Фотограф. Часть третья. Искушение

                "…Образы, сотканные из времени
и предчувствий. Образы, ведомые искушением,
потерявшие ориентиры не только желания, но и страха."
Больной искус(28х43см)1995.
                Луис Ройо

1.

           - Кажется, ты что-то напутал со светом, - сказал Илья, вручая Андрею пакет с напечатанными фотографиями.
           - Да? А что не так? – торопливые, но аккуратные пальцы осторожно извлекли на свет снимки. Андрей удивленно поднял брови, увидев то, о чем говорил приятель. Словно изображения слизнула грязно-серая муть, расползавшаяся по поверхности бумаги некрасивыми пятнами. Силуэт модели был едва заметен, сливаясь с грязным фоном фотографии.
           - Если снимать в сумерках на «мыльницу» без вспышки, и то получилось бы лучше, - дал свой комментарий Илья. Ты что, был в сильном подпитии?
           - Да не я это, - хотел было сказать Андрей, но время удержался. У него голова пошла кругом.  – Не может такого быть, - добавил он вслух, что в данной ситуации прозвучало жалко.
           - Ничего не понимаю, - не унимался бородач, меряя незадачливого фотографа тяжелым взглядом. Если бы бедняга Андрей знал Илью не так хорошо, он мог бы подумать, что тот его осуждает. Однако это было не так. Илья просто любил докапываться до истины, питая ненависть к любому неразрешенному вопросу.
           - Ох, мне бы что-нибудь понять! – простонал Андрей, запихивая пакет в сумку.
           - Зачем ты их берешь? Они же никуда не годятся, ты сам знаешь!   
           - Надо модели показать, а то не поверит, что не получились, - с отчаянием в голосе сказал Андрей.
           - Кого снимал-то?
           - Да так, девушка одна на выставке напросилась. Чертовски красивая.
           - Да мы-то знаем, вы со страшненькими не работаете, - цинично ухмыльнулся Илья, повергнув Андрея в состояние оцепенения. То, что фотографии не получились, стало для него настоящим шоком, ударом, пошатнувшим хрупкое здание, созданное его воображением. А в тоне Ильи он уловил понятный для себя намек и, во всех подробностях вспомнив вчерашнее помутнее разума,  был готов провалиться под землю.
           - Я позвоню тебе, - сказал Андрей беспомощно. Он никогда еще не чувствовал себя столь уязвимым. Вчера он предал сам себя, сегодня же, словно в наказание, его предает искусство.
           - Слушай, не убивайся так, - остановил его Илья, заметив отчаяние в его глазах. – У всех бывают досадные промахи. Наверное, где-то не доглядел, что же, повеситься теперь что ли?
           - Илюша, дорогой, ну ты же сам знаешь все тонкости нашего дела, кем же нужно быть, чтоб такое наснимать?! Я свет вымерял, экспозицию сто раз проверил, ну не приснилось же мне это?! 
           - А вдруг правда приснилось?
           - Не до шуток мне сейчас, понимаешь? Не до шуток. Ну, нельзя быть таким циничным, Илюша!
           - А что это с тобой сегодня? Бледный какой-то, глаза красные? – Илья пропустил стенания Андрея мимо ушей. – Нервничаешь, кричишь, а? что стряслось-то с тобой, друг дорогой? Кризис среднего возраста нагрянул?
           Андрей не смог сдержать улыбку. Невозможный Илья человек! Либо доведет до белого каления, либо вернет к жизни почти трупик. И все это – от души да от чистого сердца.
           - Да так, ничего особенного, - соврал Андрей, решив, что Илье об его позоре знать не следует. Больно тот Олесю уважает. Ведь покоя не даст, пока в землю не втопчет!
           - Ага, врем, приятель? – хитро прищурился Илья, но продолжать тему не стал. За что ему отдельное спасибо.

           По дороге домой Андрей думал. Вернее, пытался думать. Ему очень хотелось бы знать, что произошло на самом деле, и почему фотосессия с идеальной моделью не принесла ожидаемого результата. А еще ему было заранее стыдно перед Камиллой (ну кто придумал это имя?!). Пострадала честь художника. Надо было срочно придумать причину, по которой могли не получиться фотографии. Андрей решил, что что-нибудь да сочинит во имя своего доброго имени, но камень с его души не свалился, а наоборот – потяжелел. Это обстоятельство его чрезвычайно огорчило, но делать было нечего. Вернее, делать-то было что, да только смелости у нашего героя не хватало. Мужественно позвонить Олесе  и пригласить ее куда-нибудь, чтоб хоть как-то загладить свою вину. Купить ей цветы, проводить с ней побольше времени. Дождаться, пока выйдет в свет альбом с его именем на обложке, а уж потом развернуть активную деятельность. А сейчас – пожить для любви, очеловечиться, привести свой моральный облик в надлежащий вид.
           Надо отдать Андрею должное, он искренне был готов на столь масштабные подвиги. А вот смелость – дело другое. Не каждый грешник может покаяться,  и уж тем более – попытаться искупить свой грех. В данный момент, как можно догадаться, Андрей считал себя именно грешником. Очень трусливым грешником.
           Но высшие силы, если таковые существуют, увидев страдания Андрея, все-таки сжалились над ним: Олеся позвонила сама.
           - Андрюш, - начала она твердо, - это, конечно, не телефонный разговор, но мне надоело ждать, пока ты соизволишь выкроить для меня минутку. Я хочу попрощаться, Андрей. Прости за пафос, но навсегда попрощаться. Всего тебе наилучшего.
           - Олесь, постой! – теперь Андрею стало по-настоящему больно. – Не надо так, я готов…      
           - Да ни к чему ты не готов, - отрезала Олеся, - я все обдумала. Пока.
           - Леся...
           Ответом стали короткие гудки. Андрей набрал ее номер (никогда бы раньше не подумал, что способен на такое унижение), но, по всей видимости, она отключила телефон. В принципе, он понимал, что такого финала следовало ожидать. Только вот беда была в том, что, оказывается, чувствовать он еще не разучился. Накатила смертельная тоска и болезненное осознание того, что в тотальном одиночестве нет ничего хорошего. Андрей, правда, не думал, что Олеся способна сама порвать ту тонюсенькую ниточку, что их до сих пор мало-мальски связывала. А связывала ли?   Было ли между ними то, что можно порвать?
           Андрей быстро собрался и вышел из дома. Тут же у метро купил огромный букет и поехал туда, где, скорее всего, его уже не ждали.
           Отчаяние толкает на смелые поступки. Он просто понял, что если не исправит ситуацию, жизнь его непоправимо изменится.
           Однако Олеси дома не оказалось. Он целый час стоял под дверью, потом спустился вниз и стал ждать у подъезда. В воздухе повисло тяжелое напряжение предстоящей грозы. Сильно парило. По небу летели свинцово-черные тучи, словно клочья дыма от гигантского пожара. Вдалеке погромыхивало. Андрей вспомнил, что в детстве мама рассказывала, будто это колесница Зевса несется по облакам, стуча колесами, что высекают из воздуха искры-молнии…
           Дворик опустел, лишь шелестела и волновалась изумрудная листва деревьев. На лицо упали первые тяжелые капли. Андрей поднял голову к небу. Порыв прохладного сильного ветра вырвал из вспотевшей ладони цветы.
           Хлынул ливень, и с грохотом обрушилась стена отчаяния. Неожиданно холодные струи дождя смывали усталость, боль, разочарование. Рубашка насквозь промокла, прилипнув к спине, в туфлях захлюпало. А Андрей все стоял и стоял, не пытаясь спрятаться. Черт с ними, с псевдо любовью,  с муками, с объяснениями… черт с ним со всем, что было раньше и не давало спокойно жить! Вперед, вперед, только вперед, к заветной цели, по пути искусства и красоты.
           Он шел домой пешком, окруженный светлым серебром белой ночи, небесный купол расчистился, распростершись ярким сиреневым полотном над омытой землей. На душе стало легко, спокойно, уверенность в своих силах крепла с каждым вздохом.
           - Куплю себе студию с огромными окнами, - решил Андрей, разговаривая сам с собой. – Буду работать в свое удовольствие, и пошло все на хрен!
           Возможно, другой на его месте удивился бы столь быстрой смене настроений, но он жил сейчас одной минутой, теряясь в собственных фантазиях. Ему захотелось проявить так называемый разумный эгоизм: его жизнь, его, и ничья другая решается каждый день, лишь он за нее в ответе и никому не позволит ломать хрупкую крепость гармонии с самим      
собой. Это был пафос, надутый и вымышленный, так как не было никакой гармонии, да и самого себя тоже не было. Андрею захотелось поиграть в личность, человека с большой буквы (в его представлении, разумеется), эдакого одинокого борца за свои идеалы.
           На самом деле, виноватый всегда хочет переложить свою вину на чужие плечи, но мало кто делает это сознательно. «Никто не понимает художника» - так и хотелось сказать Андрею, который теперь искренне полагал, что его не поняли, проигнорировали его  интересы, несправедливо осудили. Он был готов даже ждать, что Олеся сама позвонит и извинится за поспешные выводы, а свой благородный порыв он почти забыл.
           Хотелось постигнуть некую истину, таившуюся где-то рядом. Пришло стойкое ощущение того, что в его руках необычайная сила, заключенная в красивый предмет. Эта сила способна делать весьма неприятные сюрпризы, но она разумна.  Кто бы ни был создатель «Хаггадола», он вложил в свое творение разум, способный воплотить чьи-то безрассудные мечтания в материю. Осязаемую материю.
           Вспомнился недавний жуткий сон, и Андрей содрогнулся. Теперь только он заметил, как замерз. Тело, облепленное холодной мокрой тканью, покрывали мурашки, бегавшие взад-вперед от поясницы к затылку.         
           Так как в голове у Андрея еще оставалось нечто, напоминающее рассудок, он поймал такси и через пятнадцать минут был дома. Содрав с себя сырую одежду, он поставил чайник и залез под горячий душ. Однако дело было сделано – у него начались легкий озноб и головная боль.
           Ночью, лежа в постели и стуча зубами, чувствуя, как раскалывает мозг высокая температура, Андрей расплакался от жалости к самому себе и острого ощущения одиночества. Ему было мучительно стыдно за эти малодушные, позорящие его мужскую честь слезы, но он не смог их сдержать. Его никто не видел, никто не мог показать на него пальцем или засмеяться, он знал это, но все равно, прятал красное лицо с воспаленными глазами в складках одеяла, словно опасаясь незримого наблюдателя его позора. Андрей давился, кашлял, пытался вздохнуть забитым носом, осознавая все свое ничтожество в эти минуты. Слаб человек…
           Самый подавляющий стыд – это стыд перед самим собой.  В повседневной действительности мы часто допускаем ошибки, можем не угодить другим людям, растеряться, получить выговор. Все забудут о твоем позоре через тридцать секунд, а ты еще долго будешь сидеть с опущенной головой, ловя на себе осуждающие (как в такие моменты кажется) взгляды и с ужасом сознавая, как стали пунцовыми щеки.
           Но когда ты один на один с собой и вокруг нет зрителей, заинтересованных в твоем провале, постигнуть свою никчемность и ничтожество гораздо страшнее. Ты сам себе судья,  уверенный, что способен контролировать нелепые эмоции, неуклюжие движения… ан нет! Ошибочка вышла. Боль внутри, ее никому, кроме тебя самого не принять, не понять. Окружающие забудут, и ты, успокоенный, перестанешь себя корить. Но когда свидетелей нет, и некому забывать, твой проступок выглядит в сто раз ужаснее. Забудешь ли ты его? Сможешь ли смириться с самим собой?
2.

           На работу Андрей не вышел, все еще борясь с омерзительной температурой. Впрочем, на его покой оказалось много претендентов, так что он просто отключил телефон  и валялся в постели, в очередной раз рассматривая свои гениальные фотографии.
 Приблизительно  в час дня, который, кстати, выдался сырым и прохладным, что весьма обычно для питерской погоды, раздался настойчивый звонок в дверь.
           - Кого еще нелегкая принесла, - пробурчал Андрей, кряхтя сползая с кровати. В эти минуты он очень хорошо представил себя восьмидесятилетним дедушкой, до того трещало и ныло все тело.
           Звонок повторился.
           - Иду! – возопил Андрей, с трудом натягивая джинсы.
           На лестничной площадке курила  Камилла. Зелень ее глаз мрачно сверкнула из полумрака подъезда. 
           - Долго до двери ползешь, фотограф, - улыбнулась она, изящно сплющив окурок носком туфельки о  каменный пол. – Впустишь?
           - Признаться, я болею, - уныло ответил Андрей. Вообще-то он исключил возможность гостей, и теперь очень об этом пожалел. А настырная девка попалась, ничего не скажешь!
           - Я ненадолго, только фотки посмотреть, - девушка вошла, обдав его свежим ароматом духов.
           - Дело в том, что они не получились, - попытался объяснить бедняга больной, с ужасом наблюдая, как она снимает обувь. Интересно, кто это придумал мини-юбки такой длины? Вернее было бы сказать, что словно длина вообще тут неуместно. 
           - Как это не получились? В смысле? – очень веселым тоном осведомилась Камилла. Судя по всему, это обстоятельство ее не очень огорчило.
           - Пойдем, покажу, - смирился с неизбежностью Андрей, чувствуя на себе ее пронзительный взгляд.
           Они прошли в комнату, и он достал из сумки пакет со снимками.
           Девушка внимательно их просмотрела  и вздохнула.
           - Странно… а мне казалось, что должно просто супер получится, - сказала она, подходя к Андрею вплотную.
           - Камилла, - он отступил, и теперь только до него дошло, как он на нее зол. – Знаешь, красавица, я не намерен продолжать в том же духе. Все было отлично, но было и прошло.  Оставим эти штучки, ладно? Вчера меня бросила девушка, я плохо себя чувствую, фотографии не удались и я не сплю с моделями!!! Вернее, не спал. Раньше.
           - Я тебе не нравлюсь? – спокойно спросила Камилла.
           - Я бы хотел, чтобы мы прекратили этот разговор.
           Девушка звонко расхохоталась и погрозила ему пальцем.
           - А я тебя приворожу, - сказала она сквозь смех. – И все равно захочешь меня. Что бы ты там не молол сейчас. И девушку твою убью. Чтобы не мешалась, - последние слова она произнесла совершенно серьезно, с какой-то сосредоточенной жесткостью.
           - Что ты несешь? – опешил Андрей. В нем всколыхнулась глухая ненависть. За Олесю, кем бы она ему сейчас не приходилась, он был готов глотку порвать.
           - А что? Боишься? – снова рассмеялась Камилла.
           - Нет. Просто, по-моему, тебе пора домой.
           - А, гонишь меня? - фыркнула Камилла. – Помяни мое слово, Андрюша, приворожу! Честное слово. Будешь по мне сохнуть.
           -   Деточка, оставь свои глупости мальчикам мозги пудрить. Я уже не ведусь на эту ерунду.
           - Ой, мы уже взрослый дядя, - продолжала издеваться девушка, видимо, преследовавшая определенную цель. Андрей смекнул, что если сейчас выйдет из себя и попросту ее изнасилует, чтобы впредь не задавалась, цель эта будет с успехом достигнута. Поэтому он миролюбиво улыбнулся и ушел на кухню, сказав, что чай все-таки поставит.
           Камилла уселась на табуретку около окна и уже другим тоном спросила:
           - Андрюш, а можно еще одну фотосессию со мной провести?
           - Ну, если не будешь домогаться, то я подумаю, - гордо ответил фотограф, разливая по чашкам кипяток. – Тебе черный или зеленый?
           - Черный, - Камилла робко на него посмотрела. Недавнюю спесь как рукой сняло. Андрей удовлетворенно хмыкнул, завоевав заслуженный титул под названием «хозяин положения».   
           - Ах, девки, девки, - сказал он глубокомысленно, - все вы на своей красоте помешаны.
           - Неправда, я не по этому, - возразила было Камилла, но вдруг осеклась. – Ну да, да, бывает. Хочется запечатлеть то, что, увы, не вечно.   
           - Правильно мыслите, девушка, - продолжал Андрей, не меняя тон. – И вот такие, как я, властелины вашего счастья. Ха-ха-ха.
             
