Бурана. По мотивам киргизских легенд

Существовал когда-то многолюдный и красивый город Баласагун, - город богатых купцов и искусных ремесленников, талантливых поэтов и известных музыкантов, могущественных повелителей и их веселых подданных. Именно в нем жил и написал свою знаменитую книгу об искусстве быть счастливым известный всему Востоку мудрец и поэт Юсуф,  который даже свое прозвище «Баласагунский» получил от названия города.
 Далеко по всему свету ходили слухи о Баласагуне, по самым дальним странам разнесли славу города купцы, приезжавшие сюда и из Индии, и из Китая, из далекой Африки и еще более дальней страны франков.
История, о которой я хочу рассказать, произошла ровно тысячу лет назад. Это была удивительнейшая история. Именно благодаря ей смогли люди впоследствии определить место Баласагуна. Да, да, я не оговорился, ведь от самого города не осталось ни малейшего следа уже более пятисот лет назад. «Теперь нет даже места, к которому можно было бы отнести название Баласагун. Теперь в тех степях осталось много разрушенных городов, никто в настоящее время не знает их названий», - сказал об этом чудесном городе известный мудрец Мухаммед Хайдар.
Правил в то время городом хан Харун. Всего несколько лет прошло с тех пор, как вступил он на престол после смерти отца своего Сулаймана. Досталась Харуну израненная в сражениях с восточными кочевниками, стонущая от произвола феодалов, уставшая и истощенная страна. Много тяжелых дней и бессонных ночей провел Харун в походах, укрепляя границы, заставляя признать свою власть непокорных вассалов. Страна оживала. Строились новые красивые здания, проводились каналы, на торговых путях тесно становилось караванам. Присмирели кочевники, ушли из страны, притаились за безжизненными песками Великой пустыни. Вздохнул облегченно народ. Где бы ни появлялся Харун, встречали его песнями и цветами. Ссорились между собой женихи из-за права пригласить его к себе на свадьбу.
А вскоре состоялась свадьба и у самого хана. Весь Баласагун был на ней. Песни и пляски не смолкали несколько дней подряд. Все винные запасы города оказались в руках пирующих. Все были довольны: и купцы, с выгодой продавшие кувшины с вином хану, и горожане, поспешившие опустошить эти кувшины. И только один Харун, как ни странно, не был беспечен в эти дни. Время от времени какие-то мрачные мысли морщинами отражались на его челе. Пил не меньше других, плясал так, что бледнели от зависти самые искусные танцоры. А если пел, затихали в садах соловьи. Но кончалась песня и вдруг появлялась на лице его какая-то болезненная улыбка. Перешептывались люди, озабоченно качали головами, спорили о причине грусти правителя, с недоумением поглядывали в сторону невесты. Всё заметили люди: и то, что красавица часто украдкой смотрелась в зеркальце, поправляя прическу и подновляя краски на лице, и то, что мысли ее далеки были от того, что говорил ей замиравший от нежности Харун, и то, что бросала она очень уж внимательные взгляды на джигитов, блиставших удалью перед ханским троном. И то заметили, что в лице ее было много черт, схожих с лицами злых восточных кочевников. «Потому и вздыхает хан, что предчувствует, как тяжела будет жизнь с этой красавицей» – говорили между собой люди и добавляли: «Быть беде». И тяжело становилось у всех на сердце.
Отгремела свадьба, отзвенели и затихли в бескрайнем синем просторе неба веселые песни. И почувствовали скоро люди, что изменилась в чем-то жизнь в государстве. Хан все чаще и чаще оставался во дворце вместо того, чтобы ехать в пограничные крепости. Осмелели феодалы, их отряды снова стали разбойничать на дорогах, травить посевы, убивать людей. Участились нападения на караваны. Многолюднее стали толпы просителей на ханском дворе, но немногие из них, не в пример прежнему времени, уходили довольные. Хан все больше и больше отстранялся от дел. Поползли слухи и ядовитые насмешки, стали сочиняться злые стихи о том, что Харун больше интересуется прелестями своей самой любимой жены, чем нуждами и горестями страны. Увы, это было близко к действительности. У ног красавицы Харун забыл о своем долге перед государством и народом. Даже Аллах не занимал в его сердце прежнего места. А красавица воспользовалась этим. Подчинила своему влиянию не только гарем повелителя, но и даже двор его. Ханские чиновники заискивали перед ней, пользовались ее покровительством для прикрытия своих темных дел. Потекли из казны золотые ручейки в их жадные кошельки. Меньше стали они обращать внимания на дела. Известно ведь, что добросовестность подданных прямо зависит от силы правителя.
