Виза на смерть

Рассматривая жизнь с разных сторон, мы не можем понять самого простого, что жизнью правит любовь, а не какое-нибудь правительство, пытающиеся только  сделать вид, что оно что-то делает. Мир-это хаос. А точнее борьба людей, а точнее зверей за место под солнцем.
                Жизнь, как разнообразен смысл этого слова. Ты можешь быть жив и мертв одновременно, как я например. Сейчас я дошел до полного безразличия, разочарование в жизни, и вообще в существование хоть какой-нибудь справедливости.
               Официально я умер, ибо это и есть побочный фактор работы на секретные службы КГБ. Провал, приравнивается к смерти ,или к пожизненному заключению, гниению в камере.
               Из меня сделали смерть идущую за каждым, чьи интересы не совпадают с интересами правительства. Убийство - вот что делает человека зверем,  оно уничтожает его разум, чувства.
               Каждую ночь, как и в эту, уже десять лет я прокручиваю свою жизнь, думая как бы мог жить, и что сделать. Бессонница ,как фактор моей жизни, не покидает никогда, кошмары смотрящие вслед той смерти, что я совершил. Понимание, что ничего уже не изменить, я погряз в этом болоте на вечно.
       Один день похож на другой, сидеть в одиночной камере, пялиться целый день в потолок, и жрать помои, разве это не смерть, нет это хуже смерти. Лучше меня убили при моем рождении или на одном из моих заданий.
       И вот остается три дня до того, как меня убьют, я ждал этого двадцать лет и наконец дождался. Понятное дело, зачем поить кормить того кого можно просто убить.


         Моя жизнь началась 28 июля 1969 года в Костромской области, в селе Овсянинко, где то в 7 часов вечера. Даже при моем рождении я нес смерть, хотя наверное это не я, а судьба такая. Роды были тяжелые, мать умерла, так и не увидев лицо своего сына.
         Отец, как рассказала мне тетка, взявшая меня на воспитание. Воспринял смерть очень тяжело ,начал пить. Каждый раз орав на всю деревню, что я виноват. Что если бы не я ,они бы жили счастливо, и умерли в один день. Был один случай, когда мне было около 9 месяцев ,отец заявился домой пьяный как черт, подошел ко мне, и начал душить. Хорошо тетка спохватилась начала его оттаскивать от меня. Отец плюнул ей в лицо и ушел. С тех пор его никто не видел. По слухам он пошел в лес и заплутал, а другие говорят, что  кинулся с моста в реку.
         Тетка была хорошей женщиной, хоть и одинокой. Работала в продуктовом магазине, через дорогу от дома, почти всегда брав меня с собой.
В детский сад я не ходил, он был в соседнем селе а до него 15 километров топать. Прилично для 3 летнего ребенка.
         Мое нравственное воспитание, целиком зависело от людей, приходящих в магазин за продуктами. От их лексикона, общения. Меня даже прозвали сельским мальчиком, ребенком села. Так шли недели, а затем и месяцы. День рождения мы праздновали в магазине с теткой, ее подругой Изабеллой Шварценгольт и посетителями, которые заходили в магазин. На день рождения я получал килограмм печенья и 4 литра молока. В тот же день, прячась за прилавком, съедал их в ту же секунду. Это было лучшее время в моей жизни: беззаботность, отсутствие всяких комплексов и бытовых проблем, был рай.



         Дни летели и уносились куда-то в глубины жизни сознания. Изабелла частенько заходила в магазин, да и домой тоже, ее мало интересовали продукты, а так просто поболтать о жизни, порочности, несостоятельности коммунизма, а точнее самой империи под названием СССР. Она была еврейкой, и каждый раз жалела, что не уехала из этой страны дураков в Израиль, что в настоящий момент у нее нет ничего, кроме комнатенки 8 квадратных метров в общежитии. Да нелюбимой работы, на птицефабрике.
         ЕЕ сварливость и крайнею любознательность, объяснялось очень просто, что 10 лет назад от нее ушел муж к другой женщине и уехал в Рязань. Сейчас живет счастливо, у него две дочери, и работа водителем автобуса, в которой он души не чает ,наверное он ушел из-за отсутствия детей в семье, плюс полного непонимания. А Изабелла с горечью смотрит  в  след прошлой жизни, что от счастья остались только воспоминания.



Село-Это жизнь, магазин, природа, друзья. Ни это разве называется истинным счастьем. Так, прошло 5 лет и через 2 дня мне исполнялось 6.Но произошло событие начисто перевернувшее мою дальнейшую жизнь.
        Выходя из дома, увидев Изабеллу, она потрепав меня за волосы вошла в дом. Как всегда поговорить с теткой о наболевшем.А я в свою очередь пошел дальше. В этот день один из ребят смастерил удочку. Из тонкой обструганной осины, шнурка, гайки, и гвоздика в место крючка. Накопав червей, мы пошли на озеро ловить рыбу, да и так покупаться, летож все таки .Еле-еле насадив червяка, закинув удочку, мы пошли купаться.
                Да ,никогда не забуду нашу четверку: Вадька, Сашка, Олег да я. Жалко только что это был последний день когда мы виделись вместе. Искупавшись, собравшись уходить, но тут Олег вспомнил про удочку. Проискав удочку около часа в кустах, мы обнаружили ее закрепленную за ветку соседнего дерева. Глубоко вздохнув Сашка потащил удочку, чуть не упав в воду, тогда мы все взялись за удочку и начали тянуть, из воды показалась рыбина летевшая куда-то в небо, и упавшая на берег. Удочка сломалась на пополам, а рыба изо всех сил пыталась попасть обратно в озеро. Сначала мы ловили ее руками ,но поняв что это бессмысленно начали ее просто пинать, чтобы она не допрыгала до воды. После ожесточенной битвы она осталась лежать без движения. Только сейчас я смог разглядеть. Это была необыкновенной красоты рыбина, и первая пойманная с моим участием. С красными плавниками, золотистой чешуей. Это был карась, в народе такой вид называется красноперкой. Радостные и немного уставшие мы еще долго сидели около озера в компании с пойманной рыбой, обсуждая ее внушительные размеры, и неповторимый облик. Потом было принято решение принести эту рыбку Татьяне Петровне, повару работающей на птицефабрике, и готовила пищу более чем для 10 тысяч рабочих. Идя к ней по дороге, я увидел черную волгу,  впереди которой ехал милицейский уазик, которые ехали в сторону села. Но ощущения от улова были настолько велики, что тема разговора, осталась такой же.
    Татьяна Петровна встретила нас радушно. Мы отдали ей наш улов, и она незамедлительно принялась за готовку: вычистила, выпотрошила и зажарила карася. Мне казалось, что это лучшая еда на свете, и лучше нее нет ничего. Уже начинало смеркаться, после восхитительного ужина,  попрощавшись,  разошлись по домам. Радостный в припрыжку, подходя к дому, мое внимание привлекли, те машины остановившиеся около моего дома. Я попытался заглянуть в салон волги, но из нее вышел водитель, взяв меня за шкирку оттащил, не говоря ни слова, и снова сел в машину. Открыв калитку я увидел тетку и Шварценгольд, идущих в сопровождении четырех сотрудников милиции. Увидев меня, тетка заплакала, прокричав, прости, и в ту же секунду вышла из калитки. Тут я заплакал, не понимая, что происходит. Побежав за ней я стучал по двери уазика: Откройте, откройте, тетя, тетя. Но это было словно стена, тут завелся мотор, и вагончик тронулся, как говориться. Смотря вслед уезжающему счастью, не понимая, что меня ожидает в будущем. Так просидев всю ночь, на утро ко мне зашел Ваня. Он спросил меня как дела, и поздравил с днем рождения. Да, про него я совсем забыл, мне было как то не до этого. Ни какой радости и положительных эмоций, только плакал и все. Ваня не знал чем помочь, так как чтобы он меня не спросил я молчал, да плакал.
