Фотограф. Часть вторая. Посвящение

"Зло пластично…"
Поцелуй тумана. 1993.
         Луис Ройо

1.

           Весна разгоралась стремительно, а отпуск подошел к концу. Как ни страдал по этому поводу Андрей, он все же понимал, что кушать на что-то надо. Начало рабочей недели пришлось на день рождения директора. По этому поводу всем сотрудникам их маленькой фирмы подарили выходной и выезд за город. Андрей сначала поломался, но потом решил ехать.
           Праздновали в Комарово, в ресторане на берегу залива. Это было потрясающе. Сидишь себе, смотришь сквозь стеклянную стену на свинцовую рябь на воде и небо в лоскутьях бело-розовых облаков… Андрей унесся мечтами так далеко, что не сразу услышал, что к нему обращаются.
           - Извините, вы Андрей, кажется? – спрашивал полный молодой человек в очках. У него была короткая стрижка, отчего прямые жесткие волосы смешно топорщились на мощном затылке.
           - Да, я, - опомнился мечтатель и глотнул вина. Эх, хорошо, когда начальство угощает! – Чем могу помочь?
           - Мне Света сейчас сказала, что вы по совместительству фотограф. А меня зовут Владимир, я главный редактор журнала «Компьютер.dok», если слышали о таком…
           - Ах да, вы всегда печатаете материалы о компьютерных и  цифровых новинках, - приветливо улыбнулся Андрей, находившийся в крайне удачном расположении духа. – Так что от меня-то требуется?
           Редактор поправил очки на вздернутом носу и провел ладонью по белым волосам. Словно сильно смущался.
           - Так вот, Светлана рассказала, что вы за отпуск что-то такое фантастическое наснимали, так восхищалась…а вы знаете, она обладает хорошим вкусом. Знаете, у покупателей такая психология… порой очень важную роль играет то, что изображено на обложке издания.
           - Что, неужто хотите посмотреть мои фотографии? – не сдержал Андрей радостного вопля. – Они у меня с собой, я уж всем коллегам похвастался, - добавил он более сдержанно и с некоторой самоиронией.
           - Да, если позволите, - поспешно сказал Владимир, будто радуясь, что его просьба предугадана.
           Андрей полез в сумку, которою так и не снял с плеча.
           Редактор не смог сдержать возгласа удивления.
           - Фотошоп? – спросил он, глядя поверх очков.
           - Поверьте, ни одного блика не делал, - гордо сказал фотограф, подавая ему всю пачку снимков. – Пока только две девушки были, я аппарат недавно приобрел… - и осекся, невольно подумав, что болтает лишнего. Владимир, однако же, его не слушал, целиком поглощенный созерцанием. 
           - Знаете, у нас, конечно, редко так бывает, что раз – и сразу на обложку, но это того стоит… - задумчиво произнес он и тут же спохватился: - если вы дадите согласие на печать, разумеется.
           Естественно, Андрей не мог быть против. И с Еленой, и с Олей был договор, что он пользуется изображениями на свое усмотрение, и они были не против, понимая, что лишь выигрывают от этого. У него от радости и гордости захватило дух.
           - А что бы вы хотели напечатать? – он посмотрел на редактора, отмечая на его приятном и добром лице растерянность.
           - А вот с этим затрудняюсь, честное слово… - протянул он, не сводя глаз с картинок, которые продолжал рассматривать. – Наверное, я бы взял темненькую… видите, эту, где она сморит через плечо… очень красиво получилось, такое тело! И взгляд. Глаза, как алмазы. Ух! Понимаете, у нас на следующей неделе новый выпуск, а так хочется чего-нибудь свеженького! Вы это чем снимали? Цифровое фото? А то могли бы вас пропиарить, - он улыбнулся и заговорчески  подмигнул. – Что скажете, если статейку напишем, а?
           - О таком можно только мечтать, - искренне восхитился Андрей, но в то же время лихорадочно думал, говорить ли правду о камере. Вряд ли Владимир разбирается в форматной технике, а вот цифровая, надо думать, его стихия. Надо было посоветоваться с Ильей.
           - Знаете, мы тут постоянно статьи печатаем о возможностях фотошопа, - продолжал между тем  Владимир, - а тут можно написать, на что способен истинный мастер… ну, как вариант…а? Что-то неординарное всегда востребовано… у нашего журнала откроется второе дыхание, к тому же  у нас в последнее время идет уклон в сторону фотографии, даже приложение в прошлый раз вышло. Черт возьми, надо куда-то расти! – видимо, он не на шутку завелся, возбужденный демонической красотой фотографий. Андрей удовлетворенно отметил это про себя.   
           Они договорились на следующий выпуск. Андрею сказочно повезло, и он мысленно поблагодарил «Хаггадол» за создание изображений, обладающих гипнотической силой.

           Но случились в жизни Андрея и довольно мрачные и не внушающие радости события. Он позвонил Ольге, так и не дождавшись, пока она сама это сделает – прошла неделя. Трубку взяла, по-видимому, мать.
           - Здравствуйте, а Ольга дома? – просил он.
           - Дома, но не может с вами говорить, - раздался в трубке дрожащий голос. – Заболела девочка моя… кто ее спрашивает?
           - Неделю назад ваша дочь у меня снималась, я фотограф, она, наверное, вам говорила… передайте ей, пожалуйста, что звонил Андрей. Получились прекрасные фотографии.
           -  Спасибо, скажу, до свидания, - женщина резко положила  трубку.
Андрей нахмурился. Что за чертовщина? Вторая модель заболела! Бред какой-то. Где-то в душе зашевелился непонятный безотчетный страх. Он набрал Илью. Тот долго не отвечал. Потом недовольно буркнул:
           - Андрюх, перезвони вечером, а? не могу говорить.
           - Окей. – Андрей отложил мобильник и заерзал в кресле. Ему не терпелось снимать – снова и снова. Он попросил Илью заняться поиском девушек, даже сказал Олесе, чтобы она звала на фотосессию Катю. Теперь он понимал, что внешность девушки не играет роли. Великие мастера творят с помощью света, ловят лишь прекрасное в человеческом лице, умело скрывая недостатки и открывая достоинства. Его мастерство пришло к нему само собой. «Хаггадол» выявил его талант, ему хотелось в это верить. Он нашел свою камеру, а она нашла его. Ее создатель позаботился о том, чтобы в ней не было ни одного изъяна. Она была совершенна, создавая бриллиантовую чистоту снимка, ловя каждый нюанс света, незаметный человеческому глазу. Она стала его взглядом, его воображением. Андрей до сих пор не совсем отдавал себе отчет в том, что все те образы, что жили в его голове, нашли воплощение на бумаге, пойманные сжатой на мгновения диафрагмой.   






2.

           Наверное, у каждого  в жизни были или будут свои пятнадцать минут славы. Только Андрея ждали не пятнадцать минут, а гораздо больше. Простому обывателю так приятно, когда о нем говорят или читают в газете, видят двадцатисекундный  синхрон с его участием в вечернем выпуске новостей…   Это звезды плачутся, что, мол, все неправда, что пишут, что говорят. Естественно – приелось. Но когда слава настигает – внезапно, неожиданно, это и восторг, и смущение, и гордость. Те, кто привыкли к вспышкам фотоаппаратов, бьющим в глаза, скандалам и спорам вокруг своего имени, тысячам поклонников – уже давно не помнят, что такое – проснуться утром знаменитым. О тебе пишут неправду – но ведь пишут! Конечно, не в этом радость жизни и не в этом ее смысл, но в каждом человеке живет тщеславие, либо задушенное и запрятанное в самых глубинах души, либо взращенное и взлелеянное, откормленное и, как следствие, огромное.
           Тщеславие Андрея было в меру упитанным, как и положено. Но когда теплым майским утром в квартиру ввалился Илья со свежим номером «Компьютера», на обложке которого красовалась Елена, он не смог скрыть своего удовольствия.
           - Там такая статейка про тебя, с иллюстрациями… - ухмыльнулся Илюша, подавая Андрею, у которого от волнения тряслись руки, журнал. – Отметить надо, ты как? Чувствую, начался твой путь как знаменитости… уж поверь!
           - Илья, ну как не стыдно? Ну что у тебя за культ выпивки по поводу и без? – пытаясь сделать серьезное лицо, покачал головой фотограф. – «Новое слово в жанре фэнтэзи». Лихо придумали, а? – восхитился он, думая уже о другом.
           Илья обиженно насупился.
           - Ну и хрен с тобой, Полянский, не хочешь и не надо.
           - Слушай, алкоголик несчастный, дай почитать, что написали, а потом, так и быть, как ты это называешь «отметим», - нетерпеливо сказал Андрей и открыл страницу со статьей. Там были размещены еще несколько фотографий. Заканчивалась статья несколько пафосной фразой  о том, что вот, мол, какие перлы порой остаются незамеченными. Естественно, журнал себе приписывал открытие нового таланта и желал ему дальнейших успехов на творческом пути.  Андрей был несколько разочарован поверхностным  тоном написанного, но главная радость все же заключалась в том, что теперь гарантированно вся аудитория, читающая издание, увидит, хоть и частично, его мастерски сделанные снимки.
           - Знаешь, я даже о таком не мечтал, чтобы вот так сразу, - заметил он забытому на несколько минут Илье.
           - Н-да, повезло, - глубокомысленно протянул тот. – Будем надеяться, этим все не закончится.
           - Что ты имеешь в виду?
           - Что имею, то и веду, - буркнул Илья. Последнее время он пребывал в недобром расположении духа. – Пошевели мозгой, что ли…  ну там, хорошо было бы, если бы заметил кто… заказики разные, выставки…      
           - А, это… подожди пока мечтать! Мне снимать надо, снимать, постоянно! Олеся моя обещала Катьку привезти завтра, да поссорились мы…
           - Опять? Андрюш, а тебе не кажется, что слишком часто вы ссоритесь, а? – Илья посмотрел на него довольно неприязненно. – Знаешь, Олеся – очень хорошая девушка. Очень. И за что она тебя такого любит, ума не приложу!
           Сам Илья был уже десять лет женат и о своих чувствах говорить не любил. Но вот отношение Андрея к Олесе живо его волновало. Он прекрасно понимал увлечение друга, разделял его интересы, порой доходившие до маниакальных страстей. Но в его давно закрытой душе жило неистребимое чувство прекрасного. Он, не признаваясь себе в этом, постоянно искал чего-то большего, лучшего. Все рано или поздно превращается в несносную и унылую рутину, если нет того самого – любви. Любви, которая по сути своей – красота. Илья был старше Андрея и уже успел понять, что слишком самозабвенное, эгоистичное творчество приводит к одиночеству. И одиночество это захватывает в свои сети не только творца, но и тех, кто, на свое горе, его полюбит. Человек существо противоречивое и очень хрупкое. Один стремиться к бесконечному самоудовлетворению, причиняя боль другому. Другой же предпочитает страдать, сознавая бесполезность своих усилий.
           Андрей вступил на взлетную полосу, Илья это знал. Потом он поймет, поймет все, но не будет ли поздно? Каждый сам проходит свой путь. Главное, не топтать при этом чужие сердца и души.
           - Помирись с ней сегодня же, олух, - настоятельно сказал Илья.
           - Да что я могу сделать? – возмутился Андрей, вырванный из воображаемой реальности. – Что, скажи?
           - Ну не дитя же ты малое, в конце концов! Я твои любовные проблемы решать не буду. Только ты вот что, Дрон… - Илья долгим взглядом посмотрел собеседнику в лицо. – Предел человеческого терпения существует. Когда-нибудь чаша да переполнится. Не разбрасывайся людьми, не причиняй боль тому, кто тебя искренне любит. Знаешь, я тебе все это в первый и последний раз говорю. Достало, понимаешь?
           - Что достало? – честно удивился Андрей.
           - Ну и наивная же ты сволочь, Андрюха! – хохотнул грустно Илья. – Тридцать три года мужику, ты подумай только! Расстанься с ней.
           - Зачем это? Она красивая, умная, да и люблю я ее, вроде…
           - Вроде! Сука ты, Андрей, вот что. Ладно, может, к сорока годам поймешь, что к чему в этом мире делается. Пойду я. Мои поздравления.
           - Постой, а коньяк? Ты же хотел того, отметить! – расстроился Андрей.    
           - Уже не хочу, спасибо.
           И он ушел. Было начало выходного дня. Солнце било в окна, дробилось на полу золотистым узором. Было начало новой жизни, Андрей это чувствовал всеми фибрами души. Но Илья был прав. Надо помириться с Олесей, поделиться с ней своей радостью. Съездить за город, в конце концов… Эти мысли еще цеплялись за окружающую действительность, но что-то стремительно и безвозвратно уходило. Что это было? Что за ниточка рвалась внутри, медленно и мучительно? Связь с прежней жизнью? Прежним мировосприятием? Но стремительность последних событий не только  настораживала, но и погружала в приятную эйфорию, которой он отдавался с неописуемым наслаждением.
           Андрей взял в руки «Хаггадол», чтобы снова ощутить его вес. Он в который раз он восхитился непритязательной красотой камеры.
           - Кто же тебя смастерил, дружок? – в полной тишине залитой солнечным светом комнаты спросил он, словно ждал, что предмет ответит ему.
           Последнее время авторство аппарата очень сильно занимало Андрея. Как он понял, вещь была очень, очень дорогой, но никто из людей, сведущих  в области фотографии никогда не встречал этого названия. В первоначальной горячке поспешных съемок он не думал об этом, теперь же, особенно после того, как вышел «Компьютер.dok» с его именем на обложке, фотографу все сильнее хотелось знать, откуда, как появилась вещь, так круто изменившая его жизнь и душевное состояние. Уродец Дмитрий уверял, что камера не имеет цены, но так и не рассказал ее историю, хотя Андрей сильно подозревал, что странный человечек с красивым именем, так ему не подходящим, знает гораздо больше того, что успел сказать.   
           Андрей всегда был убежден в том, что не бывает случайных знакомств, случайных людей. А Дима будто выполнил свой долг, убедив его не продавать «Хаггадол», и исчез с горизонта. Потом Андрей вспомнил, что видел его, когда до смерти  перепуганные неизвестно чем воры вернули ему украденное. Или не видел? Он был трезвомыслящим, весьма рациональным человеком – разумеется, это не касалось области искусства – и даже мысли не мог допустить, что ему что-либо могло показаться. Видения бывают у людей с пошатнувшимся сознанием, в чем никак нельзя было обвинить Андрея. И все же что-то неуловимо изменилось, или изменялось в окружающей его  действительности.
3.