           Через час он проводил нежданную гостью, пообещав,  что поработает с ней в ближайшее время. На пороге она остановилась и сжала его руку. Снова совсем близко он увидел ее жестокие зеленые глаза, полные отчаянной решимости. Камилла дотянулась до его губ и осторожно провела по ним языком. Андрей поддался, прижал ее к себе, чувствуя ее горячий рот… ее злость и страсть чудовищно заводили, и, кажется, вместе с этим поцелуем самая его жизнь утекала из него… но на этот раз он поборол себя. Сильным движением отстранил девушку от себя и открыл дверь.
           - Прости. Я не могу, -  выдохнул он, чувствуя неожиданный упадок сил.
           - До встречи, - она нагло, широко улыбнулась, исчезая в полумраке подъезда.
           Закрывая дверь, он вдруг услышал в комнате какой-то посторонний  звук. Недавнее возбуждение как рукой сняло. Насторожившись, Андрей медленно направился туда, пытаясь прогнать щекотавший нервы страх.
           Окно было настежь распахнуто, и фотографии, которые сдул со стола и постели порыв ветра, лежали на полу. Андрей почесал затылок, вспоминая, закрывал ли он на ночь окно. Конечно, закрывал, ведь было прохладно, а его знобило. Или не закрыл? Наверное, не закрыл, а то как бы оно само отворилось?
           Он собрал картинки с пола и сел на диван. Ему стало неуютно в пустой квартире, откуда-то из детства вернулись нелепые страхи. Или это болезнь давала о себе знать, в первую очередь ударив по расшатавшимся нервам? 
           Вакуум одиночества постепенно поглощал его мысли и чувства, растягивая секунды на минуты, а минуты – на часы. Это было глупо и неоправданно – сидеть вот так с идиотическим выражением на лице и пялиться в стенку, на которой давно пора поменять обои. Но Андрей сидел, неловко подогнув под себя правую руку, и пытался сосчитать, сколько золотистых ромбиков приходится на один квадратный метр стены.   
           А потом что-то кольнуло тонкой иголочкой в самой глубине сердца, и он вспомнил зеленые глаза Камиллы. Почему вспомнил, зачем? Может быть, действительно приворожила, маленькая сучка? Очень хотелось тепла  женских рук. Просто объятий, нежных и крепких. Пронзительная тоска  по тому, чего никогда не было, но о чем мечталось, охватила все его существо. Мне бы крылья, и взлететь над этим миром, высоко-высоко, туда, где парят птицы. Смотреть с голубых небес, как копошатся внизу люди-муравьишки, строят дома, женятся, рожают детей, старятся… а потом понестись дальше, где нет городов и смрадный дым не закрывает горизонт. Устремить взгляд на бесконечную зелень полей, скрывающих под каждой травинкой мудрых существ, живущих в гармонии с природой. И чтобы не было тревоги, не было мучительного поиска в запутанных коридорах жизни.
           Вот Лев Толстой, общепризнанный гений, считал, кажется, что жить надо не иначе, как в мучениях, сомнениях, бесконечном поиске. Кажется, он выразился примерно так: «рваться, путаться, метаться…». Андрей  поморщился от таких безрадостных мыслей.  А вот хрен! Не в этом счастье, великий русский мудрец. От метаний да плутаний только нервным станешь и пожизненную мигрень заработаешь. Есть все-таки что-то умное в философии гедонизма. Живут себе люди, не парятся. Черт, а истина-то где?! А истина где-то рядом. Только это «рядом» - понятие весьма растяжимое.


3.

           Когда вышел альбом «Фэнтэзи» Андрея Полянского», начался настоящий бум. Его почтовый ящик в Интернете буквально разрывался от писем. Скажи кто-нибудь об этом Андрею  пару месяцев назад, он посмеялся бы. Теперь же стала прибывать не только слава, но и деньги. Затраты издательства окупились, а прибыль была огромная. Будто за неделю город охватила эпидемия. Посыпались заказы. В том числе и из-за границы. Андрей уволился с прежнего места работы, понимая, что теперь ему это просто незачем. Раньше он был убежден, что чудеса бывают только в сказках, но жизнь упорно доказывала ему, что он ошибался.
           Но когда спала первая эйфория, за ней открылось спрятанное до сих пор непонятное чувство подобострастия, почти рабского преклонения перед… «Хаггадолом». Камера стала его тайным божком, идолом, которому следовало молиться. Андрей часто ловил себя на желании просто подержать фотоаппарат в руках, насладится ощущениями от   прикосновений к гладкой, теплой поверхности корпуса, с каким-то больным восторгом ловить в толстом стекле объектива радужный блик. Когда он делал все это, на него накатывало чувство такого беспредельного счастья, что хотелось испытать его снова и снова, как действие сильного наркотика.
           Когда же он снимал, это был просто экстаз, после которого наступали полное отупение и потеря сил.  С каждым разом состояния эти все усиливались. Но такая усталость была даже приятна Андрею. Ему думалось, что это показатель уровня его труда. И он гордился собой, своей «работоспособностью», своей страстью к творчеству.
           Как-то он провел фотосессию с девушкой какого-то папенькиного сынка, ходячего кошелька с пивным брюшком в двадцать пять лет и совершенным отсутствием интеллекта. Казалось, ничего не предвещало неприятностей.
           Утром следующего дня Андрей спустился в магазин. Подходя к подъезду с полными пакетами продуктов, он ощутил острый укол беспокойства. Он замедлил шаг и огляделся. Грязный дворик был пуст. Андрей, стыдясь собственных страхов, да еще ясным летним утром, глубоко вздохнул и смело открыл дверь в парадную. Торопливо начал подниматься, проклиная тяжелую ношу. Не успел он подняться на вторую лестничную площадку, как снизу послышался топот ног. Спустя несколько секунд на него налетело грузное тело, пахнущее дорогим одеколоном. В толстой красной харе, дышавшей ему в лицо пивными испарениями, Андрей узнал хахаля вчерашней модели.
           - Ты че, сука, с моей бабой сделал? – прорычал бандит,  вцепившись Андрюхе в горло неожиданно сильными лапами. – А ну-ка пойдем, побазарим, - и потащил растерянного фотографа к его квартире. Андрей услышал, как с горестным стуком запрыгали вниз по лестнице упругие глянцевые яблоки, которые он с такой тщательностью выбирал десять минут назад.
           - Квартиру открывай, быдло, и без фокусов, - пихнул его к двери Коля (теперь Андрей вспомнил его  имя).
           - В чем дело-то? – попытался выяснить он, ища замочную скважину, которая куда-то бесследно исчезла. – На улице поговорить нельзя?
           - Ща договоришься у меня, - рыкнуло злое чудовище.
           Андрею наконец удалось открыть дверь и он тут же полетел на пол.
           - Ну? – спросил он, глядя снизу вверх на Колю, продолжавшего загадочно молчать.
           - Знаете, Николай, я так вам ничего и не скажу, потому что не знаю, что вы хотите услышать, - спокойно сказал Андрей, медленно поднимаясь, чтобы не вызвать еще один приступ агрессии.
           - Ты че вчера с девушкой моей делал?
           - Проводил фотосессию, вы же знаете.
           - Так это теперь так называется? – взвизгнул Коля, угрожающе замахиваясь. Фотограф напрягся, готовый дать отпор. Уж если товарищ Николай и решит его отделать, то и сам цел не останется. В этом Андрюша был уверен, зная, что далеко не слаб. На лестнице он не стал сопротивляться исключительно от неожиданности и стихийной мощи Колиного праведного гнева…  Удар был настолько неожиданный и мощный, что Андрея согнуло пополам. Краем глаза он успел заметить в дверном проеме еще двоих мужчин, явно не имевших благородных намерений.
           - Знаешь, сука, что она мне сказала перед тем, как… как умерла? – шипел Коля над самым ухом, брызжа слюной.
           - Как умерла? – не поверил своим ушам фотограф.
           - Вышла вчера от тебя, переходила через дорогу к своей «Тойоте»… сбил ее грузовик… но он-то ясно, где теперь, только вот в больнице она мне сказала, что ты ее, гнида… что спал ты с ней!!!
           Андрей вздрогнул.
           - Что молчишь, урод?
           - У нас с ней ничего не было, - глухо сказал фотограф.
           - Щас я из тебя эту дурь повыбью! – взвыл мужик, целя кулаком в лицо. Андрей от удара ушел, бросился бандиту в ноги, так что тот потерял равновесие и всей своей тяжестью  рухнул вперед, головой в стену. Двое других оказались на редкость быстры и навалились на фотографа, прижав его к полу. Колено одного из них уперлось ему в горло, в глазах потемнело, дыхание с хрипом врывалось в легкие.
           - Да не трахался я с ней! – что было мочи прошипел Андрей, -  отвалите, ублюдки…
           - Что с ним делать, Ник?
           - Погодите, чтоб не задохся, - просипел оклемавшийся Коля. Из рассеченного лба сочилась кровь. – Я с ним сам…
           Андрей смог наконец вдохнуть полной грудью. Но подняться ему не дали, опрокинули навзничь ударом ноги под ребра.
          
           - А хочешь знать, как дело было? – наклонился над ним Николай, вперив покрасневший то ли от бешенства, то ли от сдерживаемых слез глаза ему в лицо, -  сама, говорят, виновата. Шла, как сомнамбула, на красный свет, будто разум ее оставил… и это после тебя, после тебя!!! Чем ты ее напичкал, сука, отвечай, а то ведь убью, не подумаю! 
           - Да мамой клянусь, ничего я не делал с ней! – заорал Андрей. – Че ты мне тут грозишь? Типа, безнаказанно можно на людей нападать таким, как ты, да? У тебя самого-то где ум, скотина ты тупая! Я-то что мог сделать с ней, ну подумай ты, кретин херов!!  - продолжить ему не дали. В лицо со смачным шлепком врезался кулак, разбивая губы и нос.
           - Язык попридержи, падаль, -  гавкнул кто-то над самым ухом. – Я тебя на чистую воду выведу…
         - Ты ничего уже не докажешь, - прохрипел Андрей, вытирая ладонью мокрый липкий рот. – Да и к чему? Она мертва. Еще раз повторяю, я ее не трогал. Не знаю, зачем она это сказала. Ну, убейте меня сейчас. Никому лучше уже не станет.
           Почему-то именно сейчас ему явственно представилось, как эта маленькая, дистрофичная девочка с крашенными волосами и накладными ресницами отлетает под ударом мощного бампера к обочине, где припаркована ее новенькая «Тойота-Камри», брызгая на белый «металлик» кузова алой кровью своего раздробленного тела. Она еще жива, вернее, жива та часть ее сознания, где притаилась эта неистовая похоть нимфетки, этот фейерверк множественного оргазма в объятиях… его объятиях?!!
           Бандиты уходить не спешили, но и бить больше не били. Андрей скорчился на полу, отхаркивая кровь. Кажется, минут через пять те двое, пошептавшись, ушли. Некоторое время Коля стоял рядом, потом наклонился и рывком поднял фотографа на ноги; силой, надо сказать, он обладал недюжинной.
           - Сука ты, фотограф, но что-то в тебе есть, - наконец вымолвил он таким тоном, что Андрей удивленно поднял на него тяжелый взгляд. В глазах Николая стояли злые слезы. – Почему-то я тебе верю. В смысле, виноват не ты. Она еще та потаскушка была. Озабоченная. Продыху мне не давала. Плюс ко всему на всех подряд кидалась. Не знаю, чем она меня зацепила… Так что ты не виноват. Сука не захочет – кобель не вскочит…
           - Еще раз повторяю, я с ней не спал, - устало выдавил Андрей. Из носа вновь пошла кровь, заливая подбородок.
           - Я ее любил очень, - добавил, чуть погодя, Коля, и Андрей зло подумал, какого хрена этот чужой ему человек рассказывает здесь интимные подробности своей гребаной жизни?!
           - Ты напечатай ее фото, все равно, - как-то униженно вдруг попросил Коля. – Я хоть так ее помнить буду, смотреть на нее…
           - Будет сделано, заходи на неделе, - Андрей смягчился, видя горе другого человека, хотя тот несколько минут назад едва не раскроил ему череп.
           - Ты это, того… извини, короче, - промямлил бандюга и вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.
           Андрей, вместо того, чтобы пойти в ванную, опустился на тумбу под вешалкой и задумался. Страх, злоба, чувство вины, и неуемный разврат, с недавнего времени поселившийся в самой темной части его мятущейся души, навалились всей тяжестью, разом, как сговорившись. Во рту стоял железистый привкус, а внизу живота бился возбужденно пульс, и затылок холодел от предчувствия катастрофы, но он упрямо шел вперед. Надо успокоиться. Подумать. Думай, думай, думай. Постепенно в мозгу вырисовывалась интересная картина. Ни одна девушка, снимавшаяся у него так и не увидела своих изображений. Кто заболел, кто пропал бесследно, кто… погиб. Это было самое страшное. Что за странное стечение обстоятельств? Почему вокруг его творчества в последнее время столько горя и тайн? Бытует мнение, что повторившееся в первый раз – случайность, во второй – совпадение, в третий же – закономерность. Закономерность. В эту «закономерную» схему не вписывалась лишь одна девушка – Камилла. Она хоть и не получила своих изображений, но никуда не пропала и никакой беды с ней не приключилось. Насколько Андрей знал, она пребывала в добром здравии и даже регулярно ему звонила, каждый раз осведомляясь, между прочим, не подействовал ли приворот. Если одно звено в цепи никуда не годно – цепь распадется. Андрей был готов облегченно вздохнуть. Ну, конечно! Значит, все его подозрения не имеют под собой твердого основания. Однако… в правилах бывают исключения. Может быть, это тот самый случай? Правило с исключением. Только вот не объяснить это исключение. Андрей набрал номер мобильного Камиллы.
           - Привет, золотко, - пропела она в трубку после второго гудка.- Что звонишь? Соскучился? Или влюбился наконец?
           - Деточка, не время шутить, - оборвал ее Андрей. Ему было больно говорить.  – Можешь приехать?
           - О! – многозначительно воскликнула Камилла, начинавшая его раздражать. – Зачем это?
           - Провести с тобой фотосессию. Ты же хотела. Заодно кое-что проверю.
           - Хорошо, буду примерно через полтора часа.
           - Жду! – Андрей нажал отбой и бросил трубку на диван. Прошелся до ванной, умылся холодной водой, выпил сто грамм коньяка. В зеркало предпочел не смотреть. Хорошо еще, что нос не сломали, а так, приложились для красного словца. Он думал, посветить ли Камиллу в свои планы. Поймет ли? Или покрутит пальцем у виска? В принципе, несмотря на свой вечно насмешливый тон, девушка была чрезвычайно умна и проницательна. Кто знает, возможно, она сможет прояснить всю эту туманную историю или же вставить ему мозги на место, чтобы меньше фантазировал. Так и до паранойи недолго.

