчас пояснил, заметив удивлённое выражение на лице приятеля. – Ург – пленный гоблин, которого бабушка выкупила из тюрьмы и взяла к себе на службу. Кроме него, есть тут и ещё один молодчик, Эйскин. Гном. Когда-то давно он чуть не угодил в долговую яму из-за своего мотовства, но бабушке пришла в голову странная фантазия проявить гуманность и заплатить всё, что он задолжал в городе.
– А она не боится, что кровожадный гоблин случайно перережет ей ночью глотку? – осторожно поинтересовался Льювин.
– Что ты, Льюв! – воскликнул его компаньон. – Ург скорее даст себя изрезать на кусочки, чем сознательно навредит «госпоже Мэйб», как он именует мою бабушку. Несознательно, он, правда, много фарфора у неё покрушил…
– Да, интересно, – удивился Льювин. – Первый раз слышу, что гном и гоблин живут рядом, не пытаясь выпустить друг другу кишки!
Он и в самом деле был изумлён. У молодого мага сложилось чёткое представление о гоблинах как об извергах и душегубах, которым только и радости, что жечь и убивать. Преданность, которую проявляет к близкой родственнице его приятеля представитель этого «Творцом отверженного племени», это «исчадие Тьмы» (как утверждали профессора в колледже и трактаты по магии), совершенно не вписывалась в привычный образ. А тут ещё и гном… Гномы и гоблины терпеть друг друга не могут, это ж всем известно. И вдруг представители двух народов, люто враждующих с незапамятных времён, мирно живут под одной крышей!..
Однако Льювин не стал упорно цепляться за отжившие представления, да ещё такие, которые у него сложились не на основе личного опыта, а были навязаны другими. В конце концов, чего не бывает на свете! К тому же сейчас, похоже, в Мире всё начинает меняться – неясно только, в какую сторону?..
Джеффиндж легко распахнул тяжёлые резные створки массивной двери, и приятели вошли в просторную полутёмную прихожую. Широкая лестница вела на второй этаж, и откуда-то сверху на неё падал неяркий, приглушённый свет. Льювин не успел рассмотреть убранство комнаты, не успел даже как следует привыкнуть к полумраку, а его компаньон уже поднимался по лестнице. Льювин поспешил следом, украдкой глядя на свои отражения в больших зеркалах, развешанных на стенах. В доме стояла такая тишина, словно в нём не было ни души, и это очень удивило молодого мага – неужели хозяйка и её слуги не слышали, как кто-то вошёл? Не говоря уж о прочих способах почувствовать приближение людей… Льювин был почти уверен, что бабушка его компаньона – не просто обычная старушка, из тех, что мирно вяжут чулки, усевшись в кресло перед камином. Раз в её присутствии гоблин и гном если не подружились, то хотя бы не проявляют враждебности… Одно это много значит!
Тем временем Джеффиндж распахнул очередную дверь и громко сказал:
– Бабушка, привет! Это я, Джефф!
В комнате у жарко пылавшего камина сидела женщина. Льювин ожидал увидеть даму довольно преклонного возраста, вроде своей тётушки, но хозяйка этого дома выглядела лет на сорок-пятьдесят, не больше. Она скорее годилась Джеффинджу в матери, чем в бабушки. Это была довольно плотная дама, наружность которой в молодые годы, вероятно, ласкала глаз всех любителей роскошных форм. Несмотря на преклонные годы (всё же, учитывая возраст её внука, нелепо было бы думать, что ей столько лет, сколько кажется), почтенная дама была одета в платье с глубоким декольте и с короткими рукавами, позволявшими видеть её полные, не лишённые изящества руки, пальцы которых были унизаны перстнями с крупными камнями. На её лице почти не было морщин, а серые глаза смотрели властно и проницательно. Единственным намёком на возраст были седые пряди в чёрных волосах.
– Явился, бродяга, – неторопливо произнесла дама, сурово глядя на внука. – Хотела бы я знать, надолго ли?
– Бабушка! – умоляющим тоном воскликнул Джеффиндж. – Пожалуйста, оставь это на потом… Позволь представить тебе моего друга и компаньона в… в одном важном деле. Мэтр Льювин из Хэйуэлла, бакалавр стихийного чародейства и эльфийской магии. Льюв, это моя бабушка, госпожа Мэйб.
Льювин изящно поклонился. Госпожа Мэйб так и впилась в него взглядом, но через миг снисходительно улыбнулась.
– Рада видеть в своём доме столь благовоспитанного молодого человека, – промолвила она и добавила. – Хотела бы я знать, в какую безрассудную затею втянул тебя мой внук, а?
Льювин потупился с деланным смущением, не зная, что ему следует сказать. Раз Джефф старается обойти эту тему, ему тоже лучше пока помалкивать. Между тем почтенная госпожа Мэйб так и сверлила его взглядом, и у Льювина не оставалось никаких сомнений в том, что бабушка его друга тоже владеет кое-какой магией. Сейчас, например, она пытается прочесть его мысли…
– А ты, похоже, не промах, мэтр Льювин, – вдруг сказала она и улыбнулась. – Так просто тебя не раскусишь, – она повернулась к внуку. – Ну, что скажешь, Джефф? Может, ты всё-таки объяснишь мне, что это за новая авантюра? Кстати, вы оба вовремя. Небось почувствовали, чародеи? Война на пороге, – тут она помрачнела.
– Это правда, – тихо отозвался боевой маг. – А насчёт того, куда мы направляемся… Это долгая история. Я тебе потом расскажу, ладно?
– Ох, и скрытный же ты, внучек! – покачала головой бабушка. – Но ты прав. Вы же с дороги, а значит, в первую очередь обед. Сейчас я своих остолопов кликну…
Она легко поднялась с кресла и вышла из комнаты. Вскоре послышался её повелительный голос:
– Ург, Эйскин! Где вы шляетесь? Живо сюда! Мастер Джефф вернулся домой! Принесите наверх его вещи и вещи его друга, да живо на стол накрывайте, висельники!
Снизу вскоре донёсся громкий топот, словно в дом ворвался вражеский легион. Ступени лестницы загудели под тяжёлой поступью. Жалобно заскрипели дверные петли, словно кто-то пытался сорвать с них дубовые створки, и на пороге появились двое.
Первым в комнату вошёл гоблин. Сказать, что это был высокий субъект – значит ничего о нём не сказать. В дверях он вынужден был наклониться, чтобы не задеть головой о косяк, а ширина плеч этого представителя «проклятого Создателем народа» свидетельствовала о недюжинной силе. Дубовые половицы жалобно скрипели под его сапогами, окованными железом. На бритой макушке гоблина были вытатуированы какие-то странные знаки, которые казались бессмысленным набором ломаных линий и причудливых закорючек. Однако Льювин, который немного понимал азбуку гоблинов (которая, надо сказать, была довольно примитивной), уловил общий смысл этих загогулин. То была родословная воина Урга из клана Хоул и краткий перечень его боевых подвигов. Надо же, как жизнь повернула – теперь доблестный вояка прислуживает в доме почтенной дамы и, похоже, доволен своей участью!
Последнее предположение молодого мага вряд ли было далёким от истины – на морде гоблина так и читалась искренняя радость, и даже его грозные клыки, один вид которых должен был повергать врагов в ужас, совсем не казались устрашающими.
Следом за гоблином важно шествовал гном. Как и полагалось представителю этой расы, он был коренастым и приземистым, а его огненно-рыжая густая бородища, формой сильно напоминающая садовую лопату, доходила до серебряного пояса, которым была стянута объёмная талия гнома.
– Никогда вас не сыщешь, когда это нужно, – недовольно заявила госпожа Мэйб, обращаясь к своим подчинённым. – И вовсе незачем было сначала тащиться сюда – вы оба что, не слышали, что я сказала? По-моему, я говорила достаточно громко, если только вы не оглохли, должны были услышать. Я же сказала – принесите вещи мастера Джеффинджа и его друга, мэтра Льювина, только не сюда, пожалуйста! Аккуратно сложите всё в кабинете мастера Джеффа, а потом накрывайте на стол – в приличных домах уже садятся обедать, между прочим! – тут она сурово и выразительно посмотрела на гнома и гоблина, и те опрометью кинулись исполнять приказания хозяйки.
– Поосторожнее, вы оба! – предостерегающе крикнула им вслед госпожа Мэйб и повернулась к внуку. – Надеюсь, Джефф, ты не забыл дорогу в свои комнаты? Пока эти остолопы накроют на стол, пройдёт ещё не меньше получаса, так что, может, ты покажешь мэтру Льювину свои апартаменты? Правда, там, наверное, сейчас ужасный беспорядок… – внезапно что-то вспомнив, смущённо добавила она.
Льювин постарался уверить почтенную даму, что никакой беспорядок не в состоянии испугать настоящего волшебника, после чего они с Джеффом отправились на другую половину дома.
«Апартаменты» Джеффинджа, как высокопарно назвала его бабушка три соединённые друг с другом комнаты, располагалась в дальней части дома. Едва переступив порог кабинета, из которого можно было попасть в две другие комнаты, Льювин понял, почему властная и горделивая госпожа Мэйб невольно смутилась, упомянув о царящем здесь «беспорядке». Мебель и прочие вещи, находившиеся в кабинете, были покрыты толстым слоем пыли, шторы плотно сдвинуты, а когда Льювин дотронулся до них, желая впустить в помещение немного света, маг чуть не задохнулся в поднявшемся густом облаке всё той же вездесущей пыли. Но мало этого – на диване, креслах, столе и даже на шкафах – всюду были разложены пучки сухих трав. Джеффиндж поспешил открыть двери в другие комнаты – там было то же самое.
– Разрази меня Тьма! – громко выругался боевой маг, резко сбрасывая со своей кровати охапки сухих стебельков. – Опять бабуля завалила мои комнаты своими травками! Ведь сколько раз просил…
В этот миг появились Ург с Эйскином, которые несли вещи обоих чародеев. Гоблин тщательно вытер пыль с небольшого столика в кабинете и сложил на него дорожные мешки компаньонов и объёмистый чемодан Льювина.
– Наконец-то вы вернулись домой, мэтр Джефф, – голос гоблина очень напоминал рык крупного хищника. – Остались бы здесь подольше, право!
– Похоже, на этот раз придётся, – со вздохом согласился боевой маг. – Но совсем не потому, что у меня нет никаких важных дел. Просто, судя по всем признакам, очень скоро наш город окажется в осаде.
– Ну наконец-то настоящая драка будет! – немедленно восхитился гном.
– Сначала вам придётся сразиться с пылью, легионы которой захватили мои комнаты, – приподняв левую бровь, заявил боевой маг. – И уберите, пожалуйста, все эти веники отсюда! – он небрежно указал на пучки сухих трав. – Я, конечно, привычен и не к такому – однако мне так стыдно перед моим другом, мэтром Льювином, что я бы, кажется, хоть сейчас сквозь землю провалился. Э, нет, убирать будете потом, – тут же остановил он гнома и гоблина, кинувшихся вытирать пыль и по пути чуть не свернувших этажерку и тумбочку. – Иначе мы умрём от голода, даже не дождавшись осады!..
Вопреки опасениям Льювина, обед оказался вполне съедобным – поварами гном и гоблин были довольно неплохими. Во время трапезы, длившейся два часа, госпожа Мэйб, проницательно глядя на молодого мага, то и дело расспрашивала его о родных, о Хэйуэлле, о колледже чародейства и о последовавшей за окончанием сего достославного учебного заведения профессиональной деятельности волшебника. Льювин отвечал любезно и приветливо, умалчивая о том, что могло вызвать разноречивые толки (например, о ночном похождении лорда Бьёрмара в Уэлдэме, которое закончилось для его бывшего патрона столь бесславно). Почтенная дама слушала очень внимательно, и Льювин без труда угадал, что у неё сложилось о нём самое благоприятное впечатление, которое он легко производил на большинство людей, когда считал это нужным и полезным, причём никогда не прибегая ради этого к волшебству.
После обеда Ург и Эйскин удивительно быстро привели в порядок комнаты Джеффинджа, нанеся совсем незначительный урон – разбили пару хрустальных шаров и небольшую вазу, на которой и так была трещина. Как-то само собой вышло, что Льювин расположился в кабинете Джеффа (третья комната представляла собой нечто вроде лаборатории, куда, впрочем, боевой маг за последние пять лет почти не заглядывал). Несмотря на то, что Ург и Эйскин унесли все сухие травы в кладовую, в воздухе ещё витал смешанный пряный аромат, и Льювин, засыпая под доносившуюся из соседней комнаты брань Джеффа, проклинавшего неуклюжесть Урга, расколотившего его любимый магический шар из зелёного хрусталя, невольно вспомнил родной дом. Ведь и его самого матушка ждёт точно так же, как госпожа Мэйб – своего внука! А кто знает, когда он вернётся?..