Так минул год. И однажды осенью, сразу же после того, как отшумел один из обычных в это время года ливней, на главной площади города появился глашатай. «Радуйтесь, люди! Благодарите Аллаха! – закричал он. – У нашего хана, да дарует ему всемилостивейший и всемогущий Аллах бессчетное число лет жизни и все блага на земле, родилась дочь! Радуйтесь, жители славного города Баласагуна!»
Затрубили трубы, пошли в пляс люди. Веселье охватило весь город, ликованье заполнило его улицы. Все забыли люди: и произвол феодалов, и жадность чиновников, и жестокую руку правившей городом ханши. Радость Харуна стала их радостью.
Дни летели за днями. Девочка росла и становилась все краше. И уже самые недоверчивые тугодумы вынуждены были признать, что вырастет она красавицей, что никогда еще в стране не было столь прекрасной принцессы. Чудом Востока окрестили ее люди и похвалялись проезжим купцам, что только в центре всей Земли – Баласагуне – могла появиться на свет такая красавица. Красота ее затмит все красоты мира, предрекали старики, она прославит государство.
Радовали эти слова Харуна. Он весь преобразился. Лицо его светилось от радости и умиления, когда смотрел он на свою дочь. Весь день он говорил только о ней. Никого не пропускал мимо себя, не похвалившись своей дочерью. Кто-то предостерегал его от этого и говорили о сглазе, но многие и многие улыбались его радости, его счастью, улыбались и радовались за него. Лучшие наряды шли принцессе, лучшие кушанья, лучшие песни пелись для нее. И очень сердился хан, когда мудрецы и приставленные к принцессе няньки отвергали все это, улыбаясь наивности хана, его незнанию того, что надо в этом возрасте ребенку. В честь рождения своей дочери, дабы не забылось в веках это событие, приказал построить он мечеть с самым высоким в городе минаретом. Лучшие мастера со всего государства трудились на строительстве. Каждый житель города считал своим долгом хоть чем-то помочь им. Кто месил глину, кто носил тростник, кто обжигал кирпичи. Всем находилось дело. День и ночь, с песнями и шутками, трудились люди. И гордая башня росла с каждым днем все выше и выше.
И вот, когда строительство было закончено, когда самый лучший муэдзин в стране впервые призвал с этого минарета правоверных на молитву, хан созвал на совет всех старых и мудрых людей в городе.
«Вы знаете, о мудрейшие, как люблю я свою дочь, - обратился он к ним. – Все мое счастье в ней, весь смысл моей жизни. Ради нее я даже, каюсь, забросил многие важные дела. Но вы сами были отцами, у вас уже есть внуки. Вы поймете меня и не осудите строго.
А теперь я обращаюсь к вам за советом. Помогите мне. Вы постигли всю премудрость мира, вам ведомы все тайны земли, небесная благодать сошла на вас. Скажите мне, что ожидает мою дочь. Как сложится ее жизнь? Какая судьба ей выпала?»
И мудрецы, один за другим, вставали и говорили, что ждет ее счастливая судьба и не будет у нее ни одного печального дня, ни одного мига тоски, что минуют ее все горести людей и проживет она долгую, светлую и радостную жизнь.
Улыбался их словам хан и радостно кивал головой.
Но вот встал последний мудрец и сумрачно глянул на повелителя.
