Заложница

Роман был опубликован в газете "Вместе лучше" Ставропольский края

ГЛАВА 1

-Прости, Джамал! Я здесь ни при чем! Как и когда девчонка забралась в багажник моей машины – не знаю. Решила, видно, сумасбродка, вместо отца долг отрабатывать. А может, и к лучшему все, что ни делается. Ну, зачем тебе этот инфарктник? Хлопот с ним не оберешься, а отдачи – ноль. А теперь и он покрутится, чтобы любимую дочь из рабства освободить, тогда  и долг с него  сполна получишь.
-Ты мне тут зубы не заговаривай! Кого привез? Я тебе приказал Рабодана привезти, хочет он или не хочет! Дать только с женой попрощаться. Он знал, на что шел, когда деньги у меня одалживал на покупку зерна. Всем известны мои условия: не сможешь вернуть - заберу в рабство. Не смогу продать - будешь работать на моих огородах. Что он думает? Пожил за мой счет, дела поправил, в Зеленокумске от меня спрятался, одну за другой свадьбы дочерям справляет, а долг отдавать не собирается! Девчонку за себя прислал! Куда я ее - пигалицу дену? В ней даже бараньего веса нет, какой с нее толк? Да и в чем она-то виновата, почему за отца такие муки должна терпеть? А я почему должен лишний грех на себя перед Аллахом брать?
-Уже, поздно, Джамал, я две ночи не спал, больше не выдержу. Дай отдохнуть, не спеши, потом я еще раз съезжу. Путь неблизкий: десять часов туда, десять – обратно. А по степям, мимо постов и того больше. Отвезу ее, а отца привезу, теперь уж они меня не обманут- проверю перед отъездом, кто в багажнике под плащ-палаткой.
-Ладно! – махнул рукой Джамал,- заведи девчонку еще раз, а то я ее и рассмотреть не успел. А ты, Омар, предупреди пока кого-нибудь там, чтобы за ней прислали с женской половины, не в подвал же девчонку запирать. А сам иди, отдыхай. Завтра к вечеру приходи, поедешь в Зеленокумск. Да, отдыхать – отдыхай, но машину подготовь, чтобы не подвела.
- Все сделаю. – ответил Омар и вышел за добровольной пленницей.
Весь разговор между хозяином и шофером шел по-русски, потому  что Омар был даргинец, а Джамал – аварец, и не будь русского языка – им бы друг друга не понять. В Дагистане больше сорока национальностей, у каждой свой язык, но все они знают русский и неплохо знают.
Раздосадованный  Джамал потягивал остывший чай из хрустального стаканчика необычной формы. Этот стаканчик для сохранения аромата божественного напитка был заужен в середине, словно тонкая талия горянки.
Дверь открылась и в нее, прихрамывая, вошла невысокая, очень хрупкая молодая девушка со светлыми волнистыми волосами, черными бровями вразлет, под которыми тревогой, отчаянием и страхом горели огромные светло-карие глаза, а пухлые нежные губы были плотно сжаты всей, собранной в кулак, волей этого  юного существа. На ней было надето темно – синее строгое платье с невысокой стойкой, длинными рукавами, пониженной талией и юбкой ниже колен. Опустив глаза на ноги девушки, Джамал увидел, что на одном  из ее туфель – супинатор….
-Да, ты еще и калека! Вот наказал Аллах!
-Я сама так решила! Я сильная, я смогу вам пригодиться! – голос у девушки срывался от волнения и страха.
 Джамалу это понравилось. Если не подобострастие, то хотя бы страх хотелось ему видеть у зависящих от его воли людей.
-Зачем вам папа? Он болен! У него сердце! Я принесу больше пользы, а он может сразу умереть, - было  видно, как отчаянно дрожала у девчушки нижняя губа.
-Как зовут тебя?
-Изабелла.
Джамал потягивал чай. Молчал.
-Ладно. Посмотрим. Что умеешь делать? Дагестанскую кухню знаешь? Сможешь готовить?
-Смогу, Я буду стараться. Оставьте меня, пока не отработаю долг.
-Где тебе? Сколько тебе сейчас?
-Семнадцать. В этом году школу закончила.
-Чтобы отцовский долг отработать, твоей жизни не хватит, так что пусть уж лучше он сам занимается этим вопросом, а ты, если покажешь себя хорошей поварихой, останешься заложницей. Отдаст отец долг – отправлю назад, никто тебя здесь держать не станет. А если хвалишься зря, завтра тебя отвезут домой, а заберут отца. У нас с этим строго, твой отец знает.
Изабелла тоже знала. Хоть жалуйся, хоть кричи, а они, богатые да безжалостные, все равно истребят весь род, а долг вернут.
Девушка вспомнила, как, нечаянно услышала голос отца, который предупреждал мать, что они с ней, возможно, видятся в последний раз, что за ним Джамал прислал машину из  Мамед-Калы и забирает в рабство. Ехать придется по степям, без дорог, в багажнике машины. Отец боялся, что не вынесет не только  тяжелой работы на бесчисленных Джамаловых огородах, но умрет еще по дороге, укрытый плащ – палаткой в душном багажнике Джамаловой «Ауди».
 Мать негромко всхлипнула, расплакалась и обреченно рванулась на шею к отцу. У Изабеллы, случайно подсмотревшей эту сцену, сердце вспыхнуло от жалости и, недолго думая, она выскочила в темноту ночи, забралась в багажник незнакомой машины, благо, он был открыт, накрылась с головой плащ – палаткой и затихла.
 Подошел шофер, который, видимо, отлучился по нужде, увидел, что заложник уже в багажнике, закрепил багажник так, чтобы пленник не задохнулся, и поспешно уехал, стараясь поскорее исполнить это опасное поручение и услужить своему всесильному хозяину.
 Что подумают ее родители, Изабелла знала. Они решат, что ее увезли к Джамалу и увезли насильно. Это против правил, но рабство тоже не в обычаях их предков, однако, теперь в этой грязи измазаны руки и  души даже вполне порядочных дагестанцев.
 Только успел Джамал допить свой чай и поставить стакан на низенький столик, как в комнату бесшумно вошла неопределенного возраста, нестарая еще женщина, в платье традиционного фасона, невзрачного коричневого цвета.  Под кокеткой над грудью платье было присобрано в мелкую складочку, и хоть небольшой вырез открывал шею с бусами из янтаря, рукава были длинные и наглухо закрывали ее руки, а волосы прятались от посторонних глаз под завязанным на затылке платком.
- Принеси мне еще чай, Патимат, и отведи наверх девочку. Пусть пока поселится с наной, заодно поможет той  по мелочам. А утром отведи ее на кухню, проверь, как она готовит. Поручи ей хлеб испечь, чуду с сыром и зеленью. Из мяса пусть что-нибудь сделает. Попробуем ее стряпню, а там видно будет.
Патимат отвела Изабеллу в верхние женские комнаты и показала, где теперь ей придется жить. Это была обычная, довольно большая комната, но мебели в ней не было. Весь пол и стены были покрыты табасаранскими коврами и гобеленами.
 В одном углу на нескольких матрасах, укрытая одеялами, лежала очень худая, бледная, морщинистая старушка. Она спала.
 Патимат бросила на пол тоненькую подстилку, поставила пред опустившейся на нее Изабеллой кувшин с водой, дала ей в руки целый небольшой лаваш и кусочек соленого дагестанского сыра.
Проголодавшаяся Изабелла ела хлеб с сыром, запивая водой  и закусывая солеными слезами. Ей было очень одиноко и страшно. Она впервые оказалась так далеко от родителей, которые всегда ее особенно любили и прижаливали.
Переболевшая в детстве полиомиелитом, она выросла хромоножкой, хотя в остальном была настоящей красавицей и умницей. Она отлично училась, любила стихи, гордилась тем, что в родном Дагестане столько прекрасных поэтов и в библиотеках России их книги всегда на почетном месте.
Изабелла старалась ни в чем не отставать от своих сверстниц и, хотя не все у нее получалось, подруг было много, и им было с ней интересно. Они заряжались ее жизнелюбием, смешливостью, добрым нравом и неизменно хорошим настроением, а она забывала о своих физических недостатках, понимая, что они любят ее за начитанность, врожденную живость ума, умение выслушать, понять и не только посоветовать, но и помочь, если трудно.
 Иза, как звали ее домашние и подруги, давно уже решила, что будет учительницей, мечтала после школы поступить в Ставропольский  госуниверситет, но ее отец,  даргинец, давно занимающийся закупками и перепродажей зерна, вдруг совершенно неожиданно оказался несостоятельным должником.
 Сейчас, рыдая на этой жалкой подстилке, которую ей,  как собачонке, вместо постели высокомерно бросила Патимат, Изабелла была отнюдь не уверена, что, если бы у нее было время  подумать, она еще раз совершила бы столь безрассудный поступок.
Что теперь с ней будет? Увидит ли она когда-нибудь дорогих своих родителей, милый дом с ярко-красной плетущейся розой над крыльцом, маленького братишку, старших сестер и племянников? Что будет с ней теперь? Что будет?..
Изабелла легла на толстый ковер, уткнула голову в согнутые в локтях руки и от всей души стала  оплакивать свое такое зыбкое будущее.
Вдруг, открыв залитые слезами глаза, она увидела, что сквозь ковер из-под пола проникает свет. Изабелла, продолжая рыдать, машинально пошире расковыряла пальцем дырочку в старом ковре и увидела, что свет становится ярче. Ей очень хотелось увидеть, что там такое…
 Дом был трехэтажный, таких немало в Дагестане. Их с бабулей комната была на третьем этаже. Оказалось, что комнату Изабеллы с комнатой внизу разделяют толстые доски, обклеенные снизу обоями. Свет проникал сквозь небольшую овальную дырочку, образовавшуюся из отвалившегося от доски сучка.
Продолжая плакать и уже вполне осознанно расковыривать дырочку только теперь уже в обоях, пленница заглянула в нее и увидела прямо под собой лежащего с книгой на кровати стройного юношу. Не вполне осмысливая происходящее, Изабелла оплакивала свою судьбу, но в то же время была не в силах отвести взгляд от красивого лица молодого парня.
Кто же мог подумать, что слезы, градом льющиеся из глаз  Изабеллы, долетят до обнаженного торса юноши и обожгут его своей неожиданностью. Парень невольно повернул голову и увидел огромный карий глаз с поволокой, переполненный горючими слезами. Слезы капали и капали из глаза в потолке, и по телу юноши, уже потек ручеек.
-Эй, у вас там таянье ледников, что ли? Глобальное потепление и до нас добралось? Не кажется ли Вам, что еще немного, и Вы меня утопите? Ведь источник, похоже, неиссякаемый?
Изабелла ойкнула и, поняв, наконец, что обнаружила себя, закрыла дырочку в ковре своей подстилкой.
 Парень говорил довольно сердито, но Изабелле его веселые глаза показались добрыми – добрыми. Она не заметила, как успокоилась и заснула.

ГЛАВА 2

На другой  день Патимат разбудила ее рано, очень рано. Небо в окнах только-только начинало сереть. Старушка по-прежнему спала, Изабелле показали, где туалет, где умыться, но поторапливали несколько раз, пока она приводила в порядок свои роскошные светло-каштановые пышные волосы. Патимат предупредила Изу, очень сердито предупредила, что она слишком  долго возится, и если так будет продолжаться, ее будут поднимать еще раньше.
 Из-за волнения и страха, руки Изабеллу не слушались, волосы путались. Тогда она решительно скрутила их в узел и покрыла выданной ей  форменной косынкой. Фартук оказался в тон косынке. Когда Иза надела его через голову, он закрыл ее собственное платье почти полностью,  оставив незакрытым только рукава.
Суровая Патимат со злобно поджатыми губами проводила Изабеллу на кухню, отделенную от дома недлинным, застекленным сверху донизу коридором, превращенным, благодаря обилию тропических растений и небольшому фонтану, в  изумительной красоты зимний сад. Подспорьем яркому дагестанскому солнцу служили лампы дневного света, всю ночь и даже днем освещающие плотную темно-зеленую листву и яркие нежные цветы.
Кухня сияла чистотой, красивым современным гарнитуром и посудой, удобной для приготовления не только национальных блюд.
Женщина, которая ее привела, ушла, оставив Изу на попечение другой, которая тоже ушла, хоть и успела перед этим сказать, что ее зовут Кахрабат, что она будет поблизости, если  у Изабеллы возникнут вопросы.
Но вопросов не оказалось.
 Оставшись одна, Изабелла успокоилась, быстро сориентировалась, нашла все, что ей могло понадобиться, и окунулась в привычную для себя работу. Она завела опару на турецких дрожжах для хлеба, а для чуду выбрала французские.
 Пока подходило тесто, Иза приготовила пюре для начинки, натерла на терке сыр и мелко покрошила мокрицу, предварительно вымыв ее и обдав кипятком. Сколько ей всего готовить, она не знала, но и спрашивать, решила, не будет, потому что выросла в многодетной семье и ей привычно было готовить много. Испекла десяток лавашей, и сложив их в корзинку, накрыла большой  салфеткой. Они получились румяными, потому что Иза не поленилась смазать их перед выпеканием взбитым яичком.
 Единственное, что ее очень беспокоило - это соль. В их семье слишком соленое не ели – приучила мать. Она всегда говорила: «Недосол на столе, а пересол – на голове».
 Мать у Изабеллы была русская и очень любила поучительные русские поговорки. Изабелла боялась расплакаться, вспоминая мамины руки, которые делали все дела ловко и правильно и мелькали целые дни то тут, то там в их доме, а иногда, успокоенные, нежные, так мягко, так  ласково гладили ее щеки и волосы, что от их прикосновения становилось легко и радостно на душе. Она привыкла думать, что из-за хромоты вряд ли кому приглянется, и тогда для нее лучшим выходом будет жизнь под одной крышей с ее милыми родителями до самой старости, чтобы суметь помочь этим сильным пока маминым рукам тогда, когда силы их покинут, и они будут искать вокруг себя надежную опору.
 Но так думать, так мечтать могла Изабелла раньше, когда жила еще дома, в Зеленокумске, а теперь, когда  она так далеко от близких, на родине отца, когда вокруг враги ее отца, суровые и опасные люди, Изабелла мечтать уже не смела, потому что будущее ее может оказаться весьма и весьма коротко.
Заметив, что грустные мысли мешают ритму работы, Изабелла стала, напевать любимую даргинскую песню и дело, стало спориться. Мелодия была танцевальной и под нее танцевали Изины руки. Она отдыхала от беготни на кухне, пока, сидя на стульчике возле духовки, раскатывала  на старинном, очень удобном низком столике лепешки для чуду, заполняла начинкой из картошки, сыра или травы со сливочным маслом. Потом снова тонко раскатывала и выпекала их на сухом противне. Готовые чуду она складывала стопкой, смазывая сверху сливочным маслом. Потом каждую стопку в отдельности она еще раз прогрела в духовке и вынула на три блюда, накрыв высокими крышками. От аромата чуду у Изы закружилась голова – ей очень хотелось есть.
- Ведь никто не видит, - уговаривала себя Иза.
 Но строгое воспитание не позволяло ей взять без спроса чужое. Прошло еще немного времени и, наконец, силы для сопротивления голоду у нее иссякли. Она подняла крышку блюда, где лежали чуду с сыром, и взяла сверху аппетитную лепешку, сложила ее вчетверо и укусила самый кончик. Как вкусно!
Но надо было продолжать работать, и Изабелла доедала лепешку уже на ходу. Как приготовить мясо, ей не объясняли, но она решила, что сделает далму с виноградными листьями. У ее мамы был маленький секрет при приготовлении этого блюда и Изабелла  решила его сейчас использовать. Немного соуса ткемали придаст блюду особенную пикантность, и Иза обрадовалась, когда отыскала его среди бутылочек с соусами и кетчупами.
Крайней необходимостью являлась  сейчас изысканность вкуса всех приготовленных ею кушаний. Они должны понравиться хозяину, иначе ее отправят назад, а ее отца продадут куда-нибудь в нефтекумские степи в пастухи и семья не увидит его до конца жизни.
 Н-е-е-т! Она будет стараться! К чаю она испекла  печенье, добавив в тесто творога, чтобы было мягким, не рассыпчатым, а сверху посыпала корицей с сахаром для особого аромата. Из черники сварила кисель, разлила его в пиалы, дала остыть и украсила взбитым до пены и бесформенно испеченным безе. Получились белые острова на фиолетовом фоне моря.
 На этом Иза решила, что хватит. Пусть все попробуют, а понравится, она им еще много всего наготовит, не трогали бы отца.

ГЛАВА 3

 Никто не входил на кухню, не беспокоил ее. Она трудилась уже пять часов, не отдыхая.
 Вымыв руки, Изабелла открыла дверь кухни и вышла. Кахрабат ждала за дверью. Она тут же повела Изабеллу наверх в ее комнату.
Обрадовавшись возможности отдохнуть, Изабелла с наслаждением растянулась на своей подстилке. Бабуля уже не спала, а прислонившись спиной к высокой подушке, перебирала длинные четки. Изабелла вежливо с ней поздоровалась.
-Салам алейкум!
-Алейкум вассалам!  - ответила старушка и заговорила с Изабеллой по-аварски. Изабелла помотала головой, пожала плечами, давая понять, что речь старушки для нее лишь пустая вязь непонятных звуков, и заглянула в свой кувшин. Изе очень хотелось пить. В кувшине еще было немного воды, и она ее залпом вышла.
Видя, что ее не понимают, старуха сказала по-русски:
-Смотри, не пей воду из кранов в доме, а то заболеешь. Чистая вода только в колонке на улице.
«Выпустят ли меня на улицу за водой?» – подумала Изабелла. Но усталость взяла свое, и она не заметила, как уснула. Отдых оказался коротким, но молодость помогла Изе вернуть силы очень быстро. Кахрабат, разбудив ее, заявила:
-Могу тебя обрадовать: всем понравилась твоя еда, но надо, чтобы она была разнообразной в течение дня, да соли покрепче.
После этих слов настроение Изы взлетело до небес, и она почувствовала даже здоровый трудовой задор, несмотря на  неутихающую  щемящую тоску по дому, которая отзывалась болью в груди.
Но жажда…Она не прекращала мучить Изабеллу.
-Кахрабат, мне хочется пить. Можно мне принести воды с улицы? Бабуля сказала, что в кранах вода не для питья, а на кухне в кувшинах вода теплая.
-Ты хромая, а то ходила бы за водой сама с теми большими кувшинами, что стоят на кухне. Дагестанки их носят на плече, но если ты будешь раскачивать кувшин – много не принесешь. Поэтому меня приставили к тебе, я буду воду носить, сколько надо. Могу и тебя в этот раз взять. Бери свой кувшин.
Кахрабат взяла кувшин возле двери в кухню и вместе с Изой вышла на улицу. Они повернули направо и вдоль домов дошли до пересекающего улицу  небольшого канала, в котором неторопливо текла глинистая вода.
- А ты хозяину кем доводишься? – спросила Иза, прижимая к себе свой маленький кувшин.
- Невесткой, - ответила Кахрабат, - женой среднего сына Наби. Он сейчас в Москве торгует.
 Перейдя маленький мостик, девушки повернули на улицу, идущую параллельно каналу. Тут и была установлена колонка с чистой артезианской водой. Вокруг нее столпилось несколько женщин. Многие были с кувшинами и набирали воду по очереди. Одна из женщин босиком «танцевала» под самой струей артезиана, стирая белье.
Она, стоя на одной ноге, второй, ловко передвигая ткань по цементу, поддевала кусок стираемой вещи, складывала ее в этом месте, потом тут же становилась на эту складку, тем самым, выжимая ее весом своего тела. Одновременно с этим прачка делала другой ногой залом в противоположном месте и становилась на эту новую складку.
Так, очень быстро переминаясь с ноги на ногу в ледяной артезианской воде, женщина стирала белье в особо ощущаемом ею музыкальном ритме, а со стороны казалось – она танцует! При этом она весело переговаривалась с теми, кто пришел  с кувшинами, уступала им не надолго струю, смеялась их шуткам, нисколько не обращая внимания на свои замерзшие, покрасневшие ноги.
 Изабелла подумала о своих изуродованных полиомиелитом ногах и вспомнила мамину поговорку: «Что имеем – не храним, потерявши - плачем».
Но что могут сделать эти женщины? Ну, наденут некоторые из них мягкие дагестанские чувяки, чтобы не так сильно обжигала холодом артезианская студеная вода, но много ли пользы от них? Что с ними холодно, что без.
 А ведь это летом? А как же зимой выходят из положения эти женщины? Их мужчины не захотят принести своим женщинам столько чистой воды, чтобы те смогли выполоскать белье дома. Это для их мужчин стыдно, работа такая для джигита унизительна. А провести водопровод с чистой водой нельзя – на всех питьевой воды не хватит.
 Вот и танцуют дагестанки в ледяных струях, не задумываясь о тех временах, когда эти покрасневшие от холода ноги омрачат их старость.
На глазах Изы несколько женщин, разложив на камни мокрую одежду, натирали ее мылом и стиральными порошками. Вот уже первая прачка «утанцевала» свое белье и, сложив не отжатое стекать на камне, вышла из-под струи.
 Тут же ее место заняла одна из намыливающих. Из каждой вещи долго выходила пена и стекала по канавке в канал. Но вот вода стала прозрачней, чище и женщина водрузила вещь на камень, начав «танцевать» на следующей. «Танец» был таким же, как у первой прачки, но из-за другого ритма в ушах при виде его звучала несколько другая музыка. Сколько бы раз потом ни приходилось Изабелле видеть эту картину, она никогда не уставала любоваться ею.
Вернувшись с полным кувшином, Изабелла очень сочувствовала Кахрабат, которая несла на плече огромный, по сравнению с Изиным маленьким, посеребренный кубачинский кувшин и не пролила ни капли воды.
 Она оказалась доброй и веселой молодой женщиной, которую очень радовало появление в их доме отличной молодой поварихи. И пусть ей придется носить для Изабеллы воду и мыть посуду, но зато не придется выслушивать недовольные замечания свекра в свой адрес по поводу неудачно приготовленной еды.
 А Изабелла до вечера успела еще приготовить и хинкал из говядины на обед, и плов с черносливом и изюмом на ужин. Ей надо было сегодня показать все или почти все разнообразие своих познаний в кулинарии Дагестана.
 Но это вызвало невероятную усталость, она едва взобралась под вечер на третий этаж и упала без сил на свою подстилку.
 Бабуля еще не спала, а обмывалась, как могла, из кумгана, справив нужду тут же на пластмассовое ведро с крышкой. Хоть Кахрабат вынесла и помыла его, но запах в комнате стоял ужасный. Изабелла не смела роптать - тюрьма есть тюрьма.
- Открой, милая, форточку, - попросила старушка девушку.
Изабелла с удовольствием просьбу выполнила, но отдохнуть не успела – за ней пришла Кахрабат и сказала, что к себе зовет хозяин.
Джамал восседал на диване, поджав ноги и облокотившись на подушки. В  руках – излюбленный стаканчик с чаем. В кресле возле окна сидела строгая женщина с прямой спиной и тугим узлом черных волос на затылке. Изабелле было приятно увидеть на низеньком столике возле дивана хозяина блюдечко со своим печеньем, а в руках у его жены – «острова» в пиале.
-Что, устала? Садись на тот стул у двери.
Изабелла села.
-Попробовали мы твою стряпню сегодня. Не возражаю, чтобы ты осталась. Готовь все, что умеешь, только подсаливай круче. Если что-то нужно будет особенное – предупрежу заранее. А если закончатся продукты или нужна будет какая приправа, я дам машину, съездишь в Дербент с Кахрабат и Маратом, купишь на базаре все, то нужно. Следи только. Чтоб все было свежее, сумеешь?
Изабелла кивнула.
-Ты отвечай четко: да-нет, я в твоих кивках не разбираюсь.
-Да – а – а ….
-Старайся, чтобы в доме всегда было что-нибудь из закусок, что можно будет разогреть для неожиданных гостей.
-На сколько человек готовить? – от страха перед этим всесильным для нее человеком Изабелла едва сформулировала фразу.
-Ну, считай. Мать моя с тобой живет, хотя ест она мало. Жена моя работает директором в школе, приходит поздно, но на обед ее привезут – на нее всегда готовь. Двое старших сыновей женаты, они работают. Я тунеядства не терплю. Один сейчас в Москве, но старший сын здесь с женой и тремя внуками; здесь и жена второго, у них четверо детей. Младший сын – студент на каникулах. Ты успеваешь считать? Четырнадцать. Да ты пятнадцатая, все перепробуешь, пока готовишь.
Изабелла густо покраснела.
-Ладно, не красней, куда от этого деться? Я не против. Много ты не съешь, а с голодной толку мало, много не наработаешь. Не скажешь, по крайней мере, потом, что голодом тебя морил. Да смотри, не очень – то налегай. Растолстеешь, ноги и вовсе  носить перестанут, никому не будешь нужна - ни другу, ни врагу. Так вот на эту ораву и будешь готовить. Иди пока, отдыхай.
Изабелла встала, но уйти не решалась. Когда еще она попадет к хозяину? А ей необходимо его разрешение.
-Извините, но мне хочется написать родителям, чтоб не беспокоились….
-Это, пожалуйста. Только конвертов не будет и твое письмо отвезут при случае попутно. Родителям дадут его только прочесть и тут же уничтожат.
Он постучал  по пустому хрустальному стаканчику серебряной ложечкой.
Вошла Патимат.
-Скажи Марату, чтобы дал для поварихи пару листов бумаги и ручку, да отведи ее к нане наверх.

ГЛАВА 4


Наконец-то со стопкой бумаги в руках добралась Изабелла до своей подстилки. Сегодня за свои труды она заслужила маленькую жесткую диванную подушечку. Ей так хотелось снять платье, дать телу подышать, но одеяла не было, и она стеснялась. Вдруг она разденется и кто-нибудь войдет?
 Несмотря на то, что горел свет в комнате, бабушка уже спала. Изабелла быстро написала письмо отцу и матери, успокаивая их и умоляя собрать поскорей деньги, чтобы отдать долг Джамалу. Ведь в любом случае он долг с них получит, даже, если сживет всех со света.
На душе после письма к родителям было очень тяжело, Иза все письмо закапала слезами. Она сидела, обхватив колени руками и, уткнувшись в них носом, плакала, а мысли, независимо от ее воли, проносились в ее голове одна черней другой.
И тут Изабелла услышала музыку. Это была не национальная мелодия, а очень хороший современный рок. Девушка пела сильным голосом, полным любви к жизни, но пела о близкой смерти любимого и о невозможности что-нибудь сделать для него, как-нибудь   помочь.
 Музыка доносилась из комнаты внизу и Изабелла поняла только сейчас, что в течение всего дня  глубоко в ее сознании пряталась тайная мысль  о прекрасном юноше, которому вчера она ухитрилась выплакать в мускулистую грудь свое горе и слезы. Ей неодолимо захотелось его увидеть еще хотя бы раз, ведь за весь день в одном  доме их дороги ни разу не пересеклись.
Изабелла осторожно раздвинула ковер над заветной дырочкой в полу. Каково же было ее удивление, когда под ковром она обнаружила не дырочку, а целое окошко, размером больше, чем ее лицо.
Дырка была значительно расширена, доски выпилены и, конечно, сделать это мог только он!..
Изабеллу от этой мысли бросило в жар от волнения, она растерялась и отпрянула. Щеки ее пылали, а сердце было готово выскочить из груди.
«Что это значит?» - думала она. – Ему захотелось продолжить общение?»
Но тогда получается, что ей надо увеличить дырку в паласе? Но как это сделать, чтобы не испортить, пусть старенький, но такой большой табасаранский ковер?
То, что Изабелла решительна до безрассудства, она успела себе доказать тем, что оказалась в заложницах вместо отца, так что думать о старом паласе своих рабовладельцев она продолжала только до того мгновения, как увидела возле изголовья старушки небольшие ножницы.
Иза на цыпочках подкралась к ложу старой женщины и стащила желанный инструмент. В ковре девушкой была вырезана дыра чуть больше, чем отверстие в доске, но ей показалось, что работа эта  слишком легко ей далась. Казалось, кто-то здесь уже оставил бороздку, облегчая ножницам ход.
 А может таким истончившимся, дряхлым был этот ковер? Сверху большие петли из толстых шерстяных ниток еще создавали нужную «лохматость» для утепления пола, но основа уже истончилась и одряхлела.
  Однако на размышления у Изы уже не было времени. Она успела заметить, что юноши нет в его комнате. А ей так хотелось в его отсутствие эту комнату рассмотреть. Ведь жилище многое может рассказать о своем хозяине. Изабелла поспешно отнесла ножницы на место, отчетливо вспомнив, что еще сегодня днем их здесь не было
- «Что, интересно, все это значит? Что со мной сделают за испорченный палас? Может, не узнают сразу, а я завтра попрошу иголку и нитки, обошью, чтобы не распустились петли…»
Так успокаивая себя, Изабелла снова заглянула вниз. Что и говорить, комната была очень красивой.
 Белые однотонные стены и белый спальный гарнитур, включенный музыкальный центр, отливающий серебром и матовые занавески на окнах, строгие гардины в тон с низкими панелями из светлого дерева, ниже которых обои украшал выпуклый серебристый гербообразный рисунок
 Картины и живые цветы были повсюду. «Интересно, он  поливает цветы сам или это делают женщины?» - подумала Иза.
 Возле кровати в уголке - гантели и большая гиря. Под окном в углу - невысокая  пальма,  под ней письменный стол с компьютером и книжный шкаф вдоль всей стены почти до двери.
В комнате горел свет и играла музыка, видимо хозяин отлучился ненадолго. Чтобы прочесть названия книг, Изабелле пришлось развернуться всем корпусам в другую сторону, но даже это не помогло: в шкафу отражался свет люстры, и  названий книг не было видно.

ГЛАВА 5

-Что, принцесса, испортила бабушкин ковер?
Когда юноша зашел в комнату, Изабелла не заметила. Она вздрогнула и спряталась. Но он продолжал говорить с некоторой издевкой:
-Раз ножницы отыскала, ковер окончательно испортила, нечего теперь прятаться. Возьми в углу под ковром крышечку, дырку закрывать будешь, а то кто-нибудь ногу случайно сломает.
Изабелла подняла голову и увидела, что действительно в углу ее комнаты палас чуть бугрится. Она принесла и опробовала крышечку. Та подходила точно и к ней была прибита петля из ремня.
 Изабелла разволновалась еще больше. Подумать только! Все предусмотрел! Иза не на шутку была смущена и взволнована, поэтому от греха подальше закрыла крышечку, положила палас на место и тихонько легла, выключив в комнате свет.
-Э-э-э-й! Принцесса! Эй!
Это ее он звал снизу. Со смешанными чувствами любопытства и некоторого страха перед чем-то запретным и недозволенным, но желанным до трепета Изабелла открыла окошко».
- Где вы слышали, чтобы к принцессам обращались на «Эй!»? – с немыслимой для себя в тот момент смелостью спросила она парня.
-Ну, прости, что дворцовому этикету не обучен. А что ж тогда  прячешься теперь? Я весь день старался, с бабулей договор заключил, на порчу ковра разрешение взял. Правда, думал завтра этим заняться, бабуля свои ножницы дать обещала, мои эту толщину не осилили. Но ты вон какой скоростной оказалась, догадалась, что нужно делать и ножницы отыскала. Бабулю не бойся, она на нашей стороне. Уж очень ты ей понравилась, хоть и не знает пока, как тебя зовут.
-Зачем вы все это сделали?
-А как же ты хотела? Вчера я в потолке звездочку увидел, теперь хочу, чтобы луна мне каждый вечер светила…Ты согласна?
-Посмотрим.
-Как зовут тебя?
-Изабелла.
-Белла значит?
-Нет, Иза.
-А как меня зовут, знаешь?
-Марат…
-Ну, вот и познакомились. Ты не переживай, бабушка давно хотела иметь слуховое окно, а то ее часто оставляют одну. Женщины постоянно заняты, на помощь  позвать некого, у мужчин времени больше, а у меня, в особенности. Ведь я на каникулах. И не плачь сегодня, ладно? Все кончится хорошо, вот увидишь. Отец только хорохорится, хочет казаться жестоким, но на самом деле он добрый, просто строгий. И не жадный вовсе. Всю жизнь на земле трудился и вот, пожалуйста, рабовладельцем сделался. Ты не первая у нас, но то все мужчины были. А тебя за что?
-Я у вас вместо своего отца. Он твоему отцу деньги должен. Папа соберет и отдаст долг, лишь бы на свободе оставался. Я  за него буду пока работать.
-Ничего себе! Куда тебя поставили?
-На кухню. Поварихой.
-Так это ты сегодня так вкусно нас кормила?
-Да. А тебе, правда, понравилось?
-Очень понравилось. Ты, наверное, устала, а я тебе спать не даю.
-Ничего. Лучше разговаривать, чем плакать.
-Нет, горевать не надо.  Мне Омар сказал, что из Зеленокумска девчонку привез. Вот и расскажи, как там дагестанцам живется в Зеленокумске среди русских?
-Хорошо живется. У меня мама русская. Я в Зеленокумске родилась и другой жизни не знаю. Поэтому я, конечно, привыкла там жить, мне и природа там нравится, и люди. И так я сейчас тоскую за домом нашим, за садом, за купаньем в речке! От школы теперь отдыхать надо, отвыкать, а мне еще выпускной вечер вспоминается, экзамены, кажется, что все только вчера было. Пропущу теперь вступительные экзамены в институт, - глаза Изы опять наполнились слезами.
-Да не плачь же ты! Вот куда ты хотела поступать?
-В Ставропольский Госуниверситет. Хотела стать учительницей русского языка и литературы. А вы где учитесь?
-В Махачкале, но мечтаю в Москву перевестись. С братом буду жить. С Наби. Сараби - старший брат, он с отцом должен остаться, а нам с Наби надо по закону гор заводить свое жилье. Я мечтаю уехать отсюда, хотя отец мне и ни в чем не отказывает. Хочу своим умом обеспечивать жизнь своей семье. Мечтаю перевестись и выучиться на программиста. Мне только русский язык и подводит. Правила, вроде знаю, говорю свободно, но сочинение пишу плохо и с ошибками. Даже английский мне легче дается, чем русский.
-Да, русская грамматика трудная, но если много читать хорошую литературу, побольше стихов, желательно вслух. Много. Долго. Тогда, независимо от тебя, мысли на бумагу начнут ложиться красиво, легко, в приятном ритме. Все просто.
-Ничего себе просто! Я в шестом классе много стихов читал, когда первый раз влюбился. Но в основном я Расулом Гамзатовым восторгался, на аварском его читал, хотя по-русски он тоже хорош.
 Так вот подойти и признаться девушке я долго не мог. Кончилось тем, что я написал ей записку из двух слов и одной буквы: «Я тебя л.» Внизу под этими словами я нарисовал всадника на коне и со шпагой.
При чем тут шпага, я понял, когда ее брат меня поймал и долго записку эту в рот мне сквозь мои стиснутые зубы заталкивал. Еле я кулаками отбился. Тут мне шпага бы и пригодилась, как мне ее в тот момент не хватало! Ох, и зол же я был! Все пытался понять, как моя записка к ее брату попал?
 Вот тут, откуда и смелость взялась? На школьной перемене подкараулил эту девушку, отвел в сторону и прямо в лоб об этом спросил. Она ответила, что записку показала подружкам, а те рассказали брату. Тот записку отобрал и сказал, что заставит меня ее съесть. «Ну а ты, что?» - спросил я. «А что я могу? Я ведь не просила тебя эту записку писать. Ты написал, ты и разбирайся». И смотрит на меня глазами, как у теленка, безразличными и   равнодушными. Тут моя любовь и улетучилась, но стихи я все же читаю, как теперь без них? Без стихов жизнь неинтересная, пустая….
-Я тоже очень люблю стихи.
-И тоже влюбилась?
-Конечно. Стыдно признаться, но я очень влюбчивая. Хотя, конечно, те, в кого я влюблялась, никогда об этом не узнавали. Мне было четыре года, когда все девчонки нашей улицы, и я в том числе, влюбились в семилетнего красивого мальчика, сына фотографа, и гадали, «любит – не любит», обрывая листики со  стебельков акации. Всегда получалось – «любит», но хоть мы и были маленькие, но понимали, что не мог же он любить всех. Из нас он выделял девочку с голубыми глазами и длинными косами, однако, и мне достался однажды его восторженный возглас: « Ух, ты, прямо бабочка прилетела!». А это я вышла гулять в только что  сшитом мамой белом нарядном платье со стоящими торчком рукавами-крылышками. Хороший был мальчик, жалко только, что погиб вместе со своим отцам, разбившись на мотоцикле.
-Грустный конец.
-Да, ведь и у тебя невеселый. Расскажи лучше о своей семье, о жизни здесь в Дагестане. Кем работает твой старший брат?
-У Сараби свой гараж, он хозяин. Сдает машины в аренду и сам организует всякие перевозки. А было время, когда мы всей семьей работали на огородах несколько лет, чтобы собрать две тысячи рублей. Такую надо было дать взятку, чтобы Сараби отдали государственный КаМаЗ – фуру, будто бы в аренду. Так все раньше было поставлено в Дагестане, еще при коммунистах. Работу было не найти и за любую надо было платить, если не было большого блата или хорошего высшего образования. Без знакомств или помощи родственников можно было только пропалывать виноградники или подметать улицы, но за это платим гроши.
Люди, конечно, приспосабливались, как приспосабливаются и сейчас. Огородами живут. Земля здесь плодородная, хотя вид у нее неказистый, черноземов нет. Но если не лениться, поливать и ухаживать, урожай будет отличный. Каждому позволялось отгородить для себя участок на пустующих землях, лишь бы обработать его семья могла вручную, не применяя никакой техники.
-А теперь применяют на огородах рабский труд, - невольно поддела сына рабовладельца Изабелла.
-Не только на огородах, но и в горах за скотом ухаживают лишенные всех прав человеческих несчастные бичи и вполне приличные люди, украденные преступниками  по всей России. Перепродают их, как товар, и считают, что это в порядке вещей. Не все, конечно. Теперь вот торговать стало можно, многих это поддерживает, они встали на ноги, строятся, учат детей в институтах, платят налоги и делают богаче наш Дагестан.
Мне стыдно, что отец мой стал таким заносчивым, разбогател, связался с темными личностями. А раньше семья наша была  среднего, весьма среднего достатка. Никогда мы не видели выходных, никаких праздников не праздновали, кроме Нового года. Все свободное время проводили на огородах, чтобы к осени собрать партию чеснока и или капусты, баклажанов или лука, и везти все это в Россию продавать. Некоторые старались завести себе двух-трех жен, чтобы те родили им побольше детей - ведь все это рабочая сила. Может, и не по этой причине, но дагестанки наши рожают много детей, обижаться не приходится. Вот в нашем поселке есть семья, у которой двадцать два ребенка. А у твоего отца одна жена?
-Одна. А что у твоего не одна?
-У моего отца тоже одна, но в Дагестане встречаются случаи, когда жены даже национальности имеют разные и  не обязательно дагестанские. Татарки, ингушки, чеченки живут в мире и согласии между собой и со своим  единственным мужем. Делят поровну домашние дела, вместе воспитываю детей.
-«Если б я был султан, я б имел трех жен…» Ты об этом так вкусно рассказываешь, будто мечтаешь, что и у тебя будет не одна, а две – три жены, не меньше.
-Нет! – как-то запальчиво воскликнул Марат и продолжал твердо и решительно, явно любуясь лицом Изабеллы на своем потолке. – Это я решил раз и навсегда. Если я найду свою любимую девушку, хорошо бы, такую же красивую, как ты, если я поверю, что она меня тоже любит, то женюсь я один раз, и нас разлучит только смерть. Я очень ревнивый и не  хочу, чтобы моя жена испытывала муки ревности, разделяя мою любовь с другими женщинами. Вот, например, согласилась бы ты на таких условиях выйти замуж за такого, как я? Только не красней так, ведь все это шутка, разве я не понимаю, что я недостаточно хорош для такой красавицы, как ты.
-Ты же меня не знаешь, даже не видел толком, поэтому я понимаю, что ты пошутил. И все же хотелось бы спросить, что если ты  все же  влюбишься, будучи женатым на той самой любимой и желанной женщине? Ведь красавиц вокруг видимо – невидимо. Что тогда? Возьмешь ее второй женой или будешь содержать на стороне, разрываясь между женой и любовницей?
-Ишь, какие ты вопросы задаешь в первую встречу!…
-Но ведь ты первый затронул этот вопрос! Мы с сестрами много обсуждали эту тему, поэтому что, однажды, наш любимый и любящий маму отец перешел жить во флигель во дворе, у нас их называют летние кухни. Мама ходила бледная, ничего перед собой не видела, ночами плакала в подушку, а отец вдруг стал наряжаться. Купил длинный плащ, кожаный пиджак и стал держаться как-то обособленно. Старшие сестры выяснили, что у отца появилась любовница, и он собирается нас бросить.
 Как нам было страшно, как жалко маму, какое отвращение у нас вызвал отец! Мы, дети, объявили отцу бойкот, даже не смотрели в его сторону, не разговаривали с ним. Только младший братишка не мог ничего понять и спрашивал всех, что случилось. Однажды, всю ночь горел свет во флигеле, отец не спал, курил на крыльце, а утром пришел бледный, сел за стол в доме и больше даже летом во флигель не заходил. С тех пор у него стало болеть сердце, и мы с мамой все ему простили и стали жалеть. Вот такая история измены. Поэтому мне этот вопрос не безразличен, - объяснила Иза.
-С уверенностью могу ответить, - сказал Марат, - что в подобной ситуации я бы во флигеле не оказался. Я женюсь только на той, которая в любом возрасте, при любом состоянии здоровья  будет мне дорога, как будут дороги наши с ней дети, как будет дорог наш с ней дом. И никакая другая не сможет в моем сердце уместиться рядом.
 Кажется, ты не очень-то веришь? Скажешь, все это юношеский максимализм, но перед моими глазами пример моего отца, который при всех его недостатках, прожив всю жизнь в Дагестане, где нередко многоженство, всегда оставался верным и любящим мужем моей матери, одинаково заботился о каждом своем сыне, уважал и почитал своих родителей. Такое отношение к жизни, к женщине, к старикам воспитано и у меня. Я не одобряю отцовских связей с криминалом, надеюсь, что он постепенно отойдет от этих страшных людей и станет прежним, ведь на его руках пока нет крови.
А двух жен в Дагестане мужчина может себе позволить, если он достаточно обеспечен, если есть стабильный  доход и жилье для всех четырех жен, а то некоторые и одну жену прокормить не могут. Бросают ее и детей, едут в Россию на заработки, некоторые годами не возвращаются назад, заводя там русские семьи.
-Твой брат Наби тоже завел себе семью в Москве?
-Надеюсь, что нет Он пишет, что подыскивает побольше квартиру, хочет, чтобы Кахрабат с детьми и я жили с ним. Надеюсь, что это правда. Он человек серьезный, работяга, не то, что Сараби. Тот падок до женского пола, любитель покутить, посорить деньгами. Я слышал, что в Дербенте у него есть содержанка с  ребенком. Молоденькая девушка, ее сестра, его тоже интересует. Мать этих двух дочерей привезла их из Буйнакска из-за невозможности прокормиться там, а теперь привечает Сараби как единственный источник дохода для своей семьи. Их трудно осуждать за это.
-«Голод – не тетка», как сказала бы моя мама.
-Да, но вот другой пример. Недавно неподалеку отсюда чудесная даргинская женщина, редкая красавица и умница по имени Шарипат покончила с собой, облившись бензином в собственной ванне.
-Какой ужас!
-Она пять лет прождала своего мужа из России с заработков, перебиваясь впроголодь с четырьмя детьми и матерью на бабушкину пенсию и свою крохотную зарплату. Ей предлагали содержание богатые мужчины, в том числе, и наш Сараби, но она ждала любимого мужа. Вот и не смогла перенести его измену. Когда узнала, что в России он завел другую семью и думать забыл о Шарипат и детях, решила, что больше незачем жить.
-Как глупо!
Я тоже так думаю. Но такой сильной и губительной оказалась ее любовь и так она распорядилась своей неповторимой жизнью, оставив сиротами четверых деток.
-Жизнь так прекрасна, что добровольно уходить из нее, как бы  трудно ни было, кажется мне просто глупо и страшно. Мама мне часто повторяет, что Бог не даст непосильных испытаний, а если дал, значит, ты можешь их выдержать.
-Да, пожалуй, не на шутку я тебя напугал. После таких разговоров и спать не сможешь.
-Завтра мне очень рано вставать, поэтому спать я буду в любом случае, потому что не хочу, чтобы вместо меня привезли сюда отца. Он болен и не выдержит, может умереть. Давай прощаться.
-А завтра мы увидимся? Я тебя сегодня заговорил и напугал. Обещаю завтра только анекдоты рассказывать, чтобы хоть чуть-чуть ты развеселилась.
-Нет, мне было очень интересно и приятно сегодня. Поэтому, если завтра ты продолжишь рассказывать о Дагестане, мне будет интересней, чем слушать анекдоты. Спокойной ночи Марат!
-Спокойной ночи Изабелла!
Изабелла закрыла крышкой отверстие в полу, вставила кружочек паласа на место и с упоением растянулась на своей подстилке. Уставший организм  требовал отдыха и, подложив под голову подушечку. Иза крепко заснула.