     Слухи в селе распространяются быстро. Почти все село сбежалось, начав интересоваться, что и как, и почему. От этого было еще тоскливее. Успокоение превращалось в еще большую горечь. День прошел быстро и тянулся вечно одновременно. Когда стало совсем темно, ко мне подошла Ольга Михайловна, мать Вани,
И сказала: Что ж ты один сидишь, да слезы наворачиваешь, иди к нам в дом, проголодался, наверное. Я с определенной неохотой в душе, пошел. У них дома, я совсем было забыл, обо всем. Чистота, уют, человеческое тепло, согревают душу любого, у кого есть, какие-нибудь проблемы. Особая атмосфера в доме, могла ввести в полное забвение.
 Медленно я уселся на стул на кухне, и просто ни о чем не думал. Через несколько минут Ольга Михайловна дала мне кружку молока, наполненную до верха, так что молоко переливалось и мелкими капельками стекало по кружке, и пряник. Как только я начал есть, дверь открылась, и вошел Петр Максимович, на плечах у которого был Ваня, с улыбкой идущей через все лицо. Ваня с отцом, виделись редко, раз в месяц. Он ушел из семьи, когда Ване было 2 года. Но не забывает его. Считая, что дети, особенно свои – это цветы жизни. Петр Максимович поздоровался и уселся за стол, плавно опустив Ваню. Ольга Михайловна подала им по кружке молока. Я смотрел на их идиллию, медленно засыпая.
На следующее утро,  проснувшись от жуткого голоса, пронизывающего до мозга костей. Чуть  приоткрывши глаза, я увидел мужчину который жестко разговаривал с папой и мамой Вани. Через минуту, он посмотрел в мою сторону, и как смерть пошел на меня с косой, только за место косы у него была справка, о том что моя тетка, изменница родины, а  по распределению в детский дом. Он находился в 8 километрах , в соседнем селе Орешково. Кто бы мог подумать, что за каких то три дня, моя жизнь так изменится, особенно если эти 3 дня падают на день твоего рождения. Я опять заплакал, для 6 летнего ребенка это был слишком большой стресс. Он взял меня за руку, и потащил в припаркованную около дома копейку. Посадив меня на заднее сидение, закрыв при этом на замок, чтобы я не мог вылезти, мы поехали в детский дом, в котором мне предстояло пройти период, от мальчика до юноши, а потом эволюционировать в мужчину. Это время в копейке казались мне вечностью. Разве, детский плачь, не может затронуть любого взрослого человека, это же послание , крик о помощи. Но на тот момент мне казалось, что меня никто не слышит, что я не в машине, а в клетке из которой никак не выбраться.
Когда машина остановилась, я выглянул в окно и увидел ужас, который затянет меня на долгих адских 8 лет. Облезающая штукатурка, старые окна, отсутствие забора, желтая,
От ржавых труб штукатурка. Явно, этот детский дом плохо финансировали, хотя нет, как я потом понял, в этом была виновата директриса столь хорошего заведения. Кстати звали ее Оксана Медвед. Фамилия как бы не внушала особого доверия. С помощью таково управления, у нее было все : волга стоящая 9500 рублей,  немыслимые деньги по тем временам. Это уж точно директора, таких государственных учреждений столько не зарабатывают. Тяжело вздохнув, мужик вышел из машины открыл заднюю дверь, взял меня за руку и повел в это заведение. Мы медленно поднимались по ступенькам. Плача, дрожь в теле становилась все сильнее и сильнее. Тут мы вошли, первое, что я увидел, это черные немытые стены, свисающую штукатурку, так и хотевшую упасть тебе на голову, детей коса смотрящие на вновь пребывшего узника. Идя по коридору, мы вошли в одну из комнат, где находился кабинет Оксаны Медвед. Мужичек поклонился вручил документ и ушел. Она с некой улыбкой поздоровалась со мной, потом резко сменив тональность  голоса, заглянув в документ сказала”Все понятно”.После встав из своего капитанского кресла, резким рывком взяла меня за руку, и повела в какую то комнату, хотя комнатой назвать это было трудно, скорее зал где стояли двух уровневые кровати, на которых и спали приемники этого замечательного дома. Она держала меня за руку, и мы шли в самый конец зала, повернувшись директриса сказала, мертвым пронизывающим  душу голосом: А теперь спать, всем спать. Так прошло мое знакомство с реальностью, и несмотря на то что уже было поздно, я не мог заснуть, но не мог понять от чего, маленький был тогда, ничего не скажешь. Утром, меня разбудил пронзительно звонкий звонок, звучащий по всему этажу. К этому так и не привык за все время нахождения там. Еле приоткрыв глаза,  очухавшись от звонка, вход пошла вторая очередь, в зал вошла воспитательница Алена Ивановна Картуз, прозвище у нее было карга, из-за фамилии, но в большей части внешний вид. Которая напоминала Бабу-Ягу из русских народных сказок, вот копия один в один. Характер был достаточно странный, и не отличался особой мягкостью, а про одежду вообще молчу. Встав посреди зала, она еле открывав рот прокричала:”Подъем маленькие троглодиты, А ну вас,  завтрак ждать не будет” Через полсекунды было ощущение, что я где-то в Африке, и слышу, как зебры или антилопы убегают от львов, такой был шум, топот. Весь зал быстро опустел, остался только я один и воспитательница. Смотревшая, как я медленно спускаюсь со второго яруса кровати, и как еле - еле одеваю на себя штаны, и медленно завязываю шнурки на ботинках. После того, как этот процесс был мной завершен. И я уже было собрался идти на завтрак, и пошел, как я считал в столовую., хотя в помине не понимал, где она находиться. Но тут, проходя мимо Алены Ивановны, меня поджидал сюрприз. Она резко остановила меня рукой, что сбила с ног. Медленно поднимаясь, я услышал ее голос, она спрашивала: ”Ты новенький мальчик, оборванец, будущий изменник родины, это ж тебя вчера вечером привез мужчина в черной шляпе” Я произнес, тихим, дрожащим голосом: “Да” и замолчал. Краткость сестра таланта. К тому же , что мог ответить мальчик моего возраста. После этого воспитательница сказала” ты здесь, ничего не знаешь, так и быть я тебе покажу , что где находиться, второй раз никогда не покажу даже не спрашивай. Иди за мной, не отставай, отстанешь тебя съедят злые тараканы” После этих слов я не мог отстать, напугав и без того напуганного мальчика. Но это простота души которой в людях живущих при коммунизме, было хоть отбавляй. Если за одно только слово, о несостоятельности СССР, да нет даже при негативном пуке, могли запрятать далеко и надолго, ну а если рассказать анекдот, молчу, без комментариев. После того, как Каргуз показала мне где туалет, и куда мне можно заходить. Было уже около 7 часов, и она повела меня в класс где проходили подготовительные занятия в первый класс. Мы зашли в продолговатую комнату, в дальнем углу от входа в нее стоял учительский стол, повернутый в сторону 2 мальчиков и 1 девочки, которые внимательно слушали педагога, сидя за партами и что-то писав. Алена Ивановна кашлянув, чтобы обратить внимание на себя, после чего поздоровалась с педагогом, и произнеся”Встречайте новобранца, а я к вам позже зайду” медленно удалилась из класса. Вдруг мне захотелось плакать, и я заплакал. Вот детская душа, что хочется, то и делает, не смотря  на всякие указания, и быстро забывает все плохое, что с ним произошло. Педагог встала со стула и подошла ко мне, присев до моего уровня, и посмотрев мне в глаза, сказала:”Ну что ты плачешь, здесь все свои, никто тебя не обидит. Меня зовут Екатерина Петровна, а тебя как? ” Павел”-произнес я, и быстро успокоился.