           - Какой кошмар! – Камилла застыла на месте, рассматривая лицо Андрея. – Бедный, это кто ж тебя так? Ты продезинфицировал?
           - Да так, умылся. Гости заходили. Уже не важно.
           - Нет, важно! Дай я тебя вылечу! – она ласково надавила ему на плечи, усаживая на стул.
           - Отстань, пожалуйста, не до этого, - умоляюще простонал несчастный.       
               На самом деле он не мог отвести от нее глаз. Она сильно загорела за последнее время и стала еще соблазнительнее.
           - С пляжа не вылезаешь? – попытался улыбнуться Андрей, но тут же гримаса боли исказила его черты.
           - Ну, так что ж плохого? Погода уже две недели стоит потрясающая. Купаться, конечно, холодно, а вот валяться на солнышке в самый раз, - она уже успела откопать аптечку и деловито в ней рылась.
           - Слушай, давай я отсниму несколько кадров, а завтра, когда получу результат, поболтаем. Идет?
           - Ты еще и снимать готов в таком состоянии? – она изогнула изящную бровь.
           - Да, пожалуйста, умоляю!
           - Только с условием, что ты мне все расскажешь, - она почти вплотную приблизилась к нему, прижавшись упругой попой к внутренней поверхности его бедра, почти уселась к нему на колено.  Аккуратно, нежно коснулась ладонями его лица, подержала, легонько прижимая к саднящей коже. – Завтра должно пройти, - уверенно добавила Камилла. – Пойдем.

           Андрей едва дождался следующего дня. Умываясь, заметил, что не испытывает боли. В зеркале его лицо было почти здоровым. Лишь маленькая трещина в углу рта и царапина под носом. Не может быть! Чертовка. Камилла. Мысли запутались. Было не до этого.
           По пути к Илье у него от волнения подкашивались ноги.
           - О, наша местная знаменитость пришла! – встретил его Илья зычным криком.- Только вот знаменитость опять напортачила, вот что я тебе скажу. Дай-ка квитанцию… Никитушка, принеси пакетик господину фотографу, - попросил он вертевшегося под ногами парнишку.
           - Что, опять что-то не так? – с опаской спросил Андрей.
           - А вот сейчас сам посмотришь. Слушай, ты извини, работы много, подожди Никитку, а я минут через десять освобожусь.
           - Да не вопрос, - задумчиво бросил фотограф, принимая из рук подоспевшего Никиты фотографии. На этот раз их было всего пять, так как он предчувствовал результат и не хотел портить дорогие негативы.
           - Как-то странно, - просопел мальчик из-за его плеча.  – Почему ничего не видно?
           - Не знаю, Никит, - Андрей смотрел на грязно-серую поверхность фотографий. Лишь на одном снимке можно было различить светлое пятно лица Камиллы. Вот теперь уже не случайность! Он попрощался с Ильей и вышел на улицу.
           Что же, теперь ясно одно – дело в Камилле. Осталось только проверить, как она получается на обычной камере. Вдруг у нее такое мощное – как там это называется, биополе? – ну да, биополе, что она выбивает собой из строя всю технику?
           В кармане загудел телефон. Андрей вырвался из своих раздумий. Камилла вызывает – трепетало на дисплее.
           - Ты что, за мной следишь? – удивился он. – Всегда звонишь точно, когда надо.
           - Так я ведьма и все про тебя знаю, - весело сказала Камилла. – Получились фотографии?
           - Не хотелось бы тебе огорчать, но не получились. Слушай, а ты вообще, как обычно получаешься? На пленке, в смысле.
           - Да отлично! Я вообще-то очень фотогеничная.
           - Как-то пока не нашел этому подтверждения. Так что ты там насчет ведьмы сказала?
           - Да так, пошутила я.
           - Встретиться надо, вот что, - уже серьезно сказал Андрей.
           - Зачем? Если не получилось – так и черт с ним, Камилла хихикнула.
           - Поговорить надо очень. Серьезно. А то ты достала со своими шутками, честное слово.
           - Ладно, ладно. Приезжай на Крестовский, по парку погуляем да побеседуем.          

           Камилла уже ждала. На ней была небесно-голубая кофточка, очень шедшая к ее огненно-рыжим волосам и загорелой коже. Андрей сглотнул, как голодный волчара.
           - Язык не прикуси, - проницательно глянула на него чертовка и взяла под руку. – Пойдем-ка, милый, все мне расскажешь.          
           Они шли по зеленой аллее, был полдень. Знойное солнце пробивалось сквозь листву и причудливыми пятнами ложилось на теплую землю. В воздухе то и дело проносились, играя, желтые и оранжевые бабочки. Вокруг царила атмосфера покоя и радости, прогонявшая все темные мысли прочь. Именно в такой обстановке Андрей и поведал девушке, так внезапно вошедшей в его жизнь, свои горести и опасения. Она внимательно слушала, не ерничала, не перебивала, что было удивительно. Потом остановилась и крепко взяла его за руку. Ее ладошка была прохладной и нежной.
           - Брось, пока не поздно, - вдруг вырвалось у нее. – Послушайся сердца, хоть раз в жизни. Это искушение, понимаешь? Уж я-то знаю, что такое искушение.
           - О чем ты говоришь, Камилла? – Андрей встревожился. – К тому же, как я уже сказал, эти странные силы действуют не на всех. Вот ты, например. Я очень вчера за тебя испугался. Как ты себя чувствуешь?
           - Прекрасно. Особенно сразу после съемки. Словно дозу допинга получила. Летать готова, любить, сходить с ума…
           - Видишь, видишь? Так что еще не факт, что это все не нелепые совпадения.
           Она посмотрела на него долгим внимательным взглядом, в котором читалась непонятная тоска. Хотела что-то сказать, но осеклась и произнесла наигранно веселым тоном:
           - Естественно, совпадения. А ты что себе там напридумывал? Впрочем… случай со мной легко можно объяснить. Я часто выбиваю из строя технику. Любую…
 Потом приложила ладонь к его груди, в том месте, где бьется сердце. Так она стояла около минуты, прикрыв глаза. Потом спросила:
           - Ничего не чувствуешь?
           Андрей изумленно ахнул. С каждой секундой сердце колотилось быстрее, будто от быстрого бега, и начало спирать дыхание. Грудь бурно вздымалась, стараясь набрать в легкие побольше воздуха. Камилла быстро убрала руку и погладила его по голове.
           - Что это было? – спросил Андрей, отдышавшись. – Как ты это сделала?
           - Дело в том, что я умею управлять энергией. Любой. – девушка отошла на несколько шагов. – Умею контролировать процессы в теле человека или животного. Короче, не знаю, как это называется. Просто дар, от Бога, или я дьявольское отродье. Скажем, что-то вроде ведьмы.  Сечешь?  - Она сорвала дерева листик и сжала его в кулаке. Через несколько секунд расслабила пальцы – на ее ладони зеленый сочный лист быстро ссохся, сморщился и стал темно-коричневым. – Сейчас я забрала жизненные силы у листка, - она подняла на него горящие глаза.
           Андрей стоял, как вкопанный.
           - Наверное, что-то такое случается, когда ты снимаешь меня своим «Хаггадолом». Я порой не контролирую свои силы. - девушка грустно на него посмотрела. – Знаешь, если честно, мне плевать на людей, - вдруг добавила она, -  не люблю я их. Больно все до комфорта, до стабильности жадные. И ты – жадный. До творчества. Правда, ты мне нравишься. Силы в тебе много, секса, любви. Только копать долго надо, а я не буду.  Не оступись, Андрюша. С темнотой шутки плохи.
           - Что ты имеешь виду? О чем ты?
           Она пошла прочь, послав ему на последок воздушный поцелуй. Ему показалось или на самом деле к щеке прикоснулся горячий влажный ветерок?
           - Камилла, подожди! – он заторопился за ней. – Объясни!
           Она оглянулась, остановив его колючим взглядом. Крикнула:          
           - Не ходи за мной! – и побежала по аллее быстро-быстро. Андрей постоял немного в нерешительности. Ведьма… да не бывает такого. Сказки это все, летний гипноз, любовный бред.
           - И все-таки приворожила, коварная… - подумал он, прислушиваясь к ритму сладко ноющего сердца.            
            
4.

           Андрей все же не мог оставить слова Камиллы без внимания. Как сильно не потрясло его увиденное, он все же не мог не думать о том, что «Хаггадол», возможно, представляет собой смертельную опасность. Ему не хотелось в это верить, от таких мыслей становилось дурно по двум причинам: первая из них - если это так, то он, Андрей – почти сознательный убийца, вторая – если это так – прощай, совершенное искусство. К ужасу Андрея второе обстоятельство пугало его куда больше, чем первое. Словно кто-то плотно засел в его мозгу, лишив способности чувствовать. Этот кто-то связал его совесть, перетянул руки тугим узлом, чтобы ни в коем случае не посмели избавиться от чудесной вещи. «Яна»- пронеслось в голове. «Надо найти Яну». 
Андрей заварил кофе и включил давно забытый телевизор. Шел вечерний выпуск новостей. В кадре была толпа на Невском, несколько усталых озабоченных лиц и… Дмитрий! Андрей аж подпрыгнул. Несколько секунд он четко видел белесый блин его отвратительной физиономии, которая, казалось, смотрела прямо в комнату. По спине побежал неприятный холодок. Так, либо начинается паранойя, либо в кадр попал действительно таинственный знакомец фотографа. Случайность? Это было первой мыслью Андрея. А потом ему стало на удивление хорошо. Недавние мрачные мысли о  «Хаггадоле» разом оставили его, показавшись смешными и глупыми. Так же быстро забылась и нелепая галлюцинация. Андрей спокойно допил кофе, выключил телевизор и улегся на диван, уставившись в потолок.
           Ему приснилась Камилла. Она стояла на фоне высокой каменной стены, сложенной из серых камней, покрытых мхом. Она была босая, рыжие волосы оплели ее с головы до ног, змеясь по красному короткому платью. Она прижимала руки к груди  и что-то пыталась сказать: ее губы, обесцвеченные страхом, шевелились в тщетных попытках издать какой-либо звук.  Над головой в кислотно-синем небе ослепительно сияло лимонное солнце, вокруг была пустыня, расчерченная надвое полосой бесконечной стены. Андрей видел, что Камилла хочет отойти от каменной преграды, но что-то не пускало ее, вцепившись в кожу.
           - Я – ведьма! – наконец выкрикнула она рыдающим голосом, и вокруг вспыхнули оранжевыми искрами   языки пламени. Прекрасное лицо стремительно чернело, превращаясь в   черную маску смерти.
           Кто-то тронул Андрея за плечо. Он вздрогнул и повернулся. Дмитрий улыбнулся – теперь фотограф заметил, что от зубов у него во рту остались лишь серые подгнившие пеньки.
           - Нравится в нашем мире, а? – задал он вопрос, сощурив бесцветные глазки. Посмотри вокруг, Андрюшенька, дружок… - он взмахнул тощей рукой, и взору Андрея открылась горная цепь, увенчанная вечным снегом, как громадной короной. 
           - Но это красиво, - возразил он, жмурясь от холодного пронзительного ветра.   
           - Ага, и это тоже, - Дмитрий ткнул его острым локтем в бок. Андрей  снова повернулся в сторону гор и содрогнулся от ужаса и отвращения. Под сырыми сводами нездешних анфилад совокуплялись омерзительные твари. А потом фотограф увидел женщин. Много прекрасных женщин, сбившихся в кучу, как стадо перепуганных овец. На полуобнаженных телах зияли раны, оставленные жуткими когтями, а туши беснующихся чудовищ взбивали вокруг затхлую серую пыль.
           Руки сжались в кулаки, и безудержное желание убить уродливого мерзавца накатило на Андрея. Он обернулся, хватая пальцами свинцовый воздух. Бледное лицо таяло на глазах, превращаясь в облачко тумана.
           - Поздравляю, вы раб, - пропела темнота, обматывая горло колючим шарфом удушливого жара.
           Андрей проснулся от того, что рухнул с дивана, пребольно ударившись головой.
           - Наваждение, - прошептал он пересохшими губами, в ужасе озираясь по сторонам. – Раб. Кто раб, я раб? Ах ты сука, ох, нашел бы я тебя, демон рыжий, отмесил бы вволю! – бормотал он, судорожно надевая ботинки. Туда, в белую ночь, в теплое лето, скорее из четырех стен. Звякнул   замок, Андрея заторопился вниз по лестнице, прислушиваясь к шороху собственных шагов. К людям, к свету, бог мой! Зубы постукивали, мелкие капли пота покрыли лицо и шею. Раб… было очень страшно. Невыносимо.
           Он схватил с полки визитницу, судорожно перелистывая твердые странички. Яна, Яна, ну не мог же он потерять ее карточку? Вот оно! Он долго глядел на серебристую матовую поверхность с черными изящными буковками. Затем, как ошпаренный, сорвался и бросился на улицу.
           На воздухе он немного успокоился и взглянул на ручные часы. Половина одиннадцатого. Детское время. А на круглом стеклышке кривая трещинка. Черт побери! Ну вот, раздолбал дорогие часы. Обидно.
           Часа два он проболтался по набережной, невидящими глазами прощупывая нежно сиреневое небо над Невой. Белые ночи незаметно окутали город серебром, поселили в душах поэтическое настроение непонятной тоски. Только Андрею было сейчас не до этого. Продышавшись,  он поплелся домой, осознавая, что получает какое-то мазохистское удовольствие от происходящего. Его захватывала спонтанность, ставшая в его жизни обыденностью. Смутное чувство терзало изнутри, постепенно разрушая душу. Он вдруг понял, что не боится. Просто хочет знать, что такое эта новая сила.  Интересно ощущать себя властелином чьей-то жизни. Заманчиво. Захватывающе. Кто окутал его этим зловещим дурманом? Куда подевались недавние страхи, тревога, волнение? На белом листе кровоточила подпись, подтверждающая, что он согласен на все условия, которые ему преподнесут. Раб? Да это вы все рабы! Как там сказала ведьма? Жадные до комфорта и стабильности, жалкие создания, именующие себя людьми… человек – звучит гордо? Тьфу! Приятно знать, что ты слаб. Слабость простительна. Она дает возможность ошибиться.

5.

           К телефону, указанному на визитной карточке,  никто не подходил. Андрей пробовал несколько раз в течение всего дня.
                На раздумья времени не было. Вернее, было – не было терпения. Андрей решил лететь в Прагу, найти  Яну и переговорить с ней лично.


