Фотограф. Часть первая. Обретение

                Роман написан в соавторстве с Александром Кузнецовым.
                www.macrofantasy.com



"Жизнь коротка, но слава может быть вечной."
                Цицерон.


1.

           Снова коньяк!
           Хлоп – приятное тепло. Надо же хоть чем-то создать иллюзию удавшейся жизни.
           В смысле, не жизни, а… «Я ведь не пьяница». Сигарета – еще одна приятная мулечка.   Позволил себе очень дорогие. Где она, вечная, немеркнущая, волнительная… слава? Общее признание – критерий твоей удачной самореализации в мире. Социальная установка. Что ты без социума, без этого мнения всех и вся? Мало ли графоманов, псевдо художников, и иже с ними, малоталантливая, но амбициозная братия… Ба! Дак ведь столько уродов без таланта кидаются в глаза яркими таблоидами, здесь уже деньги. Тоже приятная штука. Есть деньги – тебе и без всякой одаренности в ноги поклоняться. Просто сделай вид, что тужишься над чем-нибудь. Тут же толпа угодливых продюсеров, мать их, и ты уже поешь! Или за тебя поют, какая, в общем-то, разница, главное, чтобы толпы видели твое подправленное макияжем лицо. Или картину пишешь… так что же такое настоящее искусство? Чтобы оставить след в веках… чтобы знать, что от твоего существования, от твоего тела, напичканного идеями, болезнями, тревогами, страстями и желаниями, осталось хоть что-то на этой земле, что надо сделать? Просто чтобы знать, знать, что ты жил не зря. И вот тут…
           Импотенция!
           …Импотенция – вещь весьма неприятная, особенно, если тебе тридцать, а не восемьдесят два. Творческая импотенция – вещь неприятная в любом возрасте. Особенно, если ты Художник или мнишь себя таковым. О, эти муки неудовлетворенного творческого порыва! Шатание по дому, шарканье стертых тапочек (ибо зачем нам новые тапочки, если мир погибнет без нашего шедевра, который непременно должен вот-вот вылезти из нашей истощенной утробы?). Бесконечное питие сладкого чая, осточертевшее уже курение горьких сигарет, лежание перед что-то бормочущим телевизором, наблюдение (из кухонного окна, не видавшего воды и тряпки уже лет триста) за облезлой псиной, копающейся в помойке, очень удачно расположившейся, так, чтобы с любой точки ее будет видно. О! А! где ты, чертово вдохновение?
           Примерно так мучался в это серое зимнее утро Андрей. Не так давно ему стукнуло  тридцать три, роста он был среднего, внешность имел почти заурядную. Парень как парень. Правда, страдал он в эти долгие часы совсем не как заурядный человек. Пустота в голове почти звенела, напоминая о том, что она – пустота, а не что-то на нее похожее.
           Собственно, желание творить, а творить – так не иначе, как шедевры, пришло к Андрюше лет шесть назад, в бытность его студентом (он заканчивал второе высшее и подрабатывал программистом). Сначала он бегал по городу с дешевой «мыльницей» и щелкал все подряд, потом все-таки купил себе тоже недорогой, но весьма приличный пленочный «Canon». Он был молод, энергия била ключом, и жажда творчества постепенно овладела его беспокойным сознанием. Он становился разборчивее, изобретательнее, купил себе несколько книжек по фотоделу и вечерами старательно пытался вникнуть в таинства светописи, постигая суть искусства фотографа как можно глубже. Конечно, ему хотелось снять что-то потрясающее и прославиться в течение недели, но в этой жизни всему нужно учиться, а чудеса случаются, увы, редко. Впрочем, помимо всяких заманчивых фантазий в голове Андрея жили весьма рациональные мысли. Идеалистом он никогда не был. Просто очень было важно юноше бледному знать, что, вполне возможно, он живет не зря, а мир, как известно, спасет красота, и красоту эту – а почему бы и нет? – выпадет  на долю создать именно ему, Андрею.
           Однако прошло шесть лет. Под диваном в комнате пылились четыре коробки из-под обуви, до верху набитые отпечатанными контрольками, проявленными пленками, слайдами… Периодически Андрей открывал одну из коробок, просматривал отснятый за эти годы материал и горестно вздыхал, понимая, что все, что он снял, уже тысячу раз сняли до него и лучше него, что ничего нового он не может открыть миру. Он рассматривал фотографии, которыми раньше восхищался и пыжился, гордясь самим собой, и видел смешные ляпсусы. Андрей в полной мере осознавал, что ему далеко не только до Художника, ему ох как далеко просто до профессионала.   В такие минуты на Андрея накатывало отчаяние. Он  содрогался, все еще внутренне не соглашаясь со страшным словом посредственность. Посредственность! Посредственный фотограф! Жуть.
           Часто он просыпался утром и почти с ужасом думал, сколько времени сил и денег – да, черт возьми, растреклятых денег! – было потрачено впустую. А с идеей снимать девушек в стиле «фэнтэзи», надо сказать, денег стало катастрофически не хватать, хотя Андрюша и имел в месяц штукарь долларов и раньше жил-не тужил. Теперь же покупался пенопласт для фантастических декораций, которые Андрей делал весьма талантливо, только все никак не мог применить по делу. Покупалась дороженная краска, по тысяче рублей за банку. Покупалось декоративное, но искусно сделанное, оружие.  И зачем, спрашивается, все это, если в итоге получается, что фотограф-то – дурачок бесталанный?! Вот и хотелось бросить все на хрен, жениться на Олесе и жить как все люди.  Но не то что моральных, физических сил не хватало, чтобы элементарно выкинуть в Интернет объявку, мол, продаю то-то и то-то… В такие-то часы на Андрея и нападала, начинала грызть и без того истерзанную душу тоска.
           В ящике стола, под стопкой фотографических журналов, в конвертике лежала бережно скопленная сумма, предназначенная для покупки нормального цифрового аппарата, не очень крутого и не очень профессионального, но вполне приличного. Андрюша давно положил глаз на   кэноновскую «десяточку», да и Илья (верный друг, помощник и наставник, работавший в магазине продавцом-консультантом, а заодно и фотолаборантом), зная его требования, советовал то же.
           Не далее, как вчера Андрей уверенной походкой направился к своей маленькой мечте, и сейчас «мечта» лежала на столе рядом с настольной лампой. Казалось бы еще вчера Андрей был полон восторга и вертел увесистую черную тушку в руках, настраивал, увлеченно мечтал… Но теперь он вновь  маялся тоской, то углубляясь в инструкцию, то улетая в заоблачные миры. Андрей не ожидал от себя такой апатии. Хотя в магазине Илюха,  выбивая чек, подмигнул и сказал из своей огромной чернющей бороды:  «Андрей, не парься, бывает. У всех бывает! Знаешь, сколько раз я вот так?.. О-го-го! Ничего, как придешь домой, распакуешь свою ляльку, и начнешь, и начнешь…»
Н-да. Прошли уже сутки. Почему-то именно сейчас, видимо, когда тоска дошла до предела, из памяти Андрея выплыл телефонный номер. И не какой-нибудь, а Олесин. Бог мой, какая я все-таки сволочь! – подумал он в очередной раз. Он всегда так думал, вспоминая об Олесе. Странная у них была любовь. Андрей был вечно в своих мыслях, проектах, идеях… Сколько слез было пролито по этому поводу! Сколько скандалов… сколько боли. Олесиной. Андрей тоже страдал, но в меньшей степени. Ведь его просто трясло от мысли, что он может лишиться своей свободы. Творческой. Холостяцкой. Олеся же любила его беззаветно и глубоко. Скажите, вот жизнь, всегда так – красивая, добрая, нежная и искренняя любит либо циника, либо свободолюбца, либо просто скотину. Здоровый эгоизм не позволял Андрею расстаться с Олесей, да и любил он ее, наверняка… по-своему.
           - Алло, - голос на том конце провода прозвучал приветливо, но очень грустно.
           - Привет, Леська.  Это Андрей. Приезжай, а? Я тебя поснимаю…
           - Андрей! – она ахнула. – Ты? А где пропадал?
           - Прости, - промямлил он, честно смущаясь. – Приезжай, плиз. Поснимаю тебя…
           - Блин, ну ты же знаешь, что я ненавижу!!! – похоже, ее злость нашла выход. – Че ты, дурак? Совсем меня не слушаешь?
           - Лесь, очень надо. У меня аппарат новый. Цифровой. Помнишь, я тебе говорил. Шесть мегов и все дела… короче, цифра, как полет… 
           - Мне это мало что говорит, извини.
           - Так приедешь?
           - Я приеду исключительно потому, что соскучилась. Кстати, а ты?
           - Что я?
           - Ну что ты, специально, Андрей?! – она не удержалась и всхлипнула. О, боже, только не это, только не слезы!!!
           - Соскучился я, соскучился, - он вздохнул. – В общем, жду тебя.
Андрей положил трубку и потянулся. Где-то в уголке его души крякнула совесть. Крякнула и заткнулась.
           Он полез в шкаф, откуда на него высыпался ворох чулок, кожаных аксессуаров, в меру рваных разноцветных юбок и блестящих побрякушек. С этого барахла начинался его творческий путь в модном направлении «фэнтэзи».   Как-то в книжном, когда он искал литературу по фотографии, Андрей наткнулся на альбомы Луиса Ройо. Стоял, листал, пялился на идеальных женщин в объятиях свирепых монстров, как завороженный.  С ярких страниц на него дышала другая реальность.  Секс, красота, страх, похоть, темнота… Андрея словно заразили. Фантазия начала лихорадочно работать. Кстати, тогда он и познакомился с Олесей, она была модельером, шить могла из чего угодно. Правда, ни одна из его грандиозных задумок пока не воплотилась. У нее было много заказов, работала она как проклятая, а у него  не всегда хватало   денег на хорошие материалы. Впрочем, тогда еще он был твердо убежден, что Художник с помощью света и куска материи может сделать из обычной девушки богиню. Однако Андрей не был уверен, что он Художник. 
           Он ждал Олесю, потому что знал, что она в него верит. Даже готова позировать, ждать, пока он промеряет  свет, терпеть его едкую критику. Лишь бы Андрюша удовлетворил свое творческое самолюбие и потом, просматривая пленку, довольно ткнул, скажем, в кадр №23 и сказал: О, вот это ничего! Две картинки с пленки, Леська, это тоже результат, и неплохой, поверь. Напечатаем.
           Андрей закурил, неприкаянно шатаясь из кухни в комнату, думал, как быть дальше. Прославиться хотелось мучительно. В последнее время это стало прямо-таки навязчивой идеей. Тщеславие. Он всегда соглашался с тем, что тщеславен. Это не смущало. В нем жило какое-то детское желание стать непременно знаменитым, ведь тогда в жизни точно будет смысл… все это не зря. Может быть, подкрадывался слишком ранний кризис среднего возраста, когда вдруг начинаешь вдумываться в смыслы своего существования на этой земле…

2.

           Зима закончилась внезапно. Будто по команде, раз – и стало тепло. За две ночи растаял снег, а еще через неделю стало сухо и тепло. Фантастика! Разумеется, Андрей не мог не воспользоваться этой фантастикой. Он не мог сидеть дома, его тянуло на природу, несмотря на то, что переходный период между зимой и летом славится своей бесцветностью. Конечно, солнце сияло ярко с голубых небес, кое-где покрытых рваными лохмотьями облаков, а в воздухе витал едва уловимый, но всем знакомый «запах весны». Но трава еще не вылезла из-под земли, почки на деревьях и не думали появляться и, что вероятнее всего, в лесу в эту пору было сыро и грязно.
           Но малость сумасшедший Андрюха прибывал в полной уверенности, что надо ехать. Надо и все тут. Он нетерпеливо дергался на своем рабочем месте, как-то нервно бил по клавишам компьютера, осваивая фотошоп, и очень невежливо разговаривал с начальством. Он ждал выходных. В голове бродил нездоровый туман. Странный был Андрей человек. Все  нормальные мужики по весне готовы петь в голос, как коты и  провожать девчушек в мини алчным взглядом, короче, как в народе говорится, «играй, гормон!». А тут не то. Хотелось схватить в руки свой любимый «Кэнон»  и бежать без оглядки от оживающей толпы. В том числе и от девушек в мини.
           Вырваться из цепких лап города Андрею удалось лишь в начале апреля. Ко всему прочему он являлся к этому времени счастливым обладателем сильно потрепанной, но в целом весьма неплохой «Нивы», обладавшей одним, но зато неоспоримым достоинством: она ездила. Андрей понимал, что, своре всего, машина гавкнется максимум через полгода, но так как она досталась ему почти даром, а если точнее, то за полторы тысячи долларов (за эту символическую цену ее продал ему Илья, которому богатый родственник преподнес в качестве подарка новенький «Пассат»).  Зато теперь всю весну и лето он мог распоряжаться своим временем, не завися от расписания пригородных поездов.
           Андрей взял отпуск на десять дней, благо он работал в очень и очень демократичной фирме, и честно позвонил Олесе, с которой уже неделю как не виделся. Разговор закончился ссорой.
           Грешный человек Андрей долго мучиться угрызениями совести не стал. Он с вечера тщательно упаковал  в сумку почти все свое фотооборудование, включая зарядник для аккумуляторов, работающий от прикуривателя, три имеющихся у него объектива (да мало ли кого или что можно встретить в предполагаемом путешествии!) и вспышку, на которую зарабатывал кровью и потом, твердо уверенный, что без нее – никак. Андрей решил ехать в Псковскую область, памятуя о красивых видах. Этим его план пока ограничивался, так как он привык исходить из сложившейся ситуации.
           Уснуть долго не удавалось, он ворочался, думая о предстоящей поездке, с интервалом минут в десять вспоминал Олесю, и ему становилось немножко грустно. Олеся была хорошая. В глобальном смысле этого слова. Удивительная девушка. И в том, что она много плачет, была лишь вина Андрея. А он ей постоянно обещал:
           - Олеся, правда, честно, вот создам что-то  стоящее, и все!   
           - Что все? Заработаешь кучу денег, купишь нам дом на море, и будешь наслаждаться жизнью?
           - Ну, типа, да…
           - Ну что ты бредишь, а? если уж человек чокнулся на чем-либо, так это на всю жизнь! Вот только пока нет доказательств того, что фотография – твое призвание!
           - Это переводиться: ты бездарный фотограф, так?
           - Ай, что с тобой спорить, считай, как хочешь!
И опять, и снова, и в который раз они ссорились. 

