Воровской бесёнок

                Во времена моего детства, на мой взгляд, люди куда скромнее были, чем теперь. Остерегались говорить матерные слова, особенно при детях. А если и вылетит словцо, то становилось ясно: без него никак не обойтись. Полуграмотным людям хватало других слов, чтоб выразить то, что на сердце легло. Не то, чтобы в нашем селе люди были особенные. Жили просто. Спокон веку, от дедов-прадедов тесной роднёй, дорожили своей фамилией, а куда больше уличным прозвищем, которое служило сельчанам лучше всякой характеристики.
     Лет десять мне в ту пору было. Идём мы с мамой, уже под вечер, со свинофермы. Видим впереди, на меже между двух огородов, люди собрались. Подходим ближе, здороваемся. Наблюдаем, как мужики граблями сдирают с деревьев длинные плети хмеля.
     - Вот, зараза! – в один голос жалуются моей маме обе хозяйки. – Откуда он только взялся? Укоренился так, что никак не можем выкорчевать…
     - Этот хмель чисто на Павла «Кобеляка» похож. За жену держится, а сам за каждой юбкой волочится.
     - Ага! Как же! Люся его клялась и божилась перед всем нашим звеном, что муженька своего к себе и близко не подпустит, а третьего дня, присмотрелась к ней – опять брюхатая ходит! Всем говорит, будто бы он дома ни одной ночи не ночует. У других баб подушки протирает, да ещё в других деревнях прихватывает. Вот ненасытный…
     - У него «конец» мёдом намазан! – хохотнул дядька Николай.
     - О-о, вам бы только поржать. Все вы мужики такие… Всё стараетесь сметанку слизать и дёру дать. А мы с Люсей когда-то подружками были. Ага. Встретила её как-то, стала расспрашивать: что да как?
     - Ну, и что говорит?
     - Да что говорит. Плачет. Переживает. Трое деток растут, четвёртого под фартуком носит. От него же, кота драного. Разве ж убережёшься? Совсем испаскудился. В дом не идёт. Где-нибудь в хлеву её подкараулит или в стожок утянет. Здоров, как бык. Где же ей отбиться. А там, кому пожалуешься? Он, как-никак муж, законный. Кто станет в это вмешиваться?.. А впрочем, кто их знает? Баба ведь тоже человек. Ей тоже ласки хочется…
     - Ой, не говори! Сам бегает, а прошлым летом, вы наверно слыхали, кто-то ему в уши вложил, будто бы Ванька, Тимофеев старший сын, с шуточками всякими к Люсе приставал. Так, что вы думаете, он так рассвирепел, что чуть Ваньку вилами к земле не пригвоздил. Во, как! Учитель наш, Николай Зиняк, вовремя подоспел. Вилы из рук вывернул. Тоже здоровяк. А может просто не посмел против него ерепенится…
     - Я сам слыхал, мужики у Павла допытывались. Дескать, с женой не живёшь, а от кого ж она рожать собралась?
     - Живу, али нет, это только нас с нею касается. Люся моя жена и дети, стало быть – мои. И забота об них тоже моя, - так прямо и сказал.
     И тут я вспомнила то, что многие говорили в пол голоса. С колхозных полей в нашем селе воровали почти что все. Главное, не попасться. Павел «Кобеляк» , по части воровства был «мастером первой руки». О нём по всей округе ходили легенды. Так дурачить сторожей мог только он. Быть в двух местах одновремённо он тоже ухитрялся. Яблоки из колхозного сада, лук, морковь – он мешками воровал. Принесёт, спрячет в тыквенных лопухах на своём огороде. Жене постучит в окно, шепнёт: что и где, и нет его. В семье сынки его тоже были с хитринкой. За кажущейся простотой, ничего у них не выспросишь.
     Как-то шла домой по той улице, где дом Павла, смотрю, а он с тестем своим крышу на хлеву черепицей перекрывает. Силёнок у него, дай Бог каждому. Любой работы не чурается. А так, не куда-нибудь, а в свой хлев кабанчика двухмесячного в счёт трудодней выписал. Огород Люсе вспахал…
     Несколько странный в нашем понимании он был человек. «Был», потому, что с тех пор прошло около пятидесяти лет. А правда в том, что ворованная «ягодка» ему слаще казалась. Даже любовь жены своей он тоже норовил украсть. Этакий воровской бесёнок в нём сидел. Не раз за это мужики грозились его поколотить. Однако, на моей памяти, ему всё сходило с рук. Вот только уличная кличка «Кобеляк» к нему намертво приклеилась. Зачастую кличка переходит от отца к сыну. В этом случае всё было иначе. Сыны свои клички носили.
     Собаку «кобелём», в нашем украинском селе не называли. Это русское слово было занесено каким-то пришлым человеком. Оно и стало Павлу второй фамилией.  А настоящая фамилия ему была Вередин. Он нам даже приходился дальним родственником. В то время докапываться до значения слова мне и в голову не приходило. Только теперь, незначительный случай, когда речь зашла о неистребимости хмеля, память вернула мне забытую историю о «Кобыляке». Всё же, как верно было подмечено моими односельчанами. Хмель корнями с одним деревом переплетётся, а наземная его часть каждое лето по-разному растёт.
     Сыны же Павла – хваткие ребята. В школе хорошо учились. Мама моя писала, будто бы один из них офицером стал. Ну, а что касается любви, так любовь-то тоже разная бывает. И то, что Павел любил свою Люсю, я в этом нисколько не сомневаюсь. Только любовь такого мужа горьковата на вкус, на слезах замешана…