“А фамилия какая у Павла? Сколько лет ему?”-с добротой сказала она. Я ответил 6 лет, а потом медленно отвернувшись от нее, засмущавшись просто не зная своей фамилии. Через пару секунд молчания она произнесла: “Ну что, не знаешь, ладно, присаживайся за парту “ Представив меня моим соседям по классу, Екатерина Петровна продолжила урок. Тут я задумался, как будто влюбился в свою первую учительницу. Еще никто не разговаривал со мной на равных, не ставя себя выше ребенка, только потому, что он выше, сильнее и живет на земле дольше времени, то есть жизненный опыт у него больше, и из-за этого он всегда прав. Хоть это далеко и не так, если бы они понимали, что чтобы научить человека, нужно самим научиться чему-нибудь у этого человека. Или это не даст особых успехов. После окончания двух уроков по полчаса, Екатерина Петровна отвела нас в зал, откуда начинался день, свободное время провождения. Там я познакомился с ними поближе, они играли во что-то на пальцах, а я сидел в углу и задумчиво смотрел в одну точку. Через минут десять, ко мне подошел Костя и позвал играть в пальцы, игра была очень проста, один из двух человек захватывает мизинцем большой палец, и держит его изо всех сил, задача второго игрока вырваться из плена. Ерунда, но нам на тот момент, казалось, что это классная игра. Вскоре в этот зал вошли старшие ребята, и начали толкать нашу группу, при этом смеясь, странным неосмысленным смехом. Воспитательница же стоявшая рядом, делала вид, что не замечает, при этом пристально смотря на развитие событий. С каждой минутой все начало доходить до полного абсурда. Мы плакали, не знали что делать, кричали: “Хватит, больно, больно” НО на это следовал только смех и больше ничего. Спустя минут десять, представление для воспитательницы стало однообразным, и она позвала на ужин. Все побежали, а мы остались лежать. Этот момент я запомнил хорошо, даже слишком, по ощущением было больно, даже очень больно, и обидно. Хотя я стану таким же спустя какие то полгода, а через 3, смогу уже этим пользоваться, перед более младшим возрастом, и теми, кто не подходил под нормы, рамки. Именно в детском доме, меня научили быть независимым, закаленным к боли. Все ушли, а мы все лежали. Через некоторое время, я встал, корчась от боли. Еще спустя некоторый отрезок времени встали: Наташа, Савва, а Костя остался лежать неподвижно.
Этот инцидент остался незаметным. И остался лежать только в глубинах нашего сознания. А самое обидное , что Костя так и остался лежать на полу. Потом его уволокли, и скорей всего закопали, бесхозный ребенок, вот да……..
     Шли дни, сменялись недели, месяцы, а затем и годы. В который каждый день был похож на другой, ничего особенного, обычное стадо, в котором я такое же животное, как и все. Так прошло все мое детство, вообщем до 14 лет. Хотя были случаи, мы сбегали с уроков, напивались в драбодан, после чего, нас искали по всем соседним селам. Хотя это были не случаи, это было постоянно. Но считается ли это антиморальным, дескридетирующим общество в целом, как один организм. Наверное все таки нет, ведь свобода слова должна быть, свобода действия, свобода мышления, именно от этой точки соприкосновения с миром и рождаются гении, точнее им еще нужно пройти долгий путь. Так вот, если запретить ребенку делать, что-то сейчас, то есть на этапе его развития, становление его, как человека. Не отклонит ли это от его истиной цели, того, что он жаждет сам.
Осталось еще пара недель, до окончание основной школы, и ухода из детского дома навсегда. Были какие то смешанные чувства с каждым днем накаливающие мое сознание,
Мое представление мира. Но судьба сделала опять координальный поворот. На следующий день, на втором или третьем уроке, я уже не помню. Через шум, кидание всевозможных вещей, разговорной речи. Повернулась ручка двери, в класс вошла директриса и какой то дяденька в черном костюме, как из какого то фильма. Громко выкрикнув”Заткнитесь выродки, за вами пришли”, все быстро замолчали и обратили внимание на этого человека в черном. Он в свою очередь осмотрел нас внимательным, немного высокомерным взглядом, публично охнул, повернулся к Медвед, и произнес какую то фразу тихим голосом, все что я услышал было бормотание. Директриса с этим человеком вышли, оставалось около 5 минут до звонка, и опять продолжился балаган. Раздался звонок, у двери стоял этот человек в черном костюме, произнеся строгим отчетливым голосом: Чтобы все подростки шли за ним. Зачем? Никто не знал. Мы благополучно вышли из детского дома. Около дороги, припарковавшись, стоял армейский грузовичок, около которого стояли 2 солдата с оружием. Чуть опосля, он произнес фразу: “Полезайте в грузовик, живо, живо” Все кинулись в рассыпную, но не тут то было, Солдаты выстрелили в воздух, после чего все встали как в копанные, кто где стоял. И спокойно начали залезать в фургон. И вот он тронулся, а точнее жизнь тронулась опять, опять изменив направление на 360 градусов. С нами сидели два солдата, охраняли, убежать вообщем то было нереально, а после выстрелов и страшно.
 
Через часов 6-7, мы въехали на территорию армейской базы,  остановившись после КПП.
Темнело, тут солдаты сказали выводи, выходим, быстро. Нас сопроводили в какой-то подвал, после чего солдаты ушли закрыв с той стороны дверь, на три поворота ключа. Каждый поворот был, как маленький, скажем как стук сердца усиливался, а потом опять становился размеренным. Света там не было, одна часть пацанов уснула, а вторая думала, что же делать, и просто молчала. Так прошла первая ночь. Послышались повороты ключа, через секунд десять открылась дверь. Только сейчас я смог разглядеть все лица тех, с кем я провел эту ночь в кромешной темноте. Моему взору предстали не только воспитанники из моего детского дома, но и незнакомые мне люди. В подвал вошел человек, представившись прапорщиком Васиным. После чего сказал: Все за мной. И тут 5 подростков, встали и начали возмущаться, диктовать свои правила, претензии, дескать по какому праву их сюда привезли, да как, вот кто-нибудь узнает, найдет нас, да вас и посадят. На это он лишь ухмыльнулся, достал пистолет и пятью выстрелами, как робот, с некоторой холодностью , убил их. По большой части подвала, стала разливаться кровь. А некоторые мои товарищи заорали, это был плачь, вызванный страхом и обидой, почему я, есть миллионы людей, почему именно я. Васин продолжил: Заткнулись все, или кто-то хочет повторить их участь. Он вышел, и все подчиняясь пошли за ним. А эти 5 уже полностью белых и холодных трупов остались лежать.
Мы шли по военной части. И только сейчас я увидел некоторые сооружения находящиеся на ней. Это были гигантских размеров серые или закрытые полностью брезентом ангары.
