*1*
Вспышка фотоаппарата осветила темный угол заброшенного дома. Замерли пауки на своих паутиновых плантациях, затихло шуршание крысы за стеной. Но только на миг, пока горела вспышка.
Ольга посмотрела в экран своего нового цифрового фотоаппарата. Кадр получился зловещий и тоскливый. Выцветшие обои; разваливающаяся тумба, старинная, витиеватая, чудом не тронутая бомжами. Остаток рваной пыльной шторы, свисающий до самого пола и… он! Снова, он!
Ольга прищурилась, всматриваясь в маленький мерцающий экран. За шторой, возле окна, она увидела что-то похожее на человеческий силуэт. И рука… в темноте сложно было понять, что это – странная тень или действительно рука, косматая, огромная, нечеловеческая рука.
Ольга оторвала взгляд от фотоаппарата, начала всматриваться в тот угол. Без вспышки, почти ничего было не разобрать в этой густой сумеречной темноте. Она сделала шаг к окну.
За шторой что-то шаркнуло. Как будто, кто-то прижался к стене. Оля замерла. По плечам побежали мурашки. Хотелось думать, что они идут от холода, а не от страха. Она медленно и плавно подошла к окну и протянула руку к шторам. Руке, вдруг, стало необычно жарко. Так бывает, когда подносишь руку к костру – лицо, тело и спина замерзают, а кончики пальцев томятся в покалывающей приятной теплоте. Слух уловил еле различимое сопение. Как будто кто-то затаился и старался дышать тихо-тихо…
Оля резко отдернула штору.
Никого…
Разочарование смешалось в странный коктейль с чувством облегчения. «К сожалению, там никого нет, слава Богу», - подумала Оля.
Оля быстро запихнула фотоаппарат в чехол и помчалась прочь из этого заброшенного дома.
- Снова видела своего монстра? – спросила Алла, по-кошачьи развалившись в кресле кафе.
- Покажи! – протянул руку Валера.
- Вот, - Оля протянула ему фотоаппарат. Валера уставился на экран.
Они представляли собой на редкость странную компанию.
Алла решила сегодня не слишком выпендриваться и пришла в обтягивающих джинсах и белой майке. На голове у нее красовался черный мужской котелок, который ей оказался безумно к лицу. Она курила сигары, вальяжно выпуская густой дым. Алла говорила по большей части какими-то отрывочными туманными фразами. Но Оля с Валерой давно привыкли к ее манере общения.
Алла протянула свои тонкие пальцы с черным маникюром к фотоаппарату и забрала его у Валеры.
- У вас астральная связь, - прокомментировала она.
- Сколько у тебя уже его снимков? – спросил Валера.
- Полностью – ни одного. То есть, где-то глаз, где-то ухо, где-то силуэт…
- Ну, сколько?
- Этот девятый, - ответила Оля.
- Девять – вполне достаточно, - сказала Алла.
- Достаточно для чего? – не понял Валера.
- Просто, достаточно. Не цепляйся к словам, - Алла снова припала губами к своей толстой сигаре.
Валера был в клеточку. Он всегда наряжался пестро, аляповато, чтобы сразу цеплять взгляды людей в повседневной сутолоке. Хотя он и так был всегда заметен из-за своего роста, длинный, долговязый, на голову выше всех остальных в толпе. Сегодня, на нем были зеленые вельветовые брюки и оранжево-красная рубашка в клеточку. В дополнение к этому, он зачем-то напялил смешные пластиковые очки синего цвета. Когда Оля спросила, зачем ему очки, ведь уже стемнело, он ответил, что сегодня хочет видеть этот мир в синем цвете. И время суток тут нипричем.
Валера нахмурился.
- Оль, а почему ты снимала со вспышкой? Это не профессионально.
- Знаю, - отмахнулась Оля, - аппарат новый совсем. Просто проверяла все функции. Просто, чтобы знать.
- Как это по-операторски… - заявила Алла.
- Что именно? – Оля сделала глоток пива из большой ребристой кружки.
- Обычные люди новый фотик проверяют дома. Нащелкают комнату во всех режимах и все поняли. А ты даже проверять отправилась в какой-то замшелый сарай.
- Это у нас с Олькой в крови!
Валера по-свойски приобнял Олю.
Валера и Оля учились на операторском факультете и были однокурсниками. Фактически, они были уже почти выпускниками. Весна, конец пятого курса. А вот Алле еще предстояло год проучиться на киноведа. Странная, по мнению Оли и бесполезная профессия. Это мнение ничуть не волновало саму Аллу. Она себя считала хранителем кино-знаний и была собой чрезвычайно горда.
- Вам принести что-нибудь еще? – подошедший официант с грустью смотрел на их столик. За два часа они заказали совсем немного выпивки и ничего из еды.
- Да, мне еще мартини, Россо, - распорядилась Алла, - двести грамм. Чистый. В смысле, без льда.
- Мне кофе, - Валера улыбнулся, - я за рулем.
- О! Значит, на такси мы с Аллкой сегодня сэкономим! А мне… - Оля посмотрела на свою кружку пива, не выпитую и на треть, - а мне поменяйте пепельницу, пожалуйста.
Официант бодро зашагал к бару.
- Итак, - Валера выложил из своей модной сумки в стиле «диско» старый Олин фотоаппарат, - я все проверил. Это не заморочки фотоаппарата. И не дефект пленки, - он выложил еще и скрученные серпантином негативы.
- Это я и сама уже поняла, - ответила Оля, - фотоаппарат поменяла, а это существо все равно то тут, то там всплывает.
- Значит, я зря проверял, - насупился Валера.
- Доказательство проф. пригодности и самосовершенствование в любом случае зря не бывают, - заключила Алла.
- А вживую ты его видела? – спросил Валера.
- Нет, только на фотографиях. Это продолжается уже месяц… То тут, то там. Сегодня я чуть его не застукала. Но… он куда-то испарился.
- Испарился? Ты предполагаешь, что это какая-то призрачная субстанция? – поинтересовалась Алла.
- Ничего я не предполагаю. Но узнать жутко интересно, - ответила Оля, - я буду на него охотиться. Фотоохота. Как в Простаквашино, - Оля улыбнулась и проводила взглядом бармена, который принес кофе и бокал мартини.
Алла выложила трубочку из треугольного бокала и отхлебнула сразу половину.
- А может быть, это оно на тебя охотится?...
- Может быть… - задумалась Оля, теребя пальцем свои бледно-рыжие кудряшки.
Она машинально взяла Аллину трубочку и опустила в свой бокал пива.
- Если так, я уж за себя постою! – она решительно взяла у Аллы свой фотоаппарат.
- Оль, ну только ты можешь хлебать пиво из трубочки, - улыбнулся Валера, глядя на то, как Оля присосалась к своему напитку.
- Люблю все необычное, - улыбнулась ему в ответ Оля, - иначе, почему я с вами, фриками, дружу?
Оля тихо открыла прошла по участку, открыв ворота своим ключом и прошмыгнула в дом.
В прихожей ее ждал отец, нахмурив брови и скрестив руки на груди.
- Бухала? – грозно спросил он, почуяв запах пива от Оли.
- Выпила пару кружек пива с нашими.
- Пара кружек – это не бухала. Это разминка для первокурсников. Чтоб завтра трезвой в дом не являлась!
Папа улыбнулся и обнял Олю.
- Как там твоя курица поживает? – спросила Оля.
Папа сразу же отпустил Олю.
- Ну, прости, я знаю, «она не курица, у нее просто глаза так посажены»… Где она?
Оля заглянула на кухню. Там никого не было.
- Знаешь… я тут подумал… она и правда на курицу смахивала. И все время что-то кудахтала… Короче, собрала свои шмотки и отправилась обратно в свой курятник.
- Вы расстались?
Папа кивнул.
- Класс! – взвизгнула Оля, - мне Валерка пятьсот рублей проспорил!
- Что?! Вы спорили на наше расставание?
- Ну да. Я поставила на то, что ты больше полу года ее не вытерпишь. А Валерка говорил, что год. В итоге, сколько у вас? Семь месяцев? Ближе к моему.
- У отца душевная травма, а ты на нем деньги зарабатываешь… Дочь-ехидна… - папа грустно опустился в кресло.
Оля хитро на него посмотрела, прищурив один глаз.
- Па-ап.
Папа насуплено молчал.
- Ну, папа…
Оля ласково наклонилась к нему.
- А с кем ты завтра идешь в ресторан?
- Что? Какой ресторан!? Я только расстался с женщиной, Оля. Тебе не понять… Тебе всего…
- Причем тут возраст? Я же знаю тебя. Давай, выкладывай. У тебя в ванной новый одеколон стоит. Это значит…
- С Полиной Дмитриевной из кондитерского, - сознался отец и лукаво посмотрел на Олю, - и все-то ты замечаешь, проныра!
- Ее-е!
Оля протянула папе «пять» и он смачно шлепнул ее по ладони.
- Притворяйся – не притворяйся, а я давно видела, как ты на нее глаз положил.
- А хотелось бы что-нибудь другое… - иронично ответил отец.
- Ну, слава Богу. Хоть в доме какое-то время будет пахнуть ванилью и корицей. А не омлетом на завтрак обед и ужин…
Оля с папой вдвоем рассмеялись.
Папа подошел к столу, взял пульт и нажал на кнопку.
- Видели сегодня матч? Зенит просто молодец.
- Мы не в спорт бар ходили.
- А куда?
Папа даже убрал звук от телевизора и удивленно повернулся к Оле.
Ходить в спорт бар по субботам было их незыблемой традицией уже несколько лет. Их к этому приучила Алла. Папа в ней души не чаял.
- Ну, мы сегодня решили посидеть где-нибудь в тихом месте.
- Неужели ты наконец-то побывала в библиотеке?
- Нет, - улыбнулась Оля, - а что это?
Папа тоже улыбнулся.
- Мы так, в кафешке посидели.
- Стареешь, мать! Всего-навсего пятый курс, а уже шумный спорт-бар на тихое кафе променяла. Эдак, через год, ты на лето в санаторий отправишься, на Мин.воды.
- Ну, этого-то ты мне не позволишь.
- Еще чего. Будешь нести свой крест до конца, пока все горы на лыжах не обкатаешь!
Папа достал из бара виски и налил себе завсегдашнюю «вечернюю» рюмочку.
- Ладно, Оль, уже поздно, ложись-ка ты спать. У тебя завтра свадьба. Надо выспаться в конце-концов.
- Пап, я решу… - Оля не любила, когда папа вдруг начинал разговаривать с ней как с маленькой.
- Ладно – ладно, - ответил он, - мое дело напомнить. А то вдруг, как всегда, все из головы вылетело…
Оля все-таки решила отправиться спать. Завтра и правда будет не простой день.
*2*
Оля с Валерой встретились рано утром, за пол часа до сбора гостей у ЗАГСА. Он снимал на видео, она фотографировала. Нехитрое приготовление, проверка аппаратуры и вперед, зарабатывать деньги на чужом празднике жизни.
Они любили работать парой. Валера даже пригласил Олю в Казань, на съемки какого-то фестивального фильма. Его знакомый режиссер, выпустившийся на два года раньше, должен этим летом запуститься со своим полным метром. Валера будет его оператором, а Оля – камерамэн. Ну, это оставалось пока только в планах, и Оля не слишком на это надеялась, чтобы потом не разочаровываться.
А свадьбы – это всегда насущно и актуально.
Белая, тортообразная невеста тяжело переваливалась с ноги на ногу. Олю попросили постараться снимать не ниже груди, потому, что там уже отчетливо виднелся беременный круглый животик. Угрюмый жених слишком тихо произнес «согласен», так, что работнице ЗАГСА пришлось еще раз переспросить.
Потом самое интересное для Оли – фотографии возле памятников, в парках и у фонтанов. Зачем они превращают свадьбы в большие фото сессии Оля никогда не понимала. Больше всего ей было жаль истекающих слюной гостей, которые натирали ноги каблуками на шпильках и сгорали на солнце, маясь от скуки, пока молодожены делали влюбленные лица перед Мининым и Пожарским, которым до влюбленных не было никакого дела.
Потом – застолье в ресторане. Ну, как всегда, затянувшийся тост бабушки, который прервать никто не решался, а слушать уже не хватало терпения. Потом – неуклюжие танцы под музыку, которой половина гостей просто не понимала. Либо старшее поколение, либо младшее. А потом – праздничный торт.
Его привезли на столике на колесах. Он был жирный, со всех сторон добротно заштукатурен кремом.
Оля подошла к нему вплотную, чтобы снять, как новоиспеченные муж и жена будут резать его одним большим ножом.
Но перед этим, им нужно было задуть свечи. Они набрали в грудь воздух и дыхнули жутким перегаром на праздничные свечи. Вернее муж выдохнул перегар, а жена – усталость и раздражение на всех этих дуратских организаторов, поваров и администраторов, которые, как водится, все сделали не так.
И вдруг, произошло что-то странное. Вместо того, чтобы погаснуть, маленькие огоньки на свечках вдруг просто сорвались со своих фитилей, как осенние листья. Все замерли. Оля от удивления даже не смогла нажать на кнопку. Огоньки поднялись в воздух, сделали сальто и стали плавно опускаться прямо на голову Оле, в чью сторону и дунули молодожены. Они плавно легли на Олин фотоаппарат, на руки. Оля тут же дернулась потому, что еще секунда и на руках остался бы ожег. Она дернулась – и огни погасли.
