Мой друг Домкрат Часть 1

Мы служили вместе. В одном батальоне. Третья рода. Всегда в командировке. Из одной «долины смерти», куда нас привезли еще салагами, и где черпаки-узбеки из второй кричали нам: «Вешайтесь, духи!», нас после полугодовой дрочки отправили в иные ****я...
Изнурящая шагистика на плацу. Без перерыва. Под палящим солнцем. «Делай раз, - командует Ваха, сержант-казах из второй роты, - стоять, ****ь, держать ногу, салаги, не опускать, пока я не скомандую!» и стоишь на одной, как цапля. Изо всех сил, чуть не под прямым углом, держишь вторую. Пять минут, десять, двадцать... есть ли предел человеческой выносливости? Мясистый здоровяк слева валится на меня. Солнечный удар. Сержант понял, что несколько перегнул с воспитанием. Отряжает четверых, меньше не унесут, за руки, за ноги, эдакого кабана, да в санчасть. Остальным – вольно, можете покурить, посидеть в тенечке десять минут. И снова на маршировку.
«Я из вас, суки, сделаю бойцов доблестной Советской армии...»
Наш наставник, хоть и старше призывом лишь на полгода, но в действительности на все пять лет взрослее нас. Служить Ваха пошел после института. Учитель географии. После полутора лет вернется в свою школу и будет по карте и глобусу, вспоминая места, где побывал самолично, рассказывать детям о пустынях и лесостепях, горах, морях и океанах.
В принципе, Ваха не такой уж и злой сержант. Суровая необходимость заставляет каждого командира, от самого низшего до самого главного быть жестким и суровым с новобранцами. Ведь мы еще серим мамиными пирожками. Из нас просто необходимо выбить гражданский дух и привить дисциплину.
«Рота, подъем! Сорок пять секунд на построение». С грохотом мы спрыгиваем со своих двухэтажных коек. Сержант чиркает спичкой и пока она горит, считается, что пламя мерцает на ее кончике ровно сорок пять секунд, мы должны успеть напялить галифе и гимнастерку, впрыгнуть в сапоги, хрен с портянками, лишь бы успеть застегнуть все пуговицы, щелкнуть застежкой ремня и нахлобучить панаму на стриженую башку.
«Рота, отбой!» Кто не успел скинуть все обмундирование, ныряет под синее с тремя серыми или черными полосками шерстяное одеяло в чем есть. Но глазастый сержант выхватывает нарушителя и из-за него мы все снова и снова принуждены вскакивать, одеваться, и тут же раздеваться и прыгать на койки. Порой по часу, а то и по два, иногда, за какую-либо провинность полночи скачем эдак зайцами. Зато когда (наконец-то!) команда «Отбой!» дана в последний раз и довольный сержант покидает казарму, напоследок приказав дневальному потушить свет, все вскакивают снова. В тишине и темноте. Как бы ни были все усталы и заёбаны прыжками с койки на койку, надо примерно наказать того, или тех, иногда их бывает несколько растяп, из-за коих весь этот  цирк и длился с отупляющей бесконечностью. Одеяло на голову и серия тумаков. Получай, сука...
В хорошем настроении Ваха охотно делится с нами историями из собственного первого полугодия службы. Как их гоняли дембеля из нашей третьей роты. Мы не застали их. Наших дембелей уволили незадолго до нашего прибытия. Один из них получил сапогом от ротного по яйцам. Ротному немало лет, а жена молодая. Говорят, приревновал. В госпитале одно из яиц парню отрезали. Но вот на днях земляки-киргизы получили от него письмо, в котором он пишет, что все нормально, уже женился и даже успел обрюхатить молодую. Даже с одним яйцом! А ротному только задержали присвоение очередного звания и соответственно перевод на новую должность. Майорской звезды он дождался лишь через два года, когда уже мы уходили на дембель. И еще огреб выговор по партийной линии. Вот и все последствия его поединка с собственным солдатом. Но как говорит Ваха, раньше ваш ротный был душа человек. А теперь он солдат возненавидел после того случая. Так что будьте готовы ко всему...