- Кто ты? – вздрогнув от недоброго предчувствия, спросил Харун. – Я никогда не видел тебя прежде. Кто привел тебя сюда? Откуда ты? И почему ты так мрачен? Говори же скорей! Не тяни за душу.
- Ты прав, о могущественнейший из повелителей мусульман, ты действительно никогда не видел меня прежде. Я живу далеко от твоей столицы, на самом краю Великой пустыни. Но ты не мог не слышать обо мне. Меня все зовут Карахан. Я – маг и чародей!
Гул прошел по залу. Узнали все этого человека. То был действительно злой и жестокий маг Карахан, известный злодействами и вероломством.
- Я вижу, ты узнал меня, повелитель. Ты пригласил на совет всех мудрейших людей государства, но обо мне ты забыл. А ведь я тоже кое-что смыслю в науке, которая предсказывает судьбу людям.
Харун слушал тонкий, писклявый голосок мага, смотрел на его морщинистое лицо, спутанные седые космы, впалую грудь, крючковатые пальцы и страх медленно заполнял его сердце. Он чувствовал, что сейчас произойдет нечто ужасное, против чего он бессилен.
-Да, да, - елеем растекался Карахан, - я великий маг и чародей и я знаю судьбы всех людей на Земле. А ты… ты недооцениваешь меня. Но придет время и ты убедишься в моем могуществе. И время это близко, оно уже стучится в ворота города. Приготовься, Харун!
И он захохотал, зло и громко.
-Ты хотел знать судьбу своей дочери? Так знай же! Печальна будет ее судьба. Долгие годы проведешь ты вдали от нее. Ее вырастят и воспитают другие люди, твои враги. Они и ее сделают твоим врагом. И когда близко будет ее совершеннолетие, она придет к тебе и убьет тебя. Это и будет наградой тебе за твою любовь! Что? Ты доволен? Но это не все. Будет тебе еще наказание за твой поступок. Умрешь ты не сразу. Ты будешь лежать и истекать кровью, а на твоих глазах страшный, мерзкий каракурт растерзает твою дочь. И это будет ее наказание за то, что сейчас она тянется к тебе, за то, что она укусила меня, когда я хотел погладить ее по голове. Так что жди и готовься. Это третье твое наказание!
С этими словами он опять оглушительно и мерзко захохотал и скользнул в одну из дверей. Опомнившись, люди кинулись было за ним, желая схватить и уничтожить,  но вдруг раздался за стеной какой-то шум. Распахнулась дверь и в зал вбежал воин. Он был весь в грязи, щит его был разбит, сабля в крови.
- Спасайся, хан! Кочевники ворвались в город! Их впустила твоя жена. Это она открыла им восточные ворота. Город горит. Спасенья нет! Беги, хан! – и он рухнул на пол.
Хан, на которого обрушилось сразу два таких удара, однако, быстро сумел взять себя в руки и в сопровождении отряда телохранителей выбежал из дворца. То, что он увидел, было ужасно. Город действительно горел. Дышать было невозможно: дым разъедал глаза. На улицах валялись трупы перебитых горожан и носились какие-то всадники с красными от крови глазами. Бежать было некуда. Вот хана заметили и к нему ринулось несколько десятков всадников.
- Все в мечеть! – закричал Харун. – К цитадели нам не пробиться. В мечеть!