Я шел наверно по середине толпы, которая тянулась метров на 40. Столько человек, о точнее детей, не знают зачем они тут, и почему. Где-то спустя десять минут, как мы начали свой поход неведомо куда, к прапорщику подбежали два солдата, сказав при этом какие то слова, тихим неслышным голосом. После чего прапорщик прокричал: Интересно, а я доверял вам, помойму я предупреждал, чтобы все шли за мной, и никто не пытался спасти свою задницу бегством. Минус два, сколько еще нужно убить, чтобы вы поняли, что отсюда не скрыться. Так, если еще кто-то, неважно кто, будите ли вы этому содействовать или нет, переубиваю всех, поняли щенки. Потом эти два солдата встали взад шеренги. Прапорщик пошел дальше. Еще спустя с полчаса, наша линейка вошла в один из непрекращающегося числа ангаров. Первое чувство оказалось, точнее вопрос, зачем мы столько шли если ангар пустой. Не хотят ли они взять нас всех да перестрелять. Но тогда какой был смысл, столько вести нас. Мысли путались. Мы остановились, тут откуда то появился , тот самый человек в черном. Поздоровался с прапорщиком не по условиям устава, а так как старые друзья. Я задумался, что это за часть такая, где любого могут убить, где нет никаких правил, где свой закон, и знает ли об этом правительство. А если знает, то как это объяснить. Человек в черном костюме произнес, громким твердым голосом: Ну что ж начнем. Да, кстати я не представился, мое имя Александр Александрович Соломин, А это ваш скажем так, учитель прапорщик Васин, на протяжении всего времени вашего пребывания здесь. Не дав закончить, вмешался еще один мальчик из ряда и пошло: Да, тогда ответьте мне, зачем мне это, чтоб здохнуть, какая разниться вы все равно нас убьете как тех, какая разница когда. Плевать мне, я ухожу. После этих слов он побежал, по направлению к выходу. Не успел он сделать и десяти шагов, как получил пулю. Соломин  продолжил свою речь: Ну почему, так всегда, столько из-за этого людей теряем, кто-то начинает лесть возмущаться или в драку, разве непонятно, что это неменуймая смерть. И так, вы прибыли сюда, для того, чтобы помочь своей родине, как вы наверно знаете “сейчас идет война в Афганистане” людей не хватает, вы призваны помочь, а точнее одержать победу над врагом. После чего наступила тишина. Никто уже не хотел выступать, какой-то смысл, столько мучиться. Если все равно умрешь, но в жизни тоже мало смысла, неправда ли. Через минуту он ушел. Васин сказал: Ну, 9  так, пристально перед этим посмотрев на часы на руке. Много времени уже потеряно, ну да ладно. Еще вот что, малейшее неповиновение как вы уже поняли смерть, лень- смерть, все что будет делаться не так смерть.
Вы все бегом за солдатами. Выбежав из ангара, нас поджидала целая рота, с которой мы и должны были бежать в их темпе.
Спустя часов 5, остановились у ангара. В конце военной части, около большого метра 4 бетонного забора, с колючей проволокой на верху. Нас стало меньше еще на трое. Обкуренные организмы, не могли выдержать таких нагрузок. Подошел офицер: Меня звать Федор Степанович Митин, я ваш воспитатель. ВЫ надеюсь виделись уже с Васиным и Соломиным. Ознакомились на живом примере о части запретов?- произнес он. После мы вошли в туда, где стояли трехъярусные койки по всему периметру ангара. Нас осталось человек 150, коек было намного больше. Он вел нас, по длинному узкому коридору среди кроватей. Дошли почти до конца, вдруг он неожиданно остановился и сказал: Располагайтесь, можете считать, что сегодня не день, а лафа, советую сейчас же лечь спать. Чтобы это был хотя бы ваш последний нормальный отдых, Покрайне мере за этот месяц. Завтра подъем в 4:00. Окончив свой диалог, он медленно удалился. Медленно неспешна все садились на это нечто из холодного металла, с какими то тряпками в место матраса, и рванным покрывалом. Да здесь хуже чем в детском доме.- подметил я.
     Наступили минуты молчание. У всех читался страх в глазах. Наверное, каждый размышлял о жизни, что будет с ним дальше. В какое-то мгновение, эта тишина, резко и спонтанно прервалась. Вдруг раздались голоса, все заговорили друг с другом, кто они, и откуда. Оказалось, что нас- подростков собирали со всего района, и отвезли сюда. Обстановка начинала нормализоваться, многие уснули, а некоторые так и продолжали разговаривать. О всякой чепухе или о жизни. Через несколько часов, а точнее н количество времени, когда большинство уже спало. Раздался грохот Сапогов, дверь открылась, сюда вошли еще пацаны, быстро заняли все койки в одно мгновение. И задрыхли. Они все выглядели как один, изнеможенные, побледневшие. Было такое ощущение, что их запрягли в телеги, и они бегали весь день. Солдаты ушли.
      Мне не спалось, холод, мрак не покидал меня. Может быть из-за просторного ангара, то есть его размеров по высоте. Он был где-то метров 7 от низа до округленного верха. Или из-за плодотворного дня. Который прожит был с большими стрессами. Я смотрел в определенную точку, выбранную мной скорей всего на подсознательном уровне. Не моргав,  что мои мысли уходят в воздух. Я не замечал, как веки тяжелеют, глаза медленно закрываются.
     Мой сон, был нарушен звонким, резким, невыносимым звоном, не знаю какими словами еще описать. В эту же секунду большая часть ребят встала. Из новечков же встало, ну максимум человек 40. Я был в том числе. Медленно открылась дверь, вошел Митин.
__ Встали, быстро встали.
 Из нашей группы, кто-то медленно повернулся на другой бок, и дальше начал спать. Раздался выстрел. Его убили. В ту же секунду встали все, быстро очень, очень быстро.
__ Да, точно, вы, вы еще не осведомлены с правилами, сейчас 3:40 минут, время делать из вас мужчин, а не бухающих дебилов. Встаем, ровно во столько, кто не встает смерть, прошу запомнить это навсегда. Я напомню, вы приехали помогать родине, бороться за нее, а не позорить и поганить. А сейчас бегом.
  Все встали вряд и побежали. За дверью ждали солдаты, и так же 5 часов бега. Голод морил. Причем достаточно сильно.  Нам отдавалось 10 минут, чтобы поесть. Едой это было назвать трудно, но это-еда, казалась, самой вкусной на свете, хотя бы потому что, это еда. После, еще бег, но уже с препятствиями. Деревянные нагромождения, автомобильные колеса, врытые в землю, канаты висящие на железных столбах. Кто-то падал. Кто успевал вставать, тому просто везло он спасал свою жизнь, а кто нет смерть. Одно слово, а сколько значит для человека, неправда ли. Как только, казалось, что все закончилось. Мы вошли в другой ангар, оборудованный как класс. Тут нас встретил нас Соломин. Началась теория. Что, как стрелять, гранаты кидать, да маскироваться и все с этим связанное. Его речи, никогда  не обходились без мата в наш адрес. Да, но тем не менее он нас чему-то да научил, чтоб он помер. Извините, просто воспоминания.
    Как я понял основная цель была, бежать на врага. Ну как в том же Афганистане, только с противоположной стороны и взрываться, разлетаясь на мелкие кусочки. Или держать тылы до последнего. Самоубийцы и все.
  Оставалось несколько дней. Изнурительных тренировок, практик. За это время, мы научились не только не бояться смерти, но и причинять ее. Стрелять, точно, точнее очень точно. Масло масленое, не правда ли. Прямо в голову, в определенную точку выбранную глазами на голове врага, прямо как тогда, когда я пытался уснуть. А как нас изводил прапорщик, так это вообще. Многие сдохли из-за него. Он устраивал дополнительные тренировки, кто по каким то причинам его не устраивал. Не считая, что через чуть больше 2 часов нужно было вставать. Сон, накрывался медным тазом. А два дня так, ну вы сами понимаете, тяжело.