           Звонок от Владимира не стал для Андрея неожиданностью.
           - Привет, - совсем по-приятельски поздоровался он. И правда, редактор был человеком к себе располагающим. – Вы сами позвонили, а я все не решался. Хотел поблагодарить. Спасибо вам. Очень хорошая реклама.
           - Ну, рекламу можно будет назвать хорошей только в том случае, если вы действительно кого-то заинтересуете… с последствиями, разумеется, - рассмеялся Владимир. – То есть никаких претензий нет?
           - Да что вы, боже упаси, - искренне запротестовал Андрей.
           - Я на самом деле почему звоню, - нерешительно начал редактор. – Эти ваши фотографии… вы так мастерски работаете… У меня к вам просьба тире предложение.
           - Да?
           - Я недавно женился, знаете, Аня такая красавица… ну, жена моя. Это я не как влюбленный говорю, я весьма объективен, - поспешно сказал он. – Я был бы очень рад, если бы вы провели с  ней фотосессию в вашем стиле. Я заплачу, сколько надо. Она как увидела ваши фото в журнале – такой визг поднялся!
           Андрей обрадовался.
           - Да какой может быть разговор, конечно! Завтра у нас воскресенье, так что с удовольствием вас приму, у меня выходной. А насчет денег – ничего не надо, сами понимаете – услуга за услугу. Вы мои творения напечатали… подъезжайте к двум часам.
           - Спасибо огромное, Андрей! Дайте ваш адрес, пожалуйста.
           Окрыленный Андрей продиктовал адрес и положил трубку. Ему определенно нравилось то, что происходит. Какая удача! Небывалое что-то. Он выпил сам с собой за успех завтрашней компании и, взяв позабытый «Кэнон» отправился к «Прибалтийской» на залив снимать закат.   

           Аня действительно оказалась красивой необычной девушкой. Было в ее внешности что-то эльфийское, неуловимая грация движений, благородство тонких черт. У нее были черные прямые волосы до плеч и ярко голубые глаза. Это сразило Андрея наповал и в первые минуты ему даже показалось, что он влюбился. Владимир обращался с ней крайне нежно и заботливо. Гости принесли с собой бутылку хорошего вина и фрукты, что Андрей посчитал про себя чересчур аристократичным. Вообще эта пара казалась ему аристократами из девятнадцатого века. Он глядел на Володю, с которым быстро стал на ты, и думал, что так, наверное, выглядел бы Пьер Безухов, если бы скинул десяток килограмм и коротко подстригся (по крайней мере в его, Андрюшином представлении о персонаже «Войны и мира»). Они посидели на кухне, покурили, пока Аня рассматривала фотографии, не попавшие в «Компьютер.dok».
           - Ну что, правда, красавица? – очень по-детски спросил тихонько Володя, когда жена вышла примерять платье, в котором планировалось сниматься.
           - Нет слов, - закивал Андрей. – Честно, первый раз вижу женщину подобной красоты. К тому же она очень приятный человек.
           - Да, она хорошая, - мечтательно прошептал редактор. – А тебе спасибо, Андрей.
           - Спасибо будешь говорить, когда напечатаем снимки, - ответил тот.
           Странно, ведь фотограф редко бывает уверен в результате. Бывает, что с пленки удается один кадр, да и то зачастую это большая удача, особенно для начинающих. Андрей всегда волновался, переживал. Теперь же он пребывал в абсолютной уверенности, что результат будет превосходным. Он ощущал себя маститым художником, все действия которого давно отточены до автоматизма, который не может, даже если очень постарается, сделать «плохо».
           Вот и теперь он уверенным движением стал настраивать аппарат, погружаясь в мир своей фантазии. Володя тихо сидел в уголке и заворожено наблюдал, пока внезапно не загудел его мобильный. Он поднял трубку, выходя из комнаты, Аня проводила его тревожно-нежным взглядом. Спустя минуту он вернулся. На лице его читалась почти детская обида.
           - Что-то случилось, Володенька? – она подошла к мужу, проигнорировав недовольное бурчание Андрея.
           - Срочно на работу вызывают,  -  убитым голосом вымолвил тот. – Придется вам тут одним… Ты ведь не против?
           - Жаль, конечно, но я переживу, а Андрей  меня не съест, вероятно, - она звонко усмехнулась и поцеловала Владимира в щеку. – Езжай, я как закончим, тут же тебя наберу. Ладушки?
           - Угу, - редактор пожал Андрею руку и пошел собираться. Фотографа укололо острое беспокойство. Он оставил аппарат и вышел за Володей.
           - Послушай, тебе действительно так срочно? – постарался спросить он как можно беспристрастнее, но не смог. – Может все-таки останешься?
           - Да я бы с удовольствием, сам знаешь, но никак. А чего ты так волнуешься? В принципе, я вам не особо и нужен, а?
           Андрей лихорадочно соображал, что ответить. Он сам не понимал своей внезапной паники, но какое-то наитие свыше приказывало удержать Владимира всеми доступными способами.
           - Мне кажется, с тобой она легче раскрепоститься, - наконец выдавил он.
           - Ой, ради бога, ты ее просто не знаешь! Любой из твоих фиф фору даст, уж поверь мне, - редактор широко улыбнулся, готовясь откланяться.  – Может быть, успею подъехать до конца съемки. Позвоню!
           Андрей вернулся в комнату. Аня, уже одетая валькирией, стояла у окна, задумчиво глядя во двор. Он легонько тронул ее за плечо, испытывая некоторую неловкость, оставшись с ней наедине.
           - Анечка… о чем задумались?
           - Да так, - она грустно улыбнулась такой чарующей улыбкой, что у Андрюши сердце захолонуло. – Мне уже на подиум надо да? Просто мне показалось, - добавила она, выдержав паузу, что сегодня… ай, ладно. Давайте работать.
           …Она была талантливой. Нежной, красивой, желанной, такой, каких мало. Она двигалась, как кошка – плавно и неслышно, и так же неслышно хотелось подойти к ней, обнять… Вспышка была ослепительной, резанула по глазам, обжигая болью. Свет факелов на ее волосах. Играет, как живой, переливаясь на темной глади. Только эти волосы и фиалки томных глаз – все, что осталось в густом мраке подземелья. Он крался вдоль сырых, пропахших плесенью стен, скользких от слизи, шаг за шагом приближаясь к огню на ее волосах. Она ждала. Гордая, прямая, непреклонная, и он не смел напасть, ожидая ее благосклонности. Ее отчужденный зов заставлял его змеится у ее ног; хотелось обвить и сдавить кольцами эти бедра, так дерзко обнаженные резким сквозняком… Воздух вокруг стал горячим, от стен и пола шел пар, оставляющий на коже женщины блестящие капли, которые робко слизывал его язык. Она таяла, уступала его нежному напору, с каждым мгновением все набиравшему силу, готовую обрушить на нее все свое неистовство. Любовь эта напоминала раскаленный сироп, искушение Евы, смерч, внезапно пожелавший замедлить свой бег и обрушиться шквалом пыли на беззащитную землю. Он взял ее тело, обнажив душу; слившись, они стали голой эмоцией, лишенной категорий аморального и дозволенного.   
           …Звонили в дверь. Андрей очнулся.
           - Вова, наверное, - предположила Аня. Она выглядела усталой, и на лице проступил незнакомый оттенок злости. – Мы ведь закончили? – в этом «закончили» фотограф явственно услышал сарказм и ненависть, смешанные с непонятной нежностью.
           - Да, конечно, можешь одеваться, - дрогнувшим голосом ответил он, и поспешил в прихожую.
           - Успел? До вас не дозвониться! Ночь на дворе!  – Володя влетел невероятно шумно, с охапкой цветов в руках. – Где Анюта?
           - Переодевается.
           Аня вышла мужу навстречу так стремительно, так отчаянно бросилась ему на шею, что оба оторопели.
           - Где ты был? – с болью шепнула она, прижимаясь к Володиной широкой груди. – Где ты так долго был?      
           - Ты же знаешь, в редакции! – он удивленно посмотрел на Андрея, потом на нее. – Что с тобой, милая?
           - Я просто очень устала… прости.   
           - Ну что, завтра я отнесу негативы в печать, - улыбнулся Андрей как можно бодрее.  Теперь только он заметил, что Аня была белой, как полотно. – Анют, ты в порядке?
           - Да, все хорошо, - она пожала ему руку. – Спасибо, что уделил время, Андрей. Володь, пойдем?
           Было видно, что Володя явно был расположен еще посидеть, поболтать за жизнь, ему явно был интересен мир Андрея, его мысли. В отличие от Ильи, всегда скептично настроенного, с его понимающим взглядом, полным убийственной иронии, редактор «Компьютера.dok» был человеком открытым и отзывчивым. Его тянуло ко всему новому, неизведанному. Он был моложе Андрея на четыре года, но ему казалось, что тот – солидный человек, много достигший в жизни, своего рода авторитет в области искусства. Мало в жизни встречается людей, с которыми чувствуешь душевное и духовное родство, а именно это ощутил Владимир.
           Но жена устала, он это видел, и не мог поступать в угоду своему эгоизму.
           - Знаешь, Андрей, я бы подумал насчет выставки, - сказал он, прощаясь. – Тебя, конечно, пока мало знают, ты, как говорится, широко известен в узких кругах… Но в двадцатых числах в Манеже проходит конкурс-фестиваль молодых художников. Ты мог бы представить свои работы в категории постановочного портрета. Я поговорю об этом с организаторами, все равно наш журнал занимается PR-ом проекта.   
           - Ну, Вова, ты просто перст судьбы какой-то, - рассмеялся Андрей. – Если я добьюсь всеобщего признания – это будет исключительно твоей заслугой.
           - Посмотри еще раз картинки, которые ты делаешь, а потом говори о моих заслугах, - настойчиво продолжал Володя. – Я тебе серьезно говорю. Как сказал когда-то кто-то из великих русских писателей: «Не могу молчать!». У тебя как раз есть время набрать еще материал…
           - Спасибо, - Андрей крепко сжал его руку, неожиданно сильную. – Созвонимся.
           Закрыв за ними дверь, он почувствовал себя внезапно опустошенным. Это было естественно – такой длинный съемочный день, столько эмоций… но с другой стороны было в этой усталости что-то болезненное, нехорошее, мучительное.   Казалось, надо бы испытывать радость – Владимир принимает в нем искреннее участие, собирается помочь  с выставкой его работ… Но Андрей не был рад. Почему-то пришло стойкое ощущение того, что он только что совершил преступление. Осознанное преступление.
           Ему остро захотелось тепла, света, прощения. Захотелось, чтобы его утешили. Отогнали дурные мысли прочь. Пожалели. Он набрал Олесин домашний номер и долго ждал, пока она ответит.
           - Да? – раздался наконец сонный голос.
           Андрей, чего-то вдруг испугавшись, быстро положил трубку. Взял мобильный и набрал длинное смс-сообщение: «Лесь, прости меня за все, пожалуйста. Мы часто ссоримся, и я тому виной. Завтра я выхожу на работу, но вечером очень хочу с тобой встретится, поговорить, показать новые фотографии. Позвони мне, как будешь свободна. Целую, Андрей».
           На душе немножко полегчало, но он еще долго не мог заснуть, вспоминая бледное личико Ани, отчего все внутри сжималось. Бывают такие моменты, когда человек необъяснимо начинает мучиться, переживать без видимой причины. Будто хочет что-то вспомнить, то, что он не сделал, но не может. Вот и Андрею сейчас казалось, что он совершил нечто, о чем надо вспомнить, что надо произнести словами, облечь в какую-либо форму. Он ворочался в своей холостяцкой постели, согреваемой лишь его телом, тяжело вздыхал, подолгу не закрывал глаз, что-то высматривая в густой темноте.