           Андрей продрал глаза часов в шесть утра, наскоро собрался и выскочил на улицу, где была припаркована его новая подруга. Поблескивала темно вишневым боком, вымытая, вылизанная. Андрей с каким-то затаенным удовольствием открыл машину, аккуратно положил сумку на заднее сиденье, затем забрался за руль, довольно улыбнулся и удивительно плавно тронулся с места. Путь предстоял длинный, но погода была ясная, солнечная, а настроение  преотличное… В общем, начиналось все волшебно. Волшебно звучала даже музыка: Андрей наугад пошарил в бардачке и сунул в пасть старой, но рабочей магнитолы первую попавшуюся кассету. 
           … Вырулив на Киевское шоссе, он вдруг почувствовал, что что-то не так. Будто что-то стукнуло по днищу машины, хотя асфальт – он ясно видел это секунду назад – был чистый и ровный.
           - Тьфу ты, что за черт? – Андрей съехал на обочину и заглушил мотор. Вылез из машины, нагнулся. Все чисто. – Показалось, - облегченно вздохнул он, и вдруг накатило волной тошнотворное чувство беды. «Не езди, поверни назад»-стукнуло в голове. Завибрировал в кармане телефон, Андрей долго не мог его оттуда выудить. На дисплее пульсировало красное сердечко: «Олеся вызывает».
           - Да?
           - Андрей, - нерешительно прозвучало в трубке. – Ты все-таки уехал? Где ты сейчас?
           - Привет, Олеся. – Андрей, неожиданно для себя несказанно обрадовался. – Я на Киевское выехал. Ты чего звонишь?
           - Да что-то знаешь… чувство такое…  может, не поедешь?
Андрей нахмурился. Не бывает таких совпадений. Начал нервничать, но здоровый цинизм все же перевесил. Он рассмеялся.
           - Лесь, да ты чего? Все хорошо будет. Хочешь, я тебе позвоню вечером? Думал в Изборске остановиться. А там – погулять, обследовать местность…
           - Хорошо, только ты обязательно, я волноваться буду…
Дальше он не услышал – связь внезапно прервалась. Опять неприятный холодок пощекотал начинающий ныть от голода желудок. Андрей посмотрел на телефон.   Банально села батарея.
           Андрей сунул в прикуриватель зарядку, подключил телефон и начал думать, какой же он идиот, что не взял с собой пожрать ничего путного. Искал глазами какую-нибудь придорожную забегаловку, начиная по-настоящему жалеть, что Олеся не поехала с ним. Было скучно
           Асфальтовые метры летели под колеса, усыпляя своей серой монотонностью. Андрей начинал потихоньку засыпать, как вдруг что-то черное заслонило солнце и с силой врезалось в лобовое стекло. Фотограф от неожиданности не справился с управлением и только чудом не улетел в кювет. Завизжали тормоза, машину развернуло почти на сто восемьдесят градусов. Он высочил на дорогу. На капоте распласталась огромная черная птица, видимо, ворона, но уж очень она была большая. Острый клюв беспомощно раскрывался, на Андрея косился блестящий круглый глаз, стремительно затягивающийся белесой пленкой смерти. Кровь из разбитой груди осталась на стекле безобразными подтеками, раскинутые, неестественно вывернутые крылья конвульсивно подергивались.
           Андрей стоял, ошеломленный, борясь с тошнотой. Пустые поля кругом, ослепительное небо, красная «Нива» и черная мертвая птица на ее капоте.  Чувствуя, как болезненно крутит желудок, Андрей полез в машину, нашаривая под сиденьем перчатки. Он втиснул в них мокрые пальцы, и, беспомощно оглядевшись по сторонам, протянул руки к вороне. Стискивая зубы, осторожно подцепил разбитое тело, обнимая его ладонями. Сделал несколько шагов к обочине, стараясь не смотреть на свою ношу. Птица была очень тяжелой. Серые вязаные перчатки стремительно пропитывались кровью. Андрей положил ворону на землю, его била крупная дрожь. Как завороженный, он застыл над черным комком слипшихся перьев  с таким ощущением, будто случился Апокалипсис. Из этого холодного транса его вырвал надрывный гудок автомобиля. Белая «Ауди» злобно сигналила, так как его «Нива» перегородила дорогу. Вздрогнув, Андрей поспешил  к машине, долго и неуклюже разворачивался, проклиная про себя водилу иномарки, которому было заподло пересечь двойную сплошную и объехать его.  Наконец, выровнявшись, он вдавил педаль газа. Рубашка стала мокрой от пота. Только сейчас он заметил, что так и не снял окровавленные перчатки. С омерзением, почти   истерично, он сорвал их и выкинул на дорогу.
           Он ехал, подавленный, курил одну за одной, пока не закашлялся. Есть уже не хотелось. При одном воспоминании о случившемся, возникал позыв рвоты.
           Под Псковом движение внезапно уплотнилось, хотя до этого шоссе было практически пустым. Андрей нахмурился, сбавляя скорость. Что за хрень, черт побери? В какой-то момент ему захотелось развернуться и погнать обратно в Питер. Когда же он увидел причину образующейся пробки, сердце у него екнуло.
           Сначала он заметил фуру, как-то развернутую чуть боком, с приподнятыми над землей передними  колесами, засчет влетевшей под нее желтой «тойоты». Правое колесо фуры пробило лобовое стекло иномарки, вдавившись в водительское сиденье, на котором была девушка. Видимо, ее убило моментально, в широко раскрытых глазах на белом лице застыло недоумение. Изуродованное тело торчало кровавыми конечностями из-под рифленой резины. Солнце будто в насмешку играло в ее волосах – золотых, золотых, переливающихся чудным блеском, сияющих ореолом над раздавленной грудью. Андрей, как зачарованный, выворачивал шею, пока не проехал мимо. Потом резко вздохнул и перекрестился.
           - Господи, спаси и сохрани, - выдохнул он. Перед глазами плыли красные пятна. Он не был суеверен, но ощутил в желудке неприятный холодок и несколько раз перекрестился. Но назад не повернул.
          

3.

           Как и было задумано с самого начала, Андрей остановился в Изборске. Измотанный и порядком напуганный, Андрей помыкался и снял комнату у местной бабули . Проспав всю ночь, как убитый, он с утра, старательно отгоняя от себя воспоминания о вчерашнем дне, нагрузил на свои многострадальные плечи рюкзак с фотоаппаратурой и чехол со штативом. До обеда побродил по древней крепости, которая была, безусловно, колоритна и интересна для любого фотографа-пейзажиста, но небо было пустое, голубое, без единого облачка. Это обстоятельство немало огорчило путешественника, но он все же  опробовал новый широкоугольный объектив, в результате чего одна из четырех имеющихся у него карт памяти была полностью заполнена.  Он вернулся в дом, наскоро сварганил себе обед. Стоял на пороге, жевал свой резиновый «Доширак», и думал, что нужно съездить куда-нибудь подальше.
           - Денек добрый, молодой человек, - окликнула его из глубины темных сеней хозяйка. Андрей вздрогнул, вглядываясь в полумрак. Бабка стояла, чуть покачиваясь на своих толстых  ногах  в стоптанных тапках. Ближе не подходила.
           - Добрый, надеюсь, - кисло отозвался фотограф.
           - Снова собрались куда-то?
«Что пристала?»
           - Да вот, решил помотаться на машине вокруг, авось найду чего-нибудь интересное поснимать.
           - Не ездил бы ты, вот что, - вдруг сказала старуха, шагнув к нему. Полоса света упала на ее лицо – блеклые глаза полыхнули болотным огоньком.
           - Что? – Андрей опешил. Ему стало как-то особенно противно.
           - НЕ ездил бы, говорю, - повторила она, протянула руку, дотронувшись до его локтя. Он инстинктивно отдернулся.
           - Почему? – тупо спросил он, прекратив жевать.
           - Знаю, поди, что говорю, - зло огрызнулась она. – Темно вокруг тебя, мальчик, - вдруг заговорила она совсем другим голосом, чуть напевно, словно гипнотизируя. – Темнота вокруг… Сегодня он ждет тебя у реки… Именно сегодня, так задумано. Мертвая девушка с черными крыльями не успела предупредить… Оставалось совсем недолго… Зачем ты приехал? – резко закончила она свой бред и взглянула ему прямо в глаза. На секунду ему показалось, что ее зрачки стремительно затягивает белая пленка, как вчера, у умирающей вороны. Он шагнул назад, к свету.
«Да она чокнутая!»
           - Что вы городите?
           - Тебе здесь нечего делать, - сказала старуха, укрытая тенью. Теперь свет падал лишь на ее ноги. Белые голени, торчащие из-под желтого платья. Белые толстые голени. Гладкие, с сухой, как пергамент кожей. Андрея замутило.
           - Когда сила находит одержимого, она располагает им на свое усмотрение, - продолжала она. – Оставайся лучше здесь. Я подогрела чай, - добавила она ласково.
           - О ком вы говорите?
           - О тебе, родимый, - устало ответила старуха и повернулась, чтобы уходить. – Я тебе все сказала. У старых людей бывают предчувствия. Я тебя вижу.
           Андрей сплюнул и подхватил рюкзак. Его не покидало чувство омерзения и неприязни. Заводя двигатель, он оглянулся на дом. Бабка стояла на пороге, прислонившись седой головой к дверному косяку. Ее губы растянулись в улыбке, собравшей в гармошку ее дряблые землистого цвета щеки.
           - Чокнутая сука, - процедил он, закуривая.
          