  Мне с трудом верилось, что муки скоро закончиться. По распределению, как распределили они втроем,  я был истинным самоубийцей. Я должен был бежать и взрываться. Технология было очень простая, на человека, то есть на меня, одевался жилет со взрывчаткой. От любого воздействия- взрыв. Забыл сказать, что если че то как-то воздействия не происходит, то на жилете есть кольцо, за которое стоит потянуть, дернуть. Как в гранате. И взрыв.
  Завтра нас ждал самолет в жаркую страну. Курорт блин. Точнее отсчитывались уже часы. Таймер включен, как жаль, что его не обезвредить. Нас погрузили в самолет, он медленно отрывался от земли. Как обычно, уходит из памяти все хорошее, и остается лишь плохое.
  Через часа 2, самолет резко затрясло. Было как то не по себе.  Через некоторое секунды раздался взрыв, примерно около  правого борта. Самолет сильно вздернуло, меня откинуло к другой стороне. Вот, явился знак, мы подлетаем. Скоро самолет плавно опустился на землю, и остановился. Взрывов больше не было.
  Нас встретил прапорщик, сколько их, казалось мне на тот момент. Тут прапорщик, там прапорщик, они повсюду. Да с таким именем, фамилией и отчеством :  Хаджан Махмед Иванов. Нас выгрузили из самолеты, и повели в серое здание. Стоящее через взлетную полосу. Палило солнце, мы медленно вошли. Внутри находились столы, и доска с мелом. Я даже не думал, что сразу же будут объяснять цель, то есть приблизительное время смерти. Когда все уселись за парты. Хаджан Иванов начал объяснять, что и как:
---Ваша цель. Взорвать лагерь, уничтожить. Подходите с север- запада, вот это гора опорная точка, начала операции, медленно показав на карту. Вы должны будите прикрыть отряд солдат которые будут отходить именно по этому флангу. Понятно               
В ответ, было слышно только молчание, в качестве согласия. С вами пойдут еще 5 солдат, из штрафбата. А то мала ли что. Спать будите здесь, если хотите конечно. У вас в распоряжение 6 часов как-никак. После чего он удалился.
   Многие пацаны из моего подразделения, просто положили руки на стол, и положили на руки голову, и затихли. Толи спали, то ли просто лежали да молчали. Я не знал что мне делать спать категорически не хотелось, время неумолимо текло.
   Вошел прапорщик с солдатами, открыл шкаф стоящий с левого боку доски, там лежали жилеты, на чисто начиненные взрывчаткой. На нас благополучно одели их. Немножко опосля, мы побежали за солдатом, еще четверо бежали сзади, чтобы никто не смог сбежать, струсить. Я покорно бежал, забыв все, чувство голода, страх и все другие чувства. Думая о прошлом, о настоящем. Сначала, были просто мысли, что уже два месяца вместе с этими ребятами, а так нормально не пообщались. Почему и куда исчезли те 6 часов отведенные на сон. Какой должен быть патриотизм у этих 5 солдат, чтобы вести себя на смерть. Прошло некоторое время я начал вспоминать тетку, как она рассказывала о отце, о матери, не уж то моя жизнь закончиться именно сейчас.
    Марш бросок длинною 5 часов пролетел быстро, даже очень. Мы заняли позицию, почти у подножья горы, именно в той точке которую на карте нам показывал прапорщик.
---Осталось полчаса- сказал один из Солдатов, уточнив перед этим информацию через рацию. Все отсчитывали время, считали секунды. Осмотревшись меня удивляло только одно. Тут же пусто. Даже если мы так низко стоим, уж что-нибудь то, хоть выстрелы должны быть слышны. Они не заставили себя долго ждать. Спустя 15 минут 45 секунд. Прокричал один парнишка, уже. Напряжение наполнялось, кто-то отчитывал в слух. Хотелось кричать, и было как-то не по себе. Откуда не возьмись появился отбивающиеся   как бы отряд наших, то есть те крохи, что остались. Как в замедленной пленке. Медленным, протяжным голосом солдат с рацией произнес- вперед, мы побежали с криком на свою смерть. Впереди один солдат, сзади четверо. Прям ледовое побоище. Когда народное ополчение, взятые в плен враги были в центре. Туда в центр, запускалось вражеское войско, и после того как всех перебьют. Настоящим солдатам, остается только, взять да и убить изнеможенный отряд.
  Бежали, начали видеться враги. Мы миновали отряд который прикрывали, четко идя по направлению к на меченой цели. Неожиданно в моего соседа по левую сторону, попала пуля. Он взорвался, меня завертело. В голове стало темно, темно, как будто наступила смерть или конец света.
    Очнулся я, в какой-то яме, весь в пыли, грязи  и во всем в чем можно было. Руки были в крови, она медленно текла из моей черепной коробки. Этот ужасный звон в ушах. Странная белая пена, откуда она? Я подумал еще тогда: Это называется раем? Немножко прейдя в себя, медленно стал ощупывать жилет. Почему он не взорвался? Как я выжил? Что стало с остальными? Для меня это оставалось загадкой. А то что я- выжил – чудо, просто чудо. Звон, медленно проходил. Не было слышно не стрельбы не каких не будь посторонних звуков, вроде ходьбы. Страх варьировался с дозой счастья. Окуратно, еле дыша, каким то не мыслимым образом, высвободившись от взрывчатки. Послышался щелчок. Сердце ушло в пятки, в прямом смысле этого выражения. Все обошлось. Выбравшись из впадины , ноги немножко подкашивались. Но падения не произошло, с концентрировшись, мне предстала ужасная картина: горы, горы крови, лужи конечно, но ощущения были адские. Я начал идти, в какую-то сторону, вперед. Сколько шел, не помню. Отчаявшись хоть кого ни будь встретить своих, чужих. Если так подходить к вопросу. То они все чужие. Не правда ли?
   Пить и есть, хотелось не выносима, начало мутнеть в глазах. Солнце подбавляло мое бессилие. Я упал на землю.
   Второе мое пришествие было в госпитале. Меня принес туда один из отрядов. Лицо то русское. Медсестра поинтересовалась моим здоровьем. Записала мои данные: имя, фамилию, с моих слов разумеется. Подола мне манку. Продолжила, что мне нужно есть. Чтобы восстановиться. Самое странное, что ничего такого я не ощущал, чувствовал себя, вполне нормально, даже хорошо.
   Через день в больницу, приехал какой-то человек. Ростом метра два. Поздоровался, назвался Тимофеем Игнатьевичем. Достал листок, ручку, начал меня расспрашивать: Что? Как? Откуда? Зачем? Почему? И все в этом духе. Задав все вопросы которые можно, которые нельзя, он ушел. Я медленно провожал его взглядом. Пока он не вышел за дверь.
    На следующие утро, меня объявили изменником родины. Сказал правду, вот молодец, винил я себя после этого. За мной приехал этот дядька. Взяв меня за руку. Быстро потащив к машине, и сев в нее. Она тронулась, но поехала не в ту армейскую часть, как я потом понял, а другой аэродром находившийся в лесу. Задавать вопросы, скандалить, сопротивляться не хотелось. Какая школа за плечами.               
   На отведенном кусочке находился вертолет. Воздух поднимался, трава покачивалась, оглушительный звук, все я лечу не зная куда и что со мной будет.               