Андрей вошел в салон самолета, ища глазами свое место. Не смотря на утреннее время, было очень душно. От этого мутило, рубашка на спине промокла от пота. Он уселся у иллюминатора, устало разглядывая унылую панораму аэропорта. Мысли в голове упорно отказывались собираться в какую-нибудь более или менее складную картинку. Ослепительное солнце било в глаза сквозь толстое стекло, от дамы, занявшей место спереди, нестерпимо пахло приторными духами.  Андрей остановил пробегавшую мимо по проходу хорошенькую стюардессу, мимолетно оценив про себя достоинства ее фигурки:
           - Простите, а когда мы взлетим? – он постарался мило улыбнуться.
           - Еще не все пассажиры на борту, - прострекотала она, тряхнув платиновыми кудряшками.
           Андрей недовольно поморщился. В эту минуту на соседнее кресло приземлился тучный абсолютно лысый человек в шортах, обнажающих толстые волосатые колени. Он заерзал, пытаясь поудобнее устроится, так как подлокотники впивались ему в бока. Андрей подавил смешок и отвел глаза. Мужчина продолжал пыхтеть, вздыхать, потом крякнул и замер. Удивленный, фотограф повернулся к соседу. Тот, потряхивая пухлыми отвислыми щеками, вертел головой, ища ремни безопасности: объявили взлет.
           - Вам чем-нибудь помочь? – Андрей решил, что можно иногда побыть великодушным, хотя толстяк вызывал у него скорее неприязнь, чем жалость.
           - Да нет, спасибо, - ответил тот весьма бодро и повернул к Андрею лицо. Первое, что поразило, это то, что на гладком блестящем лбу не было и намека на брови, а толстые красноватые складки век, прикрывающие черные бусинки глаз, были лишены ресниц.  Сосед был похож на обрюзгшую старую рептилию, потерявшую свою чешую. Как ни старался Андрюша держать себя в руках, его все же передернуло.
           - Сквозняк? – тут же любезно осведомился странный господин. – Интересно, откуда? Хе, хе, хе. 
           - Да, наверное, - фотограф поспешил отвернуться, хотя и понимал, что это невежливо.
           - Решили провести отпуск в одном из прекраснейших городов Европы? – продолжал сосед. – Отличный выбор! Знакомые есть или так летите? Сами по себе? А я вот знаете, большой любитель искусства. Меня вдохновляет красота. Вам, наверное, тоже близка эта сфера, а? у вас очень красивые руки – как у художника или музыканта. Знаете, творческий человек выделяется из толпы, я так и не понимаю, почему. Скажите, ведь я не ошибся?
           Андрей начинал свирепеть. Болтовня жирдяя раздражала, как жужжание надоедливой мухи. Он упорно смотрел в иллюминатор, разглядывая полотно удалявшейся земли.
           - Простите, вас как зовут? – не дождавшись ответа, спросил сосед, неуклюже пытаясь повернуться в кресле.
           - Андрей.
           - Очень приятно, а меня Виталий, - толстяк протянул ему потную руку, которую Андрею пришлось пожать. «Похоже, я попал»- подумалось ему.
           - Но вы так и не ответили на мой вопрос! Вы имеете отношение к искусству? – оживился еще более Виталий и довольно запыхтел.
           - Да, я фотограф, - сдался Андрей, понимая неизбежность тягостного общения.
           - Вот! Ну я же говорил! – возопил прилипала, потирая руки. Андрей заметил на безымянном пальце массивное золотое кольцо с печаткой. – А в какой области специализируетесь? Постойте, я, кажется, вас знаю… да, да, теперь вспомнил! Выставка в Манеже! Нет, наверное, ошибся... или…  Вы же не Андрей Полянский? Да! Да, да, да, я видел сюжет о вас по телевизору! Какая скромность, выдержка… вы так хорошо держались перед камерой…
           - Вы были на той выставке? – поднял брови Андрей, заметно польщенный. 
           - О, это было не забываемо! Эротика высшего класса. Если честно, - Виталий понизил голос, - я был задет за живое. Очень возбуждает, знаете ли.
           Андрею стало противно. Обычно такие отзывы были ему понятны, но сейчас в горлу подкатил ком рвоты. Почему-то он очень ярко представил себе   эту жирную похотливую тварь в самых низменных порывах, и ему стало физически плохо.
           - Вы меня извините, я бы поспал, - выдавил Андрей и заставил себя закрыть глаза. Виталий что-то пробормотал и, к удивлению своего несчастного соседа, замолк.
           Андрей действительно заснул. А проснулся оттого, что самолет ухнул в воздушную яму. Пытаясь успокоить разволновавшийся желудок, Андрюша не открывал глаз, боясь настырного Виталия. Ему хотелось вспомнить сон – казалось, он был жуткий, но очень важный.
           - Не узнаешь, - сказал кто-то над самым ухом. Фотограф вздрогнул и взглянул на толстяка. Тот углубился в чтение какого-то журнала, что-то старательно записывая на полях синим фломастером.
           - Вы сейчас что-нибудь сказали?
           - Ах, выспались? – подскочил Виталий, захлопывая журнал. –Полтора часа прошло, скоро будем в пражском аэропорту! Как себя чувствуете? Кажется, вы побледнели? Голова, да? Тошнит… это бывает в самолетах. Хотите таблетку? У меня есть, как раз от укачивания…
           - Так вы ничего сейчас не говорили? – прервал его заботливо-навязчивый лепет Андрей.
           - Нет, я читал! Вас что-то разбудило? Надо позвать стюардессу, а то все уже пообедали… нехорошо как-то, вы, наверное, голодны…
           - Не стоит, я не голоден, - поспешил остановить его Андрей. Странная галлюцинация   не давала покоя.
           - Я думаю, тебе не нужна эта встреча, - вдруг совсем другим тоном сказал Виталий. Белки его глаз почернели, слившись со зрачком – две блестящие дырки под кожистыми дряблыми веками. Андрей отшатнулся, объятый ужасом – безобидный сосед стремительно превратился в жуткую тварь. Все тело сковал холод, конечности налились смертельной тяжестью. –  Забудь о том, что хочешь  узнать, будет лучше. Громадная ящерица приоткрыла желтоватые клыки в страшной гримасе радости.
           - Андрей? – Виталий потряс его за плечо, снова став человеком.
           - Уйди, тварь! – Андрей вскочил с места и начал судорожно протискиваться к проходу, не замечая, что топчется по ногам Виталия.
           - Что с вами?! – взвизгнул толстяк.
           - Не трогай меня, я сказал, - огрызнулся фотограф, привлекая внимание остальных пассажиров. В салоне возмущенно загудели. Соседи по проходу вытянули шеи, недоуменно уставившись на буяна.  Он, еле передвигая ноги, кинулся к туалету, где, едва прикрыв дверь, скрючился в припадке рвоты.
           - С вами все в порядке? – с той стороны осведомилась стюардесса, легонько постучав в дверь.
           - Все нормально, спасибо! – рыкнул Андрей, надрываясь. Он, глотая воздух, прислонился к стене, пытаясь справиться с паническим страхом. – Что же происходит, черт возьми? – прошептал он, обхватывая голову руками. Словно кто-то ковырял дырки в его сознании, приоткрывая мир, невидимый человеческому глазу. В его жизнь врывалась темнота. Черные нити постепенно прошивали его насквозь в разных местах, надрывали плоть, уничтожали здоровые чувства. Что-то случилось, что-то сдвинулось в его голове, открывая проход всякой пакости. Когда же, в какой момент он стал так уязвим?
           Андрей заставил себя выйти из туалета и прошелся по салону в поисках стюардессы.
           - Простите, - он столкнулся с ней у бизнес-класса, - я бы хотел пересесть. Нет свободных мест?
           - Сейчас посмотрим, - она натянуто улыбнулась. – А чем вас не устраивает ваше место? У вас такой благожелательный сосед. По-моему, очень приятный человек..
           - Не то слово, - кисло протянул Андрей, чувствуя на себе осуждающие взгляды.  –  но мне бы хотелось пересесть. 
           - Сейчас что-нибудь придумаем. Вы бы, однако, извинились. Кажется, вы его сильно обидели.
           - Не ваше дело, - рубанул Андрей. Затем весь сжался под ее уничтожающе холодным взглядом. – Простите, пожалуйста. Просто мне плохо.
           Выразив всевозможные упреки одними своими подчеркнуто резкими движениями, стюардесса нашла ему другое место. Андрей подумал, что со стороны, должно быть, его поведение действительно смотрелось более чем странно, даже дико. Однако предпочел на это наплевать,   попросил воды и откинулся на спинку кресла. Остаток полета прошел спокойно.

6.

           По чешскому времени был полдень. Андрей еще раз, на удачу, набрал с мобильного номер офисного телефона Яны. После двух долгих гудков в трубке зазвенел женский голос, что-то сказавший по-чешски. Фотограф, смущаясь отчего-то, поторопился представиться.
           - Яна? Это Андрей Полянский, фотограф. Вы были на моей выставке в Питере.
           - Ой, привет, - Яна как-то нервно и в то же время радостно рассмеялась. – Повезло вам, что вы на меня попали. Что-то случилось?
           - Дело в том, что я… э… в Праге. Прилетел вот только что, специально, чтобы поговорить…
           - На тему? – собеседница была явно заинтересована и польщена.
           - На тему моего творчества, ну, и вашей диссертации. Помните, вы говорили? - Андрей помялся. – Вы можете встретиться со мной… в ближайшее время?
           - Да конечно, почему нет… рассказываю, как меня найти.
 
Андрею нужно было Старо Место – старая часть города с узкими мощеными улочками и невысокими домиками, где ходят лишь трамваи и туристические автобусы. Андрей наслаждался атмосферой, оглядываясь по сторонам.  Теперь ему хотелось оттянуть встречу с Яной, успеть насладиться неким древним и мудрым покоем, таившимся в камнях мостовой, которые он ощущал ступнями сквозь тонкую подошву сандалий. 
           Около часа он вот так бродил, отдаваясь на волю своих впечатлений. Потом спросил, как найти нужную ему улицу. Дом был старый,  буро-коричневый,  трехэтажный. Андрей поднялся по лестнице, поражаясь царившей на ней чистоте. На втором этаже располагались три офиса непонятного назначения. Андрей позвонил в левую дверь и стал дожидаться, пока ему откроют. С той стороны послышались легкие торопливые шаги.
           - Привет, - Яна распахнула дверь так резко, что Андрей едва успел отойти в сторонку.
           - Привет. Прогуляемся? Покажете мне город… Или здесь?
           - Прогуляемся, - решила девушка. Сейчас она больше понравилась Андрею. Пепельные волосы были распущены и чуть-чуть завивались у мочек ушей, в которых поблескивали золотые «гвоздики». Пристальные  глаза теперь не скрывались за стеклами очков, и их прозрачная серая ясность чертовски к себе располагала.
           - Итак, что вас интересует, Андрей Полянский? – улыбаясь спросила Яна, беря его под руку. Они вышли на улицу. Из-за крыш в глаза било солнце, дробясь и распадаясь на множество лучей. – Что же такое важное, если вы не поленились найти мои координаты (кстати, потом поделитесь, каким образом) и прилетели сюда?
           - Помните, вы что-то начали говорить… о моих фотографиях. Что-то про зло… в моей жизни происходят странные вещи. Мне кажется иногда, что тех, кто у меня снимался, преследуют несчастья. Может быть, это просто череда совпадений. А может быть… какая-то страшная и нелепая закономерность, - он остановился, взглянул на нее, но Яна молчала, давая ему возможность высказаться.
           - Мне нужен совет. Вы много знаете об истории искусства как таковой, возможно, вам более понятно то, что со мной происходит…
           - Та-ак, - девушка с неожиданной силой сжала пальцами его плечо. – Признаюсь вам честно, Андрей, после вашей выставки я долго думала, и даже попыталась взяться за исследование… диссертацию написала. Знаете, как называется? «Феномен зла в истории искусства». Здорово?
           - И… о чем же там? – заинтересованно спросил Андрей.
           - А, долгий разговор. Помните в Питере, на выставке, наш разговор? Я тогда сказала,  что можно  предположить, если отвлечься о  научных изысканий, что есть некая сила. Люди зовут ее Бог. Есть другая сила – дьявол, Люцифер, Мефистофель, называйте, как хотите, это я тоже тогда вам говорила. Далее я сказала, что в библии сказано, что Бог – это творец. Бог создал землю, создал человека. Но рядом с ним творила и темная сила, и первым ее творением стало так называемое падение человека. Первый грех. То, за что Бог изгнал Адама и Еву из Рая…
           - Причем же здесь библия? – прервал Андрей, крайне не любивший темы подобного рода.
           - Да постойте, я ведь не об этом, - резко парировала Яна. На щеках ее проступили красные пятна. – Просто задайте себе один вопрос – если уж от рождения мира добро и зло вступило в соревнование, что же мешает ему продолжаться и по сей день? Люди уверены, что все прекрасное создано Богом, с божьей помощью, говорят даже про талант -  дар от Бога… но почему-то мало кто думает, что и дьявол может хотеть творить… вспомните, Люцифер – это падший ангел. Ангел, а не кто либо другой…  по легенде Бог творил Землю, а Люцифер – Ад. Свое мрачное царство. Обида слишком сильна, чтобы простить…
           - Ну, это уже философия, основанная на красивой выдумке, - запротестовал фотограф. – Нельзя же так материально…
           - Да я просто не знаю, как это иначе выразить… мне кажется, что вы… ну… заключили некий договор, что ли. Договор с темной силой. Скажите, когда у вас стали получаться такие фотографии? Сразу, как вы взялись за фотоаппарат? А этому ничего не предшествовало?
           - Ну, как вам сказать, - помялся Андрей. – Вообще-то я был довольно-таки посредственным фотографом до тех пор, пока чудом не стал обладателем чудесной старинной камеры. Именно на ней я получил первые шедевры, скажу без лишней скромности.
           - Вот! – торжествующе прервала его Яна. – Вот,  где кроется ваш секрет! В камере… давайте подумаем вместе, - она была не на шутку увлечена и в запале сильно схватила собеседника за рукав. – Еще одно уточнение – на других ваших фотоаппаратах ничего такого не получается? (Андрей кивнул) Ну и вот. Картина вполне ясная. Видимо, прежний хозяин камеры, или ее создатель, имели возможность контактировать с силами, недоступными большинству. А теперь представьте себе, что некто, одержимый желанием создать красоту, обратился за помощью…
           - Яна! – фотограф резко остановился.  То, что говорила девушка задевало и смущало одновременно. С одной стороны, он уже понимал, что что-то не так с тех пор, как он стал обладателем «Хаггадола». Но с другой – ему хотелось оставаться в рамках вещей, доступных его пониманию. Уж очень не хотелось сходить с ума. Бред, набиравший силу, крепнувший в его мозгу, был готов полностью затопить его сознание – только дай возможность, поверни ключик в замочной скважине… Андрей желал разумных объяснений, пусть даже с точки зрения биомагнитных полей и еще какой-нибудь белиберды вроде этого. Но Яна упорно не желала быть физиком или математиком, она рассказывала о том, что непонятно большинству, а меньшинству – просто страшно.
           - Я непонятно говорю? – подняла брови Яна, и робкая улыбка тронула ее губы. – Или вы хотели услышать что-нибудь более… э… с научной точки зрения разумное?
           - По правде говоря, да. Но я чувствую – именно чувствую, так как мой мозг отказывается воспринимать подобную информацию – что в ваших словах есть немалая доля истины.
           - Может быть, прокатимся? – она указала на подъезжающий автобус, видимо, чтобы разрядить обстановку.  – Покажу вам древний замок. Очень красиво.
           - Я с удовольствием, - улыбнулся Андрей. Ему давно хотелось повидать средневековые красоты Чехии, а с перспективой захватывающего его разговора это казалось вдвойне заманчивым.
           Плавно открылись матово блестящие двери. Откуда ни возьмись рядом очутилось еще несколько человек. Яна ловко вспрыгнула в салон, продолжая на ходу:
           - Так вот, моя идея заключается в том, что через вас действует она… темная сила понимаете? Вы открыли ей окно в наш мир, и она стала творить, и творения ее прекрасны, только…
           Неуклюжий сосед сильно толкнул Андрея в плечо – он покачнулся назад и невольно шагнул обратно на улицу. Тут же его схватил за рукав молодой человек в красной бейсболке и что-то заговорил по-немецки, размахивая рукой. Двери автобуса все так же плавно закрылись, и Яна уперлась ладонями в стекло.
           Андрей бросился было за ним, но Яна покачала головой, смущенно улыбаясь и показала жестами и губами: встретимся в офисе. Через час.
           Он, тихо ругаясь, побрел обратно, по пути заглянув в пивной бар, чтобы скоротать как-то время. Это внезапное нелепое расставание почему-то испортило ему все настроение, и жгучее желание услышать продолжение не давало покоя. Яна зацепила что-то в его смутных запутанных чувствах и вывела на свет, Андрею даже показалось, что он понимал примерно то же самое, но не мог выразить это словами.
           Выпив два бокала прохладного пенистого пива и даже перекусив, Андрей посмотрел на часы и, заплатив, направился к офису Яны. Спустя десять минут он стоял на чистенькой сияющей площадке и торопливо нажимал кнопку звонка. Кроме его тонкого тренькающего писка  - Андрей вдруг остро ощутил это –  не слышно было ни звука. Казалось, вокруг застыла густая, как желе, глухая тишина.
           Прошла минута – по затылку забегали холодные пальчики тревоги. Он позвонил еще раз, а потом просто нажал на ручку – дверь легко подалась назад.
           - Ау! Есть здесь кто-нибудь? – он прошел внутрь. Из-за угла небольшой прихожей бил яркий дневной свет, в воздухе кружились серебристые пылинки. Андрей сделал еще несколько шагов и оказался в просторном чистом помещении. За столом сидела, склонившись на руки, женщина с пепельными волосами. Перед ней на столешнице  лежал его развернутый календарь. На миг Андрею показалось, что девушка на фотографии сверкнула в его сторону злыми глазами – его передернуло.
           - Яна? – фотограф поспешил к ней и дотронулся до ее локтя. Она не шевелилась. Андрей, чувствуя, как подгибаются ноги, поднял ее голову, которая покачнулась на безвольной шее. В лицо ему смотрели широко открытые пустые глаза, в которых не осталось жизни.
           - Боже мой, Яна?! – Андрей стал трясти хрупкое тело, понимая, что уже ничем не поможет. – Почему, за что?! Господи, так неужели это я виноват?
           А потом он подумал, что надо бежать. Вдруг кто-нибудь застанет его здесь, в комнате с мертвой девушкой?  Он бросился прочь, вспоминая встречу в самолете. «Не узнаешь».
           Оказавшись на улице, Андрей остановился. Кровь гулко колотилась в висках.
           - Ну, и что теперь, Андрюша? – спросил он себя, дико озираясь по сторонам. Только сейчас до него дошло, что мертвая тишина стояла не только на лестнице. Улица словно вымерла. То же было и внутри здания, даже консьерж отсутствовал, хотя по всем признакам обитал на входе. Словно город накрыли стеклянным колпаком, под который пустили ядовитый газ. Час – и нет людей, только отравленный воздух мерно покачивается в стылом безмолвии.
           Вызвать полицию? Позвать на помощь первого встречного? Подняться наверх и позвонить в соседние двери? От последней мысли стало невыносимо страшно, и Андрей, все ускоряя шаг, поспешил от жуткого дома подальше.
           Как, почему, зачем умерла Яна? «Не узнаешь» - снова прохихикало в мозгу. Не узнал. Ничего не узнал. Он поднял глаза к безмятежному небу, пытаясь найти в нем ответ. Существуешь ли ты, высшая сила, именуемая Господь Бог? Куда же ты смотришь, если на земле всюду, изо  всех щелей прет липкая мерзость, агрессивная тьма? Или это психоз, начало неизлечимой болезни, жуткая галлюцинация?  Он не верил в ад, в бесов, в темные силы. А если и верил, то никак не мог представить, что вся эта гадость коснется его, его, Андрея, жизни. Люди смотрят фильмы ужасов, кутаясь в теплое одеяло или пожевывая попкорн, а потом живут себе дальше, вспоминая байки режиссеров со скептической ухмылкой. Но никто не думает, что темнота спит в каждом сердце, прячется в каждой тени, и лишь ищет лазейку в мир, где может вырасти до размеров гигантского монстра.
           - Почему я? – думал Андрей, вытирая со лба пот. Навстречу неспеша шла группа туристов, очень напоминающая русских. – Почему я, черт возьми? Чем я провинился, что на мою голову столько бед?
           Возникло сильное желание завалиться в первый попавшийся бар и на этот раз  напиться до полусмерти хорошего чешского пива, нет, нажраться, как свинья и уснуть под забором, а наутро проснуться в Питере в своей постели и забыть, забыть об этом затянувшемся кошмаре.   
           Билет в Питер был взят назавтра, а день только начался, да и вся ночь была впереди. Андрей сорвался в аэропорт и, к своему облегчению, сумел купить билет на дополнительный  чартер  в Москву. Все равно, что потеряет ночь, ему хотелось быть как можно дальше от красот величественной Праги, затаившей в своих глубинах смертельно опасное зло. Через два часа он уже сидел в самолете, сокрушаясь о том, что ему дана память. Он снова и снова видел перед собой пустые Янины глаза, устремившие взгляд в  черное небытие. Ему хотелось верить, что эта бесполезная, страшная в своей простоте смерть никак с ним не связана, хотя острое чувство вины не давало спокойно дышать. Некий внутренний голос давно нашептал Андрею всю правду, только ему не хотелось понимать, не хотелось слышать этих беспощадных слов, обличающих в нем ничтожество.