           Андрей выехал на шоссе, по которому проделал километров двадцать. Стрелял тревожно глазами в поисках подходящего сюжета, так как небо по краям горизонта начало тревожно клубиться, затягиваясь сизо-фиолетовыми тучами. Что странно, навстречу ни одного  автомобиля. Если бы не тарахтение изношенного мотора старой «Нивы», Андрей бы испугался, до того мертвая висела над полями тишина.
           Внезапно внимательный взгляд фотографа привлекло одиноко стоящее уродливое дерево на склоне холма в стороне от шоссе. Издали оно напоминало горбатого карлика, раскинувшего узловатые руки в пародии на полет. Андрей притормозил, приглядываясь. Развернулся, благо к холму и дальше за него убегала хоть и узкая, но вполне приемлемая дорога. Казалось, заманчивый объект совсем недалеко, но на деле Андрею пришлось протрястись по ухабам немало времени. Вблизи дерево оказалось огромным, с выжженной узкой раной у основания, покрытое глубокими складками, утопающими в коричневой коре, как морщины древнего старца. У Андрея затряслись руки. Он заглушил мотор, вывалился наружу, сгребая аппаратуру. В этот миг по перепонкам и ударило степное молчание, ненарушаемое даже шумом ветра. Фотограф замер. Черный великан, лишенный листвы, возвышался над ним, изрезав посеревшее тусклое небо угловатыми линиями сухих ветвей. Андрей тоскливо поморщился. Если бы не небо, была бы такая картинка!  Он все же сделал несколько кадров, нарезал пару кругов вокруг, матерясь сквозь зубы, снова залез в машину, отдышался. Снова тишина. Только дыхание скребет гортань.  Андрею вдруг почудилось, что кто-то смотрит на него в упор. Он беспокойно огляделся. Осадок разочарования и невесть откуда взявшийся страх, заставили его поспешнее, чем надо, тронуться с места, и машина, скакнув вперед, заглохла. Фотограф еще раз в надежде взглянул сквозь стекло на чудесное дерево. Все тоже пустое небо за его словно болью искривленным стволом, разрешило последние сомнения. Надо возвращаться.
           Кажется, шоссе должно уже быть. Должно, но его нет. Кругом пусто и тихо, словно земля вымерла за последние несколько часов. И вдруг… то, что Андрей увидел, стукнуло в мозг, как разрывная пуля. Дерево на холме. Откуда ему здесь взяться? Или он поехал не в ту сторону? Ничего себе удача! Но поразило, а вслед за тем бросило в пот другое. Зеркальная картинка. Подъехав ближе, он в этом убедился. Те же раскинутые в стороны ветви, та же черная прогоревшая впадина у основания, та же паутина голых сучков. Только с точностью до наоборот. Как отражение в зеркале. Задумался и дал круголя, сначала решил Андрей. Из-за облака брызнуло солнце. Нет, не то. Тогда светило с другой стороны. Он ясно это помнил. Нужный ракурс не удался из-за серой дымки на горизонте, а солнце было слева. Он ясно видел его диск сквозь студенистую пленку странных облаков. А вот сейчас оно справа. Не может быть. Так. Стоп!
           Андрей заглушил мотор. Бензина оставалось всего ничего, а он потерял из виду шоссе. Желание снимать пропало, зато тревога стала возрастать. Что за чертовщина?! Есть здесь хоть одна живая душа?
           Это просто усталость.
           Просто нервы сдают.
           Просто…
           Просто…
           Тронулся.  Не рассудком, а с места. Надо вернуться на шоссе.
           Он проехал несколько километров в предполагаемом направлении, но дороги не было. Вернулся назад. Там то же самое. Становилось душно. Датчик топлива уже не мигал, а настойчиво горел красным глазом. Небо стремительно чернело, нависая все ниже, тяжелее.
           Андрей матерился во весь голос. Хорошо же будет, если он здесь встанет, как дурак, с бензином на нуле! Кому звонить? Да и как объяснять свое местоположение?..
           … Человек сидел у обочины, сгорбившись, расколачивал об обтянутую грязной джинсой коленку яйцо, явно собираясь перекусить. Рядом с ним стояла корзинка, накрытая полиэтиленовым пакетом. Андрей вознес хвалу всевышнему, и остановился.
           - Здорово, дорогой! -  Он раскрыл дверцу, вдыхая посвежевший воздух.
           Грибник или черт еще знает кто такой, поднял голову в мятой кепке. Из-под кривого козырька на Андрея глянули бесцветные глаза практически без ресниц. Красный рот дернулся в подобии приветственной улыбки.
           - Здрасте, здрасте, - протянул незнакомец на удивление приятным голосом. Заправил под кепку потные рыжие пряди, прилипшие к вискам. Сделал он это с каким-то нарочитым кокетством, отчего фотографа передернуло.
           - Скажи, в какой стороне шоссе, будь другом, - попросил Андрей, закуривая. – Я тут уже минут сорок круги наворачиваю, бензин на исходе. Скажешь?
           - Отчего же не сказать, - рыжий принялся с аппетитом уплетать яйцо, на губах оставались желтые крошки. Андрея затошнило, но он терпеливо ждал. – Ты вот что, - прошамкал незнакомец, активно двигая челюстями, - дальше прямо еще километра два, а там речушка будет, через нее сразу мост каменный, старый такой… ага, так вот, - он громко сглотнул, - за мостом деревня. Ты езжай по главной дороге прямо насквозь, за нею сразу шоссе, увидишь.
           Андрей удивленно молчал. Какая речушка, какой мост?! Меж тем его спаситель, дожевал и в руках у него, как у фокусника, появилась стальная фляжка, к которой он незамедлительно приложился. Видимо, добавить было уже нечего, и Андрей, буркнув спасибо, залез обратно в машину.
           Неприятный тип не соврал. Действительно, совсем скоро впереди свинцово блеснула  узкая полоска воды, над которой возвышался нелепо громоздкий старый мост. Под колесами зашуршала щебенка. Спустя полминуты дорога превратилась в, насколько хватало глаз – а хватало их не намного, она сильно петляла, а по сторонам росли, как грибы, кривобокие домишки – в сплошные ухабы.
           Он сбавил скорость, периодически выжимая сцепление, и глянул сквозь мутное от пыли стекло вокруг. Н-да, бедная деревенька. Убогие жилища, в которых, наверняка, ютятся спившиеся мужики и сморщенные старушки. Вот она, наша русская деревня, наш русский народ! Впрочем, скоро патетические размышления подобного рода оставили его, так как  стали появляться люди. Они медленно небольшими группами выползали из домов, с тупым любопытством глядя на автомобиль и его владельца. , ему стало не по себе. Похоже, его занесло в деревню сумасшедших. Перекошенные лица, бледные и словно размытые  (Андрей попытался проморгаться, глаза слезились) вперили свои рыбьи глаза в движущийся объект. Все они были старыми, не было ни детей, ни молодежи. Медленно переходили улицу, вперевалку, подтаскивая ватные ноги в стоптанной обуви. И стекались, стекались, казалось, изо всех щелей этого богом забытого места. Андрей с удовольствием бы прибавил скорость, да не тут-то было. Зомби словно нарочно высовывались под колеса, и он периодически истерично жал на тормоз, стараясь избавиться от липкого ощущения страха. Словно в каком-нибудь романе Стивена Кинга . Что стоит всей этой толпе идиотов с пропитыми душами разом кинуться, навалиться, выбить стекла, выцарапать глаза, вырвать горло… что там еще делают в таких случаях?.. фу, черт, успокойся, успокойся…
           – Просто спились… просто поколение проспиртованное, мать их… так-то не пьют, уже незачем, он вместо крови у них, спирт… - шептал он про себя, стараясь взять себя в руки, - вот и посходили с ума, а так – безобидные твари… хотелось бы верить.
           Наконец толпа осталась позади, дома стали реже и хуже, а вскоре вовсе исчезли, Андрей облегченно вздохнув, вырулил на грунтовку. Он потряс головой, стараясь освободиться от лихорадочного гула мыслей. Достал из бардачка минералку, сделал несколько крупных глотков. Курить, что удивительно, не хотелось. Он пару раз бросил взгляд  в зеркало заднего вида. Откуда-то с боков поплыл туман, заволакивая неприятную деревеньку. Казалось, он лижет задние колеса его автомобиля, но обогнать не пытается. Андрей прибавил скорость, каждую минуту ожидая, что вот-вот закончится бензин.
           Через пару поворотов впереди вновь замаячили домики.
           - Да когда же все это кончится, мать вашу! – взвыл Андрюша. 
А тут еще из-за покосившегося плетня показался мужичок в грязной клетчатой рубашке и рваных брюках непонятного происхождения.  Его шатало так, что Андрей попросту остановился, испугавшись, что пьяница выкинется ему под колеса. Мужик меж тем приостановился, покачиваясь, затем сделал несколько неверных шагов навстречу «Ниве», и вдруг  кинулся  на капот, уперся в него обеими руками, зло так, осмысленно… Глаза его, желтые в красных прожилках смотрели с нескрываемой насмешкой. Было в его облике нечто настолько бесовское, что Андрей подавил в себе желание перекреститься и стукнул кулаком в пипетку. Пронзительный гудок привел пьяницу в себя, он вздрогнул, весь как-то перекосился, осел, и поплелся прочь.    
      Не успел Андрей вновь завестись, как   вслед за горемыкой выскочила маленькая сгорбленная старушонка. Вид ее был жалок, но хотя бы человечен, в отличие от остальных жутких обитателей проклятой деревни.
           - Постой, Колюшка, да куда ж ты? – она всплеснула сухими ручонками и засеменила по дороге за «Колюшкой», который бодро шагал, куда глаза глядят,  не забывая раскачиваться из стороны в сторону.
           Андрею вдруг стало остро ее жаль. Он опустил стекло, желая рассмотреть, чем закончиться эта трагикомедия, а заодно и вдохнуть свежего воздуха: в салоне становилось душно.
           Заметив автомобиль, бабуля нерешительно замерла на месте. Еще раз позвала тонким, словно сорванным голоском:
           - Коля! Николаша! Да что же это делается?
А потом, будто вдруг приняв важное решение, подскочила на удивление резво к машине и замерла. Андрей увидел большие, на выкате, светло голубые слезящиеся глаза, терявшиеся в россыпи морщин. Она была без платка, и слабый ветерок трепал жиденькие желтоватые волосенки.   
           - Сынок, - произнесла она уже спокойнее. – Сына, не поможешь? Коленька мой улепетнул, а мне с чердака маслобойку край достать надо. Лестницы нет, одна табуретка, а ты молодой, может, справишься…а? Я те за это грибков дам сушеных… вкусные! Суп сделаешь…
           - Да не надо мне ничего, что вы… - Андрей смутился. – Я так помогу, конечно.
На самом деле ему совсем не хотелось идти в незнакомый дом, тем более, что его не покидало  ощущение опасности. Но, глядя на беспомощное старое лицо, он сломался. С минуту подумал, брать ли ему с собой сумку. Решив, после неприятных колебаний, что местным имбецилам аппаратура не нужна, к тому же у машины есть сигнализация, он вынул из замка зажигания ключи, закрыл окно и торопливо вылез из салона. Внезапно тучи над самой головой прорвало, и все вокруг залил ослепительный после сумерек свет. Недавние страхи отступили под его напором, и Андрею стало значительно спокойнее.
           - Далеко нам? – деловито спросил он.
Старушка тихо захихикала в кулачок.
           - Да не, сына, вона моя хата! – махнула рукой на ближайший дом. – Спасибо… как звать-то тебя?
           - Андрей.
Они прошли через заросший кустарником дворик и вошли в дом. В нос ударил запах прелости и дыма. Старушка потянула Андрея за рукав в боковую клетушку. На полу стоял табурет. В принципе, совсем не высоко, Андрей мог бы дотянуться до крайней доски кончиками пальцев  с пола, но мебель в данном случае оказалась далеко не лишней. Он шагнул на стул, подтянулся на руках и, кряхтя подобно древнему старцу, ввалился на чердак. В нос ударило поднявшееся облако пыли, Андрей закашлялся, одновременно шаря взглядом по сторонам. На дальней стороне белело пятно грязного маленького окошка, почему-то округлого, что вызвало у Андрюши ассоциации со сказкой про домик на курьих ножках.  Справа от окошечка, в углу, чуть колыхалась огромная полукруглая паутина, в которой застряли сухие, скрюченные красно-желтые листья. Сквозь плохо пригнанные доски пробивались снопы света, высвечивающие серебристые нити паучьей сети и танцующие в воздухе пылинки. «Господи, как фактурно»-мысленно восхитился  фотограф и был готов бежать к машине за фотоаппаратом, быстро соображая, что надо взять штатив. Он неуклюже развернулся, задев коленом большой медный таз, в котором, к его превеликому изумлению, были грудой свалены немецкие каски, пара свернутых в тугие рулоны плащ-палаток и два-три штык-ножа времен войны, причем все в отличном состоянии. «Ага, бабка, кажись, черный следопыт» - промелькнуло в голове у Андрея.       
           - Маслобойку, говорите? А где она?- крикнул он вниз. -  Может, еще чего надо?               
           - Дальше, у окошка смотри! В тряпку коричневую завернута! – пискнула старушка в ответ.   
Андрей, заворожено глядя на содержимое таза, осторожно пополз вперед. Протянул руку к свертку и тут его внимание привлек еще один предмет, прикрытый рваным куском материи. Из-под серой ткани заманчиво поблескивала в полумраке гладкая, словно отполированная поверхность. Намерение устроить импровизированную съемку вылетело из головы, когда он извлек предмет из-под тряпья. Это было нечто, напоминающее квадратную шкатулку из темного дерева с красным отливом, плотно покрытого лаком, одна из широких граней которой была сделана из матового стекла.  Андрей цапнул штуковину и,  прихватив в другую руку маслобойку, начал двигаться к выходу.   
           - Хозяйка, принимай! – он подал ей требуемую вещь и, крепко зажав находку под мышкой, спрыгнул на пол.
           - А это у вас что? – он опустил глаза и вновь поразился благородному цвету дерева, из которого была сделан ящичек.          
           - Да не знаю, сына, забирай! Тут еще мой дед порядок наводил, почем мне знать! Иди, грибков тебе дам!
           - Но… - у Андрея отчего-то захватило дух. – Это, наверное, дорогая вещь! Давайте, я вам хоть заплачу что-нибудь… неловко как-то!
           - Да что ты, милый, Бог с тобой! Не надо мне ничего! Че я, толк что ли знаю в таких штуках? Забирай, говорю! На черта она мне сдалась? Че я без Колюшки?  А он ни-ни… не лазает туда, зачем ему! Забирай, коли не хочешь грибов… Спасибо! – она еще что-то несла, а он, красный от смущения и удовольствия, стоял и не знал, что ему делать. Наконец старушка выпроводила его в сени.
           Андрей скороговоркой попрощался и вылетел на свежий воздух. Уже в салоне своей «Нивы» он стал рассматривать находку. Теперь только он заметил, что вдоль одной из узких граней шкатулки идет узкая прорезь, окантованная серебристым металлом. Видимо, в нее вставлялось стекло, представляющее собой заднюю поверхность. В мозгу сверкнула догадка, которой Андрей поначалу просто не поверил. 
           На этой же стороне выпукло выступала из блестящего дерева овальная кнопка. Андрей осторожно положил предмет на колени и вдавил ее внутрь. Раздался едва слышный щелчок – и ящичек плавно открылся. Андрей ахнул. Бог мой, как он раньше не просек?! Фотоаппарат! Старинный, наверное, еще до войны сделанный. Он осторожно пощупал пальцем гармошку меха, красноватую, упругую, чуть потертую на сгибах. Тут же был серебристый тросик и маленький  прозрачный кубик с пузырьком воздуха внутри – уровень. Луч солнца сверкнул    в стекле объектива. Андрей затаил дыхание, он не мог поверить своим глазам. Толстое, кристально чистое, стекло переливалось красками радуги. Не может этого быть! Тогда еще не знали технологии просветления, это нереально! Но тогда что это? Уж точно не оптический обман.  Он повернул аппарат под другим углом. Сомнений быть не могло. Радужный перелив таинственно мерцал на поверхности стекла. Черт подери, да это же безумный раритет! Он держит в руках состояние! Сокровище, которому нет цены. Андрей не ждал от жизни таких подарков. Бабка отдала ему чудо фотографической техники! Его трясло. Он поискал глазами фирму-производитель, название модели. Действительно на внутренней стороне корпуса он заметил крохотную металлическую пластинку, потускневшую от времени, с выгравированными на ней буквами. Он прищурился, стараясь разобрать слово. «Haggadol»- было написано латинскими буквами.. Андрей удивленно перечитал надпись. Что за чушь? Хаггадол.  Что бы это могло значить? Надо поискать в  Интернете, или в словаре - мысленно сделал у себя в мозгу заметку Андрей. Бережно закрыл аппарат, положил его себе на колени и завел двигатель. Спустя несколько минут он действительно выехал на шоссе. Домой! В Питер! Его мучила жажда действий. Жгучий интерес, восторг первооткрывателя и подогретый творческий энтузиазм кипели в одном котелке, да так шумно, что у Андрея звенело в ушах.
           В Изборске он набрал Олесю и почти выкрикнул в трубку:
           - Милая, я возвращаюсь! Буду поздно ночью. Позвоню тебе утром. Ты не поверишь, я здесь такое нашел!

