Я потерял тебя этой весной...

Я потерял тебя этой весной. А может прошлой… Такое чувство, что это было много лет назад. Такое чувство, что это было вчера…  Нет, наверное, все же это было давно, ведь я почти не помню твоего лица. Это отвратительно, когда однажды в твоих воспоминаниях вместо любимых черт появляется размытое пятно. Нет человека – осталась только болванка. Но это происходит со всеми. И я не исключение. Я никогда не был исключением. Даже для тебя.
Впрочем, я кое-что еще помню. У тебя были светлые волосы. Не как солома и не как лен, и не как мед, а как золото. Белое золото, поеденное ржой.
Кажется, твои глаза были серые. Или голубые. Возможно, зеленые. Не исключено, что они вообще были разными. На ум приходит только их холодный отлив. И приближение зимы на побережье. Свинцовое море.  Ртутное небо. Или наоборот… Тяжелый липкий холодный песок. Ветер, несущий первые острые льдинки. Волосы и бордовый с черными полосами шарф, танцующие на фоне стремительных туч.
А руки были белые. Да, белые. И тонкие. А еще ключицы, четко выступали над серым воротом кофты. И вены бежали изящными ветвящимися голубыми струйками под тонким теплым пергаментом кожи. Кукла. Анорексичный подросток.
Воспоминания даются с трудом. Разум уже устал выуживать немногочисленные обломки, осколки, волокна тебя из мутного потока памяти.

…Река несется между пологих глинистых берегов, поросших чахлой травой. Бензиновые пятна, пластиковый мусор, обломок старинного стула, возможно даже трона, дохлая кошка, дохлый голубь, рваные банкноты, редко-редко утопленники – те, кого хочешь, но никогда не сможешь забыть. Я сижу на деревянных мостках, опустив ноги в волны времени под небом бурого цвета с белесыми разводами тощих облаков. И ветер приносит запахи коровьего дерьма, духов, шоколадных конфет и мертвечины…

С тех пор, как ты исчезла из моей жизни, ночи стали длиннее. Может потому, что лето уже перевалило за середину, а может потому, что мне тебя действительно не хватало. Ничего не изменилось в моём мире с тех пор. Только эти ночи… Ставшие глубокими, пугающими, холодными. Как если бы на месте прогретой солнцем лужи внезапно возник поросший мхом бездонный старинный колодец; как если бы на месте стоячего пруда появился бескрайний океан. Остальное было прежним.
Ничуть не изменился силуэт дерева за окном. Его тень качалась по ночам на белесой стене. Таким же старым и усталым выглядел дом напротив. Его кирпичная, в подтеках и оспинах, сутулая стена почти целиком заслоняла от меня  часть мира, умещавшуюся в оконной раме, загораживала редкое в это ненастное лето солнце…
На работу, надев темный плащ и взяв в руки зонт, и с работы. Погожих дней было ничтожно мало. Почти всегда сыпал свой мелкий бисер дождь. Гнилое небо, гнилые деревья, плесень в углах, гнилые раскисшие макароны на обед, кофе, воняющий речной тиной… Вот что значит загнивать изнутри. Уж я-то точно узнал, что это такое!
Сменялись унылые картины, унылые действия посредственного спектакля. Каждый новый день был бездарным плагиатом предыдущего. Все в тех же декорациях, на тех же подмостках…
Весна, лето и даже часть осени в этом году помнятся мне всего в нескольких цветах: сером, буром и зеленоватом, но не как листья салата, а как зарастающий пруд, болото.
Надо мной смыкалось небо, затягиваясь ряской. Цвела на все лады причудливая плесень…
А после красок осталось всего две: серовато-пыльная и коричневая…
Поздняя осень давно была голой и одинокой: спешно осыпалась листва, перелетные птицы, пронзительно крича, покинули ставший совсем неуютным город.
Я одиноко пробирался по блеклой, насквозь продуваемой ветром, аллее. Под ногами хлюпало. Лужи все не схватывались льдом. Зима никак не приходила. Мы застряли в коричнево-сером пространстве. Я, бродячая кошка, ребенок, играющий в грязи развороченной цветочной клумбы, пожилая пара на зеленой облезлой скамейке возле пустого, осиротевшего пруда…
Кошка. Я не могу точно припомнить, что ты любила. Проще сказать, чего ты не выносила. Зеленые осклизлые от соуса  распаренные головки брокколи. Черно-белые фильмы с мелькающими на экране пылинками, царапинками, потертостями. Дождь.  Кошек. Особенно кошек. Особенно бродячих. Особенно серых в пятнах или полосках. Ты сравнивала их цвет с цветом прошлогодних лежалых листьев, рассыпающихся в прах от небрежного прикосновения ветра. С оттенком земли, которую мы бросали на гроб твоего дяди в дождливый день два года назад…
Два года? Нет, цифры ничего не значат! Два. Три. Десять. Пятнадцать. Ведь мы свободны в выборе вектора движения? Я предпочитаю двигаться перпендикулярно потоку времени…
Я заметил ее, когда возвращался домой с унылой прогулки. Два часа я прослонялся вокруг пруда в парке (того самого, с зеленой облезлой скамейкой, с примерзшей к ней пожилой парой, того самого, который ты тоже не любила). Промок, озяб и, кажется, почти простудился.
 Она шла за мной, ступая осторожно. Очень осторожно: нельзя позволить обнаружить тебя раньше времени, если ты гуляешь ему вспять...
От парка до подъезда – пересечь две дороги, повернуть направо возле пивнушки и упереться в узкий глухой двор: красная крошащаяся кирпичная стена с одной стороны, серый приземистый дом – с другой. В конце тупика – невнятного цвета заброшенная постройка без окон, дверей, частично без крыши.
Преодолеть этот путь – минут пятнадцать. Я шел быстро. Она не отставала.
Возле самого подъезда меня застигли первые капли приближающегося ненастья. Порыв ветра нагло размахнул полы моего плаща, бросил на лицо волосы. Спеша попасть внутрь дома, я не заметил, как маленькая тень прошмыгнула вслед за мной. Я вошел в свою квартиру, а она осталась в подъезде…
Ночь была тревожной. Почти до полуночи  в стекло ломился дождь пополам с градом. Потом ветер забавлялся с деревом за окном. Его изломанные ветви плясали, корячились, грозили на противоположной стене. Пытались схватить своими крючковатыми лапами мою тень. По углам что-то шевелилось. Вроде бы незаметное, но ощутимое даже кожей, почти видимое даже с закрытыми глазами.
Я лежал на спине и смотрел в потолок на отпечаток света фонаря или луны. Или вовсе не отпечаток, а саму луну. Может, просто светилась лысая голова лампочки, подвешенная за длинный кривой хвостик? Я думал о том, что опять наглухо закрыл окно, кропотливо забив все щели полосками ткани, но забыл закрыть дверь. Возможно, решил не закрывать? Не помню. В последнее время я не помню не только тебя…
Я готовился к этому звуку, прокручивал его варианты в голове, и дверь скрипнула. К звуку шагов я не был готов. К такому чистому, мягкому, тихому звуку. Шаги в прихожей. Возле спальни. Двери в ней нет, и я увидел сквозь пасть проема кошку. Обычную серую. С полосками. С хвостом, лапами и ушами. Пушисто-растрепанную, грязную, тонконогую.
Маленький носик морщился и ходил ходуном: зверь принюхивался. Недолго. Напружинился, напрягся и сиганул ко мне в кровать. Снова втянул воздух. Забрался на грудь, сел и заглянул мне в лицо. А я заглянул в его морду.
Бывает иногда, видишь впервые человека. Он вполне нормален, но что-то не так. Вот уже час говоришь с ним, не упуская ни одного предлога украдкой поизучать его. Но ничего. Еще полчаса. Снова ничего. Наконец вдруг отвратительная догадка: левый глаз у него стеклянный! Или косит. Или другого цвета. Животные без надобности не смотрят друг другу в глаза. И мы чаще всего тоже…
С кошкой тоже что-то было не так. Это ведь всего лишь животное – не человек, не так ли? Я беззастенчиво вперился взглядом в его физиономию.
Сколько времени ушло на то, чтобы понять? Минута, час, год, вечность? Не знаю, ведь я иду перпендикулярно…
Они были огромными. Невероятно огромными и анатомически неправильными, неуместными на кошачьей морде. Ее глаза. Они были человеческими! Они были твоими…
С того момента озарения все покрыто туманом. Он заволок мою речку с мусором и мертвецами. Поглотил тупик за окном, пруд, парк, скамейку и стариков, если они до сих пор еще были там…
На миг ослепительно вспыхнуло воспоминание о тебе. Все-все. Черты лица, цвет глаз, имя, звук голоса и смех. И тут же унеслось потоком, покрылось желтоватой пеленой… меня сладко баюкал туман, уносил, размягчал, превращал в воск и пар. Отливал в новые формы, комкал и записывал словами… И при чем здесь туман? Это дождь! Летний, теплый, пахнущий лесом и грибами…

