Богатство неоценимое

     Не за горами, за лесами, а тут, в соседней деревушке, жила-была семья: муж да жена, дочка Машенька и бабушка. Хозяйство было не из богатых, но хлеба хватало до нового  урожая, коровёнка, лошадёнка, да пара овечек, да куры по двору расхаживают.
     Мать с отцом в поле с утра до вечера работают, а Машенька с бабушкой домашнюю работу управляют да на солнышко поглядывают. Домашняя работа немудрёная, но и в ней сноровка нужна, и сил требует не мало. Бабушка стара, а внучка мала, однако жалели они друг дружку, а где добро да ласка, там и работа спорится. А вечером, за семейным ужином, бабушка хвалила внучку:
     - Рабатница-заботница растёт. И дом подметёт, и посуду вымоет. Ни минутки не посидит, всё дело рукам находит.
     А внучка бабушку хвалит:
     - Да что там я, вот бабушка! Коровку подоит, тесто заведёт, пирогов напечёт, щей наварит, рубаху сошьёт. Вот бы мне всё так уметь делать, как она!
     Бабушка обнимет внученьку и ласково скажет:
     - Рученьки у тебя сноровисты, разумок понятлив, дай срок – всему научишься.
     Родители слушали и улыбались. Мир да лад в доме, чего и желать ещё.
     В трудах и заботах промелькнуло лето. А когда выпал первый снег, засела бабушка за пряжу. Внучка тут же и себе попросила веретено. Дала ей бабушка маленькое веретено, а оно выскальзывает из Машенькиной руки: «Непослушное какое-то веретено!» - сердится девочка.
     Смотрит Машенька, как в бабушкиной руке веретено, словно в танце, кружится. Посмотрит на своё, а оно, будто хромой сосед, только ногой притопывает.
     - Скучное ты мне веретено дала, бабушка! У тебя вон какое весёлое, так и кружится, так и кружится.
     - Ну что ж, давай поменяемся, - улыбаясь, ответила бабушка.
     Поменялись. Но повторилось то же самое. Теперь другое веретено в бабушкиной руке выплясывает, а в Машенькиной руке хромучее да непослушное. Выскользнуло из руки и закатилось под лавку. Обидно стало Машеньке, слёзы сами покатились по румяному личику.
     - Не плачь, Машенька. Эко горе, что кораблик в море. Сойдёт и корыто, лишь бы брюхо было сыто, - шутит бабушка. – Не умеет твоё веретено ладно плясать. А ты его поучи. Глупое оно, деревянное. Откуда же знать ему, как надобно плясать?
     Улыбнулась Машенька, достала из-под лавки веретено и давай его терпеливо учить кружиться в руке. День учила, два учила, а к концу недели заплясало и в её рученьке веретено.
     - Гляди, бабушка, научилось!..
     Улыбается бабушка да похваливает внученьку. А Машенька старается всё делать так же ловко, как бабушка. И нитки в клубочки сматывает, узелки развязывает, и нитку в иголку бабушке вдевает. Не нарадуется на внучку бабушка. Так день за днём и зима проходит.
     Вот однажды, проснулась Машенька, а бабушки рядом нет. Посмотрела на окошко – темнота за окном. Ещё и петухи не пели, а в доме уже все проснулись. И бабушка что-то хлопочет, на неё и не взглянет. И отец, понурив голову, сидит, опершись локтём о край стола. Из другой комнаты доносились чьи-то голоса и жалобные стоны матери.
     Слезла Машенька с печи и направилась в другую комнату, чтоб посмотреть: что же там происходит? Ночь-полночь, а в доме не спят. Но только подошла она к порогу, как открылась дверь и на пороге появилась бабушка. Увидев Машеньку, удивилась, что она не спит. На её вопросы ничего не ответила, только велела одеваться и торопливо отвела её к соседям.
     Долго думала Машенька, и так и этак пыталась разгадать, что же переполошило весь дом, да так ничего и не придумалось ей. Сон усмирил беспокойные мысли, отложив все дела на завтра.