Затем мысли волшебника плавно перешли в другое русло, и Льювин в который раз вспомнил дочь лорда Тинби из Лейторна. Молодой маг и сам был очень удивлён тем, что это воспоминание возвращается столь часто. «Зелёные глаза могут украсть сердце», – может, в этом всё дело?.. Наконец Льювин заснул, и ему приснились горящие развалины – то ли замка, то ли города – а среди языков пламени ему улыбалась Вэйлинди; за плечами девушки трепетал серый плащ, похожий на сумрачное облако.
* * * * *
– Просыпайся, соня! Льюв! Разрази меня Тьма! Да проснись же, наконец! – возмущённый голос Джеффинджа и его железная рука, вцепившаяся в плечо, безжалостно вырвали Льювина из страны сонных грёз.
– Убирайся… к воронам… – сквозь дремоту процедил тот. – Что это за напасть такая, хотел бы я знать? Почему меня всегда будят на самом интересном месте?..
Однако боевой маг снова принялся энергично трясти своего приятеля, и Льювин недовольно заявил:
– Поосторожнее, господин Медведь! Ты вцепился своими лапищами прямо в старую рану, да ещё норовишь оторвать мне плечо начисто! Клянусь Светом и Тьмой, мне уж спросонья чуть не пригрезилось, будто я очутился в застенках тех премудрых чародеев, которые верно служат славному сиру Эррада, королю Эскелана. Молва о тамошних мастерах заплечных дел способна напугать даже отчаянных сорвиголов…
– О короле Эррада я слышал, что он справедливый и мудрый правитель, – возразил Джеффиндж. – А если он и в самом деле достаточно мудр, то не допустит в своем королевстве таких варварских обычаев, как пытки.
– Ты так полагаешь, Джефф? – отозвался Льювин, наконец соизволив встать и копаясь в своём чемодане в поисках наиболее подходящего, с его точки зрения, одеяния. – А ты случайно не слышал, во сколько мудрому королю Эррада обходятся славословия, слагаемые многочисленными менестрелями? К тому же он почти всё время в походах, и, как я слышал, сейчас воюет где-то далеко на севере. В его государстве всем заправляют придворные чародеи, которые не брезгуют никакими методами борьбы с теми, кто им противится. В колледже, помнится, говорили, что у волшебников из Эскелана немного своеобразная магия, но, в конце концов, они такие же люди, как и все прочие, и никто не убедит меня в том, что они наделены какой-то особой святостью! Ладно, это вопрос философский – какими методами при достижении своих целей пользоваться допустимо, а какими – нет. Я-то просто хотел бы сейчас узнать, что это ты вздумал меня будить в такую рань? – поинтересовался Льювин, критически рассматривая извлечённый с самого дна чемодана тёмно-серый костюм. – Да, подгладить бы не помешало, – задумчиво протянул он. – Джефф, будь другом, кликни кого-нибудь из этих двоих, – он имел в виду гнома и гоблина, – пусть принесут мне горячий утюг.
– Горячий котёл с кипящей смолой на твою легкомысленную башку, болтун! – взорвался боевой маг. – Осада началась. Неизвестно, как они прошли, что их не заметили, неизвестно, почему наши заставы не зажгли сигнальных огней – но только враги уже под стенами Бэрхольма! Какие уж тут утюги! Разве только на кого-нибудь из врагов сбросить – да толку-то очень мало будет.
Льювин вздохнул, натягивая одежду, на которой, надо заметить, если и были складки, то две-три, не больше, так что утюг вряд ли был столь уж необходим.
– Ты что, сам видел?.. – невозмутимо спросил Льювин. – Или сорока на хвосте принесла?
Джеффиндж нахмурился. Нет, положительно, выходки и словечки Льювина иногда выводили его из себя. И с таким легкомысленным субъектом он должен дело делать! Но… Почему же он, Джеффиндж из Бэрхольма, один из лучших боевых магов своего родного города, не смог одержать верх над этим мальчишкой? Почему, ну почему?!
Джеффиндж не находил ответа на этот простой вопрос. Точнее, ответ был, но волшебник старательно отмахивался от того, что шептал внутренний голос – несмотря на внешнее легкомыслие, Льювин совсем не прост, и он, возможно, легко преодолеет те преграды, перед которыми всё искусство боевого мага окажется бессильным.
– Нет, не сороки, – процедил Джеффиндж, пристально глядя в окно на мелкий моросящий дождик. – Я сам на стенах ещё не был, но весть мне прислали верные ребята, можешь поверить на слово. Здешние чародеи… Они пытались выяснить, в чём тут дело – противник-то какой-то очень уж странный. Однако ничего не вышло.
– У нас с тобой тоже не вышло, – заметил Льювин, натягивая кольчугу и опоясываясь мечом; подумав, он присоединил к эльфийскому клинку длинный кинжал, а за отвороты сапог сунул по ножу. – Конечно, можно было бы попытаться ещё раз, – он чуть нахмурился, но больше ничего не прибавил.
– Потому-то я тебя и разбудил, – отозвался Джеффиндж. – В девять часов нас будут ждать в трактире «Меч Чародея». Если не ошибаюсь, у нас осталось десять минут. Если поторопимся, как раз успеем к назначенному времени.
– А завтрак?! – негодующе возопил Льювин. – Я, по-твоему, должен геройствовать на голодный желудок?
– Не беспокойся, мы же не в трактире колдовать станем, – успокоил приятеля боевой маг. – Поверь, там кухня ничуть не хуже стряпни Урга и Эйскина. Ну, пошли, Льюв!
Приятели вышли на улицу, где моросил противный дождь. Льювин зябко запахнул плащ и с отвращением посмотрел на низкие облака, из которых на город не переставая сыпались мелкие водяные капли. Хорошо, хоть идти пока пришлось недалеко – оказалось, что трактир «Меч Чародея» располагался за поворотом улицы, на которой находился дом госпожи Мэйб. В просторном зале почти не было посетителей, что и неудивительно – жители спешно вооружались, готовясь вступить в бой с неведомыми врагами. Лишь в дальнем углу за столом сидели три человека. Завидев вошедшего Джеффинджа и его спутника, они поднялись со своих мест.
После обмена приветствиями и церемонии знакомства было решено первым делом выпить за встречу, а заодно и позавтракать. Льювин облегчённо вздохнул – слава Творцу, похоже, не все тут такие ненормальные, как Джефф, из-за которого вполне можно отправиться на подвиги голодным.
Бэрхольмские волшебники оказались специалистами в разных отраслях магии. Старший из них, Фьёрл, был ровесником Джеффинджа и его коллегой по боевой магии. Как догадался Льювин, оба были друзьями чуть не с колыбели. Двое других магов были гораздо моложе, ровесники самого Льювина или чуть постарше. Это были младший брат Фьёрла, Кэйдар, и его друг Мэллан. Кэйдар владел стихийной магией, а Мэллан был представлен Льювину как «бакалавр драконологии и иномировых влияний Силы».
После совместного завтрака чародеи направились к крепостной стене. Дождь перестал, и небо понемногу светлело. Фьёрл вёл всю компанию извилистыми переулками, где им почти никто не встретился на пути – разве только кошка испуганно шарахнулась к воротам или древняя старуха выглянула из-за покосившегося ставня. Наконец волшебники очутились возле западной башни. Здесь, как и положено, стояла стража, однако магов воины пропустили беспрепятственно.
Все молча поднялись на самую верхнюю площадку. Отсюда окрестности города были видны как на ладони. Посмотрев вниз, Джеффиндж невольно выругался, а Льювин задумчиво присвистнул.
Внизу, на равнине, чем-то напоминая неспокойное море, бурлило огромное войско. Как оно могло появиться здесь внезапно, так, что его заметили только сегодня утром, никто не знал и не мог понять. Даже маги. Конечно, так же, как и Льювин с Джеффинджем, все до единого чародеи Бэрхольма заранее ощутили приближающуюся угрозу, но точно определить, когда войска противника будут у стен города, на этот раз не смогли, хотя прежде подобные вычисления местным волшебникам неплохо удавались.
Над неведомым войском колыхались клочья тумана, и даже магическое зрение было бессильно разглядеть какие-либо знаки, по которым можно определить, кто предводитель этих воинов.
Конечно, логично было бы предположить, что это просто дружина какого-нибудь местного владетеля или даже нескольких, к которым присоединились способные, но беспринципные чародеи. Однако бэрхольмские волшебники решительно опровергли такое предположение.
– Лорд Тэйгин, конечно, отчаянный тип, но после того, как ему всыпали под стенами города в прошлом году, он вряд ли сунулся бы сюда так быстро. Он достаточно разумен, к тому же где ему взять такое войско? Наёмники? А чем он им заплатит? Он своих-то людей содержит кое-как, а солдатам удачи нужно выдать задаток. К тому же у него нет на службе ни одного чародея, а тут магию почувствует даже малый ребёнок, – Фьёрл сокрушённо покачал головой. – И до чего странная магия! Нет, Льювин, это не может быть никто из здешних. Мы их всех слишком хорошо знаем, чтобы ошибиться. Но понять, кто это такие, ни у кого из нас так и не получилось.
Льювин пристально вглядывался в серую мглу, застилавшую вражеское войско. Да, он тоже не мог понять, кто эти воины и, самое главное, кто их направляет. Ясно, что тут замешан маг, сильный маг. Очень. Льювин даже поморщился. Как бороться с этим типом, если они ничего о нём не знают, ни-че-го?..
Он повернулся к своим спутникам.
– Я отправлюсь туда на разведку, – он махнул рукой в сторону клубившегося за стенами серого марева. – Разумеется, не телесно… Иначе мы так ничего и не выясним. Но на это потребуется немало Силы. Вам придётся держать «кольцо», пока я буду там.
– Ты спятил, Льюв! – попытался остановить его Джеффиндж. – Неужели ты не понимаешь – это очень опасно!
– По-твоему, я похож на непроходимого идиота или на самоубийцу? – резко ответил молодой маг. – Ты можешь предложить другой способ, который даст нам возможность хоть что-то узнать об этих субъектах?
– Если уж на то пошло, то я лучше туда сам отправлюсь, – проворчал боевой маг. – Лично, во плоти. К сожалению, путешествия вне тела мне не очень хорошо удаются.
– Брось, Джефф, – Льювин положил руку на плечо приятеля и спокойно посмотрел ему в глаза. – Я просто чувствую, что должен идти. Понимаешь?
Джеффиндж нехотя кивнул.
– Ладно, Льюв. Но постарайся без необходимости не соваться куда ни попадя, хорошо? Мы с ребятами приложим все старания, чтобы тебя оттуда вытащить, но всё-таки у того типа, который заварил эту кашу, магия очень странная…
Четверо волшебников взялись за руки, чтобы поддерживать необходимое заклятье. Тем временем Льювин закрыл глаза и представил, что он – это крохотная бабочка с ничем не примечательными серыми крылышками. Вот она расправляет их и легко скользит вниз, сквозь клочья мглы, туда, где войска непонятного врага спешно разбивают лагерь, тащат тараны и осадные орудия, намереваясь в недалёком будущем штурмовать город.
Некоторое время бабочка перепархивала между палатками, которые воины устанавливали с невероятной быстротой. Пока ничего особенного не заметно… Вражеские воины были людьми, обыкновенными людьми, даже не гоблинами и не призраками. Но в то же время странная, нездешняя магия ощущалась постоянно.
В центре лагеря возвышался просторный шатёр, наверняка палатка военачальника. Серая бабочка закружилась в воздухе, высматривая щель, в которую можно проникнуть. В этот миг из палатки донёсся зычный голос:
– Немедленно ко мне Лаилиадарда!
Голос невидимого пока военачальника говорил на языке, который странным образом был понятен Льювину, хотя на нём в его Мире никто не разговаривал.
«Надо же, – удивился маг. – А уж имечко у этого… Лиа… Лаир… Тьфу!»
Через несколько секунд в шатёр уже входил рослый и коренастый воин в воронёной кольчуге и тёмном плаще. Следом за ним, никем не замеченная, проскользнула маленькая серая бабочка и села на одном из столбов, служивших палатке опорой.
– Приветствую наместника Верховного Мастера! – склонился в поклоне вошедший воин.
– Брось, мы же наедине, Лаилиадард, – прозвучал в ответ бесстрастный голос. – Я позвал тебя, чтобы передать новый приказ. Пока всё идёт, как задумано, но возможны неожиданности. Наша задача – чтобы всё и дальше шло согласно нашим планам. Я хочу сказать – согласно планам Верховного Мастера.
Льювин пристально рассматривал говорившего, надеясь постичь тайный смысл его слов. Кто такой, например, этот Верховный Мастер?