4.

           Олеся, несмотря на глубокую обиду на бесконечные свободолюбивые выходки Андрея, все же позвонила. Она не отдавала  себе отчета в своих чувствах, не понимала и не хотела понимать, почему так привязана к человеку, явно не собиравшемуся связывать с ней жизнь. Она просто любила. «Не о чем не жалей и люби просто так» - пела она себе под нос так полюбившуюся многим мужчинам песенку Валерии, красила ногти ярким лаком и была полна радостным предвкушением встречи. Они договорились пойти где-нибудь поужинать. Олеся была счастлива, что не надо ехать к нему домой, откуда так не хотелось уезжать, но он никогда не предлагал остаться.
           Это была очень милая хрупкая девушка, которой всегда убавляли возраст минимум на пять лет. Она была бы вовсе непримечательной, если бы необычайная улыбка, которая словно светом озаряла ее лицо в минуты радости. Эта улыбка когда-то привлекла Андрея. Сама Олеся была существом нежным и робким, чего не прощают мужчины, предпочитающие сильных и волевых женщин. Она никогда не стриглась, и темно-русые, от природы вьющиеся волосы спадали ниже пояса. Она всегда стеснялась своей худобы и почти мальчишеской фигурки, и поэтому предпочитала брюки. Однако ее образ всегда был настолько лучезарен и мил, она была настолько открыта и остроумна, что редко оставалась без внимания и комплиментов.
           И… все бы в ее жизни было хорошо, если бы не мучительная и непреодолимая любовь к Андрею. Ей давно хотелось жить с ним, ухаживать за ним, быть рядом как можно чаще. Но он убегал от нее в мир своего творчества, которому в последнее время был фанатично предан.  Олеся не понимала, как можно отделять творчество от любви, ведь у всех великих были музы-вдохновительницы! Любовь, как и творчество, зачастую созидательна, она требует лишь подпитки, чтобы не гаснуть.
           Но мир устроен так, что почти каждая женщина стремиться безоглядно любить и жить ради любимого, а каждый мужчина в большей или меньшей степени дорожит своей свободой, которую всегда крайне странно понимает. Бывают исключения. Но ни Андрей, ни Олеся таковыми не являлись.

           За ужином в восточном стиле (они встретились в японском ресторане), Андрей с горящими глазами рассказывал Олесе события последних дней. Она молча слушала, отметив про себя, что он не поинтересовался, как у нее дела и совершенно забыл, что в последнем разговоре по телефону сильно ей нагрубил.
           - Кстати, а как там твоя Катюша?- поинтересовался он, отодвигая тарелку и вытирая руки салфеткой. – Знаешь, Володя сказал, что есть возможность выставиться… мне нужна модель, у меня пока мало фотографий… кстати, фотографии! – он торопливо полез в сумку. – Раз уж ты не захотела приехать ко мне домой, я привез их сюда. Оцени!
           Он протянул ей конверт со снимками.   
           Девушка молча рассматривала изображения, но от внимания Андрея не ускользнул сдержанный вздох. Восхищения? Почему-то он в этом засомневался, глядя  на ее лицо.
           - Ну, как тебе? – не выдержал он, нуждаясь в ее одобрении.
           - Они прекрасны, но… - Олеся взглянула на Андрея так пронзительно, что тот растерялся. – Почему у них такой взгляд? Ты заставляешь этих девушек так смотреть?
           - Как так?
           - Словно из  прекрасной оболочки, окруженной переливами нездешнего света, смотрит в наш мир злое бездушное чудовище, заменившее собой их души… - словно про себя тихо произнесла она, отдавая ему снимки. – Мне не хочется больше смотреть на этих женщин. Мне страшно. Это слишком красиво. Слишком. Так не бывает. Очень резко, очень ярко, сумасводяще и возбуждающе… Невыносимо на это смотреть. Убери, пожалуйста.
           - Дуреха, да ты ничего не понимаешь, - сказал Андрей ласково, сдерживая обиду. – Это то, чего я так безуспешно добивался раньше! Инфернальный взгляд валькирии… это же завораживает!
           - Меня это пугает, - просто ответила Олеся.
           - Заметь, одну тебя, - Андрей начинал злиться, ему казалось, что она нарочно так с ним поступает. А ведь именно ее мнение было ему так дорого!  - Почему-то все, кто видел их, думает иначе!
           - А мне-то что за дело до этого, Андрюша?! – вскрикнула вдруг Олеся. – Это мое, понимаешь, мое личное мнение! Неужели я не имею на него права? В нашем мире слишком много зла, чтобы создавать его еще! Художник должен создавать добро. Понимаешь?
           - Что ты имеешь в виду? Что такое добро?  – удивился Андрей. – Ты разве не видишь, как они прекрасны, эти девушки, какой самостоятельной жизнью живет каждый снимок? Лесь, сейчас говорит не мое пустое тщеславие, я даже не верю, что я мог создать эту красоту… не верю! Однако она создана. Разве ты не видишь?
           - Я вижу то, что вижу, Андрей, - устало сказала Олеся. – Мне больно оттого, что ты меня не понимаешь. Не хочешь понимать. Ну, видимо, разные мы с тобой люди. Добро – это то, что раскрывает душу свету. Вот и все. Твои картинки – это темнота. Мне кажется, они будят все низменное и порочное…
           - Да, все то, что все мы скрываем за маской благовидности! Понимаешь меня? Мы все создаем себе иллюзию, будто мы добренькие и пушистенькие, но вот ты, например, никогда не хотела воткнуть вилку в глаз соседу? А поучаствовать в порно сюжете? А?
           - Что ты несешь? – она не смутилась, но в глазах ее полыхнуло злое пламя ненависти. Андрей испугался. Он никогда не видел в ней этого прежде.
           - Давай я сниму тебя? – примирительно улыбнулся он. – Ты будешь смотреть так, как ты хочешь, мы придумаем тебе образ…
           - Нет, - резко оборвала его она. – Я не хочу.
           - Да что за детский страх перед камерой, детка? – продолжал упрашивать он. Ему очень хотелось, просто необходимо было, чтобы она в него поверила. – Почему ты не хочешь, можешь объяснить? Что за глупость?
           - Черт возьми, Андрей, это не глупость, а мое нежелание. У тебя полно знакомых девок – снимай их сколько влезет! Они в сто раз красивее и интереснее меня!
           - Так у тебя комплекс неполноценности? Мы его быстро ликвидируем!
           Олеся не хотела признаваться, что на самом деле просто боится. Она не совсем осознавала, откуда взялся этот непонятный и нелепый страх, но слепо ему подчинялась.
           - Послушай, я просто не хочу. Смирись. Закроем тему, - сухо сказала она и допила вино. – Да, Андрюшенька, тяжело с тобой…
           - Это с тобой тяжело, милая, - огрызнулся Андрей, настроение которого порядком испортилось. – Может, поставить, на фиг, все точки, а? как ты думаешь?
           - Бог мой, какой же ты злой! – грустно вздохнула Олеся. – Ставь, что хочешь. Я устала бороться с тобой за тебя же. Пока.
           И она ушла. Андрей сидел, опустошенный ссорой. Его грызли сомнения. Он спрашивал себя, любит ли эту девочку с ангельской улыбкой. Спрашивал, нужно ли продолжать бесконечное мучение. Он был из тех людей, кто поздно созревает для семьи. В свое время он так нагулялся, что теперь порой ему хотелось тотального одиночества. Но что-то не позволяло ему порвать с Олесей. Будто от этого зависела его жизнь. «Наверное, я должен дать ее больше тепла, она ведь так достойна большего» - подумал он горько. Прав был старый друг – Андрей чувствовал себя последней скотиной.
              По пути домой он заглянул в лабораторию к Илье за напечатанным материалом. Ему не терпелось взглянуть на Аню еще раз – в образе. Ильи не было, и Андрея встретил тощенький конопатый мальчик Никита, судя по всему, работающий здесь на побегушках.
           - Привет, мог бы принеси мой заказ? – он протянул ему квитанцию. Почему-то такие дети всегда возбуждали в нем острую жалость. Вроде и не бьет никто, не кричит, а все равно… у Никиты было интересное лицо, несмотря на веснушки. Андрей не единожды задумывался, что он, возможно, очень фотогеничен.
           - Спасибо, - он принял из рук мальчика бумажный пакет с фотографиями. – А ты чего здесь так поздно? Дома не ждут?
           - Да вы не знаете, меня из школы отчислили за прогулы, - немножко виновато и застенчиво улыбнулся Никита. У него был открытый честный взгляд, какой редко встретишь у современных тинэйджеров. – Я и торчу здесь целыми днями. У меня мама на кассе работает. Сейчас вот все уже ушли, а Илья знал, что вы придете, попросил встретить. Ключ мне оставил, представляете? – добавил он гордо. – А  дома скучно.
           - А здесь тебе не скучно? – спросил Андрей, подумав, что Илья однозначный балбес. Ну, а если случись что? Ребенок будет отвечать!
           - Не-а. Илья меня учит разному, - мальчик явно был рад, что кто-то интересуется его жизнью, для многих такой никчемной. – Я, знаете, как в технике разбираюсь? Ого-го!
           - Да? А в истинных произведениях искусства шаришь? – шутливым тоном парировал Андрей. – Хочешь, покажу тебе, что наснимал?
           - А там есть эротика? – отчего-то краснея, тихо задал вопрос Никита.
           - Совсем чуть-чуть, - усмехнулся фотограф. – Это не страшно.
Он высвободил пачку фотографий, которые еще не видел сам, из пакета. Синие глаза Ани призывно смотрели из туманной дымки нездешнего утра, окружившего ее влажным паром… это было так реально! Андрей заметно вздрогнул. В ноздри ударил запах другого мира. Сырой туман лизнул лицо, ворвался со свистом в горло, холодный и липкий.  За спиной прекрасной девы из серебристого тумана, казалось, выплывали нагромождения базальтовых скал, в трещинах которых поблескивал свежевыпавший снег, а у подножия расползалась в разные стороны махровая изумрудная плесень.
У ног синеглазой воительницы переливалась гладь свинцовой воды, в которую навечно вмерзли голубоватые блики. Там, за скалами, в густом фиолетовом сумраке словно притаилось сгорбленное чудовище, перепончатые крылья которого бросали едва заметную тень на узкую полосу каменистой почвы, где ледяная вода была невластна. На бесчувственном теле камня остались белесые следы его когтей, словно тяжелое тело с трудом карабкалось вверх, пытаясь скрыться от неведомого врага. Густой сумрак кудрявыми сгустками рвался к мертвому нездешнему небу, покрытому рваными лоскутьями стремительно несущихся темных облаков, открывающих россыпи неизвестных созвездий. Все пространство мерцало, словно огромные светляки притаились в холодном камне и источали зеленоватый, призрачный свет.
            Капли росы блестели на  обнаженных плечах девушки, устремившей взгляд в неведомую даль. Андрей почти ощущал, что касается прохладной кожи, упруго натянувшийся под воздействием  прохлады. Ее губ, чуть приоткрытых, розовых,  треснувших в уголках, где красными бисеринками застыли капли крови.   На щеках играл лихорадочный румянец предвкушения жестокой битвы, суставы тонких пальцев, сжимающих смертоносное оружие, побелели от напряжения, черные волосы трепал порывистый ветер, несущий с собой запах близкого боя, запах крови, железа, пота… смерти. Она покоряла вселенную за вселенной, не испытывая ни страха, ни боли, ни тоски. Глаза – холодные синие кристаллы, колючие, острые, безжалостные. Идеальное тело, облаченное в кожу и латы, которые змеились серебристо-бурой вязью по бордовому шелку платья, не знало усталости. Она замерла лишь на мгновение, на доли секунды, чтобы затем продолжить порывистое и грациозное движение. Под тонкой тканью подрагивали напряженные мышцы ног, из груди рвалось хриплое дыхание.  Вперед, в пустоту, в темноту, где царит кровавая страсть, и могучий монстр готов принять ее в  свои объятия, дышащие жаром и похотью. Шаг – и ледяная безразличная мгла вокруг превратиться в багровое пламя, полное ненависти – блики его мерцали в складках ее одежды. Пришло внезапное понимание, что в этом мире нет места любви. Только секс, безудержный, горько-сладкий, пряный, сводящий с ума… только похоть, коварство, предательство, серой тенью скользящее во мраке вечной ночи. Извечная  битва неправых с неправыми, где молятся демонам, принося в жертву свою кровь, где нет ни побед, ни поражений. Где не о чем спорить, и некого любить. Лед и пламя равны в своих силах. Бесконечная оргия, где каждый желающий может принять участие, растворившись в эманациях вездесущего, ароматного зла.
           Андрей почувствовал небывалое возбуждение. Кровь застучала в висках. Хотелось рвануться навстречу валькирии, сорвать покровы, скрывающие ее прекрасное сильное тело. Насладиться ею, потерять рассудок в жару и бреду, встать рядом с ней и схватиться за меч. Перестать понимать, что происходит, но дышать этой страстью и крошить под ногами хрупкий лед ее неприступности. Сладкий кошмар охватил его душу, его мысли…   
           - Ух ты! – выдохнул Никита, про которого он начисто забыл. – Вы это в фотошопе делали?
           - Да какой там фотошоп! – фотограф едва дышал. Интересно, что пережил мальчишка в эти минуты?
           - Но в условиях домашней студии вряд ли можно создать такой свет, - уверенно сказал мальчик. – Вы не врете?
           - Да на что мне тебе врать? – усмехнулся Андрей, с трудом отрываясь от гипнотического созерцания иной реальности.
           - Да вы гений, - восхищенно констатировал Никита.
           - Да брось. Пойдем-ка отсюда. Только свет везде погаси.
Они вышли на улицу, где стало прохладно. Собирался дождь. Андрей похлопал парнишку по плечу.
           - Спасибо, Никит. До встречи.
           - До свидания, - очень вежливо попрощался тот и скрылся в сиреневой темноте. Андрей постоял несколько времени, вдыхая чистый весенний воздух. По телу забегали мурашки. Он поежился и поднял воротник куртки – действие в данном случае нелепое, но всегда имеющее нужный положительный психологический эффект.
           На завтра была запланирована встреча с Володей, так как Аня уехала в командировку, а фотографии надо было отдать. Под впечатлением от увиденного, Андрей практически забыл про Олесю. А надо было думать! Что-то решать. Ой, как это всегда ужасно и сложно! Он пол жизни бы отдал, если бы такие проблемы решались сами собой. Но они, разумеется, сами собой решаться не собирались, так что мозгами приходилось шевелить. Шевелил он ими в течение часа, но безуспешно. Потом забрался в горячую ванну, прихватив с собой бутылку хорошего вина, смиренно дожидавшегося своего часа на буфете, и предался блаженному ничегонеделанию. 
           Алкоголь и горячая вода быстро сделали свое дело, и через сорок минут Андрюша был пьянешенек.  В голове бродил приятный туман, и он уже начал представлять себе, какие перспективы ожидают его в будущем. Он автор шедевров! ШЕДЕВРОВ, и никто с этим не поспорит. Так странно осознавать себя Художником… так прекрасно. Он вновь и вновь вспоминал манящие контуры тела женщины с холодными глазами, погружаясь в мир горячечных грез. Он ясно теперь осознавал, что никогда до него не было создано ничего подобного. Сны ожили, став почти явью… такой близкой, живой, зовущей… сделай шаг, всего один шаг, и окажись в другом мире, полном загадок и неземной красоты. Демонической красоты. Да, да, зачем спорить, и зло бывает прекрасно. А такое ли это зло? Что думали, например, Ройо или Кливенджер, создавая картины, полные желания и ненависти? Что есть зло как таковое? Где граница между светом и тьмой? Доброта может скрываться под уродливой оболочкой, так же как зло – в совершенном теле женщины. В таком случае, зло ли это? А душа? Олеся что-то говорила о душе… мол, истинная красота не может существовать без души. А что тогда есть душа? Когда он смотрел на преображенных на фотографиях женщин он не хотел любить их, он хотел ими обладать. Их телом, да… не душой. Он желал их со всей страстью, на которую был способен, хотя и не отдавал себе в этом отчета.  В нем просыпались первобытные инстинкты, до сих пор тщательно завуалированные моралью цивилизации. Оставалось лишь перешагнуть прозрачную границу между мирами и окунуться в объятия той, которая никогда не скажет тебе «нет». Удивительно, но эта откровенная доступность привлекала и возбуждала, как никогда.
           - Бог мой, так сходят с ума, - прошептал Андрей, уже лежа в постели. Ему остро хотелось взять в руки фотографии и снова погрузиться в это состояние между сном и явью. Но усталость быстро захватила его в свой плен, и Андрей заснул тяжелым беспокойным сном.