Они вбежали в мечеть и быстро завалили вход всем, что нашли в ее дворе. Кочевники, узнав, что хан в мечети, кинулись на ее штурм. Среди них хан заметил и свою жену, которая держала на руках маленькую девочку. Это была его дочь! «Начинает сбываться пророчество этого пса», - успел подумать Харун, отражая саблей удары врагов. Нападавших становилось все больше и больше, а ряды защитников мечети редели. Вот уже их осталось не больше десятка. Бой шел у минарета. Харун взбирался по крутой лестнице на самый его верх, а телохранители прикрывали его отход. Ступеньки были крутые, алестница так узка, что биться могли только двое воинов: защитник и нападавший. Один за другим гибли товарищи Харуна, дорого отдавая свою жизнь – не успевали враги оттаскивать трупы, чтобы очистить путь наверх. И пришло время, когда Харун остался совсем один. Он был уже на самом верху башни. Сабля его поломалась, он сражался с помощью кинжала. Натиск врагов не ослабевал. Один за другим появлялись они на лестнице. И Харун уже приготовился к смерти, как вдруг раздался победный клич и он увидел с башни, что в ворота мечети ворвались какие-то люди и напали на кочевников. Еще два – три врага пытались достать Харуна с лестницы копьем и поплатились за это жизнью. Хан увернулся от их копий и, отбросив сломанный кинжал, задушил их голыми руками, не обращая внимания на раны, которые они успевали нанести ему. Потом все стихло. Харун терял силы. Кровь лилась у него из ран. Еще какое-то время он прислушивался к шуму боя, сжимая в руках обломок копья, но потом обессилел и потерял сознание.
Пришел в себя он на следующий день, огляделся и узнал свои покои. Вокруг стояли его военачальники и слуги. Все плакали, однако, увидев, что хан очнулся, кинулись к нему и снова зарыдали, но на этот раз уже от радости.
Через несколько недель хан окреп и узнал все, что произошло за последние дни. Пока он слушал пророчества мудрецов, его жена, уже давно поддерживавшая тайную связь с кочевниками, открыла ворота и впустила их в город. Молнией пронеслись их кони по улицам города и не успевшие опомниться воины гарнизона были разгромлены. Однако о продвижении кочевников, которые шли тайно через всю страну, блокируя города и села, чтобы никто не успел предупредить баласагунцев, стало известно Кадыр-хану, правителю Хотана. Быстро собрав войско, он кинулся на помощь столице. И успел вовремя. Ворвавшись почти вслед за кочевниками в город, он тоже сумел застать их врасплох. Обезумевшие от крови и грабежей, они почти не оказали сопротивления. Как раз воинов Кадыр-хана и увидел Харун с башни, это они и спасли его от смерти. И еще узнал он, что жена его вместе с дочерью бежала через пески на восток. Пророчество мага действительно начало сбываться.
Прошли годы. Весны сменяли зимы и торопливо уступали место дождливым осенним ветрам. Все эти годы прошли для Харуна как в тумане. Много забот было у него и он справился с ними. Отогнал опять кочевников за пески, выстроил новые крепости вдоль пустыни. Теперь уже не один кочевник, даже птица не могла попасть в страну с той стороны незамеченными. Навел порядок и внутри страны. Воспользовались было нападением иноземцев некоторые феодалы и подняли мятеж, но были наголову разбиты и рассеяны. В стране прочно установились мир и спокойствие. Повсюду звенели веселые песни и сверкали счастливые улыбки. Но все это Харун делал как во сне. Он чувствовал себя виноватым перед людьми, ведь это его жена принесла государству беду. И он старался загладить эту вину. Это стало единственной целью его жизни и хотя все ближе и ближе он был к намеченной цели, ничто его не радовало. Улыбка никогда не озаряла его лицо. Потускнели глаза, побелели волосы, морщины избороздили его лицо. И нескольких лет не прошло, как превратился он в старика. Люди, давно не видевшие его, не узнавали Харуна, а узнав, ахали и старались чем могли помочь ему. Но ему не надо было ничего. Ему нужна была лишь только его дочь. Что в сравнении с этим все земные богатства, все человеческие желания!
День проходил в заботах, а ночи, длинные, душные, бессонные ночи, в горьких думах и исступленном одиночестве. Горе никого не красит, а переживание – самый быстрый путь в могилу. Состарился Харун и ослабел от горя. Почуяли это враги, зашевелились внутри траны и за ее восточными пределами. Харун уже не мог сам водить войска и часто они возвращались из походов побежденными. Кочевники еще не решались вторгаться далеко вглубь страны и лишь нападали на пограничные области. Но все понимали и сам Харун  видел, что недалеко уже то время, когда их войска всей своей мощью обрушатся на государство.