 Проснулся я, от покачивания и громкого голоса Тимофея Игнатьевича. Быстро выйдя, пошли по направлению к волге стоящей неподалеку. Ехали не долго около двух часов. Остановились около длинного серого здания. Заходя я уже не думал: Что делать? Что говорить? Но знал одно, смерти я больше не нужен, это точно. Прошло всего одно мгновение, и вот я сижу в одиночной камере, а человек в черном растворился в коридорах. Окно выходило на улицу, фасадное окно другими словами. Хотя решеток не было видно, все потому, что они были из нутрии, это тоже как-то неблагосклонно отражалось на моем настрое. Просидев два дня, открылась дверь я увидел Тимофея Игнатьевича, взяв меня за руку потащил по длинным коридорам. Зайдя в одну из комнат находящуюсю по левую сторону. В кабинете стоял стол, за котором немножко улыбчиво сидела мадам. Представившись Ольгой Викторовной Ильиной. Захлопнулась дверь. Тимофей Игнатьевич вышел.
--- Ну что, присаживайся  на стул. Будем слушать твое повествование. Как, что было там, в Афганистане? Да и о жизни своей расскажи. Как росс в детском доме? Почему попал туда?- произнесла она.
  Я медленно сел на стул, повинуясь начал рассказывать. Но же не чистую правду, а так с некоторой долей вымысла. Даже не подозревая, что все протоколы, мое личное дело находиться у нее.
И пошло:
---Я рос с теткой, до 6 лет, потом она умерла, и меня отправили в детский дом. Я был примерным мальчиком, всегда помогал, учил уроки, спортивным был, очень. Особо никаких интересных моментов не было. За день до окончания девятого класса, был увезен с остальными ребятами на армейскую базу, помогать Родине.  Начались тяжелые занятия и тренировки. Спустя полтора месяца был послан на задание, в Афганистан с остальными. На следующий день после прилета, нас отправили на задание, прикрывать, а точнее спасать отступающие подразделение солдат. Вот бежим мы, а я впереди. Они стреляют, стреляют, а попасть не могут. И тут я одного, второго , третьего, так еще много точно не помню. Когда последнего добивал. Он как хрясь мне по голове прикладом, но я его то хорошо пребил. Оглянувшись по сторонам, понял что остался один. Пошел к части, ну покрайне мере как мне казалось. Солнце так пекло, так пекло. Потерял сознание, очнулся уже в больнице на глазах у медсестры. Она записала мои данные. Через день пришел Тимофей Игнатьевич. И вот я тут у вас в кабинете.
----- Понятно ну так то все верно. Заглянув в личное дело, и еще в пару бумаг.
---- Есть конечно недочеты, ну да ладно.
----- Давай будем откровенными, я скажу честно у тебя особо выбора нет, да и не было. Тебе придется пройти через еще один лагерь по подготовке , уже секретных сотрудников. Там тебя научат еще кое-чему. Основной задачей будет ездить по стране, даже выезжать за рубеж, и убирать тех, кого скажем, прикажем. Кашлянув на последнем слове произнесла она.
--- Но знай, ты нам многим обязан. Считай, что мы спасли тебя от неминуемой гибели, или пожизненном гниению в камере.
   Через несколько дней, я нахожусь уже в лагере, теперь меня уже нет я числюсь пропавшим без вести. Прям как в фильме. Начались тренировки, та же схема, более мягкая, но та же. Единственное что я почерпнул, была теория. Рассказывали о незаметном проникновении в здания, убийстве, как об отдельной науке. Ну и всякое такое.
   Худо-бедно, полтора месяца прошло. Начинается мое первое задание в тот же злополучный Афганистан. Моя цель: убить одного из главных террористов некого Аслама Мухомедовича, готовившего теракт на один из главных управлений по поддержанию порядка в этом районе.
   По прилету в эту страну. Меня встретил Савелий Викторович Сонтемин. Он должен был поставить меня как новобранца в одно из подразделений. Которое завтра должно было выходить. После чего на определенном участке я должен отойти от группы. И пойти своей дорогой, через подземные ходы, в такой гористой местности. Забраться с черного хода. И убить. Все просто. А это подразделение будет пущено как расходный материал. Единственное успокаивало, что им, героев дадут по смертно, медальку за отвагу.
  Соломин ввел меня в коллектив. Я там быстро вжился в роль, самое главное быть незаметным. Для того чтобы твое отсутствие на половине пути никто не заметил, но в то же время оставаться своим, чтобы не дать повода на подозрения. Выслушивая Рассказы о жизни на гражданке. Ну я как бы был там самым младшим, но выглядел я на восемнадцать. Меня иногда просто ужасало. У кого то жены, сыновья, дочери, отцы, матери, а они возьмут умрут в бою и все. Ничего не поделаешь. Не то что я бесхозный ребенок с шансом остаться в живых.
  Ночь прошла быстро. Светлело, подразделение отправилось на свое последнее в  жизни задание, а я на первое в таком обличие, вот это совпадения. Минуло половина дня, дойдя до определенной точки, я медленно начал отставать. Как у меня это вышло незаметно, не знаю, но получилось же. Пройдя немного в восточном направлении. Нашел подземный ход, дырку, где-то чуть шире метра. Потом проход расширился, я очутился в пещере, темно, умозаключил в подсознании своего мозгового центра.
 Шел по карте выученной наизусть, ели дыша пытаясь идти как можно тише. В какое-то мгновение задумался, и как запнулся, и в песок так навернулся. Да. И тут же появился какой-то шум, точнее голос пятеро человек шли, осматривая территорию, притаив дыхание медленно считал секунды. На мое счастье , они прошли мимо. Поняв, что сектор чист, встал и продолжил свое движение. Через минут 20-25 послышались взрывы, стрельба, да еще как, послышались с таким эхом, акустикой. Это был взрыв ушных перепонок. То что я близко к цели было уже неколебимо.
  Начал видеться свет. Виднелся выход, из этого пустотного мира, но уже широкий метра 3,5 в ширину, а по бокам стояли постовые двое. Шумы заглушали все, я достал леску, ну знаете острую хирургическую. Крадясь подошел к одному набросил лесочку и хоп, головы то нет. В шоке, в туже секунду кинул нож во второго, попал прямо в сердце, как и что бог его знает. Оттащив тела, надев на себя, этот дурацкий балахон. Среди взрывов, автоматной очереди, да с такой одеждой, я совсем перестал отличаться от врагов. Идя по песочной глади, я не знал что мне делать дальше: Как идти? Куда идти? Ведь мне сказали?
Отчаявшись , вокруг меня бегали туда сюда враги. Я задумался, точнее завис в какой-то точке, и тут  неумолимо взгляд упал на черную дыру в гору. Войдя в нее. Ощущая сильный запах табака. Оглянувшись по всюду висели ковры. Кто бы мог подумать, что все, так банально. Живешь в пещере, диктуешь свои условия, придумываешь теракты, и не капельки не боявшись за свою жизнь, без всякой охраны.
   Сидел он по мусульманскому обычаю и покуривал кальян. Увидев меня, он что-то произнес. Какой смысл ведь все равно я ничего не понимаю по их исковерконому языку.
 В то же мгновение, полет ножа. Попадание в горло, и контрольное отрубание головы леской, веселуха. Тело поддергивалось еще пару секунд. Все в крови. Запачканы ковры, а на балахоне на удивление маленькое пятно крови. Можно было подводить предварительные итоги: задание выполнено, оставалось только смыться оттуда. Выйдя из этого мрачного обкуренного помещения, я побежал. Бежал, бежал не оглядываясь. Запутавшись куда идти, я оглянулся. Моему взору предстала картина трупов, крови своих и чужих. Ужасная картина и все ради одного человека хотелось кричать изо всех сил.
   На том же месте ноги плавно положили меня на землю, а разум погрузил в сон. Проснулся наверно часов в 5, по привычке. Солнце уже восходило. Взяв ориентир двинулся  в сторону лагеря. Меня не волновало, что там происходит после моего вторжения, и убийства Аслама Мухомедовича, и почему меня еще они не настигли, и не прикончили.