4.

           Андрей ехал и не мог поверить, что на соседнем сиденье лежит вещь, о которой он и не мыслил мечтать. Он, конечно, давно восхищался   форматной техникой, подолгу рассматривал старые фото, сделанные контактным способом – когда негатив с изображением напрямую прикладывался к бумаге, поражался качеством снимка.  Понятное дело, что о форматной технике думать было – только огорчаться, так как, само собой – это вещи редкие и, безусловно, дорогие.
           Каждый фотограф, искренне любящий свое дело, а Андрей был как раз из таких, ищет свой так называемый «бриллиантовый» объектив. То есть тот, что позволит получить потрясающую картинку, где будет воздух, живость пластики и форм, удивительная игра света. Андрей находился в поиске, убеждаясь, что еще ничего не достиг и страстно желал восполнить этот досадный пробел в своем творчестве. Он даже боялся думать, какие теперь перед ним открываются возможности и довольно усмехался при  мысли о том, какую зависть вызовет его находка у круга знакомых профессионалов.
           Первоначальный план действий был таков: сфоткать камеру, выкинуть на форум с вопросом, что за аппарат и что за фирма. Параллельно с этим показать находку Илье и еще нескольким специалистам. Ну и, конечно же, опробовать! Раскошелиться на листовые негативы и провести фотосессию!  Илюха как раз говорил, что у него есть знакомая девица дьявольской красоты – то, что надо. Андрей как-то не отдал себе отчета, почему первая фотосессия должна быть именно в стиле «фэнтэзи».  Мог бы, в конце концов,  взять на пробу что-нибудь попроще. Но он нутром чуял – начинать надо так. 
          
           Войдя в квартиру, он первым делом кинулся к компьютеру. Быстренько сфотографировал таинственный аппарат, чтобы завтра поутру уже выбросить в Интернет информацию о нем и несколько вопросов. Авось, кто-нибудь да знает. Хотя поход к Илье был все равно неизбежен. Андрей хоть и обладал некоторым запасом знаний о форматной технике, однако же себе мало доверял.
           Лег он в семь утра, учитывая, что вернулся домой в начале пятого. Как ни был он возбужден, усталость быстро взяла свое. Андрей буквально провалился в черную яму сна.
           Проснулся он во втором часу дня, в холодном поту и с кошмарной головной болью. Несколько секунд он лежал, уставившись в потолок, и тяжело дышал, вспоминая свой болезненный ужасный сон. Обычно он не помнил, что ему снилось, или помнил лишь отрывками. Теперь же  перед ним развернулось целое полотно, без прорех и рваных краев. Темная пустая комната. Посредине на трехногом штативе возвышается нечто, накрытое куском белесой материи. Слабый свет пробивается откуда-то сверху, превращая складки ткани во что-то, очень напоминающее сморщенное старческое лицо. Андрей на негнущихся ногах – его сковывает некий первобытный ужас, необъяснимый разумом – приближается к накрытому предмету, его словно тянет, притягивает, влечет неизвестная, но могучая и страшная сила. Как это часто бывает во сне, он видит себя со стороны, но страх от этого только крепнет. Внезапно ткань сползает и взгляду открывается пульсирующая в пространстве черная дыра. Она висит над штативом, будто укрепленная на нем, посреди тусклого сумеречного пространства странной комнаты без окон и дверей. Андрей протягивает руку – чувствует тепло и слабое покалывание. Свет сверху вспыхивает ярко желтым – и черное нечто обретает формы. Это камера. Открытая. Радужный глаз объектива смотрит прямо в лицо и кажется, что за толстым стеклом что-то копошится, скребется, просится наружу. Андрею почему-то кажется, что это непременно черви. Белые и толстые. И вдруг из загадочной глубины вырывается темный сгусток, кидаясь ему в глаза, впиваясь когтями в кожу. Омерзительные липкие прикосновения маленьких цепких лап, скребущих черепную коробку, рвущих плоть. Андрей упал навзничь, пытаясь отодрать скользкую тварь от себя – и открыл глаза.
           - Бог мой… - простонал он и невольно покосился на красноватый блестящий корпус фотоаппарата, аккуратно поставленного на полку шкафа. Тошнотворное чувство постепенно покидало его. В конечном счете, мало ли что может присниться переутомленному человеку! Андрей всегда был довольно-таки циничен, в разумных переделах, конечно, но слишком расслабляться себе не позволял.
           Он умылся, постоял несколько минут перед зеркалом, думая о том, что нос мог бы быть чуточку поменьше, а челюсть – несколько повыразительнее.  Да, да, мужчины тоже бывают недовольны своей внешностью! Только это очень большая тайна. Очень большая.
           Выпив две кружки крепкого сладкого кофе – это ж вам не Франция, где кофе пьют из наперстков – Андрей подключился к Интернету и принялся за исследовательскую деятельность. Устроил свое мини-сообщение на форуме, почитал, что в фотографическом мире делается последние две недели, а затем, отключившись, позвонил Илье. Тот был дома. Андрей тоном, не подразумевающим несогласия, велел Илюше приезжать: «Руки в ноги – и бегом. У меня здесь такое творится! Потрясешься, уверен.»
           Илья, видимо, удивленный такой постановкой вопроса, прибыл через сорок минут –рекордное время! – так как раньше дорога занимала к него не менее полутора часов. (Ну, или не дорога, а ленивые сборы ). Андрей даже чаем его не угостил, а, еле дождавшись, пока он снимет обувь, потащил его в комнату-студию, где обитал.
           Илья долго рассматривал аппарат, так же долго изучал странное название. Потом поднял на Андрея карие выпуклые глаза и уточнил:
           - Так бабка точно тебе ничего не сказала?
           - Да точно! Думаешь, она что-нибудь в этих делах понимает?
           - Откуда же у нее в лачуге такая раритетная и дорогая вещь? – не унимался Илья, расхаживая по комнате.
           - Так она сказала, мол, дед еще оставил… Илюша, твой-то вердикт каков будет?
           - Вердикт? – бородач нахмурился, и Андрей заметил на его лице растерянность. Это его потрясло. – Как бы это тебе сказать, Андрюша… да, конечно, форматник, до войны сделанный. На этом я исчерпываюсь. Ставит в тупик просветление – ты сам знаешь, что тогда еще не знали, как сделать… к тому же – что за хрень написана в качестве названия? Я тут где-то у тебя на полочке мифологический словарь  видел… - Илья подошел к стеллажу и пробежался волосатым пальцем с округлым отполированным до блеска ногтем по пыльным корешкам немногочисленных книг, там обитавших. – Ага, вот оно. Может быть, имеется здесь такое словечко?
           Андрей молча ждал, пока приятель его, напряженно посапывая, листал страницы. Бормотал.
           - Ну?
           - Да погоди ты! Возможно, это часть какого-нибудь словосочетания…
           Ох уж эта манера докапываться до истины!
           - Дай-ка я посмотрю, - взмолился наконец фотограф. – У тебя в глазах уже рябит, наверное.
           - На Н там такого слова нет. Значит, словосочетание.  Haggadol – второе слово.
           - Если это вообще в этой книжице имеется это название, и откуда ты взял, что мы найдем расшифровку именно в мифологическом словаре? - сердито буркнул Андрей, чуть ли не силой отнимая словарь у Ильи.
           - Чутье. Или слышал уже это слово именно в связи с мифологией, - улыбнулся тот. – Ну и тем более у тебя только он и имеется в наличии…
           Далее случилось нечто странное. Возможно, просто совпадение. Скорее всего, так. Андрей раскрыл книгу наугад, а тут еще внезапный порыв ветра хлопнул открытой форточкой о стену и хлестко, по-деловому, пролистал несколько страниц.
           - Вот оно! – торжествующе вскрикнул фотограф, поднимая глаза от бумаги.
           - Оба как! – восхитился Илюша. – Дрон, да ты волшебник. Ну-ка дай взглянуть…
           Он шагнул к Андрею, заглядывая через его плечо.
           - Ты был прав, это словосочетание. Видишь? Sar Haggadol.   
           - «Великий Князь»… - произнес Илья в слух перевод. – Ну, и как это прикажешь понимать? Посмеяться кто хотел что ли? Что за ерунда! – он вдруг стал кипятиться. Андрей удивленно поднял на него глаза.
           - Да что же ты так переживаешь?
           - А потому, Андрюша, что нет такой фирмы и не было. И псевдонимов у создателей таких не было. Точно тебе говорю.
           - А что ты так уверен? – Андрей находил странным беспокойство товарища. – У тебя, конечно, память феноменальная, но нельзя же все имена в истории фотографии запомнить!
           - Уверяю тебя, профессионал вроде меня вполне ориентируется во всей истории фотографии, - спокойно на этот раз отпарировал Илья. – Не в этом дело. Возможно, это эксклюзив. Сделан на заказ и в единственном экземпляре. Мало ли у эксцентричных мастеров бывает причуд?
           - Ну и ладно. Вот и отлично! Чего ж в этом плохого?  - Андрей прибывал в полной эйфории. – Ты вот что, Илюшик, купи мне в долг листовых негативов, а? я верну тебе через неделю. А завтра – тащи свою девку, будем снимать!
           - Ты что? С места в карьер? Андрей, ты вообще хорошо соображаешь? У тебя взгляд идиота. – Илья нахмурился и закурил. – Я, конечно, сделаю, как просишь, только ты какой-то на себя не похожий.
           Андрей пропустил замечания мимо ушей.
           - Приходите завтра к двенадцати.
           - А ты не хочешь сходить куда-нибудь еще, получить инструкции?
           - Да почитал я вчера статейку… и ты много чего насоветовал…успею еще, милый!
           - Н-ну, дело ваше, была бы каша, - изрек Илья свою обычную присказку. – И все-таки сволочь ты, Андрей! Мог бы хоть угостить чем! А, черт с тобой!
Он направился в прихожую.
           - Да не обижайся, старик… Просто Олеся должна приехать, она мне минут за десять до твоего приезда звонила… сам понимаешь…
           - Ничего я не понимаю! – крикнул Илюша уже с лестничной площадки. – Вот и посидели бы все вместе, коньячку бахнули…до завтра, скупердяй.
Андрей усмехнулся. На Илюшу обижаться не стоило.
5.