Гости загалдели…
Какой-то дедушка сказал, что это «благословение Божье браку Неллечки и Стаса»…
Валера тут же подбежал к Оле.
- Ты как? Обожглась?
- Нет… - Оля подняла с пола выпавший фотоаппарат. Экран траурно погас.
- Сломался, наверное, - расстроилась Оля.
- Дай, посмотрю, - Валера взял фотоаппарат, нажал на кнопку включения. Реакции не проследовало.
- Вы будете снимать, или нет? – свирепая невеста нависла над ними.
- Да, да, - сказал Валера и взялся за камеру.
- А свечи ты заснял? – спросила Оля, пока Валера снимал счастливую пару, кромсающую торт и шваркающую толстенные куски на тарелки.
- Нет, стормозил… Что это было-то вообще?
- Без понятия, - отозвалась Оля, - что мне делать-то теперь?
- Ну, главное, ты уже отсняла. Дальше я поработаю. А дома разберем твой фотик. Наверняка на карте памяти все снимки сохранились.
- Ну да… машина в двенадцать?
- В пол первого. Ты подожди тогда меня тут… Вон, уже разброд начался, еще чуть-чуть поснимаю и поедем.
- Звони тогда. Я на связи, - сказала Оля и отправилась на улицу. Очень хотелось курить, а в этом пафосном ресторане не было ни одной пепельницы.
Многие гости тоже высыпали на улицу с этой же целью. Они ходили по огороженному живой изгородью внутреннему дворику, курили, о чем-то беседовали. Кого-то тошнило в кустах… Кто-то за другими кустами целовался, а потом раздавался жеманный женский смех.
Ждать Оле нужно было еще пол часа.
- Налей немного коньяку, - послышался чей-то хриплый мужской голос.
Оля посмотрела в кусты. Там кто-то сидел.
- Я не официант.
- Официанты мне не наливают.
- Почему? Вы с этой свадьбы? Или так, на халявку пришли…
Оля подошла поближе.
И вдруг, она почувствовала странное тепло исходившее оттуда. Такое же, как тогда, от шторы.
- Нет, я к тебе.
- Ко мне? – удивилась Оля, - я вас знаю?
- Видела… раз… девять…
Оля вздрогнула.
Она отодвинула пышную ветку и заглянула внутрь жирного сочного куста.
Там, прислонившись спиной к веткам, сидел монстр.
Он выглядел так, как и полагается выглядеть всем монстрам – с ног до головы заросший шерстью, с огромными звериными ушами, торчащими кверху, толстенными черными когтями, похожими на кошачьи. Он был одет в смокинг. Бабочка развязалась и болталась на шее волнистыми лентами, утопающими в шерсти.
Монстр курил длинные дамские сигареты.
- А почему сигареты дамские? – спросила Оля.
- Какие нашел… кто-то выкинул пачку. Ну так, что там насчет коньяка?
Монстр приподнял одну бровь.
- Вы кто вообще? Или… что?
- Что значит, что?! Я что, по-твоему, неодушевленное?
- Ну, я же вас не знаю…
- Да знаешь ты меня, - махнул на нее рукой монстр и попытался привстать. Но у него ничего не вышло. От него пахло жутким перегаром.
- Вы кто?
- Называй меня Кром.
- Кром… Это имя или… эм… порода?
- Я что тебе, пудель?!
В голосе монстра послышались гневные тона.
Оля замолчала.
- Это вас я видела на фотографиях?
- Меня, - самодовольно кивнул монстр.
- Вы… откуда?
- Я не Москвич, если ты об этом… Но живу в Подмосковье.
Повисла пауза.
- Вы меня искали?
- Да.
- Зачем?
- Сколько вопросов… Как тебя зовут?
- Оля.
- Оля, - повторил монстр и щелчком отбросил сигарету в сторону.
Оле тоже захотелось курить. Она достала свои сигареты из сумочки и стала рыться в поисках зажигалки, положив одну сигарету в рот.
Вдруг, монстр открыл свою пасть и из нее тоненькой струйкой потек огонь. Именно потек, но не вниз, а к Оле. Было похоже на то, что он, извиваясь лентой, ползет к Олиным губам. Аккуратно, огонь дотронулся самым кончиком до Олиной сигареты.
- Ну, тяни в себя, - сказал монстр, слегка картавя от огня в пасти.
Эти слова слегка встряхнули Олю от шока, и она затянулась. Как только сигарета была прикурена, огонь изо рта Крома тут же растворился в воздухе.
- Это какой-то фокус?
- Нет, просто дышу иногда огнем, - как ни в чем не бывало ответил монстр и закинул ногу на ногу, - это нам, как ты выразилась, по породе положено.
- Понятно… - Оля стряхнула пепел в траву.
Монстр протянул Оле лапу… или руку… что-то среднее.
- Помоги мне встать.
Оля с силой потянула монстра на себя, и он тяжело поднялся на ноги.
- Все, хватит с меня этих праздников жизни. Я домой.
- Куда?
- Домой. В Подмосковье, я же сказал. Слушай, у тебя не будет двух тысяч, на такси?
- Ты же… огнем дышишь… Может щелкнешь там чем-нибудь, и окажешься дома?
- Огонь – огнем, а живу я на другом конце… Так что, такси.
- Да кто ж перед тобой остановится?
- Поэтому я и спросил две тысячи. За две тысячи в этом городе хоть черта до кремля доставят. Если б не внешность, мне бы поездки куда дешевле обходись…
- А ты… не черт?
- Фу ты! Нет, конечно! Я к религии никакого отношения не имею. Хотя парочку святых встречал… Серафима Саровскаго и, - монстр задумался и посмотрел на Олю, - ну, ладно, это длинная история.
Оля полезла в сумочку, достала оттуда купюры. Набралось только тысяча четыреста рублей. Кром хмуро посмотрел на деньги.
- Ладно, постараюсь за эту сумму кого-нибудь найти. Спасибо. Я отдам.
И он, пошатываясь, пошел в сторону дороги, бормоча себе поднос что-то про коньяк, про то, что Оля его так и не принесла…
- Крэк! Стой! Как тебя там, Кром! – Оля сделала несколько шагов в его сторону, - ты сказал, что ты меня искал?
Кром остановился.
- Ну да.
- Зачем?
- Ну, теперь-то нашел. Еще будет время для вопросов. Только не сегодня.
- Оль, ты что тут? Почему трубку не берешь?– Спросил Валера, раздвинув ветки и просунув к Оле свое улыбчивое лицо.
- Да, тут… - Оля обернулась в ту сторону, которую ушел монстр. Его и след простыл.
- Я тут его видела… Того, ну, с фоток…
- Да ладно! И что?! Кто это?
- Он сказал, что его зовут Кром, занял у меня денег и ушел… - растерянно сказала Оля.
- Ты что, выпивала, что ли, на работе?
- Ни грамма…
- Да тебя просто развели. Сколько ты ему дала?
- Нет, Валер… это было по-настоящему…
- Так, все, наша машина уже приехала. Поехали, ладно? Все по дороге расскажешь… нам еще твой фотик разбирать.
*3*
Ночью, когда Оля вернулась домой, ни внутри дома, ни на участке папы не было. «Наверное, на свидании со своей кондитершой до сих пор», - подумала Оля.
Она поднялась на второй этаж, в свою комнату и, не раздеваясь, плюхнулась на постель.
Она все думала, что же это за монстр, откуда появился и чего хочет от Оли? Ей вспомнилась добрая тысяча сказок, мифов и фильмов о разных монстрах. Они были либо добрыми, либо злыми. Но в конце, как правило, монстры погибали. Даже если под ужасной внешностью скрывалась прекрасная душа. Оля подумала, что нередко красавицы, главные героини, оказывались возлюбленными монстров. Но почему-то все время, они выбирали прекрасных принцев. А несчастный монстр жертвовал жизнью ради них. Почему так случалось? Кому нужен какой-то отполированный, как пасхальное яичко, нелепый принц, если с монстром быть куда захватывающее и интереснее. Они настолько сложнее и удивительнее любого пафосного зажравшегося принца! Они… они столько всего таят в себе…
Оля попыталась понять, что таили в себе глаза ее монстра? Она хорошенько вспомнила Крома. Его затуманенный алкоголем взгляд. Он как будто смотрел сквозь Олю. Сквозь ее физическую оболочку, заглядывая в самое нутро. Грея изнутри. В нем был что-то опасное. И что-то безумно трогательное и нежное одновременно. Оля не знала, откуда у нее появилось такое ощущение. Так бывает иногда: встречаешь кого-то, и вроде бы проводишь с ним совсем мало времени, и вроде толком и не поговорили ни о чем и ничего, казалось бы, о нем не узнала… но все равно откуда то приходит понимание, кто это и что у него внутри.
Утро началось с того, что кто-то щекотал Олю за пятку. Она недовольно спрятала ногу глубоко под одеяло и перевернулась на другой бок. Но чья-то рука упорно находила Олину пятку под одеялом и не переставала щекотать.
- У-у-у-у, - издала Оля недовольное мычание.
- Вставай, - сказал хриплый голос Крома, - вставай, Оль.
Оля тут же вскочила на постели, широко распахнув глаза.
Сон тут же вылетел из головы, не оставив о себе ни одного воспоминания.
Перед ней сидел папа. Он был гладко выбритый, умытый, почти розовый от своей утренней свежести. Глаза светились радостным огоньком.
- У тебя выходной сегодня?
- Доброе утро, пап.
- Пошли в кино!
- Что?...
- Если соберешься за пол часа, успеем на дневной сеанс. Утренний ты пропустила, как всегда спишь до часу дня. А вот, без четверти два будут показывать «Печенеги глалктики Скво».
- Что за нелепое название?
Папа встал с кровати и направился к выходу.
Оля крикнула ему вдогонку:
- Что-то ты больно радостный сутра. Видать, вчерашнее свидание закончилось хорошо.
- Хорошо у меня не бывает. У меня все только на отлично.
Папа обернулся и подмигнул Оле.
Затем, он вышел из комнаты и уже из-за дверей крикнул:
- Собирайся, по дороге все расскажу. У нас пол часа!
За завтраком, папа протянул Оле конверт.
- У тебя появился друг по переписке?
- Это мне, чтоль, письмо?
- Имя твое. А вот фамилию с ошибкой написали. Я бы на твоем месте обиделся и в ответ выслал им орфографический словарь.
- Высылать некуда. Обратного адреса нет. Что за идиотизм? Есть телефон, смс, Интернет… Зачем по почте посылать?
Оля взяла конверт. На нем красивым, каллиграфическим почерком был выведен ее адрес. Ошибка в Олиной фамилии тоже была начерчена аккуратно, старательно, как специально.
- А знаешь, пап, вообще неплохо ты придумал. Доедать на завтрак недоеденные твоей кондитерской вчерашние суши.
- Не придирайся. Я тебе десять лет каши готовил, пока ты маленькая была! Все, надоело, в конце концов.
- Ну, положим, не десять лет… А примерное годик… а потом, если помнишь, это я сама нам обоим все готовила, - напомнила Оля.
- И получалась у тебя совершенно отвратительно. Комочки, помазанные кашей, - с трогательной улыбкой вспомнил папа.
- А что ты хотел от семилетнего ребенка? – Оля недовольно отвернулась от папы.
- Мне тогда двадцать семь было, а получалось ничуть не лучше.
Они оба засмеялись, вспоминая, как папа на Олин день рождения пытался испечь детям шарлотку, перемазался мукой, все забрызгал взбитыми яйцами, а, в конце концов, когда собрались гости, он плюнул и просто заказал на дом пиццу. Дети были в восторге.
- Итак, - говорил папа, выходя из кинозала на территорию торгового центра, - она считает меня милым.
- Милым? – удивилась Оля.
- Ну, на самом деле, она сказала «чертовски милый», - ответил папа и наигранно смутился.
Оля стукнула ему кулаком по плечу.
- Она твоя! Готова поспорить, на четвертом свидании, она тебе отдастся.
- Оль. Я взрослый мужчина, - папа остановился напротив витрины, ловя в ней свое отражение.
Он пригляделся к своей голове, провел рукой по волосам.
- Вон, смотри, уже седеть начал… Тут уже другие приоритеты.
- Да, знаю я твои приоритеты, - Оля хулиганисто улыбнулась папе и ждала такую же улыбку в ответ. Но отец оставался совершенно серьезным.
Папа повернулся к Оле.
- Я думаю, пора завязывать.
- Что завязывать?
- А все это. В конце концов, она действительно очень достойная женщина. Знаешь, у нее была не простая судьба…
- А у кого в твоем возрасте она простая? У всех накопилось за столько лет… К тому же, если она не замужем, значит что-то там у нее было.
- Было, - вздохнул отец, - поэтому я не хочу, чтобы как обычно…
- А что ты хочешь?
- Сам не знаю. Просто не хочу, чтобы Поля была одной из… Хочу, чтоб она стала последней. Не знаю, как объяснить…
- Ты что, жениться надумал?! После первого свидания?! А вдруг, она храпит? Или…
- Да какой жениться! – отмахнулся папа, - мне после твоей матери, свадеб не нужно.
- А что тогда?
- Просто… просто не надо о ней так говорить, ладно? И не надо на нее спорить. С Валерой, с Аллой со своей или с кем-то еще. Просто, не надо.