Шел я двое суток. Примерно в двух километрах , начал виднеется забор, и здания возвышающиеся над ним. Не дойдя до лагеря метров двести, меня взяли свои же солдаты в плен. Как я им не утверждал что я свой, ну какой смысл мне подходить прямо к враждебному мне лагерю. Кто муже по-русски говорю. На что получал лишь ответ, ну может быть всякое. Снять балахон забыл. Они потащили меня к Соломину. Открыв дверь произнесли: Вот чудак, пришел к части один, совсем оборзели, а этот еще и по-русски говорит. Соломин ответил: Снимите с него балахон, узнаем кто он.
  С меня сняли тряпки. И вот его взору предстал я, во всей своей красе, если так можно выразиться. Соломин продолжил, говоря удивительно смущенно задумчивым  взглядом: Выйдите, выполнил задание?
Я ответил да? Враг убит, но как вы можете так с солдатами, они не в чем не виноваты.
Соломин: Они служат Родине, а это самое главное. Кстати где доказательства, что ты не врешь. Пришел не пойми в чем, можно сказать притащен силком. И я тебе должен верить на слово. Доказательств, доказательств нету, ну разве что на балахоне осталось пятно его крови. С этой минуты Он говорил на повышенных тонах, что сказал не помню. И понеслись допросы день за днем. Пришел к своим, выполнил задание и что, спрашивается, сижу теперь вот меня мусолят. Чтобы я не говорил, так все лож не верят. Спустя месяц допросов меня швыряют в камеру, пока ситуация не проясниться, убит ли он или решил залечь на дно. А сколько будет выясняться тоже оставалось вопросом. Каждый месяц меня швыряют из одной камеры в другую. О какой Отчизне может идти речь. Вспоминаются строки из стихотворения Лермонтова: Люблю отчизну я, но странную любовью. Вот это любовь. В таком подвешенном состоянии я и провел свои два день рождения, в гордом одиночестве, и с решетками на окнах. Минуло целых два года, и только после сто процентной гарантии, что все сделано правильно. Меня вытащили из этой тюрьмы. Повезли опять зачем-то к Ильиной. В это здание с длинным коридором, ну вы помните. Скорей всего для того, чтобы внушить мне, что я им многим обязан, что другого выхода не существует, что они делают мне одолжения. Что если бы не они, то я валялся уже в земле. Короче она меня убила, в эмоциональном плане конечно. И пошло поехало, второе задание. Уже на Урал, в Свердловск, там человек живет работает инженером, обычный. Но обнаружил он у себя посылочку под своей дверью, от одного скажем так предателя, которого нет в живых. Посылка та была, с нашими данными, информацией. У него есть намерение обобщить эти данные. Твоя задача убить. Все просто. И уничтожить эту информацию, не открывать, не читать не чего, просто уничтожить: Сжечь, съесть, что хочешь, но уничтожить. Задание срочное вылет через два часа. На все про все у тебя сутки.- Произнесла Ольга Викторовна. Закончив эту речь, она передала мне листок с его адресом. В кабинет зашел Тимофей Игнатьевич, который должен был лететь со мной, наблюдать за моими действиями, не сделаю ли я  Чего-нибудь не так, а то мало ли что.
  Самолет медленно опускался на землю. Выйдя из самолета, прямо около трапа, что стояла желтая копейка с водителем. Чтобы отвести меня к новому убийству, новой крови. Мы ехали около двух часов, ну мы же приземлились не в самом центре Свердловска разумеется, а где-то в лесу на подпольном аэродроме.
  Было около трех часов дня, уже было темно, снег медленно валил хлопьями с неба. Машина въехала во двор по адресу улица Текстильная дом девять. Остановившись около одной из парадных. У тебя есть полчаса.- Произнес Тимофей Игнатьевич.
Со скрипом открыв дверь копейки я перекинул ногу и вышел из нее. Поднимаясь на третий этаж в квартиру, опять путались мысли, что ощущает киллер перед убийством, наверное могу ответить это одно из двух чувств переполнявшие его. Это сладость боли мучений или необъятная пустота. Я не заметил как позвонил в дверь, он спросил: Кто там? Ответ был банальный: Почта. Вам письмо. Откройте пожалуйста. Открылась дверь. Не замечая для самого себе, я вынул из куртки пистолет и выстрелил. Пуля попала точно промеж глаз. Отвратительное зрелище и опять же причиненное мной.. Тело упало. Переступив порог, вошел в квартиру, начал судорожно искать коробку. Заглянул куда только можно, перерыл все. Нет ничего, что бы хотя бы издали, напоминало коробочку, все по полочкам разложено, каждая вещичка, чистюля был инженер. Не зная что делать, решил сходить в туалет. Так после того, как сходил, захотел спустить воду, а вода то не спускается. Открыв бачок, увидел коробку, а точнее коробочку завернутую в целофанновый пакет. Достав ее, разворачивая целлофан, открыл коробочку. Подросток еще, чувство познания не остановиться не перед чем. Внутри оказался всего один листик. Это была статистика. Убитых людей, с настоящим указанием смерти. И какие-то странные знаки еще, попробуй разбери. Не пытался вдуматься просто посмотрел. После чего благополучно съев этот листок ушел, закрыв дверь на два оборота ключа. Висевшего на гвоздике около двери. Сев в машину мне все больше становилось не по себе. Тимофей Игнатьевич задал вопрос: Убил, информация уничтожена?
Да- как-то неуверенно произнес я. Машина поехала. Задание выполнено. Как-то смешно получается, это же просто взять и убить. У правительства столько сотрудников, а это делаю я. Есть же люди посвятившие этому целую жизнью Хотя, только один ответ приходит мне в голову. Что если это все всплывет, так сказать обретет гласность. То кто поверит, что великий убийца 17 летний подросток. Но общение со мной тоже не очень безопасное. Мало ли что? Кто знает?
  Обратный путь самолетом пролетел быстро. К утру мы беи уже на отправной точке. В душу залезла грусть. Допрос стал обыденностью , эти несколько часов с Ильиной. Меня не трогали слова, что я то-то обязан, что-то должен. Просто сидел отвечал на вопросы. После этого, меня посадили в мою любимою камеру для выяснения Что? Как? Сроком уже на три месяца. За это время, я успел подумать. Зачем мне это? Может лучше умереть сейчас и не мучиться? Но все закрывалось одним, я слишком люблю жизнь, чтобы умереть сейчас. Не выходило ощущения второго убийства. А как же труп, улики, все? Свои люди , все замяли. В прессе написали, вот что бывает когда ты не занят делом, самоубийство.
  Три месяца исчезло. И вот в кабинет Ольги Викторовны. После трех месяцев одиночества, мной опять можно было управлять. Она опять завела свою пленку,  начав произносить все те же слова. Началась круговая порука. Она убивала, но выбраться из нее было не возможно, по крайне мере на тот момент. Так растворилось десять лет в кислотной крови и ужаса. Одно задание сменялось другим. Все одно и тоже убить, убить, убить, лица менялись цель нет. Города сменяли один за другим: Кострома, Ярославль, Пермь, Улан-Удэ, Вологда, Нижний Новгород, Санкт - Петербург, Камчатка и другие города долго перечислять. После каждого задания, меня сажали в камеру, но уже на меньшее время на неделю, две. Я превратился, можно сказать в Зомби, в человека у которого не было своего мнения, которым можно было управлять, и можно с уверенностью сказать, что он выполнит любую цель без всяких обсуждений.