ГЛАВА 6

- Вставай. Пора,- услышала Иза сквозь сон.
Высокомерная Патимат не соизволила даже по имени ее позвать, но для Изабеллы не это было важно. Важно было то, что глаза ее не хотели открываться. Совсем. Страх, на который опиралась ее выдержка, куда-то улетучился после вчерашнего разговора с Маратом. Столько теплоты, столько участия, столько дружеского к ней расположения ощущала Изабелла при общении с Маратом через слуховое окошко, что внезапно этой  ночью она почувствовала себя защищенной и от этого еще более бесстрашной, чем была.
 Поэтому спала Иза очень крепко и никакая угроза в голосе Патимат не могла ее вывести из блаженного состояния сна.
 Но вставать, конечно, придется. Тем более, что Патимат сообщила, что уже привезли пойманную ночью рыбу. Тут же, пока Изабелла умывалась и приводила себя в рабочий вид, в ее памяти, как в компьютере, щелкали варианты известных ей рыбных блюд.
Больше всего она любила дома рыбу с грибами, посыпанную тертым сыром и залитую сливками, а потом полчаса пропеченную в духовке. Но это блюдо русское, монастырское, а дагестанцы грибы за еду не считают, и не едет их. Тут Иза вспомнила, что вчера в кладовке ей на глаза попалась симпатичная тыква. Судьба второго блюда сразу определилась – она приготовит рыбу, запеченную в тыкве.
Дорогу до кухни Изабелла не заметила, сосредоточенная на планировании сегодняшнего меню. Никогда в жизни ей не приходилось этого делать, тем более в такой ответственной ситуации.
 Некоторое облегчение она чувствовала от мысли, что предстоит готовить все-таки не праздничные, а вполне будничные блюда. Они должны быть вкусными, полезными, но не обязательно сложными в приготовлении и изысканно украшенными.
Поздоровавшись с Кахрабат, Иза увидела, что та уже очистила двух огромных осетров не просто от чешуи, а и от кожи. Обе рыбины, обезглавленные, с обрезанными хвостами, тем не менее, выглядели весьма вальяжно, развалившись на пластиковой поверхности стола в ожидании решения их судьбы молодой поварихой. Но к этому времени Иза уже все решила, а Кахрабат со словами: «Ну, не буду мешать. Старайся» - вышла  из кухни.
Изабелла села на вертящейся стул с четырьмя колесиками и, вооружившись острым ножом, аккуратно отделив от костей, порезала мякоть одной половины рыбины на небольшие удлиненные кусочки.
 Вторую половину Иза порезала на кусочки побольше, но посекла их ножом до середины толщины. Расправляя каждый, как гармошку, пересыпала перцем, солью, полила соком лимона и поставила в холодильник просаливаться.
 Меньшие кусочки она замариновала столовым уксусом и солью, добавив в маринад перец, крупными кольцами порезанный лук и лавровый лист. Не знала Иза, получится ли вкусным маринованный осетр из Каспийского моря, но жирный речной толстолобик в ее родном Зеленокумске всегда получался вкусным. Теперь завтра, а то и сегодня вечером достаточно будет вынуть несколько кусочков рыбы и лука, дать стечь уксусу, добавить растительное масло да с воздушным картофельным пюре – пальчики  оближешь…
«Надо позаботиться о пюре», - подумала Иза и перешла в уголок кухни к раковине с водой, чтобы почистить картошку. Начистила побольше, чтобы, кроме гарнира к жареной рыбе, хватило бы и на начинку для пирожков.
 Что каcается соли, то Изабелла похоже, как молодая норовистая кобылица, закусила удила. Ее, будто задела за живое просьба хозяев сильнее подсаливать пищу, и она насыпала в закипевшую картошку тройную дозу соли.
-Пусть едят, раз захотелось солененького, - весело подумала Иза, и стала  напевать свои любимые песенки. Они поднимали ей настроение и вносили ускоренный ритм в ее работу.
Когда картофель был готов, Иза слила взвар, добавила в него пару картофелин, молока, дрожжей, чуть сахара и размешала с мукой опару до густоты сметаны.
 В отварную картошку она тоже влила горячее молоко, разбила три сырых яйца и положила сливочное масло. Теперь осталось, как следует, взбить пюре и укутать его, чтобы не остыл до завтрака.
-«Пожалуй, рыба для жарки уже просолилась», - подумала Иза и пожарила половину «гармошек», обмакивая в муку, а для другой половины «гармошек» приготовила кляр из половины стакана молока, одного яйца, одной столовой ложки растительного масла и полчайной ложки соды, погашенной соком половины лимона. Подмесила в эту смесь муку до густоты сметаны и, окуная тоненькие кусочки рыбы в кляр, пожарила их во фритюре. Выложив на блюдо, Иза украсила всю жареную рыбу  зеленью.
Очень хотелось Изе сделать что-то особенное, поэтому на этой, наполненной изобилием фруктов и овощей, кухне она решила приготовить несложный, в общем-то, но оригинальный салат, который любит Майкл Джексон. Вдруг  понравится и хозяевам?
Натертые на терке картофель, яблоки, огурец, ананас, лимон, мелко покрошенный сельдерей, петрушку, кинзу, зеленый лук, и немного шпината заправила майонезом. На всякий случай и тут Иза добавила соли больше привычного в их семье вкуса. Пусть лучше теперь упрекнут, что пересолила, чем решат, что не обращает внимания на хозяйские замечания.
 Выложив салат в середину блюда, Изабелла вокруг него разложила нарезанные кружочками помидоры и воткнула веточки петрушки. Внешним видом и вкусом салата Иза осталась довольна.
Тем временем подошла опара, она вся покрылась крупными пузырями. Просеяв муку, Иза замесила тесто на пирожки. Для этого она растопила пачку маргарина, всыпала туда стакан сахара, отделила у десятка яиц желтки от белков. Старательно растерев желтки с опарой, маргарином и сахаром, Иза белки взбила с солью и добавила в последнюю очередь. Тут она вспомнила, что в конце мама всегда добавляла в тесто сто граммов растительного масла.
 Иза решила, что и она сделает, как мама. Добавила масла и стала досыпать муку, чтобы замесить тесто. Когда оно стало отставать от рук, она поместила его в эмалированный таз, накрыла салфеткой и поставила в теплое место подходить.
Теперь Иза должна была позаботиться о сладком к завтраку. Она сварила какао и испекла творожный пирог из трех стаканов муки, стакана сахара, одной чайной ложки соды и натертой на крупной терке, предварительно замороженной пачке маргарина. Добавив ванилин, Иза руками перетерла все до однородной массы и разделила пополам. Половину выложила на противень, сверху разложила начинку. Для начинки она в пятьсот граммов творога добавила два яичка, две столовых ложки сметаны, стакан сахара и размешала.
 За полчаса в духовке пирог испекся, но он показался Изе маленьким для такой большой семьи, поэтому для детей она решила испечь во фритюре бананы. В чайную чашку муки Изабелла всыпала одну чайную ложку соды, выжала половину лимона, всыпала чайную ложку корицы, столовую ложку сахара и чуточку соли, добавила кефира, чтобы тесто получилось густотой сметаны. Почистив и порезав на кусочки бананы, Изабелла пожарила их во фритюре из топленного сливочного масла, предварительно обмакивая их в приготовленное тесто. Уложенные на блюдо бананы в кляре Иза посыпала сверху сахарной пудрой.
Теперь можно было взяться за пирожки. Тесто уже подошло, хотя Иза его уже два раза осаживала. Лепить и выпекать пирожки было делом привычным, но она хотела обязательно сделать пару пирогов с рыбой. Для этого Иза нарезала рыбных кусочков от не начатой еще рыбы, отделила их от костей и, простелив на дно двух противней, смазанных маргарином, тесто, на тесто распределила покрошенный лук, сверху – кусочки рыбы, посалила, поперчила, положила несколько кусочков сливочного масла и закрутила края пирога «веревочкой».
 Протянула девушка от края до края пирога несколько тоненьких полосок теста, чтобы скрепить его, смазала поверхность теста взбитым  яичком, а в самом конце внутрь пирога положила сметану, поставила, пироги в заранее разогретую духовку и через полчаса они, были готовы. К этому времени из оставшегося теста  Иза налепила пирожков с картошкой и, уложив их на противни, смазала сверху яичком, чтоб были  румяные, и испекла  их.
Приспособившись сегодня ездить по кухне на вращающемся стуле с колесиками, Изабелла не так натрудила ноги, как вчера, но все равно и голод, и усталость чувствовались, поэтому она решила позавтракать. С горячим аппетитным пирожкам с картошкой съела кусочек жареной рыбы и выпила чашку какао с парой кусочков бананов в кляре.
Тут вошла Кахрабат.
-Ну, как, завтрак готов? Все за столом сидят. Вижу, вижу, опять наготовила на целый батальон. Устала, наверное, пчелка?  Тебя, может, проводить отдохнуть? Я пока здесь уберу и посуду вымою.
-Да, Кахрабаточка, отведи. Устала. Во сколько обед? В час? Должна бы успеть. Ведь еды им хватит и на обед, только свежий суп с фрикадельками приготовлю перед самым обедом. А может, успею с тыквой рыбу запечь, как ты думаешь, есть будут?
-Будут. Тыкву у нас любят.
Через несколько минут, приветливо поздоровавшись со старенькой соседкой по комнате, Иза отвернулась к стене, и быстро, усталая и почти счастливая, что справилась с таким большим объемом работ, заснула. Ей надо было не только отдохнуть, но и выспаться перед ночным свиданием. Она ведь знала, что ночью ей снова спать придется мало, потому что позовет ее к себе заветное окошко в полу под старым ковром.

ГЛАВА 7

К обеду Изабелла тоже успела все, что наметила. Только, чтобы рыбный день не портить супом с мясными фрикадельками, она сварила на обед ароматный овощной супчик, легкий и витаминный.
Перед ужином Иза нарезанные куски тыквы уложила на противень, сверху – кусочки рыбы, лук, снова тыкву, посалила, поперчила, залила соусом из яиц и сметаны и поставила запекаться на сорок минут в уже разогретую духовку.
 Для разнообразия молодая повариха решила испечь еще и сырный пирог в надежде, что на следующий день его можно будет подать к завтраку. Изабелла сбила со сметаной блинную муку, пока не получилось нерастекающееся  тесто. Сковороду присыпала мукой, разложила тесто на сковородке и сделала бортики. Триста граммов сыра натерла на терке и распределила по поверхности теста, смешала одну ложку сметаны с одним яйцом и помазала этим составом сыр по верху, а еще выше посыпала натертыми на терке крошками сильно замороженного сливочного масла. В таком виде Иза поставила пирог в духовку на сорок минут.
Утомленная, но довольная собой Иза, перед тем, как уходить спать перекинулась несколькими словами с Кахрабат, с которой она вполне сдружилась за это короткое  время. Веселый нрав и неунывающий характер Кахрабат восхищали Изу. Быстрая, будто летающая на крыльях по этажам, миловидная Кахрабат, казалось, никогда не устает в этой беличьей круговерти. Для всех у нее наготове была добрая, чуть ироничная улыбка и ласковое слово.
-Ну, голубушка, не на шутку ты размахнулась! Если так вкусно и так обильно будешь целыми днями готовить, то вся семейка наша в двери проходить перестанет. Дети уже не бегают, а переваливаются, будто пингвины с ноги на ногу, волоком животы свои таскают.
 Угомонись! Так хозяин продуктов не напасется. После твоего сегодняшнего ударного труда, наверняка, придется ему нас с Маратом в Дербент за продуктами посылать.  Я эти прогулки люблю, тут сказать нечего. Джамал, кстати, распорядился и тебя в Дербент захватить, чтобы ты закупила именно то, что понадобится для тех блюд, что ты умеешь готовить, чтобы лишнего не покупать, деньги хозяйские зря не тратить.
Но  все же ты убавь чуть-чуть прыть, не готовь столько, иначе Джамал с расходами не согласится. Да, и много это еды, даже для такой семейки, как наша, ты пойми.
-А ты пойми мое желание приготовить много всяческих блюд, разных и вкусных, чтобы хозяева поняли, что я умею, чтобы были довольны и не вздумали ехать за отцом мне на замену.
-Да, не поедут они, успокойся. Ты бы видела, как уплетали сегодня твою вкуснятину! Свекровь даже сестру с мужем и детьми пригласила похвастаться поварихой. Они еще не разошлись, сидят, пируют. Коньяк потягивают. Но  хоть гости пришли с детьми и мы всех досыта накормили, все – равно, думаю, еда останется, завтра надо будет доедать. А Джамал этого не любит. Перевод продуктов. Поэтому назавтра тебе совет - угомонись.
-Убедила. Пойдем наверх, - предложила Иза.
-Что–то ты подозрительно рвешься в свою комнату? – с интересом взглянув на девушку, спросила Кахрабат, открывая дверь в галерею. - Не выспалась? Или с наной сдружилась? Она хорошая, добрая, а в душе совсем молодая. Но теперь она спит, наверное.
-Все тебе скажи, - с лукавой улыбкой ответила Иза. Может, у меня там свидание.
-Скажешь тоже! Мужчины на третий этаж не поднимутся. Это женская половина, у нас за это и убить могут. Так что женихов там не жди. Спи лучше. Отдохни после сегодяшней стахановской работы..
-Постараюсь. Спокойной ночи, Кахрабат.
-Спокойной ночи. Иза!
Знала бы добрая Кахрабат, какое свидание ждало Изабеллу в ее  комнате! Свидание через слуховое окошко с парнем, о котором Изабелла за короткую  свою жизнь и помечтать не успела, помня о своем физическом недостатке, об изуродованных  полиомиелитом хромых ногах.
 Разве могла она когда-нибудь представить, что в семнадцать лет вдруг попадает в заложницы вместо своего отца и встретит здесь, среди врагов восторженного и обаятельного, красивого и стройного, доброго и веселого, прекрасно воспитанного юношу и этот юноша, увидев только ее лицо, оценит его красоту и будет восхищен Изой, будет ждать встреч с ней, радоваться этим встречам, не зная еще, как Иза выглядит на самом деле, не увидев ее ни разу, не догадываясь, что ноги ее уродливы и безобразны.
Услышав от Кахрабат указание Джамала, что их в Дербент будет сопровождать Марат, Иза решила, что будет оттягивать эту поездку, как можно дольше. Ей так не хотелось увидеть в глазах влюбленного юноши горькое разочарование, когда он увидит, что красота ее не так безупречна, как он себе напредставлял.
Теперь она будет экономить, готовить поменьше, чтобы растянуть подольше те продукты, что остались. А пока они будут видеться через слуховое окошко, будут целые ночи напролет разговаривать, слушать музыку, оставаясь друг для друга недосягаемыми и загадочными. Когда еще Иза услышит столько комплиментов в свой адрес, столько ласковых слов, намеков, восторженных восклицаний в адрес ее красивого лица, живости ума и врожденной мудрости. Ни за что ей не хотелось лишаться этого, но…
Но этот день настал. Сегодня, вот уже сегодня они едут в Дербент!

ГЛАВА 8

- Изабелла – Изольда – Изетта, - с удовольствием  перебирал накануне ночью варианты ее имени и своих фантазий на эту тему, Марат. Он сладко потягивался  на своей постели, словно изнеженный молодой котенок. Но разговаривать они могли только, если он лежал на спине и смотрел в потолок, где в слуховом окне видел ее лицо. Только лицо.
-Ты  в курсе, что завтра, наконец-то, мы сможем друг до друга дотронуться? Мы утром едем  в Дербент! Мне отец поручил вас с Кахрабаткой сопровождать, подносить, уносить и ублажать. Не знаю, как ты,  а я очень рад! Боюсь только одного: чтобы ты не оказалась выше меня ростом. Я этого не переживу. Твое  лицо мне так нравиться, оно мне ночами снится и мне не терпится тебя обнять.  Боюсь только, что нам это не позволят. И все – равно жду, скорей бы!
Уставшие, они распрощались вечером пораньше. Изабелла была влюблена и растеряна, ее пугала мысль, что увидев ее, хромую, Марат изменит к ней свое отношение, его восторженность улетучится, останется только жалость. Она с жалостью к себе сталкивалась не раз в своей семнадцатилетней жизни, и это всегда было тяжело.
За эти  несколько дней они  с Маратом очень сдружились, очень понравились друг другу, и наговориться не могли ночами. О влюбленности Марата Иза не просто догадывалась. Он ей много раз признавался в своих чувствах и не раз предлагал стать его женой, даже, если им придется для этого совершить тайный побег.
 Но повидаться днем им не удавалось. Бдительная Кахрабат никому не давала заходить на кухню, а закончившую готовить Изабеллу быстро отводила наверх, на женскую половину, куда вход Марату был запрещен.
 По обычаям мусульман взрослый парень не мог, не имел права появиться на женской половине дома без особой, веской причины и Изу это  устраивало вполне.
 Всю прошлую ночь она просыпалась встревоженная, чувствуя, что щеки горят, что руки ледяные, и понимала, что боится потерять юношескую восторженную и романтическую влюбленность Марата после того, как они встретятся вблизи, но встречу эту больше нельзя было оттягивать, она была неизбежна. Джамал торопил, надо было привезти свежих продуктов. Особенно нужна была крапива. Джамал уже дважды передавал, что хочет вареников с ней.
И вот этот день настал.
Утром Иза готовила завтрак в большой спешке. С вечера, испеченные чуду, она только разогрела в духовке. Тушенную с имбирем  и кунжутом курицу разогрела в микроволновке и выложила на листья салата в большом блюде, а для гарнира натушила баклажаны с картофелем и помидорами.
 Пока Иза крошила салат из помидоров с чесноком и майонезом, Кахрабат по ее просьбе нарвала  на приусадебном участке огурцы, петрушку, кинзу и укроп. Все это помыли и выложили на отдельное блюдо, потому что в Дагестане зелень едят пучками вприкуску с мясом, овощами, картофелем. К чаю Изабелла с вечера испекла простенький «наполеон», поставила его в холодильник и теперь надеялась, что на день печеного  им хватит.   Можно было ехать.
Сейчас, сейчас они встретятся! Ей хотелось его увидеть, увидеть близко, а не сверху, с потолка комнаты, но, Аллах, как она этого боялась!
 Вот уже они с Кахрабат спускаются с третьего этажа, а Марат ждет их внизу у лестницы, Ему не терпится увидеть ее, у него блестят глаза, губы растянула веселая, чуть смущенная и растерянная, но при этом несколько ироничная улыбка.
Вот они поворачивают на последний лестничный пролет. Сейчас…сейчас…их глаза встретятся. И вот уже усмешка сползает с его лица, в глазах мелькает жалость и досада.
Изабелла вздернула голову, гордо тряхнула волосами и решила, что ни за что не будет страдать и мучиться, если с этой минуты Марат потеряет к ней всякий интерес, перестанет смотреть  на нее влюбленными глазами, говорить ей комплименты, строить совместные планы на будущее, как это было до сих пор..
- Ну, наконец – то! Мы приедем к «шапочному разбору», базар в Дербенте закроет ворота, пока вы тут кублитесь!! – невозмутимо, явно притворяясь, что ничего не заметил в Изабелле, шутливо воскликнул Марат, обращаясь с упреками к Кахрабат.
Как было  Изабелле угадать, что кроется за этими словами, о чем говорят его шутки и радостью блестевшие глаза? Со стороны казалось, что их более близкое теперь знакомство подняло Марата на недосягаемую высоту в его собственных глазах, он этому не просто рад, он от обуявшей его необъяснимой радости вот-вот взлетит в небо.
 Мало, того, Изе казалось, что сейчас, когда Марат видит ее всю, видит, что одна нога у нее короче другой и поэтому на туфле супинатор, лицо его выражает страсть, а не просто влюбленность, именно, страсть, любовную страсть к ней, к хромоножке – заложнице…
Марат шутил и балагурил, незаметно для Кахрабат вышагивая позади девушек, обнимал Изу то за плечи, то за талию.  Или сжимал пылающей ладонью  холодные пальцы не живой, не мертвой от волнения заложницы и страстно целовал их.
 Ничего не подозревающая Кахрабат шла впереди них к машине, возле которой хлопотал  Омар – шофер Джамала.
-Машина  уже и так вся сверкает, Омар, а ты все трешь и трешь ее без устали. Отворяй дверцы, да поехали скорей, - обратился к шоферу Марат, подходя к машине.
-Так быстро, как ты хочешь, не получится, - ворчливо отвечал Омар.
-Машина – не конь, «Но!» не скажешь, а и скажешь, так не поедешь. Подожди немного, не торопи меня. И без тебя  погоняльщиков хватает.
Почти вприпрыжку подскочивший к машине Марат галантно отворил дверцы  «Ауди» и Кахрабат села на заднее сиденье, а Марат сел на переднее.
 Изабелла, опершись на заднюю дверцу, не торопилась занять свое место позади Марата. Ей хотелось насладиться чистым утренним воздухом. Иза вдыхала аромат многочисленных цветов, заполнивших переднюю часть двора хозяйского дома.
 Особое предпочтение здесь было отдано розам. К каждому кусту роз, словно к особе королевской крови, не смели приблизиться ни один цветок, ни единая травинка. И розы стояли величественно, окруженные очищенной от сорняков, тщательно  взрыхленной землей, и удивляли разнообразием оттенков своих цветов от бархатно-бордового до черного, от  цвета спелого персика до цвета голубого весеннего неба. На их нежных лепестках, словно в лучах солнца, блестели капли утренней росы.
Широкая подъездная дорожка от крыльца и до самых ворот была затенена беседкой из виноградных лоз со свисающими над машиной и над головами людей созревающими виноградными гроздьями.
 Изабелла невольно подняла голову, и вдруг сквозь узорчатую сеть виноградных листьев она увидела окна дома. Из одного из них на втором этаже ее похотливо разглядывал очень неприятный внешне мужчина с большим круглым лицом и глубокими бороздами морщин на нем. Их взгляды встретились, и Изабелла невольно передернула плечами от омерзения и страха, а тот, в свою очередь, недвусмысленно поцокал языком.
Никто из спутников Изабеллы ничего не заметил, и она поспешила сесть на заднее сиденье рядом с Кахрабат.
-Поехали, поехали, - торопила Кахрабат шофера, не переставшего наводить никому сейчас не нужный лоск на и так уже блестевшую машину. Но не обращая внимания на торопливых своих пассажиров, приученный строгим хозяином к порядку, Омар педантично уничтожил все оставшиеся пылинки, убрал на место тряпку и с легким сердцем открыл ворота для того, чтобы блестящая «Ауди» смогла теперь под его управлением снова собирать  на свои бока  первозданную пыль дагестанских дорог.
 Марат вида не подавал, что знаком с Изабеллой, а та сидела окаменевшая после встречи со взглядом страшного морщинистого человека в окне хозяйского дома.
Пока машина выезжала из поселка на трассу и свернула налево в направлении Дербента, Изабелла решилась спросить потихоньку Кахрабат :
-Кто у вас живет на втором этаже?
-А что? – Кахрабат ответила вопросом на вопрос. Понятно, ведь Иза не была другом их семьи, хоть ей и доверяли их кормить.
-Я увидела в окне мужчину. Его взгляд меня испугал, - без обиняков разъяснила Изабелла.
-А-а-а, это должно быть, Сараби, - Кахрабат отстранилась и оценивающе взглянула на Изу. – Да, пожалуй, он мог тобой соблазниться. Он  у  нас не просто бабник и гуляка, а настоящий Дон Жуан. Ни одной юбки не пропустил. Патиматка уже вся злостью изошлась, но сделать ничего не может. Пьет, гуляет  по - черному. Будь осторожна! Если он на тебя глаз положил, тебе несдобровать, ведь ты знала, на что шла добровольно, а заступиться за тебя здесь некому. Он наследник, продолжатель фамилии. Джамал и тот к нему сильно строг не бывает, прощает все его шалости.
У Изабеллы сердце сжалось в комочек, замерло, и уже готово было затихнуть совсем, но с ней рядом был Марат, его присутствие вселяло в ее беззащитную душу надежду на защиту от посягательств его похотливого старшего брата.
«Ведь Марат не позволит, - думала она, отвернувшись от Кахрабат, и глядя в окно машины, - Марат любит меня, он оградит меня от этого жуткого, старого и уродливого Сараби».

ГЛАВА 9
Их «Ауди», наконец, выехала на трассу. Мимо глаз Изабеллы мелькали бесчисленные ряды виноградников, а вдали на горизонте сверкали на солнце заснеженные вершины Кавказского хребта. Они  видны были, как на ладони, хотя, конечно, были очень далеко.
Куда ближе, чем эти недоступные  вершины, на расстоянии вытянутой руки перед Изабеллой находился такой дорогой ей, но не менее для нее недоступный, Марат. Разговора Изабеллы с Кахрабат он, видимо, не слышал, потому что в салоне машины громко звучала музыка, но было понятно, что Марат очень рад, хоть ненадолго, вырваться из дома, развеяться в этой приятной, ни к чему не обязывающей поездке. Он без устали шутил, рассказывал анекдоты, хотя голос его заглушала громко звучащая музыка из магнитолы.
 Изабелла еще не вполне оправилась от испуга, ей по-прежнему было жутко от мыслей о Сараби, однако, она не могла устоять и смеялась вместе с Кахрабат над анекдотами и шутками Марата.
 Марат часто оборачивался к заднему сиденью, с восторгом и явным удовольствием оглядывал обеих женщин карими глазами и смеялся, казалось, без причины - то ли  над своими словами, то ли  над мыслями.
-А хотите, я для вновь прибывших гостей Дагестана экскурсию проведу? «Посмотрите налево, посмотрите направо»?
-Хорошенькие «гости», - проворчала Кахрабат. – Если и гости, то добровольно принудительные, если помягче сказать.
-Ну, это не наш грех! Кто заварил кашу, тому ее и расхлебывать, а наше дело опекать, развлекать и делать все, чтобы гостье нашего дома, пусть даже невольной его гостье, было хорошо, - ответил Марат. - Так что, посмотрите направо. До самого горизонта простираются виноградники. Вина и коньяки из этого винограда.  – наша гордость, гордость всех дагестанцев. Нигде в России виноград не накапливает столько сахара, как у нас, поэтому вкус такой, - Марат подыскивал подходящее слово, - изумительный! Ты заметила, Иза - Изетта, какой поселок у нас аккуратный?
По привычке, Марат обратился  к Изабелле с той ласковой  фамильярностью, с которой он почти сжился. На этот раз он тут же понял свою ошибку, но было уже поздно.
Кахрабат по очереди оглядела молодых людей, переводя подозрительный взгляд с парня на девушку и обратно.
-Вы что ж, голубчики, знакомы друг с другом? – спросила она.
Иза замерла, но Марат не растерялся:
-Что это ты придираешься, Кахрабат? Нас давно и официально познакомила  Патимат  – Марат врал  напропалую, зная, что Кахрабат побаивается злючку Патимат и расспрашивать ее ни о чем не будет. -Патимат привела Изабеллу по поручению Джамала, чтобы взять у меня бумагу и ручку для письма, -  продолжал изворачиваться Марат. – Так и познакомились, А потом, мне-то интересно, что за искусница откармливает наше семейство, будто на убой. Вот  и узнал я  имя Изольды Изетты, Изабеллы – Иветты, вот и нечего вам, прекрасные наши дамы, таиться и скрывать ваши  подпольные, конспиративные прозвища.
-Так-так, - протяжно с недоверием сказала Кахрабат. - Свежо предание, да  вериться с трудом. Ну-ну, посмотрим – посмотрим.
-Кахрабаточка, не  старайся быть строгой, как классная дама, тебе это не идет, - постаралась уладить спор Иза.
-Я не строгая и не злая, да только не люблю, когда меня водят за нос, - с  досадой заявила Кахрабат и сердитая, отвернулась к окну.
-Кахрабат, да  посмотри же, какой чудесный день, а ты тратишь его на пустые, никому не нужные подозрения. Тебе что, поручили охранять  целомудрие этой пигалицы?
-вмешался в разговор молчаливый и сдержанный Омар. – Ну, какая тебе разница, видел он эту Изабеллу вчера, позавчера или сегодня видит в первый раз? Пусть лучше Марат развлекает нас своей «экскурсией» – все короче дорога покажется.
-Вот это правильно. На чем я остановился? – обрадовался Марат.
-На асфальтированных дорожках вашего поселка и виноградниках Дагестана, - подсказала Изабелла.
-Значит, ты обратила внимание, какой красивый и благоустроенный наш поселок, сколько многоэтажных домов, все обеспечены жильем? Прекрасная больница, много образованных врачей, знающих свое дело. Для детей прекрасный садик, школа очень хорошая, где директор – моя мама. Есть музыкальная, художественная, даже спортивная школы. До перестройки наш совхоз носил звание Коммунистического Труда. И все это давал выращенный совхозом виноград и вино, которое делали на нашем отличном винном заводе. Там не пропадало ничего, даже выжимки  шли в дело и приносили прибыль. Безотходное производство. У нас и научно – исследовательский институт был, да теперь все рассыпалось, ни на что денег нет.
За время борьбы против алкоголизма, когда ввели почти «сухой закон», много  сильных, плодоносящих виноградников вырубили, а теперь приходится восстанавливать, сажать школку. Хорошо, если ценные сорта не утеряны, а то очень жалко будет. Хотя и в этом случае земля наша, солнце наше не подведут, они-то не изменились, а трудиться наши люди умеют, поэтому по всему я очень надеюсь, что все будет хорошо. И винзавод наш со временем во всю мощь заработает, и вина опять выпускать будет не чета французским, да итальянским.
 А то по дурости свое сгубили и возим теперь из Европы, чтобы они за наш счет богатели. Наши вина всегда лучше их вин были, на всех выставках главные медали получали.
 Жалко, что народ русский с петровских времен водкой да самогоном спаивали. Если бы люди в России пили по праздникам и будням хорошие вина, как пьют в Европе, в Грузии, в Молдавии, то пьяниц горемычных было бы  гораздо меньше, не вырождались, не деградировали, не вымирали бы целыми деревнями, городами  да поселками. Ведь в вине не так много алкоголя, как в водке, алкоголь этот более мягкий, но зато есть много витаминов, аминокислот, минералов и микроэлементов, способных и жизнь продлить и бодрости прибавить. Жалко, что наши люди этого пока не понимают.
Ну, да не будем о грустном. Ведь можно посмотреть  налево и там внизу за мелькающими поселками вы увидите огромное, влекущее к себе неодолимо, синее Каспийское  море. Это тоже наше богатство, достояние нашего народа. Оно богато осетрами, а осетры – икрой. Дно его богато нефтью, а берег – золотым песком. Золотой песок, нагретый солнцем, лечит больные суставы, смоченные в соленой морской воде.
 Море не обрывается круто у берега в глубину, но и недолго остается мелким. Не умеющим хорошо плавать лучше не терять дно под ногами, потому что волны Каспия  всасывают, затягивают и уносят пловца к середине моря, тащат его подальше от берега. И немало усилий надо затратить, чтобы преодолеть силу каспийских волн, чтобы для спасения собственной жизни оказать достаточное сопротивление отливу.
Мне очень хочется  порыбачить, затаиться в камышах, как раньше это делали мои предки, но с тех давних пор все изменилось. Сначала вся рыба и икра в ней была в руках рыбной мафии. Но, похоже, и это скоро  остановят. Хорошо бы до тех пор рыбу всю не истребили.
В любом случае дагестанцы ни рыбу, ни икру не видят. Все уходит в Россию и заграницу. Только, если хороший блат, если надежные друзья, то можно достать и рыбу свежую, и икру. Уж на что богат дербентский рынок, а и там рыбу сейчас прячут от глаз властей, чтобы не придирались, хотя совсем недавно ее было видимо–невидимо. И свежей, и копченой, и вяленой. И на Кавказ везли, и в Москву. Страшно, действительно, что всех осетров выловят, икру загубят, и наши дети даже по знакомству попробовать этих деликатесов не смогут.
Т-а-а-к, вот и эта история довольно грустно закончилась. Так дело не пойдет.
Сейчас меня выручит, пожалуй, промелькнувший слева от дороги рабочий поселок Даг. Огни. Его построили, чтобы из песков Каспийского моря изготавливать стекло и хрусталь. Довольно хорошее стекло и отличный хрусталь.
А теперь посмотрите направо. На горе над нами возвышается Дербентская крепость. Знаменитая Дербентская крепость, построенная для отражения нападений врагов с моря и не только. Здесь глубокая, удобная морская бухта и сюда не раз и не два приплывали не только незваные гости, но и богатые купцы со всего света со своими товарами.
 Крепость сейчас уже  значительно разрушена, но этому способствовало время, долгое время. Когда-нибудь сюда будут приезжать туристы и за их деньги  благоустроится крепость. Вместо неудобных тропинок сделают дорожки с поручнями и ступеньками, по их обочинам посадят кусты роз на каменистых россыпях развалин. Экскурсоводы будут показывать каменные колодцы в земле для запасов воды. Эти колодцы позволяли выдерживать запертым в крепости людям длительные осады.
Поручнями огородят древние бани, вырытые в земле и обложенные бутовым камнем, с каменными же лавками, на которых не столько мылись драгоценной в то время водой, не столько втирали масла и разгоняли застоявшуюся кровь по суставам, сколько вели неспешные  беседы, философствовали и обменивались новостями.
А самых отважных экскурсантов будут водить по очищенным к тому времени, но от этого не менее жутким, подземным переходам и рассказывать будут какую-нибудь душещипательную любовную историю с несчастным концом, специально сочиненную для сентиментальных сердец. Так будет, и это будет не грустно, а это будет правильно и хорошо.
На этом, дорогие экскурсанты, экскурсия закончена, экскурсовод выдохся. А мы въезжаем в город Дербент, - сказав это, Марат с облегчением откинулся на спинку сиденья.

ГЛАВА  10

Дербентский рынок отличается от своих собратьев тем, что в любое время года при приближении к нему вас окутывает аромат весны, пряной зелени, среди которой явно преобладает запах кинзы.
 На ближайших к входным воротам прилавках насыпаны целые ворохи свежих зеленых и красных, с цветочками и без них, пахучих и не очень трав, трав, трав. Эти простейшие источники витаминов просят и молят всеми своими листиками и сочными стебельками – купи нас и мы прочистим твои сосуды и кровь, принесем тебе радость жизни, которой полны сами, и тебе будет хорошо, очень хорошо.
Но ведь и разложенные дальше перед покупателями красные, желтые, розовые, оранжевые помидоры, цветные перцы, капуста красная, капуста белокочанная, цветная и брюссельская, лук нескольких сортов, чеснок, морковь красная, оранжевая, желтая, свежайшее мясо, живая еще рыба и великое множество фруктов не могли не привести в восторг, и оставить равнодушным покупателя куда более искушенного, чем молоденькая заложница и повариха Изабелла.
Глаза Изы разбегались, она вполне готова была окончательно растеряться и отступить, но от ее расторопности и сообразительности зависела не только ее судьба, но и решение Джамала, способное в этом случае возникнуть в его голове. Увидев, что она не справилась он решит вернуть ее в Зеленокумск, а в Мамед-Калу привезти ее больного отца, имевшего несчастье занять у Джамала деньги на зерно и не сумевшего их вовремя отдать. Да ведь в этом случае она, Иза, никогда не увидит Марата, который теперь так близок к ней, так весел и галантен, что сердечко ее трепещет от счастья.
Изабелла взяла себя в руки и сконцентрировала свое внимание только на том, что ей может понадобиться, и выбирала все самое свежее, упругое, излучающее живую энергию. За все платила Кахрабат, а Марат уносил пакеты в машину.
Изабелла была смущена близким общением с красавцем Маратом. Лицо ее горело, она стеснялась торговаться со словоохотливыми продавцами, но не могла удержаться и смеялась над их беззлобными шутками. В глазах некоторых из них она читала привычное выражение жалости и некоторой досады, когда их взгляд опускался с ее красивого лица и прелестной фигурки на хромые ноги. Тогда только что довольный своими шутками, рассыпавший комплименты молодой мужчина резко замолкал, а лицо его искажала мысль: «Какой ужас! Бедная девушка! Хорошо, что меня миновала чаша сия».
Хорошо только, что таких было немного и Марат был явно не из их числа. Он был внимателен к Изе, галантен как истинный джентльмен и даже вида не подавал, что хоть в малейшей степени удивлен и огорчен видом ее ног.
 Ей показалось, что в его голосе, в сравнении с их прежними разговорами, появилась некоторая ласковость и нежность. Конечно, чувствовалась и жалость, но не обычная, к какой Иза за свою короткую жизнь уже привыкла и с которой смирилась.
 Это была какая-то  умильная и осторожная жалость, исполненная той нежности, которая возникает, когда даришь любимому больному ребенку красивую куклу и боишься заглянуть в его страдающие глаза, чтобы он не прочел в твоих все отчаяние и страх, которыми ты окутан из-за его болезни.
 Все в Изабелле бунтовало, она не хотела, чтобы он ее жалел, она хотела, чтобы он ее любил. Поэтому пока они не объяснились, она надеялась, что ошибается и неправильно истолковывает  его изменившееся отношение к себе. Может позже ей удастся разобраться в его чувствах лучше?..
-Мне нужно выбрать коврик в подарок матери на день рожденья, - сказала Кахрабат, когда, закончив скупать продукты, все собрались у машины Омара.
-Давай обойдем магазины, а потом уже спустимся к ковровому рынку, - предложил Марат и повернулся к Изе.
- Пойдем с нами, Иза. Ты не очень устала?
- Не очень, - ответила Изабелла, - мне интересно. Пойдем.
 Но среди магазинных ковров и ковриков Кахрабат ничего не приглянулось, зато на рынке ковров ручной работы, который расположился вдоль северной стены Дербентской крепости, был такой выбор, такое многообразие, такие яркие радостные краски, что даже придирчивая Кахрабат не смогла устоять и купила изумительный коврик на любимое кресло своей матери.
 По дороге они зашли в магазинчики, торгующие хрусталем. Хрусталь оказался очень красив и дешев, но они ограничились простой экскурсией и ничего не купили.
-Пора, пожалуй, подкрепиться, - решил Марат на правах заботливого мужчины. - Я приглашаю. Зайдем в то кафе. Там тенистая веранда, постараемся найти свободный столик именно там. С нее открывается чудесная картина, изумительная панорама. Да и море видно, - привел юноша самый веский аргумент.
Сразу найти столик не получилось, но Марат уговорил Изу и Кахрабат подождать немножко, чтобы получить максимум удовольствия от трапезы. Усталые ноги просили отдыха, но терпение молодых людей было вознаграждено сторицей, когда им, наконец-то, достался освободившийся столик с веселой клетчатой скатертью и букетиком ароматных лесных фиалок в низенькой хрустальной вазочке посередине.
 Кафе находилось на взгорке, и отсюда были видны улочки Дербента, спускающиеся к морю, и домики с плоскими крышами на них,  создающие на этих улочках своеобразные уступы, издали кажущиеся черепичными лестницами. Дворики, если и были, то такие маленькие, что пространство их скрадывало, и казалось, что с одной крыши можно запросто перешагнуть на другую.
Марат попросил официанта принести всем шашлык, салат, обязательно зелень в пучках и свежего апельсинового сока, а на десерт заказал небольшой торт – мороженое, которое они долго не могли одолеть, сытые и разомлевшие от жары.
-Ну, вот и все, - заявил Марат, откинувшись на пластиковом стуле и вытянув далеко перед собой ноги в джинсовых брюках, - Славненько мы сегодня погуляли. Пора домой. Жалко одно, как ни старайся теперь в поедании накупленных продуктов, а раньше, чем через неделю – полторы, отец в Дербент нас не отпустит. А может, ты постараешься, Иза, и будешь удваивать, утраивать компоненты, может, так даже вкуснее будет, тогда снова поедем за покупками. А то в доме ты даже свежего воздуха не видишь, как в настоящей тюрьме.
-Почему «как»? – спросила Кахрабат. - Она на самом деле в тюрьме. Джамал приказал, чтобы в кухню никто не входил, пока она готовит, а выйдет оттуда, чтобы я сразу ее отводила наверх и выходить без меня она не должна. Только за водой и вожу ее иногда, чтобы вдохнула чистого воздуха, да белый свет увидела. Чем же не тюрьма – тюрьма и есть, - окончательно констатировало она.
-Что ж, будем стараться как-то облегчить ее положение заложницы, – Марат очень грустно посмотрел на Изабеллу, произнося эту фразу, а потом резко встал и, объявив, что надо захватить еды для Омара, пошел к буфетной стойке.
Возвращались к ожидавшему возле машины Омару медленно, негромко переговариваясь, все еще усталые, но сытые и умиротворенные.
-Ну, наконец-то, - пробурчал Омар, когда они подошли к машине и вручили ему лаваш, на котором лежал шашлык и зелень. - Я уж думал, что продукты протухнут на жаре, пока вы будете разгуливать. Опять экскурсию устраивали?
-Ты ешь спокойно, не раздражайся, - строго сказала шоферу Кахрабат. - По-моему ты должен привыкнуть ждать да догонять. Джамала ты подольше ожидаешь и не бурчишь, - при этих словах  Кахрабат обиженно поджала губы.
-То Джамал, а то простая девчонка-заложница. Не пойму, что вы с ней носитесь, как с писаной торбой? – ворчал Омар, торопливо расправляясь с шашлыком.
-А нас ты уже за людей не считаешь? Мы с Маратом что, не можем и в кафе зайти поесть? А если мы девушку с собой взяли, то ее голодной оставлять или заставить стоять и смотреть, как мы едим? Сам же уговаривал меня быть добрее к ней, пока сюда ехали, а теперь сам злорадствуешь? Попей водички, и поехали, нечего бурчать, как старый дед. Ты поэтому и не женат до сих пор, а ведь уже за сорок, наверное. Загрызешь любую придирками, вот они и боятся идти за тебя.
-Хотел бы – давно женился бы, - решительно отрезал Омар. - Не хочу, вот и не женюсь. Поехали.
Марат после этих слов  притих и за обратный путь не проронил ни слова. Иза с Кахрабат устало смотрели в окна, каждая в свое, и тоже не переговаривались Дорога показалась Изабелле короткой, может потому, что теперь была ей знакомой.
Марат, улучив минутку, когда открывал дверцу Изе,  взял ее за руку и молча крепко сжал пальцы. Тут же отпустив, пожелал удачи и ушел в свою комнату.