7.

           Андрей решил никому не рассказывать  о том, что с ним приключилось. Самое позорное было то, что он действительно довольно скоро перестал об этом думать, словно все случившиеся ему и в самом деле приснилось. Дела шли в гору,  да так стремительно, что он не успевал радоваться. К концу лета он понял, что у него есть деньги на покупку студии, о которой он так давно мечтал – просторной, светлой, удобной.  В первых числах сентября он стал счастливым ее обладателем. Дмитрий оказался прав, его картинки дали ему миллионы… А он-то, дурак, позарился было на каких-то двести тысяч! Теперь самая мысль об этом казалась смешной. Его печатали в крупнейших изданиях… В последнее время он практически забыл о личной жизни, погруженный в бесконечный водоворот съемок, заказов, выставок. Камилла куда-то пропала, словно была лишь летним сном. Хотя какое-то шестое чувство подсказывало Андрею, что она где-то очень близко и, вполне возможно, даже наблюдает за ним. А, может быть, и не она. Четкое ощущение чьего-то присутствия пугало Андрея, и он пытался не думать об этом, с головой уходя в работу. Ему нравилось так жить. Нравилось знать, что теперь только он хозяин своей жизни. И хотя жизнь упорно намекала ему на обратное, он не менее упорно игнорировал эти намеки.
           Стиралась постепенно грань  между мирами. Фантастический сон, мир воительниц и драконов, почти вошел в его жизнь наравне с новым автомобилем и интервью с тележурналистами. Андрея это ничуть не пугало. Наоборот, он чувствовал какой-то безумный драйв, адреналин взрывался в мозгу разноцветными фейерверками. Фотография стала его наркотиком, без которого начиналась ломка. Он старался не думать и не говорить об этом, но замечал во взгляде Ильи удивление и непонятную ему печаль, а себя он все больше переживал как бы в отдельности от своей личности. Словно его, Андрея, часть отделилась в какой-то момент и теперь наблюдала за происходящим со стороны. Такое ощущение приходило к нему в свободные от творчества минуты, которые выдавались не так уж часто. Казалось, он вот-вот заблудится в своих собственных фантазиях, шагнув туда, где тьма воюет с тьмой, без правил и законов.
           Одной из лихорадочных, душных ночей он проснулся и вдруг, чувствуя, как внутренности крутит от страха, осознал, что, как говорится, все. Конец.  Завяз по самое горло. А кто-то из глубины черной трясины тянет, тянет вниз, и уже жидкая грязь лезет комьями в горло, забивает ноздри, замазывает глаза… Выхода не-ет! – почему-то вспомнились слова из песни. «Сплин», кажется, группа называется.
           Андрей закурил, не вылезая из постели, благо сигареты всегда лежали у изголовья, хотя он и был наслышан, чем кончаются такие эксперименты.  Белый дымок причудливо вился в сизой полутьме, уплывая к потолку. Андрей скосил глаза на кончик сигареты – красноватый тлеющий огонек, мерцающий тонким черным узором. В этот момент жизнь показалась ему такой реальной, такой осязаемой и материальной, что его замутило, прямо как героя романа Сартра. Правда, Андрей роман читал, и скорее обдуманно, чем случайно, начал размышлять о мертвенности и телесности всего сущего. Впрочем, скоро ему наскучило это занятие. Сигарета истлела, изошла серой дымкой, в густом воздухе стоял запах табака.
           И вот сейчас, в ночной темноте, Андрей очень ясно осознал, что стоит на неправильном пути. Впереди был Мрак. «Так сходят с ума»-усмехнулся он про себя.
           Это был последний, болезненный, страшный рывок на волю. Последняя чистая мысль. Последний глоток свободы. Но что-то темное и безжалостное ударило, смяло, поволокло вниз, и Андрей смирился, забыв о своих сомнениях. Ты – ФОТОГРАФ, сказал он себе, проваливаясь в тяжелый сон. ТВОРИ, черт возьми, а не думай!!!      

           Хотя  красавица Камилла и заявила, что не будет тратить свое драгоценное время на Андрея, все же она позвонила.
           - Пойдем в клуб, - с места в карьер предложила она, даже не поздоровавшись.
           - Во-первых, привет, - Андрей залпом добил чай, торопливо дожевывая пряник. – А во-вторых, что это тебе в голову ударило?
           - Я просто хочу тебя видеть, - по голосу было слышно, что она улыбается. – Давно не расслаблялась. Да и ты, наверное, тоже, ага? А так – потанцуем, выпьем, вспомним молодость? Ну? Не ломайся!
           - Совратительница.
           - Да ни дай Боже. Только поедем своим ходом, а то пить не сможешь.
           - А так надо?
           - Мне одной скучно. Ну так что?
           - А куда ты хочешь? Я-то не ходок по злачным местам, так что будешь моим гидом.
           - Я думала насчет «Ред Клаба». Ты там не был?
           - Признаюсь, нет. Но, если честно, мне все равно, куда. С такой очаровательной попутчицей.
           - Льстец, - хмыкнула девушка. – Я приеду к тебе часам к десяти-одиннадцати. От тебя и рванем.
           - Ладненько, жду.
           Было около шести, времени оставалось навалом, и Андрюша завалился спать.

           … Музыка била по перепонкам, свет – по глазам, соответственно, Андрей был оглушен и ослеплен, но способность чувствовать осталась, а чувствовал он жаркое тело Камиллы, прижавшееся к нему в толпе танцующих людей; от ее волос пахло чем-то сумасводящим, а он был уже в достаточной мере пьян, чтобы потерять над собой контроль, и все пытался ее поцеловать, но она ускользала, хотя ее глаза блестели совсем близко, непозволительно близко, черт возьми!
           - Может быть, свалим отсюда? – прокричал он ей в ухо. – Я больше не могу. Я хочу тебя.
           - Мне надо в туалет!
           - Я тебя провожу и на выход, окей?
           Он сжал ее руку и начал протискиваться к краю танцпола, таща девушку за собой; усталость и возбуждение смешались в невообразимый коктейль, от которого кругом шла голова.
           Она хотела уйти, но он удержал дверь, и проскользнул за ней следом.
           - Что ты делаешь? – задохнулась она, пытаясь оттолкнуть его.
           - Ты заводила меня весь вечер, - Андрей наконец нашел ее рот, Камилла ответила, было тесно, жарко, его трясло, и он порвал ей колготки; она рассмеялась – нервно, почти истерично, вцепившись пальцами в волосы на его затылке.
           - Подожди, ну что же ты делаешь? – простонала она, вырываясь, стукнулась головой о стенку кабинки, в голосе ее дрожали слезы. – Андрей, ты ведь ничего не понимаешь! Я ведь люблю тебя, Андрей…
           - Да что ты такое говоришь, - фотограф отстранился от нее, ощущая, как спадает возбуждение вместе с опьянением, ее слова поставили его в тупик. – Ты же трахнула меня тогда просто так, ради секса, разве не так? Ты все это время ведешь себя, как прожженная стерва, а сейчас признаешься мне в любви?! Это снова какой-то ход в твоей стратегии? Или что? – он начал свирепеть.   
           - Это женский туалет, - спокойно бросила Камилла.
           Андрей дождался ее у выхода. Он был зол и растерян, осознавая, что услышанное его задело; а сейчас, взглянув в осунувшееся личико, на которое легло столь несвойственное ему выражение страдания, фотограф испытал муки совести.
           - Прости меня, - он обнял ее.
           - Да ничего, - она склонила голову ему  на плечо, неожиданно раскрываясь совсем с другой стороны. Оказалось, она была нежной. Нежной и ранимой. Или… опять играла.
           - Надо ловить машину, - сказал Андрей. Он был рад, что девушка не настаивает на продолжении тягостного разговора.
           - Может быть, пешком?
           - Тут только до меня часа полтора топать, - запротестовал он. – А ты где живешь? Я так и не знаю.
           - На Московской.
           - Ого! Нет уж, давай-ка лучше такси. Дотуда я не дойду.
           - Я хотела ночевать у тебя, - просто сказала Камилла.
           - И что, даже сейчас пошла бы? – он взглянул на часы, мосты скоро сведут, светало. В принципе, можно и прогуляться.
           - Да, а что? Положил бы меня на диване.
           Было зябко и пусто. Ни души. Повисло тягостное молчание, каждый задумался о своем. Громко стучали ее каблуки. Пожалуй, слишком громко.
           - Странно, да? Вообще людей нет, - удивилась Камилла, к которой вернулся прежний уверенный тон. – Вроде к Московскому вокзалу подходим, неужто никто не уезжает? Четвертый час!
           - Ага, - Андрей закурил, оглядываясь вокруг. Действительно, странно.
           - Э, какая телочка! – из подворотни вывалились четверо. Пьяные и злые. Как черти из табакерки. Окружили плотным кольцом, да так быстро, что Андрей не успел выйти из своей задумчивости. Камилла судорожно вцепилась ему в рукав.
           Андрей быстро оценил ситуацию. Четверо сильных, озлобленных мужиков, которые явно не поболтать подошли. Если он начнет драку – его завалят, Камилла убежать не успеет, и, скорее всего, им обоим придется не сладко.
           - Ребята, давайте по-хорошему, - примирительно сказал он, сжимая ледяную ладошку своей спутницы. – Сколько надо? Я дам. Только вы пойдете себе дальше, лады?
           - Я что-то не понял, он нас на понт берет, а? – рыкнул один из хулиганов, видимо, лидер шайки. Он был похож на быка – мощный, с короткой шеей, красными глазами и распухшим ртом. -  Девку оставляй и вали, не понял?
           - Послушай…
           - Ты меня на слышишь не бери, понял? – толчок был не сильный, но ощутимый, Андрей отступил на шаг назад, закрывая собой Камиллу, которую била крупная дрожь.          
           - Мужики, да вы че? – он сделал еще несколько шагов назад и, стиснув еще крепче руку девушки, побежал.
           - Беги, беги, - прохрипел он ей, - они пьяные, авось не догонят…
           - Не могу… - она задыхалась, - каблуки!
           - Срать я хотел на твои каблуки! Беги давай!
           Андрей ошибся. Бандиты завелись не на шутку, и двое из них уже дышали в затылок. Эта  гонка выглядела нелепо, но было страшно, страшно не за себя, за Камиллу. Они пробежали около квартала, когда их настигли. Андрей упал сразу, успев оттолкнуть от себя девушку:
           - Беги, беги, дура, ори, зови на помощь!!!
           Удар в затылок ненадолго оглушил, но фотограф невероятным усилием воли вернул уходящее сознание, извернулся и заехал коленом нападавшему в пах, да так, что тот скорчился на земле с воем и судорогами. Второй, успевший хапнуть Камиллу, отпустил ее, бросился на Андрея, но тот успел вскочить на ноги и был готов к нападению. Вокруг стоял гвалт, матюгались, визжала, как резаная, Камилла, не спешившая, однако, убегать: не могла оставить Андрюшу одного. Сердце колотилось где-то у горла, спина взмокла, а рядом было уже трое, и они били; лупили ногами, куда попало, в живот, в голову, по почкам, с каким-то садистским наслаждением. Кажется, девушка бросилась к ним, что-то кричала, висла на руках, за что тут же и получила, но все равно не сдавалась, рвалась к нему, скорчившемуся на асфальте, забрызганном его кровью. Из ушей, из носа сочилось липкое и теплое, Андрей пытался закрыть руками голову, понимая, что спасет их только чудо.
           - Да уйди ты, чертова сука! Вован, убери ее на хрен, пока не замочили, не с кем забавиться будет!
           - Да оставьте же его, ублюдки, ну вот я, он-то вам на что?! – истерично рыдала Камилла, стиснутая лапами быкоподобного мужлана.
           Пространство вокруг прыгало алыми пятнами, казалось, кричали отовсюду, изнутри и снаружи, Андрей уже не пытался встать. И вдруг наступила тишина. Он открыл глаза (каким-то чудом ему их не подбили). Камилла упала рядом с ним на колени, дрожащими руками пытаясь поддержать его голову. Шаги. Со стороны проезжей части. Тихое урчание  незаглушенного мотора.
           - Ну что, жив? – знакомый бархатный голос. Откуда-то из светлеющего неба склоняется белое уродливое лицо, обрамленное рыжими волосами. – Жив. Помоги-ка мне, девочка.
           Вдвоем они подняли Андрея с земли, чуть ли не волоком дотащили да машины. Громадины «Хаммера». Понятно, почему негодяев как ветром сдуло. Трусливые твари.
           - Дима…- просипел фотограф, обмякнув на заднем пассажирском месте. Камилла прижалась к нему, она по-прежнему дрожала. – Вы откуда здесь?
           - Случайно, - Дмитрий тронулся, - девушка, вы устроились? Все хорошо? А, ну да. Вижу – избиение. Четверо на одного несчастного да еще девушка с ним… а это, оказывается, вы, Андрей Петрович.
           - Спасибо. Я-то думал – все, кирдык. Сдохну. Ее до дома довезете?
           - Андрюш, я лучше к тебе, - зашептала Камилла почти умоляюще. – Тебе сейчас помощь нужна… это ведь из-за меня все так вышло… пожалуйста, Андрей…
           - Нет, ты поедешь домой. Я устал. К тому же и сам управлюсь.
           - Тогда сначала вас, Андрей, потом вашу милую спутницу. Идет?
           - Пожалуйста! – она почти плакала. Только что пережитый страх ни в какое сравнение не шел с тем ледяным ужасом, сковавшим ее в автомобиле. Она почти физически ощущала черные нити, оплетающие все пространство, липкие, как сети паука, готовые завернуть ее в кокон, задушить, раздавить внутренности…
           - Что за глупости, детка? – устало сказал Андрей. Говорил он с трудом, сильно болела челюсть, да и дышать было тяжело – его легким крепко досталось в бесславной драке.
           - Я боюсь, - снова зашептала она. – Хорошо, я не пойду к тебе, но выйду с тобой, ладно?
           - Ага, чтоб тебя изнасиловали где-нибудь в подворотне? Ты себя видела? Не хватит на сегодня?
           - Ты не понимаешь!..
           - Что за ребячество? Я устал.
           - Андрей Петрович, приехали, - деликатно хмыкнул через плечо Дмитрий. – Дойдете сами?
           - Да вроде. Ноги-то целы. Да и в себя пришел уже как-то, - он выполз из машины. – Спасибо вам огромное, Дима.
           Камилла схватила его за руку,  в ее глазах плескался неподдельный ужас.
           - Позвони мне, как доберешься, хорошо? – Андрей почти силой вырвался и прикрыл дверцу. Его тошнило.