Однажды, когда Харун сидел в саду возле мечети, погруженный в чтение, к нему подошел слуга и сообщил, что какой-то богатый купец из Китая хочет видеть его и говорить с ним.
- Приведи его, - велел Харун и неохотно закрыл книгу.
В калитку сада вошли несколько человек и остановились, ожидая знака приблизиться. Харун пригласил их подойти поближе. Один из них, это и был купец, подошел и, поклонившись, обратился:
- О, великий хан, меня зовут Хуан Цзунси. Я привез в твою страну самые лучшие товары Поднебесной империи. Я давно уже торгую ими в твоем государстве и полюбил его. Мне нравится у вас все: и жители, и природа, и ваши певцы, поэты, музыканты. У меня здесь много друзей и я, как искренний друг твоей страны, хочу предупредить тебя, хан, о беде, которая приблизилась к твоим границам. Не пройдет и нескольких дней, как вашу страну атакуют дикие и невежественные кочевники. Я видел их войска готовыми к бою. Они жажадут вашей крови. Берегись, хан!
Откуда ты знаешь об этом, торговец? – спросил Харун.
- Я проезжал через их территорию. Мне пришлось много товаров отдать им даром, чтобы они пропустили мой караван. Они злы и дики. Я ненавижу их. Это их войска прогнали мой род с родной земли, испоганили могилы предков. В них нет ничего человеческого. Бойся их, хан!
- Много ли их? Кто возглавляет их? – задумчиво спросил хан.
- Много, хан, очень много. Они согнали все подвластные племена, собрали войска со всей своей территории и набрали несколько сотен тысяч всадников. А возглавляет их… - тут купец запнулся и замолчал.
- Ну, что же ты?! Говори! – нетерпеливо крикнул Харун.
- Прости меня, повелитель, я скажу. Их предводитель – очень страшный человек. Это даже не человек, а порождение ада, посланец сатаны. Его имя – Карахан.
- Как? Ты сказал – Карахан?
- Да, повелитель, это маг и чародей Карахан. Он ненавидит тебя и поклялся убить тебя своей рукой.
Наступило молчание. Хан задумчиво перебирал рукой пояс на своем халате, глаза его были полузакрыты. Потом он приказал щедро наградить купца за его известие и объявить по всему городу о приближающейся опасности. Затрубили трубы, поскакали во все концы государства гонцы. На военном совете решено было не давать врагу сразу решающей битвы, а изматывать его в непрестанных мелких стычках, нападать на обозы, свои же силы разделить на основные, резервные и засадные с тем, чтобы во время битвы, которая обещала быть жаркой и беспощадной, все время были наготове свежие силы.
Прошло несколько дней. Страна успела подготовиться к встрече врага. И вот прискакалк хану первый гонец с известием, чт о несметные орды шумных номадов накинулись на восточные области, как саранча. Войска хана не вступали в большой бой, отходили все дальше и дальше от границы вглубь. Гарнизоны крепостей и городов ощетинились копьями, закрыв все входы. Они смогли удержать у своих стен немалые отряды противника, ожесточенно, но безуспешно предпринимавшего многочисленные штурмы.
Горе шло по земле.  Пылали сады, гибли под ударами мечей виноградники, засыхали раздробленные конскими копытами колосья. Стон раздавался отовсюду. Жители, предупрежденные об опасности, успели уйти, спрятаться в горах и мрачных ущельях. И кочевники, обозленные тем, что почти невозможно было достать продовольствие, что каждую минуту неведомо откуда летели в грудь всадникам бесшумные стрелы, свирепствовали как могли. Они убивали все живое на своем пути, сжигали и уничтожали все, что создано было руками человеческими. Пустыня, черная от горя и копоти пожаров, еще более страшная, чем пески, породившие эти чудовища, оставалась в тех местах, где ступали копыта их коней. Конское ржание было последним живым звуком в этих местах.
И вот они появились под стенами столицы, черные от пыли опустошенной земли, еле державшиеся в седлах от усталости и голода, но злые и страшные в своей ярости. Раз за разом предпринимали они штурм, забрасывали город огненными стрелами, пытались делать подкопы, устраивать насыпь рядом со стенами, - все было безуспешно.