ГЛАВА  11

Вечером, услышав, что Изабелла вернулась из кухни, Марат включил музыкальный центр на всю громкость, чтобы она услышала новый диск Земфиры, очень популярный тогда среди молодежи.
 Музыка Земфиры стала за это время своеобразным условным знаком между молодыми людьми, означающим, что Марат зовет Изабеллу на свидание к их заветному потайному окошку. К этому времени ради конспирации Марат уже замаскировал окошко на своем потолке плакатом с изображением отчаянного байкера, закрепив клеем с одного края и двумя липучками с противоположного. Теперь, когда Марат открывал маскировку с окошка, половина его комнаты со стороны двери выпадала из поля зрения Изабеллы.
 В тот вечер, услышав условную мелодию, Иза вытащила крышечку из паласа и из досок, и увидела, что Марат устремил на нее горящие влюбленные глаза, лежа на кровати в футболке и джинсах, но босиком.
- Ну, как ты? – спросил он.
- Ничего. Устала только очень. Как никогда в жизни. Глаза слипаются, - при этих словах Иза невольно потерла кулачками глаза.
- Обещаю тебя сегодня  не мучить долго, - пообещал юноша. – Мне очень жаль тебя, и я просто уже не знаю, долго ли ты выдержишь такие перегрузки? Что у тебя с ногами?
- В детстве я переболела полиомиелитом. Я вовсе не родилась такой, я родилась здоровой. Просто, когда делали прививки, я болела гриппом. Вот в это время пришла к нам домой медсестра и мне, простуженной, сделала прививку от полиомиелита. Организм не смог противиться болезни, я долго болела и вот результат. Мама винит себя, считает, что это она виновата в моей беде.
- А с этим можно что-нибудь сделать? Сделать операцию, исправить как-то?
- Говорят, что можно, но операций должно быть несколько, у хороших хирургов в Москве или в Питере, но это стоит больших денег, а у моих родителей их пока нет.
- Ну, что ж, я думаю, что смогу заработать достаточно денег, когда мы поженимся. Ты же согласишься выйти за меня замуж? – как о чем-то само собой разумеющемся спросил Марат Изабеллу.
У Изабеллы сонливость как рукой сняло.
- Марат, тебе не стыдно так шутить? Разве я чем-то заслужила твои насмешки?
- Ну, что ты, Иза! Какие насмешки? Как ты могла подумать? Я люблю тебя и знаю, чувствую, что ты тоже любишь меня. Мне с тобой интересно так, как никогда не было интересно ни с одной девушкой. Ты такая умная, начитанна, веселая! Ты так красива, что до сегодняшнего дня я сомневался, боялся натолкнуться на отказ в ответ на мое предложение, ведь ты так совершенна, а я парень простой и тебя не достоин. Ты такая молодая, а готовишь божественно! Ты же принцесса и цены тебе нет, и конечно, ты, как и все девчонки, мечтаешь о принце. А тут я. Ростом особо не вышел. Боялся, что ты на две головы выше меня окажешься. Представляешь мою радость, мое счастье, когда я обнаружил, что  и у такого совершенства, как ты, могут быть недостатки. Прости.
- И ты еще говоришь, что не издеваешься – упрекнула Иза парня.
- Прости, прости. Я не хотел обидеть тебя. Наоборот. Я хочу, чтоб мое предложение сделало тебя счастливой. Я на это надеюсь. Что ты скажешь?
- Для меня это неожиданность. Я не знаю, что сказать. Мне хочется верить тебе, но у меня слишком мало опыта. Если бы я не была заложницей, я бы поверила. Ты сегодня увидел мои ноги и обрадовался, я же видела! Разве это нормально? Это говорит о твоей любви? Может, ты путаешь, и это просто жалость с твоей стороны? А к жалости я привыкла и не хочу, чтобы еще и ты меня жалел. Я достаточно сильна, не беспокойся за меня. Мне кажется, что сил мне хватит горы свернуть, но при этом иногда  понимаю, что я слабая, беспомощная и нуждаюсь в защите. Вот и сегодня утром я очень испугалась и надеюсь , что ты заступишься за меня.
- Что случилось? Кто тебя напугал? Расскажи. Я уверен, что никакой опасности нет, но давай об этом поговорим сначала, решим все, а потом о жалости и любви поговорим.
- Марат, может, я зря боюсь, но Кахрабат подтвердила, что мой страх обоснован. Твой брат, Сараби жутким взглядом, как холодной водой, окатил меня утром с ног до головы. Таким сладострастным, мерзким, похотливым взглядом, что меня дрожь пробрала до кончиков пальцев. Мне стало очень-очень страшно…
- Вот в чем дело…Да, Сараби у нас жеребец еще тот. Прости за грубое определение. Но нежнее не скажешь. Ты не волнуйся, я с ним поговорю, предупрежу, он тебя не тронет. А если ты думаешь, что я только жалею тебя из-за хромоты, то ты ошибаешься. У меня будто крылья за спиной выросли от счастья, когда я, наконец-то, увидел тебя сегодня. После этого весь день шутил, ерничал, а в душе проверял себя.
 Не самовнушение ли это, люблю ли я тебя по-настоящему? На самом ли деле хочу разделить с тобой, именно с тобой, свою жизнь? Хочу ли, чтобы именно ты стала матерью моих детей? И знаешь, на все эти вопросы мне хотелось крикнуть на весь белый свет: да, да, да!
 Поверь, я хочу одного – любить тебя. Целовать эти губы и эти пылающие щеки, видеть близко, когда захочу, твои бездонные глаза. Когда сегодня мы были в Дербенте, я каждую минуту, каждую секунду норовил в твои глаза заглянуть, пока  Кахрабат не заметила и не начала коситься. Только не думай, не думай, что я  пытаюсь соблазнить и увлечь тебя красивыми словами. Я и сам чувствую, насколько объяснимо твое недоверие, что ты справедливо задаешь себе вопрос: как могло случиться , что тебе, заложнице, хромоножке, объясняется в любви сын хозяина, не урод и не дурак, почему он предлагает тебе выйти за него замуж? А вот нет у меня доказательств и разумных объяснений моим чувствам!
 Поверь, если можешь, а не сможешь, я не опущу руки. Буду настойчив. Смогу убедить, что ты мне нужна, что это судьба нас познакомила и сблизила, а если не смогу сейчас, то в покое тебя не оставлю и всю оставшуюся жизнь буду это тебе доказывать. Может то, что я не могу до тебя сейчас дотронуться, заставляет меня любить тебя еще больше. Знала бы ты, как мне хочется намотать на пальцы твои локоны, чтобы узнать, каковы они на ощупь. Отсюда мне кажутся они мягкими, но ведь я знаю, у тебя характер твердый, значит, они должны быть жесткими.
- Что-то мне страшно стало тебе в руки попасть,- с чуть тревожной улыбкой проговорила Иза. - А вдруг я с твоей теорией не совпаду? Пусть даже по степени жесткости волос?
- Если ты сегодня настроена отшучиваться и высмеивать меня и то, что для меня так важно, то отложим этот разговор до завтра, - решительно предложил Марат. - Ты сегодня устала, отдохни, а завтра, если захочешь, обсудим наши с тобой отношения и наше с тобой будущее. Обдумай мои слова и отнесись к ним со всей серьезностью. Если ты меня любишь, если ты согласна выйти за меня замуж, то завтра ты скажешь мне об этом и дальше мое дело действовать. До завтра, Изабеллочка.
- До завтра, Марат. Не обижайся на меня.
- Не буду. Спи спокойно.
Закрыв окошко, ошарашенная, Иза долго сидела, обхватив колени, но эйфория безмерного счастья, возникшая в ее душе после признаний Марата, разметала из головы ее все мысли до единой. Усталость и невозможность что-либо обдумать в таком состоянии вынудили, в конце концов, Изабеллу лечь, подложив под голову подушечку, а на подушечку – ладошку.
Ночью ей приснился красочный, но очень тревожный сон. По горной быстрой реке Изабелла и Марат плыли не на лодке, а на том самом толстенном паласе, на котором Изабелла сейчас спала. Он почему-то не промокал и не тонул, но бился о камни, как настоящий плот и от этого разворачивался то в одну, то в другую сторону.
 Вся река была усыпана огромными валунами, и из-за этих валунов их с Маратом странное плавучее средство то застревало, а то неслось, как сумасшедшее, а вокруг бурлила и рассыпала брызги холодная снеговая вода. Несмотря на неспокойное плавание, Марат с Изабеллой держались за руки и твердо стояли на ногах. Такое могло быть только во сне – Иза стояла на здоровых, молоденьких сильных ногах и опиралась на надежную руку любимого.
 Страх погони сжимал ее сердце, а любовь и счастье переполняли душу от того, что Марат был рядом с ней, от того, что ноги ее были так хороши, так безупречны и так верно служили ей. За ними по возвышающейся справа от реки каменистой горе гнались всадники. Всадники неслись во весь опор и не отставали от плывущих по реке молодых влюбленных. Похоже, преследователи не знали местности или спящий мозг Изабеллы подсказал выход. Перед ковровым плотом Изабеллы и Марата открылась морская гладь, куда впадала горная река. Но когда они выплыли из устья, то увидели, что справа круто закончилась гора, и разогнавшиеся всадники на разгоряченных конях горохом посыпались со скалы в море. Страх ушел из сна, наступило успокоение и до того момента, когда за ней пришла Патимат, Иза еще, казалось, успела выспаться.

ГЛАВА 12

Было еще темно за окном, когда Изабелла с Патимат проходили через галерею с ярко освещенными тропическими растениями и неожиданно им навстречу из кухни вышел Сараби, голый до пояса, в трико и шлепанцах на босу ногу. Глаза были заспанные, а лицо показалось Изе помятым, будто с перепоя, и от этого еще более страшным.
- Ходил на кухню выпить сок. Пить захотелось, - оправдался Сараби перед женой.
- Знаю, какого сока тебе понадобилось, - зло пробурчала Патимат, дернув, поторапливая, Изу за рукав. – Свеженького, небось, молоденького сочку тебе захотелось. С клубничкой?
- Не бурчи, а то возьму ее сегодня второй женой. И согласия спрашивать не понадобится. Попала в заложницы, красавица, не на кого теперь пенять. Сейчас я уезжаю в Махачкалу, к вечеру вернусь и займусь этой девушкой конкретно, хоть злись, хоть не злись. Можешь убить ее до вечера. В любом другом случае она в эту ночь будет моей. Слышишь, красотка? Готовься!
Патимат фыркнула, почти бегом довела Изу до кухни и, хлопнув дверью, ушла.
Ужас и страх, окутавший Изабеллу во сне, приобрел вполне конкретные очертания и назначенное время – сегодняшний вечер.
Доведенные до автоматизма действия Изабеллы на пустынной кухне оставляли свободными только мысли в голове, она дала им полную волю.
Почему именно в тот день, когда ей надо думать о любви, о долгожданном признании Марата, когда надо решить, что ему ответить, поверить ли, что он действительно любит ее, хромоногую заложницу, решить для себя, что делать им с Маратом дальше, если она, как ей невыносимо хочется, ответит ему согласием выйти за него замуж, почему именно в этот день появляется на ее пути реальная и неизбежная, как ночь после солнечного дня, угроза для ее жизни, для ее целомудрия, угроза ее возможному счастью с Маратом.
Иза перебрала множество вариантов, как ей уберечься, как избежать насилия над собой, но к вечеру поняла, что ни жалобы Джамалу, ни просьбы к Кахрабатке, чтобы не выдала, защитила, ей не помогут. Они не защитят. Только Марат – ее надежда. Но вдруг Марат с Сараби не встретятся, ведь Сараби может вернуться поздно?
Тогда? Тогда Изабелла решилась на отчаянный шаг - если ей суждено лишится девственности сегодня, то право первой ночи она отдаст любимому, а дальше будь, что будет.
Стоило ей прийти к такому важному для нее, для ее будущей женской судьбы решению, как тут же все сознание, все существо ее охватило чувство отчаянной, безоглядной храбрости. Изабелла уже была с этим чувством достаточно хорошо знакома, чтобы отличить возникшее в ней состояние, чтобы узнать его в себе. Именно это чувство толкнуло ее в багажник вражеской «Ауди» и именно оно помогло прервать нерешительные раздумья и стянуть бабушкины ножницы для порчи старого паласа.
Наступил вечер, но благодаря охватившему Изу чувству решимости, мышцы ее были напряжены, как перед прыжком, нервы натянуты, будто струны. Она не ощущала усталости после долгого трудового дня.
Поэтому Изабелла не стала ложиться спать после приготовления ужина, ведь днем после обеда ей поспать все же удалось. По дороге из кухни она обратилась к Кахрабатке:
- Кахрабат, я вчера белье постирала и помылась, а сегодня хочу платье постирать, но одеть мне нечего. Не дашь ли ты мне что-нибудь, чего тебе не жалко? Я не испорчу, обещаю.
- Дам, так и быть. Иди к себе, я сейчас принесу, - ответила Кахрабат и, оставив Изу возле двери в комнату наны, прошла дальше по коридору к двери в свои комнаты..
 -Салам алейкум, нана, - обратилась Иза к бабуле.
- Алейкум вассалам, девочка, - отозвалась старушка. – Устала? Будешь ложиться спать?
- Нет. Спать не буду. Хочу свое платье постирать пораньше, чтобы успело высохнуть до утра. Сейчас Кахрабат принесет мне что-нибудь переодеться.
Но то, что принесла Кахрабат, Изе очень не понравилось. Тряпкой это национальное платье, конечно, нельзя было назвать, но, по ее мнению, такой вылинявший старый балахон давно пора было отправить именно на тряпки, если не выбросить совсем. Надевать на себя такое тряпье Изабелла не собиралась. Она быстро управилась со стиркой, вывесила на балконе платье и прилегла.
Музыка снизу уже давно призывно играла, Земфира перепела все свои песни, а Изабелла никак не решалась открыть окошко к любимому, потому что бабуля не засыпала. Она ворочалась,  постанывала, покряхтывала и… не спала.
 - Нана, вы хорошо себя чувствуете? – спросила Иза, наклонившись к изголовью старой женщины. – Может, болит что-нибудь? Помочь?
- Сердце, похоже, девочка. Имя у тебя красивое, но, прости, в памяти моей не задерживается. Приступы у меня часто. Стенокардия. А тревожить никого не хочу. Пусть отдыхают. Может пройдет само, а если умру, не пугайся, я уж пожила свое. Ох, вздохнуть полностью не получается и в груди горит огнем, сердце будто в горло переместилось и там клокочет.
 - Нет, сердце – это серьезно. У меня отец сердечник и я знаю, что делать. Где у вас шкафчик с лекарствами?
- В коридоре на стене, но есть ли там что, я не знаю, - с трудом переводя дыхание, ответила старушка.
- Я найду что-нибудь, не беспокойтесь. А зовут меня Изабелла, можно Иза. Вы пока думайте о чем-нибудь хорошем, об очень хорошем.
В шкафчике Иза лекарств не нашла. Большинство пузырьков были пустые, но нашлась трехпроцентная перекись водорода и открытая пачка морской соли, коробок спичек и новый широкий бинт.
 - Этого достаточно, - решила Изабелла. – Теперь раздобыть бы кипятка.
- Что это ты тут шаришь? – Кахрабат, неожиданно появившаяся из темной части длинного коридора, заставила Изу вздрогнуть. - Ой как ты меня напугала! Так тихо подкралась! Нане плохо, я лекарство ищу. Нужен кипяток.
- Сейчас принесу из кухни, - сказала Кахрабат и побежала по лестнице вниз.
- Захвати миску, стакан и чайную ложку, - крикнула Иза ей вслед.
Пока Кахрабат не было, Иза переломила спичку пополам, согнула под прямым углом, и, вставив один конец спички в пузырек с перекисью, накапала десять капель в стакан, на дне которого было немного воды. Приподняв бабулю, она дала ей выпить эту воду. Перекись насытит эту воду озоном и убережет от инсульта или инфаркта. Размешанную в ста граммах кипятка чайную ложку соли Иза использовала, чтобы намочить сложенный в восемь раз бинтик и наложила очень горячим, чуть отжав, на область сердца старой женщины. Было видно, что ей становится легче.
Прибинтовав горячую соленую марлю на область сердца, Иза сказала что теперь через десять часов приступ совершенно пройдет, но надо будет еще девять ночей делать такие солевые компрессы, и пить три раза в день по десять капель перекиси в паре столовых ложек воды, чтобы подлечить сердце. В дальнейшем можно будет сделать состав из алоэ, меда и кагора, чтобы попить  его три раза в день по столовой ложке. Этот состав лечит многие болезни, рак, туберкулез, в том числе и сердце. 
- Да ты у нас еще и врачиха ко всем прочим талантам?
- Опыт, Кахрабат, хоть и не радостный, а вынужденный, можно сказать. Надо бабуле чего-нибудь слабительного  дать или бураком отварным покормить, тогда ей еще легче станет. Дней десять повозимся, и все будет хорошо.
Кахрабат недолго посидела у изголовья бабушки и, когда увидела, что старушка уснула и дышит довольно ровно, ушла к своим детям, а Изабелла, выключив свет, перебралась на свою подстилку и открыла слуховое окошко.
- С бабулей плохо. Сердце. Мы с Кахрабат, что могли, сделали, - сообщила Иза ее внуку.
- Ты уверена? – с тревогой в голосе спросил Марат. – Может, мне в больницу сбегать? Здесь близко, в начале улицы. Медсестру приведу.
- Она уснула. Будем присматривать. Пока, я думаю, не надо медсестру. Дышит она ровно и спит спокойно. Бледная, конечно, но не очень. Правда свет я выключила, оставила только ночник.
- Ну, пока ты с ней, я о бабушке не беспокоюсь. Старенькая она уже, конечно, но хочется, чтобы пожила еще.
- Поживет. Не волнуйся. Свежего воздуха ей не хватает. Ее бы на балкон выводить утром и вечером по прохладе.
- Я скажу женщинам и отцу, что надо лучше заботиться о нане. А ты, Изабелла, не забыла, о чем я просил тебя подумать?
Иза молчала, отвечать ему сейчас она не могла. Нет, вся решимость, вся ее уверенность вовсе не улетучилась, но сильно убавилась из-за возникших препятствий в виде больной старушки и постиранного платья. Но и без них Иза поняла, что решимость ее стала при приближении ночи убывать с катастрофической скоростью.
Молча Иза смотрела в глаза Марата. Они были черны и манили своей глубиной. Ей хотелось прижаться к его груди, уткнуться в нее, узнать и запомнить его запах, поцеловать его в щеку, такую смуглую и упругую отсюда, с высоты их заветного окошка.
- Ты хоть один ответ приготовила? Почему ты молчишь, Изабелла? Скажи же, наконец, что ты решила? Ты веришь мне? Веришь, что я люблю тебя, а не жалею? Хотя ведь я и жалею тебя тоже. – Марат замолчал, задумавшись, и вскоре продолжил рассуждать, будто и не прерывался. – Что с этим сделаешь? Но и люблю очень. Очень хочу, чтобы ты была рядом, близко. Приходи. Хочу обнять тебя, поцеловать твои пальчики, губы твои, ушки, шейку, волосы твои кудряшками. Если ты тоже хочешь этого, иди ко мне, а не то я приду к тебе наверх и тогда меня убьют и будут правы – с нашими законами не пошутишь. Ведь не было призыва о помощи, нет пожара, кроме пожара в моей груди, ничего не случилось, значит, мое появление на женской половине будет преступлением, грехом. И разбираться не будут – накажут. Отвечай быстро, не тяни: ты хочешь ко мне?
- Хочу.
- Ну, так иди же, иди, - Марат перешел на вкрадчивый полушепот.
Легко сказать! Платье Изабеллы висело на балконе третьего этажа дома, и было еще мокрым, несмотря на теплую летнюю ночь. К утру оно, конечно, высохнет, но сейчас, сейчас что ей надеть? Не идти к любимому в этом безобразном Кахрабаткином балахоне?
И как она могла подумать, что Кахрабат хорошо к ней относится, как могла рассчитывать на что-то красивое? Ведь она рабыня в глазах каждого в этом доме.
Ну, нет, только не в глазах Марата! Марат ее любит, и она верит ему, верит безоглядно. Что же ей надеть сейчас?
А может, все-таки нарядиться в Кахрабаткин балахон? Ведь в этом балахоне  жуткий Сараби ее не тронет, она его в таком уродливом наряде точно не привлечет. Интересно только, где он собирался на нее напасть? Не придет же на женскую половину, ведь Марат говорит, что у них с этим строго? На всякий случай надо отсюда исчезнуть, ведь «чем черт не шутит, когда Бог спит», как гласит одна из маминых поговорок.

ГЛАВА 13

Изабелла осмотрелась вокруг, чтобы придумать, что надеть. Она уже хотела было снимать штору с окна, чтобы в нее завернуться, как индианка в сари, но взгляд ее невольно удерживался на белом, светящемся  в свете ночника, пятне среди ковров на стене. Это на приоткрытой дверце встроенного стенного шкафа висела бабушкина дагестанская шаль из тончайшего белого шелка с длинной бахромой.
Изабелла, недолго думая, завернулась в нее, связав шелковую бахрому на груди, чтобы шаль не спадала с плеч, и отворила дверь в коридор.
Уже все спали. Коридор и лестница, ведущая вниз, были безлюдны. Изабелла и днем-то никогда не встречала здесь взрослых людей, только иногда пробегали мимо дети. Пока Наби был в отъезде, Кахрабат жила на женской половине дома. Тут женщины и дети были в относительной безопасности, охраняемые вековыми  горскими традициями от сплетен и посягательств чужих и своих мужчин.
Патимат с Сараби и их дети занимали второй этаж вместе с Маратом. Джамал со своей женой Барият располагались на первом этаже дома. Всем хватало места, всем было удобно, хорошо и сытно в новом, красивом и благоустроенном по меркам Дагестана доме. Но они были полноправными его жильцами, его хозяевами, а Иза была здесь бесправной, хоть и добровольной рабыней-заложницей. Конечно, относились к ней неплохо, но забывать о ее статусе здесь ни на минуту не давали. Вот ведь даже Кахрабат, с которой, казалось, сложились у нее вполне дружеские отношения, всучила ей для перемены не платье даже, а тряпье и рухлядь. Только Марат окутывал ее  ласковыми словами, уменьшая страх и тревогу.
Когда Изабелла дошла до последних ступеней лестницы, она увидела, что Марат ждет ее в темноте, опершись на перила.
Он вначале не понял, что за белоснежное одеяние на Изе, но когда обнял и поцеловал, прижимая к себе трепещущие полуобнаженные плечи Изы, то разобрался, что вместо платья она обернута бабушкиной шалью.
- Ты специально так оделась, чтобы своим нарядом искусить меня, как ветхозаветная Ева соблазнила запретным яблоком Адама?
- О, нет, я далека от такого коварства. Просто свое единственное платье я постирала и повесила на балконе, а то, что мне дала Кахрабат, чтобы переодеться, так безобразно и так изношено,  такое облинялое и бесформенное, что надеть его я не решилась, чтобы не показаться тебе в нем уродиной. Ведь ты не осудишь меня за то, что я захотела быть для тебя красивой и чистой, как эта белая шаль? Да и бабушка, думаю, не стала бы возражать, если бы не спала, поняла бы, что я для тебя в ее шаль нарядилась. Или ты считаешь, что мне лучше уйти?
- Нет, нет, останься! – с жаром воскликнул Марат, горячо целуя ее губы, лицо, шею, плечи. – Прошу тебя! Давай скорей зайдем в мою комнату, чтобы никто нас не услышал. Я так мечтал все эти дни и ночи иметь возможность прикоснуться к тебе! Ведь я так люблю тебя, неужели ты не видишь, не чувствуешь?
Изабелла не могла не верить его словам, ведь ей так этого хотелось! Она не могла поверить, что он не замечает ее физических недостатков, что он любит ее такую, как есть. А вдруг судьба сжалилась над ней и за все ее несчастья, за искалеченные болезнью ноги послала в подарок этого красивого молодого студента? И даже, если его слова о любви – обман, она верит им всем сердцем, потому что хочет верить. Их ей не говорил никто и никогда никто не целовал ее губы с нежной влюбленностью и упоительной юношеской пылкой страстью.
- Хорошо, пойдем.
Изабелла вложила свою руку в руку Марата, и, придерживая сползающую шаль, пошла за ним в его комнату. Комната Марата, не раз изученная ею сверху через отверстие в потолке, отсюда показалась ей, если и знакомой, то все равно несколько иной, непривычной. Она освещалась только маленьким ночником на стене и этот ночник Иза еще ни разу не видела.
 Ночник был в виде парусника из хрусталя. Свет проникал в комнату сквозь крошечные иллюминаторы кораблика и отражался в его хрустальных парусах, а весла свисали вниз хрустальными сосульками, отбрасывая блики света на стену.
Изабелле очень понравился ночник, но свет его был слишком слабым, ей трудно было рассмотреть лицо Марата, а  ей так этого хотелось, что, когда они остановились посреди комнаты, она стала кончиками пальцев гладить его лоб, глаза, щеки. И будто убедившись в том, что это именно он, Иза тихо, ласково и нежно стала целовать Марата, удивляясь своей смелости и отчаянной решительности довериться своей любви и его словам, обещающим ей счастье.
Она не ощущала стыда от того, что, шепча ее имя, Марат целует ее слегка озябшие оголенные плечи и жар его мягких, но сильных губ проникает в нее, согревая и вызывая приятную внутреннюю дрожь.
- Милая моя, Изочка моя, цветочек мой, ягодка сладкая, как же я рад сейчас, что ты рядом со мной! Как я мечтал об этом! Как я люблю тебя!
 - Но ведь я калека, Марат! Разве может здоровый человек любить калеку?
- А ты видела себя в зеркале, Иза? Ты хоть представляешь себе, какая ты красавица? Пусть бы все калеки мира были такими красивыми, добрыми,  умными, смелыми, да еще и работящими настолько, что способны были готовить целыми днями еду на пятнадцать человек и ухитряться при этом повторять блюдо не чаще одного раза в десять дней. А путь к сердцу мужчин, как известно, лежит через желудок. Ты к моему сердцу уже Транссибирскую магистраль проложила, причем автомобильную и железнодорожную одновременно. Так что, Изабеллочка, ты мне больше об этом не напоминай и не беспокойся. Я не забыл о твоих ногах, наоборот, я теперь больше в себе уверен, считаю себя достойным тебя, а то до этого я считал тебя абсолютно недосягаемой красавицей на своем потолке, и опасался, что ты не удостоишь меня своего внимания. Скажи, как ты ко мне относишься?
- Я люблю тебя, - просто ответила Иза.
- Изетта моя! Изольда прекрасная! Как же я счастлив, как я ждал этих слов!
Марат, обхватив Изу за талию, легко приподнял ее над полом и, сделав оборот вокруг себя, упал вместе с ней на кровать, прижался губами к ее губам в страстном поцелуе.
Шаль не замедлила сползти с плеча Изабеллы, а Марат, чуть касаясь мизинцем, сдвинул с плеча и бретельку. Он поцеловал нежно-нежно то место, где только что была эта бретелька, а потом поднял глаза и выразительно, будто спрашивая разрешения, заглянул в глаза Изабеллы, будто хотел понять, готова ли девушка к таким вольностям с его стороны.
- Да,  - ответили ему ее глаза.

ГЛАВА 14

Взрыв их обоюдной страсти был позади, тело Изабеллы отдыхало от боли и блаженства любовных ласк, губы распухли от поцелуев, а в ушах ее все еще звучали его нежные признания и ласковые слова любви, которых Иза прежде никогда не слышала. Марат уснул, прижавшись к ее плечу, и сладко посапывал. Изабелла понимала, что не смогла бы сейчас уснуть ни за что!
Иза лежала, боясь пошевелиться и потревожить сон Марата. Глаза ее давно уже привыкли к полумраку комнаты, и взгляд устремлялся то в освещенное луной небо за окном, то на красивое лицо своего мужчины. Своего самого дорогого, самого любимого человека, сумевшего сделать ее счастливой!
Из глаз девушки капали слезы и она их не вытирала. Эти слезы были слезами  благодарности судьбе за любовь, посланную ей в такой сложной жизненной ситуации, когда нет никакой надежды на возвращение домой, на то, что она когда-нибудь увидит своих милых родителей, друзей и подруг. И пусть потом будет то, что будет, но сейчас, в эту минуту Изабелла была бесконечно счастлива, потому что любила и потому, что женщиной она стала с мужчиной, который ее любил, действительно любил.
В эту любовь невозможно было не верить, Иза ее видела, ощущала всем сердцем. Возможно, потом, позже, эта любовь пройдет, но сейчас она есть и Изабелле этого вполне достаточно для того, чтобы душа ее блаженно плыла на облаках счастья, любуясь сверху молодым красавцем, разделившим с ней сегодня впервые в жизни это упоительное ложе любви.
До утра еще было далеко, но нельзя было забывать о тревожной действительности. Изабелла поцелуем разбудила Марата.
- Проводи меня, - жарким шепотом прошептала она ему на ушко.
- Изочка, Изетта моя, не уходи, мне так хорошо с тобой. Побудь еще.
Он порывисто обнял и прижал к себе ее обнаженное тело. Поцелуями горячих губ покрыл ее глаза, щеки, припухшие губы. Страсть его вспыхнула снова и Изабелла с готовностью мягко и нежно ответила на его ласки.
Но уходить было надо. Изабелла тихонько встала и вновь завернулась в платок, а Марат оделся, и они вышли из комнаты. Марату подниматься на женский этаж было не этично, поэтому он остался стоять внизу лестницы, а Изабелла, стараясь не скрипеть половицами, подошла к двери своей с бабулей комнаты.
Неожиданно из темноты коридора со старого кресла поднялась черная тень и Изабелла в испуге вскрикнула:
- Ой, кто это?!
- Так вот какая скромница попала в наш дом! – прозвучал ей в ответ хриплый мужской голос. Этот голос Иза узнала бы из тысяч, хоть и услышала его в первый раз только сегодня утром. Она мгновенно поняла, что Сараби выполнил свою угрозу, что это он ждал ее здесь. Осознав все это, Иза замерла от ужаса.
- Значит, не зря я тебя тут поджидал, ты уже готова и даже раздета! Интересно только, где это ты шлялась?!
В ту же минуту его похотливые потные руки вцепились в плечи Изабеллы. Свои она скрестила на груди, изо всех сил держась пальцами за края шали, и готова была закричать, но боялась так, что от страха у нее началась икота. Изу всю передергивало от спазматических судорог.
 Страх и икота лишали девушку возможности оказать хоть какое-то сопротивление или поднять крик. Изабелла уже не надеялась на чью-либо помощь, когда жадные руки Сараби сорвали с нее шаль, слюнявые губы впились в ее рот, а заросшие щетиной морщинистые щеки исцарапали нежный девичий подбородок. У нее промелькнула мысль, что теперь-то все кончилось - и счастье, и любовь Марата, и надежды на будущее, но хорошо хотя бы, что свою невинность она отдала любимому и любящему человеку.
И вдруг!
Что-то пронеслось в темноте мимо Изы, и в ухо омерзительного сластолюбца врезался кулак. Сараби отлетел к стене, раздался глухой удар и коренастое тело мужчины медленно сползло по стене на пол.
От нового неожиданного испуга икота у Изабеллы прошла также быстро, как и возникла.
- Марат! - узнав любимого, успела выкрикнуть она и выбежала на открытую веранду, где сушилось ее единственное платье. Зачем только она затеялась его сегодня стирать? Думала ведь, наивная, что на женской половине она в безопасности от Сараби!
Платье еще, конечно, не высохло, но Изабелла, не раздумывая, мокрым натянула его на себя, и вернулась в темный коридор. Там было по-прежнему тихо, слышалось только тяжелое дыхание дерущихся братьев, глухо звучали удары.
 «Как в индийском кино», - подумала Изабелла и поняла, что страх ее отпустил, хоть и била еще мелкая дрожь.
Хоть тишину спящего дома все по-прежнему старались сохранять, темноты на поле битвы уже не было, потому что дверь в комнату Кахрабат и ее детей теперь была распахнута. Выстроившееся в потоке света семейство, с самыми разными выражениями на лицах, наблюдало за безмолвной дракой двух братьев.
Силы были явно неравны, но в сравнении с коренастым и морщинистым, как бульдог, Сараби, худосочный, невысокий Марат дрался так отчаянно, так ловко уворачивался от тяжеленных кулачищ старшего брата, что было очевидно – не так-то просто силе одолеть ловкость, обнаглевшей развращенности – искреннюю любовь.
Увидев, что Иза вернулась с балкона, одетая в платье, Марат оскалился, будто волчонок, пригнул голову и с разбега бросился всем телом прямо в живот набычившегося Сараби. Этим ударом Марат вмял толстое, рыхлое тело старшего брата в стену. Что было до этого, Изабелла не видела, но под глазом у Марата уже был виден огромный кровоподтек.
Но больше всего ее поражала тишина, в которой проходила эта битва. Что этой тишине способствовало – страх перед гневом Джамала или боязнь испугать нану, под дверью которой все и случилось, Иза не понимала, но считала, что это в любом случае –это верх воспитанности и уважения к старшим. Как же при этом понимать ту жестокость, ту, никаким воспитанием не ограничиваемую животную похоть, которую позволяет себе проявлять по отношению к ней один из этих, почитающих старших, вполне взрослый и сын, и внук, и сам отец семейства?!
Воспользовавшись тем, что вдавленный в стену Сараби не смог сразу перевести дух, Марат, схватил за руку Изу и бросился бежать к  лестнице. Перед спуском он все так же молча, не произнося ни звука, обхватил Изу за талию и, приподняв над ступеньками, вынес ее из дома.
Дом был тих и темен. Крадучись вдоль стены, влюбленные дошли до гаража. Марат вывел мотоцикл. Это был роскошный байкер с бесчисленными «наворотами». Он стремительной ласточкой увез Марата и Изу по асфальтированной пустынной дороге к морю. Ветер бил Изабелле в лицо, отчаянно студил ее тело под мокрым платьем, но она даже не замечала холода и боялась прижаться к спине Марата, чтобы не намочить еще и его футболку.
Но вот асфальт закончился, и мотоцикл с неохотой стал пробуксовывать в глубоком и рыхлом песке возле самого моря. Морские волны пенились и облизывали берег в свете фар.
 Сойдя с мотоцикла, молодые люди обнялись, и Марат, наконец, ощутил, какое влажное и холодное платье на Изабелле.
- Прости меня, прости, если сможешь. Это я виноват во всем! – сокрушенно воскликнул он. - Я обещал, но не успел с Сараби поговорить о тебе, его допоздна не было дома, и утром я его не видел, он рано в Махачкалу уехал. Да я, честно говоря, никогда  и не думал, что он посмеет подняться на женскую половину, да еще с такой грязной целью – для насилия над тобой. Это для наших обычаев уже беспредел!
Изабелла, за всю ночь ни разу не слышавшая громкой речи, после слов Марата невольно прикрыла его рот своей ладошкой. Он понял ее жест  как утвердительный ответ на его просьбу о прощении.
- Ты подожди чуть-чуть, Изочка, я сейчас разожгу костер, тебе надо обсохнуть. Сними платье, я тебе свою футболку дам.
- Нет, не надо, - ответила Иза. – На сегодня довольно раздеваний. Я досушу его на себе у костра.
Марат быстро разжег костер и, притащив небольшое бревнышко, усадил на него Изабеллу поближе к огню.
- Тебе удобно, Изетта моя? – спросил он, ласково глядя на нее.
- Спасибо, все хорошо, - ответила девушка, ощущая блаженное тепло костра рядом с собой. Но скоро ей пришлось вертеться вокруг костра юлой, и она уже пожалела, что не сняла платье.
 Однако, хоть теперь она не хотела отступать от своего решения, не хотела показать свою слабость, будто она неженка какая-то, все же иногда ей приходилось невольно отпрыгивать от жара костра,  менять позу и поворачиваться, потому что быстро испаряющаяся из платья влага невыносимо обжигала кожу.
- Послушай, Изабелла, - предлагал, между тем, Марат, подвигая сухие стволы деревьев к огню, потому что топора у него не было и приходилось их сжигать постепенно,  - давай уедем. У меня двоюродная тетка в Махачкале, там нас искать не будут. Наши ее сторонятся, потому что она когда-то давным-давно вышла замуж за русского парня и убежала с ним из семьи. А я ее часто навещаю, она очень добрая, и живет одна. Муж давно умер, дочь - в России,. Сады растит на родине своего отца где-то под Тамбовом. Тетушка Ассият нам поможет, как им когда-то помогала дальняя родня и совсем чужие люди.
- Нет, Марат, - Изабелла оторвала взгляд от пылающего костра и грустно посмотрела на Марата. В ее черных зрачках плясали отблески языков пламени. -  Я слишком боюсь за своих в Зеленокумске. Боюсь, что убегу, а им хуже будет. Что же получится, что я напрасно столько мучилась, столько вкалывала, чтобы теперь все бросить и подставить своих под удар? Сараби обозлен после драки с тобой, Джамал не получит завтрака и тоже обозлится. Что тогда? Нет, - девушка решительно тряхнула головой и стукнула кулачком по своему колену, - чуть еще посидим и поедем назад.
- Ну, что же, - вздохнул Марат. - Тебе решать.
Почувствовав в голосе возлюбленного какую-то обреченность, Изе снова стало страшно. Она понимала, что до потери сознания боится возвращаться в дом Джамала, поэтому ее снова охватила дрожь. Она понимала, что это от страха, но Марату в этом не хотела признаваться. И когда заметила его сочувствующий взгляд, объяснила ему:
- Замерзла. Это мокрое платье виновато.
- Так что же ты, упрямая, не снимешь его?! Я вон и корягу нашел, - Марат поднял и поставил стоя один из небольших стволов с рогатиной наверху. На эту рогатину действительно удобно было бы натянуть платье Изабеллы, как на вешалку. - Натянем на нее и высушим твое несчастное платье. Пусть коряга вместо тебя попрыгает, если что, - улыбнулся он и, видя, что Иза осталась грустной и не оценила его шутки, пощекотал ее со скороговоркой:
- Раздевайся-раздевайся-раздевайся!
Изабелла невольно засмеялась, но раздеваться не стала. Она не могла избавиться от невыносимого страха перед необходимостью возвращения в страшный дом Джамала.
И все же, собрав всю свою волю в кулак, она сумела, когда высохло платье, взять себя в руки и мужественно сесть позади Марата на мотоцикл, чтобы он отвез ее в дом своего отца, где ждала Изу, не сомкнувшую за ночь глаз, нескончаемая работа на кухне и жуткий насильник Сараби.