           Олеся втащила за собой внушительных размеров пакет.
           - Что это? – спросил Андрей, целуя ее щечку, розовую и прохладную.
           - Это тебе подарочек… - широко улыбнулась девушка, подняв голову от сапог, которые с трудом расстегивала.
           - Мне? Такой большой? А в честь чего? – он снял с нее курточку и еще раз поцеловал. – Чайку?
           - Да, поставь, пожалуйста… а пока греется – пойдем, я тебе покажу.
Они прошли в комнату. Андрей с любопытством наблюдал, как Олеся высвобождает из пакета его содержимое.
           - Закрой глаза! Откроешь, когда скажу.
Он послушно ждал. Рядом что-то шуршало, шелестело…
           - Лесь, а я нашел старинный фотоаппарат…
           - Не открывай глаза!
           - Да не вижу я ничего… такой красивый… завтра будем с Илюшей снимать его Ленку.
           - Какую еще Ленку? – шуршание на миг прекратилось.
           - Девушка его знакомая. Очень в тему мне валит.
           - Ясно. Извращенцы. Открывай!   
Андрей перестал жмуриться. И ахнул. Олеся стояла перед ним в роскошном коричневато-пурпурном платье, отделанном белым кружевом. Чертовски сексуально! Талию сжимал ажурный корсет, искусно переплетенный кожаными вставками, глубокое декольте обнажало роскошно приподнятую грудь. Спереди был разрез, приоткрывавший стройные ноги, позади мерцающим потоком лежал на полу шлейф. Олеся взмахнула руками – расклешенные рукава из тонкого материала красиво обвивали плечи. Андрей замер в немом восторге.
           - Я специально шила, для твоей дури… - Она счастливо рассмеялась. – Тебе нравится? Корсет на шнуровке, можно на разную фигуру…  Помнишь, ты все мечтал? Вот я и решила… как я тебе?
Андрей порывисто обнял ее. Он так расчувствовался, что чуть не плакал. Господи, какая девушка его любит!
           - Олеся, ты богиня, - с чувством сказал он и отошел на несколько шагов, чтобы еще раз рассмотреть шедевр. – Я срочно должен тебя снять!
           - Ну уж нет, - она торопливо начала снимать платье. – Завтра Лену свою будешь в нем… снимать!
           - Пожалуйста! Олесюшка! Не моя это Лена, а Илюшина. Леся, ну ты гадина, скажу я тебе! Такая красотка в таком наряде – и не хочешь, чтобы я тебя запечатлел! Лесенька, один кадрик! Умоляю!
Но причитания Андрея не возымели своего действия. Олеся спокойно оделась и аккуратно сложила платье.
           - Держи. Смотри, осторожно с ним. Не помни.
           - Ты специально, да? Вот скажи, чем я тебя обидел? – Андрей обнял ее за талию с явными намерениями не пить чай в ближайшие два часа. Олеся рассмеялась, вырвалась и вихрем умчалась на кухню.
           «Ревнует»- констатировал Андрей про себя и печально поплелся вслед за ней.

           Лена была поистине роковой женщиной, настоящей валькирией, мечта! Хищный разрез ярких, серо-зеленых глаз, опушенных черными ресницами, брови вразлет, широкие скулы, чувственные губы, подчеркнутые темной помадой с глянцевым блеском. Может быть, она была несколько худощава и чересчур агрессивна, что несколько настораживало. Она была тщеславна. Любила себя и свою внешность. Ей нравилось сниматься, но она была избирательна – работала лишь с теми, кто отвечал ее запросам по  внешним параметрам. Она легко раздевалась, делая это с нескрываемым нарциссизмом, и еще легче возбуждалась, понимая реакцию на нее мужчин. Оказавшись на подиуме под взглядом Андрея, она внимательно следила за тем, как он откликается на ее движения, глаза его чуть дольше, чем нужно, задерживались на изгибах ее тела, и скоро она ощутила приятное  сексуальное возбуждение, отчего на щеках проступил румянец, а кожа покрылась мелкой сыпью твердых мурашек.            
           Илья смотрел на нее так, что Андрей пихнул его незаметно под ребра и прошипел: «Слюной не подавись, профессионал! Иди, помоги мне лучше свет поставить».
           - Не могу, работа горит. За сим вас оставляю, - с сожалением ответил тот. – Надеюсь, не подкачаешь, братуха.   
           … Андрей начал работать. Для него фотосессия всегда была работой. И только. Модель переставала быть женщиной, и зря Олеся так ревновала. Вот только сейчас… ее тело. Его привлекало ее тело. Смуглое, бесстыдно оголенное там, где только что небрежно прошлась его рука. Он откинул ее волосы с плеч, проследил взглядом за ручейками света, разбегавшимися от длинной шеи к роскошной груди. Ноздри щекотал неуловимый, но дико знакомый аромат, вызывающий легкое головокружение. Ему захотелось задержать свою ладонь на ее бедре, и он поспешно отошел и нажал на спуск. Внизу живота тяжело, горячо запульсировало желание. Оно подступало медленно, но сокрушимо, как  многотонная волна цунами, откуда-то из недр его существа, с каждым нажатием на кнопку, каждым прикосновением к гладкой поверхности камеры, нет, к шелку ее кожи… Прозрачные зовущие глаза, голая идеальная грудь, и бедра, едва прикрытые лоскутками ткани, и пальцы, сжимающие так страстно рукоять меча… рукоять меча, как… сжимают ее, как… Тугая волна крови ухнула к низу и в один миг пространство вокруг распахнулось во все стороны…
           … Стало больно. Кажется, кожа на спине треснула там, где находятся лопатки. Треснула, и из его напряженной плоти со влажным шумом вырвались перепончатые крылья. Резко, упруго развернулись, распластавшись по черному воздуху. На плечах вздулись невиданной мощи мышцы, забугрились под зеленовато-голубой чешуей.
           Юный демон, хозяин этого мира, по имени Хааг-А-Дол, стоял на краю бездны, не имеющей дна, где клубился густой, как кисель, переливающийся жемчужными красками туман. Ветер, свежий и сильный, врывался в ноздри, принося с собой этот запах, запах жертвы.
           Она стояла там, на противоположной стороне пропасти. Он не видел ее лица, но чувствовал страх, первобытный, сводящий с ума, вкусный, как сладкая кровь. Все правильно, так и надо. Она отдана ему, как требует того древний закон. Он поднялся выше, повинуясь древнему инстинкту, закружился над ней, так неумело поднявшей над головой тонкую серебристую полоску меча. Круг, другой… Восторг от полета на миг затмил все остальное, и только ее аромат вел его в правильном направлении…   Ринулся. Вниз, к ней, содрать все ненужное, сломать, смять, покорить. Гулко ухала кровь в висках и внизу, причиняя уже боль, словно все, что ниже пояса, стало оголенным нервом. Пространство вокруг трещало электрическими разрядами, и в свете их, как в свете голубых молний, он видел ее, и хотел ее, как никого никогда не хотел…
           Мощные руки сомкнулись вокруг нее, в одно мгновение отбросив в сторону жалкую булавку, которой она пыталась защититься. Меч переломился пополам с жалобным звоном, обломки его упали на камни. Демон развернул девушку к себе, дрожа от ее запаха, ее тепла под когтистыми пальцами, тепла ее тела, с которого он срывал  остатки одежды; это был последний миг сдерживаемой похоти, почти нежности к ее желанности и беззащитности. Мощные крылья вновь напряглись, он взмыл, сжимая ее в объятиях.
           Медленно, медленно они падали, разрывая туман, пронзаемый светом, наконец-то нашедшим лазейку в черную глубину. Их соитие было подобно ритму вселенского танца, лавина света, обрушивающегося вслед за их сплетенными телами туда, во мрак, давила на плечи, туман забивал горло, жаждущее напиться страстью. Мир перестал существовать, сжавшись до непереносимо сладкого желания обладать всецело и вечно, проникнуть не только в плоть, но и в душу, стать господином и по своей воле миловать и обрекать на смерть.
           Все глубже, все бешенее, два существа, ставшие одним целым, неслись в бездну, и холодный туман уже не облизывал, а бил по щекам, оставляя пылающие ссадины. Возбуждение нарастало, хотя казалось, что и невозможно уже более, биение крови внизу живота стало до того громким, что лопались перепонки. Женщина в объятиях демона зашлась неистовыми криком, от которого трескалось раскаленное до красна сознание.
           Оргазм был как взрыв;  оглушил и наполнил тело свинцовой тяжестью, руки конвульсивно сжались, раздирая до мяса нежную спину Елены прекрасной и тут же упали, повиснув безжизненными плетьми… пора было наверх.

           … Андрей глубоко, судорожно, с придыханием вздохнул.  У него подкашивались ноги. Пальцы, слегка касающиеся «Хаггадола», дрожали. Вернуться было трудно; все тело покрывала холодная испарина. Елена устало сидела на подиуме, взгляд ее заставил Андрея вздрогнуть. Это же надо! Что произошло… ах да, меч. Меч!
           - Сломала… прости, - севшим голосом сказала Елена. Он одевалась. Меч валялся чуть в стороне, на полу, сломанный у рукояти. Андрей опустился на диван, сдавив виски. Волной накатила головная боль, тошнота подступила к горлу.
           - Созвонимся…
           Ушла. Что за бред?! Все говорило о том, что пережитое было только порождением его собственного воображения, но чертов меч не давал покоя. Уронила? Ударила о стенку?
           Он нашел в баре виски и сделал несколько глотков прямо из горлышка, затем закурил, начиная испытывать приятную истому, уводящую в сон. Прямо как после потрясающего секса, подумалось Андрею. Он уснул на диване, даже не успев докурить.      

           …    
            - Илюха, это нереально… - почему-то шепотом сказал он. С фотографии на него смотрела Лена и не она одновременно. Вокруг нее пространство ожило, заиграло, наполнившись воздухом, темные тона словно дышали, а детали одежды прорисовались неведомым художником. Андрей понял, что нашел себя.  Он понял это по уважительному взгляду Ильи, по своим ощущениям… по красоте картинки. И все же было что-то не то. Болезненный надлом в глубине, в глазах неподвижной валькирии Лены, сжимающей изящными пальцами рукоять меча. Что-то хрупкое и неуловимое, будто замерший на губах крик, остановленный резкий жест, злой взгляд плачущих глаз… тьфу ты, морок! Сгинь! Андрей весь взмок, он заметил это только сейчас, от волнения. Из услужливого подсознания выплыло чудовищное видение, Андрей с трудом подавил возбуждение.
           - Илья, я сделал это! – вскрикнул он. – Снимать, снимать… десятки крутых картинок, ты это понимаешь?
           - Понимаю… чертовски тебе повезло, Дрон. Дьявольски! Спасибо судьбе.



           Вечером Андрей набрал номер Лены.   У него неприятно щекотало под ложечкой, слишком уж ясно запомнил он ее сладострастные стоны… «Господи, не сходи с ума» Никто долго не подходил, он хотел уже жать отбой, как в трубке прошелестело:
           - Але?
           - Алло, здравствуйте, а мог бы я поговорить с Еленой? – он отчего-то вздрогнул, словно холод пробежал по затылку.
           - Это я.
           - Привет, Лен, не узнал тебя. Это Андрей. Потрясающие получились снимки. Хочешь, приезжай завтра, а? покажу тебе, и еще поснимаем…
           - Слушай, не могу,- ответила она, чуть помолчав. – Плохо себя чувствую. Как-нибудь потом, - закашлялась как-то дико, словно туберкулезница. – Могу дать телефоны подруг…
Андрей согласился, но ему стало не по себе. Что с ней случилось? Такая здоровая, живая, стервозная… А тут еле шепчет страдальческим тоном… непорядок.   Андрей по опыту знал, что девушки всегда трепетно относятся к своим изображениям. Как же должно быть ей плохо, что даже на фото наплевать?
           Он все же позвонил девушкам. Одна из них согласилась, если, конечно, ей понравятся снимки с Еленой…
           Далее вылез в Интернет посмотреть, что там делается с его сайтом. И тут ему в голову пришла интересная идея. Он решил выставить свою находку на электронный аукцион на eBay-е. Просто захотелось узнать, какова ее стоимость. Андрей даже рассмеялся, до  того ему стало весело. Затем зашел на фото форум.  Там новой информации не появилось, кроме растерянных комментариев к его сообщению. Никто не знал. Ничего. Так, повосторгались, пошутили,   посоветовали…  Андрей пошел более простым путем – ввел запрос в поисковую систему. Результат его ошеломил. НИЧЕГО! Не может этого быть! Чертовщина какая-то. Возможно, Илюха был прав, и фотоаппарат – эксклюзивная вещь? На какую-то долю секунды в мозгу Андрея проскользнула сумма, которую мог стоить этот таинственный «Хаггадол». Ах, да что там сумма! У Андрея от самодовольства горели щеки. С такими успехами и слава не за горами! Слава в веках… возможно. Он снова схватил в руки картинки с Еленой и начал жадно их рассматривать, любуясь игрой света, ее живым, зовущим, глубоким взглядом. Его затрясло от творческого вожделения. 