Так продолжалось несколько месяцев. Город изнемогал. Ряды защитников редели, а те, кто оставался в строю, держались из последних сил. Уже каждый получил какую-нибудь рану, но ни один, даже самый тяжелораненый, не уходил со своего места. Бой шел не на жизнь, а на смерть. Обе стороны понимали, что близится критический момент, когда один из противников не выдержит и уступит.
И такой момент настал, когда стало известно, что народ, поднявшийся на борьбу с захватчиками, сумел уничтожить все их отряды, осаждавшие другие города. Объединенное войско, состоявшее из армейских частей и народных отрядов, приближалось к столице. Дикий вопль ярости раздался в лагере кочевников, когда узнали они  об этом, ибо поняли, что нет им больше спасения, и озверевшие кинулись на стены, надеясь укрыться за ними от народного гнева. Натиск их был так силен, что защитники не выдержали и пропустили их в город. И снова скакали по улицам всадники с налитыми кровью глазами, снова кровь как весенняя вода заплескалась в арыках.
Бой шел повсюду. Врагов было много, но драться им приходилось за каждый дом, за каждое дерево, за которым мог укрываться воин. В разгар сражения подошли к столице народные отряды и закрыли кочевникам пути отступления. Столица стала похожа на бурлящий котел, где все перемешалось. Страшная пища готовилась в этом котле. И кто тот повар, который начал готовить этот обед? Чей бог сделал это? Камнеподобный Аллах или раскосый идол с деревянной башкой и пустыми глазницами?
Обстоятельства сложились так, что хан вновь оказался во дворе мечети. И как когда-то с ним была всего горстка воинов, преданных ему, сильных, могучих, но слишком немногочисленных, чтобы сдержать визжащие толпы номадов. Видел Харун, что скоро врагам конец, что и на этот раз победа будет не на стороне кочевников, но на свое спасение уже не надеялся. Слишком много врагов было перед ним, слишком хотели они его смерти и слишком мало друзей оставалось рядом с ним с каждым мгновением.
Вдруг шум битвы перекрыл чей-то истошный вопль. Сражающиеся невольно прекратили бой и остановились, обернувшись на голос. Ряды номадов раздвинулись и вперед выбежал маленький кривобокий человечек в грязно-сером халате. Он взмахнул руками и завопил: «Стойте! Он мой!» Все узнали в нем Карахана. Хан побледнел, но, справившись с собой, приказал своим воинам отойти назад и освободить место для поединка.
Карахан, увидев все эти приготовления, захохотал, как и в прошлый раз, смех его был мерзок, но Харуна на этот раз охватило еще большее, неизъяснимое желание убить это мерзкое чудовище, раздавить этого паука. Он и в самом деле был похож на гадкого паука, на каракурта. Молнией в голове Харуна пронеслось воспоминание о пророчестве, о том, что именно каракурт растерзает его дочь. «Пока же этот каракурт пришел убить меня, - подумал он. – Ну что ж, пусть попробует. А если мне поможет Аллах, я сам убью его и избавлю свою дочь от смерти». Эта мысль вдохнула в хана новые силы. Он высоко поднял над головой саблю и пошел по направлению к магу. Но тот, захохотав еще более отвратительно, вдруг повернулся к своим воинам и вытащил кого-то из их рядов. Харун опешил: перед ним была женщина. И тут же он понял, что эта женщина и есть его дочь, которую он не видел столько лет. Рука его бессильно опустилась. Он стоял растерянный и не отрывал от нее глаз. И она тоже смотрела на него, смотрела пристально и зло.
- Ну что, хан! – крикнула она. – Бей! Убей меня! Я твоя дочь, но я ненавижу тебя за все зло, что ты сделал мне, моей матери и моему народу. Убей же меня, попробуй!