Но и его наместник оказался тоже весьма примечательной фигурой. Посреди шатра стоял высокий, костлявый человек, закутанный в просторный тёмный плащ. Череп наместника какого-то непонятного «Мастера» был абсолютно гладким, как тыква. Глубоко посаженные чёрные глаза смотрели холодно и бесстрастно, но Льювин отчего-то не сомневался, что у обыкновенных людей этот взгляд должен вызывать неподдельный трепет. Длинный крючковатый нос и костлявые пальцы придавали наместнику сходство с птицей, но не с благородным и дерзким орлом, а, скорее, с кровожадным и зловещим стервятником.
«Ну и морда, – подумал Льювин. – Премилым господином должен быть этот самый Мастер, если у него такой наместничек!»
– Каков же будет приказ наместника? – спросил Лаилиадард.
Льювин ожидал чего угодно – может, приказа немедленно начать боевые действия или ещё чего-нибудь вроде этого, например, распоряжения пустить в ход какую-нибудь особенную магию. Но то, что он услышал…
– Приказ очень прост. Не предпринимайте ничего. Ждите. Эти маги думают, что их город неприступен. Это почти так и есть. Почти, потому самое слабое место Бэрхольма – в сердцах этих самых магов. Они постараются уничтожить наше войско обычными для них способами – боевой и стихийной магией. Но то, что мы имеем в своём распоряжении, обернёт мощь их чародейства против них самих. Если маги решат атаковать нас – сражайтесь, но не используйте магию. Как только они поймут, что их волшебство бессильно против нас, они растеряются, и тогда… – наместник внезапно оборвал свою речь.
Льювин дорого дал бы за возможность узнать, что же будет, когда маги растеряются, но наместник, увы, ничего не добавил по столь интересующему его вопросу и продолжал:
– Ты понял, Лаилиадард?! Никакой магии! Талисман Мастера обратит любое заклятье против того, кто его применит! Лишь чародейство Перворождённых… – наместник скрипнул зубами. – Проклятые эльфы! С людьми куда проще, в их душах Свет и Тьма перемешаны, они вечно колеблются между ними, как пламя свечи на ветру… Но эльфийская магия основана на куда более древней Силе, и ни в одном из Миров не удалось найти ничего, что сможет её нейтрализовать. Однако люди ею не владеют, так что нам опасаться нечего.
«Ты тоже угодил в эту ловушку, – мысленно усмехнулся Льювин. – Стереотипы, оказывается, имеют большое влияние даже на таких прожжённых негодяев. Прекрасно, значит, у нас есть некоторое преимущество…»
– Надеюсь, ты помнишь, что следует делать с теми магами, которых удастся захватить? – спросил наместник своего подчинённого, и в голосе его прозвучали столь зловещие нотки, что отчаянный Льювин невольно содрогнулся. – Всех, живых и мёртвых, через Портал Входа отправляйте в Бездонную Башню. Живых и мёртвых, понимаешь, Лаилиадард?
– Будет исполнено! – Лаилиадард склонил голову и прижал правую руку к груди в знак повиновения. – Больше никаких приказов, наместник?
– Нет, – тот покачал головой с таким видом, словно прислушивался к чему-то. – Постой! Ты ничего не чувствуешь? Здесь шпион! Подслушивал, проклятый колдун!
И, прежде чем серая бабочка успела покинуть своё место, в столб, на котором она сидела, вонзился узкий кинжал, мерцающий призрачным, мертвенным блеском…
…Льювин резко дёрнулся в сторону, судорожно сплетая заклятье возвращения, открыл глаза и снова увидел себя на вершине башни, откуда он начал свой безумный полёт. Увидев, что он пришёл в себя, волшебники бросились к нему с радостными возгласами:
– Вернулся! Наконец-то!
– Ты ранен, Льюв? – вдруг воскликнул Джеффиндж.
Призрачный клинок всё-таки зацепил проворную бабочку: по левому запястью молодого мага бежала тонкая алая струйка.
– Проклятье! – пробормотал он. – Метка пса, который загоняет дичь для своего хозяина… – и громко добавил. – Это пустяк, не стоит внимания. Гораздо хуже то, что меня заметили, хоть я старательно прятал концы всех своих заклятий.
– Как это не стоит внимания? – прервал его Джеффиндж, взяв приятеля за руку и подозрительно глядя на небольшую кровоточащую царапину на его запястье. – Эта рана нанесена не простым оружием.
Льювин чуть поморщился и вздохнул.
– Сам знаю, – процедил он. – Ты что, хочешь сказать, что от такой царапины я могу протянуть ноги? Не беспокойся, так просто меня не прикончат. Хотя, согласен, эта ерунда может дать нашим врагам дополнительное оружие лично против меня. Но мне что-то не хочется заживлять эту рану своей магией. Ты же знаешь, Джефф… Проклятый побочный эффект… Самое странное, что я вполне могу излечивать всех, кроме себя – уж такая разнесчастная моя судьба, будь она трижды неладна! Ох! Джефф, что ты делаешь! – это восклицание вырвалось у Льювина после того, как боевой маг плеснул на его рану несколько капель какого-то таинственного эликсира из небольшой тёмной склянки. – Словно когти зомби вцепились, Тьма их поглоти!
– Не дёргайся, Льюв, – предостерегающе промолвил Джеффиндж. – Эта настойка, правда, жжёт сильно, но зато она вытянет тот яд, который уже проник в твою кровь. Вот теперь я за тебя спокоен. Так что же ты видел там, Льюв?
…Когда Льювин окончил свой рассказ, его слушатели пришли в себя не сразу. Слишком много оставалось непонятного, а в то же время всем им было ясно, что действовать нужно немедленно. Больше они пока ничего не узнают. Но ведь в этом и состоит призвание истинного мага – находить решение, когда привычное знание не способно тебе помочь. Однако особенно неприятное впечатление произвело на волшебников то, что всех пленных чародеев намереваются отправить в какую-то Бездонную Башню, которая неведомо где находится.
– Оказывается, среди бесчисленных Миров имеются абсолютно неисследованные тёмные дыры, – мрачно подытожил Льювин. – И мне становится очень даже не по себе, когда я вспоминаю, что этому гнусному «Верховному Мастеру» нужны не только живые, но мёртвые чародеи. Похоже, этот тип владеет Тёмной магией и намерен наделать из погибших магов мерзких зомби, которые поневоле станут его послушными орудиями, – он на миг задумался, тряхнул головой и решительно сказал. – Но для нас сейчас самое главное – действовать, а не размышлять. Правда, наши враги надеются, что мы будем действовать определённым образом. Так нужно поступить совсем по-другому! Правда, после того, как этот негодяй меня заметил, трудно предугадать, что они предпримут, – Льювин помрачнел, однако продолжал. – Если бы это зависело от меня, я бы атаковал этих типов как можно скорее, пока они не придумали новый план или не получили новые указания от своего хозяина. Но сражаться придётся только самым обычным оружием, не уповая на магию. А что вы скажете?
Волшебники немедленно согласились с подобным предложением. Дело в том, что все жители Бэрхольма, не исключая и магов, всегда с радостью были готовы рубиться с любым противником, в том числе и значительно превосходящим их численно, а отсиживаться за стенами они не очень-то любили, полагая, что такой способ ведения войны скорее достоин трусов, чем настоящих воинов.
– Однако это же не от нас зависит, – напомнил Льювин. – Здешний магистрат, он как, прислушается к нашему мнению или нет?
– Прислушается, – уверенно сказал Фьёрл. – Ведь он состоит из воинов, а не из торговцев, как в Арлефе.
– Так чего же мы тут торчим? – проворчал Джеффиндж. – Я уж давно не бывал дома, даже и не знаю точно, кто у нас сейчас главный – Гьюлар или Хэлдир? Пошли, пошли, ребята, время дорого!
* * * * *
Ворота города распахнулись, и дружина Бэрхольма поскакала вниз по склону горы – туда, где раскинулись шатры неведомых врагов. Льювин ехал рядом с Джеффинджем и его приятелями-магами, хмуро глядя на равнину, туман над которой понемногу рассеивался. Остальные волшебники тоже угрюмо молчали. Все они чувствовали себя не в своей тарелке, и дело было отнюдь не в страхе перед предстоящей схваткой, который воины Бэрхольма сочли бы величайшим позором. Что же касается Льювина, то он, пожалуй, стал бояться чего-либо только в одном случае – если бы очень долго и подробно размышлял о поджидающих его опасностях; однако особенностью его характера как раз и являлось то, что он, как правило, сначала совершал какой-нибудь поступок, основываясь на подчас непонятном для него самого порыве, а уж после, если оставались время и охота, на досуге обдумывал, почему он так поступил.
Мрачное настроение магов было связано с тем, что им так и не удалось понять, откуда явились их враги и как им удалось проскользнуть незамеченными. Впрочем, положение бэрхольмского воинства отнюдь не было безнадёжным. Хотя численностью враги превосходили защитников города, один воин Бэрхольма стоил нескольких солдат из любого уголка их родного Мира, да и многих других Миров. Кроме того, у них было ещё одно преимущество. Правда, знал о нём один Льювин. Рассказывая о виденном и слышанном во вражеском лагере, он умолчал, что талисман врагов бессилен против эльфийской магии. Этот козырь он решил поберечь на крайний случай. Если не будет иного выхода, тогда он пустит в ход магию Перворождённых, но не иначе.
Воины противника быстро построились в боевой порядок. Если они и не ожидали от магов Бэрхольма такой прыти, то ничем не выказали своего удивления. В главе вражеского войска Льювин увидел того самого «наместника Верховного Мастера», которому мысленно поклялся вернуть его меткий удар. В левой руке наместника что-то слабо мерцало, и Льювин тотчас безошибочно почувствовал – это и есть тот самый талисман, перенаправляющий магические потоки. Будь они прокляты – и этот талисман, и тот, кто его выдумал! Интересно, как уничтожить эту штуку?..
Два войска сошлись вплотную. Засверкали мечи и копья, металл зловеще зазвенел, встречая на своём пути такой же металл, простой или зачарованный, но равно жаждущий крови и убийства. Льювин имел возможность оценить прославленное искусство бэрхольмских воинов. Они сражались бесстрастно, словно все человеческие переживания становились для них неизмеримо далекими. Воины Бэрхольма не тратили попусту силы, не осыпали противника множеством бесполезных ударов, – нет, каждое их движение было продумано и многократно отработано, было чётким и точным, и сталь неумолимо настигала врага, порой отнимая жизнь не одного, а сразу нескольких противников.
В тот день Льювин впервые сражался в настоящей битве. Конечно, он превосходно владел оружием, но его умение до сих пор растрачивалось попусту в дурацких студенческих поединках, в которых никто, разумеется, и не думал биться насмерть, или в уличных потасовках вроде той, что разыгралась в Уэлдэме. Впрочем, именно тогда Льювин первый раз в жизни ощутил близкое дыхание смерти, когда чуть не сложил голову из-за распущенности и медлительности своего бывшего патрона.
Но теперь всё было иначе. Это была не мелкая стычка – это была настоящая война, и почему-то Льювин не сомневался, что это его война, а тот, кто швырнул в этот Мир своих псов – его настоящий враг, с которым ему ещё предстоит встретиться лицом к лицу. Меч, доставшийся от отца, казалось, стал единым целым со своим хозяином, и его стремительный разбег оставлял позади кровавый след и тела поверженных врагов. Льювин успевал разгадывать все нацеленные на него выпады, отбивал и наносил удары, многие из которых для кого-то становились последними, – и в то же время остро ощущал всю омерзительность и бессмысленность войны и кровопролития. Что бы там ни болтали философы, жизнь прекрасна. Человеческая душа накрепко привязана к ней множеством тончайших, но удивительно прочных нитей. И ради того, чтобы жить, ходить по этой земле, дышать этим воздухом, встречать новые закаты и рассветы, человек готов убивать и мучить других – просто затем, чтобы выжить самому. И именно эта жажда жизни и придавала молодому волшебнику безграничную отвагу и силу, которая чем-то была сродни магии…
Дружина Бэрхольма постепенно начала теснить своих врагов, медленно сжимая их в кольцо. Однако небольшая кучка вражеских воинов в главе с «наместником Верховного Мастера» упорно сопротивлялась, стремясь во что бы то ни стало вырваться из ловушки. Льювин старался пробиться туда, где видел долговязую фигуру наместника и Джеффинджа, который крушил охрану наместника…
Джеффиндж недаром считался одним из лучших боевых магов своего родного города. Конечно, сейчас он не мог применить ни одного заклятья, но и простая сталь в его руках была не менее опасна и смертоносна, чем магия. Однако на этот раз он столкнулся с бойцом, который не просто ничем не уступал ему – нет, превосходство «наместника Верховного Мастера», кем бы он ни был на самом деле, проявилось уже в первые минуты их поединка. Джеффинджу требовалось всё его умение, все боевые навыки, чтобы сдерживать атаки противника – лишь сдерживать, но не более того. Льювин видел, что его друг уже с огромным трудом удерживает оборону. Вот наместник легко взмахнул тяжёлым мечом, словно играя, – стальные кольца кольчуги, не выдержав, лопнули, и на груди Джеффинджа появилась кровавая полоса. Боевой маг чуть побледнел, но не отступил, продолжая обороняться, однако Льювин чувствовал, что он делает это почти механически. Нет, больше нельзя медлить! Отчаянным взмахом меча молодой чародей опрокинул двух вражеских воинов, которые пытались преградить ему дорогу, и, в одно мгновение очутившись подле сражающихся, заслонил Джеффинджа. Клинок Льювина встретил удар вражеского меча, настолько сильный, что трудно было ожидать чего-то подобного от столь хлипкого на вид субъекта, каким обманчиво казался наместник неведомого «Верховного Мастера». Однако этот удар пропал даром. Льювин слегка отклонился в сторону, одновременно отводя меч противника. На долю мгновения «наместник Верховного Мастера» чуть приоткрылся, но для молодого волшебника этого оказалось достаточно. Его клинок, не встречая сопротивления, вонзился в незащищённое горло врага. Захлёбываясь собственной кровью, наместник рухнул на землю. Из разжавшейся левой ладони выпал оранжевый кристалл, который тотчас стал тускнеть и меркнуть, пока не почернел и не рассыпался прахом.