6.
 
       Утром Андрей сразу вышел в Интернет. Какого же было его изумление, когда он нашел сообщение с предложенной ценой на фотоаппарат. Двести  тысяч баксов! ДВЕСТИ ТЫСЯЧ! Быть такого не может. Предполагаемый покупатель услужливо оставил свои координаты. Андрей, выпучив глаза, с минуту пялился в монитор, потом  набрал Илью, выложил информацию.
           - Да не может такого быть, - недоверчиво буркнул   тот. – Это шутка. Слушай, коллекционная «Лейка» в заводской упаковке стоит двадцать. Но двести! Конечно, может, твой аппарат и дороже, но не настолько! Наверное, это шутка такая.
           - Да серьезно тебе говорю, вот на монитор смотрю, все вижу. Здесь не шутят, точно.
           - Ну, не знаю, что и сказать… думай! Такие деньги – это тебе не шутки, да… эх! только очень хорошо думай. Больно картинки волшебные у тебя на нем выходят…

Андрей набрал оставленный в Интернете номер. Услышав гудок, торопливо нажал отбой. Внутри шевелились сомнения. Деньги сейчас решили бы очень много проблем. Он в нерешительности смотрел на телефон. Тот, словно догадавшись о его затруднениях, зазвонил сам.
           - Алло, вы только что звонили? – произнес в трубке мужской голос.
 Андрей заметался, как загнанный заяц.
           - Да, да, я звонил, - выдавил он. – Я насчет фотоаппарата…
           - А, так это вы владелец той прелестной коллекционной вещички? Право, я дал бы за нее и больше, если вас не устраивает предложенная сумма…
Андрей опешил.
           - Вы шутите?
           - Вовсе нет, - собеседник мягко рассмеялся. – Я серьезно, совершенно. Впрочем, не давлю. Я коллекционер, понимаете. Вещь бесполезная, но для  фанатика…. И трехсот тысяч не пожалел бы. Сойдемся?
Андрей помолчал. Перед глазами замелькал калейдоскоп картинок. Столько можно всего сделать!
           - Подумайте, я завтра вам перезвоню, - угодливо сказал собеседник. – Только думайте оперативно, я не каждый день отдаю такие суммы за фотоаппарат.
           Андрей снова набрал Илью и затараторил в трубку:
           - Приезжай, приезжай срочно, Илюха, дело безотлагательное!! Никаких занят. Мне нужен твой совет, черт подери!
К великому удовольствию Андрюши, Илья, добрая душа, отмазаться не смог и согласился приехать. Ожидая его, он снова и снова с каким-то благоговением рассматривал фотографии с последней съемки и ощущал, как в груди гордо поднимается сознание  собственной значимости.  Ему даже показались, что сегодня изображения стали ярче, колоритнее, свет еще прекраснее очертил контуры тела Елены и как-то удивительно заиграл на лезвии меча. Это вызвало изумление, и Андрей долго вспоминал схему постановки света. Будто аэрографом неведомая рука наметила легкое свечение, мягкие блики на деталях костюма… Словом то, что удается редкому мастеру.
 Он вгляделся в ее лицо – да, взгляд стал глубже, завлекательнее, сексуальнее… он вдруг понял, что хочет эту женщину, к которой наяву питал далеко не теплые чувства. Хочет, желает, жаждет! Прикоснуться к матовой коже плеч, провести по темным волосам, блестящим потоком спадающим с чуть наклоненной головы.  Повторить, то, что уже было… тогда. Тот волшебный миг чистой страсти, столь аморально вспыхнувший в его сознании. Теперь все это вспоминалось, словно сон… А Ее глаза, светлые и дикие, как у кошки, манили его, туда, в таинственную глубь картинки. Андрей поразился. Не могло такого быть. В жизни Лена, безусловно, была и красива и сексуальна, но не настолько.
           - Тьфу ты, наваждение, - отряхнулся Андрей от странных мыслей. И сказал сам себе вслух: - А ты молодец, Андрюха. Мастер. Если из обычной девки сделал королеву тьмы…

Илья пришел часа через два, хмурый и явно чем-то недовольный.
           - Привет, - Андрей почувствовал себя слегка виноватым. – Что с тобой?
           - Да бред какой-то творится…
           - У тебя тоже?..
           - Подожди! Дай сказать, - Илья грузно опустился на стул, чем вызвал недовольное ворчание друга. – С Ленкой что-то совсем беда.  Я ее утром видел… заходил к ней. Зеленая, под глазами синяки… модели они все сухие, а она за три дня словно совсем тощая стала. Ужасно. Говорит, вообще сил нет. Не вышла на работу. Не ест ничего. Не может. Я ее в больницу послал. То есть скорую вызвал. 
           Илья как-то потерянно взглянул на Андрея. Похоже, он влюбился.
           - Ну, а у тебя что?
           - Мне совет твой нужен. Похоже, товарищ действительно не шутил. Я с ним созвонился. Сказал, и триста дать готов, мол, он коллекционер, не поскупиться… что скажешь?
           - Ну, в первую очередь, я бы хорошенько подумал, - с несвойственным ему цинизмом вдруг изрек Илья. – Если это все и вправду серьезно, то надо взвесить все «за» и «против». Тебе ж такие бабки даже и не снились! Купишь себе нормальную тачку, хату новую, а?
           - Но ты же видел, какие на этой камере получаются шедевры! – воскликнул Андрей, задетый за живое. В нем зашевелились мучительные сомнения. Он чувствовал правоту Ильи, тем более, что такие легкие деньги шли к нему в руки впервые в жизни.
           - На «этой камере»! – передразнил его приятель. – Да при чем здесь камера, друг мой? Тебе не приходило в голову, что ты просто начал круто работать со светом?
          - Скажешь тоже, - протянул Андрей неуверенно. – От объектива тоже много что зависит, тебе ли не знать!
                - Да расслабься, а? – укоризненно сказал Илья. – Чаем напои, а то и конинкой, если есть, а? ты как?   
           Андрей вдруг взорвался. Ком бешенства подкатил к горлу, голос задрожал:
           - Ты что, не в себе, Илюшенька? – вскрикнул он. – Что делать-то, что мне делать?! Ты пойми, я душу за этот аппарат продам, пусть меня черти потом в аду трахают!!! Понимаешь ты, нет?! Понимаешь, Илья, понимаешь?! Душу продам дьяволу за него, слышишь ты, нет? Да ни за какое бабло не расстанусь, не отдам, слышишь ты меня, понимаешь?!!   
           Илья схватил кричащего Андрея за плечи могучими ручищами, встряхнул несколько раз и усадил на диван.
           - Что с тобой, Дроша? Из ума выжил, друган, а? – спокойно произнес он, заглянув бледному и испуганному собственной истерикой Андрею в лицо. – Что тебе делать, спрашиваешь? Давай подумаем разумно, без паники. На сумму, которую предлагает этот хмырь, ты купишь себе и крутой аппарат, и жизнь свою по минимуму устроишь. Разве не так? Так. Дядя прав, дурного не посоветует. Ну а если ни хрена тебе не надо и ты всем доволен, и кридитов-то у тебя нет ни одного, и машины нормальной тебе не надо, и халупа твоя засранная тебя вполне устраивает, за чем же дело стало?
           Андрей подавленно молчал. Илья был прав во всем. Творчество творчеством, а сводить концы с концами как-то надо. Не все же духом святым питаться.
           - Ты посиди, подумай еще, а я за коньяком сгоняю. Идет?
           Андрей пил коньяк, за которым быстренько смотался Илюша, и мрачно смотрел перед собой. Что-то сломалось вдруг в его жизни, надломилось. Перепуталось. Почему он не звонит Олесе? Почему на другом конце города живет человек, который его любит, но они не вместе? Почему страсть к творчеству забрала все его силы и к тридцати годам он неожиданно понял, что близок к душевной импотенции? Почему он не остановиться? Что за новая любовь – к неизвестно чьих рук творению, к таинственной шкатулке с прекрасным содержимым? Десятки этих «почему» столпились в его мозгу, и стучались, скреблись, царапались…
           Он чувствовал бред, фальшь, непонятную мерзость происходящего. Спиртной напиток обжигал горло, а внезапная боль кольцом сдавливала сердце. Черт возьми, Олеся, позвони сама! Прости, не будь гордой, я скотина, но мне так плохо – думалось ему. Он мучительно страдал в эти долгие минуты, стыдился, и все тверже осознавал, что новую страсть не вырвать с корнем из души, из сердца. Она срасталась с ним, пугая и завораживая новыми возможностями…
           - Эй, Андрон,   я еще здесь, - брякнул Илья, терявшийся в клубах сигаретного дыма.
           - Прости. Я отключился, - облегченно улыбнулся Андрей. В его глазах Илья прочел твердую решимость. Твердую, злую, упрямую. Хотя Андрею было откровенно не по себе.



7.
          
           Андрея разбудил телефонный звонок. Он несколько мгновений приходил в себя, надеясь, что треньканье телефона вот-вот прекратится. Не прекратилось. Андрей с трудом выкарабкался из нагретой постели и, матерясь себе под нос, схватил трубку.
           - Алло?
           - Здравствуйте. Андрей Полянский? – голос был низкий и бархатный, как у героев-любовников в мыльных операх. К тому же где-то он его уже слышал… только вот где? Андрей сам себе удивился.
           - Да, здравствуйте, это я, - просипел он. – Чем могу? Кто это?
           - Разрешите пока остаться инкогнито. У меня к вам есть предложение. – говоривший явно не хотел, чтобы его перебивали и рассказывал суть дела кратко, но емко. – Несколько дней тому назад вы стали владельцем форматной камеры «Haggadol»…
Андрей вздрогнул. Неужели Илья болтнул кому-то из богатых коллекционеров? Нет, не возможно. Илья не из болтливых. А кто тогда? Лена? Тоже ерунда. Н-да, неприятно.
           - Так вот, - продолжал меж тем таинственный собеседник, не меняя елейного тона. – Хочу дать вам совет, Андрей. Не продавайте камеру. Она много дороже пачки бумажек…
Не, не коллекционер… странно.
           - Ну знаете, - ответил Андрей холодно, - «пачка бумажек» порой судьбу человеческую решить может.  Не знаю, откуда вам это все известно, но разговор, думаю, стоит закончить. Продажа камеры, если она у меня и была бы, вас не касается. Я вас никогда не видел, кто вы, откуда? Повесте трубку, пожалуйста. До свидания.
Андрей хоть и был от природы горяч на руку, но отдал дань вежливости – сам на рычаг жать не стал. На том конце провода воцарилась на секунд десять тишина. Затем невидимый собеседник сказал:
           - Андрей, не отключайтесь. Вы должны мне поверить, аппарат должен остаться у вас.
           - Почему? – вскинулся Андрей. В голове забродили нехорошие образы – словно толпа одетых в разноцветные одежды людей. – Вы объяснить по-человечески можете?
           - Давайте встретимся. Поверьте, если сейчас вы бросите трубку, я перезвоню вам. А потом – снова. И на следующий день.
           - Я сменю номер, - хмыкнул Андрей, находя ситуацию уже смешной. – Черт подери, да что вам надо вообще?!
           - В пять на Садовой. Я буду в красном кожаном пиджаке.
В ухо заколотили короткие гудки. «В красном пиджаке»! Вот какие причуды нынче бывают у людей! Андрей растерянно оглядел комнату. Бред какой-то. Но нутром почуял – на встречу необходимо поехать. Словно незнакомец мог  привести какой-то довод, способный лишить его решимости продать камеру.