- Ладно, - сказала Оля и взяла папу под руку, - зря ты меня в кино сегодня потащил. Взял бы ее…
- Она такие фильмы не любит. К тому же, раз мы с тобой в торговом центре… может, мы шмотки посмотрим? Мне как раз нужна пара футболок…
- Ах ты жук! Ты специально, да?! – Оля все поняла и рассмеялась папиному трюку, - ты не в кино меня звал! А сюда… Чтоб я тебе помогла выбрать, что на свидание надеть!
Папа сделал «виноватые глазки».
- Ну, мне как-то это в голову не приходило… ну раз уж мы все равно здесь… а свидание у меня завтра… а ты знаешь, как я этого не люблю сам делать…
Оля вздохнула.
- Ладно, иди пока в свой любимый отдел дивиди, я обойду магазинов пять, выберу, что тебе может подойти, отвешу, тебе останется только померить…
Папа улыбнулся, а потом быстренько, пока Оля не передумала, зашагал в сторону эскалатора.
В торговом центре, на последнем этаже которого находился кинотеатр, можно было найти все, что душе угодно. И главное – Олино понимание и участие.
Алла тоже была сегодня выходная. Хотя, в принципе, она вечно была выходная: появлялась в институте не по расписанию, а по личному желанию или не желанию. И при этом, каким-то образом, умудрялась знать все предметы на отлично. Работы у нее не было, так что, по первому Олиному зову, Алла была уже у метро, где ждала ее Оля.
- Вот, - Оля протянула Алле вскрытый конверт.
- Что это?
- Это письмо от моего монстра.
- Он умеет писать?
- Не слишком-то грамотно, но понять можно. Приглашает в гости.
Алла вытащила из конверта красивую рельефную бумагу с золотистой надписью, зовущей Олю куда-то в замок.
- Как это архетипично… Монстр живет в замке, - Алла саркастически хмыкнула.
- В замке, сразу за, - Оля вчиталась в приглашение, - за «ДК железнодорожников», напротив гипермаркета «Остров».
- Да, ДК с гипермаркетом в архетип не вписываются… Ты пойдешь?
- А вдруг это опасно?
- Если ты не пойдешь, то всю жизнь потом будешь мучаться вопросом «А что было бы, если бы я пошла?».
Алла снова подожгла толстый конец своей сигары и мелкими отрывистыми движениями раскуривала ее.
На ней сегодня были военные штаны, цвета хаки и пояс с огромной мужской бляшкой.
- Может, пойдешь со мной?
- Он меня не приглашал…
- Ну, ради меня…
- А вдруг, он меня не пустит?
- А вдруг, он меня убьет? Съест, я не знаю, или выпьет кровь?
- Ладно, напарник, я прикрою твою задницу, - ответила Алла и, не говоря больше ни слова, зашагала к метро.
Сигару пришлось потушить.
В конце приглашения была приписана просьба: « …и купи мне, пожалуйста, пару банок Ягуара. Жду.»
Поэтому, перед тем, как пересесть из метро на автобус, Оля с Аллой остановись перед ларьком.
- Как это по-пролетарски… Ягуар… Я думала, монстры пьют что-нибудь более изысканное, - ворчала Алла.
- И, к тому же, это вредно… - добавила Оля, расплачиваясь с тетенькой, торчащей в окне ларька.
- Откуда ты знаешь, что ему вредно, а что полезно? У них, может быть, анатомия совсем другая. Ты говорила, он огнем умеет дышать!
- Анатомия может и другая… Интересно, а человек может родить от него ребенка? Или наши виды несовместимы?
Вдруг, Алла остановилась.
- С чего это ты о детях начала?...
- Да так просто… Не, я не собираюсь от него… Ты что! Если у меня ребенок будет плеваться огнем, я керосина не напасусь, чтоб его кормить.
Алла ухмыльнулась. Как-то мрачно.
После этого, в автобусе, ее было не разговорить. Она смотрела в окно, думая о чем-то своем. Оля знала, что Алла нервничает. Она щелкала костяшками пальцев. С ней это бывает, когда она сильно волнуется.
- Что-то случилось? – спросила Оля доверительным голосом.
- Ничего не случилось. Все в порядке, Оль.
- Я же вижу, - Оля попыталась взять подругу за руку, но Алле никогда не нравились такие «нежности» и она отдернула руку.
- Нахрен. Просто хандра. Давай с твоим монстром разберемся, а потом будет мне устраивать сеанс грёбаной психотерапии, ладно?
- Ладно, - согласилась Оля.
Они дальше молча тряслись в автобусе.
Замок оказалось найти совсем не сложно. Он и вправду был замком. Оля и Алла перекинулись парой фраз о том, почему люди ничего не замечают, почему об этом до сих пор во всеуслышание не трубит СМИ. Но ответа у них не было. Все ответы таились там, за тяжелыми каменными стенами, серого цвета. В башнях, в резных окнах и бойницах, выполненных в средневековом стиле.
Замок выглядел устрашающе, но подойдя поближе, девушки поняли, что на самом деле, издалека он кажется намного больше, чем на самом деле. В принципе, по размерам, замок не превышал хорошего, дорогого, но вполне реального загородного дома.
Крыльцо было каменным. По обеим сторонам, его поддерживали витые колонны. Они были старыми и до середины заросли мхом.
- Может, не пойдем? – засомневалась Оля.
И тут, дверь распахнулась.
На пороге стоял Кром.
Сегодня на нем была безупречная черная рубашка, брюки, тоже черные, а поверх них, монстр повязал смешной желтый фартук в цветочек.
- Кто это? – Кром недовольно глядел на Аллу.
Алла, в свою очередь, замерла, как статуя. Она уставилась на монстра и, казалось, потеряла способность говорить, шевелиться и даже моргать. Такой Оля никогда не видела подругу, хотя они были знакомы еще со школы.
За нее ответила Оля.
- Это Алла, она моя подруга, я хотела…
- Она мне не нужна. Пусть уходит, - безапелляционно сказал монстр.
- Но она… просто посидит с нами. Она хорошая девчонка, Алл, ну, скажи ему… Алла?
Оля обеспокоено потрясла Аллу за руку.
- Алла, ты дышишь?
Вдруг, Алла вздрогнула и с шумом набрала в рот воздух. В ужасе, она стала показывать руками на Крома, пятясь вниз по лестнице.
- Это монстр, Оля, настоящий монстр! Боже мой! Ты видишь?! Скажи, пожалуйста, что ты тоже его видишь…
- Алл, успокойся. Успокойся, пожалуйста. Ты же видела фрагменты на фотографиях. Я думала, ты понимаешь, куда мы…
- Правильно пусть бежит, - Кром взял Олю за руку.
Алла выхватила взглядом его движение и бросилась к ним. Она вцепилась в Олину руку и с силой потащила ее на себя.
- Он схватил тебя! Бежим! Я тебя держу Оля!
Алла, как сумасшедшая тянула и дергала Аллину руку.
Неожиданно, Кром издал какой-то недовольный рев и дернул Олю на себя.
Он был сильным, этот монстр. С невероятной легкостью, он оторвал Олю и от Аллы и от того места на котором она стояла. Через миг, она уже оказалась внутри замка. Дверь позади нее была закрыта, а она стояла, прислонившись спиной к этой двери.
- Зачем ты ее притащила? – Кром навис над Олей, очень близко к ее лицу.
- Ну, просто… познакомить…
- Что я тебе цирковой уродец? Знаю я таких… Встречают меня и думают заработать на этом деньги, показать в телешоу. Ну, или по мелочи, выставить на обозрение идиотам-друзьям…
- Нет, ты все не так понял… Ты мне почти не знаком, зовешь меня в замок, неизвестно куда…
Кром внимательно посмотрел на Олю. Тихо-тихо, почти ласково он спросил:
- Ты что, мне не доверяешь?
Оля замешкалась. Страшное волосатое существо, совершено готический замок, огонь изо рта… Что ему было ответить?... Соврать? Но начинать со лжи…
- Оля, что с тобой? Ты жива?!
В дверь яростно забарабанили снаружи. Голос Аллы срывался на какой-то истерический визг.
- Я тебя не брошу! Оля! Ты там?!
- Мне нужно ответить подруге, - тихо сказала Оля в придвинутый почти вплотную нос монстра.
Кром отодвинулся.
Оля открыла дверь небольшой щелью, чтобы Алла снова не видела Крома и не пугалась еще больше, и вышла на Крыльцо.
Алла тут же захлопнула за ней дверь.
Она была в ужасе. Сама не замечала, что плачет от страха и тушь течет черными струйками по ее щекам.
- Оль, я тебя умоляю, пошли отсюда, пожалуйста…
Алла тянула ее за руку вниз, по ступеням.
- Алл, пожалуйста, успокойся. Он на самом деле не такой уж и страшный. Ты просто поговори с ним. Вот увидишь…
- Нет, Оль, ты не понимаешь… Я раньше думала… я сама тебе посоветовала сюда прийти… Но это, блин, настоящий монстр! Ты не видишь? Он опасен! Он… он – зло! Если бы я раньше видела его взгляд…
- Алла, пожалуйста, постой тут немного.
- Нет! Не ходи к нему!
Но Оля опять быстро прошмыгнула внутрь замка, прикрыв за собой дверь. Снаружи раздались Аллины рыдания.
- Она… что-то в тебе увидела…
Кром, расхаживающий в коридоре, остановился.
- Увидела? Что она могла увидеть такого, чего не видишь ты?
- Не знаю…
Кром посмотрел на Олю с каким-то жутким отчаянием.
- Просто… просто есть люди, которые меня не принимают. Физически, психологически – не знаю… Они просто не могут принять меня…
- Что нам теперь делать? – спросила Оля.
- Пусть уезжает, - отрезал Кром, - я ее не звал.
- Я так не могу…
- Оля, ты еще там? – Аллин крик снова раздался из-за двери. Оля вышла на крыльцо.
- Алла, я тебя прошу, пожалуйста, успокойся.
- Надо бежать… - тихо пробормотала Алла, - бежать куда подальше. Бежать от него, - она говорила шепотом, словно самой себе, а не Оле.
- Алл, ради меня, вдохни сейчас глубоко-глубоко.
Оля на своем примере показала, как это надо делать и вдохнула затхлый сыроватый воздух полной грудью. Алла повторила.
- Ты что, не видишь, что это может… - начала было Алла, но Оля ее прервала, взяв за руку. На этот раз, Оля не дернулась от прикосновения и позволила себя держать.
- Тихо, спокойно. Не говори ничего. Не накручивай себя. Это просто страх. Страх неизвестного, непонятного. Так бывает. Давай сейчас откроем дверь и еще раз посмотрим на монстра.
- Не надо, - Алла просила тихо, испуганно, но уже без истерики или паники.
- Ну, хоть попробуем. Если ты испугаешься, мы обязательно уйдем. Сразу же. Я тебе обещаю. Просто в первый раз, ты не была готова, - Оля потянула на себя дверь, и она приоткрылась. Кром стоял спиной ко входу, снимая с пояса желтый фартук.
Оля осторожно сделала шаг в замок и потянула Аллу за собой.
Снова перестав моргать, Алла безвольно пошла за ней следом, ведомая Олиной рукой.
- Ну вот, видишь? Все не так страшно.
Кром услышал Олины слова и хотел было развернуться. Оля почувствовала это и четко, но тихо скомандовала
- Нет! Медленно. Разворачивайся медленно.
Кром послушно, медленно стал поворачивать голову к Алле. А Оля поглаживала подругу по плечу и тихо повторяла:
- Все в порядке, я с тобой. Все в порядке.
Оля медленно закрыла за ними дверь. Почувствовав, что Алла больше не сопротивляется, Оля бросила беглый взгляд кругом: тяжелая каменная лестница опоясывала колонну. Высокие сводчатые потолки. Полумрак. И запах жареной картошки. И шашлыка.
- Ты готовил? – удивилась Оля.
- Конечно. Я же тебя ждал.
- Ну, надо же, ты готовить умеешь?
- Не говори так, пока не попробуешь, - улыбнулся Кром и сделал шаг к Оле. Алла вздрогнула, и Кром остановился.
И тут случилось непредвиденное:
Откуда-то сверху, куда уводила лестница, раздался странный скрежет. Или писк.
Монстр нервно обернулся.
- Ну, нет, только не сейчас! – с досадой взревел он и подбежал к основанию лестницы.
- Иди на место! – крикнул он кому-то приказным тоном.
Вдруг, сверху, стремительно вылетела химера. В три человеческих роста, с перепончатыми крыльями, как у летучей мыши, мохнатым пузом и длинным извивающимся лысым хвостом.
Она полетела прямо на Олю.
Алла завизжала, что есть мочи.
- На место, я сказал!
Но не успел Кром ничего сделать, как химера уже подлетела к ним с Аллой и, раскрыв пасть, обнажила острые, как иглы зубы. Еще секунда и она впилась бы Оле в горло своими зубами. Девчонки вжались спинами в дверь, но тут, химера дернулась и зависла в воздухе.
Это был монстр. Он держал химеру сзади за хвост, не давая ей приблизиться к девушкам.
Химера издала негодующий писк и изогнулась всем телом, буквально вывинчивая хвост из лап монстра. Она взмахнула крыльями и резко дернулась вверх и чуть вправо. Хвост выскользнул из ладоней Крома и хлестко шибанул по голове Аллы. Алла упала на пол.
- Алла! Алла! Ты как?!