ГЛАВА 15

Но оказалось, что работа ее действительно ждала, а Сараби – нет.
Сараби нашли утром в саду на дорожке среди роз. Он был мертв, и в спине его зияла кровавая ножевая рана.
Об этом Изабелле рассказала Кахрабат, заскочившая в кухню из-за того, что была настолько взбудоражена и переполнена всем произошедшим, что с головой забросала Изабеллу новостями, не в силах удерживать их в себе.
- Изабелла, Сараби убит! – округляя глаза и размахивая руками, сообщила она своей подопечной, и продолжала быстро-быстро рассказывать подробности, чуть не захлебываясь словами и хватая, то и дело, за рукав Изу, чтобы та, не дай Аллах, не отошла, не занялась своими делами, пока невестка хозяина не успела рассказать ей все самое главное:
- Патимат кричит на весь дом, что это Марат его убил из-за тебя! Участковый уже приходил, нашел в комнате Марата кинжал, весь в крови, и арестовал Марата! Даже из Махачкалы специально следователя вызвали! – закончив последнее сообщение, Кахрабат с облегчением выдохнула.
Сердце Изабеллы, казалось, сорвалось от этих сообщений и упало куда-то в центр земли. Она руками обхватила горло, потому что почувствовала удушье. Девушке хотелось вскрикнуть, но вместо этого она только открывала рот, как рыба, выброшенная на берег. У нее напрочь пропал голос, грудь перехватила давящая боль, она выпученными глазами, не моргая, смотрела на Кахрабат, ладонью изо всех сил удерживая ее за руку.
 Прошло некоторое время, пока Иза смогла, наконец, заговорить.
- Не может, не может этого быть! – эти слова она сказала почему-то шепотом. При этом она обессилено опустилась на стоящий рядом со столом стул, и из глаз ее потекли слезы. С явным раздражением Иза другой рукой разжала один за другим свои пальцы, бессознательно вцепившиеся в ладонь Кахрабат, и выкрикнула ей в лицо: - Марат не виноват! Кто-то хочет нарочно его подставить, хочет обвинить, потому знает, что они вчера подрались!
Иза вскочила со стула, снова решительно схватила за руку Кахрабат и потянула ее к входной двери и выкрикнула, будто глухой:
- Отведи меня к Джамалу! Сейчас же!
- Что ты! – оторопела от такого напора Кахрабат. - Ему сейчас лучше на глаза не попадаться! Он лютует, злой, как черт. Почернел весь от горя. Тем более Патиматка его против тебя настроила. Подожди, Джамал сам до тебя доберется, успокойся, возьми себя в руки, - уговаривала Изу Кахрабат, стараясь притянуть ее за руку к стулу. Было понятно, что она растерялась и не знает, как ей успокоить заложницу.
- Давай, лучше, - продолжала она, - я тебя отведу в твою комнату, отдохни. Наши беды тебя не касаются, ты ведь не родня нам, ты, наоборот, радоваться должна, что Аллах наказывает твоих рабовладельцев.
Пока они шли наверх, больше не разговаривали, опасаясь, что кто-нибудь случайно услышит их разговор. Иза молчала, обдумывая все, что ей сообщила Кахрабат, терялась в догадках и ничего не могла понять. Что же на самом деле произошло? Неужели Марат мог убить Сараби? Когда? Ведь Марат пошел спать под утро, и Иза попрощалась с ним у самых дверей его комнаты, а он тихо ждал, пока она поднимется на третий этаж!
Может, коварный Сараби ждал его именно там, в комнате Марата? Может, скандал у них там и случился да и дошел до кровопролития? Но ведь тогда она наверху услышала бы! Не шепотом же они ругались!
 Да и когда бы он все это успел, если было уже утро и светало, когда Иза и Марат расстались? Она только успела лечь, как тут же вошла Патимат и заявила, что у Изы только две минуты на сборы, потому что она, видите ли, проспала, барыня. За все время работы Изабеллы в этом доме такое случилось с Патиматкой впервые. Обычно та, наоборот, заявлялась пораньше, еще затемно, чтобы от всей своей злобной души насладиться видом мучительно не выспавшейся Изабеллы.
Быть не может, чтобы Марат убил своего брата! Этого просто не может быть, потому что не может быть никогда! Но в любом случае Изабелла решила сказать всем, кому сможет, что была с Маратом почти до рассвета.
 Когда они уже поднялись и стояли перед дверью в комнату наны,  Изабелла решила уточнить:
- Кахрабат, где был Марат, когда нашли Сараби?
- Он спал в своей комнате, - ответила ей Кахрабат. - Участковый его разбудил и обыскал.
- А кто вызвал участкового? – нетерпеливо продолжала спрашивать Иза.
Кахрабатке непонятно было, зачем этой девчонке знать все эти подробности, но она рада была обцмоктать  эти страшные события. Ведь ей не с кем было посплетничать о них вволю, поэтому она отвечала Изе, стараясь не пропустить ни одной мелочи.
- Джамал участковому позвонил, но тот долго не шел, и хозяин послал за ним садовника. Патиматка за то время, пока ждали участкового, Джамалу в уши напела и нарыдала, что во всем виноват Марат. Он, мол, с Сараби вчера подрался, заложницу не поделили, вот Марат его и убил. Вопила, волосы на себе рвала. Джамал рассвирепел и сдал Марата участковому разбираться. А когда в комнате Марата кинжал нашли весь в крови, да еще завернутый в окровавленную футболку Марата, тут и вовсе все поверили в то, что, действительно, Марат убил Сараби.
Тем временем Кахрабат и Изабелла вошли в комнату наны.  Седой и поникший Джамал сидел в ногах ее постели и, видимо, старался успокоить старую мать. Старая женщина, без своей обычной косынки с длинной бахромой, с распущенными косами, рвала на себе седые волосы и раскачивалась всем телом, ритмично причитая по-аварски и обливаясь слезами. Сын глухим тихим голосом угрюмо отвечал ей, успокаивая, хотя у самого глаза были красные от слез.
Кахрабат с Изабеллой не посмели сесть в присутствии Джамала. Они стали у стены, прислонившись  к ковру, и тихо переговаривались. Иза, конечно, догадывалась, о чем причитает так горестно нана, но ей в ее переживаниях о Марате хотелось узнать в подробностях, что мать в точности говорит своему, убитому горем, сыну.
- Ты переведешь мне, о чем это они? – спросила она свою спутницу, которая не спешила уходить. – Может, какую-нибудь подробность узнаем, которая поможет Марату?
Кахрабат согласилась переводить, если Джамал не будет возмущаться, когда услышит. Но тот, казалось, был  настолько отрешен от всего окружающего мира, что никак не реагировал на Кахрабаткин перевод их разговора с матерью.
- Аллах нас наказывает, Джамал, - шепотом переводила Кахрабат слова наны, -  за грехи наши, за обиды людские. Разве можно было так жить, как ты жил, и надеяться скрыться от ада, от наказания Аллаха? Кому нужно теперь это богатство, если один сын убит, а другой – в тюрьме? Ты ведь сын мой единственный, а мне приходится стыдиться поступков твоих, того, что рабов содержишь, что деньги под проценты даешь, что взятками начальство подкупаешь. Своих людей повсюду завел, дружбой с бандитами не брезгуешь. Сараби, глядя на такую жизнь твою, стал распущенным, наглым гуленой. Заводил любовниц, женщин содержал с детьми и без детей, а теперь его родные дети остались сиротами, а жена – вдовой.
Джамал ей отвечает, чтобы не расстраивалась, - продолжала переводить Кахрабат. – Не с вашим здоровьем такое переживать. Простите меня, если это я виноват, но постарайтесь успокоиться, иначе вызову врачей, они вас в больницу заберут. Что ж я теперь сделать смогу, если убили Сараби, если Аллах его к себе забрал? Что смогу я изменить?
- Как что? – выкрикнула Изабелла. - Джамал, спасите Марата! Он не мог, никак не мог убить Сараби!
Изабелла, выплеснув из себя долго сдерживаемые слова, оторвала с ощутимым усилием себя от ковра на стене и приблизилась к Джамалу. Она устала, валилась с ног, но мозг ее лихорадочно работал, и она продолжала убеждать Джамала помочь сыну.
- Джамал, поверьте мне, Марат не виноват! Я была с Маратом вчера весь вечер, а когда ушла от него, на меня напал Сараби. Марат услышал и вступился за меня. Он отбросил Сараби к стене, а меня схватил в охапку и увез на мотоцикле к морю. Он разжег там костер, чтобы быстрее высохло мое платье.
- А что было с твоим платьем? – спросил Джамал, удивленно глядя на свою заложницу.
- Она его постирала, - вмешалась в разговор Кахрабат, по-прежнему стоя у стены. – Постирала, да и повесила сушить на веранде третьего этажа, а сама разгуливала по дому, завернутая в бабушкину шаль, потому что платье у нее одно. А мое старое надевать не стала,  - с ехидцей в голосе закончила она.
- И об этом мне ты говоришь, Кахрабат?! - возмутился Джамал. - Ведь я именно тебе поручил следить за ней! Всюду ее сопровождать! Почему ты не побеспокоилась, чтобы у нее было платье на смену? Если была такая проблема, и платье было одно, кто-нибудь должен же был сообщить мне?! А теперь, что, из-за мокрого платья заложницы погиб мой сын?
- Нет-нет! Это не из-за платья! Сараби давно мне угрожал и я очень боялась, но мне сказали, что жаловаться вам не имеет смысла, что никто не поможет его остановить, что вы Сараби все разрешаете.
- Вот видишь, сынок? - с тоской в голосе проговорила бабушка. - Видишь, что ты наделал?  Распустил сына, разбаловал, а теперь он бедный, несчастный наш Сараби ушел от нас, ушел навсегда! И как оплакать его, как пережить это горе? Почему я, старая и больная должна жить, а полный сил, молодой и здоровый мужчина, которому надо растить четверых детей, заботиться о жене и престарелых родителях, должен быть убит непонятно кем? Как жестоко все в этом мире! Ой, не ропщу я, Аллах, я понимаю, что виновата я, раз я старше всех в этой семье, раз от меня все пошло, все началось, то и грех мой самый большой.
Никто не смел прерывать ее причитания, все опустили головы и молчали. Наконец, Джамал, сказав Кахрабатке: «Останься с наной», подтолкнул Изу в спину и вышел с ней в коридор. Там он сел в то самое старое кресло, где ночью сидел Сараби в ожидании Изабеллы, и обратился к ней, стоящей перед ним навытяжку:
- Продолжай давай, рассказывай, что ты знаешь? Почему ты уверена, что Марат не виноват?
- После драки мы с ним уехали на мотоцикле к морю. Там Марат разжег костер, и мы вернулись домой только, когда платье на мне высохло. Было уже почти пять утра, когда Марат при мне зашел в свою комнату. Вслед за мной в комнату наны вошла Патимат, чтобы отвести меня на кухню. Когда мы с Патимат шли вниз, мы встретили Кахрабат, она  уже принесла воды и возвращалась к себе. Если бы Марат выходил из своей комнаты, кто-нибудь увидел бы его. Поймите, у него не было времени убить в саду Сараби, забрать в свою комнату кинжал и спокойно лечь спать. А если бы Сараби ждал Марата в его комнате, если бы они подрались там, то я бы услышала.
- Каким образом? – спросил Джамал.
- Ведь я сплю на полу, - объяснила Иза, - на тоненькой подстилочке, и слышу музыку из-под пола. Тем более, я услышала бы шум борьбы, потому что успела лечь перед тем, как пришла Патимат.
- Ты, что же это, голубушка, - с досадой и озлоблением спросил Джамал Изу, - совсем не собираешься признаваться, что между вашими с Маратом комнатами есть слуховое окно? Ты считаешь нас дураками? Считаешь, что при обыске ваше окно не нашли? Его не только нашли, но и проверили, не смогла бы ты, убив Сараби, забросить нож в комнату Марата? Оказалось, - нет. Если бы и забросила, то под кровать его засунуть точно не смогла бы, а дверь была изнутри захлопнута. Мы запасным ключом ее открывали, да при этом еще старались не шуметь, чтобы не разбудить Марата, врасплох его застать.
Ох, и разозлился же я! Не будь он мой сын, своими руками бы разорвал! Патиматка уверена, что только Марат, да ты могли Сараби убить. Но, похоже, что ты говоришь правду, и я подумаю теперь над твоими доводами. Взвешу. Что у вас  за отношения с Маратом?
- Я люблю его. Мне кажется, что и он любит меня. Поэтому мы близки, - тихо ответила Изабелла.
- Видали! – и вовсе возмутился Джамал. - Не думал, что ты так распущена! Не смог Рабадан в строгости тебя воспитать. Хоть я и зол на него, а в этом случае мне его даже жаль. А мать моя еще заступалась за тебя. Говорила, что ты хорошая, добрая девочка. Девочка! Хороша! Дама с камелиями! Увлекла мальчишку! Совратила! Значит, все-таки из-за тебя он Сараби убил?!
Джамал так распалился, что Изе показалось, что он вот-вот ее ударит.
- Марат не убивал Сараби, я уверена! – в отчаянии воскликнула она и отступила на пару шагов к противоположной стене на всякий случай. – Думайте обо мне, что хотите, я не буду оправдываться, но все знают, что Сараби меня преследовал, угрожал овладеть мной, взять второй, женой и много всего. Мне Кахрабат говорила, что я сделать с этим ничего не смогу. А я ведь маленькая еще, мне только семнадцать лет, у меня никакого опыта нет. В  своей семье только и жила, меня там любили и никто не пугал, а здесь, кроме Марата, меня никто не любит. Вот я и решилась, пошла к Марату, потому что люблю его, и он предложил мне выйти за него замуж.
- Замуж?! – подскочил от возмущения Джамал.
- Да, замуж, - Изабелла гордо вздернула голову, глядя прямо в глаза хозяину. – Да, я ему поверила и пока в его словах не сомневаюсь. До сих пор его поведение не разуверило меня в правдивости и искренности его слов и намерений. Марат честный и хороший,  я на его стороне. Удивляюсь, что вы, его отец, не знаете, что ваш Марат не смог бы убить своего брата! Он хороший, порядочный человек, неспособный на такое преступление.
- Ладно, - Джамал рукой разрубил воздух, хлопнул себя по колену, и поднялся с кресла. - Некогда мне сейчас, - сказал он. - По законам Магомета похоронить Сараби надо до заката. Мужчины уже собрались. Попрошу, чтобы Марата привезли, пусть простится с братом. Может, и, вправду, не виноват он ни в чем? Наби должен вот-вот из Москвы приехать. А за тебя мать моя просила. Сказала, что ты уже вторые сутки не спишь. Просила дать тебе отдохнуть. Не знаю, как ты сможешь отдыхать, если по сути  именно ты явилась причиной смерти моего старшего сына, но я разрешаю тебе больше сегодня не работать. Выспись до завтра, если сумеешь.

ГЛАВА 16

Изабелла сумела. Джамал ушел, а Изабелла вернулась в комнату его матери. Кахрабат  в это время уговаривала нану успокоится и перестать плакать.
- Не расстраивайтесь так, нана, выпейте вот чаю с мятой, - говорила она. - Вот лимончик, давайте размешаю. Постарайтесь успокоиться, а то могут вас положить в больницу. Что ж делать, раз так случилось? Горе большое, но надо продолжать жить. Изабелла, поговори с наной, может тебе удастся ее успокоить.
- Нана, - обратилась к старушке Иза, - Джамал сказал, что вот-вот Наби приедет. Его самолет уже прилетел в Махачкалу и за ним послали Омара на машине. Ведь вам захочется повидать Наби? А тебе, Кахрабат?
Иза повернула лицо к Кахрабат и добавила:
- Моя мама обязательно вспомнила бы русскую поговорку – «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Увидишь своего милого, порадуешься.
- Увижу, надеюсь, да только повод у встречи слишком невеселый, – устало ответила Кахрабат.
- А вы, бабуля, миленькая, примите мои соболезнования. Я вам очень сочувствую,- ласково сказала она и твердо заверила бедную старушку: - Поверьте! Мне очень вас жалко! У вас сердце доброе и я понимаю, что его изводит тоска. Большое вам спасибо, что попросили за меня Джамала. Мне действительно, надо поспать, а то я скоро совсем с ног свалюсь. Но и вам надо отдохнуть, ведь у вас вчера был сердечный приступ, а сегодня пришлось столкнуться с таким тяжелым ударом судьбы. Я ничем не смогу вас утешить, кроме того, что Марат не убивал Сараби.
- Ты уверена? – спросила бабушка недоверчиво.
- Абсолютно уверена и могу кому угодно доказать. Вот посудите сами, зачем Марату это надо? За что ему брата убивать? Ну, подрались они, что такого? Разве это между братьями редкость? За что друг друга ножом-то резать? Сараби ведь в саду нашли, так? Если Марат там его убил, то зачем он в свою комнату нож забрал? Ведь все видели, что они подрались перед нашей поездкой к морю, и Марат не мог не понимать, что на него первого подумают. На него и на меня. Так почему он не выбросил нож куда-нибудь, где его не нашли бы вовеки, а вместо этого завернул в собственную футболку и весь в крови брата спрятал под кровать, на которую тут же улегся спать? Прямо садист-изувер без нервов. И это ваш Марат! Вы от него такое можете ожидать, зная его с самого рождения? И почему нигде в его комнате и на одежде нет крови? Или есть?
- Не-ету, - протяжно ответила Кахрабат.
- Значит, он ее смыл, по-вашему, а нож-главную улику, не вымыл, оставил в крови и с отпечатками пальцев? Ясно же, что тот, кто все это проделал, просто подставить Марата хотел. Вот проверят отпечатки пальцев и убедятся, что Марат здесь ни при чем.
- Какие тут у нас отпечатки пальцев, Иза? Для этого надо в Махачкалу ехать, - задумчиво сказала Кахрабат.- Да и помыть Марат ничего не смог бы, потому что в жизни этого не делал, у него в комнате и тряпки-то нет. Цветы не польет, скорей застрелится, а тут полы он мыть станет, как же.
- Да, может,  кто-то из гаража зуб на Сараби точил и подстроил так, чтобы его убили дома, а милиция на домашних подумала? – предположила Изабелла. - Тогда и отпечатки не помогут. Кто все это проверять здесь будет? Народу-то много.
- Не нам все это решать, - вмешалась в разговор Кахрабат. Она, как обычно, знала все новости. – Все ждут из Махачкалы какого-то следователя. Он неподкупный, смелый и очень умный. Такой вот настоящий следопыт. Вот ему и докажешь, - посоветовала она Изе. – Ложитесь-ка вы обе, да поспите. Мне ведь теперь надо будет  и обедом, и ужином заниматься. До ужина еще далеко, придумаю что-нибудь, а до обеда времени мало. У тебя, Изабелла, на кухне ничего заготовленного  нет? Что ты собиралась готовить на обед?
- Собиралась  хинкал аварский приготовить. Бульон с говядиной уже сварила и мясо вынула. Теперь ты возьми грамм шестьсот муки, просей,  положи чуть соли, кефир, соду и замеси тесто. Выдержи тесто один час, чтобы набухла клейковина. Потом раскатывай в жгут, придавай тесту плоскую форму, нарезай на кусочки ромбиками, опускай по одному в кипящий бульон и вари минут десять, пока хинкал не всплывет. Когда вытащишь, каждый проколи деревянной палочкой. Потом сделай обычную чесночную приправу со сметаной или томатом.
Хинкал подавай с мясом и приправой, а бульон поставь отдельно. Лавашей, что я утром испекла, до завтра хватит. Салат я собиралась сделать из моркови с орехами. Морковь и чеснок я уже начистила, орехи на кофемолке размолола. Осталось чеснок раздавить, да смешать все, добавить чуть-чуть сахара, заправить майонезом и посолить. Уложишь в салатник, украсишь веточками зелени.
А на второе думала сделать капусту в сливках по-дагестански. Для этого капусту в подсоленной воде отварила до полуготовности, она лежит, стекает. Нарежь ее кубиками, обжарь в сливочном масле, залей сливками и туши до готовности. А к чаю я мучную халву еще вчера приготовила, она в холодильнике. Нарежешь на кусочки и выложишь на блюдо.
- Удивляюсь, как твоя русская мать смогла научить тебя  готовить истинно дагестанскую мучную халву? Я вот никак не научусь. Халву из орехов готовлю неплохо, а мучную не могу и все, - с досадой сказала Кахрабат, подходя к двери комнаты. – Сколько раз пробовала – никому не нравится, вот я уже и не берусь.
- Моя мама долго жила в Дагестане, здесь они с папой  познакомились и поженились, - объяснила Изабелла, провожая Кахрабат до двери. - Кроме даргинского и русского, мама других языков не знает, но дагестанскую  кухню она изучила досконально и мне до ее уменья далеко. Но хорошо, что ты мне про халву из орехов напомнила. Я приготовлю и ее на днях для разнообразия. Она, конечно, проще мучной халвы, да и вкуснее на мой взгляд. Если хочешь, расскажу тебе, как я готовлю мучную халву?
- Ты думаешь, я на ходу сейчас все запомню? – усомнилась в себе Кахрабат.
- Ну, постарайся, мне так хочется поделиться с тобой своими знаниями в кулинарии! Вот отдаст папа деньги твоему свекру, я уеду, и останешься ты на здешней кухне царицей.  Представь себе, как пригодятся тебе мои советы! - При этих словах Иза поймала себя на мысли, что, несмотря на то, что Кахрабат в доме Джамала фактически исполняет роль надсмотрщика за ней, заложницей, она чаще всего воспринимает Кахрабатку как свою близкую подругу.
Вот сейчас ей самой было тяжело от всего произошедшего с ее любимым и его братом, но она видела, чувствовала, что Кахрабат тоже удручена и переживает по этому поводу. Молоденькой неопытной девушке казалось, что это ее сближает с Кахрабат, она чувствовала к ней большую симпатию и хотела отвлечь от неприятных раздумий любимой всеми женщинами  кулинарией.
- Раз уж разговор такой зашел, давай отвлечемся от трагедий этого дома, - предлагала Иза, выйдя за Кахрабат из комнаты наны. - Постарайся запомнить, вдруг пригодится. Вот слушай. Мама меня учила, что во время приготовления мучной халвы топленое масло надо довести до кипения, непрерывно помешивая, потом постепенно засыпать в него просеянную муку, пока не загустеет. Тут самое главное, все время мешать, не лениться. Халва будет поджариваться и становиться жиже, тогда надо всыпать еще муки. Доварить, помешивая, снять с огня и, продолжая помешивать, постепенно небольшими порциями всыпать сахарную пудру. Еще раз хорошенько перемешать, придать любую форму и остудить. Все просто, только понадобится терпение и старание. «Терпение и труд все перетрут», говорит моя мама. И еще - «Глаза боятся, а руки делают». Сколько раз я убеждалась в правоте этих народных премудростей. Скажи, ты хоть что-то запомнила? Ведь это очень простой рецепт, правда же?
- И чего это ты распинаешься? – с внезапным раздражением спросила Кахрабат и объяснила: - Для тебя - простой, а для меня – сложный, так не хочешь ли ты сказать, что я такая тупая дура, что даже такой простой рецепт запомнить не в состоянии?
- Да что ты, что ты, Кахрабат? Как ты могла так подумать?! – возмутилась Иза. - Просто я хотела отвлечь тебя от переживаний, от всех этих несчастий. Я уверена, что все будет хорошо, уверена, что Джамал поверил мне, он понял, что Марат не виноват, и он поможет ему. Но ты такая угрюмая ходишь, вот мне и хочется тебя отвлечь от черных мыслей разговорами о вкусных блюдах, если тебя, как я вижу, не веселит даже предстоящая встреча с мужем. Сказать тебе, что я собиралась приготовить сегодня на ужин?
- Давай, говори, может мне это поможет, меньше будет хлопот, - согласилась Кахрабат.
- Вот и хорошо, слушай же. Что касается ужина, то я собиралась отварить картофель целиком, полить его на блюде маслом и посыпать зеленью, а к нему подать хеа – маринованную рыбу, она в холодильнике, ты найдешь.
Решай сама, что будешь готовить, а я, пожалуй, действительно посплю как-нибудь. Не знаю, как в этой обстановке это мне удастся, но отдохнуть надо, а то уже голова разболелась – столько всего за эти сутки случилось, что мозги плавятся.
- Давайте поспим, нана, - повернулась Иза к бабушке. - Вы за Марата даже не думайте беспокоиться, я в любом суде смогу подтвердить, что он не может быть виноватым. Его скоро отпустят, вот увидите. Иди, Кахрабат, счастливо тебе отстоять вахту на кухне.
Изабелла помогла бабушке лечь, опустив для этого поудобней подушки, и, когда Кахрабат ушла на кухню, легла сама.
Несмотря на свою молодость, очень волевая Изабелла приказала себе спать и ничего не слышала и не видела, отвернувшись к стене. Заходили какие-то женщины выразить соболезнование бабушке покойного – Иза не просыпалась. Ее никто не тревожил, не беспокоил, помня распоряжение Джамала. Тем, кто удивлялся, что за девушка, почему спит, когда в доме похороны, расследование убийства, дом полон родных и чужих людей, когда вокруг горе и слезы, вкратце объясняли, что девушка издалека, не родня вовсе, чужая, что она устала, поэтому спит.
И Иза спала! Все прошло мимо ее сознания – и похороны Сараби, и доставленный из участка Марат, и приехавший из Москвы Наби, и два раза заходивший к матери в комнату зеленый от горя Джамал.
 Что это был за сон, сродни летаргическому, отгородивший Изу от всех треволнений окружающей действительности? Возможно, сработал защитный механизм внутри нее, чтобы смогли расслабиться ее перенапряженные нервы, чтобы восстановились молодые силы?
Ответом на эти вопросы была бодрость и хорошее настроение, прилив сил, готовность и желание работать, а если понадобится, то и горы свернуть. Все это ощутила Изабелла, уже привыкшая за время жизни в добровольном плену вставать задолго до рассвета.
 Именно поэтому она не обратила никакого внимания на злобные замечания одетой в траур Патимат, пришедшей утром будить ее, чтобы проводить на кухню. А злоба Патимат только усилилась, когда накануне, ничего не взявший в рот за целый день Джамал, после похорон и раздачи соседям жертвенного быка поужинал с мужчинами Кахрабаткиной стряпней и, расстроившись еще больше, распорядился принести еду из кафе, а к утру разбудить заложницу, чтобы впредь готовила только она.
- После обедов Изабеллы на Кахрабаткину еду и смотреть не хочется, - пробурчал он.
Патимат услышала эти слова и, конечно, еще больше разозлилась на заложницу, тем более, что она считала именно ее виновницей гибели своего мужа.
 – Ишь, какая цаца незаменимая! Сокровище хромоногое! Зла на тебя не хватает! – бурчала она, подталкивая Изабеллу в спину по направлению к кухне.
- Я вам очень сочувствую, Патимат. У вас горе большое и я не обижаюсь. Надеюсь, когда вы успокоитесь, поймете, что моей вины в ваших несчастьях нет, - с неподдельной жалостью в голосе, но твердо сказала Изабелла и решительно закрыла за собой дверь в кухню прямо перед лицом опешившей от неожиданности Патиматки.

ГЛАВА 17

Когда на следующее утро Патимат пришла в комнату наны, за окнами было еще темно. Все  мужчины в доме  спали, а женщины были уже на ногах. Еще до прихода Патиматки Изабелла проснулась от тихого разговора двух женщин. Открыв глаза, Иза поняла, что это жена Джамала Барият беседует со своей свекровью. Нана, опершись на подушки, перебирала четки при свете ночника.  Барият, мать покойного Сараби, сидела в ногах ее постели. Такую картину за время пребывания здесь Изабелла видела впервые. Ей даже казалось раньше, что свекровь с невесткой между собой не ладят. Но теперь они тихо разговаривали, принимаясь, время от времени оплакивать трагический уход Сараби.
Патимат им мешать не стала, позвала Изу из-за двери, не входя в комнату, а собеседницы, увлеченные воспоминаниями,  не обратили внимания ни на нее, ни на заложницу. Изабелла быстро оделась, умылась и под Патиматким конвоем пошла на свое рабочее место.
Кахрабат встретила Изабеллу на кухне, домывая вчерашнюю посуду. Когда ушла Патимат, Кахрабат стала рассказывать Изе новости за последние сутки.
- Тебя обрадовать? Марата пока оставили дома под подпиской о невыезде. А к нам приехал Наби. Дети не нарадуются, а уж как я счастлива! Пойдем, за водой сходим, по дороге поговорим.
Девушки взяли кувшины, открыли дверь, ведущую из кухни во двор, и по виноградной аллее вышли на улицу. Утро было зябкое, но воздух чистый, со слабым ароматом моря. Иза невольно посмотрела в ту сторону, где у костра она провела с Маратом остаток той счастливой, но все же бурной и страшной ночи. Море издалека виднелось лишь плоской голубой кромкой между землей и небом.
Из-за этой кромки только-только стало появляться солнце, освещая первыми тонкими лучами снежные вершины гор, в сторону которых Изабелла и Кахрабат повернула, направляясь к артезиану.
- Кахрабат, а ты сама Марата видела? – спросила Изабелла с некоторым сомнением в голосе.
- Несколько раз, не беспокойся, - заверила Кахрабат.- Вчера за столом со всеми сидел.
- Как он? Отец с ним разговаривает? – поинтересовалась заложница.
- Сухо, - коротко ответила ей Кахрабат.
- Значит, не простил Джамал сына. Боюсь, что это из-за меня. То, что Марат никого не убивал, я уже, кажется, его отцу доказала.
- Теперь будешь доказывать следователю, - с привычной уже для Изабеллы ехидцей и сарказмом в голосе съязвила «подруга».
- Что, уже приехал следователь из Махачкалы? – Иза даже остановилась в растерянности.
-Пошли-пошли, поторапливайся, тебе еще завтрак готовить. Что касается следователя, то, интересно, как же ты думала? – Кахрабат искренне удивилась, вздернув брови. – Конечно, приехал следователь. Вчера вечером. Сегодня к девяти придет. Будет всем предъявлять орудие убийства. Весь дом только о вас с Маратом и говорит. Обсуждают, как вы ухитрились втайне ото всех влюбиться? Что теперь с вами сделает Джамал, когда выясниться, кто убил Сараби и пройдет сорок дней траура? Многие думают, что Сараби погиб из-за вас. Так что готовься, тебе многое придется объяснять, пока не найдут убийцу.
- И ты надеешься, что убийцу найдут?
- Уверена.
С этими словами Кахрабат занялась наполнением кувшинов водой, поздоровавшись с такими же ранними пташками у артезиана.
К следователю Изабеллу вызвали уже после одиннадцати, когда она не только завтрак, но и обед приготовила.
Следователь расположился в кабинете Джамала. Хозяин, хоть и приутих, придавленный свалившимся на него горем, но своего места приезжему следователю не уступил, заставил внести специальный столик, чтобы видно было, кто в кабинете главный. За этот столик и усадили следователя.
Он был хорош собой. Высокий, статный, без худощавости, с огненно рыжими волосами и правильными чертами лица, которым позолоченные очки придавали некоторое благородство, а высокий лоб без залысин производил впечатление вдумчивого и умного человека.
- Проходите, девушка, присаживайтесь. Моя фамилия Алиев, зовут Нурмагомед Алиевич. Ваша фамилия, имя, отчество?
- Магомедова Изабелла Рабадановна.
- Даргинка? По акценту не разберешь.
- Да, даргинка. Акцента,  надеюсь, никакого нет, я в России живу.
- Тогда будем говорить по-русски. Я ведь азербайджанец, хоть и из Дагестана, местный. В соседнем селе родился. Давайте-ка, запишем ваш год рождения?
- 1984.
- Место прописки?
- Город Зеленокумск Ставропольского края.
- Паспорт с собой? Нужны ваши паспортные данные.
- Паспорта у меня здесь нет, я приехала без него.
- В гости приехала?
- Почти.
- В каком родстве вы с семьей хозяев дома?
- Ни в каком. Я – заложница.
- Вы? Кто?! – следователь, от удивления даже приподнялся со стула. Он наклонился над столом и приблизил лицо к сидящей напротив Изабелле, как будто хотел получше ее разглядеть.
- Разве вам не сказали? – чуть отстранившись, с достоинством спросила Изабелла. - Я заложница. Я здесь вместо своего отца как залог его долгов. Приехала я добровольно, и никаких претензий у меня к хозяевам нет.
- Объясните подробнее, - строго предложил следователь.
Изабелла описала, хоть и не очень вдаваясь в детали, те обстоятельства, при которых она сюда попала.
- Да…а. С подобным я сталкиваюсь впервые. Чтобы заложница жила с хозяевами в доме и не голодала, и не терпела лишений? Это редкость, даже странно. А главное, чтобы не хотела на свободу! Может, вас запугали? Может, удерживают насильно? Стоит вам сейчас написать заявление, и я тут же освобожу вас, вызову ваших родных и возвращу в родной дом. Вот бумага, пишите, я продиктую.
- Нет, я не могу уезжать, пока отец мой не вернет свой долг Джамалу, - решительно отказалась Изабелла.
- Все равно продиктуйте мне свой домашний адрес. Вы еще несовершеннолетняя, я в любом случае свяжусь с вашими родителями. Вы пока не вправе распоряжаться своей жизнью по своему усмотрению, без ведома взрослых. Родители знают, что вы здесь?
- Да, я писала им, и Джамал пообещал передать при случае, - со слезами в голосе ответила девушка и послушно записала на бумаге свой зеленокумский адрес. Следователь сложил вчетверо листик и убрал в папку с документами.
- Ну, что ж, оставим этот вопрос на будущее, - сказал он, - нет смысла переливать из пустого в порожнее. Давайте перейдем к убийству. Расскажите, где вы находились в течение дня и ночью в те сутки, когда произошло убийство? Рассказывайте, по возможности, подробно.
И Иза стала рассказывать.
- Утром в этот день меня, как всегда подняли в полпятого утра. Около пяти часов жена Сараби Патимат уже вела меня на кухню. По дороге туда нам встретился Сараби, он как раз из кухни возвращался. Сказал, что напиться ходил. Но Патимат ему не поверила и стала ругаться, намекая, что он на кухне меня искал. Тогда Сараби  Патимат при мне предупредил, что обязательно после возвращения из Махачкалы до меня доберется «конкретно», как он выразился. И пусть она помалкивает, а то он меня возьмет второй женой. Официально. А если она  почему-то не хочет, чтобы он со мной натешился, то пусть убьет меня до вечера. Ничего другое не поможет.
Я весь день думала, как спастись. А так как Сараби и раньше на меня со сладострастием пялился, то я уже спрашивала Кахрабат и Марата, нельзя ли пожаловаться Джамалу, не защитит ли он меня? Но Кахрабат ответила, что не заступится никто. Марату я об этой угрозе сказала вечером перед днем убийства, он пообещал помочь. Но, поразмыслив днем, я посчитала - раз Сараби рано утром уехал в Махачкалу, то они с Маратом могут разминуться, если Сараби вернется поздно. Так потом и получилось, но я заранее решила, что лучше уж я стану женщиной с любимым человеком, чтобы не было обидно лишиться девичьей чести и невинности из-за старого, морщинистого и омерзительного насильника.
- Да, пожалуй, в семнадцать лет сорок три года – уже старик, тут ничего не возразишь, проговорил следователь. – Продолжайте.
- Между  нашими комнатами есть слуховое окошко, мы с Маратом каждую ночь разговаривали и полюбили друг друга. В ту ночь я спустилась к Марату, а когда вернулась к своей комнате, возле нее в старом кресле в темноте меня ждал Сараби. Он напал на меня и я уже думала, что это конец, мне не спастись. Но тут появился Марат, он, видимо, стоял внизу лестницы и сторожил, боялся, чтобы со мной ничего не случилось. Я невольно вскрикнула, когда на меня в темноте напал Сараби. Тихо вскрикнула, боялась перебудить домочадцев, но Марат, видимо, услышал  даже такой тихий вскрик, поднялся на третий этаж и не дал меня в обиду, подрался с Сараби.
Сараби был зол и свиреп, как зверь, у которого отнимают добычу. Но Марат сумел меня отбить и увезти к морю, там мы пробыли часа полтора-два. Марат уговаривал меня уехать в Махачкалу и не возвращаться. Но я сюда приехала добровольно и, пока отец не отдаст долг, не уеду.
Вернулись мы около четырех утра, Марат при мне зашел в свою комнату, во всем доме было тихо, все спали. Я поднялась к себе и с полчаса успела поспать, пока Патимат пришла за мной, чтобы вести меня на кухню готовить завтрак. Если бы Сараби ждал Марата в его комнате, если бы они там подрались, и Марат убил бы Сараби, то я бы услышала.
- А если Сараби вызвал Марата в сад и там произошло убийство? По всем признакам тело Сараби никуда не переносили, он лежал на месте преступления.
- Но я бы услышала в этом случае скрип двери!
- Нет, это не убедительно. Ты спала, это подтвердила участковому бабушка, и могла ничего не услышать.
Изабелла залилась краской, ей вспомнилось, что только что она спала так крепко, что сон ее был неотличим от летаргического. Значит, остаются сомнения в невиновности Марата, и она не смогла его оправдать. Вот бы поговорить с ним.
Следователь тем временем вытащил из портфеля и положил на стол злополучное орудие убийства – кинжал кубачинской работы.
- Перейдем к орудию убийства. Вы видели где-нибудь в доме или вне его этот кинжал?
Изабелла с первого взгляда узнала его! Этим кинжалом во время поездки в Дербент шофер хозяина Омар разрезал апельсин, которым его угостила Кахрабат. Но причем здесь Омар? Может быть, он и убил Сараби? Но за что?
 По молодости лет наивная и бесхитростная, приученная с детства говорить правду, искренне озабоченная скорейшей поимкой убийцы, которым был, по ее мнению, кто угодно, только не Марат, Изабелла старалась быть максимально правдивой в своих показаниях. Как только она рассказала следователю, где видела этот кинжал, тот быстро закончил записывать, дал ей подписать протокол и отпустил, выйдя из кабинета Джамала вместе с ней.
«Должно быть, пошел  Омара допрашивать», - подумала Изабелла и оказалась права.

ГЛАВА 18

Кахрабат, пришедшая за Изой после дневного отдыха, рассказала:
- Следователь допросил Омара, тот сказал, что кинжал  у него украли вместе с ножнами. Но он не ищет его, а ждет, когда вернут, потому что так бывало и раньше - мальчишки, с которыми он любит хороводиться, незаметно утащат, поиграют, а потом также незаметно положат на место. Теперь следователь поехал за ордером на обыск в квартире Омара, а ножны от кинжала он уже нашел. Вызвал себе на подмогу еще двоих и давай искать. Перерыли все комнаты у нас в доме и нашли! Знаешь, где? В игрушках старшего сына Сараби Абдусалама. А самого пацана нигде нет. Дети сказали, что Абдусалама нет с первого дня гибели его отца. Уже с вечера Абдусалама никто не видел. Ощущение такое, что Патимат что-то знает, но не говорит, где ее сын. Твердит, что не знает. Но ведь другая мать волновалась бы, а она спокойная, как танк. Ой, что будет, Аллах, что же теперь-то будет?
-Похоже, что тот, кто убивал, про эти ножны забыл или не знал. Что там бы ни было, Кахрабат, но если ножны не у Марата, то он и не убивал, - сделала свое заключение Изабелла. Она за последние сутки побледнела и заметно осунулась от переживаний.
- Да уж, подозрений на твоего милого стало  поменьше, – с сочувствием глядя на нее, согласилась Кахрабатка. И добавила:
- Заканчивай сегодня готовить поскорей, управляйся пораньше, тогда я постараюсь привести на кухню Марата, повидаетесь, поговорите.
- Ой, Кахрабаточка, спасибо! – радостно бросилась ей на шею Иза. - Я уже отчаялась, что не могу никак с ним встретиться! Ведь окошко наше Джамал приказал забить. Теперь нам и вовсе трудно будет общаться. Если ты решила помочь нам сегодня увидеться, я обещаю приготовить еду быстро и предупрежу тебя, когда закончу. Кахрабаточка, какая ты хорошая! Как я рада! Иди, иди, я поскорей начну, – подталкивая Кахрабат в спину, торопила повариха, предупреждая: - Будь осторожна, чтобы Марата никто не увидел, а то от Джамала нам всем достанется на орехи.
- Все заняты расследованием и обысками, не беспокойся. Я приведу Марата аккуратно, и от твоей расторопности зависит, как скоро ваша встреча состоится. Все, ухожу. Готовь скорее ужин. Удачи!
Кахрабат вышла и Иза, стоя посреди кухни, как полководец перед полком, обдумывала несколько минут ход сражения со вверенным ей посудно-продуктовым войском. Все обдумав, она оседлала свой стул на колесиках и, как запрограммированный автомат, начала готовить ужин.
На дно чугуна Иза уложила слой нарезанного кусочками утиного мяса, потом слой лука и посыпала его солью, сверху уложила слоями крупно нарезанные  баклажаны, картофель и помидоры. Слой помидоров она тоже посолила, добавила специй, накрыла тяжелой плотной крышкой и поставила тушить.
Каждый день теперь в доме много людей, еды надо много, поэтому Иза решила приготовить еще и куриные крылышки, которые она с утра вынула из морозилки оттаивать. Теперь она их промыла, положила стекать, а в это время смешала по одной столовой ложке кетчупа, горчицы, соевого соуса и этой смесью обмазала каждое крылышко. Пока они запекались в духовке, Иза, подогревая на небольшом огне стакан апельсинового сока, растворила в нем стакан сахара. Этим сладким соком Иза полила почти готовые крылышки и запекала их еще несколько минут.
Теперь надо было сварить рис. Чтобы он получился белым и рассыпчатым, Изабелла добавила при варке немного сока лимона, как ее учила мама.
Овощи, фрукты и зелень она разложила на отдельном блюде, а к чаю решила подать цукаты, которые приготовила несколько дней назад.
Все, все, все!
 Изабелла ринулась к выходу из кухни. Кахрабат была неподалеку за дверью, она вопросительно вздернула подбородок, качнув головой снизу вверх и как бы спрашивая: «Ну, как, все готово?» Иза в ответ показала сложенные буквой «о» пальцы. Тут же Кахрабат исчезла в доме и вскоре в дверь, соединяющую кухню с оранжереей, вошел Марат.
Иза и Марат бросились друг другу в объятья, а Кахрабат, закрыв двери, осталась снаружи охранять влюбленных. Она сочувствовала их любви, видела, как они оба чисты и трогательны, и была уверена, что ни один из них к убийству Сараби  непричастен.
- Изабелла, Изольда моя, как я соскучился! – сквозь жадные поцелуи повторял Марат.
- Как я рада видеть тебя, Марат, - ласково отвечала ему Иза. - Ты среди этих ужасов вспоминал меня? До любви тебе теперь? Ведь убили твоего брата, а нож нашли у тебя под кроватью, в закрытой изнутри комнате?
- Брата мне жалко, очень жалко, но к его убийству я не имею никакого отношения. Не убивал я его и, как попал ко мне кинжал, не знаю. Скорее всего, кто-то убил Сараби еще до нашего возвращения с моря и занес кинжал ко мне в комнату, потому что в той суете я так ее и не замкнул. Кто-то решил свою вину на меня взвалить, я даже предположить не могу, кто, и не знаю теперь, удастся ли найти настоящего убийцу.
- Прими мои соболезнования, Марат по поводу смерти старшего брата, прости, что я его ненавидела и боялась.
- Мне ли не знать об этом? Я ведь понимаю, что тебе пришлось пережить из-за него. Он виноват, я понимаю, но теперь к нему, к памяти о нем я не чувствую ни злости, ни досады. Только жалость, одну только жалость.
- У меня теперь к покойному Сараби точно такое же отношение, представь, - подтвердила Иза. – А ты к тому же еще и родной брат ему. Ты ведь при жизни его любил, а я ненавидела.
- Вот именно поэтому многие подумали в первый момент, что это ты его убила. Но потом поразмыслили и решили, что ты этого сделать не могла ни физически, ни практически. Не каждому достаточно ненавидеть кого-то, чтобы убить его.
- Да, я его боялась и ненавидела и ты знаешь об этом, как никто, но убить…Нет, кто-то ненавидел его сильнее меня. Надеюсь, следователь разберется. Меня он уже допрашивал, а тебя?
- Меня тоже, да только, что я ему мог сказать нового, если я спал, и понятия не имел, что под моей кроватью спрятали орудие убийства, да к тому же в моей собственной футболке.
 - Знаешь, а  ведь я сказала следователю, что именно этот кинжал видела у Омара в Дербенте, он с его помощью апельсин разрезал.
- Да, об этой твоей подсказке следователю я знаю, после этого в нашем доме обыск был и нашли ножны в вещах Абдусалама. Только самого пацана нет, как нет. Патимат его куда-то к родне отправила, но куда именно – молчит. А, может, он сам сбежал, а она не хочет показать, что он отбился от рук и в этом ей уже Сараби не поможет. Может, она не хочет за такой помощью обращаться к моему отцу. Что все это значит, ума не приложу. Пусть следователь разбирается, а мы с тобой давай друг о друге поговорим. Как теперь нам встречаться? Мне хочется долго и близко с тобой общаться, а не так мимолетно на кухне.
- Ничего не получится, - обреченно сказала Иза. - Кахрабат по приказу Джамала будет теперь запирать меня в комнате, а окошко  забили. Так что встречам и разговорам нашим конец.
- Не горюй! Еще не конец света. Я пойду к отцу требовать «свободы попугаям». Буду просить нас поженить, хотя бы через год сыграть свадьбу, а пока разрешить жить вместе. Тем более, должен же отец оценить то, что именно ты оказалась такой памятливой, вспомнила, где видела кинжал и отвела от меня подозрение в убийстве брата. Милая моя, любимая спасительница, - прижимая к себе Изабеллу, целуя ее, говорил Марат. – Я ни за что тебя не оставлю. Мне так не хватает общения с тобой! Я хочу быть с тобой каждый день, ни на минуту не хочу с тобой  расставаться, поэтому я ни за что не успокоюсь, пока не добьюсь, чтобы мы стали мужем и женой.
В это время Кахрабат заглянула в кухню.
- Выходи, Марат, скорее. Уже Патиматка приходила, сказала, чтобы я Изу к нане вела и подавала ужин. Джамал ждет. Скорее, скорее!
Марат, прощаясь, сжал пальцы Изабеллы и поспешно вышел из кухни. Изабеллу, несколько минут спустя, отвели на третий этаж. Там бабуля засыпала ее вопросами. Изабелле пришлось подробно рассказать взволнованной старушке все, что она успела узнать о ходе следствия. То, что от Марата все дальше отодвигается подозрение, нану порадовало, но тихий, себе на уме правнук был ей не менее дорог, чем Марат, и теперь она принялась волноваться об Абдусаламе.
- До завтра ничего нового не будет, следователь уже ушел и только завтра продолжит расследование, - успокоила Изабелла старушку и легла спать. Она не устала, как бывало обычно, и так рано ложиться ей не хотелось.