           Он вышел на улицу, оставив позади шумное метро. Откуда-то справа к нему тут же подскочил невысокий человечек действительно в красном пиджачке, из-под которого нелепо торчал воротник ярко желтой рубашки. Образ дополняли редкие рыженькие волосенки, пушком покрывающие большую круглую голову, светлые, почти белые глаза, кажущиеся еще невыразительнее благодаря коротким белесым ресницам. Незнакомец явно сутулился, и глядел как-то искоса, будто насквозь, не видя стоящего перед ни человека.  Бог ты мой! Какое знакомое выражение! И голос, и лицо. Черт, ну где же он видел эту гадкую рожу? Андрей воззрился на него с таким нескрываемым интересом, что тот слегка покраснел.
           - Здравствуйте еще раз, Андрей. – произнес он тем самым глубоким приятным голосом. - Вы все-таки пришли. Пройдемся немного?
           - Здрасте, - буркнул фотограф. – Вас-то как величать? 
        - Дмитрий. Просто Дима называйте.
Андрей еще раз изумился странной смеси уродливой внешности в сочетании с сексуальным голосом опытного соблазнителя.  Меж тем Дима, по всей видимости, церемониться не собирался.
           - Андрей, - начал он спокойно, будто объясняя что-то упрямому ребенку, - Андрей, вы стали обладателем чудесной вещи…
           - Там что, типа, джинн внутри? – неумело сострил Андрей, явно нервничавший. Ему все это не нравилось.
           - Погодите шутить, - резко оборвал его Дмитрий. – Я тут вам не клоун, не в цирке находимся.
           - Да вы скажите мне толком! – опять не выдержал Андрей  и остановился. – Продажа, покупка – это лично мое дело! Как вас это может касаться? Откуда вам знать, я, может, без пяти минут бомж? черт, да вы не знаете, с кем имеете дело… я – художник, понимаете? Мне творить надо, а с этим… - он осекся, сам себя презирая. Ну как можно говорить такие вещи первому встречному?!
Дмитрий некоторое время молчал. Пауза заполнилась вдруг нахлынувшим незнакомым чувством, природу которого фотограф объяснить затруднялся. Они молча шли по улице.
           - Андрюша, - фамильярно, но на удивление тепло заговорил снова Дмитрий. – Ну что же вы упрямитесь? Ну разве стоит истинная красота каких-нибудь двести-триста тысяч? Да это копейки. Вы на этой камере на миллионы наснимаете, понимаете меня?
           - Да откуда вам знать-то? – отозвался Андрей. «Что за черт? Откуда он знает? А, видимо видел предложение в Интернете… скорее всего…»
           - Я много знаю, - как-то печально и мягко сказал Дима, доверительно беря фотографа под руку. Того даже через куртку обожгло холодом, до того у незнакомца были ледяные твердые пальцы. – А так как я знаю, вам бы меня послушать, Андрюшенька…
           - Слушайте, вам какое дело до меня? – взвился Андрей, выдергивая руку из сильной клешни Дмитрия. – Я согласился с вами встретиться не для того, чтобы бред выслушивать!
Дмитрий остановился. Так резко, что Андрей споткнулся.
 Взглянул прямо в глаза Андрею – глубоко, глубоко, до самой души достал. У того от страха сжалось горло… от дикого, необъяснимого страха. Из глаз незнакомца на него смотрела пустота. Черная, засасывающая в себя все живое. Теперь перед ним стоял не невзрачный человечишка, а существо жуткое, инфернальное. Показалось, что вокруг за доли секунды сгустились сумерки.
           Андрей невольно отпрянул  от собеседника, но морок рассеялся. Из-за крыши соседнего дома весело сверкнуло весеннее солнце.
           - Вам плохо? – участливо спросил Дмитрий, поддерживая Андрея под руку. У последнего подкашивались ноги.
           - Нет, нет, все хорошо, - он с трудом сглотнул. -  Так, глюк будто словил… - он бессильно рассмеялся.   
         -  А, бывает, - улыбнулся Дмитрий. – Мы с вами говорили…
           - Я помню. Только позвольте задать вам для начала несколько вопросов, - сухо выговорил Андрей, чувствовавший, как взмокла спина под рубашкой. – Кто вы? Откуда знаете меня и события моей жизни? Зачем вам понадобилось, чтобы камера осталась у меня? Ответьте, или мы сейчас расстаемся. Решайте.
           - А вы любопытный, - снова улыбнулся Дима, доставая сигареты. – Что же, справедливо… я прочитал ваше объявление на eBay. Зачем вы выставили ее на аукцион? 
           - Я не оставлял там своего телефона! А зачем выставил – не ваше дело.
           - Кто я? – Дмитрий проигнорировал замечание Андрея. – Я – репортер. Ищу всякие интересные материалы. Работаю на научное издание. А на вопрос свой отвечу сам: вы хотели определить ее стоимость… что же, разумно, ничего не скажешь… художник, говорите? Да какой же художник так поступает? Разве вы не снимали? Не видели результата? Я, понимаете ли, в некотором роде историк… увидев ваш «Хаггадол», я сразу подумал, что это вещь уникальная… вы, наверное, тоже это почувствовали? – голос собеседника убаюкивал, гипнотизировал. Андрей уже не удивлялся его осведомленности. Ему казалось естественным то, о чем говорил Дмитрий. Он соглашался с ним. – Ну, что думаете? -  Вполне дружелюбно закончил Дима, и Андрей вышел из своей полусонной задумчивости.
           - Ну, не знаю, - растерянно сказал он.  – По-моему,  я все понял…   
           - Отлично. Давайте, я дам вам два дня на размышления. А потом позвоню и узнаю ваше решение.
           Урод говорил до того самонадеянным тоном, что Андрея перекосило. Гипноз прошел. Он почти брезгливо сморщился.
           - Любезный, шел бы ты отсюда со своими советами, а? – огрызнулся он и развернулся, направляясь обратно, благо от метро ушли недалеко. – Без вас справлюсь. И не надо мне названивать, слышите?
           Дмитрий нагнал его в два прыжка и неожиданно для его хилого тела крепко вцепился в плечо. От его благодушности не осталось и следа.
- Послушай, Андрюшенька, - прошипел он над самым ухом Андрея. В мозгу начала закручиваться черная воронка боли, которая начала давить на глаза изнутри, словно горячими пальцами. Андрей тихо заскулил, сжимая голову руками. Слова, которые произносил Дмитрий входили в уши раскаленными гвоздями – тук, тук, тук…– Ты не знаешь, с кем имеешь дело! Если сказано – не продавать – не продавай!- фотограф привалился к стене, хватая ртом воздух. Лицо говорившего белело близко-близко, расплываясь бесформенным пятном без глаз и рта. -  По-хорошему ведь прошу! Себе дороже выйдет! Короче, фотограф, не буянь. Я дело говорю. – он резко оттолкнул его от себя и стремительно исчез за углом.
Андрей отчаянно моргал, тер слезящиеся глаза, которые нестерпимо жгло. Завертел головой в поисках    Дмитрия, да куда же он, падла, подевался?!  Только теперь почувствовал, как бешено колотится сердце. Сделал несколько неверных шагов, пошатываясь, как пьяный.  Налетел на женщину с ребенком, которая грубо его оттолкнула:
           - Пьянь! Уже с утра нажрался, скотина, не видишь, куда прешься?!!
Бормоча извинения, Андрей поплелся к метро. Горло пересохло, дико хотелось пить. Все тело ломило.
Добравшись до дому, он, не разуваясь, кинулся в комнату, хватил в руки камеру, прижал ее к себе, словно дитя, живое и теплое, от которого хотел отказаться, но вовремя опомнился. Прости меня, прости, в каком-то одуряющем забытьи шептал он, согнувшись в кресле, покачивался из стороны в сторону, ощущая щекой гладкий бок «Хаггадола»… Если бы кто-то видел его в этот момент, он бы ни минуты не сомневался, что перед ним сумасшедший.
 


8.

           Жизнь странная штука. Живешь себе, живешь, и вдруг – бах! Выскочит чертик из табакерки.  И пошло все кувырком.   Андрей ощущал, что находится примерно в такой ситуации.
           Чтобы хоть как-то рассеять настигшую его тоску, он позвонил Ольге, девушке, которая согласилась поучаствовать в его фотосессии. Илья и на этот раз не составил ему компанию, так что помогать было некому. Пока Оля облачалось в платье, сшитое Олесей, Андрей ставил свет и думал. Вернее, ждал. Сегодня чертов Дмитрий собирался звонить. Все внутри сжималось от одной мысли об этом. Ощетинивалось, готовое к самообороне. Начинать было гораздо труднее, чем с Еленой. Девушка стеснялась, ломалась, к тому же тип лица ее был далеко не хищным, чего требовалось Андрею.
           Сделав несколько контрольных снимков на  «Кэнон», он тяжело вздохнул. Потом взял в руки свой чудом добытый трофей и ощутил внезапный прилив энергии. Он почти нежно потрогал гармошку меха, заворожено поймал каплю света в радужном объективе. На какой-то момент ему почудилось, что аппарат потеплел в его осторожных руках… и  тут это ощущение, снова… сначала темнота рухнула сверху, опутала ноги, зажала в тиски… а потом… безграничный простор и пронзительный ветер ворвались в сознание, смазывая границу между сном и явью, желанием и возможностью. На этот раз он был стремителен и агрессивен, по чешуе змеились вверх-вниз золотистые искры, между ног будто зажгли костер – стало до боли горячо. Он прыгнул, не расправляя крыльев, к светловолосой девушке, опутанной сетями гигантской паутины, резко, бесцеремонно выдрал ее из липкого месива и впился в тонкую шею, покрывая ее укусами-поцелуями. Ему хотелось терзать ее, терзать до крови, до крика, чтобы вырывалась, царапалась, визжала; он овладел ею быстро и грубо, и она отозвалась всем телом. Он наполнил ее своей чудовищной мощью, разрывающей нежную плоть, и кончил с силой проснувшегося вулкана. Стало светло, затем за доли секунды мозг затянуло пеленой, все пережитое вновь стало бредом больного воображения.
Он не помнил, как закончилась съемка. Упоение и восторг переполняли его. Закончив, напоил Олю чаем, и отпустил восвояси, не замечая ее бледности и теней, залегших под глазами, частое дыхание и распухшие губы. И взгляд – обожающий взгляд человека, нашедшего свое счастье, удовлетворение, которое не описать словами.  Было не до этого. Завтра отнесет Илье отснятый материал, тот в своей мастерской отпечатает снимки.
           Однако, закрыв за Ольгой дверь, Андрей понял, что катастрофически  устал.  И был порядком напуган. Словно все, что с ним происходило, было овеяно дуновением мрака. Он не мог объяснить, почему на ум приходили такие сравнения. Просто чувствовал.
           Телефон зазвонил в восемь вечера. Первый раз за день. Даже удивительно. Андрей, отключившийся было на часок, вздрогнул и сел на диване. Настойчивые гудки раздражали его, было не понятно, где он и кто он. Потом очнулся. Снял трубку, приложил ее к уху, еле удерживая глаза открытыми. Спать хотелось ужасно.
           - Андрей? Привет. Ты чего молчишь? Спал что ли? – очень ласково сказала Олеся. – я хочу к тебе приехать.
           - Давай завтра, - умоляюще промямлил Андрей. Начала болеть голова. – Я сегодня никакой, только расстроишься.
           - Хорошо, пока. –
   она положила трубку.
Ну за что, Господи? Истеричка!!! Я ведь просто устал. Просто устал. И все!!!
           Он полежал некоторое время, приходя в себя. Время от времени косился на телефон, все ожидая, когда он зазвонит. Но это было незачем. Андрей принял решение не продавать камеру. Он снова пересмотрел фотографии Лены и понял, что если дело так пойдет и дальше, то через несколько лет один его снимок будет стоить триста тысяч. Это не было пустым тщеславием. Он заворожено всматривался в зовущую глубину, гладил взглядом изгибы страстно желанного тела. Казалось, шаг – и окажешься там, рядом с красавицей, станешь ее обладателем и господином. Причудливая игра света за ее спиной рисовала неведомый таинственный мир, из которого не было возврата.
           Телефон так и не зазвонил. Андрей снова заснул, теперь на всю ночь.