Оля бросилась к ней, подняла Аллину голову. Ладонями, Оля почувствовала что-то липкое у Аллы в волосах. Это тыла кровь. Олю пронзила волна ужаса. Она отдернула руку, не решаясь прощупывать что там, просто ссадина или в череп раскололся, как перезрелый арбуз. Эта картина ясно представилась Оле и руки просто физически замерли, не давая пошевелиться ни одному пальцу.
Тем временем, Кром пытался увернуться от лязгающих челюстей химеры, оказываясь все время около ее хвоста. Но химера извивалась так ловко, что ему никак не удавалось ухватить ее. Кром подбежал к стене, на которой висели декоративные копья. Он привычным жестом выхватил одно и с силой ударил химеру по хребту.
Химера плюхнулась на пол, но не надолго. Оттолкнувшись короткими скрюченными ножками, она снова взмыла в воздух и развернулась лицом к монстру.
Кром замахнулся и еще раз махнул копьем, словно огромной палкой. Копье просвистело в миллиметре от волосатого пуза химеры и стукнулось о каменную стену металлическим наконечником, высекая искры.
- Проткни ее! Почему ты ее не протыкаешь?! – кричала Оля, оттащив Аллу в самый угол.
- Потому, что она умрет! – крикнул Кром, снова замахиваясь длинным копьем для удара. Но химера опередила его на долю секунды. Она вцепилась в копье когтистыми лапами, видно было, как напрягаются мускулы на лысой спине от напряжения. Она с усилием взмахнула крыльями и вырвала копье из рук монстра. Копье тут же было с силой отброшено к основанию лестницы. Кром кинулся за копьем, но химера перехватила его движение. Она метнулась монстру наперерез и сбила его с ног. Уткнувшись мордой в широкую грудь Крома, она швырнула его об стену. Кром не шевелился.
Химера в ярости развернулась к Оле.
«Бежать! - вспомнились Оле Аллины слова, - Бежать куда подальше…»
Оля встала и побежала к двери. Но не успела. Химера оказалась прямо между Олей и дверью. Она зависла в воздухе, напряжено глядя на Олю своими маленькими полностью черными глазками. Оля стала медленно пятиться назад, шаг за шагом неизбежно приближаясь к стене. А там – тупик. Некуда больше бежать. Химера не отставала ни на шаг, медленно плывя по воздуху за Олей.
Слезы стали пощипывать горло. Глаза уже плохо видели крылатое создание, сквозь воду, которая дымкой завесила все вокруг. Нос стал холодным и Оля шмыгнула.
- Не надо, пожалуйста, - попросила она, - пожалуйста, не трогай меня… не трогай нас…
Оля еще раз шмыгнула.
Химера наклонила Глову на бок и пошевелила ухом.
Оля от безвыходности лепетала жалобно, по-детски глупые фразы.
- Пожалуйста, оставь нас в покое. Просто улетай к себе. Миленькая, дорогая, пожалуйста…
С удивлением, Оля обнаружила, что химера, скорее всего, слушала ее. Она больше не наступала. Взмахи крыльев были размеренные и спокойные. Будто бы, Олин голос гипнотизировал ее.
- Опустись на землю. Не надо летать, - ласково попросила Оля, проверяя свое предположение.
Химера опустилась чуть ниже, зависнув над самым полом.
- Вот, молодец, теперь давай сложи крылышки…
Боковым зрением, Оля увидела, как Кром очнулся и уже подкрадывается сзади. Он резко дернулся вперед, схватив химеру левой рукой за хвост. В правой руке он крепко зажимал копье. Монстр с силой дал химере по хребту и та плюхнулась на пол.
- А ты молодец, - сказал Кром, подтаскивая химеру за хвост поближе к себе, - она тебя слушает. Ты успокоила ее. Наверное, дело в голосе…
Оля вскочила на ноги.
- Что это?!
- Обыкновенная домашняя химера.
- Это что, домашнее животное?!
- Нет… - Кром потащил химеру вверх по лестнице.
Голова существа безвольно стукалась о ступеньки.
- Это сложно объяснить… Я ненавижу их… они вечно все разрушают. Но без них, этого замка бы не было… И благодаря им же, этого замка скоро не станет.
- Подожди, ты сказал «их»? Их много?
Кром был уже где-то наверху, так, что Оля подбежала к основанию лестницы и кричала наверх, в темноту.
- Их четыре, - ответил монстр, - как там твоя подруга?
Аллка!!!
Оля бросилась к подруге.
Та по-прежнему лежала без сознания в углу, куда ее оттащила Оля. Глаза были закрыты. Олю успокоило то, что она увидела, как прядь Аллиных волос, упавшая ей на нос, слегка колышется. Значит, она дышала.
Оля присела на корточки и запустила пальцы в волосы подруги. На голове была царапина. Слава богу, череп не поврежден. Просто порез на коже головы. Оля еще раз пробежалась пальцами вдоль царапины, которую она нащупала. Все верно.
- Жива? – Кром уже спустился с лестницы и, проходя на кухню, мимоходом бросил взгляд на Аллу.
- Жива, вроде… дышит.
- Вот и хорошо. Давай отнесем ее в спальню для гостей. Ей надо поспать.
Кром вышел из кухни с каким-то железным кубком в руках.
- Что это?
Кром протянул кубок Оле. В кубке была какая-то ароматная жидкость. Монстр легко подхватил Аллу на руки и понес наверх, по лестнице.
- Мне можно туда? – с опаской спросила Оля.
- Конечно! Будь, как дома, - вальяжно ответил Кром.
- Я имею ввиду, эти твари…
- Химеры угомонились, можешь не волноваться.
Оля поднялась вслед за Кромом.
Они прошли по темному коридору, прошли две двери и свернули в третью слева. Это была комната с кроватью под красным тяжелым балдахином. Кром опустил на нее Аллу.
- Может, вызвать скорую? – засомневалась Оля.
- С ней все будет в порядке, - покачал головой Кром, - а скорая сюда не ездит.
- Почему?
- Снова слишком много вопросов. Дай, - монстр протянул лапу и Оля отдала ему его кубок.
Кром открыл рот и выдохнул немного огня. Он направил огонь прямо на кубок, обнимая его языком пламени со всех сторон. Жидкость стала покрываться мелкими пузырьками, и от нее пошел пар.
- Какой ты полезный в хозяйстве. Просто ходячий примус, - улыбнулась Оля.
Кром ничего не ответил, просто кинул на Олю обиженный взгляд.
- Что это? – спросила она.
- Лекарство. Подержи-ка ей голову.
Оля присела одной ногой на кровать, руками взяла Аллину голову и слега приподняла.
Кром протянул кубок к Аллиному лицу. Пары коснулись ее носа и Алла закашлялась. Она медленно открыла глаза.
- Пей, - сказал Кром.
И, не успев опомниться или чего-то сказать, Алла уже почувствовала обжигающий, но приятно-сладкий вкус у себя во рту.
- Вот и все. Она поспит несколько часов и будет как новенькая, - ответил Кром, смотря на дно пустого кубка.
Он перевел взгляд на Олю. Она сидела на кровати. Пышная юбка слегка задралась, оголяя ногу почти до бедра. Оля увидела во взгляде что-то хищное, животное… Она быстро отдернула юбку.
- Уверен, что не надо скорой? – с сомнением спросила Оля.
Алла издала какой-то сонный звук, похожий на «М-м-м-м» и перевернулась на живот. Рукой, она инстинктивно подцепила край покрывала и натянула его часть себе на живот.
Олю это немного успокоило. Алла очень сладко и глубоко спала.
Оля укутала ее покрывалом, провела рукой по волосам, пригладив волосы и не сдержалась, поцеловала Аллу в щечку.
- Спи, Алл. Если что, я рядом. Только позови, хорошо?
Алла причмокнула во сне.
- Ну, пошли. Итак на нее столько времени потратили. А она мне совершенно не нужна, - недовольно заворчал Кром.
В гостиной был накрыт стол. Длинные прозрачные бокалы были пусты. А на столе стояла жареная картошка с луком и шашлык из свинины. Все уже немного поостыло.
- Ты Ягуар не принесла? – поинтересовался Кром.
- Принесла, - Оля и забыла совсем о банках с коктейлем. Они были в сумке. Оля достала все четыре баночки. Они купили три, потому, что предполагали посидеть втроем и еще один, мало ли, вдруг кому захочется добавки.
Пока Кром разливал коктейль из алюминиевых банок по бокалам, Оля не удержалась и спросила:
- Ты все время повторяешь, что я тебе нужна. А для чего?
- Что значит, для чего? Просто, нужна.
- Просто так ничего не бывает, я же знаю.
- Вы, люди, странный народ. Недоверчивый и замороченный, - недовольно сказал Кром.
- Ты расскажешь мне о себе?
- Что именно тебя интересует, Оля?
- Ну, я не знаю… все… кто ты? Откуда? Сколько тебе лет?
- Ну, по-моему, на первые два вопроса я тебе ответил еще тогда, на свадьбе. А вот насчет возраста… Много… я уже и считать перестал.
- Ну, хоть примерно?
- Скажем так, я видел рассвет Греческй цивилизации. Помнится, тогда я был совсем молодым.
- Греческой цивилизации? И Сократа видел? – Оля вспомнила первое имя из курса по истории.
- Видел, - кивнул Кром и осушил свой бокал залпом.
- И как там, в древней Греции?
- Не так, как вы все себе представляете. Вы видите белые статуи, читаете философские книги и думаете, что там жил просвещенный народ. А эти статуи стояли размалеванные аляповатыми красками, с нелепыми париками на головах. Никогда не замечала, какие у них глаза? Пустые. Без зрачков.
- Да, кстати, замечала.
- Потому, что они их разукрашивали, сверху донизу. И выглядело это слишком аляповато, на мой вкус. Трактаты писали единицы. А в основном, они заставляли своих девушек голыми носиться по полям во время месячных. Считалось, от этого урожай будет лучше.
- Ну, надо же! Как глупо…
- Во все времена есть Сократы. Но по ним нельзя судить о времени. Люди всегда были наполовину животными.
- А ты тогда кто? Я имею ввиду, ты ведь не человек?
Монстр замолчал.
Оле стало неловко все время задавать один и тот же вопрос и она решила сменить тему.
- Ну, хорошо, а есть еще такие же, как ты?
- Полно…
- Как? Почему мы о вас ничего не знаем? Где вы прячетесь?
- Мы не прячемся.
- А почему ты не пригласил никого из своих?
- Я их не знаю. Мне с ними не интересно. Гораздо интереснее мне с тобой.
- Почему именно со мной? В смысле, - Оля немного засмущалась, - что во мне такого особенного?
- Во-первых, у тебя очень красочная и яркая жизнь.
- Это говоришь мне ты?! Существо, которое живет в замке, ловит за хвост химер?
Оля рассмеялась.
- Мне не нравится, когда ты называешь меня существом, - обиделся монстр.
- Извини, - Оля уткнулась в свою тарелку. Ну, а во-вторых? Ты сказал, во-первых, значит есть что-то еще?
- Есть.
- Что?
- Узнаешь… - Кром загадочно улыбнулся.
Оля сделала глоток из своего бокала.
- А, да, кстати, вот, возвращаю долг.
Кром протянул Оле сумму, которую занимал у нее на такси. Оля засомневалась, брать или не брать? Откуда у него могут быть деньги? Он что, работает? Но кем? Куда его возьмут? А может, ограбил кого-то? А может, эти деньги достались ему с большим трудом? Может, оставить их ему…
- Ну, бери.
Оля взяла. В конце концов, а вдруг он еще сядет на шею?
- Спасибо, что помогла мне тогда.
Оля улыбнулась. Благодарный он, этот монстр.
*4*
В итоге, они с монстром решили напиться. Слишком много всего необычного, нового, стресс из-за Аллиного ранения и все такое. Оле просто нужно было немного расслабиться.
Она уже не помнила, от кого из них поступило это предложение, но Кром, надев плащ,с капюшонам, скрывающим его лицо, быстро сбегал в близлежащий гипермаркет. Он потратил возвращенный долг на несколько пакетов дешевого вина.
Через пару часов все вопросы, мучавшие Олю по поводу его монструозности, куда-то улетучились. И общаться стало гораздо проще. Когда смотришь на монстра, как на обычного человека, с ним можно весело подурачиться, поездив по перилам его замка.
Кром стоял внизу, распахнув объятия.
Оля, слегка пошатываясь, садилась на перила сверху. Она отхлебнула еще немного вина и поставила бокал на пол.
- Точно поймаешь?
- Точно! Не трусь! – крикну ей монстр и расставил ноги пошире, чтобы удержать равновесие.
Оля оттолкнулась рукой от колонны и полетела вниз.
Голова и так кружилась, а от скорости сердце начало замирать и щекотно покалывать грудь изнутри.
Она уткнулась в мохнатую, мягкую грудь Крома.
От удара Кром пошатнулся и завалился на спину.
Оля лежала сверху, весело смеясь его неловкости.
- Теперь твоя очередь, - сказала Оля, слезая с монстра.
- Уверена? – с недоверием спросил Кром.
- Нет, конечно, - Оля издевательски улыбнулась, - я такую махину не поймаю. Поэтому, ещё раз я!
Вдоволь накатавшись с перил, распив еще по три бокала, они развели камин.
У Крома в библиотеке стоял старый (впрочем, как и все в этом замке) огромный серый камин, изображавший открытую пасть с клыками.