Вражеского талисмана больше не было, и запрет на применение магии больше не действовал. Однако в чародействе уже не было необходимости – победа осталась за воинами Бэрхольма, которые принялись преследовать и добивать бегущих врагов, а также предусмотрительно добивать всех вражеских раненых. Льювин, не привыкший к подобной жестокости, невольно отвернулся. Одно дело – убить врага в бою, но вот так… Он, конечно, прекрасно понимал необходимость этой жестокой меры, но его душа решительно восставала против этого.
Внезапно кто-то хлопнул его по плечу так, что он чуть не пошатнулся от неожиданности.
– Ты славно бьёшься, Льюв, – проговорил Джеффиндж. – Этот тип, – тут он кивнул в сторону поверженного наместника, – был очень хорош, очень. Никогда с такими не сталкивался. Словно не человек, а… – боевой маг задумался, но, не подобрав подходящего сравнения, безнадёжно махнул рукой. – Если бы не ты – мне была бы крышка, это точно.
– Ну, брось, пожалуйста, Джефф, – почти смущённо отозвался Льювин. – Я же ничего особенного не сделал – просто поступил так, как и должен был. Тем более что мы с тобой друзья.
– Больше, чем просто друзья, – возразил Джеффиндж. – Я не ошибся в тебе, брат.
– Ох, брат, не нужно меня захваливать, – улыбнулся Льювин. – А то, пожалуй, я ещё возомню о себе…
* * * * *
Победители с триумфом возвратились в город. Тризна по тем, кто пал в бою, защищая Бэрхольм от вторжения неведомых врагов, вскоре плавно перешла в шумное празднество в честь победы, которое затянулось на несколько дней. Так как Льювин сразил вражеского военачальника, молодой маг очутился в центре всеобщего внимания. Немалую досаду у волшебника вызвали бесконечные заздравные тосты, которые, само собой, были неразрывно связаны с обильными возлияниями. Он оказался в довольно сложной ситуации – с одной стороны, отказ от выпивок выглядел бы крайне невежливым поведением в глазах бэрхольмских вояк, а с другой стороны, Льювину очень не хотелось нарушать обещание никогда не напиваться, которое он дал сам себе после прощальной вечеринки выпускников колледжа чародейства. Однако постный вид Джеффинджа, который сидел на пиру с чашкой воды вместо кубка с вином, упрямо сохраняя верность своим трезвенническим убеждениям, странным образом вызвал в душе молодого мага озорную мысль немного поддразнить друга. По мнению Льювина, Джефф чересчур усердно старается всегда поступать правильно, то есть никогда не отступать от однажды усвоенных предписаний – неважно теперь, откуда они взялись.
Итак, Льювин с похвальным (с точки зрения большинства окружающих) усердием принялся осушать свой кубок. Но на этот раз он заранее принял меры, чтобы потом в голове не трещало. Молодой волшебник своевременно вспомнил, что эльфов, магией которых он владел почти так же хорошо, как и они сами, очень трудно напоить допьяна. Разумеется, знал он это только из легенд и преданий, так же, как и те своеобразные приёмы, которые помогали Перворождённым достичь такого совершенства. Льювин никогда не пробовал эти заклятья в деле, тем более что пьянка на выпускном вечере была первой в его жизни. Теперь он решил заодно проверить, как у него получится воспользоваться этой разновидностью эльфийской магии.
Результат превзошёл все его ожидания. Испытанные вояки, которые были первыми не только в бою, но и на пирах, один за другим валились под стол, а молодой маг как ни в чём не бывало сидел на своём месте (надо сказать, одном из самых почётных), и по его виду никак нельзя было сказать, что он пил ничуть не меньше, чем они.
Однако внутренне Льювин чувствовал себя преотвратительно. Эльфийская магия, конечно, надёжно защищала его от опьянения и всех его последствий, но стойкое воздержание Джеффинджа теперь казалось Льювину живым укором его собственному легкомыслию. Льювин небрежно отставил пустой кубок и поднялся с места, изящным движением расправляя складки зелёного плаща. Молодой волшебник уже собирался как-нибудь улизнуть из просторного зала главной башни Бэрхольма, где всем ходом шли торжества по случая победы – правда, так и не удалось выяснить, над кем именно, ибо немногочисленные пленники, которых удалось захватить, неожиданно скоропостижно скончались, когда у них попытались выяснить, кто и зачем прислал войска под стены Бэрхольма.
Но Льювин просчитался, полагая, что ему удастся незаметно исчезнуть. Как-никак, а он был одним из главных героев этих дней, и, само собой разумеется, все девушки, присутствовавшие на празднике, наперебой старались привлечь к себе его внимание. И прежде многие красавицы благосклонно посматривали на него – что уж говорить теперь, когда их сердца и взоры привлекали не только его приятная наружность и изящные манеры, но и слава доблестного героя!
Едва маг поднялся со своего места, как к нему проворно метнулась черноокая красотка в ярко-алом платье со множеством золотых украшений, которая и раньше то и дело пыталась строить Льювину глазки.
– Не согласится ли благородный мэтр Льювин потанцевать со мной? – почти пропела она, в то же время цепко схватив мага за руку.
Льювин рассеянно поклонился, мысленно проклиная предприимчивость этой девицы – дочери одного из влиятельных советником магистрата. Молодой человек успел заметить поодаль небольшую группу девушек, которые бросали завистливые взоры на более решительную и дерзкую подругу.
Между тем музыканты заиграли залихватскую мелодию дейррэ – танца из числа тех, которые заставляли недовольно морщиться поборников нравственности вроде Ордэйла. Во-первых, приверженцы высокой морали находили, что в этом танце кавалеры и дамы неприлично тесно прижимаются друг к другу, а во-вторых – и это было куда серьёзнее – после окончания танца кавалеру полагалось поцеловать свою даму.
Льювину, разумеется, было наплевать на такие рассуждения. Они хороши для стариков, которым больше ничего не остаётся, как ругать всё на свете. Волшебник уже начисто забыл о своём намерении уйти с праздника – он любил танцевать, к тому же внимание прелестной особы и её подруг польстило его самолюбию.
Но не нужно думать, что внимание всех без исключения дам было приковано к одному Льювину. Разумеется, и на Джеффинджа был устремлён не один нежный взгляд, но тот угрюмо заявлял, что не умеет танцевать и тому подобные неучтивости, так что красавицам волей-неволей пришлось оставить его в покое.
А Льювин, неприлично крепко обняв свою даму, отплясывал дейррэ. Красавица непринуждённо болтала всякий вздор, а галантный маг любезно поддерживал светскую беседу, осыпая даму комплиментами. Уж конечно, Льювин не задумывался ни о прошлом, ни о будущем, когда зазвучали последние аккорды дерзкой мелодии дейррэ. Дама кокетливо подставила губки для полагающегося поцелуя, и волшебник уже собрался последовать требованию традиции (надо сказать, довольно охотно).
Но внезапно Льювину показалось, что всё вокруг заволокло серой пеленой, которая заслонила от него лицо его дамы. На мгновение – нет, на долю мгновения – он как наяву увидел лицо Вэйлинди, её зелёные глаза, полные отчаяния и гнева. Однако видения рассеялось так быстро, что молодой человек даже не успел толком понять, что же это было – магия или просто у него в голове слегка помутилось от винных паров?.. Всё-таки те заклятья, которые он сегодня пустил в ход, прежде не были им проверены. Вдруг он что-то сделал не так?
Но никто не заметил лёгкого замешательства чародея. Льювин поцеловал свою даму, как и полагалось, отвёл её на место рядом с её отцом, и в тот же миг услышал за спиной громкий шёпот Джеффинджа:
– Льюв!
– В чём дело, Джефф? – непосредственным тоном поинтересовался Льювин, как только они вдвоём отошли к высокому окну. – Надеюсь, я не очень много набезобразничал, брат? – шутливо прибавил он, видя, что тот сурово хмурит брови.
– Да уж, вот это мне и кажется странным, – процедил боевой маг. – Ты думаешь, я не видел, сколько ты вылакал? Правда, по твоему виду этого не скажешь…
– Брось этот менторский тон, брат, – поморщился Льювин. – Я что, маленький? И я вовсе не хотел… сначала. Но твоя кислая рожа вывела меня из равновесия, и…
– Значит, это я виноват? – грозно вопросил Джеффиндж, но тут же смягчился. – Прости, Льюв. Я просто терпеть не могу эти шумные сборища, в толпе я становлюсь вроде как не в себе… Но мне показалось, что с тобой что-то странное, – он чуть смутился. – Ну, перед тем, как ты поцеловал эту вертихвостку…
Льювин слегка покраснел.
– Нет, это пустяки, – потупившись, пробормотал он. – Всё в порядке, просто голова от духоты закружилась. Может быть, пора попрощаться с благородным собранием и убраться восвояси – как ты полагаешь, Джефф?
– Здравая мысль, Льюв, – согласился тот. – Давно пора домой – насколько я понимаю, бабушка устроит в твою честь торжество, ведь ты спас жизнь её единственному и горячо любимому внуку.
– Джефф! – умоляюще воскликнул Льювин. – Может, уговорим госпожу Мэйб отложить празднество хотя бы на пару дней, а? Отдохнуть от праздников тоже не помешает…
Джеффиндж только усмехнулся, и друзья, с таинственным видом сославшись на кучу абсолютно неотложных дел, распрощались с обществом и, стараясь выбирать тихие улицы, направились к дому почтенной госпожи Мэйб.
* * * * *
Остаток осени и зиму друзья провели в Бэрхольме. Состязания магов в этом году так и не состоялись – неожиданное вторжение врагов смешало все планы городского магистрата, и соответствующая подготовка к ответственному мероприятию не была проведена. Разумеется, подобное нарушение издавна установившейся традиции – неважно, чем оно было вызвано – дало повод для зубоскальства и насмешек жителей Арлефа, которые постоянно соперничали с гражданами Бэрхольма по любой причине и без оной.
Впрочем, Льювину было наплевать на древнюю тяжбу двух городов и даже на состязания магов. В доме госпожи Мэйб он был окружён таким вниманием и заботой, словно он был её внуком, родным братом Джеффинджа. Однако его всё же слегка тревожило то, что он по-прежнему не мог понять, откуда взялись те странные враги. Кроме того, он что-то уж слишком часто вспоминал о Вэйлинди, и это даже начинало его сердить. Неужели он стал романтическим слюнтяем, нытиком, которые всегда вызывали у него лишь ироническую усмешку?..
Льювин пытался разобраться во всей этой сумятице, которая за последнее время властно вторглась в его жизнь, но пока у него мало что получалось. Хорошо ещё, что в тот момент, когда его изыскания и раздумья заходят в тупик, обычно появлялся Ург или Эйскин и приглашал к столу. Хоть какая-то отрада, пусть и небольшая! В доме госпожи Мэйб Льювин по-новому ощутил всю прелесть домашнего тепла и уюта, о которых он не задумывался, когда жил в Хэйуэлле. Тогда он рвался вперёд, навстречу подвигам и приключениям – неважно куда и зачем. От одолевавших его мыслей Льювину порой становилось очень грустно, и во время очередного приступа тоски он написал письмо домой, которое тотчас и отослал – голубиная почта в Бэрхольме работала прекрасно.
А Джеффиндж пребывал в куда более сумрачном расположении духа, чем его друг. Отчасти это было связано с тем, что, как он выражался, «всё в Мире встало с ног на голову и катится в тартарары… если того не хуже». Упоминать Тьму он в этом случае избегал, привычно следуя древнему суеверию, хотя в остальное время раз по двадцать на день повторял прозвание одного из полюсов Силы, вплетая его в самые колоритные выражения.