5.

           Андрей рано закончил свою работу, которую проделывал теперь с величайшей неохотой и отправился в Летний сад, где договорился встретиться с Владимиром. Конечно, в таких местах лучше гулять с девушкой, но фотограф был не против пройтись по зеленым аллеям и так, к тому же погода была сказочной.
           Переходя  Фонтанку, он вдруг подумал, что душа его сегодня не на месте. Будто сдвинулось что-то, сломалось, и последствия вот-вот покажут себя. Это было странное, болезненное предчувствие беды, смешанное с непроходящим сумасшедшим восторгом.
           Стараясь отогнать от себя беспокойство, Андрей подошел к ограде Летнего сада. Володи еще не было, так что он спокойно закурил и стал сквозь решетку разглядывать гуляющих. Тут же рядом, у самого входа, прыщавый паренек пытался поцеловать в шею полную, но милую девочку, которая прижимала плечо к уху, фыркала и выражала еще массу других признаков своего недовольства.
           - Блин, Вася, люди кругом!! – донеслось до Андрея возмущенное шипение юной особы. Гиперсексуальный Вася разочарованно замычал, и парочка медленно пошла к пруду. Андрей усмехнулся, отметив про себя, что они, вероятно, очень счастливы. Девочка пока еще не начала париться по поводу своего веса и мучить себя диетами, парень, несмотря на пятнистую физиономию, вполне уверен в себе. Они любят друг друга просто потому, что любят, и это прекрасно. Они красиво держатся за руки, он красиво гладит длинные русые волосы. Он вспомнил себя подростком, который мог беззаветно влюбляться, каждый раз думая, что это навсегда. Который ничего не требовал от жизни, кроме справедливости, добра и простецких удобств. Он жил, радуясь тому, что живет, беря от жизни то, что она давала и не требуя большего. Радовался хорошей погоде, новому велосипеду, билету в кино. Куда же все это делось? Почему сейчас он с опаской смотрит по сторонам, боится любить, оберегая свое одиночество?   
           Что-то в груди мучительно сжалось, и Андрей быстро отвернулся.   
           - Привет, - Володя вырос как из-под земли. – Давно ждешь?
           - Здорово, - Андрей крепко пожал ему руку. – Да нет, минут пять. Пойдем? Небось, не терпится  взглянуть, а? – он потряс в воздухе пакетом.
           - Ты прав, - дружелюбно отозвался редактор, на с лица его не сходило выражение тревоги
           - Что-то не так? Ты чего такой мрачный?
           - Да до Аньки не могу дозвониться второй день,- обеспокоенно признался   Володя. – Вне зоны да вне зоны… достало!
           - Так, может, и правда, вне зоны? – улыбнулся Андрей, глядя на пару лебедей, застывших посредине пруда. Рядом с берегом весело галдели утки, которым сердобольная бабушка бросала крошки хлеба. Интересно, почему лебеди не с ними? Сытые, что ли?
           - Андрюх, она в Москву поехала! – горячо возразил Владимир, невольно следя глазами за взглядом Андрея. – Это ж не деревня под Новгородом, ну подумай…
           - Слушай, телефон мог разрядиться! – Андрею стало немножко обидно, что Володя не торопиться смотреть фотографии, которыми он так гордился.
           - Да, и она не стала его заряжать, - уже тише возразил редактор «Компьютера.dok». – И сама не позвонила, а ведь могла бы, на домашний…
           - Вов, дорогой, позвони ей сам. Наверное она оставила телефон фирмы или куда ее там откомандировали… успокойся ты.
           - Да, что это я сразу не подумал, - облегченно вздохнул Володя. – Ну, давай, показывай… только сядем сначала. У меня, кстати, хорошая новость есть, а то я совсем забыл… Я поговорил о тебе, осталось показать твои творения. Будешь участвовать в выставке!
           - Спасибо, не знаю, что и сказать, - Андрей просиял.
           Они сели на  относительно чистую скамейку. Владимир очень долго молча рассматривал фотографии, потом как-то странно глянул на Андрея поверх своих стильных очков.
           - Это не она. Не похоже на нее, - только и сказал он.
           - Ты говорил что-то более членораздельное, когда я показывал тебе фото Елены и Ольги…- растерянно протянул фотограф, явно сбитый с толку.
           - Ну, понимаешь ли… я не знаю эти девушек в жизни. А Аня – моя жена, близкий мне человек. Я не узнаю ее. Не знаю даже, как объяснить… она такая холодная, сексуальная и злая! На фото, в смысле…
           - Ну, знаешь, в жизни она не менее сексуальна, - твердо сказал Андрей, хотя понимал, что имеет в виду приятель.
           - Да нет, не то! – повысил голос Володя. На его щеках выступили красные пятна. – Здесь она так откровенно… хочет. Она... такая развратная… Развратная, понимаешь? – он снова посмотрел на фотографию, лежащую первой в стопке. – Меня словно тянет туда, в темноту… боже, я хочу ее такой во сто крат сильнее! Демоническая женщина. Сколько обещает ее взгляд… А вокруг? Я не разбираюсь в тонкостях вашего ремесла, но разве можно создать одной светотенью  другую, такую живую… манящую реальность?  Меня пугают ее глаза. Я не знаю ее такой.
           Андрей смотрел на него и видел, как меняется его доброе, приятное лицо. Он не ждал такой откровенности, но понимал, что Владимир сейчас себя просто не контролирует. О, как хорошо он его понимал! Желание обладать невозможным и жуткий холодный страх сплелись в клубок, заразив еще одно сердце.
           - Да, да. Ты тоже все это видишь? Это не моя больная фантазия? – возбужденно и радостно пробормотал Андрей, чувствуя, как вчерашнее безумие снова захватывает его, унося в темную пучину запретных желаний.
           Казалось, солнечный весенний вечер превратился в сырые сумерки. Вокруг заклубились таинственные тени, наполняя мозг непонятным шепотом.   И совсем рядом в изумрудно-бурой листве пряталось нечто, смертельно опасное. Синий взгляд вонзился в лицо двумя острыми льдинками, заставляя дрожать все тело. Вот эти плечи, руки, изгибы прекрасного тела – близко-близко…знакомо… ее горячее дыхание опаляет щеки. Андрей наконец дотянулся до нее и обнял. Перед ним распахнулась черная бездна.  Нежные губы прикоснулись к его губам – и начали пить кричащую душу.
           - Андрей! Андрюх, ты где?
           Ворвался в его ватное забытье взволнованный голос.
           - Ух! – он выдохнул. Огляделся.
           - Мне надо снимать! Без остановки, без отдыха! Больше, лучше! Наконец-то я стал получать на снимках то, о чем мечтал, таинственный мир, который столько раз мне снился, - скороговоркой сказал Андрей. В его глазах горел огонь азарта. – Творить прекрасное и осязаемое, понимаешь? Теперь понимаешь?
           - Н-да, все творцы в чем-то чокнутые, - медленно произнес Владимир, внимательно посмотрев на него.
           Однако такой скепсис не только не отрезвил фотографа, а даже наоборот, разбередил его страсть к творчеству еще сильнее. Есть такое понятие как катарсис. Расшифровывалось оно всегда как очищение через потрясение. Не далее как вчера вечером наш Андрюша пережил нечто близкое к этому состоянию, но несколько в иной вариации: посвящение через потрясение. В его сознании, помимо бреда о совершенном творении искусства, независимо, в какой оно выразится форме, созрело ясное понимание своего предназначения. Счастливы те люди, которые обретают себя. Творчество ли, любовь ли, карьера ли – не важно, главное – каково твое призвание в мире, стихия, в который будешь счастливым властелином. Гармония с самим собой кажется в условиях современной действительности невозможной. Однако ничто не сравнимо с удовлетворением творца. Ты сам творишь свой мир, не завися от людей и обстоятельств. В твоих руках орудие труда, будь то кисть художника, долото скульптора, камера фотографа. Оно полностью в твоей власти. Лишь от тебя зависит, куда в следующий момент ты направишь свое внимание. Вот только Андрей не был уверен, что «Хаггадол» в полном его подчинении. Он начинал думать, что фотоаппарат играет куда большую роль, чем он может представить. Он не углублялся в подобные предположения, предпочитая делать то, что в его силах. Любая власть прельщает. Кто-то правит городами и странами, кто-то… красотой. По его желанию красота могла быть создана, по его же – разрушена. Разрушена… это первый раз пришло Андрею в голову. Но в душе разгорался костер страсти. Страсти, от которой трясутся руки и путаются мысли. Он – властелин миров, что создает! В его воле войти в заповедное пространство, прикоснуться  к прохладной коже роковой красавицы, заглянуть в бездну, где скрываются жуткие твари, и остаться в живых. Андрей не думал, что он бредит. Он просто знал, что рубеж перейден. Жизнь до вчерашнего дня осталась в прошлом. Андрей полагал, что в его силах создать бессмертное произведение, как некогда Леонардо создал Джоконду, а Рафаэль – Мадонну. Подумать только, в его силах создать вечную красоту. У всего есть предел, и, возможно, в скором времени он   достигнет границы своих возможностей. Родится картина, прекраснее которой ничего уже не может быть, и он успокоится, полностью реализовав себя как Художник. Появятся силы и желание сделать кого-то счастливым, впустить в свой мир того, кто так сильно тебя любит.
           Лихорадочные фантазии сменялись трезвыми мыслями о предстоящей выставке. Расставшись с Владимиром, Андрей еще долго гулял по городу, думая о своей прошлой и будущей жизни. Когда впереди есть цель, идти гораздо легче. Когда знаешь, что в твоей жизни есть смысл, становиться легче дышать и жить.