- Мрачновато тут у тебя, - заметила Оля, пока Кром раскладывал поленья.
- Мне нравится… - пожал плечами Кром.
- А у тебя жидкости нет, для розжига? – спросила Оля, кивнув на сложенные пирамидкой толстые поленья.
- Ты что, смеешься?
Кром открыл рот и обдал лавиной огня все содержимое камина. Поленья сразу же вспыхнули с неистовой мощью.
Оля пьяно икнула.
- И как у тебя так получается?
- Все дело в технике, - ласково улыбнулся монстр.
- В технике, - повторила Оля и закурила, - как будто, так любой может…
- Ну, изо рта не обещаю, а вот так могу научить.
Кром направил палец к камину и жестом позвал кого-то к себе. Язычок пламени вырвался из центра костра и медленно полетел к его руке. Кром погладил огонек своим черным ногтем. Огонек взлетел вверх, к самому потолку, а оттуда разлетелся маленьким огненный фейерверком.
- Да ладно! – задрав голову, Оля все еще смотрела наверх, - Вот так меня научишь?
- Ну, для этого надо много времени…
Кром приложился к своему бокалу и подвинулся ближе к Оле.
- Давай попробуем, - Оля с готовностью кивнула Крому, - что надо делать?
Кром взял Олю за руку.
- Сначала ты должна перестать бояться огня. Ты его боишься?
- Ну… - Оля покосилась на камин, - смотря какого. Этого не очень, а если пожар…
- Любого, - отрезал Кром.
- Как?
- Постарайся. Вот, протяни в камин руку.
Кром вытянул свою лапу и засунул всю пятерню в полыхающий огонь. Прямо на головешки.
- Боже мой! Что ты делаешь?
- Ты должна показать огню, кто здесь хозяин. Не бояться его, а присмирить. Как только страха не останется, ты сможешь им управлять.
Кром вытащил свою руку из огня и взял Олину.
- Попробуешь? В первый раз, я тебе помогу.
- Ну, давай, - с сомнением сказала Оля и стала медленно протягивать руку в огонь. Кром держал ее сверху, за запястье, не давая остановиться. Пальцы обдало жаром, затем всю ладонь.
- Нет! Пусти! – крикнула Оля и дернулась.
Но вместо того, чтобы дать ей вытащить руку, Кром с силой протянул ее прямо в огонь.
- Держи! Ты здесь главная! Не огонь!
- Пусти, больно! – вопила Оля, чувствуя как кожу терзает невыносимый жар. На пальцах начали вздуваться волдыри, из глаз потекли слезы.
- Я не могу!
Кром провел по Олиной спине своей свободной лапой. Очень властно он произнес в самое ухо
- Можешь…
И тут, Оля перестала чувствовать жар. Он как будто вошел в ее ладонь и теперь она был горячее костра. Ее уже не обжигало. Волдыри остались, но больше не становились. Все затихло. Огонь даже показался Оле прохладным. Она пошевелила пальцами.
- Правда…
Кром плавно отпустил Олино запястье. На коже остались синие следы, от его рук.
- Я могу! – ликовала Оля, - мне не горячо!
Оля вытащила руку из огня и осмотрела ее. Пара ожогов на пальцах и все. А она держала руку в самом пекле огня где-то в течение двух минут.
- Вот видишь, теперь он будет тебя слушаться.
- Как? – спросила Оля и вдруг догадалась, - так значит, те свечи, на свадьбе – твоя работа?
Но монстр не отвечал. Оля повернулась к нему. Только сейчас она заметила, что Кром сидел вплотную к ней, все еще держа руку у нее на пояснице.
Он смотрел не нее в упор, но не на глаза, а на губы. Его взгляд был таким притягательным.
Оля потянулась к нему и дотронулась губами до его губ. Они были мягкие, теплые, теплее любых других губ на свете.
Кром обхватил Олю двумя руками.
Оля почувствовала, как влажный язык проникает в рот, слегка касаясь ее зубов. Грудь, прижатая вплотную к груди Крома, начала гореть. Как будто он был весь раскален под этой шерстью. Оля сильнее вжалась губами в губы монстра. И монстр впился в Олин рот, то ли посасывая, то ли покусывая нижнюю губу. Еще немного и укус стал очень ощутимым, слегка больным. И мурашки побежали по спине. Оля оторвалась от Крома. Они молча смотрели друг на друга.
Кром снова притянул Олю к себе и нежно облизал ее губы снаружи тонкими, едва уловимыми прикосновениями.
Оле захотелось целоваться с ним вечно… Чувствовать, как его руки скользят по ее спине, подбираясь к самым бедрам и возвращаясь к лопаткам.
Кром провел руками по плечам Оли, спустился к локтям, к запястьям, потом сжал их и завел Олины руки за спину. Она почувствовала, что теперь, она совершенно беззащитна, практически обездвижена. Но ей не хотелось освобождаться. Монстр ткнулся мордой в ее лицо и снова и снова впивался в Олины губы. От него пахло сладким вином, и это еще больше распаляло ее воображение.
Но заходить дальше она не хотела. И монстр, как будто чувствуя это, не осмелился сделать ни одного лишнего движения.
- Оля! – послышался Аллин голос откуда-то сверху.
Оля оторвалась от Крома. Как долго они так сидели, перед потухшим камином, как долго целовались – Оля не запомнила.
- Оля, ты где?
Оля выбежала в холл.
По лестнице вниз спускалась Алла, слабой походкой.
- Проснулась? С тобой все в порядке? Голова не болит? – спросила Оля, подбегая ближе.
- Я ухожу. Ты как хочешь, а я ухожу, - Алла не останавливаясь прошла мимо Оли к выходу.
- Алл, погоди! – Оля сделала шаг к подруге, - я с тобой. Уже, наверное, утро…
Из двери вышел Кром.
- Уходишь?
Оля кивнула.
Увидев монстра, Алла быстро зашагала к выходу. Оля – за ней.
- Ты еще вернешься? – монстр с надеждой смотрел Оле в глаза, - пожалуйста, возвращайся.
- Да, Кром, я вернусь.
- Когда?
Алла уже скрылась за дверью. Надо было идти.
- Не знаю, у меня скоро ГОСы, надо готовиться.
- Завтра?
- Нет, точно не завтра, у тебя телефон есть?
В окне показалась Аллина фигура, удаляющаяся от замка.
- Нет, - ответил Кром и пошел к Оле.
- Тогда я напишу.
Кром не успел подойти, Оля уже выскочила из дверей и бежала догонять Аллу.
- Я буду ждать, - сказал монстр в закрытую дверь.
- Подожди! Алл! – крикнула Оля, сбегая по ступеням крыльца.
Алла остановилась одинокой маленькой фигуркой далеко, на фоне бледного рассветного неба.
Оля побежала к ней.
На автобусной остановке Алла вытащила свою недокуренную сигару и стала вертеть ее в пальцах, так и не прикуривая.
- Не ходи к нему больше, Оль…
- Алл, ты не понимаешь. Мы с ним весь вечер так… он такой… я ему нужна, понимаешь?
- Что у вас там было?
Оле вдруг не захотелось рассказывать. Впервые в жизни, она поняла, если она все вот так сейчас расскажет то, что было, превратится в слова. Причем, какие-то пошлые, плоские слова. Все потеряется.
- Голова не болит? – Оля посмотрела на Аллин затылок, но за волосами было не разобрать, что там.
- Ничего, заживет. А что с пальцами?
Алла взяла Олину руку.
- Не страшно, тоже заживет.
- Первая встреча. А он уже чуть не убил меня и обжег тебя. Символично, правда?
- Ничего не правда. Он учил меня управлять огнем! – ну вот, как Оля и ожидала, стоило ей произнести это вслух, как она тут же почувствовала, как это глупо звучит.
Алла усмехнулась.
- Научил?
- Еще не до конца.
- Значит, пойдешь… - Алла встала и пошла ближе к дороге, вглядываться вдаль, откуда все не шел и не шел автобус.
Оля тоже встала и подошла к Алле.
- Он не такой, на самом деле. Он лечил тебя. Помнишь, он дал тебе лекарство из кубка?
- Это было снотворное, Оля, - сказала Алла, глядя куда-то вдаль.
- Что?! – Оля не могла поверить своим ушам, - Почему ты так думаешь?
- Я знаю.
- Не может быть! Зачем?! И как ты вообще это поняла? Ты что, на вкус различаешь снотворные?
- Да ладно, все равно не поверишь, ясно уже.
Вдали замаячил автобус.
Алла убрала сигару в карман.
- Я больше никогда не хочу его видеть. Никогда.
Пока Оля добралась до дома, на другом конце Москвы, ярко разгорелся солнечный день. Их маленький участок выставил навстречу лучам еще несколько анютиных глазок, посаженных около дома.
Войдя в дом, Оля быстро прошла на кухню. Очень хотелось пить.
- Зачем тебе телефон, если ты его не слышишь?! – папин голос из-за спины звучал сурово, как никогда.
Оля проглотила ту воду, которую уже набрала в рот и обернулась.
За столом сидел папа. На нем была новая рубашка, галстук развязан, а пиджак повешен на спинку стула. Позади, на диване, сидела Полина Дмитриевна, его кондитерша. На ней было обтягивающее вечернее платье из синего бархата. Вопреки стереотипу о кондитершах, полноватыми у нее были только бедра и губы. Все остальное – талия, плечи, руки, шея – все было довольно изящным. Лицо правда немного напоминало детское.
Они оба выглядели усталыми.
- А ты звонил? – спросила Оля, набирая в чашку еще воды из графина.
- Я уже везде звонил! Тебе, твоим друзьям! В милицию! В больницы! – взорвался отец.
Оле стало не по себе.
- Да в чем дело? – отец никогда так не психовал, когда Оля возвращалась домой под утро. Он понимал, что у нее может быть личная жизнь, вечеринки, свидания.
Сейчас, он мрачно смотрел на нее тяжелым, взглядом.
- Олечка, - подала голос кондитерша, - меня зовут Поля.
- Очень приятно.
- Дело в том, что твой папа очень волновался. Я, честно говоря, тоже. В следующий раз, если будешь уходить так надолго, пожалуйста, хотя бы сообщай ему, где ты.
- Да что случилось-то?! – взорвалась Оля, - ну пришла утром! Ты вообще сегодня должен на свидание идти. Я думала, ты и ждать меня не будешь!
- Я должен был идти на свидание вчера.
- Что? – Оля поставила кружку и отошла от раковины.
- Тебя не было почти двое суток, - Полина Дмитриевна устало потерла глаза.
- Как? – не понимала Оля.
- Ты выехала из дома в воскресенье, в пять вечера. Весь понедельник от тебя ни слуху ни духу. И вот, во вторник утром явилась. Я все понимаю, Оль… но хотя бы позвонить…
Отец устало поднялся со стула.
- Извини, Полечка, что так вышло…
Полина Дмитриевна сжала папину руку.
- Да что ты… я же все понимаю…
- Пап, извини, я не заметила… Наверное, там что-то со временем… что-то не так…
Теперь, Оля вспомнила, что в замке она совершенно не ориентировалась даже во времени суток. А часов там не было…
- Все, я спать.
- Правильно, - сказала Полина Дмитриевна, - столько времени на нервах.
Папа чмокнул в щечку Полину Дмитриевну и поднялся на второй этаж, не сказав Оле ни слова, только обдав ее тяжелым взглядом.
От этого взгляда у Оли все сжалось внутри.
- Я, наверное, тоже пойду, - вздохнула Полина Дмитриевна.
- Получается, вы так и не пошли в театр?
Полина Дмитриевна покачала головой.
- Он боялся выйти из дома, вдруг ты позвонишь, или прейдешь. Как-то не правильно у нас с тобой знакомство получилось, - смутилась кондитерша.
- Ничего, - ответила Оля, - еще будет время.
- Думаешь? – Полина Дмитриевна улыбнулась, догадавшись, наверное, что Оля не спроста так говорит. Что отец, видимо, рассказал дочке, что это надолго. Или, женщине захотелось так подумать…
Оля проводила Полину Дмитриевну до двери и снова пошла на кухню.
Значит, сегодня вторник! Как же так?! Боже мой, вторник!
Она посмотрела на часы. Валера ждет ее в два на переговорах с продюсером.
- …поэтому бюджет резко сокращается, - объяснял продюсер, закинув ногу на ногу.
В офис вбежала Оля.
Все трое уже сидели вокруг стола. Валера бросил недовольный взгляд на Олю.
- Простите, пожалуйста, пробки, - соврала Оля.
- Ты почему трубку не берешь? – прошипел не нее Валера, пока Оля располагалась на своем стуле, развязывая шифоновый шарф и вешая сумку на спину.
- Это Оля? – добродушный усатый режиссер протянул Оле руку.
- Да, она будет у меня за камерой, - пояснил Валера, - Я знаю, что ей не обязательно тут присутствовать, просто это наша первая серьезная картина…
- Конечно, конечно, - хмыкнул продюсер, - вообщем, осмотр натуры у нас уже завершился. Шесть объектов выбрали, еще два под вопросом. В связи с тем, что теперь финансирование урезано, у нас нет времени тянуть кота за я… - он посмотрел на Олю и запнулся.
- Как? У нас еще трое актеров не утверждено! – возмутился режиссер.
- Кастинг будем проводить в процессе съемок. Главные герои есть. Выберем на первое время сцены, где нет неутвержденных персонажей.