           Несколько минут они ехали молча, девушка только назвала адрес. Вдруг Дмитрий заговорил:
           - Ты что, мать твою, делаешь?
           - Ничего! Не твое дело!
           - Ничего себе «ничего»! – коротко и зло хохотнул Дмитрий. – Да ты втюрилась в него по уши, а  пора бы убраться! Какого хрена ты якшаешься с ним?! И болтаешь чересчур много…
           - А ты не лезь! Я не твоя шавка, чтобы мной помыкать, понял?
           - Умерь тон, деточка, - в его голосе послышались ноты бешенства, - если ты помнишь, мы договаривались совсем по-другому. Твоя задача…
           - Моя задача, прежде всего, послать тебя подальше, урод, - огрызнулась она, нервно закуривая. Руки тряслись.
           - Значит, так, послушай меня внимательно, сучка, - он резко остановил машину и схватил  ее за плечи, - ты и так смешала нам все карты. Должна была исчезнуть после второй фотосессии, так ведь нет, ей себя показать надо!! Еще тогда нужно было вышибить из тебя эту дурь, но  я подумал: наверное, лиса что-то придумала, что-то оригинальненькое… - он истерически захохотал, больно выкручивая ей запястья. – Ошибся! Ошибочка вышла! Ты не имеешь права кого-либо любить, когда это не в наших интересах, поняла? Ты меня поняла?! – заорал он ей в самое ухо. Камилла сжалась, пытаясь вырваться из его цепких лап.
           - Да что ты мне сделаешь? – с ненавистью прошептала она. – Что ты мне сделаешь, урод? Тебе никогда не врубиться своим изъеденным червями мозгом, что такое простые человеческие чувства!
           - Не читай мне мораль! – он снова завел двигатель. Внезапно его тон стал елейно бархатным. – Кама, ну послушай… он ведь тебе не нужен, ты играешь… просто играешь. Уж мне ли тебя не знать, - он многозначительно хмыкнул, - я знаю тебя, как никто другой… Да и ты ему не нужна. Он любит не тебя, пойми ты. С тобой просто прикольно трахаться, вот и все, смирись.
           Девушка почувствовала, как на глазах закипают слезы. Она с трудом сглотнула, уставившись в окно.
           - Мне все равно, - наконец выдавила она. – Но последним, что я сделаю ради тебя, Димочка, я завтра же приду к нему и расскажу все, понимаешь, все! И про себя расскажу, зачем я такая явилась к нему… понял? И полетишь ты ко всем чертям со своим долбанным аппаратом, и весь этот ужас закончиться раз и навсегда!
           - Ты думаешь, он тебе поверит? – звенящим от напряжения голосом спросил Дмитрий, поворачивая к ней бледное лицо, на котором ледяной ненавистью полыхали глаза.
           - Поверит. Уж я-то умею сделать так, чтобы мне поверили, - рассмеялась она. – Кому ли, как не тебе, это знать, а?
           - Ты не сделаешь этого.
           - Сделаю.
           - Приехали. Кама, подумай хорошенько.
           - Мне плевать на тебя, плевать на всех вас, - она открыла дверцу. – В свое время ты уже сделал из меня суку и убийцу. Ты уже убил меня, Дима. И то, что моя душа теперь не отзовется ни на одно твое слово, угроза то будет, или признание в любви, не может подвергаться сомнению.
           - Ого! Какой пафос. Мне жаль тебя.
           - Затолкай свою жалость себе в задницу. Я больше не твоя.
           Она пошла к дому, не оборачиваясь, спиной чувствуя черный холод его бешенства. Дмитрий завел двигатель, провожая ее взглядом.
           - Безнадежно. А я ведь не хотел этого делать, идиотка…
Камилла выскочила из лифта, чувствуя, как холодеют от ужаса внутренности. Сорвала с плеча сумочку, принялась искать на дне ключ. Кажется, внизу хлопнула дверь. Заверещал мобильный. Чертыхаясь, она прижала его к уху, продолжая шарить пальцами в сумке.
           - Але?
           - Все нормально, ты доехала? – его голос на минуту придал ей уверенности.
           - Да, вот стою у двери, ключи ищу, - нервно рассмеялась она. – Ты-то в порядке?
           -  Угу. Ну, созвонимся, принцесса, а то я отключаюсь.
           - Андрей…
           Короткие гудки. По ногам мазнул холод. Она глянула в пролет и отскочила как ошпаренная – оттуда, снизу, поднимался черный туман. 
           - Господи, господи, - простонала она, судорожно шаря в сумке, ставшей вдруг бездонной; выкинула крем для рук, расческу, кошелек, блокнот, боже ты мой… - Мне кажется, мне кажется, - по щекам градом покатились слезы, мешавшие видеть. Паника питоном сдавила шею, ледяной черный кошмар из ее снов полз с улицы, через закрытую дверь, затопляя собой первый этаж, второй, третий, четвертый…   
           Тьма плескалась у нижних ступеней, еще пролет, и…
           Пальцы сомкнулись на прохладной тонкой поверхности, все, успела… ключ со звоном вывалился из вспотевшей трясущейся ладони на каменный пол, она стремительно нагнулась и …  рука по локоть ушла в густую черную жижу, клубящуюся у ног.
           Крик потонул в липком чаду, рванувшимся в горло, в уши, в нос, пронзающем легкие стальными иглами боли; темнота затопила сознание, и оглушительные толчки взбунтовавшейся крови разорвали в ошметки барабанные перепонки.   

          
          
          
    
           … Утром Андрей проснулся с головной болью, и, быстренько приняв душ (где зеркало явило ему его разукрашенное лицо), и побежал в аптеку, так как голова не проходила. Гулко и больно стучало в висках. Андрей спускался по лестнице, и каждый шаг отзывался новым приступом.
           Дорогу переходить он стал не доходя до светофора, предупредительно мигавшего желтым глазом. Боль кольцом опоясала голову, становясь сильнее с каждой секундой. На середине проезжей части Андрей почувствовал, как подкашиваются ноги.  Пронзительно засигналила красная иномарка, под колеса которой он так старательно метил. Взвизгнули тормоза, из машины понеслись звонкие забористые ругательства. А потом двое дюжих молодцов, неизвестно откуда взявшиеся, подхватили Андрюшу  под белы рученьки и затолкали на заднее сиденье автомобиля, только что норовившего его задавить.
           - Э… Э, э! – только и сказал Андрей и канул в черноту, волной затопившую мозг.