6.

           Близилось время триумфа, по крайней мере,  Андрей сильно на это надеялся. Он провел еще несколько фотосессий. Но в жизни его произошло несколько мрачных событий, на которые он, в пылу своего увлечение, как-то не обратил внимания. Во-первых, он так и не смог дозвонится до Ольги, да и она не напоминала о себе. А на днях к нему пришел пьяный в стельку Илья и рассказал, что Елена «исчезла из этого мира».
           - То есть как? – поинтересовался тогда Андрей.   
           - А вот так, - развел руками Илья, подпрыгнув на месте. И долго стоял, покачиваясь и вперив взгляд в пол.
           - Так что случилось? -  Андрею стало не по себе.
           - Знаешь, так странно в жизни бывает… Живешь себе, живешь… дома жена и дети. А тут раз – и влюбился. Очень она мне нравилась, Андрюх, понимаешь? А потом заболела. Я пару раз заходил,  спрашивал, что с ней. Знаешь, что врач сказал?
           - Что?
           - Ничего! Не могут определить диагноз, и все! Представляешь? Я попросился очень, чтобы меня пустили. До сих пор страшно вспомнить, - Илья помолчал несколько минут, затем, уже более трезвым голосом, продолжил – Она лежала на этой мерзкой больничной койке, положив костлявые руки поверх одеяла… брр! 
…Он содрогнулся, вспоминая свою последнюю встречу с Еленой. Зайдя в палату, он первым делом почувствовал запах.   Странный, потусторонний, одуряющий. Будто сырая земля… или кровь… да, что-то похожее. Взгляд его упал на кровать. Вокруг нее словно сгустились сумерки, хотя за окном был день. И эти руки на белом одеяле, окутавшем ее худое тело, словно саван. Серые тонкие руки, и пальцы, стиснувшие складки ткани так, что от суставов отхлынула кровь. На миг Илье показалось, что кругом носится сквозняк, впитавший себя голоса нездешнего мира. От  этого шепота волосы на затылке приподняла холодная дрожь. Захотелось опрометью кинуться прочь, но он пересилил себя, подошел ближе, гоня нелепые выдумки прочь.
           - Привет, как ты? – спросил он, всматриваясь в ее лицо, на котором теперь горели одни глаза, окруженные черными тенями. Ее злой, пристальный, смертельно уставший взгляд пригвоздил его к месту. Некоторое время она молчала, потом вдруг нечеловеческим усилием привстала, приподнялась, опираясь на локти. Острые плечи вздыбились, девушка стала похожа на какую-то отвратительную общипанную птицу.
           - Что ты здесь делаешь? – кашлянула она сухим голосом.
           - Так… пришел тебя проведать. Волнуюсь. Что говорят врачи?
           - Мне? Ничего, - она рассмеялась, все иссохшее тело заходило ходуном, голова затряслась, черные волосы упали на бледное лицо. – А они что-то должны говорить? Если не тебе, то никому… больному не следует знать причину своей смерти…
           - Что ты такое говоришь?! – Илья вздрогнул.
           Она вдруг хрипло застонала, будто хотела заплакать, но глаза оставались сухими и полными ненависти.
           - Я так жить не могу. – прошептала она, вцепившись Илье в рукав. Подтянула его к себе, к самому лицу и продолжала шипеть потрескавшимися губами в самое его ухо: -  Будто душу кто-то высасывает по капле! Скажи Андрею, чтобы не снимал больше… слышишь? Ты слышал меня? Чтобы не снимал!!!..
           …- Вот так и сказала. Чтобы больше не снимал. Дословно тебе передаю, - закончил Илья.
           - И? – Андрей почувствовал, как колючий холодок пробежал по затылку. – Почему она так сказала? Она объяснила этот бред? «Девушка с черными крыльями не успела предупредить»- стукнуло в голове. Откуда это?! «А эта успела…». На какой-то миг на Андрея накатила паника, тошнотворная и удушающая. «Еще не поздно»- шепнуло что-то внутри.
           - Нет. Ничего больше не сказала. Уснула на моих глазах. Будто вилку из розетки кто-то выдернул – за секунду отключилась.
           - И что было дальше? – чтобы скрыть  свое нелепое, необъяснимое волнение он поспешно закурил.
           - Да ничего не было, - Илья подошел к столу, где были разложены с фанатичной любовью несколько лучших фотографий. – Я не хожу к ней с того раза. Страшно. Не знаю, что с ней. А эти почему у тебя здесь лежат?
           - Для выставки отобрал, - помедлив, с гордостью сказал Андрей. Сигарета успокоила, ему не хотелось думать о плохом. У всех своя судьба и свой удел, в конце концов. «Что я брежу, как малолетний? Я-то здесь причем?». Свойственная ему в некоторой степени душевная черствость в последнее время усилилась.  Он стал замечать, что чужие жалобы и беды начинают его раздражать, а порой и бесить. Какого хрена он должен грузиться по поводу того, в чем объективно никак не виноват?!.
           - А… И когда же состоится это замечательное событие? – заинтересовавшись, спросил Илюша. Он тоже быстро отходил.  – И почему ты, гад такой, мне раньше не сказал?
           - С двадцатого по двадцать пятое мая. Не сказал, потому что не успел.
           - Ну да, не успел! Ври, ври, мой милый, я-то тебя как свои пять пальцев знаю, - в глазах Ильи  зажегся лукавый огонек.
           - Послушай, пьяница, иди, умойся, а я кофейку пока заварю, - примирительно замахал руками Андрей. – Порадовался бы хоть, так нет, выслушивай твои обвинения. Фу!   
           Пока Илья фырчал и плескался в ванной, Андрей позвонил Володе. Тот ответил почти сразу.
           - Алло? Привет, - сказал он пустым бесцветным голосом человека, пережившего сильное потрясение.
           Андрей насторожился.
           - Привет, что стряслось? – спросил он, посчитав, что сразу заводить разговор  о выставке будет невежливо.
           - Да так, дела семейные, - тихо и устало ответил Владимир. – Знаешь, у тебя все отлично. Послезавтра можешь привезти работы, зал уже оформляют. Ты за этим звонишь?
           - Если честно, звонил за этим, - смущенно признался Андрей. – Но я же слышу, у тебя голос изменился…не скажешь, что случилось?
           - Аня не приехала. Мы расстались, - отчеканил Володя.
           - Что? Как?! – вскрикнул Андрей, пораженный услышанным. Это не вязалось у него в голове.
           - А вот так. Позвонила мне сама, на третий день. Говорила, как чужая. Сказала, что больше не любит. Что в жизни произошла какая-то там перемена… Поняла, говорит, что со мной ей счастья не будет…  И остается в Москве работать, там, мол, место отличное. У нее в столице родители живут, будет пока у них… Андрей, ну не понимаю я ничего! Мне только и осталось, что на ее фото  глядеть, которые ты сделал! Почему? Как? Ну, разве бывает так в жизни? Скажи мне, бывает?
           Андрей несколько времени молчал. Ощущение собственной вины камнем придавило сердце. Ему казалось, он знает, в чем причина Володиной беды, знает, но не может вспомнить… Что же, черт возьми, происходит?  Почему он вполне счастлив и полон творческой энергии, стоит ему взять в руки чудесный фотоаппарат, а люди вокруг страдают? Болеют, расстаются, пропадают без вести? Что за насмешка судьбы? Неужели она хочет доказать ему, что абсолютного счастья не бывает и приносит горе тем, кто ему в большей или меньшей степени дорог? Или… тем, кто так или иначе с ним связан? От последней мысли ему стало нехорошо, и он быстро отогнал ее прочь.
           - Володь, я даже не знаю, что сказать, для меня самого это удар, - сказал Андрей, почти физически ощущая боль другого человека. – Мне очень, очень жаль, казалось, вы так друг друга… любите. Если могу чем-то помочь, только скажи.
           - Да что тут можно сделать? – рассмеялся печально Владимир. – Спасибо, конечно, за участие, но это моя проблема. Черт, я даже не знаю, что с ней, как она!! – неожиданно повысил голос он в каком-то отчаянном порыве. – Прости. Разберусь как-нибудь. Как выставишься, обязательно приду посмотреть. До встречи.
           Володя был явно нерасположен к дальнейшему разговору, и Андрей поспешил попрощаться. Он заварил кофе, ожидая, когда Илья соизволит вылезти из ванной. Праздничное настроение куда-то улетучилось, оставив после себя лишь горьковатую пыльцу разочарования. Вот оно, как жизнь-то устроена! Интересно, а что будет, когда Олеся однажды скажет, что не любит его? Будет ли ему больно? Или он вздохнет с облегчением? А скажет ли она это?
           - Эй, там! Хозяин! – заорал Илья, вывалившись из водяного рая. Он протопал на кухню, потряхивая мокрой шевелюрой, почти трезвый и почти веселый. Вот человек! Не умеет долго париться. И это есть отлично.
           - Ты что там делал? – Андрей поднял на него глаза и невольно улыбнулся.
           - О… - загадочно замычал тот, садясь напротив. – Ну что, кофейком-то угощаешь? А?
           - У меня самообслуживание, вот и обслуживай себя сам!
           - Ага, вот ты какой подлый, - засопел недовольно Илюша, но все же встал.
           - Я тебе давно хотел сказать, изверг, - вспомнил вдруг Андрей. – Ты что ребенком помыкаешь?
           - Каким ребенком? У меня их двое, - тихонько гоготнул приятель, высыпая в чашку четвертую ложку сахара.
           - Э, ты потише с моим имуществом! Я про Никиту говорю, идиотина.
           - И что?  Бью я его, что ли? Андрюх, ты че, он же мне как сын! – возмутился Илья.
           - Ну да, и оставляешь ты его одного в магазине тоже из родственных чувств.  Убьют, не подумают, а вас ограбят.
           - Да что же тебе в голову кошмары такие лезут?! Один раз это было, больше не повториться, так и быть. Я как-то не подумал.
           - Так вот, в следующий раз думай.
           Они еще поболтали ни о чем, покурили, оба пришли в доброе расположение духа и за сим расстались.


7.