 ГЛАВА 19

Иза разрыдалась. Стараясь тихо всхлипывать, чтобы не побеспокоить старую женщину. Она оплакивала свою такую сложную из-за искореженных в детстве ног жизнь. Оплакивала то жуткое положение, в котором оказалась по своей доброй воле из-за беспредельной жертвенной любви к больному отцу. И даже светлая, чистая любовь к Марату кончилась теперь запретом Джамала им видеться впредь.
Изабелла рыдала, а в это время, собрав всю свою волю в кулак, Марат разговаривал с родителями.
- Отец, я понимаю, все не вовремя, я знаю обычаи. Знаю, что мне раньше, чем через год о свадьбе нечего и думать, но поймите меня. Мы с Изабеллой любим друг друга, а вы нам даже через окошко разговаривать не разрешаете.
- Ты, что, себе лучше девушку не найдешь? Только на калеке-заложнице свет клином сошелся? Зачем она тебе такая? Просто ты женщин не знал, а она сразу к тебе в постель прыгнула, вот тебя и не оторвать. Гормоны это, а не любовь. Пройдет, как положено, год после гибели брата и мы женим тебя на хорошей девушке, на аварке. Хочешь, из села привезем, хочешь, в Махачкале себе выбери. Зачем тебе хромая даргинка, да еще наполовину русская? Брось о ней даже думать, мой тебе совет.
Пока Джамал говорил, Марат почтительно молчал, не перебивал, но, поняв, что отец настроен против заложницы, он не смог не высказать всех доводов.
- Отец, я понимаю, что тебе кажется странным мое отношение к Изабелле. Но если бы ты знал ее лучше, то понял бы, как она умна, сколько всего знает в свои семнадцать лет. Неужели ты не убедился в ее знаниях, когда сделал поварихой в своем доме? Каждый день она кормит тебя и всю семью разнообразными блюдами, вкусно и сытно?
- Да, тут я ничего возразить не могу. Повариха она отменная и энергии ей не занимать. Трудится без устали, не капризная, выносливая и терпеливая, тут ни убавить, ни прибавить.
- Вот видишь, видишь! А как хорошо она знает литературу, поэзию, как с ней интересно разговаривать! Какая она добрая, милая, а как красива! Я никогда в жизни не встречал таких красавиц! Я готов смотреть на нее, не отводя глаз, днем и ночью. Отец, ведь это она вспомнила, что видела кинжал у Омара, и это отвело от меня подозрения в убийстве брата. Ты должен понять, наконец, что я люблю ее и никогда от нее не откажусь. А то, что она калека, так это можно исправить. Сейчас и не такие операции делают. Мы поедем с ней в Москву. Если ты не поможешь, я сам заработаю достаточно денег, чтобы помочь ей стать совершенством. Я все обдумал, долго себя проверял. Отнесись к моим словам с уважением отца к сыну, пойми меня и поверь – я хочу прожить с ней, именно с ней, всю мою жизнь.
- Ну, что ж, дай и мне возможность подумать. Во всей этой истории меня слишком смущает то обстоятельство, что она до времени побывала в твоей постели.
- Да, ты пойми, ее преследовал Сараби! Ей сказали, что никто ее не защитит от него, никто не убережет. Она любила меня и не хотела, чтобы кому-то другому досталась ее девичья честь. Изабелла калека и с детства привыкла к мысли, что никогда не выйдет замуж, останется навсегда с родителями жить. Поэтому она решилась на этот сложный для нее поступок сознательно, все обдумав заранее, и мне все объяснила. И вовсе не уверена она была, что я непременно на ней женюсь. Даже скорей наоборот. По ее словам она совсем не уверена, что я останусь с ней навсегда, каким бы ни было твое решение.
- Хорошо, я понял тебя, обещаю подумать. Иди теперь спать, уже поздно, - сказав это, Джамал обнял сына, что для него было совершенно несвойственно.
Когда Марат вышел, Джамал грустно сказал жене:
- Старшего сына мы с тобой похоронили, Барият. Мать меня винит в его смерти. Боюсь теперь что-то сделать не так по отношению к Марату. Слава Аллаху, не он оказался убийцей Сараби, поэтому не хочу еще и младшего сына потерять.
- Первый раз в жизни слышу от тебя, что ты чего-то боишься, - удивилась Барият.
- Именно боюсь, поэтому надо получше присмотреться к этой заложнице-хромоножке. Ну, что он в ней нашел?! Это ж надо, что выдумал! Да достойна ли она стать женой нашего сына? Родители, правда, у нее – люди хорошие. С Рабаданом мы теперь враждуем, а раньше дружили, долго дружили. То, что он деньги не возвращает, меня из себя выводит. Уже больше месяца его дочь у нас, а он еще долг не привез. Пусть дочь калека, но ведь такую больше жалеют, так неужели она  ему не дорога и он плюет на всю эту ситуацию?
- Может, он  просто столько денег не может достать, сумма-то большая, - резонно возразила Барият.
- Но ведь новый урожай уже продают. Наверное, он тоже в этом участвует. Что ж не дает о себе знать?
- Уверена, что скоро будут от него вести. Вот увидишь. Такую дочь, как Изабелла, ни один отец не бросит. Там ведь и мать есть, она же ему ночей спать не даст. Твоя мать Изабеллу очень хвалит. Недавно девочка свекрови сердечный приступ сняла без уколов и без «скорой помощи». А мы с тобой даже не знали, что приступ был. Поэтому, если ты будешь их запирать – ведь ты так сам распорядился? – то если что-то с наной случится, они на помощь позвать не смогут. Пока слуховое окошко к Марату было, нана не боялась остаться одна, знала, что хоть его позовет, пока он на каникулах, а теперь ей страшно. Ведь Марату она сама разрешила это окошко выпилить. Так что мой тебе совет: запирай дверь, а окошко открой. Что такого, пусть разговаривают.
- Хорошо, утром об этом подумаю, - сказал Джамал и пошел спать.

ГЛАВА 20

На следующее утро после приготовления завтрака и обеда Изабелле снова не удалось отдохнуть – ее срочно вызвал следователь. Встретил он ее, стоя у окна, в кабинете Джамала.
- Здравствуйте, - обратилась к нему Изабелла.
- Здравствуй, Изабелла, проходи, садись, - довольно приветливо ответил следователь.
«Надо же, запомнил мое имя», - удивилась она про себя. – «А я вот, хоть убей, напрочь забыла его имя-отчество»
Следователь сел напротив Изабеллы и сказал:
- Мне, во-первых, хочется поблагодарить и похвалить тебя как повариху в этом доме. Меня угостили завтраком. и это оказалось очень вкусно. Ты еще так молода, даже не верится, что все это ты одна приготовила. Где ты училась?
- Готовить меня научила мама. Она очень рано стала учить меня всем тонкостям приготовления блюд. Заставляла заучивать наизусть рецепты, а потом готовить по памяти и сама, конечно, поправляла, если что не так.
- Надо же! Похоже, она хотела, чтобы вы выучились на повара и всю жизнь стояли у плиты на больных ногах?
- Нет, мама просто хотела подготовить меня к жизни. Не только готовить научила, но и шить, вышивать крестом и гладью, вязать крючком и спицами. А отец купил мне вязальную машину и я некоторое время ходила к маминой знакомой учиться вязать на ней. Мама всегда повторяла: «Знания есть не просят, их за плечами не носить». Вот видите, часть из них мне пригодилась.
- Видишь, какая мудрая твоя мама, тебе с ней повезло. Кстати, сообщение о твоем пребывании здесь я твоим родителям отправил.
- Извините, - перебила Изабелла следователя, - мне хотелось бы понять, для чего вы меня пригласили? Зачем расспрашиваете, кто меня научил готовить? Разве это как-то относится к делу об убийстве Сараби?
- Ах, какие мы нетерпеливые! Не надо дуть губки, такой отчаянной девушке это не идет.
- В этом случае, еще раз извините, разве я дала вам повод перейти со мной на столь неуважительный тон и панибратское обращение?
- Не обижайся. Просто мне показалось, что с тобой можно будет подружиться, перейти на короткую ногу, что в тебе нет тех предубеждений, той заносчивости, которая так отталкивает в местных молодых девушках. Называй меня просто Нурмагомед.
- Прошу вас, не пытайтесь мне льстить и обольщать словами. Я убеждена, что не заносчивость свойственна хорошо воспитанным и уважающим себя девушкам, а желание удержать окружающих на должном, удобном для себя и своей независимости расстоянии. Оставайтесь, пожалуйста, оставайтесь с отчеством, а ко мне обращайтесь на «вы», я настаиваю.
Почему Изу так разозлило его предложение дружбы понять она не могла. Так подсказывала ей интуиция, женское чутье. Иза почувствовала, что нравится следователю, что того влечет к ней ее женская сущность. Но ведь у нее был Марат, и ей категорически не нужны были никакие двусмысленные отношения с другими мужчинами.
- Да, ершистости вам не занимать. Но от этого вы мне еще больше симпатичны. Если позволите, перейдем к делу. Хотелось бы знать, что вы как человек посторонний можете сказать об отношениях в семье покойного Сараби?
- Ничего не могу сказать. Знаю кое-что, но только по слухам, россказням да сплетням, а это ведь недопустимо в таком серьезном деле, как следствие по убийству. Ведь тут, как я знаю по книгам, нужна скрупулезность и точность.
- Совсем не обязательно. По книгам и фильмам о нашей работе судить не следует. И меня как раз интересуют именно слухи и сплетни. Вы человек со стороны, честь этой семьи вас, вроде бы, не должна волновать.
- Нет, не волнует меня честь этой семьи, а кроме того, для меня очень важно узнать, кто убил Сараби, чтобы подтвердить мою убежденность, что Марат к этому не причастен. Поэтому я расскажу вам все, что знаю. А знаю я, что Патимат исходилась злостью от ревности, что Сараби гулял, содержал женщин на стороне и редко бывал дома. С Патимат он был груб и, будто нарочно дразнил ее, хвастаясь своими похождениями. Она состарилась раньше времени, опустилась, плюнула на свою внешность. Не видела я, чтобы она плакала. Она молчит о своих проблемах и ходит со злобно поджатыми губами, а взгляд ее настолько тяжел, в нем столько неприязни, что кажется, еще чуть-чуть и она набросится на тебя с кулаками. Мне сказали, что Джамал своему старшему сыну все позволял, поэтому тот творил все, что хотел. Если его убила Патимат, я не удивлюсь.
Мне рассказали, что незадолго до моего приезда, Сараби привозил из Дербента свою любовницу с сыном. Патиматку он заставил накрыть стол в их с женой комнате и остался там со своей любовницей, а Патимат с детьми и с сыном своей пассии отправил с Омаром на машине к морю. Разрешил им взять с собой еды и приказал возвратиться только, когда сядет солнце. Самодур, в общем. Так что врагов у него, видимо, предостаточно.
- И тут Омар, - задумчиво произнес Нурмухамед Алиевич.
- А что? – спросила Изабелла.
- Дело в том, что во время обыска у Омара нашли коллекцию кинжалов. А допрос друзей Абдусалама – сына Сараби показал, что они не раз бывали у Омара дома. Соседи Омара сообщили следствию, что к Омару часто ходят мальчики в возрасте от семи до двенадцати лет. Говорят, что он с ними играет в нарды или шахматы. Что ж может быть, но в этом надо разобраться. Спасибо вам, Изабелла, вы мне очень помогли. Если не возражаете, завтра снова встретимся, поговорим. Я вас приглашу.
- Если это надо для дела, для следствия, то я, безусловно, готова помочь,- сказала Иза, а про себя подумала: «Ура, вспомнила его имя - отчество».
- До свиданья, Нурмагомед Алиевич.
- До свиданья, Изабелла.

ГЛАВА 21

Вечером Изабеллу опять повели в кабинет Джамала, но теперь ее вызвал сам хозяин. Время было после ужина, хозяин с хозяйкой сидели одетые в свободную домашнюю одежду, лица их были осунувшимися и постаревшими из-за свалившегося на семью несчастья.
Джамал так злобно взглянул на вошедшую Изабеллу, будто это она убила его старшего сына. Конечно, она понимала сама, что явилась, пусть косвенной, но все же причиной смерти Сараби. Так ведь не первопричиной же, иначе, как ей было бы жить дальше с этим?
Её молодой здоровый разум не желал обрекать себя на переживания из-за того, чего она не совершала, и в чем никакой своей вины не хотела замечать. Доводов в свою защиту ей разум не подсказывал, отгораживаясь немыслимо прочной и невероятно высокой стеной от неугодных ему мыслей, оставляя место только для молодых любовных переживаний о Марате, тоски по родителям и родному Зеленокумску, и вслушивания в себя, в новые ощущения только что родившейся молодой женщины. 
Так что никакие грозные взгляды Джамала не могли эту стену разрушить, и Изабелла совершенно бесстрашно вошла в кабинет своего сурового хозяина,  присела, не дожидаясь приглашения, на ближайший к двери стул.
- Вижу, сегодня ты храбрая? Освоилась? Обжилась? Отблагодарила за хорошее обращение? – Джамал с каждым новым вопросом явно распалял самого себя.
- Джамал, не бушуй, ведь ты обещал мне, - робко вмешалась в разговор Барият. – Что толку лютовать, она ведь не виновата.
- Не виновата?! А в постель к нашему сыну запрыгнула по собственной воле! Два месяца у нас не прожила, а уже проблем вокруг себя наворотила такие горы, что не разгребешь! Полы у матери в комнате испорчены, ковер порезан, старший наш сын погиб не без ее вины, а младший на ней, на хромоногой, теперь жениться собирается, лучше не нашел.
У Изабеллы щеки залились румянцем при последних словах Джамала. Именно они сразу отодвинули возникший было страх и ужас перед всесильным и грозным хозяином. За эти несколько дней после похорон Сараби. Джамал почернел и осунулся и из голоса его напрочь исчезло что-либо доброе и человечное по отношению к ней, его заложнице.
Столько злобы и презрения услышала Изабелла в его словах, что ей захотелось попробовать оправдаться, ведь она действительно ни в чем не виновата.
- Если вы перестанете кричать, я все объясню, и вы поймете, как мало моей вины во всем, что произошло, - обратилась к Джамалу пленница.
- Выслушай ее, прошу тебя, хотя бы ради меня, Джамал. Ты своей злобой сердце мне разрываешь. Пожалей и меня, и себя. Ведь еще много придется вынести нам с тобой, когда узнаем, кто убил нашего сыночка, - умоляла Барият мужа. Если бы она могла знать, насколько сейчас права!
- Ну, хорошо, пускай говорит, - сжалился наконец, Джамал.
Изабелла глубоко прерывисто вздохнула и начала говорить.
- Окошко в полу выпилил Марат с одобрения вашей матери, она часто лежит одна и позвать на помощь ей так будет легче. Палас порезала я, но если бы я этого не сделала в тот вечер, то на другой день это сделал бы Марат, он просто ножницы не нашел, и ему это сделать бабушка разрешила. Мне Марат объяснил, что все это для того, чтобы со мной разговаривать. Значит, я виновата? Мы с ним еще даже знакомы не были. Что с того, что мы с ним через окошко разговаривали, вместе музыку слушали? Ничего плохого не было. Ему было скучно, а меня эти разговоры с ним отвлекали от тоски по дому, от усталости после работы на кухне. Он первый заговорил о любви, я на него не вешалась, зря вы так думаете. Конечно, мне он понравился с первого взгляда, а поговорив с ним, я убедилась, что он очень хороший, добрый и веселый парень. Он настоящий мужчина, великодушный и храбрый, о таком каждая девушка мечтает. И ничего бы не было, если бы Сараби, увидев меня, не стал преследовать и угрожать насилием. Все вокруг меня пугали, уверяли, что никто за меня не заступится. Что, если Сараби так решил, мне не отвертеться, он меня везде достанет. В то утро, еще до рассвета он нам с Патимат встретился, когда мы шли на кухню. Она начала  упрекать мужа, подозревая, что не за соком он на кухню ходил, а надеялся меня одну там застать, вот Сараби и рассвирепел. Он заявил Патимат при мне, что теперь мне вечером никуда не деться, а если она будет противиться, то он меня возьмет второй женой. Он предложил ей при желании убить меня до вечера, если не хочет, чтобы я ему в руки попалась. Я видела, что он не шутит, и целый день думала, как поступить.
Марат обещал с Сараби поговорить, но тот уехал в Махачкалу. Я боялась, вдруг он вернется поздно и Марат с ним разминется. Так потом и получилось, они не встретились.
Еще днем, работая на кухне, я приняла решение, которое подсказал мне фильм про войну, который мама хранила на старой кассете. Названия я не помню, но там в самом начале войны молодая  девушка, в очень нарядном платье стояла у дороги, а мимо сплошным потоком шли в отступление советские войска. Она долго стояла и смотрела, понимая, что вслед за нашими солдатами придут немецкие захватчики и тогда ей, беззащитной, несдобровать. Подойдя к одному из проходящих мимо солдат, девушка взяла его за руку и привела его молоденького, нецелованного в свою хату. Согрела воды, искупала и переодела его в чистое белое нижнее белье. Потом украсила комнату букетами из ароматных полевых цветов, разбросала их по всему полу и устроила себе «первую брачную ночь», объяснив солдатику, что боится наступающих немцев и не хочет терять свою чистоту и невинность в руках насильников. «Брачная ночь» закончилась, солдатик ушел догонять свою часть, а в село вошли немцы. Девушку угнали в лагеря на принудительные работы и все, что она перенесла, все, что испытала, ей было легче вынести, зная, что у нее уже была та главная для нее ночь, полная света, красоты, искренности и обоюдных ласк. А когда после войны она вернулась в свое село, в свою полуразрушенную хату, то с возвращающимися домой войсками к ней пришел ее первый мужчина – тот солдатик, для которого она стала первой женщиной. Они остались вместе навсегда.
- Я вижу, мастерица ты сказки рассказывать, - цокнул языком и откинулся на спинку кресла Джамал. - Видишь, Барият, а ты ее еще защищать пытаешься, - обратился он к жене. - Вот ты в таком возрасте в таких вещах разбиралась? Знала хотя бы, откуда дети берутся? Приходило тебе в голову, в постель к мужчине лечь, не будучи его женой? А у нее все заранее продумано и веские доводы есть.
- Давай дослушаем, Джамал, потерпи, - попросила мужа Барият. После этих слов жены Джамал презрительно поджал губы и замолчал, а Изабелла смело продолжила свои объяснения.
- Вот так и я решила, что первая ночь с мужчиной будет у меня с любимым и любящим меня Маратом. Повторю еще раз, что ничего такого не произошло бы, не будь угроз Сараби. Ведь оказалось, в конце концов, что он говорил правду, ведь его угрозы не были шуткой. Он действительно напал на меня и, если бы не вставший на мою защиту Марат, все случилось бы так, как он хотел. Когда мы уехали на мотоцикле к морю, Марат меня уговаривал убежать с ним отсюда, но я не уеду, пока отец не отдаст долг. Не мучайте меня, не издевайтесь. Я буду стараться, я буду работать на вас и даю вам слово, что никогда больше не лягу в постель с Маратом, если вы не позволите нам пожениться.
- Что ж, мне это твое обещание по душе, а то я уже подумывал продать тебя в рабство куда-нибудь подальше отсюда. Следователь тобой очень заинтересовался, но с него денег не получить. Скорее,  даром отдать пришлось бы. В подарок. Нет, я подумывал Гаджи к обеду пригласить, ты помнишь его, Барият? Пусть, думаю, попробует, как она готовит, а то ее хромые ноги могут сразу оттолкнуть его. Что за рабыня-хромоножка, кому нужна такая? Он ведь теперь уезжает часто. Под Кизляром его зять землю арендовал. Дармовая  рабсила была бы ему очень кстати.
- Джамал, миленький, не продавайте меня! Я ведь добровольно приехала! Ведь вы хотите свои деньги от папы обратно получить? А я уверена, что он все силы приложит и выплатит вам все до копейки, чтобы меня вернуть домой, а не только потому, что он честный человек. Отец меня очень любит, очень жалеет и спасет меня из этого рабства, из заложниц, но если вы продадите меня, как он найдет меня? Где найдет деньги, чтобы еще и новому хозяину заплатить?
- Джамал, поверь ей и оставь в покое. Нана мне ее очень хвалила, Кахрабат о ней хорошо отзывается, а чувства сына нашего разве можно так жестоко растоптать? Ну, посмотри на нее! Что тебя в ней злит? Девчонка еще, совсем, ребенок, а попала во взрослую нелегкую и даже страшную жизнь. Не знаю, как ты, а я верю ей. Давай дождемся денег от ее отца, а там видно будет.
- Если ты настаиваешь, Барият, то оставлю ее под твою ответственность. Только я уверен, что пройдет немного времени и мы снова услышим, что из-за нее или с ее участием возникнут новые неприятности. Но тогда уж я позову Гаджи на обед, будьте уверены.
«Мне бы об этом только вовремя узнать. Я им такое кесе-месе приготовлю, что тому Гаджи будет жалко за меня одну копейку заплатить, даже даром не возьмет», - так думала, успокаивая себя, Изабелла, но вслух она сказала другое:
- Должна вам сообщить, что продукты на исходе. Надо ехать в Дербент.
- И не мечтай! Пиши список. Омара пошлю, он сам все купит.
Джамал позвонил. Вошла Кахрабат.
Кахрабат, отведи наверх Изабеллу, а Омара позови ко мне.
- Он уже ушел.
- Ну, отправь к нему кого-нибудь из старших детей. Мне он завтра рано утром нужен. Кстати, Патимат не посылала за Абдусаламом? До чего ж своенравная женщина! Не дала мальчишке с отцом проститься. Не хочет, видишь ли его травмировать. Нервы у него слабые, боится, что не переживет пацан потрясения от потери отца. Ну, ты представляешь, Барият, она не признается, куда его отправила! То ли к своей, то ли к нашей родне? И как Сараби мог ее выносить с таким характером?
Видя, что уже на нее никто не обращает внимания, Изабелла вышла вслед за Кахрабат, только сказала, прощаясь,
- Спокойной ночи!
Ей ответили все, даже Джамал что-то буркнул себе под нос, и это было особенно приятно после такого тяжелого разговора. Наверное, все-таки Марат прав, отец у него довольно справедливый, но очень строгий.

ГЛАВА 22

Пока  Кахрабат вела Изабеллу по коридору, они спокойно обсуждали необходимость поездки в Дербент за продуктами и намечали, что из этого особо необходимо. Вдруг из-за угла им навстречу выскочил Марат. Это было так неожиданно, что и Кахрабат и Иза одновременно взвизгнули и отскочили в разные стороны. Но Марат успел ухватить Изабеллу за руку и зажать ей рот ладонью.
Да ведь узнав его, она кричать не собиралась! Поняв это, он убрал руку, поцеловал Изабеллу в щечку и только потом сказал:
- Кахрабат, не подсматривай!
- Вы уже совсем обнаглели, даже не стесняетесь, - отозвалась Кахрабат. – Изабелле только что Джамал полчаса мораль читал и предупредил, что еще одно замечание или скандал из-за нее – и он ее в рабство продаст.
- Я вот ему продам! Пусть только попробует!
- Ух, какой грозный! Все тебя боятся. Веди ее в таком случае наверх, никому в обиду не давай и не задерживай своими разговорами да поцелуйчиками, не подведи меня. Мне хочется позволить вам пообщаться, да надо бежать звать Омара к хозяину. Джамал нам больше не доверяет ездить за продуктами в Дербент – шофера одного хочет послать. Он, наверное, хозяину и нажаловался, что мы в кафе с собой заложницу брали, а его всухомятку накормили. Будь готова, Иза, приду к тебе за списком, так что не задерживайтесь. Пока!
- Спасибо, Кахрабаточка, - вдогонку поблагодарила свою провожатую Изабелла.
- Теперь ты в моем распоряжении, - заговорчески подмигнул Изе Марат. – Отведу тебя, куда захочу, а хочу, - Марат сделал многозначительную паузу и продолжил, – к себе в комнату.
- На всякое «хочу» есть свое «нельзя» - так говорит моя мама. - Вот и у тебя на этот раз ничего не выйдет. Я Джамалу слово дала, что больше с тобой в постель не лягу, если он не позволит нам пожениться. Ведь Сараби больше нет и мне ничего не угрожает, а если будет кто-то угрожать, то ты, мой дорогой, был у меня первый и меня это примиряет со всеми неприятностями и со всем белым светом.
- Милая моя! Изольда моя прекрасная! За что же ко мне такая суровость немыслимая? Я-то в чем виноват? Что тебе отец сказал? Он так держался со мной, будто я его личный враг и враг всего белого света. Твой отец был страшно зол и пообещал меня продать какому-то Гаджи, чтобы тот отвез меня в Кизляр. Поэтому я пообещала, что буду держаться от тебя подальше.
- Только попробуй, - сказал Марат, прижимая к себе девушку.
- Пойдем скорей, Марат. Я боюсь. Нас могут увидеть.
- Что ж, пойдем, раз иначе нельзя. А ты знаешь, что я сегодня сделал? Догадайся с трех раз.
- Что?
- Я открыл наше окошко! И пусть отец хоть застрелится, пусть хоть лопнет от злости, но мы с тобой будем видеться, будем общаться, а это значит, мы с тобой будем вместе. Надо только подождать и мы обязательно сыграем свадьбу, сама увидишь, и не будем расставаться ни на миг.
Молодые люди обнялись и, целуясь, не в силах были оторваться друг от друга.
- Смотри, Кахрабат уже вернулась, а мы все еще здесь стоим, - прошептала Изабелла. – Мне ведь надо было список подготовить, а я с тобой тут простояла. Ой, что это она в нашу сторону даже не смотрит? Может что-то случилось? Бежим скорей! Или подождем, пока Кахрабат выйдет? Вдруг что-то серьезное?
- Давай подождем, - согласился Марат.
Ждать пришлось недолго. Кахрабат выскочила из кабинета Джамала, как ошпаренная. Волосы у нее были так взъерошены, что, казалось, стояли дыбом.
- Вы, что, до сих пор не разошлись? Да вы представить себе не можете, какой здесь ужас! Хорошо, что я сама пошла, не позвала никого из детей. Что ребенок бы пережил, увидев столько крови?
- Как крови? Что случилось? Ты объяснишь, наконец, Кахрабат? Ты ведь ходила к Омару, что с ним?
Кахрабат, будто не слыша Марата, твердила:
- Пойдем скорей, сейчас Джамал милицию вызовет, - с этими словами Кахрабат решительно потянула Изабеллу за собой, сокрушенно приговаривая:
- О, Аллах, что творится, что творится!
- Да, что творится? – спросила Иза, еле поспевая за Кахрабат. За ними, словно вагон на прицепе, широким шагом, не отпуская руку Изы, вышагивал Марат.
- Омар убит! Я к нему пришла, а дверь в квартиру приоткрыта. Позвонила – не выходит. Подождала. Думала, что выскочил куда-то на минутку, вот и забыл дверь закрыть. Но жди – не жди, нет его. Заглянула, позвала. Вижу, свет горит, а Омар сидит на полу в прихожей, раскорячившись, голова склонилась к зеркалу, а на зеркале – брызги крови. Ужас! Что ж это такое? Почему всех убивают?  И кто?
- Ой, как страшно! – воскликнула Иза.
- Да, это уже объяснить будет нелегко, - прокомментировал Марат. – За что Омара-то убивать?
- Разбегайтесь сейчас же по комнатам! Быстро! Только скажете потом, что я Изу сразу отвела, а тебя, Марат, и не видела даже.
- Ну, уж нет, я не согласен. Опять на меня подумают. Если не с Изой, то скажешь, что одного меня видела, Кахрабат.
- На что ты меня толкаешь, чему учишь? Подговариваешь, значит, рыльце в пушку? Вот откуда я знаю, где ты был, пока нас в коридоре не встретил? Не скажу ничего никому, не надейся. Если ты не виноват, то и бояться нечего, - отрезала, будто подвела черту, Кахрабат.
- Вот так, Маратик, никто за тебя не заступится, никто не верит тебе, кроме меня, единственной, - с улыбкой сказала Иза.
-Конечно, ты права, Изетта моя. Ты одна не видишь во мне маньяка-убийцу, а вся родня, знакомая со мной с пеленок, с готовностью отправит меня на электрический стул.
- Как можно шутить в такой ситуации, Марат? – возмутилась, тяжело дыша, Кахрабат.
Они уже поднялись на второй этаж и остановились недалеко от комнаты Марата.
- Что же остается, если не шутить. Ведь ты, наверняка, пошла, убила Омара, смыла быстренько с себя кровь несчастного шофера и теперь с готовностью отправляешь меня на виселицу.
- Ты уж определись как-то, ведь только что собирался на электрический стул?
- Прекратите сейчас же, разве можно глумиться над таким несчастьем? – Изабелла пристыдила Марата и Кахрабат, словно была старше их.
- Иди сейчас же, Марат, в свою комнату и носа  из нее не высовывай, - строго приказала Кахрабат юноше и повела Изу на третий этаж.
- Главное, чтобы была причина нос высунуть, и причина, по возможности, приятная, - не удержался от последнего слова Марат.
- Что же все это означает, Кахрабат? Кому понадобилось столько смертей? – спросила Иза, когда женщины остались одни.
- Не знаю, Джамал за голову схватился, когда я ему сказала об убийстве Омара, - ответила Кахрабат.
Она ушла, заперев дверь, а Иза была вынуждена кое в чем помочь бабуле, рассказав той заодно последние новости.

ГЛАВА 23

Усталая, Изабелла заснула, не помня больше ни о каких убийствах, ни о каких хозяевах, торгующих рабами и рабынями, не слыша снизу из комнаты Марата призывных мелодий Земфиры.
Ей снилось, что она летит. Летит  совсем невысоко над землей, а внизу Зеленокумск, а не Дагестан. Крутое, извилистое русло Кумы. Ночь. Небо кажется чистым, иссиня-черным, но звезд не видно. Высоко над горизонтом  огромная яркая луна. Река блестит и переливается то среди темных высоких деревьев, то среди огней ночного города, а Изабелла то плавно, то рывками плывет по воздуху к холмам. Воздух кажется ей густым и плотным, она отталкивается от него руками и он пружинит, поддерживая ее в полете. На востоке над холмами Зеленокумска уже розовеет солнце и Изабелла, оттолкнувшись от ощутимо плотного воздуха и изменив направление, понеслась навстречу восходящему светилу. На возвышающихся над Зеленокумском холмах вдруг возникла перед ней старая крепость. Пролетая над ней, далеко внизу, внутри одной из сторожевых башен Изабелла увидела Марата, который метался между каменных стен. Сверху он казался ей маленьким и беспомощным, отчаянно отыскивающим дверь, окно или щель между камнями, чтобы выбраться и стать свободным. Иза села на край башни, но спуститься вниз к Марату не смогла, потому что тут же возникший рядом с ней Джамал приковал ее ноги к огромному кольцу и пригрозил:
- Берегись, а то продам тебя старому Гаджи.и.и!
Изабелле казалось, что она во сне закричала изо всех сил, а Марат даже не взглянул в ее сторону! Казалось, она долго и исступленно звала Марата, но все напрасно – голоса не было, и Марат ее не слышал. Иза расплакалась в бессильном отчаянии и…проснулась, охваченная ужасом.
Бабуля спала, а за окном уже светало.
«Почему Патимат меня не будит? Ведь я не успею приготовить завтрак», - с беспокойством подумала Иза, еще не вполне высвободив свое сознание из растревожившего ее сна.
Иза вскочила, дернула входную дверь, та оказалась запертой.
- «Что делать? Про меня забыли…»
Некоторое время Иза тихонько посидела на своей подстилке, но чувство долга не позволяло ей успокоиться и ждать, поэтому она решила разбудить Марата, если он действительно открыл окошко. Сняв крышечку, она убедилась, что все именно так, как сказал Марат – окошко было открыто.
 Но на кровати Марата не было. В комнате горел ночник, кровать была смята, на ней явно недавно лежал ее хозяин.
«Придется ждать. Хлеб теперь не успею до завтрака испечь», - подумала Изабелла и, не закрывая окошко, прилегла на подушку.
Вскоре она услышала снизу скрип двери. Это вошел в свою комнату Марат.
Иза обрадовалась и позвала:
- Марат!
- Иза, ты здесь? Я думал, что уже на кухне.
- Я заперта и за мной никто не пришел – ни Кахрабат, ни Патимат.
- Патимат теперь ни за кем не придет. Ее отвезли в сумасшедший дом.
- Как? Что с ней?
- У нее тихое помешательство. Это она убила Омара.
- Патимат?! Омара?! За что?
- Пока толком не знаю. Ночью вызвали следователя и участкового. Следователь по телефону запросил у прокуратуры ордер на обыск в нашем доме. Участковый за ордером съездил, вернулся глубокой ночью, меня разбудили и комнату мою обыскали. Ничего не нашли и пошли в комнаты Патимат и ее детей. Ну, а там все сразу стало ясно.
Патимат встретила всех в штыки, набросилась на толпу вошедших людей с кулаками, а у самой платье все было в крови. Дети ее сбились в кучку, прижались друг к другу в смежной комнате и дрожали от страха. Бедные дети, столько горя пришлось им увидеть за такое короткое время! А старшего Абдусалама не нашли, как ни искали. Патимат увезли, составили только протокол и переодели. Окровавленное платье забрали. Сказали, что это  вещественное доказательство. Куда Абдусалам делся и за что Патимат убила Омара, никто ничего не знает.
- Ой, что же это творится! – воскликнула  Изабелла. – Конечно, в такой суете обо мне совсем забыли, это объяснимо. Но как же детей-сироток жалко!
- Изочка, не переживай, не надо. Тебе не обязательно расстраиваться. Береги себя, не трепи с нашим семейством нервы, ты мне здоровая нужна.
 - Ты и семейство твое мне теперь не чужие, Марат, - со вздохом сказала Изабелла - Как же я могу не переживать о тех, кто тебе дорог? Конечно, меня от всех их прятали, но ведь я, когда готовила для них еду, думала о каждом, для кого готовлю. И душу свою старалась вложить, чтобы всем им было хорошо, вкусно и сытно.
- Я понимаю тебя, ягодка моя, и мне тепло от твоих слов. Ты сама здесь одинока и неприкаянна, как золотая рыбка, выброшенная на берег, а теплом своей души делишься со своими рабовладельцами. Когда я думаю об этом, то люблю тебя еще больше, хотя, кажется, что сильней и любить-то нельзя. Теперь вот еще и ревновать тебя вынужден.
- Ревновать? – удивилась Иза.
- Да, ревновать. Вот как ты думаешь, не подозрительно, что следователь за ночь сотню раз о тебе спрашивал и просил позвать непременно? Но я заявил ему категорически, что ты к этим преступлениям никакого отношения не имеешь и нечего мешать тебе отдыхать. А если ему так уж нужна именно ты, то пусть днем в кабинет тебя вызовет. Так и не дал тебя разбудить.
- Спасибо, ты мой хороший. Защитник ты мой единственный. Только при чем здесь ревность?
- А что ж ты думаешь, я не вижу, что у него на уме? Смотри теперь, если вызовет, не давай мне повода, будь с этим дядькой построже, а то я не посмотрю, что он следователь,  на дуэль вызову или запросто подерусь.
- Не вздумай! Тогда он на тебя обозлится и посадит за хулиганство, за нападение при исполнении. Моя мама любит детективы, поэтому у нас много таких книг. Я их все прочитала и знаю, что за это бывает. Ты не должен ревновать, в этом нет смысла, ты в моем сердце один. Отдыхай пока, вечером поговорим.

ГЛАВА 24

Уже проснулась нана, когда, наконец-то, за Изой пришла Кахрабат. Молодая женщина была очень расстроена и молчалива, пока вела Изу на кухню.
- Почему ты так поздно? – спросила у нее Изабелла. - Я уже думала, что кто-то другой вам сегодня завтрак будет готовить, а я не понадоблюсь.
- Когда ты узнаешь, сколько всего случилось этой ночью, - ответила ей Кахрабат, - ты не будешь удивляться, что все забыли о завтраке. Почти никто в доме не спал до утра. Оказалось, что Омара убила Патимат. Никто не может пока понять, за что. Потому что теперь Патимат ничего вразумительного не говорит – она сошла с ума, и ее увезли в психушку. Хоть бы вылечили ее, иначе детишки останутся круглыми сиротами без отца и без матери. Теперь все думают, что Патимат отомстила Омару, что это Омар убил Сараби, но за что? Им, кажется, делить нечего. Однако, следователь на Омара думает, его подозревает.
- Но ведь должна же быть причина убийства? Ты когда-нибудь замечала что-нибудь подозрительное между ними? Не могло же подобное произойти ни с того, ни с сего? – удивленно размышляла Иза.
- Нет, я ничего не замечала. Сараби со всеми держался высокомерно, отца побаивался, но даже с отцом он не был достаточно уважителен.
- Что же тогда могло заставить Патимат убить Омара? Может, следователь во всем разберется?
- Может быть, - согласилась Кахрабат и, оставив Изу одну,  пошла помочь бабушке, а Изабелла, понимая, что уже не успеет испечь хлеб к завтраку, решила сварить курзе с творогом и сметаной. Это почти русские вареники, только курзе имеют более жидкую начинку, сдобренную большим количеством ароматных добавок и восточных пряностей. Даже, если начинка у курзе мясная, то и это не совсем пельмени, потому что в мясо, размолотое на мясорубке вместе с луком, добавляют, кроме соли, перца, измельченной зелени, еще томат и холодную воду. Или в другом варианте, вместо томата - домашний уксус, добавляют чабрец, тмин и обязательно бульон или воду.
Для того, чтобы такую жидкую начинку завернуть в тесто, дагестанцы замешивают его пресным, выдерживают полчаса, чтобы тесто созрело, вырезают из него кружочки и защипывают их до половины «косичкой», а потом, удерживая, как стаканчик сцепленными в кольцо пальцами левой руки, вливают начинку ложкой и заканчивают «косичку».
«Надо будет курзе с мясом приготовить на днях, раз о них вспомнила. Джамал их любит, может, смягчится его сердце по отношению к его маленькой хромоногой заложнице. А пока пусть едят курзе с творогом, а кому этого покажется мало, то в холодильнике вчера остались отварная говядина и сыр. За лавашами Джамал может послать кого-нибудь в ближайшее кафе. Может, это напомнит ему, что продукты кончаются и пора пополнять запасы».
Иза подошла к холодильнику, открыла дверцу и отпрянула от неожиданности: вареной говядины и сыра не было.
«Вот тебе раз. Наверное, ночью съели». Это было настолько странно, что, когда завтрак был готов и пришла Кахрабат, Иза у нее спросила:
- Скажи, Кахрабат, ты  ночью отварную говядину из холодильника относила в  столовую? Наверное, хозяева перекусывали?
- Нет, не до закусок было. Чай я им подавала, халву и печенье. Но пил чай только Джамал, он же без него не может, когда не спит. Ни днем не может, ни ночью.
- Куда же делась говядина? – удивилась Изабелла. - Я раньше никогда не замечала, чтобы кто-то без нас с тобой приходил на кухню и брал продукты. Мне даже казалось, что все считают ниже своего достоинства появляться здесь.
- Не знаю, не задумывалась, честно говоря. И ты плюнь, не бери в голову. Ты устала? Пойдешь наверх? – с ласковой улыбкой предложила Изабелле Кахрабат.
- Нет, - отказалась от предложения Иза и объяснила: - надо на хлеб опару ставить. Чуду тоже сделаю, все так его любят. А к обеду русский борщ сварю на говядине,  а ты сметану к нему подашь, и зелени нарви побольше. Как ты думаешь, не будут они против русского борща? Непривычно же, наверное?
- Вари свой борщ, в такой суете они не обратят внимания, тем более с чуду вкусно будет.
- На второе я запеку в духовке бараньи ребрышки с картофелем и тыквой, и все будут сыты.
- Мастерица ты наша, у меня уже слюнки потекли. Если бы не все эти горести, жить бы с тобой семье нашей да радоваться.
- Мне приятно, что вам нравится, как я готовлю, но я жду – не дождусь своего отца, когда он деньги соберет и приедет меня отсюда забирать.
- А как же Марат? Разве ты не влюблена? Барият мне сказала, что Марат просил отца тебя засватать для него. Джамал ему отказал, но ей наедине пообещал к тебе присмотреться. Может статься, что тебя не отпустят, - предположила Кахрабат и подошла к плите, чтобы налить себе чашечку кофе.
- Судя по вчерашнему разговору с Джамалом, - ответила ей Иза, продолжая всыпать муку в опару и размешивать ее, - он больше к своей злости присматривается, чем к тому, достойна ли я быть женой его сына. Мне уже надоело перед ним оправдываться. Он, похоже, готов меня во всех своих несчастьях обвинить. Моя мама сказала бы, что всем воздастся по грехам их. Если из-за тебя страдают люди, то или ты заболеешь, или твои дети, и тебя и их будут преследовать беды и несчастья. Она часто повторяет, что Бог все видит и каждому воздает по заслугам. Но сейчас дети Сарабия страдают, их так жалко! Мама говорит, что за грехи родителей расплачиваться будут дети и внуки, а если грехи достаточно тяжкие, то и весь род до седьмого колена. Вот и не верь после этого в религиозные догмы. А может, все это простые совпадения и правы атеисты, которыми нас делали в школе? Сейчас вот повсюду о религии только и говорят.  Нет ли чего-нибудь нового, новостей нет?
-  Не знаю ничего, - устало ответила Кахрабат, опускаясь на стул. -  Я так устала, с ног валюсь, ничего больше не в силах понять. Тебя просил привести к себе следователь. Но ведь ты занята, не обращай внимания, делай свое дело. А если спросят, скажу, что забыла тебе передать его вызов.
Джамал взял из гаража другого шофера. Его зовут Музафар, а его жене Хадижат предложил помогать мне по дому. Музафара он послал в Махачкалу за сестрой жены Ассият. Если она согласится, то порядок в доме на нее ляжет. Но она может обиду не пересилить, может не приехать. Все семейство отвернулось от бедной Ассият давным-давно, уже лет двадцать пять назад, а тут, видишь, понадобилась, вспомнили, к себе позвали. И как только Барият выдержала столько лет? Ведь родная сестра все-таки! В то время, как сама Барият, будто сыр в масле каталась, ее старшей сестре чужие люди помогали, когда она сбежала из дома с русским мужем?
- Вот видишь, все это грехи и они рано или поздно аукнутся, - со смешным для ее юного лица выражением монастырской проповедницы, очень серьезно и внушительно изрекла Иза.
- Прекрати, Изабелла! – разозлилась ее собеседница. - Что ты затеялась вещать, как праведница великая и упрекать всех в грехах? Мне это неприятно.
- Ой, ты права, прости, - опомнилась Иза. - Какая я праведница? Грешница я, хоть и несовершеннолетняя еще. Никому на свете нельзя гордиться безгрешностью, да я и не гордилась, не хвасталась, а просто невольно делала выводы, когда сравнивала то, что ты рассказывала и нравоучения своей мамы. Какой я могу быть праведницей, если вчера весь вечер Джамал упрекал меня в грехах, а я оправдывалась и клялась, что больше не буду грешить. Я готова была провалиться на месте от стыда, но то, что Марат, как ты говоришь, просил у отца разрешения жениться на мне, придает мне уверенности в себе, в правильности моего решения. Я не хотела ничего тебе обидного сказать. Прости, если это получилось невольно.
- Ладно уж, - Кахрабат поднялась и направилась к выходу. - Пойду я, работай. После завтрака приду посуду помыть, а когда закончишь, отведу тебя к следователю. Наверное, до самой ночи не придется мне отдохнуть. Ой, хоть бы Ассият согласилась приехать помочь.
- А я беспокоюсь, чтобы в этой суете Джамал не забыл за продуктами в Дербент кого-нибудь послать. Я уже и список написала, когда сидела запертая сегодня утром. Ты напомни ему, если увидишь.
- Ладно, напомню.