           Очнулся он, впрочем, почти сразу (как ему показалось). Голова болеть перестала, но вот только четыре человека в салоне, помимо него, очень напрягали. Во-первых, он был стиснут с обеих сторон могучими плечами  двух здоровенных детин, явно сбежавших их очередного американского блокбастера. Двое других, водитель и его сосед, имели менее устрашающий вид. Водитель – тот вообще выглядел весьма интеллигентно: тонкие черты, проницательные серые глаза за стеклами поблескивавших очков (все это Андрею удалось разглядеть в зеркале заднего вида, которое, казалось, было любезно ему предоставлено именно для этой цели). Подумав с минуту, Андрей решился спросить:
           - И куда едем, товарищи? Я, знаете ли, в аптеку шел, и денег у меня с собой немного. Вот, - закончил он нелепо и замолк, увидев, что у глаз водителя собрались морщинки – он улыбался.   
           - Поговорить с вами надо, Андрей Петрович. Только и всего, - сказал он мягко через плечо.
           - А так не подойти? – возмутился Андрей, забыв удивиться, откуда незнакомец знает его имя и отчество. – Я не побегу, уговаривать не надо. А таким макаром – в бандитов поиграть решили? Не смешно, страшно и неприятно.   
           - Извиняюсь, иначе не могли. Были на то причины, - не меняя тона, ответил водила. Машина плавно увозила их подальше от центра, и у Андрея  екнуло сердце. Он вытер вспотевшие холодные ладони о джинсы, косясь на своих безмолвных спутников.
           - Ребят, может, все-таки скажете, что надо? – спросил немного погодя Андрей. Вместо ответа водитель сделал звук магнитолы погромче – играло что-то классическое. Фортепианные переливы успокаивали, будто нежно гладили взбудораженные нервы. Фотограф с удивлением заметил, что страх отпустил, и на его место водворилось каменное спокойствие.
           - Вот и славно, ай, молодца! – усмехнулся водитель. Андрей ошалело дернулся, словно его ударило током: он внезапно понял, что все его мысли и эмоции сканируются чужим могучим, колоссальным разумом. Это было странное, пугающее и одновременно гипнотическое чувство – будто огромный пылесос высасывал с оглушительным свистом его мозг и душу. Он попытался шевельнуться – тело стало свинцовым и словно не своим. Язык прилип к гортани, каждый взмах ресниц давался с трудом, глазам стало больно смотреть. Андрей зажмурился, отчаянно хватаясь за уплывающую реальность. «Салон автомобиля, магнитола, звуки фортепиано, люди – четверо, за окнами… а что за окнами?.. снаружи – что там?...» - Андрей проговаривал про себя эти слова, постепенно теряющие свое значение. Продрал веки – за матовыми стеклами плыл сизый туман. Ни домов, ни автомобилей, только желтые, зеленые, красные огоньки бесконечной аллеи светофоров, убегающих в чернеющую муть. «Умираю»- сказал он сам себе – и его голос прозвучало неожиданно громко в вязкой тишине, сквозь которую уже не прорывалась классическая мелодия.
           - Вот и приехали, - совершенно буднично объявил водитель.
           Андрей, которого вытолкали из машины, удивленного и испуганного, увидел, что они находятся на пустыре. Вдали серели продолговатые коробки многоэтажек, уродливыми заплатами темнеющие на фоне выцветшего неба. Спальный район. Окраина. Хрен знает, какая, но все же наша, земная, питерская.   Андрей судорожно выдохнул.
           Трое сопровождающих снова остались в автомобиле. Водитель взял его за локоть и отвел на несколько шагов в сторону. Это был сухощавый, невысокий человек средних лет. Короткий ежик густых волос, подернутых инеем серебристой седины, тонкий нос, твердый подбородок с упрямой ямочкой посередине. Очки. Простая кожаная куртка, джинсы, черные узкие туфли. Андрей, привыкший замечать каждую мелочь (что обычно не свойственно мужчинам), обратил внимание на тонкое золотое кольцо на безымянном пальце правой руки. Незнакомец вынул пачку сигарет, подцепил  две – одну предложил Андрею, другую неспешно закурил. Огонек зажигалки блеснул в стеклах его очков.
           - Спасибо, - внезапно севшим голосом поблагодарил фотограф, медленно затягиваясь. Горячий дым скользнул в легкие. Ему показалось, что вечереет. Заходящее солнце сверкало в окнах верхних этажей далеких домов. Он поежился.
           -   Андрей, простите еще раз за такие обстоятельства, - водитель взглянул на него чуть снизу, поверх очков. – Мне бы хотелось, чтобы вы меня выслушали.
           - С удовольствием, - вяло ответил Андрей, почти слыша, как эхом в пустой голове отзываются его собственные слова. «Черт возьми, вы же итак уже все обо мне знаете»-подумал он безразлично.
           - Не в этом дело, - ответил незнакомец. Андрей уже не удивлялся.
           - Да? А в чем тогда … ?
           - Можете называть меня
           - Очень хочется, чтобы мы прекратили этот фарс, Михаил.
           Они шли по сухой бурой земле, усыпанной битым щебнем и кое-где поросшей жухлой коричневой травой. Андрею показалось, что он вдруг состарился на много лет вперед, с таким трудом давался каждый шаг, с такой болью повиновалась онемевшая воля. И что-то черное и злое жгло в груди.
           - Прекратите снимать вашим «Хаггадолом», - неожиданно остановился Михаил. – У вас на это нет права, поверьте. Да и цена больно высока.
           Черный сгусток задергался, Андрей скрипнул зубами и в упор посмотрел на собеседника. «Господи, если б я хоть что-то мог понять!!!»
           - Поймете. Позже. Когда поздно будет, - отчеканил его собеседник. – Продайте камеру мне, и забудьте о ней, как о неприятном сне.
           - Нет. Нет, потому что не хочу, потому что не знаю, кто вы и зачем вам все это нужно, - глухо ответил Андрей. –   Разговор окончен?
           - Ну, на нет и суда нет, - улыбнулся Михаил, но в его голосе прозвенел металл. – Только вот что, сынок, - немного помолчав, продолжал он, вдруг перейдя на другой тон - уговаривать не буду, объяснять начну – не поймешь и не поверишь. Я тебе так скажу: в любом случае эти твои штуки будут пресечены. Не хочешь так, будет по-другому. Я предложил наименее безболезненный способ. Ты, каков сейчас есть, один и другим не будешь. В этой жизни. Оцени это, подумай.
           - Угрожаете? – криво усмехнулся Андрей. Кто-то темный, притаившись в глубине его надорванного сознания, словно поддерживал, придавал силы: иначе давно бы он сломался под напором Михаила.  Страшно и тошно было ощущать в своей оболочке два чужих существа, боровшихся ожесточенно и упорно. «Больно»-подумалось фотографу, так как боль вдруг перестала быть чувством и стала понятием.
           - Андрей, послушайте, - долетел сквозь кровавый туман голос странного человека. «А человека ли?» - Вы творите зло, понимаете? Жизни чужие ломаете, это может до вас дойти?
           - Почему?!.
           - Потому что сердце у вас слишком открытое, - рассмеялся Михаил. – Шучу.
           - Шутите…   
           Андрей встал как вкопанный, пытаясь привести в равновесие пошатнувшееся сознание. Он снова огляделся кругом. Красный джип огромным и нелепым жуком присевший на серой ладони пустыря. Высотки, поймавшие в окна солнечный свет. Тусклое сизое небо. Человек, назвавшийся Михаилом, неспешно докуривающий третью сигарету подряд. Реальность. Осязаемая, ощутимая реальность! Андрей быстро поднял с земли рыженький осколок кирпича – шершавый и острый с одной стороны. Посмотрел на часы – и вдруг понял, что не может различить циферки на прямоугольном циферблате. В носу предательски защекотало. Он сглотнул, нервно вытирая глаза рукавом рубашки. Так страшно, одиноко и непонятно ему еще никогда не было. Понимание того, что он наконец перешагнул грань между мирами, и теперь не понимает, где он и кто он, ошеломило и в один миг надорвало что-то в его некогда цельном существе. Катастрофа случилась стремительно, настигнув и смяв его. И теперь, как ребенок глотая соленую муть наболевших слез, Андрей стоял потерянный в безразличном мире, и искал, искал, искал выход.
           - Андрей, - снова подал голос таинственный его спутник, подходя ближе. – Зло так просто не отпускает, понимаете? И если вы сознательно от него не откажетесь, оно рано или поздно ударит. Смертельно, я полагаю.
           - Да ничегошеньки я не понимаю! – вскрикнул Андрей, сжимая голову руками. – Вы тут мне толчете про зло, про смерть, еще про что-то… а я-то не понимаю не единого вашего слова! Кто вы и зачем вам я, или моя камера… черте что!!!
           - А что если я скажу, что ваша камера – не ваша вовсе? Что некие силы, назовем их темными силами, таким образом осуществляют свои намерения…
           - Свои намерения! А ЧТО это такое, намерения?
           - Положим, я неправильно выразился, - поторопился Михаил  успокоить начинавшего свирепеть фотографа. – Темные силы завладевают человеческой душой, играя на тщеславии и самолюбии, тем самым как бы получая необходимое… ну, питание, что ли. Не знаю, как на вашем языке и сказать-то правильно.
           Андрей нахмурился. «На вашем языке». Будто Михаил  случайный гость с Марса, черт его возьми вместе с джипом, устрашающими молодчиками и несусветным бредом, который он несет.
           - А если вы вдумаетесь повнимательнее, вспомните, допустим, череду несчастий с вашими моделями и смерть Яны, то, возможно, не будете считать бредом то, что я говорю, - невозмутимо продолжал его собеседник, снимая очки и поочередно протирая продолговатые линзы  носовым платком.
           - А вы-то откуда все это знаете? – холодея, спросил Андрей. Снова вспыли в памяти пустые мертвые глаза на бледном недоумевающем лице…
           - Неважно все это, Андрей. Почему, откуда. Просто я надеюсь, что мои познания в вашей биографии хоть чуть-чуть заставят вас доверять мне. Вот и все. Подумайте еще раз, прежде чем снова говорить мне нет.
           - А как работает этот чертов механизм, вы мне не скажете?
           - Скажу. Если продадите камеру.
         «Уж не ты ли предлагал мне за нее несусветную сумму?»
           - Допустим, я. Я жду, Андрей Петрович.
           Андрей прикрыл глаза. Михаил  ничего не сказал больше вслух, но его голос продолжал звучать в голове, рассказывая какую-то древнюю и жуткую легенду.
           - Отвезите меня домой, - вдруг как-то беспомощно попросил Андрей.
           - Пойдемте, не вопрос, - отозвался Михаил. Они подошли к машине, оказавшейся пустой. Странно. Андрей не заметил, чтобы остальные покидали ее. Усевшись на переднее сиденье, он снова закрыл глаза, уже не борясь с накатившей усталостью.
           - Так нет? – спросил водитель, припарковав  машину  рядом с аптекой. Андрей, у которого снова начала нестерпимо болеть голова, поднял на него затуманенный взгляд.
           - Не могу, - сказали его губы, но говорил не он, отчего ледяной ужас тяжелым комом ухнул в желудок, вызывая приступ тошноты. -  Не верю вам, - добавил он от себя, отдышавшись.
           - Ну, что же, - грустно улыбнулся Михаил. – Скажу, как в кино: ставки сделаны. Смотрите, Андрюша, чтобы этот ваш ход не оказался последним.
           Фотограф выполз на свою родную, но ненавистную улицу, по которой столько лет ходил на работу, в аптеку, в магазин, на свидания… Машина рванула с места и скоро слилась с железным цветным потоком подвывающих, свистящих, тарахтящих, тонущих в серой дымке пыли монстриков и монстров.   
            Андрей выудил из кармана мобильный, набрал Камиллу. Она не отвечала. Несмотря на физическое и моральное недомогания он скучал по ней, да и хотел, в чем сам себе с грустью признался. С полминуты послушав безответные гудки, поковылял в аптеку.
           Купив анальгин и минералку, он едва доплелся до своей квартиры, ватными пальцами две минуты вставлял в замок ключ, потом долго стоял на кухне и грел почему-то озябшие руки над газом, синей коронкой охватившим конфорку. 
           - Вот ты и выбрал, - тихо говорил он сам себе, повторяя эту фразу несчетное количество раз.
           В этот день Андрей окончательно понял, что уже не принадлежит сам себе; мостик над бездной развалился – и теперь он стремительно летел в непроглядную тьму.   И в то же время жажда творчества зажглась в нем как-то по-новому, особенно горячо и ярко. Все, что теперь оставалось, это создать его, шедевр, давно выжженный в мозгу и не дающий спокойно спать.   

8.
           Встреча Андрея с Олесей произошла неожиданно, как всегда бывает, когда уже давно не ждешь увидеть в толпе знакомого и дорогого человека. Он шел и думал о своем, временами натыкаясь на людей, вызывая их недовольное шипение. Вчера он дал интервью тележурналистам, и сегодня в вестях должен был выйти крупный репортаж о его творчестве. Андрей уже привык к победам, и не особенно восторгался, в отличие от Ильи, который громко и вызывающе пообещал записать сюжет на видео «на память потомкам», как он выразился.
           - Андрей? – услышал он знакомый голос и поднял глаза. Очередной жертвой его невнимательности стала девушка в спортивном костюме и пышной шевелюрой темных коротко остриженных волос. Олеся.
           - Боже ты мой, как я рад, - он поспешно и горячо ее обнял, а потом взял за руку и отвел в сторонку от людского потока, цветисто и шумно плывущего вдоль улицы.
           - Ты изменилась, - констатировал он, внимательно на нее посмотрев, - и тебе идет эта прическа.
           - Спасибо, - она улыбнулась – такая знакомая до боли улыбка, от которой на щеках проступали две сводящие с ума аппетитные ямочки. – А ты теперь знаменитость. Я о тебе читала, фото твои видела. Супер, конечно… как на личном фронте? Еще не женился?
           В ее словах Андрею хотелось слышать горечь, но он ее не услышал. Ясные глаза Олеси смотрели на него приветливо, но не было в них того болезненного огонька любви, который раньше он так часто замечал.
           - Не женился, - усмехнулся он. – Какой из меня семьянин, Лесь! Кому как не тебе знать…
           - Да уж. Это точно, - она вдруг нахмурилась. – Ты плохо выглядишь, Андрей. Бледный, похудел очень, синяки под глазами. Болеешь чем-то?
           «Да, Олеся, болею!»-чуть не вскрикнул он, потому что только что Олеся простыми словами выразила всю его душевную муку.
           - Андрюша? – она ласково тронула его за руку, и он поймал себя на мысли, что становится сентиментальным.
           - Лесюшка, мне очень нужен твой совет, - вдруг быстро полились из уст Андрея слова, которые он не мог остановить, словно кто-то невидимый резко распахнул в его сознании плотно закрытую до этого дверь. – Помоги мне, пожалуйста! Один час, просто выслушай и скажи, что ты думаешь, больше от тебя ничего не потребуется. Это важно, очень важно понимаешь? Пока есть время… пока есть время!
           - Ты меня пугаешь, - тихо сказала она. – Хорошо, пойдем. Прогуляемся. Все и расскажешь.
           … Черная вода Фонтанки в солнечных брызгах, кудрявая вата облаков над Летним садом, густые кроны деревьев в уже золотистых вкраплениях приближающейся осени. Такой знакомый и прекрасный мир.
           Они шли медленно, держась за руки, как тогда, в той реальности, далекой и почти забытой. Андрей говорил взахлеб, будто боясь, что сейчас его остановят, заткнут, и последняя надежда затеряется в серой мгле, поджидающей за каждым поворотом, за каждой дверью. Олеся слушала молча. Ей передался его страх быть неуслышанным, поэтому она молчала, впитывая   его слова, интонации, и постепенно холод тугим комом задергался  где-то в желудке.
           - Андрей, Андрюша, - она остановила его, развернула к себе, заглядывая в чужие, незнакомые ей глаза, в которых плескался страх.
           - Ты мне не веришь, да? – глухо спросил Андрей, опуская взгляд. – Не веришь.
           - Верю я тебе, милый ты мой! – выдохнула она, прижимаясь к нему всем телом, пытаясь отдать ему хоть частицу того тепла, что он растерял в мрачных закоулках своих фантазий. – Сходи к священнику, - вдруг предложила она, уткнувшись ему в плечо. – Мне кажется, ты потерялся.
           - Священнику? – с непонятным для себя страхом взвился Андрей. – Олесь, зачем? Ну что он мне такого скажет?
           - Ладно. Слушай, стесняешься идти в церковь, у меня есть знакомый. Вернее, знакомая. Очень славная женщина. Ведунья. Она в таких делах смыслит… ну не надо, не надо этого сарказма! Выслушает тебя в спокойной обстановке, хочешь? Андрей, не отказывайся, к тому же, очень может быть, что она сумеет вывести тебя из твоих дьявольских дебрей, - Олеся ободряюще улыбнулась, и  снова он залюбовался ее ямочками…
           - Ладно, устраивай, если тебя так волнует мое самочувствие, - обреченно вздохнул Андрей. Она кивнула; Фонтанка продолжала сиять золотой рябью, в ярко голубом небе все так же курчавились белые облака. И ясной звенящей нотой висела в воздухе кристально прозрачная осенняя тоска.
           Андрею очень захотелось, чтобы Олеся сказала ему, что скучает, чтобы все стало по-прежнему, чтобы не было в жизни гнетущего страха и маниакального восторга, новой иномарки, всеобщего признания… но что-то ушло, ушло безвозвратно и навсегда, потерялось и стерлось. И было невыносимо больно от этого. Он так и не спросил ее, как дела, с кем она сейчас. Просто договорились созвониться. И все. Никаких тебе слез, запоздалых признаний и неожиданно страстных поцелуев. Не то, чтобы он чего-то такого ожидал – не до этого было. И все же Андрей чувствовал в душе непонятное разочарование.

           Оксана, таинственная эзотерическая Олесина подруга,  любезно согласилась побеседовать с Андреем у Олеси дома. Сначала Андрюша тоскливо вздыхал – все происходящее имело для него какой-то тягостный и неясный смысл, будивший в нем посчитанные забытыми чувства.  Но делать было нечего – он уже давно вышел из того возраста, когда лишний раз и поломаться не грех.
           С утра лил дождь, было второе сентября. Андрей выпил кофе, выкурил сигаретку, наспех побрился и, прихватив с бюро ключи от машины, вышел в холодную морось обычного для Питера осенней поры дня. Встреча с батюшкой должна была состояться завтра, а сегодня, сейчас, под этим скверным дождем, предстояло съездить по делам насущным – то есть прикупить продуктов и еще чего-нибудь. А вообще у Андрея возник коварный план приехать к Олесе просто так, поболтать, уж очень ему вдруг захотелось домашнего тепла и уюта, которые он создать был не в силах. Осознавая свою гаденькую и маленькую, но подлянку, он все же не совладал с соблазном, и продукты ушли на второй план.
           Машину он еще вчера запарковал у подъезда, вклинившись между   огромным «Хаммером» и изящной «Маздой». Теперь его роскошный малиновый родстер «БМВZ-4» стоял в полном одиночестве, и об его гладкую крышу разбивались вдребезги крупные капли усилившегося дождя. Да, он купил крутую машину с большим двигателем и маленькими габаритами. Теперь он спокойно мог себе это позволить. Не без некоторого самодовольства, Андрей снова оглядел автомобиль любовным взглядом и забрался в салон, ежась от зябкой дрожи, охватившей все тело. Посидел несколько минут в тишине, не заводя двигатель, потом сунул в узкую пасть CD-проигрывателя первый попавшийся диск. Плавно вырулил на проезжую часть, невольно следя глазами за мерно разгоняющими водяную пленку на лобовом стекле «дворниками».
           - Олеся, Олеся, Олеся, - пропел он тихо, вдруг сообразив, что не помнит ее адрес. Впрочем, амнезия длилась всего полминуты. Чертыхнувшись, Андрей кое-как развернулся и скоро погнал по застывшей в мглистой дымке набережной.               
           Наслаждаясь мягким ходом автомобиля, Андрей закурил и блаженно откинулся на спинку сиденья, слегка придерживая руль. Уже минуты три как в зеркале заднего вида маячил черный «Лексус» с тонированными стеклами. Не меняя ряда и не приближаясь, он шел со скоростью машины Андрея. «Странно, мог бы и обогнать, я вроде как не спешу»-пробормотал фотограф, напрягшись. Впереди мигнул красным глазом светофор. Андрей надавил на тормоз слишком поздно и поэтому резко – его бросило вперед, и ремень безопасности больно врезался в живот.
           - !!! мать вашу, - процедил он сквозь зубы, бросая взгляд через плечо. Почему-то его настораживало это «преследование», хотя не было никаких оснований считать, что водитель «Лексуса» что-то вдруг от него захотел.
           Тронулись. Рядом прошмыгнула девятка отвратительного зеленого цвета. Андрей краем глаза заметил, что за рулем сидит блондинка в огромных солнечных очках, отчего прыснул и пожалел, что здесь нет Ильи – вот бы разговоров было «на тему»! Меж тем черная махина продолжала маячить на хвосте, и Андрей беспокойно заерзал. Н-да, в последнее время он стал почти труслив. Видимо, совесть была не чиста.          
           Дождь все усиливался, и скоро сплошным потоком хлынул ливень. Андрей сбросил скорость: «дворники» не справлялись, по стеклу бежала бесконечная муть, сквозь которую едва можно было различить дорогу.
           Затренькал в кармане мобильный, и Андрей, презиравший телефонные гарнитуры, кое-как достав трубку, зажал ее между плечом и ухом.
           - Але?
           - Андрюш, привет, - сказал Олесин голос. – Ну что, приедешь завтра? Не передумал?
           - Да нет, ты что… Лесь, а ты не против, если я приеду сейчас? К тебе. Просто поговорить. Соскучился вдруг… вообще-то хотел без предупреждения, но ты…
           Резкий толчок тряхнул автомобиль, и телефон выскользнул куда-то под ноги. Андрей, не понимая, в чем дело, вдавил педаль тормоза, пытаясь выровнять машину. Удар последовал снова – теперь до него дошло: «Лексус». Черный атласный зверь с хищно горящими золотистыми фарами незаметно подкрался ближе  и атаковал.
           - Да что же ты делаешь, сука?!! – заорал Андрей, уходя в сторону от очередного удара. Странное дело – кроме них двоих на дороге больше никого не было. Мистика какая-то… бум!!!
           В голове лихорадочно заработало: притормозить или попытаться вырваться вперед? Мысли путались. Стало жарко. Враг угрожающе просигналил, взвизгнули тормоза, и в правый бок толкнулась зловредная громадина, тесня его  к ограде Обводного канала, по набережной которого они ехали, поднимая  в воздух водяные брызги. Малиновый « «БМВZ-4»» подбросило, и его днище заскребло по поребрику.  В  двух метрах  справа сквозь зеленоватые перила матово покачивалась грязная вода.
           Андрей, обливаясь холодным потом,  нажал на газ, с трудом выруливая на проезжую часть. Что-то под ногами громко ухнуло, но было не до этого. Промчались мимо цветные огоньки очередного светофора, Московский проспект. Преследователь, казалось, затеял какую-то дьявольскую игру и теперь снова примостился в нескольких метрах позади. Андрею показалось, что он находится в дурном сне. Давил на мозг липкий кошмар, до того близко было ощущение смерти.
           Он надеялся уйти на Лиговском, слившись с  общим потоком. Но «Лексус» нагнал его раньше. Бешено взревев, он подрезал его слева, тесня в сторону канала. Автомобиль Андрея потерял сцепление с дорогой, покрытой слоем воды, и шатнулся в бок, чего и добивался преследователь. Понимая, что сейчас по инерции пролетит вперед, Андрей снова даванул на тормоз и, отпустив руль, распахнул дверцу и выпал на асфальт, сжавшись в беспомощный комок. Совсем рядом с головой ужасающе заскрежетало, и его родстер, оставшийся без управления, пробил заграждение и так и застрял, повиснув левым передним колесом, которое еще некоторое время вращалось, над черной водой.
           «Лексус» рванулся с места и растворился в водяной пыли, почему-то не завершив начатое. Или посчитав, что цель достигнута.
           Андрей на негнущихся ногах доплелся до тротуара и тяжело опустился на поребрик.  Саднило разодранное  бедро и плечо, во рту ощущался железистый привкус крови. Его трясло. Смерть прошла совсем близко, обожгла ледяным дыханием. Вдали завыла милицейская сирена, откуда ни возьмись вокруг возникла небольшая кучка участливо бормочущих людей. Андрей согнулся в приступе рвоты, и казалось, все внутренности сейчас вылезут наружу, распластаются по асфальту серой студенистой массой. Сознание потемнело и угасло.