 Расскажу я вам о последнем задании в Ирак. Собственно именно из-за него я уже 10 лет пытаюсь сопротивляться гниению в камере. Итак мне уже 27 лет. 12 лет я выполняю приказы, а точнее заказы на убийство. В этот раз мне нужно убить гения терактов некого Муслима Мамедовича. Готовившего нападения на Израиль. Объявления войны и уничтожения всей экономической системы. В этот раз мне дали напарника. Профессионального убийцу, обучавшегося по всем канонам разведки. Звали его Иваном Михайловичем Кузьминым. Он был старше меня на 14 лет, странно обычно в этот возраст заката разведывательной деятельности. Но уходить он явно не собирался, говорил только по делу, в основном молчал.
  Приземлившись на военной базе, разместившись, у нас было 29 часов до выхода в ответственный путь по чужой земле. Все эти часы Кузьмин рассказывал хронологический порядок действий. Нас отвезут до занятой позавчера точки на машине, а от туда пешком. В нашем распоряжении было еще четверо солдат, ждавшие нас в том пункте.
  Время прошло быстро ,  я и не заметил , как мы оказались в указанном месте. К нам присоъеденилось четверо солдат. Мы двинулись на северо-восток к предположительному лагерю Муслима Махмедова. Гористая местность через шесть часов после отбытия, дала о себе знать. Ниоткуда послышались выстрелы, обернувшись я заметил, что четверых солдат уже нет, они мертвы. Повернувшись обратно я усиленно побежал мотаясь от одной стороны к другой., догоняя Ивана Михайловича. Каким-то образом укрывшись в ущелье, Кузьмин обдумывал план, смотря на карту.
   Выйдя на более менее равнинный участок. Моментально сменили направления и пошли на восток. Уходя от цели все дальше, а я лопух все верил, что мы идем правильно. Пройдя с полчаса равнинный участок сменился гористым, извилистым. В дали, начали веднется палатки зеленного цвета. Шаг сменился на спокойный размеренный. Навстречу пошел человек в балахоне. Я было хотел стрелять, но Кузьмин остановил меня сказал: Свои, все нормально. Когда этот человек поравнялся, он что-то произнес на арабском, для меня это пустое место, а вот Иван Михайлович, как начал чего то бормотать. Они обнялись поприветствовав друг друга. И направились по направлению к палаткам. Я был там черной вороной, языка же не знал. Только к вечеру я начал понимать. Что мы отклонились от цели, и что это за арабы живущие в зеленных палатках, может это и есть лагерь Муслима Махамедовича, а это он и был, идущий на встречу. И с кем Кузьмин так разговаривал, и что он предатель. Подойдя к нему я спросил у нас же задание? И что эти все арабы, да они же не свои? На что он ответил достаточно серьезным голосом, но зато честно: Да, будем откровенными, наша задача попасть  в лагерь, убить террориста, но ты разве видишь среди них террористов, нет. У них есть цель, а у нас она есть. К тому же тебе не все ровно свои или чужие, тебя же используют. Недослушав его я заорал: никогда. Хотел было достать пистолет. В голову что-то ударилось, было ощущение что вся кровь прилилась к мозгу. Посмотрев на правую руку, она судорожно дергалась, я увидел красное пятно неумолимо увеличивающиеся в размерах. Меня скрутили, связали. И оставили на улице валяться. В таком состоянии я пробыл в районе суток. После чего по каким-то причинам они меня вывезли к той точке, где к нам присоъеденились четверо солдат, развязали и выбросили. У меня оставалось мало уже мало сил, чтобы двигаться дальше. Увидев своих я упал и отключился. Очнулся уже в этом сером здании. Рану мне прижгли, когда я был в отключке. Начался допрос. Где Кузьмин? Выполнили задание? Язык еле-еле собирал слова в какие-то предложения. Она не верила. Это ощущалась. В конце она произнесла” Ну что ж мы давали тебе шанс, но ты им не воспользовался. Посидишь в камере пожизненно- произнеся это с такой ухмылкой. Что я кинулся на нее и задушил, ни кто и спохватиться не успел, я убил ее. Меня хорошенько избили и засунули в камеру. А листок с подписью и печатью так и остался лежать на столе. Конечно он был найден, и приговор принесен в исполнение. Я долго думал об этом инциденте, но за то, что она со мной сделала, я считаю, что может быть и поступил жестко, но ничего в этом нет. Если считать хотя бы, сколько жизней она погубила, с помощью меня.
 Иногда я представлял чтобы было если бы остался там в их лагере. Действительно все чужие, ведь власть- это порочность. А обычные люди только лишь пешки. И только те единицы у у которых есть разум, могут управлять и властью и собой, подстрайвать мир под себя, а не наоборот. Уже 2006 год. А террористы ничего у них не вышло. Видимо кто-то еще стал пешкой- убийства остановив, а точнее убив Муслима Мухамедовича и Кузьмина.
 Спустя 10 лет заточения без единого слова в одиночестве. Меня можно сказать выпустили. Скоро я умру, но я не разочарован нет, скорее я счастлив. Что наконец то прерву этот круг забвения. Открылась камера меня повели в допросную. И вот сижу перед вами, и рассказываю свою жизнь. Вы конечно извините,  что так долго, может быть даже затяжно. Это можно сказать моя последняя просьба. Ведь это как в одной истории. Точно конечно не помню, может я ее сам придумал, но звучала она так:
  В один из самых обычных деньков. Бог решил посмотреть на землю. Что, как там все происходит. Видел он много людей, много жизней, а остановился на одной, на художнике который старательно вырисовывал контуры, прорисовывал все детали. Но в конечном итоге у него все равно ничего не получалось. Тогда Бог спустился к художнику и предложил ему: Давай я сделаю так, что ты будешь рисовать гениальные произведения, но их никто и никогда не увидит. Художник согласился. Он рисовал месяцами и через два года, захотел чтобы не только он мог любоваться этими шедеврами, но и каждый человек, чтобы его оценили по достоинству. Но кого он не приводил, все видели лишь белые холсты. Тогда художник малил бога, что лучше пусть он вернет все как есть. И спустя 7 дней бог откликнулся и вернул все, как было. Художник начал продолжать бессчетные попытки нарисовать шедевр, но теперь у него была уверенность, что он может нарисовать. И вот через два месяца художник уже популярен, и у него есть все. Тогда сказал спасибо он богу за то, что предоставил ему одиночество и веру в себя.
    Мораль сего рассказа такова, что одиночество- это самое страшное наказание, поскольку нет никого с кем бы ты мог поделиться своими чувствами, переживаниями. Но в то же время одна из самых благосклонных милостей, так как только в такое время. Ты можешь стать собой, подумать о жизни, и воскресить в себе человека, истинного себя.
   У меня осталось много вопросов, но они были и будут всегда потому что мы люди, в нас есть чувства, и только сам человек решает кем он будет, станет в жизни. И наверное, за смерть, что я совершил, вот мое наказание.            
- Спасибо, что выслушали, на этом у меня все.
 - Новый прокурор- психолог ответил, да жизнь у вас плодотворная была, разнообразная, в прошлом. Уведите.
Последние часы до смерти, не они ли самые отвратительные, страх умереть есть у каждого, только мертвый не боится смерти. С неким умиротворением я ходил по камере, прикасаясь к каждому миллиметру, где провел 10 долгих лет.
  Раздался голос, повороты ключа. Вызов на смерть, только мою, пора. Меня вывели во двор, ну этого серого здания. Я шел вперед, и думал, что такое победа над злостью, самой смертью, как разрушить этот круг. В тот же момент пуля пронзила мою затылочную часть головы. Тело медленно слабело, веки перестали дергаться, это был конец, но в то же время и начала чего-то нового.