ГЛАВА 25

Обещание со следователем было для Изабеллы неприятной необходимостью. Хорошо еще, что на этот раз тот не подвергал сомнению невиновность Марата, зато его едва заметные до сих пор проявления внимания к ней, как к вызывающей его симпатию девушке, обрели форму откровенных ухаживаний, хоть и достаточно интеллигентных.
- Ведь теперь вам нечего бояться, теперь вам никто не угрожает, так зачем вам дружба тех, кто принадлежит семье врагов? Я предлагаю вам свою поддержку, свою помощь и свою дружбу. Ведь я могу потребовать,  и вас не будут так загружать работой, дадут вам выходной, позволят гулять. Давайте погуляем вечером по поселку, я вам гарантирую полную безопасность.
- Я очень благодарна вам за предложение дружбы, но не обижайтесь, я вынуждена отказаться от всех ваших предложений сразу. Все мои проблемы решит приезд отца или моих обоих родителей. Нет ли у вас ответа из Зеленокумска?
- Конкретно сказать не могу, но я звонил в Махачкалу, мне передали, что родителям вашим сообщили, они в курсе. Они знают, где вы и собираются приехать в самое ближайшее время.
- Спасибо вам за радостную весть, ее мне теперь хватит надолго. Мне можно идти?
Следователь взял руку Изы в свою.
- Торопитесь убежать от меня? Не хотите лишней минутки посидеть со мной? Получается, что общество мое вам неприятно?
Иза не отвечала и только тихонько тянула свою руку из руки следователя, но тот не отпускал, уговаривал:
- Посидите еще, Давайте поговорим о том, что произошло вчера, об убийстве шофера, о Патимат и ее странностях. Может, и я что-нибудь новое от вас узнаю? Ведь я могу говорить с вами вполне официально, вынудить вас быть со мной откровенной, это моя профессия. Но у меня к вам сформировалось особое отношение, мне очень не хочется переходить на официальный тон, мне вас жалко по-человечески и я искренне хочу вам помочь.
Изабелла смутилась и наклонила голову, чтобы ее не выдал румянец на щеках. Но следователь был опытный, он легко распознал ее смущение и, подойдя к ней, ободряюще похлопал по худенькому плечу девушки, и тут же, сцепив руки за спиной, отошел к окну. Солнце уже катилось к закату, и его красные лучи отсвечивали от золотой оправы очков следователя бликами на стене и на его красивых седеющих висках.
- Ведь я почти ничего не знаю, мне рассказывали все только в общих чертах.- старалась убедить следователя Иза. Несмотря на явное расположение к себе Нурмагомеда, Иза ощущала себя не в своей тарелке в его присутствии, и ей хотелось поскорее отсюда исчезнуть.
- Зато я могу рассказать вам кое-что поподробней ради  удовольствия видеть вас подольше, - ответил он и на этот раз.
Изабелла проявила серьезную настойчивость в освобождении своей руки из следовательского плена, но тот так же настойчиво не отпускал.
- Ну, вот, теперь, по всей видимости, меня начнут брать в заложницы по частям. Не сочтете ли вы возможным выпустить мою руку? – Изабелла постаралась быть предельно вежливой.
- Вам до такой степени неприятно мое присутствие? – спросил Нурмагомед девушку.
- Я даже не пыталась с этой точки зрения вас оценивать, - по возможности мягко ответила Иза, но, будто спохватившись, добавила тут же:
 - Просто у меня есть убеждение, что вы не вправе использовать служебное положение в личных целях.
- Ну, колючка ершистая! – воскликнул следователь. – В прошлой жизни ты ежиком была, наверное. Чуть коснешься, тут же иголки выпускаешь и в клубочек сворачиваешься.
Иза понимала – этот солидный человек с седеющими висками еле сдерживал злость. Ей не хотелось его раззадорить еще больше, хотелось уйти отсюда как можно быстрее, поэтому она тихо спросила:
- Если вам нечего у меня спрашивать, то я лучше пойду, - снова предложила она.
- Нет-нет, этого я тебе не могу позволить, - Нурмагомед решительно встал на пути поднявшейся со стула девушки и уже перешел на «вы». - Мне надо убийцу искать, а вы мне в этом можете быть полезной. Так что общение с вами необходимо не только мне, но и для дела. Итак, посидите спокойно – строго добавил он, - разберем факты.
Изабелле казалось смешным то, с какой серьезностью этот солидный следователь делится с  ней, совсем еще зеленой и неопытной девчонкой, всеми подробностями расследуемого дела. Он рассказывал, будто при этом советовался с ней, будто ждал, что, выслушав, Иза сможет подсказать ему что-то дельное. Иза терялась в догадках, зачем он ей все это объясняет, почему не отпускает восвояси, раз понимает, что во всем происходящем ее вины нет, но  следователь  говорил и говорил, он не оставил ей выбора, поэтому она  слушала.   
- Вчера вечером, - рассказывал Нурмагомед, прохаживаясь от двери кабинета и обратно, -  Джамал отправил свою невестку Кахрабат к шоферу Омару. Дверь в квартире водителя оказалась открытой, но на звонок никто не выходил. Омар жил один и Кахрабат, не дождавшись, вошла. В прихожей горел свет, а за зеркалом, скорчившись, сидел Омар, застреленный из пистолета, который валялся тут же. Все зеркало и стена за ним были в брызгах крови. При обыске у Омара ничего из того, что объяснило бы причину убийства, не нашли, но в руке его был зажат от чего-то оторванный лоскут ткани.
А ведь обыск у Омара фактически был повторным. При первом, как вы, Изабелла, уже знаете, у него была найдена коллекция кинжалов, одним из которых был убит Сараби. Коллекция тогда была изъята в качестве вещественного доказательства и, если бы не ножны в комнате Патимат, я бы не сомневался, что именно шофер Омар убил сына своего хозяина.
В этот раз тоже обыскали комнаты Патимат и ее детей. На вдове Омара была одежда, вся испачканная кровью, и она, как тигрица, набросилась на вошедших в комнату милиционеров и понятых. То, что это она убила Омара, сомнений не вызывает. Остается понять, за что?
Пистолет был зарегистрирован на имя ее мужа, но никто из соседей не слышал звука выстрела. В том, видимо, виноват включенный на полную громкость в квартире Омара  музыкальный центр. Только один сосед снизу слышал звук, будто упало что-то тяжелое. Он подумал, что уронили большую коробку с антресолей и она, как он выразился, «плюхнулась» так, что казалось, потолок затрясся. Во время обыска комнаты Патимат в пакете с мусором нашли записку: «Патимат, зайди ко мне вечером, буду ждать, Омар». Что это? Любовное послание? Они были любовниками?
Изабелла в недоумении пожала плечами.
- Такими понятиями я еще не научилась апеллировать. Жизненного опыта маловато, да и разбираться в отношениях людей можно, если ты с ними  общаешься или хотя бы наблюдаешь со стороны. А такого мне здесь не было позволено, - объяснила она. 
- Вот и мне добиться вразумительных ответов от Патимат не удалось, но версия выстраивается правдоподобная. Если Омар с Патимат любовники и об этом узнал Сараби, то в порыве ревности он мог полезть в драку, а Омар – заколоть его кинжалом. А теперь Патимат, осознав, что осталась с четырьмя детьми без мужа-кормильца, стреляет в Омара в отместку. Ведь она явно готовилась к этому поступку, если назвать так мягко убийство человека. Преступление это тяжкое, неспроста же психика Патимат сорвалась с цепи. Не каждый нормальный человек сможет такое пережить без последствий.
Да, рассуждать легко, версия к тому же выстраивается достаточно стройная, но у нее пока доказательств недостаточно, да и нет неопровержимых. Ведь Патимат могла и сама убить своего мужа. Для этого сам Омар неплохо потрудился Мало того, что он ей изменял, он еще издевательски демонстрировал жене эти измены. А Омар мог увидеть, как Патимат убила Сараби, и шантажировал ее или пообещал, что все расскажет мне, чтобы отвести от себя подозрения. И знаете, это последнее предположение для меня предпочтительней, потому что ножны от кинжала – орудия убийства Сараби, найдены в комнатах, где живет  жена и  дети покойного, а кинжал предусмотрительно положен под кровать к Марату и завернут в майку Марата, а это значит, что сделал это человек, который был в курсе драки между Сараби и Маратом из-за вас. И я могу их понять. Вы вполне годитесь на роль той Прекрасной Дамы, ради которой мужчины готовы вступить в рыцарский поединок.
- Благодарю и надеюсь, что это комплимент искренний, без издевки, ведь я хромая, – вставила Иза.
- Да, без издевки, – заверил ее Нурмагомед. - Поверьте, я говорю искренне и надеюсь еще завоевать ваше расположение. Сегодня я убедился в очередной раз, что, излагая вам все нюансы следствия, я более четко  разбираюсь в ситуации. Может быть, благодаря тому вниманию, с которым вы слушаете меня и той интуиции, которую я у вас замечаю. Но мы отвлеклись. 
- Я очень внимательно слушаю, - , тряхнув головкой, сосредоточила свое внимание на рассуждениях следователя девушка, польщенная похвалой, к тому же, по ее мнению весьма заслуженной. Ее наивность вызвала у немолодого ловеласа такие скабрезные мысли, что он чуть не забыл, зачем оказался в этом доме, и о каком расследовании речь идет в его разговоре с этой прелестной, похожей на глупого молодого ежика, девочкой. Но, отхлебнув остывшего чая из изящного стаканчика с узкой талией, он взял себя в руки.
- Хорошо, я буду продолжать, но я имел в виду не только внимание к моим рассуждениям, а и ко мне лично.
Изабелла благоразумно промолчала, и Нурмагомед закончил свою прерванную речь.
- Убийство Сараби произошло ранним утром, спустя пару часов после драки и, если я не найду свидетелей того, что в такую рань шофер на работу еще не приходил, то только найдя настоящего убийцу, я смогу отказаться от версии, что Сараби убила жена. Только боюсь, что сроки моей командировки кончатся, а я не смогу добыть убедительных доказательств.
Убежал и где-то прячется старший сын Патимат, а почему убежал, почему прячется, пока неясно. Может, мне это ничего не даст, но думаю, что когда найду его, разговор с ним мне многое подскажет. Интуитивно чувствую. И ищу. Объехали с Джамалом всю близко живущую родню с его стороны и со стороны невестки, опросили всех друзей мальчика, но его нигде нет. Это очень подозрительно. Может он знает, кто убил, а может, он и есть убийца? Отцеубийца. Да и жив ли этот мальчик вообще?
А теперь самое сладкое на десерт: клочок ткани, зажатый в кулаке убитого Омара – это лоскут, оторванный от рубашки Абдусалама. Рубашку не нашли в комнатах Патимат, но дети подтвердили, что лоскут этот от любимой рубашки их старшего брата и он ее, практически, не снимал. Я попытался выяснить, когда ее видели на нем в последний раз. Подтвердили все – в день смерти Сараби Абдусалам был в ней.
У Изы от пронзившей ее догадки екнуло сердце.
- Можно мне задать вопрос?
- Задавайте. Он относится к делу?- следователь остановился напротив стула Изы.
- Не думаю. Мне просто хотелось узнать, не угощали ли вас вчера отварной холодной говядиной и сыром? Ночью или поздно вечером?
- Нет, не угощали. А почему вы спрашиваете?
- Дело в том, что, уходя вечером из кухни, я проверила наличие в холодильнике закусок, от меня этого требует Джамал. Говядина и сыр были на месте, а сегодня утром их не оказалось. Я спросила о них Кахрабат, ведь она не спала ночью, а обычно все к столу подает только она. Но Кахрабат не подавала никому ни мясо, ни сыр, - зрачки расширились в глазах  девушки и глаза показались Нурмагомеду бездонными. Это было так красиво и притягательно, что у него защемило в груди, и он почти ничего не понял из сказанного. Простояв ошалело несколько минут, Нурмагомед постарался взять себя в руки и задумчиво произнес:
- Так-так… Что же это значит? Конечно, надо сейчас же опросить всех в доме…
- А если никто об этих продуктах ничего не знает, значит, наш маленький беглец где-то близко! – радостно воскликнула Иза, и глаза ее засияли восторгом открытия. Но влюбленный следователь уже успел взять себя в руки и с важностью произнес:
- Вот видите, как продуктивны наши с вами разговоры!
- Прошу простить, - смело и твердо заявила Изабелла, поднявшись. - Я поспешу выполнять свои обязанности и с вами вынуждена попрощаться. - «И попрощаться, - подумала она, - хотелось бы на этот раз надолго»
- До свидания, - сказала Изабелла перед тем, как выйти из кабинета.

ГЛАВА 26

- Кахрабат, веди меня скорей на кухню! – кинулась Иза к ждущей ее за дверью кабинета женщине в таком возбуждении, что та испугалась.
- Что случилось? Ты ведь можешь идти отдыхать, - спросила Кахрабат с тревогой в голосе.
- Я на кухне кое-что забыла сделать, - Иза нетерпеливо дергала Кахрабат за балахонистое платье. Та вынуждена была последовать за своей нетерпеливой подопечной.
- Но я тебя оставлю одну, учти, - предупредила она ее. И объяснила: - Я еще не обедала, хоть и накрыла для всех стол.
- Можешь спокойно обедать, ты мне не понадобишься. У меня работы много. Да и поесть я тоже  еще не успела.
Кахрабат довела повариху до двери и ушла, а Иза стала методично и старательно обыскивать кухню и пристройки к ней. Она поразмыслила и, зная, что в кухне домочадцы почти не бывают, что кухня по ночам заперта, решила, что беглец не просто близко, не где-то в доме, а где-то в кухне. Изабелла хотела найти Абдусалама раньше, чем его найдет милиция. Она понимала, что так прятаться может только человек, совершивший что-то нешуточное. Но этот человек – еще ребенок, и Изе было его жалко, что бы он ни совершил. Уверенность, что он прячется где-то здесь, была у нее железная. Но обшарив все и вся,  Иза не смогла никого найти.
Ни в подвале, ни на кухне, ни в кладовке для овощей, ни на антресолях над коридорчиком, ведущим к выходу из кухни во двор, никого не было. Тогда Изабелла решила пойти на хитрость. Она, громко топая, дошла до двери во двор, хлопнула ею, остановившись внутри коридорчика и, затаив дыхание, опустилась на низенькую скамеечку.
Ждать пришлось недолго. В тишине, воцарившейся на кухне, Изабелла отчетливо услышала всхлипывания. Изе стало жаль мальчишку еще больше и она позвала:
- Абдусалам! Тебе теперь уже глупо от меня прятаться. Ты же здесь, я слышу. Это я, Изабелла. Отзовись, пока не поздно. Тебя сейчас ищут повсюду в доме и найдут. Надо нам скорей поговорить, чтобы я смогла помочь тебе. Поторопись, я хочу тебе помочь, Абдусалам!
Послышались шорохи над головой Изабеллы, и из-за приоткрывшейся дверцы антресолей выглянула мальчишеская голова. Волосы подростка были всклокочены, а лицо в грязных разводах от слез.
- Я не могу выйти, я боюсь, - пролепетал паренек.
- Абдусаламчик, чего ты боишься? Я тут одна, не бойся, -  очень приветливо и душевно, но при этом с веселой задоринкой произнесла Изабелла.
- Я пробовал спуститься за едой, но у меня так стучат зубы и так дрожат руки, что я успокоился только, когда забрался сюда. Это от страха. Я очень боюсь. Боюсь простора кухни, но еще больше боюсь выйти на улицу. Я бы давно убежал к другу в соседнее село, но не могу справиться со страхом. Могу сидеть только здесь.
- К Запиру хотел убежать?
- Да.
- Тебя у него нашли бы, следователь всех друзей твоих объехал и их дома обыскал.
- Ты не говори никому, не выдавай меня.
- Не скажу, конечно. Я только помочь тебе  хочу. Ты кушать хочешь?
- Хочу.
- Подожди, я тебе сейчас принесу.
Изабелла наскоро положила на тарелку бараньих ребрышек с картофелем, зелень, чуду с сыром и поспешила отдать Абдусаламу. Для этого ей пришлось стать на табуреточку.
- Ешь на здоровье, я сейчас еще чаю налью. Тебе сахар класть или ореховой халвы отрезать?
- Отрежь халвы. И сахар тоже положи. Сладкого хочу.
- Мясо и сыр из холодильника ты стащил?
- Я – угрюмо ответил подросток. И добавил: - Мясо поел без хлеба. Сыр еще остался.
Время от времени мальчик начинал всхлипывать.
Иза принесла горячий свежезаваренный чай с сахаром, халву и немного печенья.
- Ты почему  здесь прячешься? – допытывалась она.
- Надо, вот и прячусь. Тебя это не касается, чего цепляешься? – глядя исподлобья, угрюмо пробурчал Абдусалам.
- Ладно, не волнуйся, ешь спокойно. Я продела ножки стульев в ручки дверей. Неожиданно никто не войдет. Я тебя не выдам. Скажу, что переодевалась, вот и закрыла двери. Надо постараться, чтобы тебя не нашли. Успокоишься, наешься, а потом мне все расскажешь. Если разрешишь кому-то рассказать, я расскажу, чтобы могли тебе помочь. А то ведь от меня проку мало, разве что накормлю до отвала. Ведь я такая же пленница, хоть и не прячусь, но взаперти-то тоже сижу.
- Возьми посуду, спасибо. Теперь я посплю. Устал. Долго не спал от страха.
- Поспи. Спрячься только хорошенько и не храпи. Тебе туда воды дать?
- Дай.
- Вот возьми. Эта бутылка с хорошей водой, а эта банка будет твоим туалетом. Не терпи, поставь где-то в уголочке и закручивай крышку. А в туалет спускайся только ночью, когда никого не будет. Я вечером еще приду, покормлю тебя ужином. Почему я не увидела тебя, когда искала?
Мальчишка подробно объяснил:
- Антресоли держатся на толстых бревнах. Бревна снизу подбиты досками, чтобы в коридоре был гладкий потолок. А внутри антресолей пол тоже гладкий, потому что на бревна сверху тоже набиты доски. Когда дом строили, я был маленький, часто здесь лазал и знаю, что одна доска сверху не закреплена гвоздем и отходит. Вот я ее сдвигаю и ложусь между досками. Кто бы ни посмотрел, меня не увидит.
- Вот и хорошо. Надо бы, чтобы тебя не нашли, пока я не смогу организовать тебе помощь. В чем бы ты ни был виноват, я тебе буду помогать. Ты теперь не один, будь уверен. Спи спокойно.
- Спасибо, Иза.
- Не за что. Закрывайся. Пока, до вечера, - попрощалась девушка. Мальчик закрыл дверцу антресолей, а Иза пошла открывать двери, пока никто не заметил этого нарушения дисциплины.

ГЛАВА 27

Открыв двери, Иза поставила на огонь заквашенное с вечера молоко, и, не доводя до кипения, отключила. Пока  пообедала, творожная сыворотка чуть остыла. Иза откинула ее на дуршлаг, покрытый марлей, как это делала мама. Пока сыворотка стекала, Иза замесила пресное тесто и, накрыв чистым полотенцем, оставила созревать. И творогу необходимо было созреть, поэтому молодая повариха его отжала, протерла, положила в эмалированную миску и поставила в теплое место, чтобы через три часа творог приобрел желтоватый цвет.
- Что это будет? – спросила вошедшая в кухню Кахрабат.
- Творожные язычки. Мама говорила, что даргинцы их любят и готовят часто, а как аварцы – посмотрим.
- Тоже любят- подтвердила Кахрабат. - Особенно, пока горячие. Давно только никто не готовил. Пойдешь наверх отдыхать? Там обыск везде. Всё осматривают, пацана ищут.
- Пусть ищут. Нам-то что? – с полнейшим безразличием на лице сказала Иза и,  кивнув, согласилась: - Пойдем.
Бабулю Изабелла застала в слезах и молитвах. Ей искренне стало жаль одинокую в этой большой семье старушку. Её старое больное сердце не в силах было перенести убийство внука, сумасшествие невестки и исчезновение правнука. Абдусалама не было уже несколько дней и она, бедная, не знала, жив ли он еще, здоров ли, где его носит?
- Изабелла, где он? – с порога накинулась нана на вошедшую девушку. – Почему убежал? Может, украла мафия для пересадки органов? - Изе хотелось успокоить старушку, но как это сделать и не выдать мальчишку? Но и терпеть картину безутешного горя Изабелла не могла.
- Нана, не плачьте, он жив и здоров, - взяв за руку нану, успокоила ее Иза.
- Откуда  ты знаешь? – встрепенулась бабуля.
- Знаю.
- Ты его видела? Где он? – она силилась подняться, но было видно, что сил у нее нет даже, чтобы сесть на своей постели.
- Не скажу, - твердо ответила ей Иза. - Это не моя тайна, но он в порядке, здоровый и сытый.
- О, Аллах милосердный, прими благодарность мою, - нана всплеснула руками и потянулась к четкам, которые только что выпустила из рук. Ее седые волосы выбились из-под косынки и Иза заботливо поправила их. Старушка поблагодарила: -  Спасибо, девочка, за утешение и доброту. Нам Аллах послал тебя, чтобы выучить жизни и правильному поведению.
- Спасибо, что вы так думаете, а то я чувствую себя виноватой во всех бедах этого дома. Мне приятно вас успокоить хоть чем-то. Вам ничем не надо помочь, а то я отдохнуть хочу немного?
- Отдохни, доченька. Ты меня успокоила, спасибо. Буду теперь молиться, чтобы все кончилось хорошо.
Иза немного покрутилась на подстилке, разминая на твердом ложе свои уставшие косточки, потом чуть полежала с закрытыми глазами, ощущая чувство собственной важности и то блаженное довольство собой, которое делало ее почти счастливой в эти минуты.
Но ведь это так и есть! Из песни слова не выкинешь и, хоть наедине с собой Иза страшно гордилась своей сообразительностью. Ведь это она одна догадалась, что Абдусалам прячется где-то близко, раз он смог стащить мясо из запертой кухни.
Как здорово, что следователь не стал докапываться до самой сути  ее догадки, а то подверг бы кухню обыску сразу и больше нигде не искал бы. Да, собственно, он не предполагал, наверное, что в этой семье не принято ходить на кухню кому-нибудь, кроме поварихи, Кахрабат и Патимат. Даже дети не прибегут попросить пирожок, настолько все строго.
С детства приучаются считать появление на кухне унизительным для себя. Не зря же Патимат возмутилась до предела, когда ранним утром в тот страшный день увидела Сараби, который возвращался из кухни. Это было настолько противоестественно для него, что она сразу догадалась о его истинных намерениях оказаться на кухне с Изой наедине.
Как хорошо,- перескочили в сегодняшний день мысли Изабеллы, - что удалось покормить Абдусалама, но как ему помочь, если не знаешь, почему он прячется, чего боится? Только бы его не нашли раньше времени! Ей было страшно за парнишку, она этот страх прямо кожей своей ощущала, как будто это ей угрожало разоблачение. Надо с Маратом посоветоваться ночью, ведь он не выдаст милиции племянника?
 «Неужели убил отца собственный сын?» – думала Иза. – «Или видел, как и кто это сделал, а теперь боится, прячется?»
 Но ни к какому логическому выводу Иза прийти не смогла – уснула.
 
          ГЛАВА 28

Когда Иза вернулась на кухню, там шел обыск. Следователь с помощником рылись в шкафах и кладовках, а двое соседей-понятых наблюдали за всем этим тягостным процессом. Иза испугалась за Абдусалама. Вдруг догадаются, где он может быть, вдруг он еще спит и невольно выдаст себя?
Иза спросила у следователя:
- Могу ли я продолжать готовить ужин, пока идет обыск, а то пропадет подготовленное тесто?
- Готовь, Изабелла, может и нам перепадет что-нибудь вкусненькое, - ласково ответил Нурмагомед, но тут же заметил косые взгляды и постарался оправдаться: - А что? Вытерпеть до обеда не каждый горазд.
Иза стала искать возможность позвать Абдусалама, чтобы дать ему знать об опасности. Ничего не придумав лучше, она пошла в кладовку, а по дороге запела песню на русском языке, не очень громко, но отчетливо выговаривая и растягивая слова. Эта была старинная русская песня, которую певала еще прабабушка Изабеллы, а той в свою очередь, пела ее бабушка, девочкой привезенная вместе с толпой крестьян на телегах из воронежских владений графа Воронцова в небольшое поселение отставных солдат на месте теперешнего Зеленокумска.
Мелодия песни была протяжная, заунывная, но достаточно напевная для красивого, но не слишком сильного голоса Изабеллы, а слова соответствовали той мысли, которую хотела девушка сообщить спящему мальчишке. Зайдя в коридорчик, где на антресолях  лежал Абдусалам, Иза запела:

Пожаром плавясь,
В вечернем небе
Сгорает солнце,
А это значит –
Ночь на пороге.
В такое время
Не спи, сыночек.

Колдуньи спящих
Подстерегают.
Поверь, сыночек,
Ты не увидишь
И не узнаешь,
Как оторвется
Души кусочек,
Ты заболеешь –
Не спи сыночек.

Вернувшись в кухню с пучком зелени из кладовки, Иза оборвала песню.
- Что же вы замолчали, Изабелла? Мне понравилось, - сказал Нурмагомед Алиевич. – Голос приятный, только песня какая-то странная, несовременная, несколько даже мистическая какая-то, жуткая. Вроде и слова понятны, да от них дрожь по коже. Откуда она? Где вы ее услышали?
- Извините, я просто забылась, - не моргнув глазом, солгала Иза. - Привыкла петь во время работы, - объяснила она всем присутствующим, - вот задумалась и машинально запела, не сдержалась. Забыла, что я не одна. А песня эта русская, крестьянская. С воронежского Черноземья привезла ее моя прапрапрабабушка. Извините еще раз.
Иза продолжила работу, надеясь, что Абдусалам услышал ее песню и проснулся. Она заправила творог солью и перемешала. Тесто раскатала в виде лепешек. На одну половину положила творог, другой половинкой закрыла и кондитерской формочкой вырезала язычки, потом выложила на противень и испекла в духовке. Горячие ароматные язычки Иза обильно смазала сливочным маслом и посыпала толокном.
Все присутствующие на кухне невольно крутили головами в сторону аппетитных язычков и постарались поскорее закончить обыск, а этого Иза и добивалась.
- Никого здесь нет и быть не может, - объявил Нурмагомед, с нетерпением протягивая руку к горке язычков на блюде.
- Вы позволите? – спросил он у Изы.
- Да, конечно, угощайтесь, - ответила она, устало отводя тыльной стороной руки волосы со лба.
- Как вкусно! – почти хором воскликнули все, кто отведал язычки. И взяв в свободную руку еще по одному пирожку, все стали выходить, объясняя, что не хотят мешать поварихе работать.
- Все перерыли, везде поискали. Нет здесь мальчишки и нечего зря антисанитарию разводить, - объяснили они друг другу.
Изабелла радовалась, что сбылось ее желание, что поиски Абдусалама в ее кухонных владениях прекратили, что мальчика здесь не нашли, и у нее есть запас времени для переговоров с Маратом или даже с Джамалом, чтобы родня смогла помочь хоть чем-то маленькому беглецу.
На выходе следователь задержался и было понятно, что сделал он это нарочно, чтобы взять Изабеллу за руку, и, наклонившись, сделать вид, что хочет поцеловать.
Но не поцеловал, посчитав, видимо, ниже своего достоинства целовать руку, пусть миловидной, но все же простой поварихи. Однако, слова при этом он произносил ласковые, но Изабелла сумела ощутить в них некоторое высокомерие и снисходительность.
- Какие восхитительные волшебники ваши пальчики! Каждый раз пробую на вкус их изделия, и ловлю себя на мысли, что хочу находиться неподалеку от них постоянно, ну, что тут поделаешь?
Иза высвободила руку, помогая другой своей рукой разжимать его пальцы и, плотно сжав губы, чтобы не сказать грубость, потому что все эти знаки внимания со стороны следователя были ей в тягость. Она боялась, что кто-нибудь увидит его навязчивые ухаживания и передаст Марату, а тот полезет в драку.
«Ко всем неприятностям этого только не хватало», - подумала Иза и, будто набрав в рот воды, не проронила ни слова в ответ на реплики следователя, чтобы не дать ему повода остаться на кухне дольше остальных. Только закрыв за ним дверь, она облегченно вздохнула полной грудью, вставила в ручку двери ножку стула и поспешила к Абдусаламу, неся на тарелочке горячие язычки для него.

ГЛАВА 29

- Абдусаламчик, ты там живой? «Открой окошко, дам тебе горошка». Смотри, что я тебе принесла, - со всей лаской в голосе, на какую  только была способна, обратилась  к пареньку Иза.
Взлохмаченная темноволосая голова, после некоторой возни и скрипов, высунулась в дверцу антресолей.
- Выспался? Как ты там? На, поешь. Может тебе сметанки дать или баранину? А может, русского борща хочешь, от обеда остался?
- Давай. Борща. – с полным ртом ответил мальчик.
Наконец, наевшись, Абдусалам попросился в туалет, но когда слез с антресолей, вдруг стал дрожать крупной дрожью, скрючился, согнулся. «Старик-стариком, а не двенадцатилетний мальчик, - подумала Иза и спросила:
- Что с тобой, Абдусаламчик?
- Боюсь я.
- Не бойся ничего, я с тобой. Пойдем, я тебя доведу до туалета.
От мальчишки несло мочой, видимо он не раз уже не удержался. Рубашка была порвана.
«Надо бы ему чистую одежду принести, а то его по запаху найдут, если получше искать примутся».
Когда Абдусалам вернулся, то опять поспешно залез на антресоли, потому, видимо, что только там он чувствовал себя в безопасности.
- Ты руки помыл?
- Помыл.
Тебе больше ничего не хочется?
Сморщившись, готовый заплакать, мальчик пролепетал:
- К маме хочу…
«Господи, ведь он еще ничего не знает! Это что, я должна ему об убийстве отца и о сумасшествии матери рассказать? Нет, пожалуй, раз он прячется, то с убийством отца он как-то связан. А вот, что касается матери… может, лучше оставить его в неведении? Нет, меня мама учила, что каждый человек – свободная личность и никто не вправе лишать его информации о нем самом и о его близких ни по личному, ни по врачебному, ни по государственному усмотрению. Расскажу».
- Абдусаламчик, маленький мой, ты должен быть сильным. Раз ты прячешься, значит, знаешь, что отец твой убит? Но ты должен узнать, что твою маму увезли в больницу, потому что она сошла с ума.
- Не смей выдумывать! Этого не может быть! – слегка заикаясь и взвизгивая, в отчаянии воскликнул мальчик.
- Крепись, Абдусалам, ведь ты уже большой. Ее вылечат, не волнуйся. Обязательно вылечат. Твоя мама много переживала из-за убийства твоего отца. Она, наверное, решила что Омар его убил, пошла к нему и выстрелила в него из папиного пистолета, но увидев кровь, сошла с ума. Все это случилось прошлой ночью. Твоя мама теперь в больнице, не бойся, ее вылечат и она вернется. А как только ты сможешь отсюда выйти, ты навестишь ее в больнице.
Абдусалам закрыл дверцу антресолей, остался внутри и принялся безутешно рыдать в голос.
- Тише, успокойся, Абдусаламчик, а то  могут услышать,  тебя ведь ищут. Я уверена, что твою маму вылечат, пусть не полностью, но она сможет вернуться к детям. Вот послушай, как я однажды столкнулась с этим.
В нашем классе училась девочка. Она была старше нас, потому что не раз оставалась на второй год, но она так старалась, зубрила, чтобы хорошо учиться, что учителя, видя ее старания, иногда даже завышали оценку. И вот однажды мы с ней вдвоем дежурили по школе. При этом не учились, а мыли коридоры, следили, чтобы никто не входил в грязных ботинках, не бегал во время уроков. В общем, очень интересно провели день, Она весь тот день пела популярную тогда песню. Я теперь, когда эту песню слышу, то у меня мороз по коже, потому что на следующий день, ты только себе представь, ни с того, ни с сего, эта девочка пришла в школу рано и сразу пошла к директору школы, стала ему жаловаться, что одноклассники ее не любит, что учителя незаслуженно ставят ей плохие оценки, потому что хотят оставить ее еще раз на второй год.
Директор вызвал к себе завуча, строгую и очень властную такую тетку. Она  послушала-послушала, потом вышла и вызвала «скорую помощь». Когда мы пришли в школу, девочку эту уже забрали в психушку. Говорили, что плохо, когда помешательство тихое, трудно вылечить, но ее вылечили и она уже работает, а школу вечернюю заканчивает.
Так и твою маму вылечат. А еще подруга сестры моей бабушки жила в городе Туле  и умерла только недавно. Ей там дали квартиру и работала она на радиозаводе на очень ответственной инженерной должности, отвечала за какой-то драгоценный металл, была умная, строгая, очень ответственная, и никто не вспоминал, что она много лет провела с сумасшедшем доме, потому что была она теперь вполне здорова. А попала она в психушку из-за своей любви. Хочешь, расскажу? Тебе интересно? Молчишь? Ну, давай я расскажу, может это отвлечет тебя от горестных мыслей.
Когда бабушкина сестра училась в Новочеркасском институте, ее красивую подругу полюбил молодой преподаватель. Девушка ответила согласием и из бедной, голодной, одетой в тряпье студентки, превратилась в богатую, холеную, расфуфыренную даму с маленьким ребенком на руках у кормилицы. Она продолжает учиться и едет в Москву на преддипломную практику. Там, вдали от мужа она влюбляется в нищего, но молодого и красивого аспиранта и, не обращая внимания на уговоры подруги, приехавшей на практику вместе с ней, объявляет мужу о своем увлечении, требуя развод. Муж пытается ее остановить, угрожает отнять сына, но безрезультатно. Любовь была сильна и неудержима. Прожив где-то в Подмосковье несколько лет в деревянном домике с печным отоплением, в постоянной нужде, потому что муж пил, в тоске из-за разлуки с сыном, подруга бабушкиной сестры ушла однажды после мужниных побоев и приехала в Новочеркасск. Но подросший сын не обрадовался ей, а муж обратно не принял.
Поняв, что потеряла все, она сошла с ума, но вылечилась, взяла себя в руки и уехала в Тулу к сестре, где много лет еще работала и навещала сына. А когда сын женился и получил квартиру, она купила ему две железные кровати, хотя в то время уже повсюду люди спали на деревянных. Сын эти кровати не позволил в квартиру заносить, мать настаивала, кричала, плакала и снова попала в больницу. И снова подлечилась, хорошо работала, много зарабатывала да так и осталась до самой смерти на учете в психдиспансере. Она к нам в Зеленокумск не один раз приезжала и мне очень нравилась, потому что была умна и много знала, с ней было интересно. Личная жизнь у нее так и не сложилась, но я свидетель того, что сумасшествие лечится.
Так и твоя мама поправится и вернется к вам, к своим детям. Зато из-за ее состояния ее не будут наказывать за убийство Омара. Ты не знаешь, за что она его убила? Почему ты сам прячешься? Давай поговорим. Что бы ты ни сделал, я хочу помочь тебе.
Ответа не было, звучали только рыдания.
Но Изабелла сдаваться не собиралась и продолжала уговаривать.
- Абдусалам, ты ведь уже большой, и я разговариваю с тобой, как со старшим мужчиной в твоей семье, у тебя нет ведь теперь отца. Ты должен понимать, что в любом случае надо искать выход и выбираться из твоей добровольной тюрьмы. Почему ты сам себя заточил в нее? За что? Кого ты боишься? Поговори со мной. Откройся. Я тебя никому не выдам, если ты не разрешишь, но давай вместе обсудим все, что случилось, и что можно сделать. Абдусалам, ты меня слышишь?
- Слышу.
- А понимаешь?
- Понимаю.
-Ты веришь мне? Веришь, что я только добра тебе хочу?
- Верю.
- Ну, тогда высунь голову, мне трудно с тобой говорить, если я не вижу твоих глаз. Давай поговорим, пока у нас с тобой есть время, пока Кахрабат не пришла за ужином. Ведь я тогда уйду. Я и так из-за всей этой суеты мало еды приготовила, боюсь на ужин не хватит. Одни остатки от обеда, а язычки чужие люди расхватали. Давай, Абдусаламчик, вылазь. Время уходит. Ведь я догадалась, что ты здесь и другие тоже догадаются, а ведь не все, как я, горят желанием тебе помочь.
- Не сможешь ты мне помочь, - всхлипывающая голова Абдусалама снова высунулась из дверцы антресолей. – Мне никто не сможет помочь. Мама обещала помочь, но разве помогла? Бросила меня одного и все. Не расскажу тебе ничего, не надейся. Думаешь, покормила, пожалела и я твой, бери, владей. А вот и ничего подобного, на-кось, выкуси! – пацан, не высовывая головы, показал Изе кукиш, с высоко поднятым вверх худым и длинным большим пальцем. - Иди со своей жалостью куда подальше, не нужен мне никто.
- А если я угадаю точно, что случилось на самом деле, почему ты прячешься, ты скажешь тогда? Давай я скажу, что думаю, и ты скажешь «Да», если так и было, и «нет», если я окажусь неправа. Договорились?
- Давай, попробуй, валяй, раз тебе делать нечего.
- Я думаю, что своего отца убил ты. Сам. Мать твоя была ни при чем, но она или видела это, или ты ей рассказал. При этом ты порвал свою любимую рубашку, и Омар подобрал лоскутик от нее на месте преступления. Не знаю, видел ли он все, а может, просто догадался, однако о своих догадках или твердых знаниях он твоей маме рассказал и лоскутик показал. За это он и поплатился жизнью, а ты по этой причине здесь прячешься. Ну, что, я права или нет? Если права, хоть кивни.
Абдусалам кивнул. У Изы спазм сдавил горло от ужаса. Но она взяла себя в руки и решительно заявила:
- Ну, теперь тем более бессмысленно молчать. Давай вместе поищем выход, но сначала расскажи все, как было на самом деле, а не в моих догадках.

ГЛАВА 30

- Я не знаю, как ты догадалась, но это правда. Я убил своего отца. Да это я, я! – запальчиво воскликнул мальчик, в упор глядя сверху вниз в глаза Изе. Он тут же снова заплакал навзрыд, и Изабелла испугалась, что их услышат. Но она боялась перебить его, поэтому спокойно опустилась на скамейку и постаралась придать своему взгляду ласки и понимания, а не того ужаса, который готов был вырваться криком из ее груди.
 – Сколько еще он мог мучить маму? – продолжил свой рассказ Абдусалам. Дразнить ее, обижать ее, изменять ей? Я сколько помню себя, столько мечтаю об одном – убить своего отца. Он над моей любимой мамой издевался всю мою жизнь! А в ту ночь я проснулся, потому что отец и мать ругались. Отец был страшно злой, бросился мать бить, а мать и не плакала даже, только упрекала его за измены и гулянки, за то, что теперь он уже у Марата, у своего младшего брата, девушку  решил отбить и подрался с ним той ночью. Отец еще раз сильно ее ударил, да так, что она на пол упала, и сказал, чтобы убиралась отсюда, что он детей оставляет дома, а ее отвезет завтра же в село к родителям, а себе новую жену возьмет. Сказал это, схватил сигареты и выскочил, а мать поднялась с пола и  за ним.
Я тоже оделся, взял кинжал и пошел следом. Отец и мать сидели в саду возле роз на скамейке. Я сзади подкрался, спрятался в розах и стал слушать. Мама отца просила, умоляла одуматься, не выгонять ее. Она унижалась, просила  простить, если что-то не так ему сказала, но не оставлять четверых детей без матери, сиротами. А он, злобный, ничего не хотел понимать, знал, что сила на его стороне, молча бил ее, щипал, но мама не плакала, не кричала, все терпела, как всегда. Только просила оставить ее с детьми. Она ему обещала, что больше словечка не проронит по поводу его измен. Пусть делает, что хочет, только не отнимает у нее детей. Отец опять обзывал ее, гнал домой собираться, сказал, что на рассвете увезет ее, и больше она детей не увидит.
Тут я не выдержал, подкрался и всадил ему кинжал между лопаток по самую рукоятку. Мама обернулась, увидела меня, поняла, что я сделал, и не проронила ни звука. Отец еще хрипел, когда она подскочила к бельевой веревке, сняла футболку Марата, вернулась, схватила отца за плечи, стащила его со скамейки, положила на живот и, обернув рукоятку кинжала футболкой Марата, вытащила кинжал, молча взяла меня за руку и повела в дом.
Зашла сначала к Марату, у него комната была открыта, хоть Марата в ней не было, оставила у него кинжал под кроватью, и повела меня в нашу половину. Умыла, раздела и положила спать. Сказала мне, чтобы никому не признавался, что убил я, пусть думают, что убил Марат. Ведь все поверят – он с отцом ночью дрался и кинжал у него найдут.
 Утром, когда проснулся, я увидел, что рубашка у меня порвана. Мама не спала, плакала. Я первый раз ее такую видел. До сих пор думал, что она и плакать-то не умеет. Когда я сказал ей про свою порванную рубашку, она так за меня испугалась, что сразу перестала плакать, а спросила, не знаю ли я места, где мог бы на время спрятаться, пока она не уладит это дело? Я сказал ей, что спрячусь здесь. Мама наказала мне сжечь рубашку подальше от дома, а самому спрятаться.
Она приходила ко мне ночами, и мы подолгу в темноте сидели с ней и разговаривали. Мама кормила и успокаивала меня. Лоскут от рубашки она повсюду искала и не смогла найти.
А утром пришел садовник, нашел мертвого отца возле роз и поспешил сообщить Джамалу. Но по пути он успел рассказать обо всем Омару. Омар сразу пошел посмотреть и тут же увидел кусочек от моей рубашки на шипе розы возле самой спинки той скамейки, под которой лежал отец.
Он сразу же все понял, забрал лоскут себе и, мама говорит, что не сказал бы никому, если бы я сказал маме, что есть еще ножны от кинжала и что они у меня. Я просто не сообразил, забыл об этом.
- А как этот кинжал у тебя оказался? Омар сказал, что он тебе ничего не давал, а я у Омара его совсем недавно видела.
- Я взял его без спроса, думал, поиграю и отнесу, положу на место – мы с друзьями часто бывали у Омара дома. Омар пропажу не заметил, не обратил внимания. Ведь я только поиграть взял. Думал также незаметно на место положу, да вот не пришлось. Когда ножны нашли, мама сказала, что стали подозревать Омара, обыскивали его.
 Он рассказал маме, что нашел лоскут от моей рубашки. «Ну, и что же? Бегал пацан, порвал рубашку»,- сказала ему мама. «Да лоскут-то в крови, в этом-то все и дело», - ответил Омар и пообещал, что никому никогда ничего не скажет, если только его перестанут подозревать.
Когда последний раз мама ко мне приходила, то сказала, что пойдет к Омару все уладить, но больше ни разу не пришла. Я жду и жду, а ее все нет и нет. Очень мне страшно стало. Лежал, думал. Не ел и не пил три дня, потому что не мог заставить себя спуститься и ходить по большой пустой кухне. У меня сердце сжимается от страха при одной мысли, что надо будет выйти отсюда. Только представлю себе, что спускаюсь и ухожу, так сразу начинает в висках стучать и в глазах темнеет.
- А как же ты из холодильника мясо и сыр смог вытащить?
- Терпеть больше не смог голод и пить очень хотелось. Я спустился, нашел мясо, хотел отрезать, но руки так дрожали, что нож падал из рук. Я засунул весь кусок за пазуху и даже хлеб забыл – торопился назад, на антресоли. Только здесь мне хорошо: руки не дрожат, и сердце не колотится, как сумасшедшее.
«Э-э, да ты, наверное, заболел, парень», - подумала Иза, а вслух сказала:
- Ну, успокойся, успокойся. Я подумаю, что можно сделать, чем помочь. Ты не жалеешь сейчас, что отца убил?
- Мне страшно об этом думать и говорить. Сейчас не знаю, как я решился. Если б можно было что-нибудь изменить, то не убил бы. Очень маму жалко. И себя. И всех моих младших.
- Убивать людей нельзя. Никогда. Даже самых страшных злыдней нельзя. Потому что, видишь, он вас мучил, но не убивал, а ты его убил и оказался преступником гораздо хуже него.
- Что мне будет за это?
- Тебе ведь нет и четырнадцати – значит, светит колония для малолетних преступников. Оттуда ты человеком не выйдешь. Вон у нас в Зеленокумске мальчик с матерью жили впроголодь, и он повадился воровать у соседа детали от велосипедов, продавал их и приносил матери деньги. Говорил, что нанимался к людям помогать по хозяйству.
Его поймали, потому что велосипеды у соседа оказались крадеными. Мальчишку посадили в колонию для малолетних, он вернулся оттуда через 1,5 года оторванным матерщинником и наркоманом. Псих стал ужасный, на мать стал кидаться по поводу и без повода, еду швырял. А вскоре друзья по колонии стали к нему приезжать и он к ним стал ездить. Мать и вовсе за голову схватилась.
Учиться он уже не стал, а работать для него теперь стало позорным делом. А ведь таким был добрым, таким спокойным, таким надежным другом в наших детских играх. Очень мало прожил дома и снова сел в тюрьму. Теперь, говорят, человеком ему не стать.
А такой судьбы я тебе не хочу. Главное, чтобы ты понял, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя нарушать закон. Если ты согласишься, я поговорю с Маратом, и с ним вместе мы поговорим с Джамалом. Может, согласится дед нанять тебе хорошего адвоката. У тебя много смягчающих обстоятельств. Наверное, ты должен будешь явиться с повинной. А может быть, появятся и другие варианты и тебе помогут так или иначе.
- Как я боюсь!
- Крепись. Я всю твою родню заставлю тебе помочь. Пусть хорошего адвоката наймут, тогда только скажу им, где ты. Кроме того, заставлю показать тебя врачам, потому что мне кажется, что у тебя какое-то нервное заболевание.
Я где-то читала, что есть такая болезнь - аутизм и она лечится. Ведь сам посуди, разве это нормально, что у  мальчика возникает панический страх перед необходимостью выйти на улицу. Хотя, конечно, не каждый мальчик перед этим убил своего отца. Отвечать за убийство, безусловно, придется, но пока отдыхай, я Марата попрошу, чтобы он раздобыл тебе чистую одежду, я утром принесу.
Не бойся, я никому про тебя не скажу, пока не буду уверена, что тебе хотят помочь. Тем более, что уверена - для тебя это урок на всю жизнь и очень жестокий урок. Если ты вырастешь подонком, если когда-нибудь вздумаешь опять убить человека, чтобы решить какую-то проблему, ты волей-неволей вспомнишь, что один раз ты уже на это отважился, убить-то убил, но не только не решил проблему, то есть не только не смог оставить детей с матерью, но, наоборот, лишил их не только отца, но и матери.
Ты при этом, конечно, вспомнишь, что убив отца, не только сам стал преступником, но сделал из желающей тебя выгородить матери такую же преступницу, убийцу, да к тому же, и сошедшую с ума женщину. Твоя задача теперь никогда не забывать этого, помочь всем своим родным в самом главном –  ты должен постараться и вырасти в хорошего человека.
Мы с тобой еще об этом поговорим, я надеюсь, тебя сразу не найдут. Ты согласен, чтобы я поговорила с Маратом и Джамалом, чтобы они помогли тебе? Я им все расскажу, что от тебя сегодня узнала, ладно?
- Ладно.
- Между прочим, прабабушку твою я уже успокоила, что ты жив, а то она днем и ночью плакала, но я никому пока не скажу, где ты, хоть пусть режут меня на куски. Так что спи спокойно. Может, еще стаканчик чая выпьешь? В горле, небось, пересохло после такого разговора?
- Давай, пожалуй.
Иза принесла горячий чай, несколько цукатов и немного халвы.
- За ужином скоро должна Кахрабат прийти, - сказала Иза, забирая у Абдусалама пустой стакан, и продолжила, убирая от антресолей табуретку:
-  А мне еще надо двери открыть и кое-какую еду приготовить, а то я боюсь, что не хватит еды на ужин. Спи спокойно. Пока!
- Пока. Теперь буду ждать тебя, а кроме тебя, надеяться, мне больше, похоже, пока не на кого.
- Да, надейся, - с уверенностью отважной заговорщицы убежденно сказала маленькая заложница и решительно тряхнула головой, отчего еще больше кудряшек выбилось из-под форменной косынки. - Я не подведу, - убеждала она подростка.- Помогу обязательно, чем смогу. Думай, взрослей, тебе придется многое пережить и ты должен быть готов. Пока, - попрощалась девушка и, отходя от антресолей, добавила:
- Прячься. До завтра. Будь умницей.
Изабелла, убедившись, что дверцы антресолей за Абдусаламом закрылись, вынула стул из ручки двери, что вела во двор и ушла на кухню, где решила приготовить судака по-даргински.
Пока филе судака размораживалось, Изабелла начистила и поставила варить картофель целиком. Потом острым ножом порезала филе судака на куски, полила соком лимона, посолила, поперчила и, обваляв в муке, обжарила на сковороде с одной стороны. Когда перевернула, то засыпала репчатым луком и порезанным на кусочки, сварившимся к тому времени, картофелем. Залила все это сметаной, накрыла крышкой и поступила в духовке минут пятнадцать. Потом крышку сняла и довела до готовности.
- Хорошо, что ты вовремя пришла, Кахрабат. А то судака по-даргински едят горячим. Неси его сразу.
- Нет, вначале, мне тебя надо отвести  наверх. Ой, какие аппетитные творожные язычки. Не удержусь, возьму один.
- Бери, они уже остыли, наверное.
- Нет, еще теплые. Пошли. По дороге доем. Для наны парочку возьму. Хоть она и не ужинает никогда, но может, съест язычок, он такой аппетитный.