- Нет, ну так не делается, подготовительный период нельзя урезать до недели…- сник режиссер, уткнувшись взглядом в пол.
- То есть, примерно, когда у нас вылет? – поинтересовался Валера.
- Через две недели. Билеты получите уже на следующей.
- У нас же ГОСы, а потом диплом - шепнула Оля Валере на ухо.
- Успеем, - быстро ответил Валера.
- Какие-то проблемы? – нахмурился продюсер?
- Нет, все нормально, - Валера обезоруживающе улыбнулся продюсеру.
Забравшись на диван с ногами, они сидели с Валеркой в Олиной комнате. Под желтоватый свет торшера, они разглядывали расписание.
- Видишь? – Валера тыкал пальцем в тетрадку, - первая консультация завтра. Экзамены вот. А вот диплом. Короче, если мы подсуетимся с обходным листом, то на следующий день можно будет вылетать.
- Ну, слава богу, - успокоилась Оля, - Блин, а ты в институте был? Что там вообще творится?
- А чего, сейчас подготовка. Все повымирали, только первокурсники носятся с выпученными глазами.
Оля улыбнулась, вспоминая свой первый курс.
- Еще годик и как мы, только по праздникам заходить будут.
Оля вспомнила, как на первом курсе самый первый, с кем она познакомилась, был Валера. Он стоял у деканата, разглядывая бумажки.
- Ну что там? – спросила Оля.
- Не знают, какой кабинет нам давать.
- Как, не знают? – удивилась Оля. Она тогда еще не знала, что в творческих институтах даже деканат творческий.
Их посылали заниматься то в актовый зал, то в разные кабинеты, то в просмотровый кинозал, на четвертом этаже, пара лекций даже прошла в столовой. Очень скоро это все станет прошлым. Оно уже неумолимо ускользает сквозь пальцы. Что будет дальше? Хорошо, что у нее был Валерка, который по-прежнему отвечал на ее вопросы, помогал починить фотоаппарат и даже подкидывал ей работу.
- Что-то ты давно про своего монстра не вспоминала, - Валера встал с дивана, чтобы размяться. Он потянулся, и оранжевая рубашка оголила его выпуклый лысый пупок.
- А чего о нем говорить… Есть реальная жизнь и насущные проблемы.
- Аллка говорила, вы были у него в замке?
Оля испугалась.
- Что она рассказала?
- Да ничего толком. Сказала, не хочет об этом говорить. Мол, сплетничать, это слишком по-бабски.
- Да, Аллка у нас мужик! – они с Валерой рассмеялись.
Валера по-свойски, за руку согнал Олю с дивана.
- Уже поздно, так что, я у тебя заночую. В институт с утра на моей машине отправимся.
Он не спрашивал, он утверждал.
За пять лет дружбы, он нередко оставался у Оли в комнате, на диване. Даже отец постепенно с этим смирился, хотя по началу подозревал их в вероломном осквернении родительского дома.
Оля подошла к шкафу и стала выкладывать оттуда постельное белье.
- Я смотрю, у тебя одни юбки в шкафу. Почему ты брюки не носишь? У тебя отличная задница!
Валера шутливо хлопнул Олю по попе.
Приподняв одну бровь и скрестив руки на груди, Оля важно заявила:
- Вот вопросы твоей ироничной потенции ни с какой стороны не в моей компетенции.
И она кинула ему подушку из шкафа. Следом – наволочку.
- Ох-ох, какие мы важные, - Валера ловко вдел подушку в наволочку, - не, я серьезно, никогда тебя в штанах не видел.
- Ну, с моей фигурой, мне кажется, юбки больше сочетаются. Каблуки ноги удлиняют. Я все-таки не идеал…
- Это не ты далека от идеала. Это убогий идеал далек от тебя. Запомни это, - Валера щелкнул Олю пальцем по носу и принялся раскладывать диван.
- А у тебя есть чего-нибудь слопать на ночь глядя?
- Есть похудательные пирожные с повидлом. И еще более похудательное шоколадное масло можно намазать на хлеб.
- Тащи! – сказал Валерка, берясь за углы пододеяльника.
Оля, не включая свет, спустилась по лестнице и тихо пробралась на кухню.
Там тускло горела настольная лампа. А у раковины стояла Полина Дмитриевна, в одной только папиной футболке, и пила воду.
Увидев Олю, она вздрогнула, как школьница, которую застукали за списыванием.
- Доброй ночи, - приветливо улыбнулась Оля.
Полина Дмитриевна покраснела.
- Доброй ночи. А я тут… - Полина Дмитриевна судорожно пыталась оправдать свое нахождение в таком виде на кухне.
- Вижу, что вы тут. И ничего против не имею, - успокоила ее Оля и полезла в холодильник.
- Как папа? Дуется еще? – спросила Оля из недр холодильника.
- Немного… Но уже не так сильно. Я думаю, скоро все забудется.
Вдруг, из дверей раздался папин голос (папина спальня была на первом этаже, через дверь).
- Куда пошел мой слоеный пирожок? Вот за ним как приползет тараканище, как защекочет усищами…
Из-за угла показался папа, обвязанный клетчатым полотенцем на поясе и приставивший к верхней губе два пальца, изображая усы «тараканища».
Полина Дмитриевна до корней волос залилась краской и стала пунцово-алой.
Увидев Олю, папа замер. Он выпрямился и от неловкости топтался на месте.
Оля покатилась со смеху.
- Слава Богу, ты надумал полотенце надеть, тараканище.
- Я вам лучше фразочку придумал, - послышался Валерин голос из-за угла. Он видимо тоже спустился по лестнице и застал папино появление там, в коридоре.
- Вот из папиной из спальни, кривоногий и хромой…
- И ничего он не кривоногий, - обиженно заметила Полина Дмитриевна.
- Так, Оль, покусовничаем в ночи? – папа сурово посмотрел на Олю, проходя вглубь кухни.
- Есть такое дело. Но я не себе, я Валерке.
Оля кивнула на дверной проем.
Папа обернулся.
Стоявший там Валерка помахал ему рукой.
Папа нахмурился.
- Ну пап, ну хватит тебе дуться. Прости меня, пожалуйста, что так тебя напугала. Я теперь всегда-всегда буду трубку брать. Ну, папочка.
Оля подошла к папе и пролезла в подмышку, чтобы он ее обнял.
В конце-концов, папа не смог сдержать расплывающейся у него на лице улыбки.
- Ладно, - потряс он дочку, крепко прижимая к себе, - Только тогда и нам что-нибудь сваргань, хорошо?
- Чего? – растерялась Оля.
- Не знаю, есть охота до одури, - папа кинул хитрый взгляд на Полину Дмитриевну. Та тихонько хихикнула в ладошку.
- Как насчет эм… оладушек?
- О! Оладушки - это тема, - оживился Валерка, понимая, что дело пахнет вкусными ночными посиделками.
Оля обреченно вздохнула.
- Вот всегда ты так. Все выкрутишь себе на пользу. Ладно, будут вам оладушки.
- А я не себе! Я всем. Выкручиваю все на пользу обществу, Оля, - заявил папа.
- Я помогу, - Полина Дмитриевна вскочила со стула и подошла к Оле.
- Спасибо. Видишь, пап, за дело берется профессионал!
Оля подмигнула папе.
Ссора была полностью повержена, под ночное чавканье профессионально испеченными оладушками.
На следующий день, после консультации к ГОС экзамену, Оля наткнулась на Аллу. Она сидела на подоконнике в холле, забравшись на него с ногами.
- Аллка! – помахала ей Оля.
Алла приоткрыла глаза и сонно посмотрела на Олю.
- Ну привет, укротительница мистических существ.
- Ты как?
- Нормально. Только день куда-то делся. Заметила?
- Заметила. У меня папа чуть с ума не сошел.
- А моя мать отобрала у меня все деньги, плэйер и шнур к Интернету.
- Сиди тут, в столовой, через вай фай.
- Так и делаю. Просто… ладно… это все не важно… суета…
- Алл, я вижу, с тобой что-то не так. Пошли, поговорим нормально.
Алла поправила ярко-зеленый галстук, прикрывающий ее довольно соблазнительное декольте и спрыгнула с подоконника.
Оля с Аллой вышли во внутренний дворик. Алла села на скамейку и снова закрыла глаза, подставив лицо солнцу.
- Что-то случилось?
- Я беременна, - не открывая глаз, ответила Аллка. Она не любила ходить вокруг да около.
- Что? Когда? Как?
- Как? Тебе на пальцах объяснить?
Алла открыла глаза и в упор посмотрела на Олю.
Оле требовалась минута, чтобы переварить услышанное. Они дружили с Аллкой еще со школы. Они тогда мечтали, чтобы Аллина мама и Олин папа поженились. Сейчас уж Оля понимала, что ей крупно повезло, что их родители с первого взгляда не полюбили друг друга. Аллкина мама – ураган. Жесткая, властная женщина строгих правил. А Олин папа… сами знаете.
Алла, она всегда была немного грубоватой, нарочито замороченной, но при этом, всегда была очень трезво мыслящей. Трезвее Оли и порой, даже Валеры. Ну, за исключением той ночи в замке, когда она просто на себя была не похожа.
- От кого ты… ну…
- Не важно.
- Как это не важно? – возмутилась Оля, - я его знаю?
- Нет. Просто парень с безумно красивой мордашкой. Я его трахнула и мы весело разбежались. Эмансипация, знаешь ли.
- Эмансипация – эмансипацией, а беременна у нас ты, а не он.
- Я не знаю его телефон. Специально не обменялась. Чтоб не думал, что он для меня важнее, чем фалоимитатор.
- Ну и что ты теперь будешь делать?
Оля закурила, стараясь не дышать на Аллу.
- Не знаю, - Алла тоже достала сигару, но зажигать не стала, - пока не решила. Надо как-то маме сказать…
Алла помрачнела.
Оля-то знала Аллину мать. Разговоры о том, что Алла хочет собаку, в конце концов закончились тем, что Аллина мама отвела ее в вет. клинику. Она показала Алле, как собаки болеют и как их потом приходится усыплять. После этого, Алла перестала приставать к маме с просьбой купить собаку и стала сосать палец во сне.
Чем может закончиться разговор о ребенке… Оля даже представить себе не могла.
Оля взяла Аллу за руку.
- Я с тобой, Аллка. Прорвемся. Главное, помни – она не имеет права за тебя решать. Как ты хочешь, так и должно быть.
Аллка усмехнулась.
- Легко сказать.
Она положила сигару в рот. Оля вытащила у нее сигару.
- Хочешь, я с тобой пойду? При мне она скандал устраивать не будет.
- Ты что, мой прошлый день рождения не помнишь?
Оля встала со скамейки.
- Вообще-то это бред. У тебя в животе растет ребенок, а мы думаем только о том, как сказать об этом маме.
- Вот такой вот сюрреализм в действии.
- Ты сама чего хочешь? Ты будешь делать, ну… или оставишь ребенка?
- Не знаю. Оль, я не знаю. В голове тысяча доводов мыслей и чувств. Пока происходит битва. Кто останется в живых, тот и скажет, как поступить.
- Только давай, не затягивай с этим.
- Как пойдет…
Алла вытащила изо рта обсосанную сигару и протянула ее Оле.
- Вот, возьми пока себе. Только не кури. Решу – либо выкину, либо выкурю.
Оля все чаще думала о монстре. И думала уже совсем по-другому. Не как о загадочном мистическом существе. А как о том, с кем она целовалась, кого она снова хотела увидеть.
Подготовка к завтрашнему ГОСу шла уже с трудом. Глаза слипались, от количества информации в голове царил какой-то калейдоскопический бардак.
Оля спустилась вниз, пошла на кухню, чтобы заварить себе кофе.
Она зажгла конфорку и поставила на огонь старую, доставшуюся ей еще от мамы турку.
Синий огонек гипнотически колыхался из стороны в сторону. Оля вспомнила, как монстр учил ее не бояться огня. Оля протянула руку и сунула в огонь палец. Он и вправду не обжег ее. Оля подумала, что если бы она была средневековой ведьмой, ей бы очень пригодилось такое умение. Она вытащила палец из огня. Но один огонек, словно прилип к пальцу.
Оля испугалась, захотела его стряхнуть, но огонек плотно сидел на самом кончике указательного. Оля поднесла руку к раковине и включила воду. И тут, огонек пополз вдоль пальца, на середину ладони. Там, он расползся в плоскую лепешку, похожую на раскатанное тесто. Эта горящая лепешка вдруг, приняла форму замка Крома, разгорелась ярко-ярко и вдруг, погасла, оставив после себя тонкую полоску дыма.
Оле и догадываться было не нужно. Это был монстр. Он звал ее к себе. Оля почему-то почувствовала, что Кром отчаянно нуждается в ней. Нуждается, как никогда.
Оля потушила конфорку, так и не дождавшись, пока кофе вскипит. Она написала папе записку, чтобы он не сердился, как в прошлый раз, и выскочила из дома.
Перед тем, как зайти в замок, Оля завела будильник у себя в телефоне. Мало ли, вдруг она опять упустит ход времени, а ГОС экзамен ждать не будет.
Быстро поднявшись по ступеням, Оля постучала в тяжелую деревянную дверь.
Дверь от стука колыхнулась и нехотя приоткрылась внутрь. Не заперто.