Скверное настроение Джеффинджа неизбежно отравляло жизнь и всем окружающим. Боевой маг то язвительно придирался к каждой мелочи, то угрюмо молчал, иногда по целому дню. Под Йоль он стал совершенно невыносим – наотрез отказался принимать участие в праздничных торжествах, встречать пришедших в дом бабушки гостей и тем более выходить из дома сам. Госпожа Мэйб, которая давно знала все причуды своего непутёвого внука, волей-неволей махнула на него рукой. Ург и Эйскин старались не привлекать к себе внимания мэтра Джеффа, чтобы не стать объектами его ядовитых насмешек.
Льювин, хотя Джеффиндж и предупредил его заранее о своей нелюбви к праздникам, был немного удивлён мрачным настроением друга. Сам-то он всегда охотно веселился, если для этого имелся хоть малейший повод. Однако все попытки понять Джеффа так и не внесли никакой ясности.
– Ну, я же тебе говорил, – как непонятливому ребёнку, снисходительно объяснял боевой маг, нервно барабаня пальцами по столу. – Ночь Призрачной Охоты – это конец старого года, а Йоль – символический поворот от зимы к весне. В это время волей-неволей начинаешь задумываться, что же сделал в прошлом и что ждёт тебя впереди. Позади, собственно говоря, нет ничего слишком примечательного, а впереди… Тьма разберёт, что там! От этого мне и тошно…
– Не понимаю я этого, Джефф, – с искренним недоумением отозвался Льювин. – Прошлое – это верно, там уже ничего невозможно изменить. Но в настоящем мы можем попытаться что-то сделать. Надеюсь, ты не позабыл о том, что мы ищем?
– Нет, не позабыл, – отмахнулся Джеффиндж, устремив взгляд в камин, где весело плясали язычки пламени, абсолютно безразличные к его мерзкому настроению. – Тропу Магии, будь она трижды и четырежды неладна! Но сейчас мне не до неё, Льюв. Да и не потащимся же мы зимой невесть куда, к Тьме на рога! И не пытайся отвлечь меня от моей тоски – я и сам знаю, что она дурацкая, но не надо мне напоминать об этом!
Льювин, поняв всю бессмысленность попыток вывести Джеффа из тоскливой апатии, в которой тот пребывал, благоразумно возложил упования на весну, полагая, что с всеобщим пробуждением природы боевой маг придёт в себя.
Молодой волшебник не ошибся. После праздника Длинных Свечей, когда в каждом доме всю ночь горит одна-единственная свеча, боевой маг начал проявлять некоторый интерес к жизни, которая шла мимо него своим обычным ходом. Правда, поначалу этот интерес был очень слабым, но через пару месяцев, когда весна властно заявила о своих исконных правах, решительно отодвигая зимние холода на задний план, Джеффиндж наконец заговорил о том, что, пожалуй, пора снова отправляться в путь. Конечно, оба мага по-прежнему не представляли, в каком медвежьем углу своего Мира они наткнутся на Тропу Магии, поэтому ехать можно было в любом направлении, в котором им только заблагорассудится. Но так уж выходило, что путь сам собой вёл их на запад. Вот и теперь Джефф, у которого была превосходная память, несмотря на периодически охватывающие его приступы тяжёлой и долгой меланхолии, вспомнил о встрече с гномом по прозвищу Железный Лоб, который приглашал чародеев в подгорные чертоги в Самоцветных горах.
Чтобы добраться до Самоцветных гор, нужно повернуть на северо-запад от Бэрхольма и недели две, а то и больше, тащиться по скверным просёлочным дорогам. Когда Джеффиндж показал другу их предполагаемый маршрут на карте, сопроводив работу с наглядным пособием соответствующими комментариями, Льювин поморщился, представив, как они поедут по дороге, которую талый снег превратил в жидкое месиво. На всем пути им не встретится ни одного города, ни даже замка какого-нибудь местного лорда – лишь немногочисленные деревни, а если повезёт, хищно усмехнулся Джефф – то и шайки разбойников. Но это ещё не всё, поспешил обрадовать своего приятеля боевой маг. Перед тем, как попасть к воротам гномьих владений, придётся полазить по каменистым склонам Серых холмов, у подножия которых расположено огромное древнее кладбище. Говорят, там не всегда бывает спокойно…
– Тьфу, ну и гадость! – не выдержал Льювин, отвернувшись от карты, висевшей на стене лаборатории Джеффинджа. – Неужели нет другой дороги, получше? Разбойники – это пустяки, Тьма их забери! Если они нам подвернутся – можно будет немного попрактиковаться, мечами позвенеть или попробовать какое-нибудь изощрённое заклятье, ведь их тоже надо на ком-то испытывать. Но вот сражаться с грязью я как-то не привык. И эти, как их, у Серых холмов… Всё же это не по нашей части, брат. Как же эти твари-то называются? Нет, молчи, Джефф, я сам хочу вспомнить… Такое выразительное словечко, и как только я мог его позабыть?..
– Ты ж сам рассказывал, как тебя назвали Тёмным магом, – ехидно напомнил Джеффиндж. – А раз ты Тёмный, то тебе не помеха и…
– Неупокоенные, – задумчиво промолвил Льювин, сосредоточенно глядя перед собой. – Я вспомнил, как называются те, кто вылезает из могил и шляется по ночам – неупокоенные. И не надо, пожалуйста, повторять слова этого старого идиота Бьёрмара! Отдельные тёмные штрихи не делают Светлого мага Тёмным – для того, чтобы им стать, нужно учиться и учиться. Моих же более чем скромных познаний в некромантии вряд ли хватит, чтобы загнать ходячие скелеты туда, где им и полагается пребывать в мире и покое. А забрасывать их огненными шарами и молниями – это последнее дело, так только самоубийцам поступать впору.
– Как бы то ни было, а другой дороги к Самоцветным горам нет, – пожал плечами Джеффиндж. – Нормальный тракт туда прокладывать некому, но по грязи ползти совсем необязательно. В тех краях земля каменистая, так что мы с тобой не утонем на дороге, не беспокойся. А насчёт тех, у Серых холмов… – боевой маг чуть нахмурился. – В конце концов, они, может, не такие уж шустрые, как болтают разные пустобрехи. Как-нибудь прорвёмся…
– Если только ещё раньше нас не разорвут в клочья, – оптимистично подхватил Льювин. – У тебя, часом, не завалялось какое-нибудь руководство по практической некромантии? Хотя их часто пишут те, кто и неупокоенного-то не видел, но всё же в этих книжках иногда попадаются ценные советы. Может, у меня и правда в решающий момент внезапно проснутся способности к Тёмной магии? Надежды на это мало, но погибать ни за грош я всё равно не собираюсь.
– Подожди, – обронил Джеффиндж, перебирая книги в шкафу. – Я этой отраслью магии никогда особо не интересовался, но… Вот, посмотри, Льюв, – и он протянул довольно объёмистый том.
– «Руководство для Тёмного», хм, забавное название, если вдуматься, – пробормотал Льювин, открывая оглавление. – Так, посмотрим. «Глава 1. Основные термины и понятия». Вряд ли неупокоенных это тронет… – он быстро пробежал страницу глазами. – А, вот оно: «Глава 7. Упокоение и разупокоение». Ого, а вот какой интересный заголовок! «Виды вампиров и методы борьбы с ними». Кто же написал этот шедевр? – Льювин внимательно рассматривал книгу, потом вдруг радостно воскликнул. – Нашёл! Нашёл, Джефф!
– Что нашёл, Льюв? Как неупокоенного… того?
– Нет, Джефф, нашёл имя автора! Вот, посмотри! – и Льювин протянул книгу приятелю, указывая на причудливо изогнутые руны на титульном листе.
– «Несса Морлонде, бакалавр Тёмной магии», – прочитал Джеффиндж. – Ну и что? Ты хочешь сказать, что женщина никогда не напишет ничего путного по такому сложному вопросу? Да, наверное… Собственно, эту книжку я не сам купил – друзья подарили…
– Какие у тебя устарелые взгляды, – возмутился Льювин. – С чего это ты взял, что я столь низкого мнения об умственных способностях дам? Это в тебе говорит обида на тех красоток, которые от тебя сбежали.
Джеффиндж промолчал, лишь свирепо посмотрел на названого брата; затем он перевёл разговор на основную тему, с которой они оба как-то незаметно свернули в сторону.
– Железный Лоб звал нас к весеннему равноденствию; но в этом году снега порядочно поднавалило, и тащиться по распутице сейчас действительно будет трудновато. Ведь чтобы успеть к празднику Возвращения Птиц, нужно будет чуть не завтра выйти из дома. Может, через недельку отправимся, брат?
– Да я не против, – рассеянно кивнул Льювин, листая «Руководство для Тёмного» в поисках рисунков. – Пока и это глубокое творение прочту!
* * * * *
Путь к Самоцветным горам оставил у Льювина довольно омерзительные воспоминания. Если не считать того, что дорога то поднималась вверх, то скользила вниз, путешествие к владениям гномов оказалось необычайно однообразным. Как и предсказывал Джеффиндж, им не встретилось никакого жилья, и даже разбойники, на появление которых втайне надеялся изнывающий от скуки Льювин, не подавали признаков жизни. Снег в низинах только начинал таять, и по ночам холод становился весьма ощутимым. Изо дня в день повторялось одно и то же: бесчисленные подъёмы и спуски, каменистые возвышенности, кое-где оживляемые одной или несколькими елями, а по ночам – пробирающий до костей холод и завывание ветра, похожее на стенания проклятого бесприютного духа. Никаких событий не происходило, и Льювину из-за этого казалось порой, что жизнь словно замерла, а они с Джеффом уже невесть сколько времени медленно ползут среди огромных камней, как две улитки. Джеффиндж, как правило, угрюмо молчал, а если уж приходилось говорить, высказывался предельно лаконично. Льювин не сомневался, что его названый брат снова погрузился в своё дурацкое тоскливое настроение, будь оно трижды неладно.
Когда вдали показались очертания Серых холмов, оба мага одновременно натянули поводья и мрачно переглянулись. Солнце в этот миг начинало клониться на запад, и его лучи ярко освещали могильные памятники и надгробные плиты древнего кладбища.
Льювин тяжело, почти обречённо вздохнул. Хотя они с Джеффом находились достаточно далеко от зловещего места, даже сюда докатывались смутные отголоски бессильной ярости лишённых покоя душ. Нет, нечего и надеяться, что мимо таких они проскользнут незамеченными. На ценные сведения, почерпнутые из «Руководства для Тёмного», особо рассчитывать нечего – это Льювин понял ещё тогда, когда попытался читать сей глубокомысленный труд. Госпожа Морлонде, кем бы она ни была на самом деле, явно не ставила себе цель дать ясные и чёткие указания, как следует действовать настоящему некроманту, столкнувшемуся с неупокоенными, ограничившись в своём трактате общими местами и отвлечёнными рассуждениями.
– Нечего и думать сегодня тащиться дальше, Джефф, – заявил молодой волшебник. – На закате мы очутимся около того премилого местечка, – он с отвращением кивнул в сторону кладбища, – а уж там нас будут поджидать с нетерпением, я в этом не сомневаюсь.
– Странные речи для Тёмного мага, – натянуто усмехнулся Джеффиндж. – Ты ж прочёл подробную инструкцию, как…
– Не смей называть меня Тёмным! – огрызнулся Льювин. – Сейчас не до шуток. Ты разве не чувствуешь, что там творится?..
Боевой маг нехотя пробормотал что-то себе под нос. Его спутник не разобрал слов, но по интонации собеседника уловил, что тот не отрицает существующей опасности.
– Ну, и как мы поступим дальше, Джефф? – нетерпеливо поинтересовался Льювин. – Какие будут предложения? Потащимся вперёд, как два ненормальных, которым жизнь надоела?.. К ужину как раз успеем – то есть на ужин к тем зомби.
– Никогда не слышал, чтобы зомби кого-нибудь съели, – ответил боевой маг. – Но быть растерзанным ими, естественно, ненамного приятнее. Придётся остановиться тут…
– Вряд ли эти субъекты не доберутся сюда, – покачал головой Льювин, которому в голову пришла одна дерзкая и рискованная идея. – Они же нас учуют моментально, как только вырвутся из своих нор. И наши с тобой охранные заклятья могут их и не удержать!
– И что же ты предлагаешь? Будем крошить их в щепки, как капусту для засолки?
– Попробуем прорваться, – серьёзно ответил Льювин. – Мне самому эта мысль кажется бредовой, но… Есть один способ… Загнать их назад я едва ли сумею, но попробую сделать так, чтобы они перегрызлись друг с другом. Однако прежде чем лезть навстречу этим тварям, давай выстроим магические барьеры, они нам пригодятся, как никогда.