           Неизвестно, что лучше, быть счастливым всегда и везде, не завися от обстоятельств, или все же уметь посочувствовать горю другого человека, забыв на некоторое время, что свой эгоизм надо холить и лелеять. Андрей не относился ни к одной из этих категорий, однако довольно-таки быстро  избавился от неприятных мыслей. Не то, чтобы его не волновали происходящие события, он просто не смог поступить иначе.  Его распирало изнутри, он чувствовал острую необходимость творить, снова и снова рассматривая уже созданное. Приятная истома охватывала все его существо, когда он начинал думать о предстоящей выставке. Его не столько прельщало возможное богатство, сколько восхищение публики, которое должно непременно последовать. Он ни на минуту не сомневался в этом. Господи, получить всеобщее признание! Наконец-то начать зарабатывать на жизнь своим творчеством, а не протиранием штанов за монитором компьютера! Жить в свое удовольствие, понимая, что ты Художник, а не какой-то любитель, посредственность, какой являлся все эти шесть лет, в чем был теперь твердо уверен. От волнения крутило под ложечкой, будто настал решающий момент в его жизни. Впрочем, это действительно было так.
           Как не спешил Андрей к открытию, он все же опоздал. Большой зал был уже полон людей. На стенах по всему периметру и на специально выстроенных для этой цели стендах висели фотографии различных мастеров. Творения самого Андрея находились где-то в центре, и он пока их не разглядел. Его энтузиазм несколько поубавился, когда он понял, что его произведения хоть  и привлекают к себе внимание, но на выставке представлены слишком громкие имена, чтобы их игнорировать.   
           Андрей прошелся вдоль стен, ища глазами Илью, который обещал здесь быть. Вместо него он встретил Володю. Казалось, тот сильно похудел, отчего его добродушное лицо стало аристократичнее и задумчивее. На нем был дорогой костюм, белые волосы немного отросли и были аккуратно зачесаны назад.
           - Привет, ну как ты? – пожал его сильную руку Андрей, пытаясь разглядеть за стеклами очков хоть какую-то эмоцию.
           - В порядке, работаем, - Володя церемонно улыбнулся и кивнул в сторону стендов. – Почему не смотришь, как оформили? Твои картинки производят фурор.
           - Да? – искренне удивился Андрей, у которого от волнения заболел желудок.
           - Ну, ты даешь, Андрюха. Чего боишься-то? Я человек внимательный, все секу, что происходит. Профессия обязывает, знаешь ли… Ты что, ко мне уже подходили, интересовались, кто такой «этот Полянский», где печатается.
           - А ты что?
           - Ну, я сказал, что ты где-то скрываешься, - усмехнулся Володя. У Андрея возникло чувство, будто редактор окружил себя невидимой, но непроницаемой стеной, скрывая свое горе за приветливой улыбкой. Впрочем, эта мысль лишь мимолетно коснулась его сознания, витавшего сейчас совсем в иных сферах.
           Андрей наконец преодолел свое малодушие и направился к своим произведениям. Картин было пять, и все они заставляли замирать в немом восторге. Да что там, кажется, они произвели настоящий фурор. По залу носился корреспондент с какого-то телеканала, судорожно одергивая посетителей с вопросом: Вы знаете Андрея Полянского? Андрей, которому кровь бросилась в голову, остановил парня, и, самодовольно и смущенно одновременно, представился.
           - Маленький «лайф», Сережа, Сережа, дай покрупнее картинку, - засуетился тот, давая торопливые распоряжения оператору. – А потом… импровизируем, Сережа, импровизируем! Андрей, вы позволите? Пару слов для телевидения?
           Репортер наскоро проконсультировал Андрея, попросил его не двигаться, развернул лицом к свету. 
           В лицо фотографу ткнулся микрофон, перед глазами замаячил объектив телекамеры. Он вспотел от волнения. Сглотнул. Улыбнулся, спиной чувствуя заинтересованные взгляды, сгущенное внимание к своей персоне.
           - Скажите, вы давно занимаетесь фотографией?
           - Не очень.
           - Как долго вы шли к этим изображением? Был ли у вас вдохновитель?
           - Я давно увлекаюсь жанром «Фэнтэзи». В частности, Луис Ройо…
           - Вы не находите, что ваши произведения новое слово не только в этом жанре, но и вообще в искусстве фотографии?
           - Сомневаюсь, чтоб это было так, - скромно улыбнулся Андрей в объектив, и добавил, для лучшего эффекта: - но я буду к этому стремиться…
Отделавшись от репортера, он начал  пробираться сквозь толпу фотографов-любителей, граждан, понимающих искусство и журналистов, и вдруг  краем глазом заметил знакомое уродливое лицо с белесыми глазами. Он резко повернулся. Ему показалось, что сутулый рыжий человечек шмыгнул за стенд, неуклюже переваливаясь и косясь на него через плечо.
           - Андрюха! Ну, ты теперь крутой! Надо позвонить Натахе, чтоб записала вечерний выпуск новостей… с ОРТ товарищи были? – крикнул над самым ухом Илья, появившийся незаметно, но эффектно.
           - А, привет,  кажется да, - облегченно сказал Андрей, забыв о своем видении.   
           - Ну, как тебе? По-моему, грандиозно. Дай-ка взгляну поближе… ага, вот они, красотки из царства мрака… впечатляет, слушай, особенно в таких рамках…- Илья что-то еще тараторил, Андрей же уже с минуту внимательно наблюдал за невысокой девушкой в сером свитере, которая внимательно рассматривала его фотографии и  что-то записывала в маленький блокнот. Скорее всего, ей было лет двадцать пять, но суровое выражение лица, очки в темной оправе и туго стянутые на макушке пепельные волосы делали ее старше. Она стояла несколько в сторонке от всех, погруженная в созерцание, но не восхищенное, а скорее критичное. Было в ее позе и взгляде что-то осуждающее. Андрей, после недолгих раздумий, сделал шаг к ней.
           - Извините, вы так серьезно рассматриваете, - начал он нерешительно. – Не могли бы поделиться своим мнением? Наверняка, оно необычное.
           - А вы – автор? – она сняла очки и проницательно посмотрела на Андрея. – Вы Андрей Полянский, так? И это ваш дебют.
           - Как вы догадались? – немножко смутился фотограф под ее пристальным изучающим взглядом.
           -  Ну, знаете, не каждый праздношатающийся по выставкам джентльмен интересуется мнением незнакомого человека. К тому же вон тот высокий мужчина с бородой назвал вас по имени. Я слышала его слова.
           - Раз такое дело, скажите, как вас зовут, -  попросил Андрей. Ему чем-то нравились такие люди – вроде ничем не примечательные, но дико умные.
           - Яна. Я историк искусств, живу в Праге.
           - В Праге? А сюда-то вас занесло каким ветром?
           - Я была в Питере, в гостях у подруги, прочитала о вас в «Компьютере.dok», увидела ваши картинки. Потом уехала – работы было много. В Интернете прочитала о выставке и вспомнила ваше имя, так как то, что я видела в журнале на так-то просто забыть,  - она говорила спокойно и мягко, очень искренне, глядя на Андрея снизу вверх. Умные серые глаза смотрели прямо на собеседника, не бегая по сторонам. Такая прямота подкупала. И все же Андрей ждал других слов.
           - А что вы записывали? Свои впечатления? – не вытерпел он.
           - О, это долгая история, - она впервые улыбнулась.- Я уже сказала, что занимаюсь историей искусств. Но моя сфера несколько необычная. Вот, к примеру, недавно закончила писать диссертацию на тему «Феномен зла в искусстве»… Понимаете ли, я изучаю теорию зла. То есть, - Яна замялась, подбирая слова, - как бы поточнее это сказать… знаете миф о Падшем Ангеле?
           - Вы имеете в виду библейскую историю? Когда Бог изгнал искусителя из Рая? – Андрей насторожился: ему очень не хотелось, чтобы девушка оказалась какой-нибудь сектанткой или повернутой на религии проповедницей.
           - Ну, можно сказать и так, - она усмехнулась, прочитав его мысли по выражению лица. – Учитесь владеть своими чувствами. Это не то, о чем вы подумали. Скажу иными словами: вероятно, соперничество двух сил, светлой и темной, длится и по сей день. Ангел был свергнут с небес, но не потерял своей мощи, благодаря которой создал темную вселенную. Смотрите, Бог создает Рай и первых людей, не знающих греха. Падший Ангел, или Дьявол, или Люцифер, как вам больше нравится, творит нечто противоположное – грех и, условно говоря, Ад. Он тоже творит, понимаете? Только творчество его не созидательно, а разрушительно. Вспомните легенду о Докторе Фаусте. Люцифер дает усталому старику молодость, красоту, силу, привлекательность… чем плохо? Однако эти качества не мешают Фаусту творить зло, разрушая человеческие жизни и свою душу…
           - Да, но это ведь только легенда, - возразил было Андрей, невольно захваченный разговором.
           - Нет легенд, в которых не скрывалась бы хоть доля истины, - горячо возразила Яна. – К чему я говорю об этом? Ах, ваши фотографии… я не знаю, как у вас они получились, но это – темная красота. Страшная, бездушная, которая заражает своими чарами, как смертельная болезнь… не смейтесь, Андрей, я говорю совершенно серьезно. Понимаете, Бог создает из любви и во имя любви. И создания эти прекрасны, так как обладают душой.
Но Падший Ангел зорко следит за происходящим и может купить эти души или завладеть ими, ведь человек – существо слабое…зло заманчиво, выгодно, легко достижимо.  Приди к современному атеисту дьявол и предложи все блага мира за душу – тот, не задумываясь, уступит товар, уверенный, что ничего не теряет…
           - Да, но атеист и в дьявола не верит, - улыбнулся Андрей. – А если тот к нему явится, он уже и не атеист вовсе…
           - Да, вы правы, но я несколько другое имею в виду, - Яна поняла свой промах и помолчала, подыскивая нужные выражения. – Зло может принимать любые формы, тем оно так и нравится людям. Зло – мягкий материал, понимаете?   Оно подстраивается под нас, зная все наши слабые стороны, когда как добро требует проявления силы. Вот вы, например, сколько усилий затратили на то, чтобы увековечить на бумаге этих прекрасных женщин?
           Андрей задумался. Ее тон его смутил. Она говорила так, как будто что-то знала. Он не хотел признаться себе в том, что он лишь нажимал на спусковую кнопку, чем, собственно, его труд и ограничивался. Черт возьми, а она проницательная, эта серая мышка, девушка-искусствовед! Андрей посмотрел по сторонам, ловя на себе заинтересованные взгляды: видимо до присутствующих начинало доходить, что он и есть автор пяти необычайных картинок (вероятно, Илья и Володя усердно принялись его пиарить), заставляющих замирать и удивляться, теперь это было очень заметно. Фотограф замлел от удовольствия. Яна вопросительно тронула его за локоть.
           - Вы не ответили на мой вопрос, - настойчиво произнесла она. – Ваша роль здесь какая?
           - Моя роль? То есть мои усилия? А почему вас это интересует? – недовольно ответил он, вспоминая о собеседнице.
           - Понятно, не хотите отвечать, - кивнула Яна, улавливая перемену в его настроении. – А я уверена, что если бы это был ваш труд, вы бы сейчас столько мне рассказали!
           - А откуда такая уверенность? Вы совсем меня не знаете! – Андрей начал уставать от странного разговора, но что-то внутри подсказывало, что надо выслушать до конца. В эту самую минуту откуда ни возьмись появился тощий высокий мужчина несколько неряшливого вида. Он поспешно подошел к Яне и взял ее за плечо.
           - Яночка, какая встреча, - торопливо сказал он, неприязненно зыркнув глазами-бусинками   на Андрея. – У вас найдется для меня минутка? Как ваши успехи? Поговорим?
           - Здравствуйте, Семен Олегович, - без особого энтузиазма поздоровалась девушка, надевая очки, которые до сих пор вертела в руках. – Я занята, простите. Андрей, это мой бывший профессор.
           - Да, да, Яночка была лучшей студенткой в потоке, -  чванно проблеял «профессор». – Яна, я все-таки украду вас у вашего приятеля, - он потянул ее за руку, увлекая к выходу из зала. Теперь Андрей уже ясно видел, что там их поджидает Дмитрий. Кто-то явно не хотел, чтобы Яна продолжала свой рассказ. Это не на шутку взбесило Андрея, и он решительно догнал странную парочку.