Замок, как всегда, был погружен в расслабляющий сумрак. Только теперь, по всему периметру холла, у каждого камня в стене, стояло по алой розе. Они стояли каждая в своей отдельной маленькой вазочке. Оля улыбнулась. Монстр ждал ее. Кольцо из роз, опоясывающее холл, прерывалось только в одном месте – там, где спускалась к Олиным ногам могучая лестница. Оля стала подниматься.
Она помнила, что была там, наверху, но только один раз, когда они заносили Аллку. Не было времени толком изучить что там, на втором этаже.
Стены, как и на первом этаже – каменные. Узкий коридор уходил от лестницы вправо и влево. По обеим сторонам коридора, совершенно симметрично стояли двери в разные комнаты. Одна из дверей была приоткрыла. Из проема на пол падал ласковый желтоватый свет.
Оля пошла туда.
Это была круглая комната, напоминающая башню. Потолок клином уходил вверх. Сквозь тяжелые шторы, в комнату аккуратно пробирался лунный свет, наполняя помещение синим оттенком. А на стенах горели подсвечники, разбавляя лунное свечение теплым, желтоватым цветом. Возле стены стоял диван, на котором распластался ее монстр.
Он лежал, запрокинув голову и не шевелился. Руки и ноги были вальяжно раскинуты в стороны. В правой руке, он зажимал пышный букет тех самых бархатно-красных роз.
Оля нахмурилась. Лежит. Распластался. Неужели он думает, что Оля кинется к нему на диван? Цветы, это, конечно, приятно, но сразу… вдруг, Оля заметила, что руки монстра слегка дрожат.
Оля подошла поближе. Глаза были закрыты, но не плотно. Зрачки закатились, оставляя белую полоску зрачков, оттеняющую ресницы. Монстр дрожал всем телом. Оля присела рядом и легко дотронулась до монстра.
- Привет. Ты звал? Эй…
Он весь просто горел. Сквозь бордовою рубашку и чувствовался невыносимый жар, охватывающий все тело Крома.
- М-м-м… - замычал монстр.
Шерсть свалялась в мокрые сосульки на лбу. Его лихорадило.
- Что с тобой? – испуганно спросила Оля, - ты заболел?
Монстр открыл глаза и улыбнулся.
- Ты пришла… Я тебя очень ждал…
- Ты болеешь?
Его нога свисала с дивана в каком-то неестественном положении. Оля подняла тяжелую ногу Крома и положила на диван.
- Спасибо, что пришла, - его голос был хриплым и иногда пропадал.
- Что с тобой? Простудился?
Монстр криво улыбнулся и помотал головой из стороны в сторону.
Оля окинула взглядом комнату. На полу лежала коричневая шкура с длинным ворсом. Оля быстро подняла ее с пола и накрыла монстра.
- Слишком много огня… - прошептал Кром.
- Потушить? – Оля быстро подошла к стене, на которой горели в канделябрах полу-оплавившиеся свечи.
- Нет… внутри…
Что с ним было делать? «Слишком много огня внутри»… Если бы она знала, как это лечить? Может, лед? Или просто холодный душ? Мороженое? Нелепая мысль…
- Что мне делать? Кром! Скажи, что делать?
Оля дотронулась до его лба. Он был настолько горячий, что если бы это был человек, Оля незамедлительно положила бы его в реанимацию.
- Просто будь рядом… Ты мне очень нужна…
Монстр закрыл глаза и стал странно хрипеть при каждом вдохе и выдохе.
Делать было нечего. Оля присела на диван и стала нежно поглаживать монстра по голове.
- А-а-а, - в ее голове сам собой всплыл мотив, который она слышала еще в детстве. Наверное, так ей пела мама, когда была жива.
- А-а-а…
Монстр, прикрыл глаза и развернул свое большое ухо в сторону Оли.
Он пальцами нащупал Олину руку и сжал ее в своей ладони.
Оля гладила его по голове, стараясь снять этот жар, вытащить его рукой из головы монстра и стряхнуть на пол.
Ближе к утру, она устала сидеть и легла рядом, на самый краешек дивана. Было не пошевелиться, чтобы не свалиться на пол, диван был узковат для двоих. Поэтому, Оля обхватила рукой живот Крома и прижалась к нему всем телом. Он перестал хрипеть. Дрожь понемногу стихала. Теперь она охватывала тело монстра порывами. Через каждую минуту или две. А потом – реже…
Когда зазвонил будильник, Оля уже спала. Ей показалось, что она закрыла глаза всего пять минут назад. Не выспалась. Через два часа ГОС экзамен… Надо было бежать. Оля села на диване и посмотрела на Крома. Его глаза были открыты, и он глядел на Олину спину.
- Ты как? – спросила Оля.
- Намного лучше. Спасибо, Оль.
- За что? Я же ничего не сделала…
Оля встала и, озираясь, искала глазами зеркало в комнате. Его нигде не было.
- Ты была рядом. Этого уже достаточно, чтобы не умереть.
- Умереть? Ты мог умереть? Что с тобой вообще было? Это какой-то ваш монстрический припадок?!
Кром усмехнулся и присел, свесив ноги с дивана.
- Можно сказать и так. Монстрический припадок.
- И часто это с тобой?
- Обычно, алкоголь заглушает большую часть огня…
В подтверждение своих слов, Кром встал и вытащил из-за дивана бутылку какого-то спиртного с ядреным запахом. Он приложился к ней почти на минуту, осушив почти до дна.
- То есть, ты пьешь, чтобы не болеть?
- Хочешь? – Кром протянул бутылку Оле. Нос чуть не обжег жуткий запах спирта с примесью чего-то горького.
- Нет, спасибо…
- Во мне столько разрушительной силы, что если я не буду ее заглушать, она разрушит меня изнутри.
- Похоже на оправдания обыкновенного алкоголика, - Оля скептически посмотрела на монстра. Он вздохнул и отвернулся.
- Я знал, что ты меня не поймешь…
- Ну ладно, - Оля смягчила голос, подошла и за плечо ласково развернула Крома к себе, - а что случилось в этот раз? Алкоголь вроде не закончился?
Оля рукой отодвинула бутылку от себя.
- В этот раз алкоголь не сработал. Замок… - Кром обернулся, оглядывая стены и потолок, - он теряет силу…
- Как?
- Замок питается от земли… А земля истощается со временем… Химеры эти… Они летают, потому, что замок перестает их держать. Одна уже научилась вырываться. И скоро, научится вторая…
- А что будет, когда все четыре оторвутся от колонн?
- Замок рухнет, - обреченно ответил монстр.
Будильник снова громогласно возвестил о том, что время поджимает. Оля потрогала лоб Крома. Он, вроде бы, пришел в норму.
- Слушай, у меня ГОС экзамен. Без него до диплома не допустят, надо бежать.
- Останься, - попросил Кром.
- Не могу, - бросила Оля, накидывая легкую курточку (по утрам иногда еще было прохладно).
Оля резво спускалась по лестнице.
- Теперь не только ты мне… теперь и я тебе нужен, - крикнул ей Кром, стоя наверху и провожая взглядом Олю.
Оля остановилась и посмотрела наверх.
- С тобой тут все будет в порядке? Монстрический припадок не повторится?
- Не должен, - Кром помахал Оле лапой, в которую была зажата та отвратительная бутылка спиртного, - я буду ждать тебя. Я все время тебя жду. Только тебя, Оля.
Оля не придала этому значение и выбежала из замка.
Пока она ехала на автобусе, а потом в метро, с каждой секундой на нее что-то наваливалось. Было такое ощущение, как будто кто-то обложил ее невидимой ватой. Плотной, вязкой, не дающей ни дышать, ни двигаться нормально, ни слушать… Глаза слезились, как будто в них попала какая-то паутинка, которую невозможно было вытащить. Оля попыталась отогнать эти мысли и повторить в уме хоть что-нибудь из того, что она учила вчера. Мысли тоже ворочались лениво и как-то нехотя. Такого с Олей никогда еще не было.
Она успела впритык. Двери уже раскрыли, и весь операторский курс заходил в аудиторию. Валера кинул на Олю негодующий взгляд.
- Ну, ты как всегда…
Оле трудно было ему что-то ответить. Язык не ворочался.
- Рассаживаемся по одному, - приказала женщина с кафедры.
Оля плюхнулась на свое место и сразу опрокинула голову на руки. Трудно было ее держать, тяжелую, чугунную, гулкую, как колокол.
- С тобой все нормально? – Валера сел сразу за Олей.
- Угу, - промычала Оля, не шевелясь.
В аудиторию зашло пятеро мужчин и две женщины – комиссия. Они расселись по местам, что-то обсуждая между собой, как старые добрые приятели.
- Каждый из вас ответит на два вопроса. Первый, практический, будет по фильму, который вам предоставлялся на выбор. Вы по очереди будете садиться вот сюда, - женщина из деканата отодвинула стул от парты, за которую предстояло сесть экзаменуемому, и продолжила объяснять форму прохождения экзамена. Оля ее не слушала. Не могла слушать. Слова утопали в воображаемой вате, окутавшей ее коконом, и не долетали до ушей. Стало тяжело дышать. Как будто вата забралась и внутрь, в легкие. Оля закашлялась.
- С вами все в порядке? – донеслось до Оли издалека, словно из другого конца института.
- Можно выйти? – хрипло спросила она.
Экзаменаторы нахмурились.
- Это ГОС экзамен. Если вас не будет в течение пяти минут, вы не допускаетесь к сдаче в этом году, - строго заявила женщина из деканата.
Оля быстро встала и выбежала в коридор. Она дернула ручку женского туалета. Хотелось спрятаться в кабинке, забиться в угол, запереться на все замки…
Дверь не поддавалась. Кое-как подняв тяжелую голову, Оля сфокусировала взгляд. Размытые буквы гласили «Ремонт. Туалет на втором этаже».
Воображаемая вата добралась до ног. Когда Оля спускалась по лестнице, они плохо ее слушались. Как пьяная, она изо всех сил цеплялась за перила, чтобы слабые колени не подкосились на очередной ступени. Но и руки предательски дрогнули. Пальцы соскользнули с холодных перил, и Оля села прямо на лестницу, упершись лбом в жесткие металлические перегородки на перилах.
Неожиданно, чьи-то руки попытались поднять Олю за руку.
- Вставай! Ну что расселась? Я за тебя ГОС не сдам! – это был голос Валеры.
Оля обессилив, рухнула прямо на лестницу, ударившись головой о ступеньку.
- Господи, ты вся горишь!
Валера поднял Олю на руки и куда-то понес. Перед глазами мелькал потолок, лампочки, глаза Валеры, чей-то затылок. От этой круговерти Олю стало тошнить. Она зажмурилась.
Когда стало еще хуже, Оля все-таки решилась открыть глаза. Она находилась в машине Валеры, на заднем сидении.
- Мы куда? – смогла выдавить из себя Оля.
- В больницу, куда же еще?! – Валера снова дал по газам и к горлу подступила противная горечь.
- Нет!
- Что значит нет, дорогая?! В таком состоянии ты им такого наговоришь…
- Мне надо к монстру… Спроси у Аллки как…
Больше Оля ничего не сказала. Она откинулась на спину и тупо смотрела в потолок, считая черные точечки на белом фоне.
- Ты с ума сошла?! В больницу тебе! Что я у Аллки должен спрашивать?!
Валера обернулся назад и наткнулся на Олин взгляд. Из правого глаза текла слеза.
Одними губами Оля просила:
- Пожалуйста.
Валера вздохнул и нажал кнопку на блютусе.
- Але, Алл? Тут Ольке плохо. Говорит, ей надо к монстру. Что? За МКАДом? Адрес помнишь? Ага, хорошо. Спасибо. Что? – Валера молчал минуту, потом ответил, - Я думаю, Оля сама разберется. Она не глупая девчонка. Если говорит, надо, зачем-то ей это надо. Не знаю… Ладно, давай, пока.
Валерка зачем-то остановился у обочины.
Он быстро куда-то сбегал. Его взволнованное лицо появилось над Олей, на заднем сидении.
- Вот. К монстру твоему мы поедем, но на всякий случай, тут горчичники, жаропонижающее, для сердца, сосудов, от давления, желудка - короче все, что только возможно. Вдруг, у него ничего там нет…
Оля уже не понимала, что происходит, не видела и не слышала Валеру.
Валера ласково посмотрел на нее, положил увесистый пакет с лекарствами на пол машины и прижал Олину голову к себе.
- Ну что с тобой делать, Олька. Ох, бедовая ты девка… - он так ласково провел Оле по волосам, что на секунду, головная боль куда-то испарилась. Оля провалилась в пустой-пустой серый сон.
Валера занес Олю в замок на руках.
- Монстр! – крикнул он, - Монстр! Тут Оля… она к тебе…
Из-за двери вышел Кром. Валера слегка опешил, увидев волосатое нечеловеческое создание. Кром тут же кинулся к Оле.
- Оля! Боже мой! Олечка… - он быстро выхватил Олю из Валериных рук, как будто это была не девушка, а туша добытого на охоте животного.
- Ты знаешь, что с ней? – спросил Валера.
Монстр, ничего не ответив, понес Олю наверх.
- Я спрашиваю, ты знаешь, как ее вылечить? – Валера решительно подошел к лестнице.
Кром остановился. Он обернулся на Валеру и злобно сверкнул глазами.
- Уходи, - сказал Кром жестко, почти сердито.
- Так, я ее привез сюда и имею право…
Вдруг, Кром открыл рот и как из огнемета обдал всю лестницу мощным потоком огня. Валера инстинктивно попятился.