Через полчаса, когда все необходимые приготовления были окончены, друзья продолжили путь. Солнце садилось всё ниже, и когда оно коснулось горизонта, маги уже были в нескольких десятках шагов от кладбища. Сейчас гнев и неутолимая жажда живой крови, исходившая из могил, стала ещё ощутимей, и Льювин внутренне содрогнулся.
– Гоним во весь дух, Льюв! – шепнул Джеффиндж, который даже слегка побледнел, тоже уловив царившую здесь злую магию. – Солнце ещё не закатилось, так поторопимся!
Дважды повторять ему не пришлось. Кони так и рвались вперёд, торопясь поскорее миновать это жуткое место. Кладбище было таким обширным, что казалось Льювину бесконечным…
Последние солнечные лучи трепетали над землёй, и вроде бы ещё не настал час, когда неупокоенные выходят на поверхность. Но всё произошло не совсем так, как описывалось в липовом «Руководстве для Тёмного». Справа раздалось отвратительное завывание, несколько могильных плит задрожали, словно перед начинающимся землетрясением, и из могил один за другим начали вылезать гнусные полуистлевшие скелеты – кто в обрывках савана, кто в ржавых доспехах.
Завидев двух чародеев, неупокоенные взвыли ещё громче и кинулись в их сторону. Непохоже было, что охранные магические барьеры, наспех выстроенные друзьями-волшебниками, смогут долго сдерживать натиск мерзостных порождений Тьмы…
– Проклятие! – Джеффиндж выхватил меч, по-видимому, намереваясь и в самом деле попытаться рубить подступающих тварей.
– Ты с ума сошёл, Джефф! – яростно рявкнул Льювин. – Против них оружие бесполезно, ты что, забыл?..
Пора! Это единственный шанс, другого не будет. Если это не поможет… Льювин одним движением вырвал из ножен кинжал. Лезвие легко, словно самой собой, скользнуло по левому запястью мага. Собрав в ладонь обильно струящуюся кровь, волшебник размахнулся и швырнул алые капли в толпу приближающихся зомби. Уловка Льювина удалась – неупокоенные на время позабыли о двух живых, принявшись злобно грызться между собой, стремясь схватить драгоценные капли.
– Уносим ноги! – прохрипел Льювин. – Иначе от нас даже костей не останется!
Они были уже за пределами кладбища, когда позади послышался топот – неупокоенные мчались следом. Льювин стиснул зубы. Второй раз ему вряд ли удастся обмануть их…
И вдруг неупокоенные остановились. Одновременно и Льювин, и Джеффиндж почувствовали чужую магию. Где-то рядом был ещё один чародей, причём, судя по используемым заклятьям, как раз из тех самых Тёмных, специальностью которых и является усмирение злобных кладбищенских тварей.
Поднявшись на вершину одного из каменистых холмов, друзья попытались разглядеть, что же сейчас творится на кладбище. Судя по всему, зомби оставили их в покое, что и неудивительно – неизвестный чародей, похоже, был мастером своего «тёмного» дела. Быстро сгущающиеся сумерки помешали Льювину и Джеффинджу увидеть воочию картину истребления неупокоенных, но магические колебания от творимых Тёмным чародеем заклятий позволили представить её почти во всех деталях.
…Собранная загадочным некромантом Сила властно тянула всех зомби в одно место, охватывая их незримым кольцом. Чёрный магический вихрь закружился над кладбищем. Его остриё вбуравливалось – нет, не в плоть многострадальной земли, но в эфирные слои тех Миров, откуда являются неупокоенные, вышвыривая их обратно.
– Чисто работает, – восхищённо прошептал Льювин, который никогда не испытывал того ужаса, смешанного с отвращением, которое большинство людей испытывает к Тёмным магам. – Теперь ты понял, Джефф, что это тебе не баран чихал – быть некромантом? Бьёрмар тогда потерял остатки рассудка от унижения и злости, поэтому не мог здраво судить о моих скромных талантах. Было бы очень поучительно побеседовать с этим чародеем, который так ловко расправился с тварями, от которых мы улепётывали сломя голову.
Однако друзьям так и не удалось даже взглянуть на таинственного некроманта. Льювин был крайне раздосадован этим обстоятельством. Наконец он смирился с невозможностью установить, кто же избавил их от преследователей, а, возможно, и от ужасной участи быть заживо растерзанными, и друзья повернули в сторону Самоцветных гор, сумрачные вершины которых озарял призрачный лунный свет.
* * * * *
К утру волшебники (и их кони тоже) совершенно выбились из сил. Всю ночь они ехали не останавливаясь по каменистой гряде Серых холмов. Компаньоны ни за что не хотели располагаться на ночлег вблизи зловещего кладбища, где они чуть-чуть не окончили свои дни самым жалким и бесславным образом, став добычей неупокоенных. Конечно, неведомый некромант постарался на славу, и теперь даже посреди погоста можно было без опаски находиться в любое время суток – но Льювин и Джеффиндж всё же предпочли продолжить путь, тем более что теперь им вряд ли удалось бы заснуть.
…Утренний туман клубился над вершинами Самоцветных гор; но даже за его сизой пеленой Льювин различил столб дыма, поднимавшегося над самой дальней горой.
– Это что такое, Джефф? – спросил он. – Вулкан? Или это дым от прославленных кузниц Подгорного Народа?
– Нет, не то, – отозвался боевой маг, казавшийся слегка озадаченным. – Я здесь не раз бывал, но такого что-то не припомню…
Проплутав немного среди отдельно стоящих каменных глыб, некоторые из которых напоминали очертаниями фигуры сказочных исполинов, друзья очутились возле ворот, ведущих во владения гномов.
Тяжёлые стальные створки были заперты. Джеффиндж нахмурился.
– Это ещё что такое? – произнёс он и принялся лупить в ворота рукоятью своего меча.
На производимый им шум внутри откликнулись очень быстро. Из-за ворот послышался низкий и хриплый голос, который грубо произнес:
– Ну, кого ещё там Тьма носит, дракон тебя сожри? – после чего последовал ряд весьма выразительных слов, которые полно и ёмко раскрывали мнение незримого собеседника боевого мага относительно того, что следует делать с разными бродягами, нагло ломящимися в двери добропорядочных граждан.
– Очень любезно с твоей стороны такими речами встречать старых друзей, Железный Лоб, – спокойно отозвался Джеффиндж, когда гном умолк, чтобы перевести дыхание. – Если мне не изменяет память, в прошлом году ты сам приглашал меня и моего друга в гости. Если бы мы знали, что нас встретят так неприязненно, мы бы несколько раз подумали, прежде чем направиться сюда.
– Мэтр Джефф! – голос за воротами теперь звучал так, словно его обладатель приветствовал долгожданного освободителя из многолетнего рабства, и было слышно, как скрипят отодвигаемые засовы. – Ох, простите, пожалуйста! – смущённо бормотал гном, открывая ворота и впуская магов. – И вы, мэтр Льювин, простите!
– Хорошим манерам вас никто не учит, потому так и обращаетесь с гостями, – веско заявил боевой маг, когда Железный Лоб повёл волшебников по пробитым в толще горы коридорам, а его товарищи поспешили запереть засовы. – И что это за новая мода – постоянно держать двери на запоре? Раньше у вас такого как будто не было в обычае, обходились одной стражей. Неужели костяки даже сюда доходили?
– Нет, оборони нас Творец, – покачал гном головой. – А вот насчёт хороших манер ты зря так говоришь, мэтр Джефф. Появился тут недавно один учитель… Тошно и говорить! Но вы ж с дороги, так что сперва перекусить и отдохнуть вам требуется. Вот как раз и «Коготь Дракона». Пиво тут отменное, да только в свете последних событий даже оно не в радость…
В просторном зале гномьего трактира было совсем мало посетителей, что очень удивило Джеффинджа, хорошо знакомого с обычаями Подгорного Народа. Почтенные гномы с раннего утра стремились прочистить горло добрым глотком пива (сей глоток чаще всего был не меньше двух-трёх огромных глиняных кружек), основательно обсудить предстоящие дела, а затем уж принимались за работу.
Расположившись за столом, волшебники принялись за еду. В камине весело трещало пламя, в трактире было тепло и по-своему уютно, и Льювин уже почти позабыл о бывшем беспокойном кладбище. О нём напоминал лишь порез на левой руке, который Джеффиндж поспешил затянуть своими заклятьями, при этом лишний раз слегка поиздевавшись над странным «побочным эффектом», не позволяющим его приятелю заниматься самолечением с применением магии.
– Так кто же учит вас изящным манерам, почтенный мастер Фолли? – спросил Льювин, прикончив две порции жареной индейки с черносливом и принимаясь за омлет с грибами. – Кажется, именно на это ты сетовал, оправдываясь за своё невоспитанное обращение с гостями?
Гном шумно вздохнул и, осушив пивную кружку, начал рассказ.
– Вы можете мне не верить, мэтры… Дракон нас воспитывает, чтоб ему во Тьме сгинуть! Слышали вы когда-нибудь о таком? Дракон!
– И что же он… невоспитанных пожирает или выкуп требует? – поинтересовался Джеффиндж, выразительно сдвинув брови.
Гном энергично опроверг подобное предположение, чем окончательно сбил с толку боевого мага, но не его названого брата – один из принципов, которым руководствовался Льювин в жизни и магической деятельности, звучал лаконично, но ёмко: «Всё может быть». Поэтому он не очень удивился, услышав о драконе со столь необычными для этих созданий устремлениям. Впрочем, необычными они показались бы лишь тем, кто слепо верит всему тому негативу, что обычно выливают на драконов в страшных сказках, предназначенных для детей начиная с колыбели и до седых волос.
– Он появился вскоре после праздника Длинных Свечей, – с тоскливым видом продолжал Железный Лоб. – Откуда взялся – мы до сих пор понять не можем. Словно из воздуха вынырнул! Никого ни разу даже когтем не тронул, тут уж ничего не скажешь против него, аспида, хотя и грозился не раз. Сначала-то мы переполошились, как его увидели, похватали оружие да приготовились к бою не на жизнь, а насмерть. А он эдак фыркнул, что с гор камни так и посыпались, да и говорит: «Приветствую вас, почтенные! Напрасно вы беспокоитесь, я вас не потревожу…» Ну, и дальше всё в таком роде. Дескать, он желает жить в мире и дружбе с нами. Дым-то вы над горой небось уже видели? Ну вот, под той самой горой он и обосновался, мучитель растреклятый! И ведь ничего ему не надо, ни золота, ни самоцветов, ни даже крови…
Гном умолк и заглянул в свою пустую кружку, наполнил её из стоявшего на столе огромного глиняного кувшина, осушил в несколько глотков и печально уставился перед собой слегка затуманенным взором. Льювин начал терять терпение. Да что же это такое, в конце-то концов? За идиотов, что ли, этот гном их принимает?
– Так в чём же дело, почтенный мастер Фолли? – чуть резковато спросил маг. – Я вас что-то не понимаю. Если дракон, как вы утверждаете, ничего от вас не требует и никого не убивает, что же вас так удручает?
– А то самое, мэтр Льювин, – опомнившись от пьяных грёз, довольно внятно промолвил гном. – Воспитывает он нас, значит. Учит хорошим манерам, змей крылатый! Каждое воскресенье, едва глаза продерёшь, а он уж тут как тут. Сидит у ворот, велит отпирать и на урок выходить. Мы поначалу-то пытались отсидеться, так он пригрозил, что всё разнесёт в пыль. Ничего он, правда, не испортил, а просто посмотрел на наши ворота этак пристально – они сами и распахнулись. Клянусь короной Дьюрина Великого! Сам видел, как засовы поползли в стороны, будто кто невидимый их толкает. Мы удерживать пытались, да куда там против его магии! Ну, в общем, теперь он нас и воспитывает. Если что не так, он каким-то образом об этом узнаёт и потом отчитывает мудрёными словами по полчаса, что сам бы на меч бросился, лишь бы не слышать этого. Потому и тихо так у нас, ни драк, ни перебранок, да пиво стали пить куда меньше, чем в прежние времена, – Железный Лоб вздохнул так, что его пустая кружка чуть покачнулась. – Мне-то теперь точно достанется за то, что с гостями говорил невежливо, да ещё надрался, как свинья…
Льювин слушал с возрастающим интересом. Дракон, читающий гномам лекции по этикету! На такое чудо стоит посмотреть!
– Я, пожалуй, не прочь побеседовать с этим удивительным созданием лично, – обронил волшебник небрежным тоном, словно речь шла о каком-нибудь пустяке. – Надеюсь, я застану его дома, если загляну к нему через час-другой?
Гном остолбенело уставился на чародея.