           - Послушайте, Семен-как-там-вас, - раздраженно начал он, оглядываясь на уродца, который в тот же миг исчез из виду. – Вы не находите, что это просто невежливо?! Мы с Яной говорили, если вы заметили. Для меня важен этот разговор, я один из участников выставки, черт подери! Что за люди пошли?
           Он не стал продолжать, а просто отодвинул настырного мужика и взял Яну под руку. Наверное, в другой раз он нашел бы ситуацию смешной, но сейчас было не до шуток. Что за дьявольский клубок вокруг? Зачем Дмитрий шпионит за ним? Андрей очень пожалел, что не догнал его и не припер к стенке. Уж тогда бы не отвертелся, гнусная тварь!
           - Спасибо, очень любезно с вашей стороны, - тихонько захихикала девушка. – Вам действительно так интересна наша беседа? 
           - Будем считать так, - неохотно согласился Андрей, выпуская ее руку. – Вы помните, на чем закончили?
           - О, у меня хорошая память. Можете предположить, что не вы автор этих фотографий?
           - А кто же еще? – возмущенно возразил фотограф.   Его сильно задело то, что она сомневается в его заслугах. Не сам же аппарат снимает, черт возьми! Это он, Андрей Полянский прикладывает к этому усилия!..         
            - Знаете, очень трудно определить, где кончается добро и начинается зло. Сумерки и раннее утро так похожи! – мечтательно сказала Яна, проигнорировав его замечание. – Только сумерки кончаются ночью, а утро – днем. Вот и вся разница. Вот вы, например, где сейчас находитесь? Можете определить? А, в том-то и дело. Зло творит, питаясь человеческим эгоизмом, добро – из любви, я уже об этом говорила. Ваши картинки пугают, если честно. Я чувствую холод, глядя в эти мертвые глаза на прекрасных, но злых и развратных лицах…
           Так, где-то  мы уже слышали что-то подобное. Мертвые, холодные, развратные, злые… так ведь задумано так! В том-то и восторг, что воплотилось то, что жило в сознании. Андрей не сказал этого вслух, но Яна понимающе на него посмотрела.
           - Не обижайтесь. Это не укор вам, как художнику… вы разве не видите? Приглядитесь повнимательнее, - она сделала нетерпеливый жест. – Ну?
           Андрей несколько времени  смотрел на женщин, выступавших из клубящейся тьмы. Но ничего, кроме  творческой радости не испытал.
           - Понимаете ли, Яна, - медленно произнес он, - эти женщины должны быть такими. Вы видели картины Луиса Ройо? Он рисует женщин,  в сердцах которых нет места свету. Их жизнь – бесконечные войны и страсть. Я долго добивался этого переживания от моделей и вот оно, получилось! Пошло!
           - Да, да, многие художники, работающие в этом стиле, являются проводниками тьмы, - ничуть не смутившись, подхватила Яна. – Вы никогда не задавали себе вопрос, может ли  человек со светлым разумом нарисовать такое? Вы не допускали мысли, что эти люди просто-напросто больны? Вам не кажутся омерзительными, мертвыми, извращенными образы, которые зачастую они создают?  Вспомните, допустим, Сальвадора Дали. Картина, изображающая жуткое иссохшее лицо мумии, в глазницах которого застыли человеческие черепа? Не есть ли это ужасный и одновременно простой символ смерти, зла  и тлена? А? дарит ли такое искусство радость? Искусство должно дарить радость, вы с этим не согласны?  Оно не должно угнетать, отбирая наши жизненные силы, понимаете? Андрей, вы меня слушаете?
           - Вы хотите сказать, что я один из проводников эстетики зла? – Андрей поежился от такой мысли, хотя она и казалась  ему нелепой.   
           - Ну, в каком-то смысле, да, - ответила девушка уверенно. – Причем вы стали им по доброй воле. Понимаете, зло находит людей, изначально к нему предрасположенных. 
           - Но я же никого не убивал, не калечил, я просто фотографирую! – взорвался Андрей. – Где же здесь зло?
           - А вы точно знаете, что никого не калечили? – странным строгим тоном спросила Яна. – Вы уверены в этом? В мире столько темного и уродливого, зачем же преумножать это?
           - Но мои фотографии прекрасны. Никто с этим не поспорит.
           - А какой ценой вы добились этой красоты, можете предположить?
           Андрей задумался. Да, с некоторыми из тех девушек, что у него снимались произошли неприятные вещи. Но такое случается каждый день, кто-то болеет, кто-то теряет любимого.  Думать, что это каким-то мистическим образом связано с его деятельностью – чистой воды абсурд! Ересь, бред!  Мало ли в жизни бывает случайностей и совпадений? Если все их отслеживать, можно с ума сойти, решив, что везде и во всем есть доля твоей вины.
           - У художника всегда есть выбор, - между тем продолжала Яна, не дождавшись от него ответа. – Ах, да что там, у художника. Выбор есть у каждого человека. Кто-то душу готов отдать за свое искусство, лишь бы остаться в веках. Но имеет ли человек право ради гениального произведения забирать энергию жизни? Независимо, у себя ли, у других… кто знает, может быть, как предполагают некоторые, Да Винчи заточил душу Джоконды в картину, отчего уже много веков нам кажется, что ее живые глаза следят за нами с полотна, а таинственная улыбка не дает покоя исследователям? А что стало с той женщиной, которой уже давно нет среди нас? Знает ли кто-нибудь, какая цена была заплачена художником за ее бессмертное лицо на полотне? Это все предположения, гипотезы, но никак не теоремы, требующие доказательств. Потому что нет здесь законов логики. Нет и законов морали.
           - А что есть мораль, по-вашему? – вызывающе посмотрел на нее Андрей. – Общество навязывает человеку стереотипы, которые он считает моралью. И больше ничего. Не осталось людей, способных на безумство ради достижения цели. Вы правильно говорили, мы слишком слабые.
           - Ну, знаете ли, - вдруг рассмеялась Яна, - еще Достоевский доказал, что убить – это не сила, а слабость, а вот отказаться от убийства – несомненная сила. Так я его, по крайней мере, понимаю.  Вот Раскольников преступил закон морали, считая, что спасает человечество, и что потом? Чуть крыша не съехала. Вот вам и сила, господин Андрей Полянский. Не дураки были наши классики.
           - Хорошо, предположим, вы во всем правы, - фотограф смутился ее неожиданным весельем, чувствуя себя идиотом. – в чем же моя вина? Я ни с кем договоров не заключал, кровью не подписывался, душу не продавал. Это все вымысел и абсолютная абстракция, чистой воды символы.   Что вас-то во мне смущает? Все, что вы наговорили, очень познавательно, правда, но я не понимаю, какое отношение все это имеет к моему творчеству?
           - А вы поймете. Со временем, - снова перешла на серьезный тон девушка. – Думайте. Просто думайте. Я вас ни к чему не призываю. К сожалению, человек учится исключительно на своих ошибках.  Спасибо, что выслушали, - она порылась в сумочке, протянула ему визитку. – Приезжайте в Прагу, если захочется. В вами интересно говорить. Дам почитать мою писанину, может быть, заинтересуетесь…
           Она кивнула ему и пошла дальше по залу, помахав на прощание рукой. Андрей заметил, что она носит обручальное кольцо. Надо же! Никогда бы не подумал, что такие женщины приспособлены к семейной жизни. Возможно, у нее и дети есть. Фотограф стоял в задумчивости, перебирая в мыслях все только что услышанное.
           - Ты с кем тут болтал? – подошел к нему раскрасневшийся не пойми от чего Илья. Неужто и здесь успел приложиться? – Время не теряю, баб везде цепляю, так? Ох, Андрюха, Андрюха!   И дураки бывают талантливыми. Это про тебя.
           - Спасибо на добром слове. Где Володя? Ты его видел?
           - А как же! Внушительный муж, ничего не скажешь, - Илья театральным жестом запустил руку в свою густую черную шевелюру.
           - Простите, вы Андрей Полянский? – прервал их бессмысленную беседу сухощавый, но весьма привлекательный мужчина, чем-то смаивавший на Ходорковского. Может, тоже олигарх? Хотя какой олигарх отправится на выставку среднего размаха? Эх!   
           - Да, это я, - устало отозвался Андрей. – Чем обязан?
           -  Я представляю издательство «Фантазия». Наша организация очень заинтересована вашим творчеством. Что вы скажете, если вас издадут отдельным изданием, например в виде иллюстрированного альбома? Это отличный PR-ход. Для вас, в первую очередь. После сегодняшнего сюжета по телевидению ваше имя будет уже на слуху, - он белозубо улыбнулся.
           Андрей не без некоторого удивления поглядел на говорившего. Он ожидал чего-то подобного, но не так скоро.
           - Вы не согласны с нами сотрудничать? – поднял брови джентльмен.
           - Нет, нет, напротив, я просто очень удивлен, - поспешил возразить фотограф. – И благодарен вам за предложение.
           Илья выразительно хмыкнул.
           Андрей не мог и предполагать, что успех придет к нему с такой катастрофической скоростью. Наверное, жизнь всегда преподносит свои дары в неожиданный для человека  момент. Кто бы мог подумать, что банальная поездка в Псковскую область   повлечет за собой такую удивительную полосу событий! К сожалению, человеческие надежды и мечты слишком редко находят воплощение в реальной действительности, но сейчас это произошло с Андреем, и он испытал прилив счастья.
           Впрочем, на этом разговор не закончился, так как Илья, отличавшийся практичным умом, сразу стал обговаривать детали предложения, заметив, что Андрюша не в состоянии что-либо решать. Фотограф тем временем задумчиво бродил по залу, наслаждаясь непривычным состоянием торжественного покоя. Он вполне доверял Илье и, оставив его с симпатичным представителем издательства, начал в красках представлять свое будущее. Однако ему не удалось побыть наедине со своими мыслями. Он и не заметил, как к нему подошла какая-то девушка и в лоб спросила:
           - Вы Андрей Полянский? Мне кажется, я очень подхожу для вашей тематики.
           Андрей удивленно посмотрел на наглое создание. Короткая огненно рыжая челка не закрывала темных изогнутых бровей, из-под которых на него смотрели ярко-зеленые потрясающие глаза, сверкавшие дьявольскими искорками. Широкая переносица предавала ее лицу, покрытому золотистым загаром, странное выражение хищного лукавства, а большой чувственный рот с полной нижней губой добавлял ее образу неуловимый аромат экзотической сексуальности.
           Андрей впервые в жизни видел такую яркую необычную красоту, дерзкую и необузданную, как южная природа. От девушки исходил такой мощный поток энергии, что даже он, не отличавшийся особой сенсетивностью,   почувствовал себя не в своей тарелке.
           - Простите, а вы кто? – пробормотал Андрей, подавленный ее красотой.
           - Меня зовут Камилла, я журналистка. Да не в этом дело. Знаете, посмотрела на ваши фото, и страшно захотелось так же… ну, вы же видите, что я вам подхожу. Если надо, я заплачу, - она широко улыбнулась, обнажив ряд белых крупных зубов. Андрею почему-то подумалось, что они должны быть очень острыми.
           - Не русское какое-то имя, но красивое, - заметил он, подавая ей визитку (на днях он с гордостью обзавелся этим атрибутом делового человека – то есть наштамповал целую пачку глянцевых карточек со своей фамилией и номером телефона).
           - Так мне что, звонить? А когда? – оживилась Камилла, даже не поблагодарив милостивого фотографа.
           Ему нравилась такая настойчивость. Благодаря ей он ощутил себя значимой личностью. Вообще, Андрей всегда придерживался правила: сначала сделай себе имя, потом думай о деньгах.
           - Звоните, когда хотите, там определимся. Только у меня есть одно условие, - вдруг вспомнил   он. – С фотографиями я могу поступать по своему усмотрению: хочу – выставляю на сайте, хочу – делаю выставку. Это понятно?
           - Да кто же откажется, - усмехнулась девушка, поправляя на груди блузку. Андрей заметил, что у нее великолепные формы. – Я вот тоже мечтаю, чтобы на какой-нибудь выставке люди любовались моим лицом и фигурой, - добавила она. Как ни странно, она не стеснялась своего тщеславия. Так могут поступать сильные энергичные люди, оценивающие себя по достоинству.
           - Я позвоню! Сегодня же вечером, - сказала на прощание она. Андрей проводил ее взглядом, не удержавшись от того, чтобы не оценить плотоядным взглядом шикарные бедра, обтянутые светлыми джинсами. 