У Вахи высшее образование, поэтому служить ему всего полтора года. Треть из этого срока он уже оттянул. За добросовестно проведенную «школу молодого бойца», за то что он выдрючит нас по полной программе, комбат повесит ему третью соплю на погоны и даст недельный отпуск домой. Уже не младшему, но полному сержанту Краснобаеву.
На самом деле у него фамилия немного другая. Но она оканчивается на –баев. Я по дурацкой привычке называть все смешными именами, придумал ему кличку «Краснобаев». Когда-то, в далеком детстве, читая любимую «Литературку», а там я в основном пасся на последней, шестнадцатой полосе, где юмор и сатира, вычитал забавное словоопределение «краснобай – среднеазиатский феодал, перешедший на сторону Советской власти». Меж собой за глаза мы звали нашего сержанта Краснобаевым. Впрочем, и он был горазд давать обидные клички и прозвища нам, салагам.
«Рядовой Докучный, – лениво попивая зеленый чай из разукрашенной личной пиалы, а не алюминиевой солдатской кружки, Ваха подозвал под дерево одного из наших, – а знаешь, как переводится на русский литературный язык твоя фамилия? Нет? Заебалов, гы-гы!»
Подмосквич Докучный зарделся краской, но не посмел ответить грубостью на грубость. Ваха достаточно высок для казаха, мясист и богатырского сложения.
«Ладно, салага, не обижайся, я шучу, иди лучше попей со мной чаю!»
Зеленый чай в одуряющую жару – самый лучший напиток. Пристрастившись к нему тогда, до сих пор пью только китайский зеленый, чей вкус хоть и отличается от нашего советского чая, но все же сильно напоминает о боевой молодости и службе...
Попили чаю под навесом. Строимся. Сегодня суббота. Прошла первая неделя нашей дрочки. Ваха ведет нас в баню. Пока мы духи, пока в карантине, ни с кем из других солдат не общаемся. Даже в своей третьей роте, где две трети уже прошли карантин на месяц раньше нас. Мы отделены ото всех. Словно бы неприкасаемые. Словно незримые. Воистину духи. Это после карантина и принятия нашей клятвы на верность родине мы в полной мере узнаем все прелести службы. А пока это только цветочки. Один, строгий в учебе и довольно веселый на отдыхе, сержант и мы, тридцать новобранцев. С веселым гиканьем, ужасно фальшивя, мы орем нашу строевую песню «Через две, через две весны, отслужу, отслужу как надо и вернусь!». Ваха ведет нас в баню. Время послеобеденное. Обычно в баню здесь водят с утра, после завтрака. Но мы отделены от всех прочих солдат. И у нас все по собственному расписанию.
Ваха привел нас к бане. Перестроил из колонны в шеренгу. Проверил по списку наличие всех тридцати. Но внутрь не заводит. Что ж, мы салаги, нас дрочить, не передрочить.
«Здравствуйте, товарищи!» – Ваха лихим взмахом прикладывает ладонь к виску.
«Здрав-гав-гав-тов-гав-гав-жант!» – орем мы.
«Херня, не слышу, – Ваха морщится, – здравствуйте, товарищи!».
Мы вновь и вновь орем свое «Здрав-гав-гав-тов-гав-гав-жант!». Но Ваха никак не удовлетворяется нашим ответом. Гимнастерки наши давно потемнели от пота на спине и в подмышках. Крупные капли бегут из-под панамы по лицу. В голове мелькает лишь одна мысль, ну и сука же ты, сержант, заебал дрочить!
Внезапно Ваха ныряет вниз по ступенькам и скрывается в бане. Оторопелые мы ждем его в полной непонятке. Не расходимся. Минут через пять дверь распахивается и глядя на нас снизу вверх, абсолютно голый, приставив ладонь к заросшему густой растительностью лобку и внушительному члену, Ваха на полном серьезе приветствует наш строй: «Здравствуйте, товарищи!».
В ответ мы радостно орем что есть силы и уже безо всякой субординации забегаем вслед за голым сержантом в баню. Наконец-то!


Рецензии