     За ней пришла бабушка только к обеду. Весёлые морщинки лучились у глаз. Она поторапливала Машеньку и загадочно улыбалась. Перепрыгивая через весенние ручейки, внучка побежала к дому. В сенях ей встретилась старушка. Машенька знала, что её зовут в дом, если кто заболеет. Она тревожно посмотрела на неё, на отца, который за что-то благодарил её и улыбался.
     Улыбка отца успокоила девочку, но то, как её поторопили закрыть поскорее входную дверь, всё же заставило насторожиться. Следом вошла бабушка и, раздевшись, повела Машеньку в другую комнату. Было странно, что средь бела дня мать лежала в постели. Бабушка подвела её к маме, и только теперь она увидела рядом с мамой, на подушке, туго спеленатого ребёнка. Глазки у него были закрыты, но губки смешно шевелились, будто продолжали сосать. Мама, улыбаясь, посматривала то на Машеньку, то на ребёнка.
     - Вот, Машенька, Бог подарил мне дочку, а тебе сестрёнку – Иришеньку. Люби её и жалей. Она ещё маленькая, но даст Бог вырастет…
     Машеньке хотелось подольше посмотреть на сестрёнку, но бабушка, заверив её в том, что ещё насмотрится, увела на кухню, торопливо объясняя полушёпотом:
     - Пусть мама отдохнёт, устала бедняжка.
     Шли дни за днями, а мама всё не вставала с постели. Старушка-повитушка часто захаживала в дом, о чём-то они подолгу шептались с бабушкой, а бабушка потом долго простаивала на коленях перед иконой Божьей Матери.
     К лету мать всё же поднялась. Ходила по дому, как гостья. Бледная и похудевшая, она тоскливо оглядывалась по сторонам, и только детский плач выводил её из задумчивости. Бабушка всю работу по дому взвалила на себя. Машенька, жалея бабушку, помогала ей, как могла. Но работы не убавлялось. Отец приходил с поля поздно вечером, угрюмый и усталый. Одна радость: бабушка уверяла, что мама поправится и всё будет «лучше прежнего».
     Мама поправлялась медленно, но всё же делала какую-то домашнюю работу, однако болезнь отразилась на её характере. Из весёлой, улыбчивой женщины она превратилась в молчаливую. Но иногда молчание сменялось ворчанием, а то и безудержным раздражением, плачем, даже по самому пустяковому поводу. Бабушка только вздыхала, а Машенька уходила в дальний, одичавший угол сада и. сидя на пне спиленной груши, долго плакала.
     Складывались недели в месяцы. Бабушка ходила с отцом в поле, а по ночам охала. Тяжёлая работа была ей уже не под силу. Но работать больше было некому. Старушка не жаловалась, а только тихо стонала.
     Машенька оставалась дома с мамой и сестрёнкой. Всё больше и больше перекладывалась домашняя работа на её неокрепшие руки. А мать всё торопила да покрикивала на свою старшую дочь. Как ни старалась Машенька, мать ни разу её не похвалила и не пожалела.
     Так прошло несколько лет. Тяжело больная бабушка уже не спускалась с печи. Внучка ухаживала за ней, во всём советовалась с бабушкой и только от неё слышала ласковое слово. Мать же не желал замечать, что из девочки-подростка, Маша превращалась в девушку. Но ни о каких нарядах она и думать не смела. Родители считали, что ухаживать за скотиной, работать в огороде и в поле на прополке, под жарким солнцем, и в дождливую погоду, можно и в перешитых старых маминых юбках.
     Другое дело младшая доченька – Иришенька. Пухленькая, розовощёкая, она требовала к себе повышенного внимания с самого рождения. И её капризам не было конца. Мать во всём потакала ей, выполняя любую прихоть. Когда в дом гости приходили, наряжали Иришеньку в кружевное платьице, и она, важная и горделивая, прикусив нижнюю губу от напряжения, разливала гостям чай. Все её хвалили, восхищались её умом и красотой.
     Машенька же на кухне тем временем варила, стирала, гладила. За праздничный стол её не приглашали.  Некогда, да и не в чем было ей красоваться. Успеть бы всё переделать…
     Как-то, ранней весной, захворала бабушка ни на шутку. Днём и ночью Машенька не отходила от неё. Но уже ничего не помогало. Утром воскресного дня бабушки не стало. Машенька осталась в родном доме без тепла и ласки.