8.


           И все же слова Яны оставили в душе Андрея заметный след. Он долго не мог заснуть, думая о том времени, когда в его жизнь еще не вошло так называемое хобби, с годами перешедшее в фанатизм. Чем он жил тогда? Кажется, любил. Кого любил? Он не помнил. Странно. Ее имя и лицо словно стерлись в его памяти. Черт подери! Андрей вдруг ясно осознал, что не вспоминает, да и не может вспомнить подробностей своей биографии до того момента, как стал обладателем «Хаггадола». Что за бред? Ведь так не бывает! Человек может забыть свое детство, но никак не события последних нескольких месяцев. Нет, конечно, он не забыл. Просто все это было словно не с ним. Будто он посмотрел какой-то длинный скучный фильм, а теперь  в окно засияло солнце, высвечивая белым пятном экран телевизора… и картинку стало не видно. Зато стала видна жизнь за стеклом. Яркая, сочная, заманчивая.
           Что там Яна говорила о зле? Почему именно в нем она заметила его проявления? Или солнце ослепило и его?
           Андрей беспокойно заворочался, вырываясь из ватной дремоты, было его окружившей. Включил лампу, вглядываясь в разогнанную по углам грязно-серую темноту. В глаза бросились фотографии, так и оставшиеся лежать на столе в живописном беспорядке.  И вдруг что-то буквально выдернуло его из-под нагретого одеяла, потащило неведомая сила туда, к прекрасным картинкам. Повинуясь, Андрей направился у столу, аккуратно захватив одну из фотографий за края двумя пальцами. Там была Елена.
           Он сел на постели  и направил свет лампы на изображение. «Как наркотик»- подумалось ему. Глаза утонули в перспективе другой реальности. Казалось, всего один шаг нужно сделать, перешагнуть порог иного мира… и Андрей шагнул. Это оказалось очень просто.
           Тут же со всех сторон его окружил холод, скользнувший по телу с порывом колючего ветра. Андрей вгляделся в льдистый сумрак. Чуть впереди, у гранитной скалы, покрытой извилистыми тропинками серебристого мха, устало сидела Она. Ее глаза устремились в его сторону, обжигая желтым пламенем самое сердце. Он двинулся вперед, вдыхая сырой воздух. Приблизился к ней совсем близко. Здесь, по эту сторону, она казалась совсем иной.
           - Мне больно, помоги, -  хрипло шепнула она потрескавшимися губами, подняв к нему голову. Руки, как плети, висели вдоль сгорбленного тела, лишь острые ногти бесцельно скребли сухую каменистую почву. В полной тишине этот звук как наждачкой полосовал слух.
           Андрей наклонился над ней. Теперь он ясно видел, что и на спине, и на обнаженном вздрагивающем животе зияют кровавые раны, казалось, совсем свежие, как после недавнего боя. Девушка закинула голову еще дальше, словно обнажая для удара  беззащитное горло с тонкой, почти прозрачной кожей, под которой виделось слабое биение пульса. Ее глаза, сухие и страшные, в красных прожилках,  вперились в его лицо, полные страдания.
           - Помоги! – снова прошелестело ее горячее дыхание.
           Ужас   охватил все существо Андрея. Он оглянулся – вокруг клубилась тьма, и в этой тьме кто-то обитал. Он слышал мягкую поступь, видел скользящие тени, словно выжидающие, когда же жертва потеряет последние силы. Он нелепо и беспомощно схватил ее безжизненную отяжелевшую руку, пытаясь поднять с земли. Надо было убегать, уходить, прятаться…
           Бывшая когда-то Еленой безвольно покачнулась от его усилий и упала навзничь. На потрескавшихся губах показалась кровь, пузырясь в уголках приоткрытого рта.   Тьма подкатилась ближе, жадно облизываясь.
           - Прекрати это, я никогда… никогда не уйду… они будут терзать меня… вечно… - врезались в мозг безумные слова. Андрей выпустил ее ладонь из своей, заметив, как беспомощно ищут чего-то тонкие пальцы, на суставах которых была содрана кожа.
           - Остановись! – прорычала она ему вслед. Андрей кинулся прочь, продираясь сквозь липкий туман. Шаг, другой… он вывалился в спокойное тепло мягкой постели и открыл глаза, тяжело дыша. Судорожно нашарил рукой  фотографию, затерянную в складках одеяла. Желтый свет лампы осветил ее матовую поверхность.
           - Господи, Господи! – вырвалось у Андрея. – Господи, - еще раз повторил он и в первый раз в жизни перекрестился. К горлу подкатил ком рвоты. Он отложил фотографию, ничуть не изменившуюся, чего он так ожидал, и поспешно закурил. Пережитый кошмар все еще леденил кровь. Заметно дрожали руки. Однако спокойная ночная тишина успокаивала. Лишь громко, но вполне дружелюбно, тикали на стене часы. Странно… он никогда не слышит их днем!
           - Что же такое происходит? – спросил Андрей сам себя. – Что происходит, черт возьми? Успокойся, друг, когда ты боялся темноты? Никогда! Никогда не верил в потусторонние силы, потому что их не существует! Или все-таки?
           Или все-таки существуют?
           Андрей хоть и понимал, что ему приснился страшный сон, но слишком уж реально все это было. По телу до сих пор бегали мурашки от потустороннего холода, а в ушах шелестел голос умирающей девушки. Сны редко бывают столь последовательны, столь ощутимы. Андрей поежился. Глухо и быстро колотилось в груди сердце, сигаретный дым начал есть глаза. Ночь. Вокруг обычная питерская ночь, ничем не отличная от сотен других таких же ночей.   
           Андрей подошел к окну. Начинало светать, по земле скользил легкий дымок утреннего тумана. Где-то надрывно лаяла собака. Стало слышно, как за стенкой бежит вода – видимо, кто-то из соседей встал пораньше и поспешил занять ванную.
           А на другом конце города, возможно, в эти минуты стоит девушка, прижавшись лбом к стеклу.  Моргает ресницами, прогоняя последние остатки обманчивого сна. Тихо дышит, время от времени протирая запотевшую поверхность окна рукавом ночной рубашки.
           Наверное, если бы он был уверен в этом, он набрал бы сейчас ее номер и сказал что-нибудь. Что-нибудь. Не важно, какие слова. На какой-то миг что-то дрогнуло в душе Андрея, словно в последней попытке освободится из невидимых кандалов. Стало очень больно и очень страшно. Но он не позволил мимолетному ощущению завладеть собой. Расплющил в пепельнице дотлевающий окурок, снова лег, укрывшись одеялом с головой.
           Как-то Илья в очередном порыве философской мысли стал доказывать чье-то утверждение: мол, преступниками не становятся, преступниками рождаются. Почему Андрей сейчас это вспомнил? Помнится, Яна что-то говорила о том, что у него изначально была предрасположенность ко злу. Зло находит тех, кто слабее… так ли говорила девушка-искусствовед? Слабее… а чем это он слабее остальных? И чем определяется эта так называемая предрасположенность? Андрей подумал, что хочет встретиться с Яной еще раз, еще раз послушать ее, попытаться понять. Вероятно, она уже в Праге, сидит в своей уютной квартирке, держит на руках сына или дочку, разговаривает с мужем, который непременно должен быть крупный, длинноволосый и в очках. Так, во всяком случае, представлял себе Янину семейную идиллию Андрюша, постепенно смиряющийся с сонным теплом раннего утра. Он не отдавал себе отчета в том, что позволяет себе в некоторой степени цинизм, а то и сарказм. Видимо, сказывался его холостяцкий образ жизни, когда семейные ценности не играют никакой роли, вызывая лишь страх и насмешки. Так он и заснул в неясных мыслях и сомнениях.


9.

           Камилла позвонила не вечером, как грозилась, а утром следующего дня. Была суббота, законный Андрюшин выходной, так что он поспешил договориться на сегодня же, чувствуя срочную необходимость творить.
           Девушка приехала минут через сорок после звонка, видимо, одержимая жаждой творчества не в меньшей степени. Андрей уже привык, что к нему приходят мало знакомые девушки, тараторят без умолку, смеются, ломаются, раздеваются. Он не испытывал смущения, оставаясь с ними наедине в студии, поглощенный процессом съемки. Но на этот раз он ощутил некоторую неловкость.  Случилось ли это потому, что она очень по-хозяйски прошла на кухню и выставила на стол бутылку дорогого вина, или же просто девушка с каждой минутой все больше ему нравилась, Андрей не понял.
           - Вообще-то я предпочитаю не пить в процессе съемки, были уже неудачные опыты, - нерешительно сказал он, войдя вслед за ней.
           - Какие такие неудачные опыты? Чем-то другим занялся вместо фотосессии? – прямо спросила Камилла, бросив на него откровенный взгляд. – А ты не пей, я сама, чуть-чуть. Так, знаешь, чтобы расслабится.
         На взгляд Андрея, расслабляться было уже дальше некуда: она с уже называла его на ты и хозяйничала за столом.
           - Да не бойся ты так, я не оккупантка, не захвачу тебя и твое холостяцкое логово в плен, - рассмеялась она. – Может, откроешь вино?
           Андрей выполнил ее просьбу и  поставил перед ней стакан. Н-да, дожили, даже бокалов приличных нет…
           - Как  все запущенно, - пропела Камилла, делая глоток.  – Что ж так, Андрей?
           - Да вот не знаю, - развел руками фотограф, косясь на время. У него уже руки чесались, а рыжеволосая леди и не собиралась торопиться, по всей видимости. – Если честно, меня так все устраивает…
           - А, ну тогда отлично, - она на удивление быстро допила вино и встала. – Начнем?
           - Ты пока переоденься, я свет выставлю, - деловито бросил Андрей, вытряхивая на пол из огромного пакета все причиндалы «фэнтэзи», которые у него имелись.  Камилла восторженно пискнула и  кинулась к куче вещей, на ходу снимая пиджачок и блузку. Андрей с трудом сдержался, чтобы не смотреть в ее сторону, и стал приводить в порядок подиум.
           - Готова? – спросил он, спустя десять минут. – Иди, встань, пожалуйста, я разберусь со светом. – Андрей взял флэшметр, пытаясь сосредоточится на работе, а не на полуголой Камилле, взошедшей на подиум поступью дикой кошки.  Черт возьми, да что же это происходит? Вот дьявольская девчонка, будто тянет к себе, окутывая в невидимые сети…

           Андрей наконец-то смог отключится от созерцания прелестей Камиллы и углубился в процесс. Девушка работала мастерски. Понимала малейшие нюансы, на которые он указывал, жила, играла, отдавалась… Щеки ее разгорелись лихорадочным румянцем, пронзительный взгляд кошачьих глаз, казалось, действительно наблюдал другие миры, дрожали напряженные мышцы сильного тела. На какой-то миг Андрею показалось, что она находится в состоянии экстаза, до того трепетало вокруг нее пространство.
           Когда они закончили, он ощутил прилив неприятной усталости, сковывающей движения. Камилла, напротив, словно светилась изнутри. Андрей подумал, что она еще больше похорошела, видимо, сказывалось ее небывалое возбуждение. Он с удивлением всматривался в ее черты, пытаясь вспомнить, так ли великолепно она выглядела до съемки.
           - Ну что, - вздохнул он, выключая осветительные приборы. – Завтра отнесу в печать, послезавтра будут снимки. – Чайку, может быть?
           - Бог мой, это фантастика! – вскрикнула Камилла, падая на диван. Она так и оставалась в откровенном кожаном наряде. – Андрей, это было потрясающе.
           Андрей не понял ее восторгов. Не понял, почему в ней кипит энергия после трех часов трудной работы. Он сел рядом, откинувшись на спинку дивана, и посмотрел на Камиллу, встретив ее  хищный, манящий взгляд. На него обрушилась горячая волна ее желания.
           - Андрей, - напряженно прозвенел ее голос совсем рядом, сводя с ума.
           - Камилла, послушай, не стоит, это не к чему, - бессильно запротестовал он, уже зная, что проиграет в этой схватке.
           Ее ловкие руки быстро расстегнули молнию на брюках, и он ощутил ее сдержанные и вместе с тем безумно страстные прикосновения. Ее горячие губы уже ласкали шею, безошибочно угадывая эрогенные зоны. Андрея захлестнуло желанием настолько сильным, что он накинулся на нее, как дикий зверь, едва сдерживаясь, чтобы не порвать на ней одежду, не вцепиться зубами в нежную грудь. Его пальцы заскользили по ее телу, наслаждаясь бархатом кожи, она подалась ему навстречу, шепча что-то развратное, отчего он еще больше заводился. Кажется, они упали на пол. Какой-то жесткий, болезненно восхитительный был секс.
          
            Андрей, конечно, никогда ни с кем не жил, и его романы длились обычно меньше полугода, но что касается измены, тут он всегда был, что называется, кремень. Даже если он встречался с очередной возлюбленной раз в неделю, он считал, что это серьезными отношениями, никакой сексуальной свободы не подразумевающими (естественно, это ни в коем случае не относилось к свободе творческой). Может быть, подсознательное желание безудержной, ничем не ограниченной страсти и жило в его подсознании, но было заковано в твердые латы принципа.
           Но на этот раз его убеждения не сыграли никакой роли. Он не понимал, как так вышло и предавался искренним страданиям и угрызениям совести. Как теперь смотреть в глаза Олесе? Ведь он действительно был к ней глубоко привязан, хотя до этого досадного случая не отдавал себе в этом отчета. Андрей всегда считал себя сильным, способным контролировать инстинкты, столь часто овладевающие мужчинами. Ему удавалось подавлять животные порывы, так как большую часть его жизни занимали не женщины, а творчество.
           В тот вечер, когда Камилла ушла, он медленно пил оставшееся вино, чувствуя себя усталым и разбитым.  Вновь и вновь восстанавливая в памяти череду событий, он пытался вспомнить, с чего все началось. Что заставило его потерять над собой контроль? Он помнил лишь безумное желание, туманной пеленой застлавшее сознание. Это был порыв дикой страсти, необузданной и жестокой. Камилла просто взяла то, что захотела, ни о чем не жалея и не оборачиваясь назад. Странно ощущать себя изнасилованным. Странно ощущать себя проигравшим. Он оказался слаб. Не смог побороть искушения. Это ведь просто секс. Просто красивая женщина. Еще докипал на дне души сладкий осадок безудержных эротических наслаждений, но сознание стремительно наполнялось пустотой. Он был раздавлен. 
           Андрею стало тошно, и он залпом допил сладковатый алкоголь прямо из горлышка. Так и топят в вине свои печали  алкаши, слабые духом и телом… 
           Утешало одно: он твердо решил напечатать фотографии, отдать ей, и  забыть о ее существовании. Ничего не говорить Олесе, чтобы не причинять ей лишнюю боль. в конце концов, с каждым может случиться. Кто знает, может быть, и она… нет, этой мысли Андрей допустить не мог. Он мучительно покраснел, благодаря Бога, что его никто не видит, и поспешно закурил.
           Человек слаб – говорила умная девочка Яна. И оказалась права. Больше всего страданий Андрею причиняла собственная слабость. Красивая женщина доказала ему, что его желания и убеждения не имеют значения. Он сдался. Сдался! Это был первый случай, когда модель так откровенно его захотела. Может быть, он сдавался бы каждый раз любой красивой бабе, прояви она инициативу. Черт возьми! Эта мысль показалась несчастному ужасной, но правдоподобной.
           Бывают в жизни огорчения, что говорить,  вероятно, другой мужчина на месте Андрея был бы только рад. Такие инциденты жутко льстят мужскому самолюбию. Но Андрюша был не из таких. Он сидел и думал, что Камилла жестоко растоптала его целомудренный мир, дав понять, что все это – лишь напускное, маска, которую он решил нацепить, возомнив себя великим творцом.
           Да, узнавать правду о самом себе бывает очень трудно. А яблочко-то оказалось с червоточинкой… Андрей подошел к зеркалу, пытаясь уяснить, красив ли он в самом деле, или просто стал внеплановой жертвой разъяренной девицы, которой внезапно одолела похоть. Впрочем, в неожиданном сексуальном порыве Камиллы было что-то необычное, а вот что, никак не удавалось понять.
           Андрей отвернулся от своего отражения, вопреки его ожиданиям, ничего не объяснившего.
           Словно кто-то стукнул по поверхности его жизни молоточком – и она потрескалась, как стекло, а потом начала распадаться на кусочки. Пора было что-то осознать. Что-то предпринять. Что-то, кто-то, где-то, почему-то… одна неопределенность. Что ж, бывает и такое.