– Вы это серьёзно, мэтр Льювин? – наконец выдавил Железный Лоб, однако в его голосе прозвучала слабая надежда.
– Вполне, – уверенно кивнул Льювин, поднимаясь с места. – Прямо сейчас и пойду.
– Один?! – воскликнул Джеффиндж, глаза которого округлились от изумления. – Ты спятил, брат! Разве можно вот так просто идти к этому…
– Насколько я понял, он отнюдь не кровожаден, – сухо отпарировал молодой волшебник, решительно направляясь к выходу. – Так что не вижу причин для беспокойства. Но мне кажется, что тебе, Джефф, лучше остаться здесь. Как бы твои ядовитые замечания не рассердили дракона. Я думаю, что с ним вполне можно поладить, если вести себя благоразумно.
– Я не собираюсь тут отсиживаться, – с лёгкой обидой в голосе ответил боевой маг, ни на шаг не отставая от приятеля. – Кто знает, как дело обернётся? Как хочешь, брат, а я буду поблизости на всякий случай.
– Хорошо, хорошо, Джефф, – ясный взгляд Льювина встретился с глазами боевого мага. – Право же, это излишняя предосторожность, но… Не сердись, Джефф, и… всё равно спасибо тебе, брат.
* * * * *
Льювин неторопливо приближался к драконьей горе. Ему всё же удалось уговорить Джеффинджа и сопровождавшего их гнома остановиться за скальным выступом примерно в ста шагах от входа в пещеру дракона. Гном заметно обрадовался, так как вовсе не горел желанием прослушать внеплановую лекцию крылатого педагога, а Джеффиндж долго порывался идти вместе с Льювином, так что последний чуть не охрип, убеждая приятеля предоставить ему возможность побеседовать с удивительным существом с глазу на глаз. Наконец боевой маг нехотя согласился с названым братом, который непременно желал идти в драконье логово в одиночестве.
– Я тут останусь, пока ты будешь беседовать с этим чудом природы, – хмуро заявил он, садясь на камень. – Если что-то не так – свистни, ладно?
– Хорошо, хорошо, – нетерпеливо кивнул Льювин и скрылся за выступом скалы.
…Вот он и у входа в пещеру. Изнутри проём завален большим валуном, но так, что вверху осталась достаточно широкая щель. Впрочем, Льювин не дотянулся бы до неё, даже встав на цыпочки. Слева на высоте гномьего роста висел большой бронзовый колокольчик с красными шёлковыми кистями. Волшебник чуть улыбнулся, увидев его, и решительно дёрнул за шнур. Раздался мелодичный звон, и тотчас из пещеры донёсся голос хозяина.
– Кто там? – в щели над закрывающим проход валуном появились два огромных золотистых глаза, которые, как показалось магу, смотрели как-то уж чересчур настороженно для такого существа, каким, по его мнению, должен быть дракон.
Волшебник деликатно кашлянул.
– Может, ты сначала дверь откроешь? – спросил он. – Как-то неудобно представляться, не видя собеседника…
– Нельзя открывать незнакомцам, – веско отозвался странный дракон. – Это даже малые дети знают!
– Простите, пожалуйста, – как можно мягче произнёс маг. – Я, право, не мог предположить, что вы можете кого-то опасаться. Я волшебник из Хэйуэлла, Льювин. Могу ли я узнать имя почтенного хозяина?
– Вот это мне нравится! – радостно рявкнул дракон, и шум отваливаемого камня слился с его голосом, так что маг чуть не оглох. – Сразу видно воспитанного и интеллигентного человека! Ведь, если я не ошибаюсь, мэтр Льювин принадлежит именно к этой расе здешних обитателей?
С этими словами в проёме пещеры появился некрупный, но весьма плотно сбитый зелёный дракон. Пожалуй, по мнению своих сородичей, особенно дракониц, он был не лишён своеобразного драконьего изящества, однако внимание Льювина привлекла одна совершенно, по его мнению, несообразная деталь во внешнем облике хозяина пещеры – вокруг шеи дракона была аккуратно повязана большая льняная скатерть с затейливой вышивкой, вероятно, служившая обеденной салфеткой. В правой лапе дракон держал большой серебряный половник.
– Называй меня просто по имени, чародей, – дракон безошибочно угадал владевшую магом растерянность по поводу того, как лучше к нему обращаться. – Гвейф. И, пожалуйста, без дурацких, «о, дракон»! Может быть, в дом войдёшь? На пороге беседовать действительно не очень удобно…
Льювин поколебался. Войти в пещеру просто, но кто знает, что на уме у этого дракона? Половник и скатерть наводили на мысль о том, что тот собрался закусить, – как знать, не сочтёт ли он чародея добавкой к десерту?
Дракон вдруг оглушительно расхохотался, так что гора заходила ходуном, и маг на мгновение предположил, что сейчас произойдёт обвал.
– Нет, до чего в этом Мире все мнительны! – давясь от смеха, произнёс Гвейф. – Те низкорослые варвары, волей судьбы оказавшиеся моими соседями, тоже сначала решили, что я намерен использовать их как провизию. Что у вас тут за представления о драконах, помилуй вас Создатель! Я, конечно, не отличаюсь такой глубокой мудростью, как старейшина Хэрример, но питаться разумными и даже такими полуразумными созданиями, как эти гномы, – нет уж, увольте!
– Ты сказал – в этом Мире? – переспросил волшебник. – Так ты что же, из другого Мира?..
Дракон тяжело вздохнул, и с горы посыпались мелкие камешки.
– Долго об этом говорить, Льювин, – тоскливо признался он. – Входи уж лучше, чего тут топтаться… Вон, смотри, дождь начинается.
Последний аргумент оказался решающим. Мокнуть под низвергающимися с небес бесчисленными водяными каплями Льювин терпеть не мог; и потом, Железный Лоб чуть ли не клятвенно уверял, что дракон за всё время своего пребывания в этих краях «когтем никого не тронул».
Пещера Гвейфа оказалась не только просторной, но и по-своему уютной. Свет проникал из прорубленных в потолке отверстий. В камине догорал огонь, вероятно, зажжённый драконом от своего собственного пламени. На каменном столе стояли большое блюдо с оладьями и огромная миска с салатом, а в воздухе витали приятные ароматы свежей выпечки и тушёной дичи.
«Неплохо он тут устроился», – почти с завистью подумал волшебник. Хотя он завтракал всего час назад, приглашение Гвейфа составить ему компанию Льювин принял без колебаний, и после совместной трапезы маг и дракон уже беседовали так, словно были давними приятелями.
– Я всегда был ужасно непослушным, – смущённым тоном поведал волшебнику дракон. – Родители предупреждали меня, чтобы я не шатался просто так по тропам Межреальности, влезая в незнакомые Миры. Но я, увы, их не послушался… До поры до времени мне сходили с рук мои дальние прогулки. Но вот однажды я попал в ваш Мир, и с тех пор мне захотелось возвращаться сюда снова и снова. Очень скоро я узнал, почему. Когда-то в этом Мире жили мои предки, и до сих пор на северо-западной границе королевства Эскелан сохранилась Башня Драконов. Когда в этом Мире окончательно утвердилось владычество людей, драконы навсегда оставили его и поселились в собственном Мире. Мир Драконов – это бесчисленные острова в огромном океане, на которых громоздятся величественные уступы разноцветных скал…
Гвейф мечтательно вздохнул, и едва тлевшее в камине пламя окончательно погасло, словно от порыва внезапно налетевшего ветра. Спохватившись, дракон выпустил из пасти струю огня, предварительно подложив в камин дров, и огонь снова затрещал, распространяя по пещере волны тепла.
– Так почему тебя стало тянуть в наш Мир, Гвейф? Я так и не понял, – напомнил маг, видя, что дракон глубоко задумался и умолк. – Ты говорил про какую-то Башню… Ну и что? Она-то тут при чём?
– Башня Драконов, – повторил Гвейф. – Это не просто архитектурное сооружение, Льювин. Если ты когда-нибудь окажешься в тех краях, ты сам это поймёшь. Там… Там дремлет Сила… Как бы это объяснить?.. Видишь ли, я всё пытался в этом разобраться, но последние хозяева Башни наложили очень мудрёные заклятья. Чтобы их понять, нужно время, а я никогда подолгу не оставался в вашем Мире. У тамошних людей, кстати, Башня Драконов считается проклятым местом, и даже чародеи опасаются часто туда соваться, хотя я слышал, что как-то использовать отблески спящей Силы они иногда ухитряются. Но это так, ерунда… Тот, кто сумеет по-настоящему овладеть скрытой под основанием Башни Силой, станет поистине великим магом, – если, конечно, ему хватит храбрости и удачливости.
– Но если ты изучал эту Башню, то почему теперь перевоспитываешь гномов? – спросил Льювин. – Что-то не вижу ничего общего между этими двумя занятиями!
– Это от отчаяния, – повесив голову, неохотно признался дракон. – Я не сумел вернуться домой. Что-то произошло с тропами Межреальности: они непонятно почему сместились, и я не нашёл дорогу в Мир Драконов. Исказившаяся тропа привела меня сюда, и тут я и остался. Конечно, можно было б направиться к Башне; но мне было так тоскливо и одиноко оттого, что я очутился один, без родных, запертым в этом Мире… А тут я увидел этих гномов… Хоть они и ужасно неотёсанные, но всё-таки с ними можно поговорить иногда.
Дракон застенчиво посмотрел на мага и робко спросил:
– Льювин… Ты ведь настоящий волшебник?
– Разумеется, – с достоинством заверил его маг. – А почему ты спрашиваешь об этом? Хочешь полюбоваться на мой диплом, что ли?
– Я… я надеялся, может, ты… сможешь вернуть меня домой? – с надеждой промолвил Гвейф.
Льювину, который вообще-то никогда не отличался излишней гуманностью и слезливой чувствительностью, сейчас было искренне жаль незадачливого дракона. Конечно, маг смог бы открыть ворота в Межреальность, но только он и понятия не имел о Мире Драконов, так как профессора Хэйуэллского колледжа чародейства ни разу не упоминали о нём.
– Обещать не могу, – честно заявил чародей. – Сначала мне нужно попытаться увидеть дорогу… Ты пока представь свой Мир, а я попробую проследить путь.
Льювин держался уверенно, хотя совершенно не представлял, что у него получится, да и получится ли. Как и всегда, когда он не знал наверняка, что нужно делать, волшебник действовал интуитивно, полагаясь скорее на чудо, чем на собственные знания и умения. Сейчас ему необходимо как можно точнее представить родной мир Гвейфа, иначе как же проложить ему путь в Межреальности? Именно отсутствие точных сведений о конечном пункте назначения являлось главной причиной того, что Льювин и Джеффиндж искали Тропу Магии наобум, вслепую – никто из ныне живущих в их Мире не бывал Там, куда Она в принципе должна привести, если, конечно, полностью доверять в этом смысле древним легендам.
Сложность заклинания, которым собирался воспользоваться маг, заключалась в том, что ему требовалось точно представлять образ места, к которому должна вести прокладываемая магическая тропа. Если бы дело касалось человека, волшебник без труда сумел бы прочесть его мыслеобразы, описывающие искомое место. Но дракон… Сущность драконов и их магия настолько отличаются от магии людей и всех прочих разумных существ, что трудно предугадать, насколько верно волшебник сумеет воспринять представления Гвейфа о Мире Драконов. Однако почти сразу выяснилось, что сомнения Льювина были совершенно необоснованными – дракон мысленно передал магу столь яркий образ своего родного Мира, что можно было уверенно приниматься за поиск нужного пути.
Сначала всё шло на удивление гладко. Перед магическим взором молодого волшебника послушно разворачивалась узкая лента дороги, напоминающая расстилаемую незримыми руками длинную ковровую дорожку. Но вдруг всё изменилось. Свёрнутая «дорожка» остановилась на месте, хотя, конечно, это слово не очень подходит для описания Межреальности, которая не является привычным для человека пространством, подчиняющимся потоку времени и закону земного тяготения. У Льювина было такое чувство, словно кто-то невидимый встал на пути раскручивающейся «дорожки», не давая её полотнищу разворачиваться дальше.
Волшебник не мог понять, в чём причина внезапной буксовки, и это ему очень не нравилось. Он решил попробовать пробиться силой и начал сплетать соответствующее заклинание; но тут он почувствовал, что в его сознание пытается проникнуть чья-то мысль…
«Сейчас я отступлю, – произнёс невидимый собеседник. – Тебе в самом деле везёт, мэтр Льювин. Льювин – «счастливчик, баловень судьбы, любимец богов»! Ведь именно это означает твоё имя, не правда ли? – тут магу послышался издевательский смешок. – Ну что ж, посмотрим, так ли будет тебе везти и впредь. До встречи, Льювин, Светлый маг!»
