Монах

               


Он появился в нашем доме через полтора месяца после рождения моей второй внучки. Я даже не могла представить тогда, как это ответственно - иметь гостем иеромонаха.
Дочь познакомилась с ним в паломнической поездке по Святой Земле.  Она была в то время молоденькой незамужней девушкой и часто разъезжала по стране и за ее пределами.
Они оказались в одной группе и подружились.

Возраст отца Р. определить было трудно. Черные длинные волосы, стянутые в хвост, и молодые горящие глаза, фигура атлета и черный подрясник с большим золотым крестом на широкой груди. Муж дал ему лет сорок, я – не больше тридцати.

Теперь он приехал к нам по приглашению дочери, чтобы стать крестным отцом ее второго ребенка. Приехал за неделю до крестин, заявив с порога: - Хочу познакомиться со всеми вами поближе и побыть в Москве недельку. Вы не против?
 
Когда-то он жил в столице и закончил медицинский институт, проработав после него четыре года детским врачом психоневрологом. После чего вдруг захотел принять монашество и уехал в провинциальный монастырь, где вскоре получил благословение служить в городском кафедральном соборе.
- Да и с будущей крестницей хочу познакомиться, - добавил он, проходя в комнату. – Ну, где она тут у вас? Показывайте!

Показывать младенца кому бы то ни было, а тем более ему, мы немного смущались, потому что внешний вид девочки мог испугать кого угодно. Спустя неделю после роддома, личико младенца вдруг покрылось какими-то розовыми пятнами, ставшими красными на следующий день. Затем пятна затвердели и побледнели, приняв желто-коричневую окраску и превратившись в сухие корочки. Корочки эти начинали шелушиться и отваливаться, на их месте вновь возникали розовые пятна, и процесс повторялся снова и снова
К моменту знакомства с будущим крестным отцом все лицо ребенка было покрыто твердой коростой, похожей на панцирь, и даже слегка погромыхивало, если провести по нему пальцем.

Врачи говорили, что это какая-то злокачественная аллергия на материнское молоко, и последовательно исключали из рациона кормящей матери все нормальные продукты питания, включая молочные.
К моменту приезда монаха дочь питалась уже только овсянкой с кипяченой водой и еле таскала ноги.
Мы сдали все возможные анализы и матери, и ребенка и ждали окончательного вердикта врачей, намекнувших, что лечение будет затяжным и сложным. А знакомая женщина, встретившаяся нам на прогулке, заглянув в коляску, поморщилась и заявила, что страшного ничего нет, и сегодня лечится все, но не сразу.
- Вот увидите, все пройдет приблизительно через полгода. А закончится все тем, что намажете личико дегтярной мазью, и все сползет, как и не было. С моим малышом тоже было нечто подобное…
Мы готовились к затяжному полугодовому лечению и, понятное дело, радости от этого не испытывали.

Монах взглянул на будущую крестницу и как-то странно улыбнулся.
- Что это с ней? – Спросил он дочь. – Чего же это ты такое кушаешь, красавица?
- Да ничего почти, - затараторила я, - скоро от ветра падать начнет…
Монах остановил меня взглядом.
- Где вы меня устроите? Куда определите? Там есть иконы?

Мы отвели для гостя большую комнату, куда только утром поставили на шкаф образы Спасителя и Божией Матери.
- Я отдохну с дороги, идите, - сказал монах, выпроваживая нас и плотно закрыв за нами дверь.

Вечером мы с дочерью купали малышку в ванной комнате, где, как обычно, заранее открыли кран с горячей водой, чтобы стало теплей. Ванночку мы ставили прямо в большую ванну.
- Мам, смотри, - сказала слегка настороженная дочь, - чего это она красная у нас такая? Не перегрели мы ее сегодня?
- Ничего подобного, - заявила я, - все как обычно. Нормальная температура. Раскраснелся ребенок, подумаешь…

Девочка была веселой и спокойной и никаких признаков неудовольствия не подавала. Она с аппетитом сосала грудь после водных процедур и сразу уснула, не доставив матери в этот вечер никаких хлопот.

Утром дочь вбежала ко мне в спальню с ребенком на руках. Ее глаза излучали удивление до испуга.
- Мама, что это? Взгляни!
Передо мной открылось необыкновенное зрелище: моя вторая внучка смотрела на меня с лукавой улыбкой на нежно смуглом и совершенно чистом лице с легким румянцем на пухлых щечках.
Я потеряла дар речи.

За завтраком мы смотрели на с аппетитом вкушавшего монаха, но сами есть не могли.

- Ну, чего ты не ешь ничего? – спросил он у дочери, кивнув на стол.
- Мне ничего нельзя из того, что здесь есть, отец Р., - сказала она. -  Сейчас заварю себе овсянку, тогда и позавтракаю.
- Глупости, ешь все, что хочешь. Ни в чем не ограничивай себя. Ребенку нужны витамины.
- А красные яблоки можно? – напряженно спросила дочь. -  Ужасно хочу. А соки из красных фруктов и ягод?
- Тебе все можно. Сегодня красные яблоки еще не надо, пожалуй, а с завтрашнего дня – вкушай, сколько хочешь.
 
Мы переглянулись с дочкой. У меня перед глазами стояло лицо моей маленькой внучки. Смугло розовое, чистенькое, без малейших признаков внезапно отступившего недуга. Глазки сияли голубизной и взрослым лукавством.

- Это вы сделали? – спросила я, не вытерпев, – Вы вчера помолились за нее и все прошло?
- Я-то причем здесь? – строго сказал монах. – Бога благодарите и Матерь Божью. Скажете тоже, матушка…