ГЛАВА 31

- Марат. Ты уже спишь? – спросила Изабелла,  опустившись на свою подстилку и открыв окошко в полу.
- Конечно, сплю, - заплетающимся языком ответил девушке парень, с видимым усилием открывая глаза. - Уже полночь и я устал тебя ждать. Думал, что ты устала и не хочешь сегодня со мной разговаривать.
- И только-то? Ничего более существенного в отношении меня ты не успел предположить? – с иронией, как показалось Марату, спросила Иза.
- Ну, в то, что ты меня уже разлюбила, я не догадался предположить, извини, - с обидой в голосе проговорил Марат.
- Да ты обиделся, что ли? Ну, не могла я раньше окошко открыть, потому что бабушка не спала, а у меня к тебе разговор секретный.
- Что за разговор? О чем?
- Не о чем, а о ком. О твоем исчезнувшем племяннике, об убийстве Сараби, обо всем, что я теперь знаю, но никто больше знать не должен.
- Рассказывай, раз начала.
- Конечно, ведь разговор с тобой необходим, сама я мало что могу, нужна твоя помощь.
- Кому?
- Абдусаламу. Я его нашла и добилась от него признания в убийстве отца.
- Так это он убил? Где он прячется? – сразу встрепенулся от полусонного состояния Марат.
- Нет, этого я не скажу, пока ты не пообещаешь мне помочь ему во всем, в чем сможешь, - остудила его пыл Иза.
- Изетта моя, почему ты так говоришь? Почему ты так сурова со мной? Откуда такой тон? Значит, все-таки ты разлюбила меня, раз не доверяешь? А я, дурак, о тебе мечтаю, как прежде, и так же, как прежде, люблю тебя.
- Я тоже очень люблю тебя, но пойми, я не могу шутить, вообще не могу быть несерьезной сегодня, потому что чувствую ответственность за двенадцатилетнего мальчишку, твоего племянника, судьба которого теперь в моих руках.
- Зачем ты на себя все это взвалила?- возмутился Марат. - Тебе что, больше всех надо? Есть милиция, есть отец мой и мать моя, они его бабушка и дедушка, пусть они беспокоятся, а нам с тобой это интересно постольку поскольку.
- Неужели ты, именно ты, не сможешь понять меня, Марат? Выслушай меня, пожалуйста! Ведь если так ты настроен, что же ждать от Джамала, ведь он от меня ждет только неприятностей, а тут я к нему с этой проблемой? Ты пойми, Абдусалам, конечно, убил своего отца, но он при этом горемычный подросток, затравленный, словно волчонок, измученный скандалами в семье, суровой несчастной матерью и гуленой-отцом. Сараби, оказывается, той ночью устроил Патимат жуткий скандал, избил ее и приказал собираться, а утром он отвезет ее в село к матери навсегда. Объявил, что он с ней разводится, только детей оставит у себя.
Она и просила, и умоляла, и обещала никогда его не упрекать за измены, и прощения просила, хотя это ему, на самом деле, следовало извиняться. Конечно, может, они еще помирились бы, но пацан не мог во взрослых завихах разобраться, для него пока черное-черное, а белое-белое. И никаких промежутков. Мать хорошая, отец плохой. Вот он и разобрался с отцом, убил его, подкравшись сзади.
Говорит, что давно вынашивал эту мысль. С самого детства. Жалел мать. Она отплатила ему тем, что хладнокровно вытащила кинжал из еще живого мужа, сняла с веревки твою футболку, завернула в нее кинжал, и, не менее хладнокровно, положила под твою кровать, чтобы в убийстве обвинили тебя.
- И ты после этого хочешь, чтобы я помог тем, кто хотел свалить на меня свою вину? Да я слышать о них не хочу! Меня в тюрьме держали, пусть недолго, но за что? Они моего брата убили! Какого бы ни было, но брата! Старшего брата! Я любил его, слушался и пошел поперек его желания в первый раз в жизни из-за любви к тебе, из-за тебя, и просто не мог тогда поступить иначе. И виню теперь себя за то, что не сдержался тогда. Ведь если бы мы не подрались, Патиматка не стала бы упрекать Сараби, а, значит, не было бы между ними скандала, и Сараби остался бы жив. Теперь уже ничего не вернешь, не переиначишь, но я представлял не раз, что ты осталась бы у меня еще на пару часов в ту ночь, а Сараби подождал-подождал бы, не солоно хлебавши, глядишь, и не подрались бы и он остался бы жив.
- Марат, как говорится, история не терпит сослагательного наклонения. Как случилось, так случилось, ничего уже не переменить, не надо себя казнить. От тебя подозрение отвели, так что же ты не попытаешься меня понять? Перед тем, как все это случилось, вспомни, что я просила тебя повлиять на Сараби, поговорить с ним? Ты пообещал, но не успел заранее, зато потом помог, спас меня.
А сейчас я прошу помочь не мне, а твоему племяннику, который уже наказан на всю оставшуюся жизнь за преступление, которое совершил. Ведь если он останется среди нормальных людей, он всю жизнь будет помнить,, что он отцеубийца, что он погубил здоровье матери, оставил сиротами своих сестер и брата. А если он попадет в колонию, то превратитсч в подонка, наркомана, а кроме того, будет считать, что вину свою искупил, что чист перед законом и людьми. А если окажется совестливым и поймет, что убийством отца не помог никому, а только навредил, в том числе и себе, то в колонии ему помогут заглушить совесть наркотой и выпивкой и приедет оттуда домой полный моральный урод и подонок, с которым все вы еще намучаетесь. Тем более, он по-моему заболел. Я не очень уверена, но у мамы есть медицинская энциклопедия и я там встречала болезнь такую – аутизм. Вот ее признаки, по-моему есть у Абдусалама, но даже, если я ошибаюсь, то в любом случае его надо показать врачам и нанять хорошего адвоката.
- Не могу я, Изольда прекрасная, спорить с тобой и, хоть не могу согласиться с твоими доводами, потому что считаю – каждый преступник должен ответить за свое преступление по закону, но не могу допустить, чтобы ты обиделась на меня за то, что я отказался выполнить твою просьбу. Ведь ты чего-то конкретного от меня ждешь? Чего? Что я должен сделать?
- Спасибо, Маратик, я очень ценю твое согласие помочь мне и Абдусаламу даже вопреки своим убеждениям. Так вот мне кажется, что больше тянуть нельзя, завтра может оказаться поздно, слишком поздно. Тебе надо пойти к отцу, сказать ему, что я знаю, где Абдусалам, что он мне признался, что убил, что я не скажу, где он, если Джамал не пообещает, если не поклянется помочь внуку, а помощь эта должна заключаться в том, чтобы нанять хорошего адвоката и передачи мальчика в руки врачей – он болен. Нельзя ждать до утра, завтра может случиться всякое. И следователь за ночь сможет догадаться, где он, и мальчик может себя чем-то выдать. Послушайся меня, поспеши. И еще хорошо бы его сейчас ночью помыть и переодеть, чтобы, если вы подготовитесь, мог явиться с повинной. Но это, как вы решите.
И еще одно. В энциклопедии про аутизм было, мне кажется написано, что при этой болезни замкнутость, неразговорчивость и косноязычие, а Абдусалам разговаривает связно, по-взрослому, поэтому, может я ошибаюсь и у него просто нервный шок. Но это врачи пусть решают, у меня на эту тему совсем нет опыта. Ты что-нибудь решил. Пойдешь к отцу?
- Надо идти прямо сейчас?
- Прямо сейчас.
- Ну, что ж, я пошел.
- Иди. Я буду ждать. Позови меня, как вернешься, я не закрою окошко.
- Хорошо.

ГЛАВА 32

Прошло около получаса, когда Изабелла услышала поворачивающийся ключ в замке двери их с бабулей комнаты. От неожиданности она вздрогнула и села, согнув ноги в коленях. В приоткрывшуюся дверь просунулась голова Марата.
- Изольда!
-Это ты? Здесь?! Как ты отважился?
- Отец послал меня за тобой. Пойдем, - Марат склонился над ней и протянул руку. С безграничной доверчивостью Иза в нее вложила свою и легко поднялась со своей подстилки. Крепкая, сильная, она птицей полетела бы за любимым на край света, а вместо этого, прихрамывая, на цыпочках доковыляла до двери.
Марат, не замечая ее хромоты, с большими предосторожностями, медленно, чтобы не скрипнула, закрыл дверь, и в ту же минуту Иза оказалась в его жарких объятиях.
- Как же я за тобой соскучился! – прошептал Марат после долгого поцелуя. - Когда же мы будем все время вместе? Ведь я без тебя пропадаю! Даже представить себе не могу, как я раньше без тебя обходился!
У Изы защемило в груди от пронизавшей ее нежности, и она полушепотом воскликнула, прижимаясь к его груди:
- Маратик мой! Ты мой?
- Весь твой «от носа до хвоста», - ответил юноша, все крепче сжимая Изу в своих объятиях.
- Мой-мой-мой-мой, - пропела Иза и ласково добавила:
- Хороший, любимый, золотой мой.
- Ключик, - шутливо закончил фразу Марат.
- Ах, ты смеяться? Нехороший, нелюбимый, ржавый. Так лучше?
- Нет, не согласен. Прошу вернуться к первому варианту. Второй я не утверждаю.
- А чем ты можешь утвердить? Чем печать поставишь?
- Печать? Только поцелуем! Ну, что, согласна?
- Уговорил. По варианту «а» ты у меня сладенький, миленький, хорошенький.
- А как же золотой?
- Анализ показал, что серебряный.
- Чувствую, что возражать уже некогда. Отец ждет, а он этого не любит.
- Никто не любит ни ждать, ни догонять, но все-таки пойдем скорей.
Обнявшись и часто останавливаясь, чтобы поцеловаться в темноте коридора, они, наконец-то дошли до кабинета Джамала.
С озлобленным выражением лица Джамал сидел в пижаме и нервничал не только из-за сообщенных ему Маратом новостей, но и потому что сейчас некому было поручить принести сюда горячий чай. Была глубокая ночь, все надо было хранить в тайне от домочадцев, поэтому ему приходилось обходиться без чая.
Кабинет грозного хозяина освещала только настольная лампа, но из-за этого насупленное лицо Джамала показалось Изе еще страшней. Тем более, что хозяин встретил свою встревоженную заложницу неприветливо.
- Что зыркаешь по углам глазами? Защитницу свою ищешь? Нет ее, и не ищи. Не буду я жену по ночам будить, чтобы она тебя здесь выгораживала. Ты ж теперь нам, похоже, даже по ночам спать давать не будешь? Так я и знал, покоя от тебя не жди. С тех пор, как ты здесь появилась, мы устали свои несчастья пересчитывать!
- Отец, почему ты нападаешь на Изабеллу? Ведь она хочет, чтобы было лучше нашей семье, а не ей. Ей не холодно, не жарко от наших неприятностей, а ты за все свои беды норовишь с нее спросить.
- Вот видишь, красавица, ты без защитников не живешь. Их вокруг тебя толпы! И как только ты ухитряешься так устроиться, чем их приманиваешь? – демонстративно не желая даже взглянуть на «защитника-добровольца» Марата, пробурчал его недовольный всем происходящим отец, и тут же добавил, исподлобья взглянув на Изабеллу: - Давай, выкладывай подробно и обстоятельно все, из-за чего меня сегодня разбудили среди ночи.
Изабелла спокойно и совершенно бесстрастно рассказала во всех подробностях, как исчезло мясо и сыр из холодильника, как во время разговора со следователем она догадалась, что Абдусалам прячется где-то близко. Рассказала, что нашла его, но не рассказала, где. Сказала, что расскажет и это, если убедится, что Абдусаламу хотят помочь, а не передать его в руки криминального воспитания в детской колонии.
 На это Джамал не преминул заметить:
- Видали, она нам еще и условия диктовать будет!
- Условий диктовать не буду, но предупреждаю, что Абдусалама вам придется искать самим, если не убедите меня в искреннем желании помочь ему, нанять адвоката и показать врачам.
- Почему врачам?
- Потому что он явно болен, но я же не врач, чтобы ставить диагнозы, поэтому может у него и не аутизм, как я думаю, однако, во всяком случае - сильное нервное потрясение. У него шок, из-за которого он не может выбраться из своего убежища, так как стоит ему это сделать, так у него дрожат руки, кружится голова, тошнит и скручивает.
- Еще этого не хватало! Сроду в нашем роду психов не было, - веско провозгласил Джамал, но тут же задумчиво добавил:
- Но ведь и убийц тоже не было. Задумаешься тут. Ну, продолжай: как же ты добилась, чтобы он признался?
- Он говорить не хотел. Ни лаской, ни сказкой разговорить его не получалось сначала, но, когда я предложила ему сказать «да» или «нет» после того, как я расскажу ему свою версию того, как на самом деле произошло убийство, он согласился и оказалось, что я угадала – отца убил он. Остальные подробности Абдусалам рассказал мне сам, и я его убедила, что надо рассказать Марату и вам, чтобы вы наняли адвоката, показали врачам и уберегли его от колонии. Он согласился.
- Еще бы он не согласился! – воскликнул с презрением дед Абдусалама. И продолжал:
 -Собственного отца зарезал, мать в психушку загнал, а на расправу жидкий оказался – адвоката ему наймите, врачей предоставьте! Щас! Мне дела нет, что ты там наобещала этому малолетнему преступнику, но я, вспомни, Марата, собственного сына без тени сомнения в кутузку отдал, когда на него всего лишь подозрение упало, а тут откровенного убийцу моего старшего сына я по указке посторонней несмышленой пигалицы должен спасать-выручать? Как же! Разогнался! Завтра же следователю доложу, он собак вызовет, и найдут его, голубчика, как миленького, и тогда пусть отвечает, как положено. Ну, нашла его, догадалась и молодец, но в адвокаты тебя никто не нанимал, мне Барият и матери моей хватает по самое горло. Все, разговор окончен!
- Нет, нет! Подождите! Выслушайте меня! Прошу вас! Только выслушайте меня и, если решите, что я неправа, поступайте, как вам подскажет совесть. Прошу вас, дайте мне сказать.
- Что?! Что ты еще можешь мне сказать, в чем убедить? Ты и на свете-то еще жить не жила, а учить старших норовишь. Слушай, Марат,- не выдержав, повернулся к сыну Джамал, - сходи, пожалуйста, на кухню за чаем. Не хочу женщин беспокоить.
Изабелла глубоко вздохнула и, словно в холодную воду, нырнула в разговор с неприязненно настроенным Джамалом.
- Сейчас вы так грубы со мной, так полны презрения – замучила я вас, понимаю. Но не могли бы вы сделать усилие и поставить себя на место тех, кто зависит от вас, от вашей воли и ваших решений? Не хотите ли вы попытаться проникнуться сочувствием к чужому для меня Абдусаламу, который вам родной внук. Он вырос в вашем доме, на ваших глазах, его воспитывал своим дурным примером избалованный вами до извращенности ваш старший сын Сараби и затравленная им, озлобленная, угнетенная до потери всякой женской гордости, его жена Патимат?
 Этот несчастный мальчик двенадцати лет за свою короткую жизнь столько перенес страданий в вашем богатом, доверху наполненном добром, сытом и благополучном доме, что попытался в меру своего разумения и воспитания эти мучения прекратить, убив отца. Он не думал о последствиях. Он о них просто не мог знать из-за отсутствия жизненного опыта, но он хотел, чтобы всем было хорошо.
Чтобы больше отец не бил его мать, чтобы не издевался над ней, не унижал ее человеческое достоинство, а тем более, чтобы не мог из-за необъяснимой для мальчика прихоти лишить своих детей  их родной матери, отослав ее в село к бабушке с дедушкой, и взяв себе другую жену, а значит, и чужую мачеху для детей, Абдусалам совершил преступление – он убил своего отца. Но кто в этом большом доме когда-нибудь заинтересованно поговорил с ним по душам, кто постарался поинтересоваться, чем живет, о чем думает этот молчаливый, замкнутый мальчик?
 Вот вы жалели моего отца, что он не смог достаточно строго меня воспитать, потому что я решилась на близость с Маратом до свадьбы, и не хотите воспринимать как оправдание моего поступка угрозы в мой адрес со стороны Сараби, которому никогда и ни в чем не было отказа. И при этом вы не жалеете ни меня, ни Абдусалама, а ведь мы с ним были слишком напуганы и каждый из нас сделал то, что могло бы переменить ситуацию.
Да, что я? Я чужой для вас человек, а Абдусалам-то ваш внук! Я против того, чтобы дети убивали своих родителей, но если вы не хотите даже попытаться помочь своему внуку, то, как вы с ним сможете жить потом, когда он вернется из колонии? Ведь он там будет подвержен жутким криминальным влияниям, заведет себе таких друзей, что вряд ли надолго задержится на свободе. Разве вы не чувствуете, не видите своей вины в преступлении вашего внука? Сейчас, пока есть время и возможность спасти Абдусалама, надо сделать все для этого спасения. Сделать это все надо вам, больше некому, иначе, я уверена, вас всю оставшуюся жизнь будет мучить совесть, потому что ваш внук и его преступление – результат вашего потакания развращенному сластолюбцу Сараби. Хотя о покойниках или хорошо, или ничего, но ваш старший сын при жизни так натянул пружину обид и унижений, что, сработав, пружина эта несет несчастья. Она сбила с прямого жизненного пути не только меня, Абдусалама и Патимат, она заденет и вас, вашу мать, которая льет слезы днем и ночью, и уж, конечно, вашу добрую жену и бедных сироток – детей Сараби, оставшихся без отца и матери, а теперь еще и без старшего брата.

ГЛАВА 33

- Вот как раз старший-то брат у них и останется, - веско и твердо заявил Джамал в ответ на Изины упреки. - Пока ты говорила, я принял решение и иду отдыхать. А вы с Маратом рано утром разбудите беглеца, переоденьте, приведите в порядок и накормите, а к семи утра приведите ко мне, у меня с ним будет серьезный разговор. Если, по мнению постороннего человека, я плохо воспитал сына и в этом причина всех наших бед, то я сосредоточу все свои возможности, чтобы это больше не повторилось.
- Вы поможете Абдусаламу? Его не отправят в детскую колонию?
- У меня достаточно связей, чтобы этого не случилось, тем более, что обстоятельства сложились так, что все подозрения в убийстве падают на Патимат. Но то, что у Абдусалама будет теперь жизнь, непохожая на прежнюю, это я вам гарантирую.
- А врача? – с тревогой в голосе спросила Иза.
- Будет и врач, - пообещал Джамал.
Он поднялся, давая понять, что разговор окончен. Марат взял Изу за руку и вывел из кабинета, не получив за эту вольность никакого замечания от отца. Они с Изой в точности выполнили его указания, ухитрившись не ложиться больше в эту ночь спать. Успокоенный ими Абдусалам, безропотно позволил себя помыть и переодеть. Он с радостью растянулся в своей постели и спал спокойно до утра.
Марат и Иза все это время сидели в комнате родителей Абдусалама на тахте, сторожили его, обсуждали случившееся, гадали, что теперь с ним будет, и целовались, целовались, целовались.
Рано утром пришла Кахрабат.
- Марат, Изабелла, что вы здесь делаете? Я уже полчаса ищу Изу, чтобы вести ее на кухню, а ее нигде нет. Что все это значит, что еще за новости?
- Есть, конечно, и новости, Кахрабаточка, но их тебе будет рассказывать Джамал, если сочтет нужным. А пока иди, поздоровайся с Абдусаламом, одевай его, и пойдем к Джамалу.
Ошарашенная Кахрабат выполнила все указания вконец распоясавшейся заложницы. Она кожей чувствовала, что та сегодня вправе ею командовать. Даже грозный Джамал звука не проронил при виде Изабеллы на пороге своего кабинета, в то время, как заложница должна была на кухне готовить завтрак. Пропустив вперед Абдусалама, Изабелла и Марат чинно расселись на стульях у входа в кабинет. Кахрабат вначале машинально села рядом с ними, но, встретившись взглядом с Джамалом, поспешно поднялась со стула и, не поднимая глаз, тихо вышла из кабинета.
-Явился, беглец? Никому не нужен оказался? Теперь ты тихий, скромный, как ягненок, да только ты волк в овечьей шкуре! Ты что ж это натворил. мерзавец?! Ты на кого руку свою поганую поднял?! На самое святое – на отца родного?! Тебя с детства учили старших почитать, уважать, а ты – убивать?!
 В страшном сне такое приснится – побоишься просыпаться. Если бы кто-то сказал мне раньше, что мой родной внук убьет моего родного сына, своего родного отца, я ни за что не поверил бы, я б такого негодяя сам убил бы, пусть даже сидеть лет пятнадцать пришлось бы за это убийство, зато не позволил бы такой ужас предсказывать. А тут все на самом деле – и внук передо мной сидит, мой собственный, и отца уже его похоронили, и мать его уже в сумасшедшем доме, и трое детей моего сына плачут по углам от безысходного сиротства. Уму непостижимо: родной сын с пеленок вынашивает план убийства своего родного отца, да потом к тому же столько времени смог притворяться и скрывать свое преступление! Ты себе представляешь, щенок, что натворил?
Джамал перешел на аварский, все больше и больше распаляя себя с каждым следующим словом. В кабинет в разгар речи деда вошла бабушка Абдусалама Барият и попыталась, видимо, успокоить Джамала. Тот не мог не прислушаться. Из уважения к Барият он перешел на злое шипение, вместо крика. Абдусалам заплакал. Было видно, что мальчику очень страшно, он снова затрясся, будто в ознобе. Изабелла не выдержала, подошла к Абдусаламу и прижала его голову к своей груди.
- Джамал, Сараби уже не вернешь, надо думать, как жить дальше! Вы же пообещали помочь? Что же вы Абдусалама травите, издеваетесь? Посмотрите, ведь ему плохо. Это же пытка для мальчика! Вы ведь его с ума сведете!
- Ах, бедненький, ах, жалкенький, ах, несчастненький! Барият мне до утра эту песню пела и ты такая же! Этот невинный мальчонка родного отца хладнокровно кинжалом заколол, как барана жертвенного, да мать родную в психушку далеко не по санаторной путевке отправил, а мы с ним тут, видишь ли, чикаться должны. Как же! Нельзя же расплескать, драгоценную юную душу, угробившую, (подумаешь!) отца родного, деспота эдакого, да мать несчастную в психушку запершую, да сиротами троих невинных крошек оставившую! Отвечай мне, чтобы все слышали: осознал ли ты, что натворил? Понял ли ты, сколько горя принес? Раскаялся ли?
- Я не знаю, что такое «раскаялся». Мне жалко маму. Очень жалко. Я хотел ее защитить. Я не хотел, чтобы всем было горе, но я не знал, что можно сделать, если отец все время бьет мать, изменяет ей, уезжает к другим женщинам, а над мамой смеется. Я не знал, как остановить его. Чтобы он в тот вечер не прогонял маму из дома, как сделать, чтобы мы, ее дети, остались жить со своей мамой.
- «Я»! «Я»! «Я»! «Я не знал, я не думал». Не маленький уже, но научился только ножом орудовать, людей убивать! Прощения тебе нет и никогда до конца твоей жизни не будет. Уж я об этом позабочусь, а пока придется всем присутствующим забыть о том, что они знают убийцу Сараби. К девяти придет следователь и ему не надо знать, где нашли Абдусалама и, о чем он рассказал. Надо будет сказать, что он вернулся сам, я уже предупредил свою дальнюю родственницу в поселке Оборона, ведь этот поселок на самом берегу моря и туда внук вполне мог добраться пешком из Мамед-Калы. И оттуда, впрочем, тоже. Вопрос в том, сможет ли Абдусалам твердо отвечать следователю? Отвечать не то, что было на самом деле, а так, как я его научу? Если сможет, то все подозрения будут сняты с Абдусалама и в убийстве, скорее всего, обвинят его мать Патимат, которая отвечать за это не будет по состоянию здоровья.
- Я не буду взваливать на маму свою вину! – подскочил со своего стула Абдусалам.
- Опять якаешь! Ты хочешь в тюрьму? – злобно прошипел Джамал.
- Не хочу! Но и маму не хочу в тюрьму за себя посылать, - не достаточно твердо, но достаточно уверенно заявил маленький преступник своему всесильному деду.
- Твоя мама сошла с ума, а сумасшедших не сажают в тюрьму, - терпеливо, как непонятливому ученику, разъяснял внуку Джамал. - Кроме того, твоя мать убила Омара. Бедняга Омар пострадал только за то, что раньше других догадался, кто убил Сараби. Поэтому отвечать за одно убийство или за два для твоей мамы, как это ни цинично,  нет никакой разницы. Ты должен твердо сказать следователю, что, желая успокоить плачущую маму, ты срезал в розарии розу и принес розу  ей. Но мама увидела, что ты при этом порвал свою рубашку, и вместо того, чтобы обрадоваться твоему подарку, еще больше разозлилась и стала тебя ругать за рубашку. Тут уж ты обиделся и убежал к тете Салтанат, у которой ты не раз бывал в гостях. Бывал?
- Бывал, - тихо подтвердил Абдусалам. Джамал подозвал его к себе поближе и продолжал свои поучения:
- Сможешь так сказать и не сбиться? Тогда ты останешься на свободе, а Марат, Изабелла и твоя бабушка Барият будут молчать всегда, всю оставшуюся жизнь. Остальные в доме ничего не узнают. Если не хочешь в тюрьму, скажешь, как я говорю. Никто не знает, когда был найден Омаром лоскут с твоей рубашки. Милиция все вокруг осматривала – его не было, поэтому вариант появления на розе лоскута от рубашки уже через пару дней после убийства вполне возможен и объясним.

ГЛАВА 34

Но вот брови Джамала еще больше насупились и он сказал:
- Сегодня я вам скажу не только о том, как можно уберечь Абдусалама от детской колонии, но и как я собираюсь наказать его за совершенное преступление и каким образом попытаюсь сделать из него человека. В любой момент последующей жизни я, увидев, что человек растет плохой, вызову милицию и расскажу всю правду. Так же завещаю поступить каждому из присутствующих, если я умру раньше, чем смогу убедиться, что Абдусалам твердо стоит на ногах и на него можно положиться как на надежного мужчину и разумного, хорошо воспитанного человека. Если вы поймете, что моя методика наказания и воспитания Абдусаламу не помогает, если от дел Абдусалама страдают окружающие, если он неисправим, а меня уже заберет Аллах, пообещайте мне сделать все по закону. Обещаете?
- Да-а, - все согласно закивали. Все, кроме Изабеллы. Она не считала себя вправе в дальнейшем вмешиваться в судьбу Абдусалама, ее задачей, которую она поставила себе сама, было спасение заблудившегося в этой жизни мальчишки.
- Ты, защитница, иди-ка, вот здесь садись, - обратился к Изабелле Джамал, и тут же, повернувшись к Марату, сказал:
- Дай Абдусаламу стул, Марат. Пусть он отдельно ото всех сидит. Это его скамья подсудимых сегодня.
Джамал подождал, пока Иза отошла от Абдусалама и села рядом с Маратом.
- Итак, мой приговор. Приговор отца, до времени потерявшего сына, приговор деда, вынесенный родному внуку, поэтому он достаточно мягок, хоть и жесток одновременно. Оценивать его не нам. Результат покажет дальнейшая жизнь.
 Мой план такой: если удастся ввести в заблуждение милицию, если Абдусалам сможет выстоять на допросах и не выдаст себя, то я немедленно отвезу его и остальных детей Сараби в свой родной аул в горах. Там я построил новый дом, но в нем никто не живет, всех тянет вниз, к морю, к цивилизации.
 Завезу туда мебель, продукты, куплю им корову или буйволицу, штук пять баранов, птицу, корма и сено. Чуть попозже пару коней, арбу, чтобы можно было прокормиться. Заплачу соседям, чтобы на первых порах помогали и научили Абдусалама готовить, стирать, вести хозяйство, присматривать за ребятишками.
- Ты будешь их кормить, поить и уроки с ними учить, - обратился Джамал к Абдусаламу. - Каждый день ты будешь любоваться на то, как дети несчастны без отца и матери, которых ты их лишил.  Пока жив, я буду все контролировать. Организую, чтобы мне обо всем докладывали и. не дай, Аллах, мне узнать, что дети грязные и голодные, болтаются абы, где или заболели от недосмотра, или растут в неуважении к старшим – тут же сдам тебя в милицию.
Джамал теперь обращался не ко всем, кто находился в комнате, а только к одному Абдусаламу.
- Один раз в день к вам будет приходить мулла, чтобы научить сурам Корана, а осенью ты с сестрой будешь продолжать учебу в тамошней школе. И при этом должен будешь все успевать сделать, обо всем позаботиться, а подрастешь, станешь детей сам обеспечивать. Твое детство кончилось. Ты его сам оборвал. По просьбе Изабеллы, благодаря приведенным ею доводам, я решил предоставить тебе еще один шанс. Поймешь – спасешь свою жизнь, не поймешь – скатишься камнем с горы и пропадешь окончательно. Все ясно?
- Все ясно, - ответил хор голосов, в котором утонул слабый голосок Абдусалама. Со стороны казалось, что он просто открывает и закрывает рот, будто рыба, которую отцепили от крючка и бросили в рыбацкое ведро. До воды ей уже не добраться, счастливой  прежней вольницы не видать, но крючок из губы вынут и, хоть рана от крючка еще болит, но уже ушел страх, отодвинулась опасность, а из-за незнания того, что ждет впереди, появилась надежда, что все еще будет хорошо, пусть когда-нибудь, но будет хорошо.
- Сейчас все расходитесь, кроме Абдусалама. Изабелла, приготовь завтрак и в девять утра все должны сидеть в столовой. С Абдусаламом еще раз сейчас повторим, что он будет говорить следователю. Надо быть готовым к любому вопросу. Я сам приведу Абдусалама в столовую, пусть следователь его там увидит. Кахрабат и дети будут таким образом знать только то, что услышат, а Изабелла пусть сегодня останется завтракать вместе со всеми, чтобы Абдусалам держался спокойней.
 Иза такому повороту в отношениях со своими хозяевами очень удивилась, но промолчала. А вот не менее удивленный следователь молчать не стал, когда вошел в столовую и увидел во главе с Джамалом чинно завтракавших домочадцев. Среди них он неожиданно для себя обнаружил вернувшегося в лоно семьи беглеца-подростка, хоть и чисто умытого, но явно наголодавшегося и с особенной жадностью уничтожающего из блюд и тарелок, расставленных на столе, все подряд без разбора. Не меньшее удивление вызвало у него появление за хозяйским столом кудрявой заложницы с усталыми глазами, в которых  читались тревога и напряжение.
- За вами признали особые заслуги или вас все-таки собираются принять в члены семейного клана, если позволили сесть рядом с представителями этой династии голубых кровей? – прошептал он Изе, когда ему любезно предложили позавтракать и указали на приготовленный прибор напротив Абдусалама, но рядом с Изой.
Не получив ответа от заложницы, он, начав есть, обратился к Джамалу:
- А это и есть ваш пропавший внук Абдусалам?
- Да, вчера вот соизволил вернуться. Спрашивайте у него все, что хотите, если вам это надо, а то я собираюсь сразу после завтрака отправить его вместе с остальными детьми моего старшего сына в аул, чтобы они чуть отвлеклись от свалившихся на них несчастий.
Видимо, оставшись в кабинете с Абдусаламом наедине, Джамал хорошо его проинструктировал, раз спокойно и уверенно предлагал теперь следователю допросить внука.
И Нурмагомед Алиевич, поняв, видимо, что вот-вот потеряет важного свидетеля, оставил чашку с недопитым кофе, приготовил блокнот, ручку и начал допрос.
- Где ты был?
Мальчишка жевал и молчал.
- Отвечай, раз тебя спрашивают, - приказал внуку Джамал.
- Я отвечаю, - протянул полушепотом Абдусалам.
- Повторю свой вопрос, - приготовился записать следователь. – Где ты был?
- В Обороне, у тети Салтанат.
- Когда ты туда отправился, на чем и почему?
- Пешком ушел, потому что мама ругалась и побила меня за порванную рубашку.
- Тут недалеко, - пояснил Джамал. – Оборона – это рыбацкий поселок у моря, туда километра три и пешком вполне можно дойти. Я что-то совсем из виду упустил Салтанат. Столько родни, что всех и не упомнишь. Не подумал, что там его надо поискать.
- Теперь уже поздно сокрушаться, - отметил Нурмагомед Алиевич. – Я специально говорю с вашим внуком при всех, чтобы он не замкнулся, чтобы не боялся незнакомого человека. Постарайтесь своими комментариями не сбить его мысли, пусть говорит только он и пусть говорит правду, как он ее понимает и как сможет рассказать, иначе я вынужден буду допрашивать его наедине у вас в кабинете.
- Разве это не противоречит закону? – строго спросила Иза следователя. – Ведь он еще несовершеннолетний.
- Не буду спрашивать, откуда такие глубокие юридические познания у столь юной особы, не буду и возражать на твои замечания, но и допустить, чтобы взрослые вмешивались в допрос подростка, тоже не могу, поэтому примите к сведению мои требования.
- Хорошо, - с несвойственным ему смирением послушно сказал Джамал, хотя было видно, насколько ему сейчас не по себе.
- Итак, как и чем ты порвал рубашку?
 Абдусалам отвечал тихо, но твердо, хоть и несколько растягивал слова от страха.
- Зацепился за шип розы, когда срезал одну для мамы. Не заметил, что зацепился, дернул и порвал.
- Просто разорвал или оторвал кусок?
- Сначала просто надорвал, а потом сам оторвал лоскут и бросил там же. Думал, если лоскут не будет свисать с рубашки, то мама не заметит, но она заметила и сразу начала ругаться, схватила шнур от кипятильника и погналась за мной. Я решил убежать и жить у тети Салтанат. Но там быстро соскучился, вот и вернулся. Решил, будь, что будет, а тут такое. Ни мамы, ни папы…
- Почему ты решил подарить маме розу? Ты часто это делал?
- Я дарил розы маме и раньше. Она их любила. Любила, чтобы розы пахли в комнате. Мама злилась в тот день, когда папа с утра уехал в Махачкалу. Ревновала его к заложнице, к Изабелле. Она сказала, что отец заложницу второй женой пообещал взять. Когда мама такая злая, с ней очень трудно. Пока учились в школе, я старался принести хорошую оценку, чтобы мама подобрела. Но сейчас лето, уроков нет, вот я и решил ей розу подарить, чтобы порадовать. Но получилось еще хуже, потому что из-за розы я рубашку порвал, да еще и лоскутик выбросил, из-за этого мама зашить рубашку не могла. Сначала кричала на меня, а потом бросилась меня бить. Я убежал от нее, она меня не догнала. В розарии я искал лоскут, но не нашел и убежал к тете Салтанат, чтобы меня еще и отец не побил.
- Отец в то время уже приехал? Ты его видел? – быстро уточнил следователь.
- Нет, тогда отец еще не вернулся из Махачкалы.
- Где теперь эта порванная  рубашка?
- Когда шел в Оборону, я ее в канал выбросил.
- Очень подозрительное решение.
- Я ее видеть больше не хотел.
- Кого? Маму?
- Нет. Рубашку. Из-за нее ведь и с мамой я поссорился, и из дома ушел.
- И как же ты без рубашки туда-сюда ходил?
- Не без рубашки. Порванную я сразу  снял и переоделся в футболку, как только мама начала ругаться.
- Так-так, а кинжал и ножны это ты домой принес?
- Да.
- Где взял?
- У Омара в машине, в бардачке. Поиграть взял. Это не первый раз. Поиграл бы и на место положил, как раньше. Бывало, что он и заметить пропажу не успевал. У него таких ножей много, я и на этот раз собирался вернуть, хотел только Запиру показать. Он в другом селе живет, а со здешними ребятами мы к Омару часто ходим, он нас сам зовет, в нарды учит играть и кинжалы показывает. Показывал.
- А-а, знаешь уже, что его убили? И кто убил, тоже знаешь?
- Знаю.
- За что же твоя мать могла убить Омара? Как ты думаешь?
- Не знаю, совсем не знаю.
- Ну. Что ж, хорошо, хоть и ничего хорошего. У меня к тебе больше вопросов нет. Подвела меня моя интуиция, я был уверен, что, поговорив с тобой, многое пойму иначе, но вот вышло все наоборот.
Следователь ушел, заявив, что командировка его закончена, и он, расстроенный, пошел писать отчет о ней, отказавшись при этом допивать свой чай. Впрочем, пообещал зайти попрощаться перед отъездом.

ГЛАВА 35

Как только следователь вышел из столовой, с Абдусаламом стало твориться нечто невообразимое. Губы и руки его затряслись и посинели, волосы взъерошились, будто поднявшись дыбом над его головой, а глаза наполнились слезами, и он сполз со стула под стол.
- Что с тобой, Абдусалам? – спросила Изабелла. – Я только-только успела подумать, что ты хорошо держишься, толково отвечаешь, а ты, на тебе.
- Ничего, что уж теперь, - ответил ей с сарказмом в голосе Джамал. – Поактерствовать ему пришлось, неплохой артист на поверку оказался, урок мой отлично вызубрил. Понятно, что  не так-то просто совершить убийство собственного отца, а теперь спасать себя от тюрьмы враньем, пусть даже при поддержке родных.
Джамал подошел к тому месту, где под столом, уткнув голову в согнутые в локтях руки, навзрыд плакал Абдусалам.
- Ну-ка, вылазь оттуда. Быстро! – скомандовал внуку Джамал. – Ишь, какой жидкий на расправу!
Изабелла не на шутку испугалась, что сейчас Джамал изобьет мальца.
- Не бейте его, Джамал, у него просто сдали нервы! – воскликнула она. – Разрешите мне с ним поговорить перед отъездом!
- Не хочу никаких разговоров! Не хочу никуда ехать, отправьте меня в тюрьму! – причитал, растягивая слова, как плачущая женщина, Абдусалам. - Все равно всю жизнь на мне будет печать преступника! Пусть вы будете молчать, пусть не сразу узнают, но все равно станет известно, что это я отца убил. И меня убьют мои же братья, не смогут не убить, ведь так они должны сделать по закону кровной мести. И как я один буду их растить? Не смогу я, не сумею! Я не знаю, как ухаживать за скотом, как сажать огород. Я ведь еще не вырос!
- Не вырос?! – подпрыгнул на своем стуле Джамал. – Значит, отца убивать ты вырос, а работать, чтобы вырастить оставшихся из-за тебя сиротами детей, ты еще мал! Ничего у тебя не выйдет! У меня не отвертишься. Не можешь – научим, не хочешь – заставим. Вот полюбуйся защитница, адвокат бедноты, он теперь от нас ждет, чтобы его успокаивали, гладили по головке. Мол, не расстраивайся ты так, мы никому не скажем, никто не узнает, что ты убийца, живи спокойненько. Прими, дорогой ты наш, нашу помощь! На коленях тебя просим, умоляем! Видали такого?
Абдусалам продолжал рыдать.
Видя, что Джамал вот-вот взорвется, Иза взяла хозяина за руку и попросила:
- Прошу вас, не волнуйтесь, сдержите гнев. Позвольте, я немного поговорю с ним, а потом хоть бейте его, хоть убейте.
- Посмотри на Изабеллу, щенок, - Джамал аж зубами скрипнул от злости. -Девчонка не намного старше тебя. Хромая с детства, а рассудительности и трудолюбию ее позавидует каждый. Больше месяца она живет у нас, с утра до ночи трудится, хотя никто над ней с плеткой не стоит, она старается, выполняет свою работу отлично. Она ведь не родилась, умея готовить, ее этому научили и научили в детстве. При этом она успевала учиться в школе, помогать матери, училась не только поварскому искусству, а еще и другим уменьям. Чем ты хуже ее? Те же руки, да только ноги у тебя здоровые, в отличие от нее.
В общем, я тебе свое слово сказал. Ты больше не ребенок, детство твое кончилось раз и навсегда с той минуты, как ты убил своего отца, лишил меня старшего сына, сделал несчастными его мать - твою бабушку, жену его – твою мать сделал убийцей и свел с ума, осиротил своих братьев и сестер. И после всего, что ты совершил, я, любя тебя, даю тебе еще один шанс остаться жить среди людей, рядом с близкими тебе родными людьми и постараться попробовать стать человеком. Воспользоваться этим шансом или упустить его и поставить крест на своей жизни – это в твоих руках сейчас. Оставайся здесь с Изабеллой, я пойду, организую переезд.
- Абдусалам, давай руку, - предложила Изабелла мальчишке, оставшись с ним наедине. – Уже все ушли, выковыривайся оттуда, давай поговорим.
Абдусалам послушался, вылез из-под стола и сел рядом с Изой.
- Послушай меня, пожалуйста, Абдусаламчик. Ты ведь убедился в моем искреннем желании тебе помочь? Убедился?
- Да-а.
- Так вот перестань капризничать и трусить. Чего ты боишься – работы? Так поверь мне, я тружусь с утра и до ночи и чувствую себя от этого счастливой! Посмотри, ростом и годами я только чуть-чуть больше тебя, а совершенно самостоятельно, без всякой помощи кормлю каждый день пятнадцать человек, да еще, как можно более разнообразно, кормлю и им нравится все, что я готовлю, и они уже не хотят есть то, что готовит Кахрабат или еще кто-то.
Мне приятно, что, когда я уеду, все здесь будут вспоминать мою стряпню. Вот и ты должен взяться за дела, которые тебе поручат, со всем желанием и силой, которые в тебе есть. Вот увидишь, труд тебя вылечит, ты позаботишься о своих младших, и они будут счастливы с тобой. А там и мать подлечится. Ее вылечат, вот увидишь, и она вернется к своим детям! Такой суровый, такой строгий Джамал оказался любящим дедом и, несмотря на свое горе, решил тебя спасти, дать тебе шанс стать человеком и искупить твой страшный грех, твое преступление трудом на благо родных тебе сирот и самого себя.
Если с этой минуты ты будешь вести честную, порядочную жизнь, если никогда больше в жизни не убьешь никого, ничего не украдешь и никого не обманешь, то ты выберешься из той пропасти, в которую так безрассудно прыгнул, и тебя все будут уважать и никто не подумает о тебе плохо.
Даже те, кто сейчас знает правду, не будут думать о тебе, как о преступнике, поверь мне, стоит тебе только всю жизнь быть хорошим человеком. Запомни, все теперь зависит только от тебя. Живи правильно всегда, всю оставшуюся жизнь и люби своих близких – ты же видишь, как они тебя любят. Трудись и учись хорошенько, и ты будешь еще, я уверена, ты еще будешь счастлив. Ты понимаешь меня? Веришь мне?
- Да, верю. Я постараюсь.
- Пойдем, я отведу тебя. Может, тебе захочется взять с собой что-нибудь, что тебе особенно дорого.
За дверью столовой их встретила Кахрабат.
- Куда это ты его ведешь? Заметить не успели, как ты уже во всем нашем доме командуешь! Джамал мне не разрешал оставлять тебя без присмотра, так что придется вам и дальше терпеть мое общество. Куда это вы направляетесь?
- Я хотела отвести Абдусалама в его комнату, чтобы он взял что-нибудь памятное для себя с собой в аул, - объяснила Кахрабатке Изабелла.
- Хорошо, я сама его отведу,- решила Кахрабат, - а если он дорогу забыл, а ты порядок не нарушай, оставайся в столовой, я за тобой вернусь и отведу на кухню. Надо собрать корзины с провизией в дорогу и на первое время. Если тебе это интересно, то знай, что Марат тоже едет. Дом опустеет на несколько дней. Хоть отдохнем немного.