- Я? – растеряно проговорил хан. – Я? Ты хочешь, чтобы я поднял на тебя руку? На тебя? На свою дочь?! Никогда я этого не сделаю. И никакого зла я тебе не делал. Твоя судьба несчастна, но разве из-за меня? Неужели ты действительно так считаешь? Если да, то вот тебе моя сабля, возьми ее и убей меня.
И он протянул свой клинок дочери. Та опешила. По толпе кочевников прошел гул и, когда девушка медленно протянула свою руку к сабле, вперед выскочил какой-то воин и закричал:
- Остановись! Что ты делаешь? Ведь это твой отец! И кто тебе сказал, что он настолько виноват перед тобой? Это неправда, поверь мне! Не будь я Баодаем, если в этом вообще есть хоть капля правды! Во всем виновата твоя мать! Я помню то время хорошо. Это она украла тебя, она увезла от отца, она! Из-за нее ты была лишена многих радостей. Из-за нее и еще из-за этого! – и он указал рукой на Карахана.
- Что?! – завопил Карахан. – Бунт? Да я тебя!
Он кинулся к воину, размахивая саблей, но натолкнулся на ряд линных копий, которыми оградили Баодая его товарищи.
- Бей его! – закричал Баодай. – Это он нас привел сюда! Это из-за него мы все здесь гибнем! Он даже дочь на отца натравил. Смотри, дочь, смотри, это не отец тебе, а ты отцу зло принесла. Вон сколько ран он получил из-за тебя. Карахан выполняет свое обещание. Много лет назад он сказал, что ты убьешь своего отца. Так оно и получается. Смотри! Смотри!
Подняла голову девушка и все увидели в ее глазах слезы.
- Что мне делать? – закричала она. – Не знаю я, кому верить. Мать, умирая, просила меня отомстить за нее. Неужели она говорила неправду? Неужели она обманывала меня?!
Подбежали к ней кочевники и воины Харуна и наперебой стали убеждать ее, рассказывать, как все было на самом деле. Баодай и несколько воинов скрутили злого мага, связали ему руки и бросили на землю перед ханом.
Бой закончился. Сдавшихся кочевников отвели в подвалы. Подошедшие на помощь отряды и уцелевшие жители начали приводить город в порядок. Запахло жареным мясом: это варили еду для изголодавшихся осажденных крестьяне окрестных сел.
Прошло несколько дней. Хан собрал на площади народ. Харуна встретили восторженными криками. Он низко поклонился людям и со слезами на глазах поблагодарил за помощь. Потом велел привести мага из подземелья. Его привели. Маг стоял, низко опустив голову и бросая исподлобья злые взгляды.
Харун повернулся к дочери.
- Слушай, я не хочу, чтобы ты обвиняла меня в обмане. Я знаю, мои слова для тебя не доказательство. Твоей матери уже нет в живых и рассказать тебе всю правду может только один человек. Это маг. Много зла он сделал для людей и нет ему прощения, за все свои преступления он будет казнен. Но перед смертью расскажет тебе всю правду. Ты слышишь меня, Карахан? Всю правду! Ты проиграл, твое пророчество сбылось только отчасти. Да, я действительно много лет не видел своей дочери, ее и в самом деле сделали моим врагом. Я знал об этом и страдал. Но в остальном, в главном ты ошибся. Я жив и жива она и никакая сила уже не разлучит нас. Признай свое поражение и говори. Правду говори, мерзкий паук!
Маг сердито дернул связанными руками и поднял голову.
- Ты опять хочешь правды, повелитель! Один раз я уже сказал ее тебе. Ты доволен? Ты говоришь, что я ошибся, что пророчество мое сбылось лишь отчасти. Так ли это? Посмотрим, ведь срок еще не вышел. – он злобно сверкнул глазами. – Почему ты держишь меня связанным? Ты все еще боишься меня? Или, может, все же насмелишься и развяжешь мне руки? Тогда я скажу твоей дочери всю правду. Ну?
По знаку хана один из воинов, охранявших мага, перерезал веревку. Карахан потер занемевшие руки и захохотал. Все напряглись, все почуяли опять беду. Хан привстал, держа в руках саблю.