     Мать с сестрой, знай покрикивали на неё. И «Машенькой» её теперь уже никто не называл. Всё «Марьей», «ленивой, неповоротливой негодницей». Бедная девушка и улыбаться разучилась. Она и сама уже не ждала от жизни никаких радостей. Только улучив минутку, убегала в дальний угол сада. Садилась на пенёк и долго плакала.
     Однажды, наплакавшись досыта, она уснула на пне. И приснилась ей бабушка. Она гладила по плечу свою любимую внученьку. Девушка пожаловалась ей.
     - Разве пожалуешься соседям на мать и на сестру?..
     Бабушка и посоветовала ей, здесь, на краю огорода, в чаще одичалого сада, выкопать ямку и выплакать в неё своё горе-кручину. А потом прикрыть ту ямку лопушком.
     Так и сделала Машенька. Вырыла неглубокую ямку, выстлала её листочками. Каждый раз, когда обиды накапливались в душе, что невмоготу становилось бедной девушке, она садилась над этой ямкой и выплакивала своё горюшко. И вправду легче на душе становилось. Потом посидит на пенёчке, высушит ветерок слёзы на её щеках, вздохнёт облегчённо, прикроет ямку лопушком и опять идёт приниматься за работу.
     Однажды приходит она и видит: из ямки прутик торчит, приподняв вершинкой лопушок. Убрала она лопушок, а на прутике ни листочка, ни цветочка, только набухшая почка. Подумала-подумала Машенька и решила: «В тени Он рос, вот и не распустилась почка». Подсыпала в ямку земельки, полила водичкой и стала к нему наведываться каждое утро. Польёт, поговорит с ним, расскажет ему обо всём. А Он слушает, да вершинкой покачивает, будто головкой кивает.
     Только странное оно какое-то деревце-прутик. Ствол беленький растёт, а почки большие да круглые. Как маленькие шарики. Лето к осени клонится. Деревце в рост человеческий выросло, ветки раскинулись, а листьев нет, как нет. Дивилась этому Машенька, но никому о нём не рассказывала. А как зима засыпала первым снегом крыши домов, огороды и тропинки, побежала она к нему: «Как же  моё деревце зиму встречает?»
     Только зря беспокоилась. Стоит деревце, как и все деревья. Сразу и не отличишь. Такое же безлистое, только почки меньше стали. Сжались от холода. Погладила его стволик рукой Машенька, поговорила с ним и в дом пошла.
     Только её следочки на первом снегу остались. Увидела те следочки сестрица и пошла по ним. Но, сколько ни смотрела вокруг, так ничего и не приметила. Решила, что птичку наверное увидела её старшая сестра. Вспугнула, а та и улетела.
     Опять наступила весна. Девушки, Машенькины ровесницы, собираются верами песни попеть, пошутить да поплясать. Пришли Машеньку звать. Матушка как услышала, рассердилась:
     - Песни петь и за работой можно, рот-то ей никто не зашил…
     И ещё больше бедняжке работы задала.
     Стали ровесницы замуж собираться, приданое шить. А мать одно твердит:
     - Не заработала она ещё своё приданое!
     А младшую доченьку в новое платьице наряжает и приговаривает: «Хорошая ты у меня! Пригожая! Умница-разумница! Вот уж тебе-то мы жениха подберём – всем на зависть!»
     Слушает это Машенька, да только ниже голову клонит.
     Однажды шла она с поля домой. Сошла с тропинки к ручью – водички попить. Слышит: в траве птенец пищит. Пошла она на тот писк, да в испуге отступилась. Змея, опережая её, ползла к птенцу. Страшно девушке противостоять змее и отдать ей птенца тоже жать. Ухватила Машенька валявшуюся корягу и бросила поперёк извивающегося змеиного тела. Зашипела змея, заметалась. А Машенька схватила птенца в горсть, сунула за пазуху и ну бежать.