***
Дождь кончился. Запах грибов улетучился. Светлые стены сомкнулись вокруг меня, взяли в кольцо. По-моему, потолок сговорился с ними. За окном, кажется, идет снег. Впрочем, с кровати плохо видно. Она узкая и жесткая. Не моя. Откуда-то пахнет чем-то дезинфицирующим. Какими-то лекарствами. Из-за пределов комнаты доносится плач, невнятное бормотание, шаркающие шаги. За стеной всю ночь кто-то кричал...  Наверное, сейчас уже настоящая зима. Наконец-то она наступила! Но какого года? Не важно, ведь я двигаюсь не в потоке времени, а куда захочу!.. Кис-кис-кис! Я зову, а ты не приходишь. Я жалею только об этом…

***
Нежный неколкий снег припорошил грязь возле старого кирпичного дома. В тупике горел всего один фонарь. Тусклый. Одинокий. На него можно лишь выть. Но некому… Только две человеческие фигурки ползут на фоне холодных стен.
- Жди, -  заплетаясь языком, икнула первая. – Надо отлить.
Вторая не ответила, прислонилась к ледяному ветхому кирпичу спиной и мутными буркалами стала бессмысленно бродить по освещенному кусочку зимнего мира.
- о, кошка! – заинтересовалась она. – кысь-кысь!- пальцы защелкали, подзывая  животное.
Серая кошка вышла на зов в круг фонаря. Снежинки искрились на всклокоченной полосатой шерстке. Недоверчиво шевелился нос…
…-Мать твою! – сплюнул человек, попытался неуклюже перекреститься, в глазах отразился страх.
- ну нах, пошли-ка отсюда, - и он торопливо подтолкнул друга, уже закончившего свои дела.
Подпирая один другого, два человека потащились вон из тупика, волоча по уже истоптанному, обезображенному их следами, снегу свои оборванные тени.
- Мне показалось, что у нее человеческие глаза!.. – заметно протрезвевшим голосом, сказал один из них.

20 марта 2010 года