…Магическая «дорожка» Льювина вновь стала разворачиваться среди невообразимых просторов Межреальности. Очень скоро её конец ткнулся в прозрачную искрящуюся сферу, и на чистой, как лёд, поверхности, начали медленно проступать причудливые очертания огромных ворот.
– Получилось! – восхищённо воскликнул Гвейф. – Ворота Мира Драконов я ни с чем не спутаю. Спасибо тебе, Льювин! Ты теперь знаешь дорогу, так что заходи как-нибудь в гости. Я буду очень рад. Да, передай мой привет гномам – хоть они и оказались удручающее неотёсанными, и я не питаю особых надежд на их исправление, но всё-таки они не совершенно погибшие создания. Может, когда-нибудь произойдёт чудо, и они осознают всю сладость культуры, образования и хороших застольных манер.
Дракон уже собрался взойти на магическую дорогу, но остановился в полушаге от неё.
– Какой я рассеянный, – пожаловался он вслух. – Льювин… Я же не сказал главного. Если тебе вдруг понадобится моя помощь… Конечно, маловероятно, что столь искусному волшебнику понадобится помощь такого безалаберного дракона, как я, но всё-таки… Тебе только стоит вспомнить обо мне и позвать меня по имени. Правда, скорость моего появления будет сильно зависеть от того, как далеко мы в этот момент находимся друг от друга, так что имей это в виду, – дракон смущённо топтался на месте, словно ему вдруг расхотелось идти домой.
– Долго дорога не продержится, – предупредил Льювин.
– Да, да, конечно, извини, что утруждаю тебя, – заторопился Гвейф. – Удачи тебе, волшебник! Помоги тебе Творец найти то, что ты ищешь: хоть ты ни словом об этом не обмолвился, твои мысли о Тропе Магии трудно не услышать – я хочу сказать, трудно не услышать дракону. Однако в этом деле я не помощник, к сожалению. О Тропе Магии драконам ничего не известно, кроме того, что она существует. Не говорю тебе «прощай» – лучше «до свидания».
– До свидания, Гвейф, – промолвил Льювин и утомлённо опустился прямо на пол пещеры, не заботясь даже о своём костюме, едва словоохотливый дракон наконец шагнул на подготовленную для него дорогу и исчез из вида.
Неизвестно, сколько просидел так молодой волшебник, задумчиво созерцая пряжки на своих сапогах, пока его не вывел из прострации голос Джеффинджа:
– Льювин, ты живой? Эй, дракон, ты куда подевал моего названого брата, Тьма тебя сожри, червяк переросший?
Дракон, уходя, догадался оставить «дверь» пещеры приоткрытой, чтобы избавить Льювина от необходимости возиться с отпирающими или разрушающими преграды заклинаниями, поэтому Джеффиндж и Железный Лоб, обеспокоенные долгим отсутствием молодого чародея, без труда вошли в бывшее обиталище Гвейфа.
– Перестать так выражаться, Джефф, – устало отозвался Льювин, нехотя поднимаясь на ноги. – Бедный дракон! Малыш просто потерялся, отбившись от дома. Надеюсь, теперь он уже вернулся к родным.
Гном так и подпрыгнул на месте, не скрывая своей радости.
– Он ушёл? Что вы говорите, мэтр Льювин? Неужели в воскресенье нам не придётся выслушивать его поучения? Ох, и повеселимся же мы!
Железный Лоб, не помня себя от восторга, пустился в пляс. Льювин критически посмотрел на ликующего гнома и едва заметно покачал головой. «Прав был Гвейф, трижды прав, – подумал маг. – Гномы неисправимы. Разумеется, их веселье обернётся грандиозной пьянкой…»
– Ты говоришь, что отправил его домой? – принялся расспрашивать Джеффиндж. – Первый раз слышу о столь несуразном драконе, которой отбился от дома, словно овечка – от стада.
– Я уже говорил тебе, Джефф, – спокойно промолвил Льювин. – Всё когда-нибудь происходит в первый раз. Дракон тоже заблудился в первый раз. Надеюсь, теперь он будет осторожнее.
* * * * *
Льювин не ошибся, полагая, что гномье празднество в честь освобождения от драконьих уроков хороших манер обернётся весьма безобразным времяпрепровождением.
Пить пиво ему совершенно не хотелось. Джеффиндж, как и всегда, являл собою образец истинного трезвенника, которого не заставят проглотить хоть каплю спиртного даже ужасные пытки. Но вовсе не пример названого брата подействовал на Льювина столь заразительно. Просто у мага было такое ощущение, что им следует поскорее продолжать путь вместо того, чтобы беспечно проводить время в чертогах Самоцветных гор. Логически это чувство, конечно, было очень трудно обосновать. К тому же Льювин то и дело мысленно возвращался к словам своего неизвестного противника, на которого он наткнулся на незримых тропах Межреальности. Это ещё что за тип? Что ему надо? Льювин ничего не знал об этой таинственной и зловещей личности, но почему-то ему казалось, что нападение на Бэрхольм – дело рук того же субъекта. Если, конечно, у него есть руки и всё прочее, что имеется у людей – а маг далеко не был уверен, что его враг просто человек.
Наконец Льювин и Джеффиндж, распростившись с гномами, ещё не окончательно протрезвевшими после торжеств, связанных с долгожданным освобождением от воспитательных воздействий дракона, вновь отправились в путь. Они направились на северо-запад, к границам королевства Эскелан.
На тех землях, через которые пролегал путь магов, весна прочно вступила в свои права. На лугах зеленела молодая сочная травка, и деревья принарядились в зелёные плащи из распустившейся листвы. Светило ласковое весеннее солнышко, птицы весело щебетали среди ветвей, и Льювин почти позабыл о своём странном противнике, наслаждаясь царящим вокруг безмятежным покоем. Точнее, не позабыл, а просто глубоко упрятал мысль о нём. Придёт время, и они встретятся в бою – в этом Льювин не сомневался. Но это произойдёт не завтра. И даже не послезавтра.
Волшебники ехали не спеша, то и дело останавливаясь или у прозрачного озера, или на небольшой живописной поляне, или под кроной векового дерева. Правда, всё чаще попадались и селения. Где-то вдали промелькнули даже очертания башен – видимо, замок какого-то местного лорда.
Но вот маги поднялись на вершину холма, с которого им открылся вид на огромную долину. Там, вдали, они увидели крепостные стены и башни Фьеррэ – столицы Эскелана. А чуть поодаль, вне городских стен, высилась ещё одна башня, которая сразу привлекла внимание Льювина.
– А это что такое, Джефф? – спросил он, указывая на одинокую башню. – Обсерватория местных чародеев?
– Нет, – отрывисто бросил боевой маг и спрыгнул с коня. – Это башня Ордена Магов… или Лиги… или ещё чего-то в этом роде…
– То есть как – Ордена Магов? – уточнил Льювин, присоединяясь к приятелю, который принялся разводить костёр. – Разве маги не в городе живут?
– В городе, – мрачно кивнул Джеффиндж. – Башня пуста. Эта Лига… или Орден… ну, в общем, он давно прекратил своё существование. Неужели ты ничего не слышал о Сервэйне Премудром?
– О магистре Лиги Могущества? Конечно, слышал. Так ты хочешь сказать, что…
– Именно это, – подтвердил боевой маг. – Сервэйн и его друзья создали магический Орден, который не подчинялся никому. Неважно, кем и где родился человек – был ли он сыном лорда или простым крестьянином, гражданином вольного города или подданным короля – тот, кто проходил через все испытания и принимал посвящение, не нёс ответственности за свои поступки ни перед кем, кроме своей совести и собрания Ордена. Такое правило придумал вовсе не Сервэйн – он просто позаимствовал его, как и многое другое, из кодекса Рыцарей Хрустального Моста, Орден которых – Мон-Эльвейг – существовал в нашем Мире в давние времена.
– Рыцари Хрустального Моста… – задумчиво повторил Льювин. – Насколько мне известно, этот Мост и та самая Тропа Магии, которую мы с тобой теперь ищем, собственного говоря, одно и то же. И хотел бы я знать, куда подевались эти достославные герои – свалили по своему Хрустальному Мосту прочь из этого грешного Мира и остались навеки на неувядающих лугах Волшебной Страны?
– Кто их знает, – неопределённо пожал плечами Джеффиндж, подвешивая над костром котелок. – Но ты ж о башне спрашивал. Сервэйн неплохо в ней устроился, но он неправильно распорядился своим могуществом. Ему пришлось убраться подальше, а Орден попросту развалился. Маги разбрелись кто куда. Кто вернулся в Хартланд, кто подался в дальние края, ну, а некоторые… – глаза боевого мага мрачно сверкнули. – Некоторые, Тьма их забери, присягнули тогдашнему королю Эскелана. Предатели! Настоящий маг может служить лорду или государю, но при этом никогда не становится чьим-то подданным!
– Значит, башня пустует? – прервал его Льювин. – А почему никто за столько лет не наложил на неё лапу? Я всегда скверно запоминал даты исторических событий, но, если мне не изменяет память, Сервэйн исчез в неизвестном направлении лет этак двести назад. Неужели ни король, ни его маги не заинтересовались таким добротным строением? И даже отсюда чувствуется, что башня выстроена не на простом месте!
– Разумеется, не на простом, – снисходительным тоном подтвердил боевой маг. – В этом-то и всё дело. Не каждому чародею по плечу управлять той Силой, что скрыта под основанием Башни Сервэйна. Когда-то давно я слышал предание, будто некогда родится волшебник, который сумеет восстановить Мон-Эльвейг и удержать в руках приобретённую власть, чего не удалось сделать бедняге Сервэйну. Но это, наверное, просто сказка, сочинённая кем-то из магов, некогда входивших в Лигу Могущества…
– Если даже и так, – возразил Льювин. – Сказка, которую сочиняет настоящий волшебник, рано или поздно станет реальностью.
Варево, на скорую руку изготовленное Джеффинджем, аппетитно булькало в котелке, однако до готовности обеду было ещё далеко. Чтобы скоротать время, Льювин вытащил из дорожного мешка арфу, на которой не играл с тех пор, как покинул родной дом.
Пальцы молодого волшебника привычно и чуть небрежно коснулись серебряных струн. Мечтательно глядя на плывущие по небу облака, похожие на кудрявых ягнят, Льювин вполголоса запел:
Над Тропою клубится туман,
И Дорогой волшебной
Мы идём в неизвестность,
Между Тьмою и Светом
По грани скользя…
Для кого-то – мираж,
А для нас – неизбежность,
Ведь навеки для нас
Она стала судьбой…
Неожиданно он оборвал пение, продолжая машинально перебирать струны.
– Нет, ничего не выходит, – с досадой произнёс он и отложил арфу в сторону. – И какого тролля, спрашивается, привязалась ко мне сейчас эта заунывная философская баллада? Я-то думал спеть что-нибудь простенькое, бодрящее, вроде гномьих хитов «Сытый дракон» или «Пляшите, кружки и бочонки». Наверное, на голодный желудок петь вредно. Скоро твоё варево будет готово, Джефф?
– А вот попробуй, – усмехнулся тот, подавая приятелю ложку.
– Тьфу, ну и дрянь! – выдохнул Льювин, отведав стряпню друга. – Конечно, когда нет ничего другого… Ой, извини, Джефф! Я хотел сказать – ещё немного усилий, и у тебя будет получаться довольно съедобно…
– В следующий раз ты будешь готовить, мастер кулинар, – отозвался боевой маг, который, как ни странно, ничуть не обиделся на искреннее заявление непосредственного Льювина. – А пока придётся или поститься, или есть то, что дают.
– Ну и выбор, – вздохнул молодой волшебник, тем не менее подсаживаясь поближе к котелку, который Джеффиндж снял с огня. – Голодная смерть или эта бурда, извиняюсь за выражение! Что ж, попробую это есть… Скоро уж прибудем в город, там поужинаем по-человечески.
– На особое радушие эскеланских магов можешь не рассчитывать, – язвительно заметил Джеффиндж, невозмутимо проглатывая очередную ложку своей похлебки. – Они, знаешь ли, терпеть не могут волшебников из Хартланда, а также и вольнодумцев из Хэйуэлла вроде тебя. Конечно, они сохраняют определённый нейтралитет, но будут рады напакостить нам, а то и постараются втянуть в какую-нибудь отвратительную историю. Король далеко, а эти чародеи творят в его отсутствие всё, что хотят.
– Плевать я хотел на этих колдунишек! – беспечно заявил Льювин.
Однако боевой маг не разделял самоуверенного спокойствия своего названого брата.
– Плевать на них и я хотел, – с мрачным видом процедил он. – Но это не так просто, как ты думаешь, Льюв.
Льювин. Книга 1. Тропа Магии. Глава II
© Copyright: Мележ Антонова Людмила, 2010
Свидетельство о публикации №210041400735
Свидетельство о публикации №210041400735
Рецензии