           У Андрея давно был план съездить на Апрашку, посмотреть что-нибудь из декоративного оружия. Он знал, что цены на рынке   гораздо ниже, чем, например, в том же «Солдате удачи», где он позволял себе лишь облизываться.
           Этим славным делом он и занялся с утра. Заодно было решено взять с собой «Хаггадол», показать его Рубену, очень неплохому специалисту по технике и вообще отличному парню.
           Он сел в машину, положил сумку с камерой на соседнее сиденье, и завел двигатель. Почему-то очень захотелось послушать Рахманинова. Поразмышлять. Медленно выкурить дорогую сигару… но в магнитоле весело и похабно шутили Бачинский и Стиллавин, отравляя и без того душную атмосферу раздолбанного салона старой «Нивы» убийственным цинизмом. Надо же! Андрей усмехнулся , останавливаясь на красный свет.  Что творится в мире! Цинизм, сарказм, ничего святого не осталось! Сейчас не говорят о любви, а плоско, но разнообразно шутят на тему секса. Сейчас естественно кого-то ненавидеть – правительство, соседей, тещу… естественно убивать. За деньги – просто сумма варьируется от ста рублей до сотен тысяч долларов. Черт, да если бы по телевизору, по всем каналам, наглядно не продемонстрировали, что такое целлюлит – знал бы об этом хоть один мужик?   А сейчас любой сморщится брезгливо, обнаружив, что стройная подружка далеко не идеальна. Андрея затошнило. Он на какой-то момент выскочил из состояния последних нескольких дней – состояния отрешенности и полного погружения в творчество. Окружающий мир, громко живущий за грязными стеклами автомобиля,   со всей дури ухнул молотом по голове, и Андрей затрепыхался, задергался. «А надо ли оно мне, творчество? – подумалось ему. – Я вот фанатично завожусь новой идеей, а мир лучше не становится. Олеся плачет из вечера в вечер, а я не звоню ей, потому что занят или устал. Я боюсь сцен и разборок, но знаю, черт подери, знаю, что жизнь одна, по крайней мере, в данном качестве… надо сделать кого-то счастливым. И этим кем-то может быть Олеся.» Но «Мир спасет красота, если мир откроется этой красоте»- так, кажется, писал Достоевский. А Андрей понимал – в его руках орудие творения. Творения красоты. Бессмертной красоты. Таинственной и неповторимой.
           С такими разнообразными мыслями он припарковался в Мучном переулке. Сказать «Припарковался», конечно, будет опрометчиво, так как этот процесс затянулся минут  на пять и сопровождался очень выразительными словами. Огромный черный «Лексус», за рулем которого – сомнений быть не могло! – сидела баба, задом выехал из подворотни, перегородив тем самым путь Андрею. Какого черта машина так ехала, понять было выше человеческих возможностей. С минуту иномарка неуклюже пыталась развернуться, сдала еще назад и чуть не укатала Андрюшину старушку. Затем, наконец выровнялась и укатила против движения, нагло и долго сигналя.
           Взбешенный Андрей проехал чуть вперед, где виднелось свободное местечко. Как раз за выездом из подворотни. Не тут-то было! Темно-вишневая «Ауди А6» быстренько вырулила слева  и хотела было рвануться на заветное место. Тут нервы сдали окончательно. Андрей даванул на педаль газа и почти прыгнул вперед. Машина возмущенно что-то пискнула, а Андрей, полуобернувшись, посмотрел, кто за рулем. Надо же, мужик! Ах ты, сука! Он демонстративно покрутил у виска и три раза нажал на пипетку. Звук был противный, но, несомненно, победный.
           Облегченно вздохнув, Андрюша заглушил мотор. Тут в окно постучали. Он обернулся на звук. С его стороны стояла девчушка лет пятнадцати, премилое создание. Андрей приоткрыл дверь.
           - Чего тебе, дитя мое? – спросил он нарочито отческим тоном, подозревая, что видит перед собой нимфетку.
           - У вас из машины что-то течет, - серьезно сказала девочка.
           - Да ну? – вскинул брови Андрей, все больше уверенный, что она его кадрит. Хотя чего там! У него ведь не серебристый «Инфинити»! мечтать не вредно.   
           - Посмотрите, я вам серьезно говорю.
Андрею очень не хотелось попасться на развод, так что он просто открыл дверцу и высунулся наружу.
           - Где?
Ответа не последовало. Он принял прежнее положение – девчонки рядом не было. Вот коза! Но тут его охватил ледяной озноб. Сумка, лежавшая рядом, на пассажирском месте, исчезла! Дверь была закрыта, но не плотно – вор явно не хотел, чтобы щелкнул замок. Андрей выскочил из машины, понимая, что это бесполезно. Барсеточники давно растворились в цветастой толпе.  Какой кошмар! Андрей пометался вдоль по улице. Затем вернулся в машину. Помимо камеры в сумке были паспорт и водительские права, но если бы пропали только они, страдание и ужас Андрея были бы не столь велики. Сколько раз говорил сам себе, блокируй замок! Не общайся с посторонними, пока не выйдешь из автомобиля и не закроешь его! Черт, черт, черт!!! Он был готов плакать. Естественно, поход в магазин был отложен. Не до этого было. Андрей, весь отдавшись охватившему его горю и отчаянию, поехал домой и до вечера рассматривал изображения Елены, чем еще больше травил себе душу. Часов в шесть он сходил в мастерскую к Илье, забрать вторую серию снимков и поведать о своем несчастье.
           - Послушай, не расстраивайся ты так, - сказал Илья, который и сам был не в лучшей форме: его очень тревожило состояние Лены, все  ухудшавшееся. Самое странное было то, что врачи никак не могли поставить диагноз.
           - Да, легко тебе говорить… - сокрушенно ответил Андрей. – Слушай, а ведь краденую технику в Москве продают, если в Питере стырили… может, объявку дать? А?
           - Ну, приди ты в себя, Андрюша! Какую объявку? Ищи ветра в поле!
           - Но ведь это раритет… такой не может просто так пропасть, Илья! – надрывался Андрей, вытирая мокрые ладони о джинсы. – Бог мой, такие вещи создает! Не могу представить, чего я лишился… Илья! Но ведь можно что-то сделать?
           - Что? Поднять на уши всю московскую милицию?
           - Но не купит у них никто из их круга такую вещь! – беспомощно заморгал Андрей, все больше ощущая боль утраты. Именно боль, будто оторвали руку, умевшую карандашом и кистью создать шедевр. Тупое отчаяние давило на его мозг, и он в сотый раз проклинал себя за беспечность.   
           - Зря ты так. Понятное дело, горько, но не руки же на себя накладывать!  - миролюбиво, но печально улыбнулся Илюша. – Сейчас я тебе принесу отпечатанное… чудесно! Хоть отвлечешься…
           - Или еще больше расстроюсь, поняв, чего еще мог наснимать!
           - Да брось. Твоя Оленька бесподобна…
           - Да? Она такая вялая была! – удивленно крикнул вслед исчезнувшему в глубине помещения приятелю.
           - Ну, не сказал бы, - бородач снова появился – со стопочкой.
Андрей взглянул на фотографии. Нет, поистине, аппарат делал с людьми чудеса! Никакая, абсолютно никакая девушка превратилась в обворожительную воительницу. Снова поразил фотографа свет – он еще раз вспомнил, как его ставил и был уверен, что такого эффекта добиться невозможно. Золотистые волосы модели окутало мягкое сияние, оно же легло на складки платья, притаилось в волнах шлейфа. По губам змеилась коварная улыбка, столь же изменчивая, как улыбка Джоконды. 
           - А ты растешь, Андрюха, браво, - похвалил Илья. Это было сильным аргументом, так как похвалы от него дождаться было практически не реально.
           - Да не я это, - как-то нелепо и смущенно возразил Андрей. – Фотоаппарат!
           - Ну, ну, не скромничать! Ты чего?
           - Да, вот только нет у меня теперь чудо-камеры…
           - Послушай, если ты так научился работать со светом – теперь и любая другая профессиональная подойдет!
           Но Андрей не был в этом уверен. Вернее, совсем не верил. Он собрал фотографии и пошел домой, и подавленный, и восхищенный одновременно.


9.

           Видимо, просыпаться от телефонного звонка стало в жизни Андрея традицией. Правда, на этот раз был час ночи. Он взял трубку лишь потому, что хотел сказать ночному звонарю несколько добрых и доходчивых слов.
           - Але, мать вашу, еще раз…
           - Если вы хотите обратно ваши бумажки и ящик, можем договориться о компенсации. Ну, типа, денег сколько дадите? – ворвался в мозг наглый голос с восточным акцентом.
           - Ах ты тварь! – заорал Андрей. – Ты че, сука, охренел?!  Как в машины чужие лезть – так мастер, а как… откуда номер мой у тебя, гнида подзаборная? – добавил он, со сна не соображая, что, имея на руках его паспорт, бандиты легко пробили его телефон по базе данных.
           - Ща ты доорешься, командир. Либо договариваемся на завтра, приносишь пятнадцать косарей – отдаем тебе ящик и бумаги  – зло, но спокойно сказал вымогатель.
           - Пятнадцать  штук баксов?! Да ты не охерел, родимый?! – Андрей аж подпрыгнул. – Где я тебе до завтра возьму… к тому же, не стоит эта хрень столько, - нашелся он, подозревая, что воры не знают истинной цены вещи.
           - Не баксов, рублей, - протянул неизвестный с сомнением. – Че знали мы что ли, что у тебя в сумке штука эта непонятная… ты документы свои выкупаешь, але!  короче, пятьсот зеленых и вернем тебе твое дерьмо.
           Андрей попытался взять себя  руки, чтобы бандиты все-таки согласились на сделку.
           - Я согласен. Только я на кидалово не подписываюсь, понял? Встречаемся на Ваське, около «Макдоналдса». В час дня.
           - Братиша, ты че, подставить решил? Мы не поведемся, забудь! Ментов или друганов с собой приведешь… не лохи мы, знаешь ли… 
           - Слушай, тебе бабки нужны? – не выдержал Андрей. – Никого я не приведу, себе дороже.
           - Ладно, только знаешь что? Я, как только что увижу – так и знай, разобью твой аппарат на хрен. Хрясь об асфальт и…! Я таких, как ты, знаю.
           Андрея бросило в пот. Хрясь! Нет, такого зрелища его нервы не выдержат. Он торопливо пообещал:
           - Ладно, ладно, договорились… как я тебя узнаю?
           - Спокойно, брат, мы тебя сами узнаем.
           Короткие гудки. А так хотелось заорать как в одном хорошем фильме с Бодровым в главной роли: «Не брат я тебе, гнида черножопая!» Эх!   

           Андрей прибыл на условленное место на пятнадцать минут раньше. Он сильно волновался. Заранее купил в обменнике пятьсот долларов, что заметно подкосило его  бюджет,  и теперь сжимал их в кармане куртки потной ладонью. Однако что значили эти бумажки по сравнению с волшебным фотоаппаратом! Андрей готов был месяц сидеть впроголодь, лишь бы снова ощутить под рукой знакомые изгибы, чувствуя себя истинным творцом красоты…
           Он  смотрел сквозь стекло на отчаянно жующих толстые чисбургеры посетителей. Детишки, женщины, подростки… о, ужас, ужас! Ресторан был набит битком, хотя в кофейнях в будний день в это время тихо и почти безлюдно. Популярное место! Место, где в пору выкармливать свиней на убой. Жива Америка! Жива и проповедует. Все – от жратвы до идеалов.
           Внезапно к  нему подскочил невысокого роста юркий кавказец в потертой замызганной дубленке и буквально пихнул в руки украденную сумку.
           - Прости, брат, ради бога, не знали… - пролепетал он быстро. В глазах его читались ужас и раболепство. Взгляд метался туда-сюда, лицо судорожно подергивалось. Он смотрел на фотографа, как на ожившую мумию. Мокрые губы тряслись, лоб покрылся испариной.  Он чуть ли не с поклонами отбежал на несколько шагов и крикнул: - Не держи зла, все целое, ничего не трогали! – и скрылся, да так быстро, что Андрей даже не отметил, в какую сторону он улепетнул.
           Фотограф стоял, ошеломленный. На секунду ему показалось, что сквозь стеклянную стену  «Макдоналдса» на него смотрит Дмитрий. Андрей вздрогнул и пригляделся. За ближним столиком, где только что сидел уродец, никого не было. Хотя Андрей мог поклясться, что он видел его.
           - Не фига себе… - он сплюнул сквозь зубы. Было досадно. Что не поймал вымогателя и не прибил его тут же.  Что с ним случилось? Почему вернул украденное и не взял денег? Откуда такой ужас перед ним, Андреем, дураком, не закрывающим машину?
           Опомнившись наконец, Андрюша присел на корточки и открыл сумку. Паспорт с правами и камера были на месте. Он нежно погладил гладкую поверхность.  Чудеса! Вчера украли, сегодня вернули. «Видимо, судьба»- подумал  удовлетворенно  Андрей, закрывая сумку и неспешно направляясь к метро. Черт, а почувствовать себя крутым хоть раз в жизни – это вдохновляет! Он снова вспомнил бледное лицо барсеточника, его трясущиеся руки… здорово! Ой, как здорово! Совали бы тебе так же арбузы и персики на рынке – во была бы сказка! Не жизнь, а песня…