- Ты хочешь правды, дочь своего отца? – спросил маг. – Что ж! Он сказал тебе правду. Все так и было. Ты была моим орудием, через тебя я мстил этому человеку, мстил за то, что он делал добро людям, за то, что страну сделал богатой и счастливым народ. Аты… ты была лишь орудием моей мести. С твоей помощью я хотел уничтожить всю страну, весь этот проклятый народ… Да, я проиграл. Теперь страна станет еще богаче, а народ еще счастливее. Но еще не все потеряно. Кое-что я еще успею сделать. Пусть я не сумел погубить народ, зато я погублю его правителя и тебя!
Со страшным криком он взмахнул руками и, кинувшись, на одного из воинов, выхватил у того кинжал из ножен. Затем схватил девушку и приставил этот кинжал к ее горлу.
- Смотри, хан! Я говорил тебе, что ты увидишь смерть своей дочери, что ее растерзает каракурт. Ты назвал меня пауком. Так вот я и убью ее! Посмотрим, успеешь ли ты помешать мне. Впрочем, ты еще можешь спасти ее, если отпустишь меня. Она – моя заложница. Я отпущу ее, если ты дашь мне слово в том, что меня беспрепятственно выпустят из города. Решай, хан! Я долго ждать не буду.
Все вокруг закричали, замахали клинками, но никто не решился подступиться к магу, опасаясь за жизнь девушки.
- Хорошо, - сказал Харун. – Я даю тебе это слово. Иди, но помни, что рано или поздно я найду тебя и раздавлю, как паука.
- Посмотрим, хан, посмотрим, - ответил маг, убирая кинжал. – Пока же я ухожу. Я верю тебе, знаю, что никто не посмеет меня тронуть, но берегись. Ты еще поплатишься за это!
И он медленно двинулся в сторону ворот. Люди расступились, давая ему дорогу. Оги громко жалели о том, что он уходит живой, плевали в него, но тронуть не посмели. А хан стоял обняв дочь и ласково гладил ее по голове.
И вдруг Карахан круто повернул обратно.
- Не бывать по-вашему, - дико закричал он и взмахнул кинжалом. Никто не успел помешать ему и лишь Харун, каким-то особым чувством догадавшись о его намерении, смог прикрыть дочь своим телом. Кинжал вошел ему глубоко под лопатку.
На мага накинулись воины, но он вырвался и побежал к минарету. Отбросив двух воинов по пути, он взлетел на самую его вершину.
- Что, хан, - закричал он оттуда, - вышло по-вашему? Ты умрешь. А я сейчас улечу и ждите вскоре новой беды.
Людей потряс его мерзкий, подлый хохот. Дочь плакала на груди своего отца. Харун, чувствуя, что его оставляют последние силы, приподнялся на локте:
- О, Аллах! Как мог ты, всемогущий, допустить такое зло?! Накажи его, Аллах, молдю тебя! Отомсти ему за все зло! Спаси мой народ! Моих сил уже не хватает.
Снова захохотал было на эти слова маг, но вдруг раздался какой-то гул, земля задрожала. Башня, на самом верху которой неистовствовал маг, закачалась и надломилась. Верхушка ее рухнула, навсегда похоронив под обломками злодея.
Долго еще стояли в безмолвии люди, удивляясь случившемуся. А потом бережно взяли хана на руки и понесли во дворец.
Так и закончилась эта история. Хан и на этот раз сумел выжить и долго еще управлял государством. Ему во всем помогала дочь. По всем соседним странам разнеслась слава о ее доброте и мудрости. Но не меньше люди славили ее красоту. Правы оказались мудрецы: прожила она долгую, светлую и радостную жизнь.
Прошли века. Многое забылось, но помнят люди об этих событиях, оботчаянной, но самоотверженной отцовской любви. Памятником этому служит и высокая башня в тех землях. По-прежнему стоит она одиноко, но не может уже как прежде соперничать по высоте с горами. Лишь ветры да людская молва помнят о том, что когда-то была она выше в два раза и в честь каких событий она была построена.