ГЛАВА 36

Но отдохнуть молодым женщинам не удалось. Днем уехали Джамал, Марат и дети, а вечером в ворота позвонили родители Изабеллы – Рабадан и Екатерина.
- Мамочка! – бросилась Иза в родные объятия.
- Доченька моя, родненькая моя, да что же ты натворила? Зачем? – причитала испереживавшаяся мать. –  Мы ведь долго не знали даже, жива ли ты, пока из милиции не пришли, не сказали, что ты жива и здорова, что ехать домой сама не хочешь. Предлагали заявление написать, но мы отказались, побоялись, что сделаем только хуже. Джамал передал твое письмо, вот  мы понадеялись, что ты выдержишь, дождешься нас. Господи, как на тебе платье истрепалось! Я тебе все новое привезла, пойдем куда-нибудь, где ты сможешь переодеться.
- Ну, затарахтела! Дай мне хоть дочку обнять, - пробурчал, отодвигая жену от дочери, Рабадан. – Квохчет, как клуша, над цыпленком, а слова в ответ дать ребенку не даст. Как ты, дочка, все ли у тебя хорошо?
- Все хорошо, папа. А ты? Ты привез деньги?
- Привез.
- Полностью все, что должны? И с процентами?
- Да, все, все, не беспокойся. Сейчас отдам Джамалу и никакой от него больше зависимости, забудем, как и звали. Ты рада?
Изабелла задумалась о невыносимости для себя расставания с Маратом, поэтому только кивнула, не зная, как все рассказать маме и папе.
- Сейчас Джамала нет, он уехал в родной аул, в горы. Дома только его мать, жена и невестка с детьми.
- Хорошо, пошли, спросим у них, где мы сможем подождать Джамала? Не повезем же мы деньги назад, а тут, я надеюсь, все же безопасно.
Появившаяся Кахрабат устроила родителей Изабеллы в комнате для гостей, а Изабелла показала, где живет она сама, познакомила их с наной.
- Заберете теперь от нас свою красавицу? Жалко мне, я привыкла к ней очень, она меня тут баловала: готовила для меня всегда отдельно, да все свежее, ароматное, да без зажарки.
- Мы рады, что Изабелла вам понравилась, но наш золотничок нам самим нужен. Он хоть и мал, да дорог, - мама и тут не обошлось без поговорки.
Пока папа отдыхал после дальней дороги, мама показала Изе новые наряды. Их мама привезла немало. И платье ярко-белое до синевы, с косым срезом подола, украшенным крохотными гирляндами мелких цветочков, которые висели в разрезах юбки и на присобранном лифе. Лиф застегивался сзади на шее, при этом спина оставалась отчасти оголенной, из-за чего Иза сомневалась, что решится его надеть в здешней обстановке, хотя видела, что оно очень ей идет.
- Какая ты у меня красавица! – воскликнула мама, когда Иза успела перед ней покрасоваться и в белом, и в черном маленьком платье с вологодскими кружевами на коротких рукавах, и в бирюзовом брючном костюме на осень с шелковой блузкой и пиджаком с цветами, вышитыми на его спинке.. Джинсы, пара футболок и кроссовки к ним привели Изу в восторг. Супинатор мама привезла новый. Он легко входил и в кроссовки, и в дорогие красивые босоножки на изящном каблуке, и в добротные строгие туфли. Когда все это Изабелла перемерила, мама сказала:
- Надеюсь, не напрасно я все это привезла, и ты будешь теперь ходить тут нарядная? Так я переживала, что ты попала сюда в одном-единственном платье, столько здесь в нем провела времени, а ведь о тебе некому тут позаботиться, всем ты здесь чужая и ненужная!
- Мамочка, спасибо за наряды, но мне их некуда будет одевать, хотя просто одно платье на смену очень было бы кстати. Нет, что же это я? Ведь так мне хочется нарядиться  на самом деле, ты не поверишь! – с жаром прижавшись к маме, воскликнула  Изабелла.
Кахрабат их не беспокоила. Узнав, что родители Изабеллы привезли долг, она решила, что теперь их дочь работать не обязана, и отправила на кухню Хадижат, не надеясь на свои поварские способности. Та накрыла в столовой стол к ужину в простонародных дагестанских традициях. Все было просто, дешево,  без изысков.
За ужином все обменялись вежливыми приветствиями, но глядя на задумчивую Барият, ели молча. Даже дети сидели притихшие, озадаченные одним – ожиданием приезда Джамала.
Было видно, что для Барият очень непривычно сидеть за одним столом с заложницей, но в новом наряде Иза была непохожей на себя и необычайно красивой. Ее чисто вымытые пышные пепельные волосы были заколоты на затылке новой бежевой заколкой с блестящей инкрустацией. Оголенная тонкая шея изящно, по-лебединному, изгибалась, подчеркивая четкий профиль и белую, будто прозрачную кожу лица с нежным румянцем на щеках. Новая одежда освежала маленькую заложницу так, что Барият не удержалась от комплимента:
- Вашу дочь прямо не узнать сегодня, так она расцвела и похорошела после вашего приезда, - сказала величавая жена Джамала, обращаясь к родителям Изабеллы.
- Спасибо, - отозвалась Катерина. – Для нас это очень приятно. – Нам с мужем хотелось бы выразить вам соболезнование в связи с недавней кончиной вашего сына. Очень вам сочувствуем.
- Да, такого горя и врагу не пожелаешь. Но сейчас давайте спокойно поужинаем, ведь вам надо отдохнуть с дороги, а для этого пораньше лечь спать. Приятного всем аппетита!
Но лечь спать родителям Изабеллы в ту ночь удалось только под утро.
Изабелла подробно и честно рассказала им все, что произошло с ней за то время, пока она жила заложницей в доме Джамала. Родители молчали, не перебивая, будто они ждали от нее рассказа о чем-то подобном. Их молчание ее подбадривало, и она рассказала им и о своей любви к младшему сыну хозяина, и о своей надежде, что он ее тоже искренне любит.
Рассказала она, что по своему решению, добровольно, обдуманно и по любви, но под давлением обстоятельств, отдала она  любимому свою девичью честь. Не созналась она только в том, кто на самом деле убил Сараби,  и зачем поехали Джамал с Маратом в родной аул. Это были не ее тайны. Страшные тайны. Иза хорошо сознавала, что от тех, кто знает главную тайну, требуется ее сохранение, иначе у того, чья она, не останется шансов. Не спастись от возмездия, нет. У Абдусалама не будет шансов стать хорошим человеком.
Двенадцатилетний преступник еще слишком молод, наивен и чист, чтобы не дать ему хоть одну возможность воспитать свой характер в тяжелом сельском труде и заботах о своих осиротевших братьях и сестре. Надо же попытаться отмыть его зашибленную, израненную душу водой из прозрачных, хрустальных горных родников, очистить его дыхание ароматным воздухом зеленых лугов, вместо того, чтобы окунуть его в смрад тюремной камеры, доверху забитой подонками, отбросами общества, которые дни и ночи только и вынашивают планы по своему быстрому обогащению и мечтают о красивой и беззаботной жизни.
Они в принципе не готовы мучиться угрызениями совести за совершенные ими преступления и считают для себя позорным любой физический труд. Чему хорошему научат такие «учителя» двенадцатилетнего пацана, которому теперь ни мать, ни отец не подскажет, как надо жить правильно? В этот кошмар попасть он всегда успеет, если не сумеет понять, наконец, что хорошо, что плохо.
Если строгий, хоть и придавленный горем его дед Джамал, сможет одолеть эту тяжесть и проникнется к внуку не той всепрощающей любовью, которую он испытывал к его отцу, своему старшему сыну – такая любовь и вседозволенность губит, а разумная, ощутимая, требовательная и строгая, но сильная любовь деда к внуку, сдерживаемая от безрассудства памятью, что именно этот внук лишил  несчастного отца любимого сына, - такая строгая любовь может спасти Абдусалама и сделает из него человека.

ГЛАВА 37

Джамал и Марат приехали на следующий день после обеда. Привыкшая к затворничеству Изабелла не стала выходить из гостевой комнаты, не желая лишний раз показываться Джамалу на глаза и рассчитывая, что Марат, если захочет, сумеет организовать их встречу сам. Иза нарядилась в новое белое платье и села у окна с книгой в руках в ожидании возвращения родителей после отдачи долга Джамалу. Прошло немало времени, но родители не возвращались. Вместо них заглянула Кахрабат и с порога воскликнула:
- Ты каждый день меняешь платья, я тебя не узнаю, - знаешь такую песню? У меня отец служил в армии, там ее выучил, и он на всех свадьбах ее пел. Слова я дальше забыла, но сейчас увидела тебя и вспомнила. Ты в этих  новых нарядах превратилась в настоящую красавицу. Если бы не ноги, могла бы попробовать стать моделью.
- Зачем мне это нужно? А кроме того, я ведь невысокая, а там с метра семидесяти пяти принимают. Представь себе картину – где-нибудь в Москве в огромном зале сидит разнаряженная публика, по подиуму одна за другой проходят высокие худющие девушки в красивых нарядах и вдруг вслед за ними выходит, - Иза встала, - небольшого росточка девушка в длинном платье со шлейфом и, подпрыгивая, она показала себя в прыжке, чтобы не хромать и казаться выше, несется вслед за впереди идущими красавицами. Все в ужасе расступаются, а твоя знакомая хромоножка, разогнавшись, не может остановиться и вылетает на головы бедных зрителей.
 Люди вскакивают с кресел, кто пошустрей, успевает сбежать, а я падаю на толстую тетку, которая визжит в ужасе. А в шлейфе моего наряда успевает запутаться старый дед, который пришел полюбоваться молоденькими красавицами. Он потратил на них много денег, они все ему принадлежат, а тут, на тебе, непонятно, что, вдруг свалилось на его седую голову. Он оглох от визга тетки, одурел от того, что не может выбраться из-под моего шлейфа, обозлился на того, кто допустил весь этот конфуз. Сердце его не выдерживает и он прямо под шлейфом умирает.
- Какая ты кровожадная фантазерка, оказывается! – держась за живот от смеха, подыграла Изе Кахрабат.
- Но я-то знаю, , - сама, сгинаясь пополам и захлебываясь от смеха, продолжала фантазировать Изабелла, - я чувствую что старец этот падения моего на его голову не перенесет и меня, как убийцу богатого старца посадят в тюрьму. И конец мне, так и знай. Ха-ха-ха!
- Тю, на тебя, что за бред? Ха-ха-ха! Плела-плела, вконец меня напугала, что с ума сошла от радости после встречи с родителями, а теперь хохочешь, как ни в чем не бывало?
- Значит, не сумела тебя рассмешить, хоть и очень хотела. У меня хорошее настроение, отец долг отдаст, и мы уедем, расстанемся, вот и хотела я тебе тоже поднять настроение. Ну, не обладаю я клоунскими способностями, что ж тут поделаешь. Хоть и готова всегда посмеяться, а над собой тем более.
- Ой, да ты меня уболтала вконец, а ведь меня за тобой прислал Джамал, - всполошилась Кахрабат. – Они ждут, а мы тут с тобой по комнате прыгаем. Пошли скорей!
Взявшись за руки, девушки выскочили из комнаты и запыхавшиеся ворвались в гостиную, где беседовали хозяева дома с родителями Изабеллы.
- Вот видите, какой красавицей стала ваша дочка, пожив у нас всего пару месяцев, - с важностью провозгласил во всеуслышанье Джамал, когда, светясь белизной наряда на фоне густого румянца на девичьих щеках, Изабелла вошла в комнату.
- Так что ж теперь ты решил купить ее у нас? – с досадой в голосе спросил Рабадан.
- Как это купить?! – воскликнула Иза.
- Да не слушай ты отца, Изабелла. Он не хочет понимать, что не могу я сейчас вашу с Маратом свадьбу играть, траур в семье. Ты же хочешь за Марата замуж? – в лоб спросил Джамал Изу. Она не ожидала подобного разговора и молчала, оглянувшись на сидевшего здесь же Марата.
- Долго ты собиралась, я за тобой специально послал, но теперь-то я понимаю, на что ты время потратила. Хороша, ничего не скажешь.
- Вот сын мой всю плешь мне проел во время поездки, чтобы я помог вам с ним переехать в Москву, чтобы ноги тебе исправить и  свадьбу сыграть через год. Деньги для этого предлагаю пока свободные – те, что привезли твои родители в качестве долга и процентов. В ответ твой отец заявляет, что я решил у них тебя купить, хотя лично им я эти деньги не предлагаю.
Итак, повторяю свое предложение: Изабелла и Марат едут в Москву к Наби. Да, они без свадьбы будут жить как муж и жена, мулла их завтра же поженит. Это не я придумал, они сами это затеяли, я сопротивлялся, как мог. Любовь у них, видите ли!
Решайте до завтрашнего утра, пока я добрый, - провозгласив этот призыв, Джамал вовсе не по-доброму стукнул кулаком по столу и продолжал:
- Деньги мои лежать без движения не будут ни дня. Завтра я пущу их в дело, а сегодня готов при вашем на то согласии  истратить на переезд Марата и Изы в Москву, на их обустройство там, на перевод Марата в московский институт и на операции Изабеллы. Кто меня может осудить, что я хочу видеть на свадьбе своего сына здоровую полноценную невесту? Не хочу, чтобы шептались по углам, что все невестки у Джамала с изъяном, значит, с сыновьями что-то не так.
При этих словах Кахрабат злобно зыркнула на свекра. Ведь, по ее мнению, за ней-то никаких изъянов пока не числилось.
В это время  Джамал, думая только о своем предложении и не замечая обиды невестки, продолжал:
- Изабелла ваша стала нам за все это время родной, близкой и понятной, - сказал Джамал, обращаясь к ее родителям. – Она умна, трудолюбива, добра и очень умела. Хвалил я ее мало, чаще ругал, но сейчас признаюсь, что вполне понял, что человечек она правильный, только теперь, когда мы с Маратом вернулись и поговорили с ее родителями. Оказалось, что эта девочка сразу рассказала вам все, что должна была рассказать, как добропорядочная дочь своих родителей, но при этом сохранила даже от вас тайну нашей семьи, хранить которую пообещала. Именно это убедило меня, что она человек стоящий. Надежный, порядочный, правильный человек и хорошая девушка, поэтому я и хочу, чтобы она и физически была полноценной и здоровой, а не купить хочу ее у вас, ее родителей. Выдумали тоже!
«Уж не желание ли держать меня в поле зрения сделало вдруг таким добрым Джамала?» - засомневалась Изабелла. – Не боязнь ли за судьбу Абдусалама руководит им сейчас? Сомневается, наверное, что не выдам его внука, если не стану членом семьи.
- Свои деньги я готов во все это вложить, помочь сыну и будущей невестке, а в остальном - решение за вами. Подумайте вместе с ней. Я свое предложил, а вы, как решите, так и будет.
Марат все это время в упор сжигал Изабеллу своими карими глазами. Она, конечно, это замечала, изредка бросая на него косые взгляды из-под длинных, изогнутых ресниц. То, что говорил Джамал, потрясло Изабеллу. О таком будущем она и мечтать не смела. Почему же отец с матерью отказываются от предложения скупого и расчетливого Джамала?! Вот бы с ними наедине поговорить!
Но оказавшись наедине с родителями в гостевой комнате, Иза не смогла вначале даже словечка вставить.
- Какой наглец! Что выдумал! – возмущался Рабадан. – Это все ты виновата! – напал он на Катерину. – Для чего ты девчонку учила готовить столько блюд, если знала, что она калека и замуж ее не возьмут? Видишь, для чего пригодилась твоя выучка? Почти два месяца твоя дочь была в этом доме безропотной рабыней, жила, как собачонка, спала на полу, на жалкой подстилке и это Джамалу так понравилось, что теперь он решил сделать ее игрушкой для своего сластолюбивого сыночка, пообещав дать денег на операцию.
- Но он же замуж за Марата предлагает ее отдать, - робко попыталась вставить Катерина.
- Без свадьбы? И ты этой сказочке поверила? Да еще хочешь меня убедить, что это правда, что он не блефует? Да он за копейку удушится, уж я-то его знаю, а тут такие деньжищи выбросит на лечение чужой ему девчонки!
Тут уже не утерпела Изабелла:
- Папа, не волнуйся, помни, что тебе нельзя. Это, во-первых. А во-вторых, посуди сам, что я теряю? Убить они меня не убьют, раз до сих пор не убили.
- Ой, доченька, слава Богу, что не убили! Мы уже не надеялись тебя в живых застать, - запричитала Катерина.
- Зря вы беспокоились, ничего страшного со мной тут не было. И очень хорошо, что мама меня готовить научила. Благодаря этому меня оставили, а то забрали бы тебя, папа, вот тогда, неизвестно, что было бы с тобой, выжил бы ты запертый в подвале или на тяжелой работе? Когда я приехала, Джамал злой был ужасно, грозился тебя своими руками в подвале запереть. А со мной Джамал не был уж очень жестоким, хоть и кричал иногда. Особенно, когда ему сказали, что я – причина гибели его старшего сына, но за все время я убедилась, что Джамал строгий, но рассудительный и очень добрый к своим.
- Не могу поверить в твою искренность! Ну, хоть убейте, кажется мне, что он хочет нас обвести вокруг пальца и заполучить в свой дом нашу дочь, чтобы и дальше ее эксплуатировать.
- Папа, папа, пусть! Пусть даже так. Пойми меня, я очень люблю Марата и верю, что он любит меня. Я согласна быть рабыней в его доме и жить с ним без свадьбы «в позоре», как вы с мамой считаете. Единственное, о чем я смогу пожалеть – это учеба. Я очень хочу учиться. Но я почему-то очень верю Джамалу и думаю, что вылечить меня он в самом деле собирается.
- Послушай, Рабадан, послушай меня, попросила мужа Катерина. – Ведь ты не надеешься заработать столько денег, сколько Джамал предлагает заплатить за операцию Изы?
- Интересно, а кто ж это их заработал? – возмутился Рабадан.
- Заработал-то ты, но разве, положа руку на сердце, можешь ты такие деньги отдать на ее лечение? Собираешься ли ты делать ей операции одну за другой, как предлагает Джамал? – спросила Катерина. – Пусть он нам врет, а вдруг – нет? Если есть хоть крохотная надежда, что Изабеллу вылечат, и она будет полноценным человеком. Давай согласимся на предложение Джамала, мое такое мнение.
- Давайте, давайте согласимся, - подоспела Изабелла.
- Ну, напали с двух сторон! Вас двое, я – один. Но это ничего не значит. Я до утра подумаю и завтра скажу свое решение. Будет так, как я скажу, согласны? – спросил Рабадан, строго глядя на жену и дочь.
- Согласны, - ответила  Катерина, а Изабелла сказала:
- Папа, я не хочу тебе перечить, но, знаешь, если ты не согласишься, тебе придется меня запереть, потому что я сбегу.
- Вот только попробуй! – строго сказала мама.
- Разболталась тут! Ну-ка спать ложись сейчас же! – приказал отец.
- Мне надо в туалет, - заявила Иза и юркнув в дверь, мгновенно исчезла из комнаты. За окнами раздавался художественный свист. Родители Изабеллы переглянулись – понятно было, какой ей нужен туалет.
- А что ты хочешь? Молодость, - постаралась успокоить мужа Катерина. – По мне так и, слава Богу, ведь мы с тобой, вспомни, не надеялись, что она найдет когда-нибудь себе пару, а тут радоваться надо – она влюблена и парень просто красавец. Так пусть же наша бедная дочка хоть недолго, сколько ей Бог даст, но почувствует себя счастливой. Мы – родители не должны становиться у нее на пути, разве ты так не считаешь? Рабодан, слышишь? Ты, что, спишь уже?
Рабадан нарочито громко сопел и даже похрапывал. Катерина знала своего мужа, это означало одно: он сердит и хочет, чтобы его оставили в покое.

ГЛАВА 38

Белое платье Изабеллы сияло в ночи, будто светлячок. Давно поджидавший ее Марат уже устал насвистывать мелодии Земфиры, чтобы Иза догадалась и вышла к нему на свидание. Поэтому, когда она, наконец-то, появилась в проеме двери, освещенная светом из комнаты, влюбленный парень пришел в восторг, поднял ее на руки и, страстно прижимая к своей груди, целовал ее и приговаривал:
- Изетта моя, Изольдочка изумрудная! Как же я соскучился! Будто век тебя не видел и не целовал, не прижимал к себе мое сокровище!
- Ой, Маратик! Я тоже соскучилась. Думала, что не дождусь, пока вы с Джамалом вернетесь из аула. До приезда родителей я времени не замечала, на кухне крутилась, думать успевала только о том, что приготовить, чтобы не повторять блюдо слишком часто, а тут времени сразу столько оказалось, что только о тебе и думала. Кахрабат в комнату твою меня водила. Пока я книжку себе почитать выбирала, так я, будто с тобой повидалась. Вспомнила все, запах там твой родной такой, что я едва удержалась, чтобы не зареветь. Думала, что все кончено, что отдадут родители долг и увезут меня от тебя. И никогда мы с тобой не увидимся больше.
-Ну, что ты, Изочка, родная моя! Ведь я тоже думал о тебе, отцу покоя в поездке не давал. Требовал, просил, уговаривал, убеждал, что он должен нас поженить, что мне, кроме тебя, никто больше не нужен. Он уже  сдаваться начал, а тут родители твои долг привезли, вот он на радостях и решил все сделать в лучшем виде. Скажи, почему твой отец так ругается и не разрешает нам пожениться?
- Он пожениться разрешает. Но со свадьбой, с родней за столами, а без этого он твоему отцу не верит. Он знает его давно, знает, что он прижимистый, скупой, если не сказать, жадный. Отец не верит, что мне, чужой для себя девчонке, Джамал готов дать денег на операцию. Да еще так много денег!
- Но ведь ты, Иза, уже успела узнать моего отца? Ты-то веришь ему? Хоть это цинично звучит, но он не столько тебе, сколько мне, своему сыну хочет помочь, хочет, чтобы ты, моя невеста, была безупречной. Ведь никто не знает, какое ты на самом деле сокровище, и будут судачить, что вот русскую взял, да еще калеку, значит, сам неполноценный.
- В Зеленокумске меня даргинкой считают, а в Дагестане – русской. Кто же, интересно, я на самом деле?
- Метиска ты, не мне тебя учить, ты в этом разбираешься не хуже меня, но для наших  не имеет значения, что отец твой даргинец и мать, хоть и русская, но выросла в Дагестане. Раз живете в России, мать русская, о моя родня будет тебя русской считать, хочешь – не хочешь. Главное – это все для меня неважно! Давай поговорим о главном: что решили твои родители?
- Ничего они не решили. Мама – за, а папа против. Сказал. Что окончательное свое решение объявит завтра, когда проснется.
- А ты сама, что решила? Ведь я до сих пор не знаю, согласна ли ты выйти за меня замуж?
- Если…
- Ах, если?!
- Да, если я буду единственной твоей женой, если ты поклянешься мне, что никогда не возьмешь вторую жену, то да, я согласна. Давай, договоримся сразу – если ты полюбишь другую, то скажешь мне честно и тогда я уйду. Пообещай только, что ты отпустишь со мной наших детей.
- Всех?
- Конечно!
- И как ты одна сможешь прокормить пятнадцать детей?
- Сколько?!!
- А ты как думала? На меньшее я не согласен! Если будут двое-трое, тебя уведут у меня, я и оглянуться не успею, а где-то после первого десятка каждый подумает, нужно ли ему сокровище по имени Изабелла в оправе из такого количества голодных ртов? И ты – что? Ты останешься со мной.
- Ну, все распланировал великий ты мой стратег! Ладно, там посмотрим. А пока, давай пойдем на ту лавочку, ты мне подробно расскажешь, как устроили Абдусалама и детей?
- Хорошо устроили. В доме там порядок и чистота. Все новенькое. Соседи – родня, хоть и далекая. Муж и жена, давно уже присматривают за домом и двором. Там все есть для жизни, но кое-что обустроили специально. Телефон провели, можно теперь позвонить. Но Абдусаламу дед по пустякам звонить не разрешил. Только в крайнем случае. Сказал, чтобы все решал сам, помощи не просил, а только спрашивал, как сделать то или это, у стариков-соседей. Джамал им поручил глаз не спускать с малышей и Абдусалама, но не вмешиваться, а только советовать и подсказывать. Я, конечно, волнуюсь, отец тоже, но он надеется, что ничего плохого не случится, до сентября парень втянется, а там – школа, забот будет больше, а времени на планирование дурных поступков не будет оставаться вовсе. Насколько я его знаю, он очень жалостливый, ответственный и надежный  парень, поэтому убежден. Что отец все решил правильно.
- Позвольте нескромно поинтересоваться – а с чьей подачи?
- Да моя ж ты, Изетта! От скромности ты не умрешь, это ясно пожалуй. Да, помню я, помню, что это ты убедила отца спасать Абдусалама. Помнит об этом и отец. Во многом именно это обстоятельство помогло мне уговорить его поженить нас с тобой.
- Знаешь, Марат, меня точит сомнение, не хочет ли Джамал таким способом удержать меня в поле зрения, чтобы задобрить меня, чтобы я никогда, даже случайно, не выдала бы тайну преступления Абдусалама? – спросила Иза.
- Конечно отец у меня суровый, но не думаю, что такой коварный. Ведь не только Сараби и его дети, но и я тоже ему дорог, он по-отцовски любит меня и хочет, чтобы я был счастлив. Думаю, что это я сумел его убедить, что без тебя мне счастья не видать и он предлагает помочь. Осталось убедить твоего отца, что здесь тебя любят, ценят и ничего плохого тебе не грозит.
Скажи, а ты сама-то готова ехать со мной в Москву, а не с родителями в Зеленокумск?
- Готова, конечно, хоть и страшновато мне немножко, но ведь ты будешь рядом и  не дашь меня в обиду?
- Конечно, не дам!
- Никому-никому не дашь?
- Конечно, никому-никому! Чтобы я позволил хоть кому-нибудь тебя обидеть, меня мало связать по рукам и ногам. Думаю, впрочем, что до этого не дойдет.
- А как я соскучилась по Зеленокумску, своим сестрам и братишке! Да и с отцом и матерью еще не наговорились, хоть и лютуют мой папусяка не на шутку.
- Иза, ты где? Иза! – голос мамы заставил вздрогнуть обоих.
- Уже иду, мама! Сейчас, - полушепотом отозвалась Изабелла. Она чмокнула Марата в губы, прошептав совсем тихо:
- Все, пока-пока!
Но Марат не разжимал объятий, пока все-таки крепко не поцеловал Изабеллу долгим прощальным поцелуем, а потом уже повернул ее в сторону приближающейся матери и слегка подтолкнул в спину, прошептав:
- До завтра, Изольда моя. Смотри, не разбуди Рабадана, чтобы он завтра бы я добрый и разрешил нам пожениться.

ГЛАВА 39

Рабадан плохо выспался за ночь, потому что тревога разъедала его душу. Утром, когда он смотрел на освещенную первыми лучами солнца милую головку спящей дочери, в голове его роились подозрения:
«Что задумал этот коварный Джамал? Ведь невозможно поверить, что без всякой для себя выгоды он сватает за своего красивого младшего сына мою дочь-калеку! Да еще собирается ее лечить за свои деньги! Может, он только соблазняет девчонку этим лечением? Она еще наивный ребенок, верит всему, что говорят, влюблена в красавчика Марата, хотя и тот, похоже, к ней неравнодушен, это невооруженным глазом видно. Катерина в этом больше меня уверена. Но она женщина, верит своей пресловутой дурацкой интуиции, а меня же не обдуришь. Уверен, что здесь что-то не так. Ведь это Джамал, а не кто-нибудь! С чего это он вдруг раздобрился? Всю жизнь я знал Джамала как заносчивого, неприступного и самовлюбленного, а тут он так мягко стелет, что страшно – не жестко ли спать придется? Неужели смерть старшего сына так на него повлияла? Как все это понять? Можно ли доверять его словам?»
Где ж было разобраться взволнованному отцу девушки –калеки, до сих пор не замечаемой представителями мужской половины человечества, и вдруг так неожиданно оказавшейся желанной невестой для красивого и богатого юноши, заручившегося согласием на свадьбу у своего жестоконравного отца.
Рабадан никак не мог заставить себя изменить свое теперешнее враждебное отношение к Джамалу на прежнее дружеское.
А непривычная спать допоздна Катерина уже проснулась и, разбудив Изабеллу, пошла с ней умываться, но Рабадан все еще лежал неподвижно с закрытыми глазами и продолжал думать:
«А вдруг все это, пусть необъяснимая, но правда, а я, именно я, родной отец, лишаю свою дочь счастья всей ее жизни? Ведь что ее ждет дома? Выучится на учителя, и всю жизнь будет вышагивать между партами на своих хромых ногах? Может и встретиться ей какой-нибудь добрый и хороший человек, но ему, наверняка, не придет в голову тратить сумасшедшие деньги на исправление ее искалеченных полиомиелитом ног, если деньги такие вообще у него найдутся. Так и будет хромать до конца своих дней.
Джамалу же, наверное, стыдно будет перед друзьями и соседями, что при его немереном богатстве его красавец сын вдруг оказался женатым на хромоножке, хоть и очень красивой хромоножке. Заносчивый и важный Джамал не захочет краснеть перед многолюдной шикарной свадьбой, а другой свадьбы у Джамала просто не может быть. Вот с этой практичной точки зрения вся ситуация становится ясной, объяснимой и правдоподобной. Пожалуй, надо будет высказать свое согласие  Джамалу на эту свадьбу, пусть даже и не скорую. Пусть пока будет только официальное заключение брака в ЗАГСе и у муллы. Однако, шайтан его дери, что помешало Джамалу запретить, прекратить, уничтожить на корню и не дать расцвести этому любовному цветку? Ну, не похоже это на него, хоть убей! Впрочем, решение принято, Теперь после драки поздно руками махать! Что касается свадьбы, то он вынужден будет ее устроить. Хочет или не хочет, а никуда не денется, хоть через год, хоть через два. И соседи его застыдят, решат, что причина в его скупости, и он, Рабадан, как отец невесты не будет молчать и покоя не даст, пока по всем правилам дочь свою в жены не оформит. И дочь свою они с женой из поля зрения не упустят и в обиду тоже не дадут».
Рабадан открыл глаза и решительно сел на кровати. Катерина и Изабелла были уже одеты, умыты и причесаны.
- Доброе утро!
- Ну, будет ли оно добрым для нас, зависит от тебя, от твоего решения. Вот что ты надумал? – спросила мужа мама Изабеллы.
- Да решил я, хоть и не понял, что заставило Джамала согласиться на этот брак, почему он не вынудил сына выбросить всю эту дурь из головы. Посмотрим, что из этого получится в дальнейшем, а пока я решил дать свое согласие на официальное заключение брака Изабеллы и Марата, и освящение этого союза муллой. А свадьбу пусть играют, когда надумают, если надумают вообще. По крайней мере мы свою дочь из поля зрения не упустим и в обиду не дадим.
После завтрака Джамал, важный и неприступный, восседал за своим столом в кабинете, а в расставленных у левой стены креслах сидели – его величественная жена Барият, младший их сын Марат и вызванная из Махачкалы степенная тетушка Асият. В таких же креслах у правой стены сидели Рабадан и Катерина, а между ними на стуле, будто под охраной, устроилась Изабелла в своем новом бирюзовом брючном костюмчике. Блестки, украшавшие шифоновую блузку Изабеллы сверкали в лучах утреннего солнца, и, казалось, отражались в жаром пылающих глазах Марата.
 У самой двери было оставлено кресло для Кахрабат, но эта егоза усидеть в нем долго не имела терпения и под любым предлогом, несмотря на неуемное любопытство и желание не пропустить ни словечка, убегала то проведать детей и нану, то принести Джамалу горячий свежий чай, и заодно проинструктировать не вполне еще  освоившуюся в огромном хозяйстве Хадижат. При этом всем в доме Кахрабат успевала поведать последние новости о происходящем в кабинете Джамала сватовстве.
Уже договорились обо всем, во всем наступило согласие, кроме одного – Рабадан настаивал на официальной регистрации брака в поселковом совете, а Джамал не мог пойти на этот шаг ни в коем случае.
- Ты пойми, Рабадан, - объяснял он, явно выходя из себя, - не могу я провести регистрацию брака своего сына в тайне. Тут же узнают все до одного в поселке. В семье траур и перешагнуть через обычаи нельзя. Пусть молодых поженит мулла, пусть после этого они уедут в Москву. Там Марат будет учиться, Изабелла – лечиться, а через пару лет они приедут сюда, и сыграем хорошую свадьбу. Это я вам обещаю.
- Ты, Джамал, - обратился к хозяину дома Рабадан, - поверил мне, когда занял деньги, но когда я вовремя не смог отдать долг, ты не поверил, что так сложились обстоятельства, что нет в этом моей вины, нет злой воли, что я чуть позже, но отдам обязательно. Так почему же теперь, когда я тебе не деньги, а самую любимую свою дочь отдаю, ты требуешь от меня слепой веры в твое слово, твою честность и порядочность? Давай не будем вспоминать, что было в наших отношениях в прежние времена, если по воле Аллаха наши судьбы переплетаются родственными узами, то давай подумаем сейчас о них, о наших детях, с полным уважением к их единственной и неповторимой жизни. Ведь мы с тобой хорошо знаем, как она коротка и быстротечна. Что будет через год, что через два – точно покажет время, но пока я жив, моя дочь не будет, словно безродная сирота, жить в грехе. Ведь через год может родиться ребенок, об этом кто-нибудь подумал? Как часто повторяет моя жена, есть русская поговорка: «Человек предполагает, а Бог располагает». Так не заставите же вы Изабеллу сделать аборт, потому что еще не исправлены ноги и не сыграна во всей красе пышная свадьба?
- Нет-нет, что ты, что ты! – загудел хор голосов, в котором выделялся бас Джамала.
- Вот и давайте предусмотрим все это сейчас, а не тогда, когда будет поздно.
 Марат невольно улыбнулся после этих слов Рабадана, по-прежнему не сводя глаз с любимой.
- «Круто!» - подумал он. – «Ведь это ж о моем сыне речь! Или о дочке?»
- У меня есть предложение, - взяла слово Катерина. – Раз уж нельзя, чтобы знали о регистрации брака в Мамед-Кале, можно было бы оформить брак в Зеленокумске, а уже оттуда уехать в Москву.
Джамал удивился, что то, до чего мужчины не додумались, придумала именно женщина, при этом она предложила такой простой выход.
По наступившей тишине он понял, что все оценили предложение Катерины по достоинству и ждут только его решения.
Но признать превосходство женской рассудительности ему не хотелось. Он долго молчал, по глоточку отхлебывая чай.
Наконец, Джамал соизволил произнести:
- Что ж, пожалуй, я согласен.
Этих его слов оказалось достаточно, чтобы закрутилась – завертелась свадебная карусель. И очень скоро эскорт машин, украшенных шарами и лентами, под гул клаксонов несся по улицам Зеленокумска после того, как Марат вынес из ЗАГСа Изабеллу в роскошном белом платье с длинной фатой и донес на руках до Вечного огня.
Теперь они были связаны не только клятвой на Коране, но и официально расписаны в ЗАГСе, и никакого значения не имеет то, что расписались они в городе, где родилась Изабелла, а не Марат.
На свадьбу, сыгранную под руководством Катерины по русским обычаям, собрались все одноклассники Изы, хотя далеко не все из них были приглашены. Однако, многим из них хотелось прикоснуться к счастью одноклассницы – хромоножки, которая казалась ребятам и девочкам обреченной на одинокое прозябание. А вместо этого получается, что она раньше всех выходит замуж, да еще, кроме всего прочего, за такого красавчика, к тому же очень богатого. Да еще увозит он ее в Москву, где они будут жить и учиться, где ей вылечат ноги, потому что обещают сделать ту самую операцию, на которую у ее родителей денег никогда не находилось.
Примешивалась, конечно, и зависть:
- Надо же, чтобы так повезло Изабелле! Будто Золушке! – переговаривались они между собой.
Позавидовали бы они своей однокласснице еще больше, если бы попали на свадьбу, которую организовал для Марата и Изабеллы Джамал не через год, а через два после свадьбы в Зеленокумске. Но не отец Марата был виновен в такой задержке. Он-то сдержал свое обещание обеспечить молодым безбедную жизнь в Москве.
Он снял и обставил для них хорошую квартиру, перевел сына в московский вуз, организовал лечение для Изы. Молодая невестка подвела Джамала. Она забеременела и родила дочку, поэтому лечение ног пришлось отложить уже в самом начале. Дочку назвали в честь прабабушки-наны. Старушка с таким трепетом и нетерпением ждала первенца своего любимого внука, что Джамал распорядился – внучку назовут Зарият.
 Изабелле это звучное имя очень понравилось, но она кормила свою доченьку только три месяца. Потом для девочки наняли кормилицу, а Изабелла легла в клинику, чтобы исправить искривленные полиемиелитом ноги.
Она перенесла несколько операций под общим наркозом. Ей было больно и трудно, ее не раз охватывало отчаяние. Но с ней рядом был любящий, преданный Марат, который каждую свободную минуту старался оказаться рядом, шутил, подбадривал свою маленькую принцессу. Описывал, какими замечательными будут ее ножки после всех этих мучений, рассказывал, как ждет ее дома дочка, какие удивительные звуки издает, когда видит мамину фотографию, уговаривал поскорее выздоравливать, иначе отец его со свету сживет из-за несыгранной свадьбы. Слухи в Мамед-Кале расползлись о том, что мулла его младшего сына на заложнице женил. Да еще на хромой! Год ждали, чтобы срок траура прошел, а на второй год зашептались, загудели:
- Видно, зажилил Джамал свадьбу младшего сына. Ясное дело! Эти богачи каждую копейку экономят. Есть же русская поговорка: «Копейка рубль бережет», вот он, аварец, строго ей  следует, копит.
До Джамала эти слухи доходили, и он злился, торопил врачей, торопил Марата, а тот метался из клиники к ребенку, от ребенка – в институт.
Но наступил, наступил этот радостный момент – Изабеллу выписали из клиники!
Она шла по бесконечному коридору навстречу ожидавшему с букетом цветов Марату и не хромала!
Были вынуты из ее измученных ножек все эти ненавистные стальные спицы, от них остались круглые сине-красные ранки. Марат от нетерпения аж подпрыгивал на месте, не в силах удержаться от переполнявшей его радости и гордости за красавицу жену.
С чем могут сравниться ее роскошные пышные волосы, блестящие бездонные глаза, нежные щечки, сладкие губки, а ножки – ножки заживут, станут беленькими и здоровыми.
- Девушка, кто вы? Вас совершенно не узнать. Впервые вижу такую красавицу! Вы позволите подарить вам цветы? Это розы. Вы любите розы? – без умолку тараторил Марат, словно пастух глупую овечку, загоняя Изу в лифт.
- Может, вы кого-то другого ждете? – с готовностью вступила в игру Иза. - Может вы обознались и цветы предназначены другой?
- Да жену я ждал, жену. А вы на нее очень похожи, видите ли. Только красивей гораздо. Вот я и подумал, может я вам тоже покажусь привлекательным и мы очень быстро создадим прочный и нерушимый союз? А отец мой спит и видит отгулять мою свадьбу и невестку себе хочет самую красивую в мире, а,  на мой взгляд – это как раз вы и есть.
- А как же жена ваша? Куда вы ее спровадите? – подыграла мужу Изабелла. Переговариваясь таким образом, они уже дошли до ожидавшей их машины.
- Ой, вы знаете, она у меня очень чуткая, очень умная и я надеюсь, что она нас даже не побеспокоит, во всем сама разберется, обо всем догадается  и самоустранится. Здесь в больнице она и останется. А с вами мы начнем новую жизнь, я назову вас ее именем, мы сыграем свадьбу, и моя дочка будет звать вас мамой, а я буду всю жизнь носить вас на руках.
- Господи, какой ужас ты мне наплел, Марат! Я все это, как наяву представила, и до того ясно, что мне жутко стало! Если бы я не знала тебя, не привыкла бы к твоим приколам, я бы сейчас разревелась от обиды за твою «жену», которую ты из больницы забирать передумал ради случайно попавшейся на глаза красавицы.
- Изетта моя, я тебя узнаю, наконец. Это именно ты, моя чуткая, моя добрая Изольда! И ножки твои? А где Изабеллины ножки? Я их так любил! Верните мне их!
- Не говори так, Марат, а то я обижусь не на шутку! Прекрати! Немедленно прекрати! - Радостно блестевшие до сих пор глаза Изабеллы наполнились слезами. Губы жалостно задрожали и Иза, сидя рядом с Маратом в автомобиле, обиженно отвернулась от него и стала смотреть в окно.
Он ласково погладил жену по щеке, притянул к себе и крепко, страстно поцеловал. Она еще чуть-чуть обиженно  дула губки и отталкивала мужа кулачками, но Марат не отпускал и поцелуи его, провинившегося, становились все горячей. Пылкость мужа не позволила любящей жене долго демонстрировать свое равнодушие, и она сдалась, ответив на его ласки.
- Мне так хочется поскорей увидеть дочку!
- Она тоже тебя ждет, не дождется.
- Больше никогда не оставлю ее надолго.
- А меня?
- И тебя.
За окном машины проносились улицы Москвы, и глаза слепило закатное солнце на безоблачном небе.