     Прибежала к своему заветному дереву и спрашивает его:
     - Что же делать теперь с ним? Погибнет он без отца-матери…
     Закачалось дерево. Лопнула одна почка на ветке, и на её месте закачалась берестяная клетка. Заглянула в неё девушка, а в ней гнёздышко, пёрышками высланное. Посадила в него птенца, крошек в кармане наскребла. И уже, было, в дом идти собралась, как заметила, что ножку птенец повредил. Видать, как с высокого дерева падал. Перевязала она ему ножку тряпицей, поцеловала и ушла.
     Теперь утром и вечером наведывалась к своему дереву Машенька. А дерево высоко поднялось над землёй, но всё такое же безлистое. Высоко на ветке берестяная клетка, а как придёт девушка, погладит рученькой по белому стволу, ветка и опустится. Напоит, накормит птенца, расскажет ему и дереву, что слыхала, что видала и спокойной ночи им пожелает.
     День за днём бегут, торопятся. Растёт птенец. Тесно стало ему в клетке. Видать, большая птица свила гнездо там, у ручья.
     Как-то раз, приходит утром Машенька к гнезду, открыла клетку. Вышел к ней птенец и глядит на Машеньку, а глаза-то не птичьи, а человеческие. Оторопь взяла девушку. Она и говорит:
     - Видать не простая ты птица. Понесу-ка я тебя к ручью. Может отыщутся там твои родители. Они лететь тебя научат и всем птичьим премудростям.
     Сняла с ветки клетку и пошла глухими тропками к ручью. Подошла к тому месту, где нашла птенца, открыла клетку и выпустила его на травку. Да только выпрямилась, как ойкнула в испуге. Две большие птицы слетели с дерева и окружили птенца. Заклекотали что-то на птичьем языке и ну его осматривать со всех сторон. А Машенька видит, что не обижают его большие птицы, потихоньку отступила в тень. Постояла немножко, полюбовалась птицами и пошла по тропинке домой.
     Но, только вышла она в чистое поле, как услышала шум крыльев над головой. Остановилась, подняла голову вверх. А там летят две большие птицы, а сзади поторапливается птенец. Сели они перед ней и кивают головами, будто кланяются.
     Засмеялась Машенька:
     - Будет вам! – И, обращаясь к птенцу, молвила: - Оставь мне пёрышко на память и лети себе с Богом.
     Выдернул птенец пёрышко из крыла клювом и положил девушке на ладонь. И, всё ещё малость прихрамывая, отошёл в сторонку и взмахнул крыльями. За ним полетели и родители. Машенька помахала им рукой, положила пёрышко за пазуху и заторопилась по своим делам.
     На следующее лето услышала Машенька, как Иришке рассказывали подружки, будто бы к ним, на гулянье, приходит парень нездешний. Поёт и пляшет на кругу. Девушки на него заглядываются, а на своих дружков теперь и глядеть-то не хотят. А он на всех внимательно глядит, но на танец никого не приглашает. Видать он издалека. Волосы, как смоль, черны и манеры нездешние.
     Стали девушки на вечерку собираться, и Машенька вслед за ними пошла. Но не на круг. Поодаль, за деревом схоронилась. Гармошка играет, девчата песни поют. Чужих среди них не видать.
     Вдруг, за кустами, то ли ветер зашумел, то ли птица крыльями. А как всё стихло, вышел парень, высокий да статный. Одежда на нём нездешняя, чуть прихрамывает. Но, чуть завидели его парни, как стихла музыка. Словно грозовая туча, парни пошли ему навстречу. Остановились, не доходя несколько шагов до него. Один, (видать их заводила) и говорит:
     - Мы тебе не враги. Но нам жениться пора. А ты девчонок сбаламутил. Они теперь от нас носы воротят. Выбери себе одну. А не выберешь – больше к нам не ходи.
     Опять заиграла музыка, запели девушки, посыпались шутки и весёлый смех. Только незнакомец не поёт и не пляшет. Всё грустней и грустней его глаза. Наконец, ни на кого не глядя, пошёл он в лесок и сел на траву под  тем деревом, за которым Машенька стояла. Сидит сердешный и тихонько песню поёт. А слова-то непонятные, словно птичий клёкот. Провёл рукой по волосам, а пальца одного и нет на руке.
     Забилось Машенькино сердечко: «Что-то тут не так. Не зря же он сюда ходит. Видать ищет кого-то…»
     Вышла из-за дерева и говорит:
     - Здравствуй, добрый молодец. О чём грустишь? Кого ищешь? Может, я тебе помогу?