           Очнулся он в машине скорой помощи. Скользнул мутным взглядом по лицу медсестры, колдовавшей над его коленом. Черт побери, на нем нет брюк! Андрей беспокойно дернулся,  чувствуя себя крайне неуютно.
           - Тшшш! – шикнула на него  девушка (теперь он разглядел, что довольно-таки симпатичная). – У вас тут до мяса кожа стерта, осторожнее! Обработать-то надо, - ободряюще улыбнулась она. И немного погодя спросила: - А как это вас так? С управлением не справились?
           - Что-то вроде того, - криво усмехнулся Андрей, снова вспоминая пережитый ужас.
           - А вы, молодой человек, в рубашке родились, я вам так и скажу, - крикнул весело через плечо водитель. Андрей не мог видеть его лица, но голос показался ему знакомым.  – На полном ходу выскочить из машины и остаться целехоньким! Ну, почти… Щас приедем, осмотрим хорошенько, нет ли чего серьезного…
           - А без этого никак нельзя? Я бы хотел вызвать эвакуатор и поехать по делам, - настойчиво попросил фотограф, принимая вертикальное положение и ища взглядом джинсы. 
           - Эвакуатор вам уже вызвали, не беспокойтесь, - заявил водитель. Андрей напрягся. Неужели…
           - Дмитрий?
           - Простите, как вы сказали? – дробно захихикал человек за рулем. – Дмитрий? Какой Дмитрий?
           - Его зовут Евгений Борисович, - шепнула сестра,  низко наклонившись к Андрею. От нее приятно пахло свежестью и фруктами. Мммм, цветочек.... Определенно симпатяжка! 
           - Извините, обознался, кажется, - с сомнением в голосе протянул Андрей. – Так договорились? Вы, красавица, уже всего меня э… обработали, могу я быть свободен?
           - Да нельзя же так просто, - снова заулыбалась девушка, явно проникшись к пациенту нежностью.
           - Взрослый уже, сам за себя в ответе. Начальник, тормози. Далеко уехали-то? У меня в машине мобильный остался.
           - Вот беда-то! С моего позвоните, - водитель протянул ему телефон, и теперь Андрей увидел его вполоборота. Сомнений быть не могло.
           - Спасибо, - он сглотнул, снова начиная чувствовать неприятный озноб страха. Затем на память набрал Олесю.
           - Андрей? Наконец-то! – зазвенел в ухе взволнованный голос. –  Куда ты вдруг пропал?!          
            - У меня тут случились небольшие неприятности, - уклончиво ответил он. –  Я тут это… подумал… приеду завтра. Извини, что так тебя напугал. Домой еду. Позвоню.
           - А куда вам, если не секрет? – полюбопытствовал Дмитрий-Евгений Борисович.  – Раз уж вы такой противник больничной койки, мы бы вас и до места довезли. Насчет машины не беспокойтесь, повторяю.
           - Ну, если вам не трудно… а милиция? Всякие там протоколы, разбирательства, не знаю, что уж там еще… мне ж на месте происшествия быть надо. По идее.
           - И этот вопрос решен.
           - А вообще-то меня, если что, убить хотели, - вспыхнул Андрей. – Это так, к сведению.
           - Знаем, знаем, - загадочно квакнул водитель.
           - Ну, вы прямо ангел-хранитель какой-то, - тихо сказал фотограф, окончательно перестав что-либо понимать.
           - Ну  да. В некотором роде  так и есть, - серьезно отозвался знакомый незнакомец. Андрей подумал, что сошел с ума и больше вопросов задавать не стал, просто назвал свой адрес, так как счел, что приключений на сегодня достаточно.
           - Меня Наташа зовут, - горячо шепнула на прощанье медсестра, и сунула ему в руку клочок бумажки с номером телефона. Андрей даже растрогался.
           - Спасибо, Борис Евгеньевич, - попрощался Андрей, с трудом выползая из машины.
           - Евгений Борисович! – смеясь, поправила Наташа, щеки у которой покрылись ровным бархатным румянцем.
           - Насчет машины-то, Андрей Петрович! – крикнул вслед водитель, окончательно выдавая себя своими словами. – Натуль, передай, пожалуйста, визитку…   там номер сервисного центра. Позвоните.
           - И еще раз спасибо, - поблагодарил Андрей, принимая из горячих пальчиков медсестры светло-желтый бумажный  квадратик, испещренный круглыми черными буквами. Наташа улыбнулась – призывно и невинно одновременно, махнула и закрыла за собой дверцу. Андрей постоял немного, вдыхая промытый дождем чистый и холодный воздух. Подумал, что последняя пара часов очень далека от жизненной правды, да что там говорить – в жизни вообще такого не бывает! А медсестричка все-таки конфетка. Надо будет позвонить, пригласить на съемку. Андрей ухмыльнулся сам себе, на минуту представив, как будет ее раздевать. Наверное, у нее красивая задница. И не только задница… трахнуть бы ее там, прямо в машине, на глазах у этого урода!..  Он сглотнул, отгоняя эти мысли, наполненные каким-то диким, нездоровым возбуждением. Во рту скопилась горькая слюна. Он сплюнул. В голову бросилась волна жара, стекшего затем вниз, к больной ноге. Он взвыл от боли.  «Почему ты думаешь о своем члене, идиот, когда вокруг происходит черт знает что?!!»  Пульс учащенно бился в висках, пережитый страх плавно отступал в глубину его души, чтобы там до поры до времени затаиться. Кто-то наблюдал за ним. Кто-то управлял его судьбой.

9.

          
           Мысли путались. Андрей, прихрамывая, плелся домой. Его уже начинал порядком бесить тот факт, что в последнее время судьба сделала его прямо-таки своей личной боксерской грушей: столько увечий за один месяц он не получал ни разу в жизни. Все произошедшее никак не укладывалось в голове, и ему не терпелось позвонить по телефону, который оставил Дмитрий – насчет машины. Если и тут все будет на мази, останется либо радоваться волшебному покровительству неизвестно кого, либо горевать по поводу того, что ничего не понятно и, если быть честным, страшно.
           Лифт в который раз не работал, и фотограф, ворча и чертыхаясь (уж очень разболелось распухшее колено) заковылял на свой этаж.
           Вдруг острое чувство опасности заставило его замереть на месте, внимательно прислушиваясь. Стучали капли дождя, срывавшиеся с крыши на железные карнизы окон. А тут, на лестнице, в    зеленоватом полумраке, стояла звенящая тишина.    До квартиры оставалось еще два лестничных пролета, но какая-то неведомая сила, с которой Андрей несколько мучительных секунд боролся, словно толкала его назад, на улицу, к дневному свету. Победив свой глупый страх, он осторожно начал подниматься, не замечая, как цепко хватается пальцами за давно требующие покраски перила. Шаг, шаг, еще шаг. Шарканье, шорох ног по каменным ступеням – эти звуки казались слишком резкими, слишком оглушающими. Андрей ощутил, как спирает от волнения дыхание.
           Ключ плавно скользнул в замочную скважину, Андрей нажал на ручку, обжегшую ладонь холодом, толкнул дверь. Страх и какое-то странное возбуждение не покидали его. Он явственно ощущал чье-то присутствие. Прислушался, пытаясь сдержать тяжелое порывистое дыхание. Тихо, как вор, вошел в прихожую. Луч света косым столбом падал из открытой комнаты в коридор, в нем, кружась, танцевали золотистые пылинки. Тук, тук, тук, глухо перестукивало в висках. Он сделал еще несколько шагов и очутился в своей мастерской. В ноздри ударил странный, сладковато-сырой запах. Ему показалось, что при его появлении по что-то темное брызнуло из-под ног, скапливаясь сизыми тенями по углам.  Здесь было неестественно темно. Казалось, какая-то грязная дымка затянула окно, не пропуская дневной свет.
           - Кто здесь? – тихо, удивляясь самому себе, спросил Андрей. Кажется, тень шевельнулась в складках драпировок у противоположной стены. Фотограф, превозмогая себя, шагнул туда, резко отдергивая ткань. Ну, конечно, просто разыгралось воображение. Он нервно, отрывисто рассмеялся. Просто переутомился. «Конечно, чудом спасся от смерти, теперь удивляюсь, что мерещится всякое…» Он оперся рукой о стену, чувствуя внезапный прилив головокружительной слабости. Хотелось спать. Ноги стали чугунными. Стена подалась под его ладонью, расползаясь в стороны, как тесто. Чьи-то ледяные пальцы с чудовищной силой обхватили запястье, рванули на себя. Андрей закричал, отчаянно вырываясь. «К нам, к нам, к нам»- зашептало вокруг, у ушах. Перед глазами замелькали лица. Тела, израненные, изуродованные женские тела… Андрей дергался, чувствуя, как в кожу впиваются острые ногти. «К нам!...»
           Внезапно все прекратилось. Фотограф одним прыжком пересек комнату и ударил по выключателю. Электрический свет плеснул в глаза. Безумным взглядом он обшарил стены, пол, потолок. По лицу градом катился пот. Что это было? Он заснул? Галлюцинация?
Трясущимися мокрыми  руками Андрей кое-как выковырял из кармана смятую пачку сигарет. Поднося сигарету ко рту, увидел свое запястье. На коже проступили красные царапины. Его затрясло.
           - Кажется, они уже здесь, - сказал он сам себе. – Подобрались. Уже здесь. Надо избавиться от камеры.
           - ЧТО?
           - Избавиться?
           - Как ты мог такое подумать?
           - Страшно…
           - Они уже здесь…
           - Дверь не закрыть…
           - Есть только один способ…
           - Убить…
           - Закончить с этим…
           - А?... А красота?..
           - Покончи с этим!!!
           Андрей стиснул голову, сворачиваясь в клубок.
           - Заткнитесь!!! Заткнитесь!..
                …Чуть успокоившись, он выпил банку пива, нашедшуюся в холодильнике, и набрал Илью, у которого оставил камеру на время.  Тот не отзывался, ни на мобильный, ни на домашний, хотя, вроде как, был выходной. Чувствуя, как в желудке образуется сосущая, липкая пустота, Андрей позвонил к нему в магазин. Ему было страшно оставаться в квартире одному. Спустя секунд тридцать на том конце провода раздался ломкий голосок Никиты:
           - Экспресс-фото, здравствуйте.
           - Никита? Привет, это Андрей, - фотограф перевел дух. – Илья на месте? Позови, пожалуйста.
           - Ильи нет, - просто ответил Никита. – Сегодня он  еще не приходил. Кажется, вечером должен был зайти.
           - Спасибо, - Андрей снова закурил, зажав трубку между плечом и подбородком. – Слушай, если пересечетесь – скажи, чтобы срочно со мной связался, ладно?
           - Передам! – весело отозвался парнишка, и в ухо застучали короткие гудки.   
           Черт, черт, черт! Что же такое происходит? Страх за Илью острыми коготками царапал мозг, но еще больший страх – Андрей со стыдом признавался себе в этом – был потерять камеру. Да, да. К черту глупые страхи. Миша, твои шутки? Уничтожить! Ха! Не дождешься… «Хаггадол»… Без него он чувствовал себя неполноценным, пальцы, давно привыкшие и полюбившие прикосновение к теплой, кладкой поверхности, глаза, утопающие в красоте полученных снимков, душа, прикипевшая к бриллиантовому стеклу объектива – все его существо задыхалось и корчилось, словно только что от него оторвали самое ценное, самое нужное… Будто отсоединили систему жизнеобеспечения, воздух перестал поступать в легкие, сердце дернулось еще пару раз и застыло, останавливая кровоток.
           Вчера, оставляя аппарат у друга (так уж сложились обстоятельства), он еще не ощущал этого, хотя и был некоторый дискомфорт, но теперь, сидя в пустой квартире, один, неуверенный, напуганный до смерти, Андрей готов был завыть от нахлынувшей на него тоски. 
           В таком плачевном состоянии он в очередной раз набрал номер Камиллы, которая как сквозь землю провалилась, и в ярости отшвырнул трубку на диван, услышав механическое: «аппарат абонента выключен…» Домашнего она не давала, адреса ее он не знал. Появилась, посверкала красотой своей неземной и исчезла. Отлично. Не знай он стервозного Камиллиного характера, пожалуй, и забеспокоился бы,  но почему-то в нем крепла уверенность, что она избегает его после злополучной ночи в клубе. После глупой драки. В общем, после развенчания его как героя-любовника, великого творца и тому подобной ерунды. Девушки - они такие. Не переносят разочарований.