     Поднял он на неё глаза, смотрит и слова вымолвить не может. А глаза-то на Машеньку глядят такие знакомые, да только где она видела эти глаза, вспомнить не может.
     - Подарил я одной девушке пёрышко, да только как найти мне её – не знаю.
     Достала Машенька пёрышко и протянула ему на ладони.
     - Вот и мне подарили пёрышко, да, видать, меня забыли.
     Взял парень пёрышко, приложил к тому месту, где на руке не было пальца, и вросло пёрышко. В палец превратилось.
     - Вот и нашёл я свою суженую! Веди меня к своим отцу-матери, пора и с ними мне повидаться.
     И пошли они тропинкой, мимо ручья, где под деревом их ждали две большие птицы. Увидели их птицы, взлетели, перевернулись через голову и стали людьми. Поклонилась им Машенька, поздоровалась. Незнакомцы стали благодарить Машеньку, что спасла им сына.
     - Каждый год мы прилетали к этому дереву. Вили гнездо, кормили птенцов. И каждый год змеиный царь лишал нас наследника. Мы уже старые, всё трудней нам лететь сюда. В прошлом году мы последний раз вывели птенцов. Проклятый змей сгубил будущую невесту птичьего царя. Но его самого ты сумела спасти. Спаси теперь наше царство. Ведь без царицы он не может стать царём птиц. Согласись стать его женой?
     Поблагодарила Машенька за честь, за слово доброе. Но попросила их идти с нею в дом родительский, чтоб получить благословение родной матушки.
     Вошли они во двор, поклонились отцу-матери. Рассказали всю правду. Призадумался отец, опечалилась мать. А сестрица и говорит:
     - Берите себе Марью. Невелика потеря. Только всё то, что в доме есть, мне матушка в приданое обещались!
     Жених взял Машеньку за руку и говорит:
     - Богатство неоценимое она носит в своей груди. Это сердце её доброе! А богатства у меня царские… О её приданом я и не спрашиваю.
     - Ну, коли так, живите дети, и нас внучатами порадуйте!
     Тут Машенька потянула парня за рукав и повела в дальний угол сада, намереваясь проститься с тем деревом, на котром он рос в берестяной клетке. Подошла Машенька к дереву, обняла его белый ствол, оросила его слезами. А дерево вдруг заговорило:
     - Сломай с меня веточку и унеси её с собой. Придёшь в дом мужа, посади в землю, полей и жди.
     Сломала Машенька веточку. А дерево враз вспыхнуло синим пламенем и тут же почернело.
     Тут крикнул жених криком нечеловеческим, превратился в большую птицу, подхватил на крыло Машеньку и улетел с родителями своими в края далёкие, где не ступала нога человеческая. Там, на высокой горе стоит дворец, где и предстоит теперь жить Машеньке.
     Сели они на широкий двор. А его отец с матушкой уже там их дожидаются. Столы стоят длинные. А за столами гости – птицы разные, от каждой стаи по паре.
     Тут матушка и воткнула Машеньке в волосы золотое перо. И как только перо коснулось её волос, разговор птиц стал ей понятен:
     - Это та девушка, что спугнула кошку, которая чуть было меня не сцапала! – прочирикал воробей.
     - А я видел её в поле, - мелодично запел жаворонок.
     - Это она носила воду из колодца зимой! – прокаркала старая ворона.
     Девушка улыбнулась. И тут были её друзья. Она оглянулась и, найдя подходящее место, воткнула прутик в землю. Жених принёс воды и полил его под корешок. И стало оно расти, ветвиться, да так быстро, что все в изумлении рты открыли. А оно поднялось над их головами и замерло. Тут начали набухать почки и лопаться одна за другой. И посыпались с них наряды шелковые, украшения дорогие, сапожки, да шубы и разное добро, какого Машеньке и видеть не приходилось.
     - Ой, спасибо тебе, дерево щедрое. Живи с нами тысячу лет!
     С тех пор царские птицы выводили своих птенцов на ветвях этого дерева. Множилось царство птичье на радость доброму люду.

                1999 года.