- Ты что делаешь, ублюдок?! – Валера с яростью побежал к монстру навстречу.
Вдруг, Кром развернулся, приставив к Олиному горлу свой огромный черный ноготь. Прямо к артерии, которая шла под тонкой кожей.
- Ты охуел?! – Валера был вне себя от бешенства, но все же, остановился.
- Я сказал вон! – крикнул монстр на весь свой каменный замок.
И тихо добавил:
- Если ты ее любишь, тебе лучше просто уйти.
Валера медленно, ступенька за ступенькой, спускался вниз, провожая глазами удаляющуюся фигуру монстра. Он уносил ее наверх, куда-то в недра своего логова. А она не запомнит этого. Она уже без сознания. Валера положил пакетик с лекарствами у подножия лестницы и скрылся за дверью замка. Так будет лучше для Оли. Пока… но Валера обязательно что-нибудь придумает.
*5*
Оля лежала в просторной светлой комнате с большими, полукруглыми окнами. Яркое утреннее солнце врывалось через чуть мутное окно и играло с частичками пыли в своих лучах.
В комнату вошел монстр. В одной руке у него был кубок с чем-то дымящимся, а со второй руки свисала белая рубашка, как полотенце у официанта.
Он приподнял Олино одеяло и потрогал живот. Затем, Кром бережно стал снимать с Оли ту рубашку, в которой она лежала. Оголив ноги, живот, грудь, он медленно, рассматривая каждую черточку ее тела, потянул рубашку на голову. Оля проснулась.
- Что ты делаешь?! – она дернулась, запуталась в рукавах и случайно выскользнула из ворота. Стесняясь своей наготы, она быстро накрыла себя одеялом по самую шею. Кром стоял рядом и улыбался.
- Очнулась, наконец…
- Это ты меня раздел? – возмутилась Оля.
- Конечно. Вся рубашечка мокрая, посмотри, - Кром протянул Оле ночнушку, которую он только что с нее снял. Она была чуть влажная со стороны спины.
- Я заболела?
- Ничего, ничего… уже лучше…
Оля посмотрела в угол. Но полу валялось штук шесть таких же белых ночных рубашек.
- Тебе надо было хорошенько пропотеть. Вот, выпей, - Кром протянул Оле знакомое ей с детства жаропонижающее. Знакомый запах успокоил ее окончательно.
Она обхватила кубок обеими руками и стала дуть на жидкость, сдувая легкий белый пар.
- Пей, пока горячее, - ласково попросил ее Кром.
- Что со мной было? – спросила Оля, сделав глоток.
Кром подошел к ней вплотную и сел на колени, прямо на пол, у ее изголовья.
- Это все из-за меня… - его глаза наполнились влагой, - прости меня, Оля! Прости, пожалуйста…
- Что? – не понимала Оля, - почему из-за тебя?
- Ты лежала со мной тогда, во время припадка… Ты забрала все на себя… мне надо было предвидеть… мне было так плохо…
- Так значит, это твой припадок меня подкосил? – Оле стало не по себе, - у меня твоя монстрическая болезнь?
- Нет, - Кром взял ее за руку, - ты же человек. Люди болеют человеческими болезнями. Ты забрала в себя то, что меня разрушало. У всех проявляется по-разному. У тебя все вылилось в грипп.
- Что значит, у меня? А что могло бы со мной быть?
- Любая другая болезнь… от фурункулеза до рака.
У Оли внутри все похолодело.
- Рак? Я могла заболеть раком из-за тебя?!
- Но, ты сильная. В тебе столько света… Ты поборола все это… У тебя просто грипп. Простой грипп…
Монстр начал всхлипывать.
- Прости меня… Я не знал… Я думал, что умираю. Мне просто хотелось в последнюю секунду держать тебя за руку…
Оля взяла из его безвольно болтающихся лап ночную рубашку и быстро натянула ее на себя, так, чтобы одеяло не успело оголить ее тело.
- Я могла умереть из-за тебя… а ты мне ничего не сказал…
- Я вылечу тебя! Обещаю! Оленька, милая. Я не дам тебе умереть! Никогда… Прости меня, - всхлипывал монстр, опустив свои мокрые ресницы в пол, - прости… я вылечу…
Было такое ощущение, что если Оля сейчас не скажет, что прощает его, он пойдет и выбросится с крыши. Его было так жалко… похоже было, что он сам страдал от случившегося больше, чем Оля.
- Ну, ну… - Оля погладила монстра по большому мохнатому уху, - не умерла же… все нормально.
Монстр поднял на нее большие заплаканные глаза:
- Я клянусь тебе, я не хотел. Ты поправишься. Я все для этого… все…
Оля прижала его голову к своей груди.
- Все, все, не плачь. Ты же не хотел…
- Ты не сердишься на меня? – спросил монстр, тяжело дыша в Олину грудь.
- Нет.
Он протянул лапу и обнял Олю за талию.
- Спасибо, - прошептал он.
Они стояли так, обнявшись, какое-то время. Потом, монстр встал на ноги.
- Ну, допивай, допивай лекарство.
Оля отхлебнула еще глоток и закашлялась.
- Так, значит тебе нужен перцовый пластырь на грудь, - озабоченно сказал монстр и достал из тумбочки Валерин пакет с лекарствами.
- Ого, сколько ты напокупал всего! – удивилась Оля, - валокордин то зачем?
- Я же не знал сначала, что у тебя… - ответил Кром, - ты меня так напугала. Я бы всю аптеку для тебя скупил…
Оля улыбнулась. Ей было очень приятно.
А в это время, в районе замка появились пятеро: Валерка, папа, его кондитерша и два милиционера.
- Где, говоришь?
- Вот здесь должен быть. Серый такой, как в детских книжках рисуют.
- Ты уверен? – скептически спросил папа.
Валера посмотрел на папу таким взглядом, что сразу стало ясно – никаких шуток быть не может.
- Ну, и где твой замок? – сплюнув себе под ноги, милиционер оглянулся. Замок стоял прямо перед их носом. Ровно, через дорогу. Но они его не видели. Так бывает. Внимание не фокусируется, на объекте. Вроде бы видишь, стоит какое-то здание… но оно кажется тебе таким знакомым, обычным, что отвернувшись, ты не сможешь вспомнить ни цвета, ни количество этажей, даже примерно. Это происходило и с ними. Валера точно знал, что тут стоял замок. Он перешел через дорогу, подошел вплотную к серой каменной стене.
- Ничего не понимаю… Стоял же, прямо тут. Вот, вместо этого дуратского дома! – Валерка пнул его изо всех сил ногой.
- Слушай… - Полина Дмитриевна осторожно подошла к Валере, - мы все видим, что ты напуган… но все это звучит немного… фантосмогорично. Замок, монстр, огонь… ты не думаешь, что у тебя от волнения перед экзаменом разыгралось воображение?
- Нет! – Валерка ходил по улице из стороны в сторону, раздраженно пиная ни в чем не повинную жестяную банку из-под газировки.
Папа еще раз набрал номер на своем мобильном телефоне.
- Не берет, - он вздохнул, пряча телефон в карман.
- Да он с ней уже мог сделать уже все, что угодно!
- Так, вы будете заявлять о похищении? – нахмурился милиционер.
- Да! – Валера шагнул вперед.
- На кого? – обернулся папа к Валере, - на какое-то волосатое чудовище, дышащее огнем? Потом доказывай всем, что не куришь всякую дурь…
- Для того, чтобы заявить в розыск, вам нужно подождать еще двое суток, - милиционеры развернулись и пошли в сторону автобусной остановки.
- Может, с собаками вызвать? – Валера с надеждой посмотрел в их безразличные спины.
- В твоем случае, лучше с драконами, - саркастически хмыкнул милиционер.
- Объявится она, - Полина Дмитриевна взяла Валеру за плечи и перевела на другую сторону дороги, обратно, а Олиному отцу, - период видимо у нее такой…
- Период, - вздохнул папа, - я ей дам, период. Пусть только вернется…
- Господи, только б вернулась, - пробормотал себе под нос Валерка.
- Значит, диплом все? Просрала? – папа исподлобья посмотрел на Валеру.
- И я с ней. Хотел в больницу отвести… надо было не слушать…
- Теперь что? – папа шел хмурый, положив кулаки в карманы.
- Теперь в следующем году будем сдавать, с Аллкой и ее курсом.
- Замечательно… - совсем не радостно сказал папа, - пять лет учебы коту под хвост…
- Да сдадим, - Валерка попытался приободрить папу. Но сейчас это было бесполезно.
Полина Дмитриевна шла рядом и тактично молчала. От части, не зная, что сказать в такой ситуации, отчасти предчувствуя что-то совсем не хорошее.
Оле становилось лучше. Кашель не проходил, но температура к вечеру не поднялась. Кром терпеливо проходил с ней все лечебные процедуры, не оставляя ее ни на секунду.
- Давай, теперь вытрем ножки, - говорил он, обворачивая Олину ступню теплым махровым полотенцем.
Ноги были красные, после сорокаминутного отмокания в тазике с горячей водой и горчицей.
- Откуда ты так хорошо знаешь, как лечить людей? - Оля наклонила голову на бок.
Кром пощекотал ее пятку. Оля довольно взвизгнула от щекотки.
- В человеческом организме нет ничего сложного, - ответил Кром, когда Оля успокоилась. Он прижал ее красную, сморщенную пятку к губам и поцеловал.
- Фу, она же горчицей пахнет.
Кром хитро улыбнулся.
- А мне все равно, - он открыл рот и облизал пальчик за пальчиком, нежно щекоча их языком. Оля заливалась смехом от щекотки и все повторяла
- Фу, Кром, перестань, щекотно!!!
Наконец, Кром натянул на ее ступню белый носок из мягкой шерсти. Он прижал ее ногу к своей щеке и прошептал:
- Как я долго тебя искал… Не уходи, пожалуйста…
- Глупенький, - Оля обхватила его косматую голову руками, - я тут. Ну, куда я денусь?
Кром закрыл глаза от удовольствия.
- А теперь, спать.
Монстр поднял ведро, полотенце, легким движением уложил Олю на кровать, в которой она сидела, свесив ноги.
- Я не хочу, - ответила Оля и закашлялась.
- Надо. Видишь, ты еще не до конца выздоровела.
Кром встал, подошел к стене, дунул на робкий огонек свечи, и тот послушно погас.
Оля попыталась уснуть. Сон никак не приходил. Луна большим влажным пятном светила прямо в глаза, яркая и дерзкая. Мысли мелькали в голове. Как только она закрывала глаза, в темноте, под веками, появлялся монстр. Руки ощущали его прикосновения. Оле даже казалось, что она слышит его голос. Сердце билось все чаще, заставляя кровь носится по венам с бешеной скоростью. Щеки разгорелись обжигающим жаром, как после мороза.
Оля встала в кровати. Захотелось курить.
Как-то надо было успокоиться.
Она обшарила тумбочку – сигарет нигде не было. Тогда она встала с кровати и тихонько пошла к выходу. Может сигареты есть где-нибудь внизу? Белые шерстяные носки делали шаги мягкими, не слышимыми.
Оля открыла дверь и посмотрела вдаль темного коридора. На другом конце, через лестницу, сидел монстр. Он сидел прямо на полу, напротив двери в свою комнату. В руке у него мерцал оранжевый огонек сигареты.
- Стырил мою пачку? – Оля укоризненно посмотрела на него. В замке было так тихо, что ее слова с легкостью донеслись до другого конца коридора. Кром посмотрел в сторону Оли. Взгляд был немного хмельной. Под вечер, он обычно пил больше. Говорил, чтобы ночью, пока он спит, огонь не разъедал его душу. Ведь во время сна алкоголь быстро улетучивается из крови.
- Ты чего не спишь?
Оля медленно подошла к Крому. Он сидел, согнув ноги в коленях и медленно выдыхал в воздух густой сигаретный дым.
- Тоже курить захотелось, - Оля присела рядом с Кромом, натянув и так длинную ночную рубашку себе на колени.
Кром протянул Оле ее пачку. В ней осталась всего одна сигарета.
- Последняя? – спросила Оля.
- Последняя – самая сладкая, - ответил монстр, и сам вставил ее Оле в рот. Как и прежде, без помощи зажигалок, он помог ей прикурить.
- А мне не спится… - вздохнула Оля.
- Почему? – Кром положил лапу ей на колено.
- Не знаю… слишком много энергии, наверное. Весь день лежу… Надо ее куда-то деть…
- М-м-м, - пьяно промычал монстр, - куда бы деть твою энергию…
Он лукаво посмотрел на Олю. От ее взгляда, щеки снова покраснели, и Оля смутилась. Монстр щелчком отбросил сигарету в сторону, неожиданно вскочил, схватил Олю, перевалил ее через плечо и стремительно понес в спальню.
Оле захотелось крикнуть, спросить, что он делает, но она не смогла издать ни звука.
Кром повалил девушку на постель с такой силой, что в голове немного загудело. Он осмотрел ее жадно, как кусок мяса, который собирался сейчас съесть.
- Я так больше не могу, - просопел он и сдернул с Оли ее ночнушку. Обнаженное теплое тело остро почувствовало холодные потоки воздуха, гулявшие в комнате. Не успела Оля заметить, как Кром, тоже голый, уже оказался в упоре лежа прямо над ней. Лапой, он схватил ее грудь и сжал так сильно, что Оля вскрикнула. Монстр, видимо подумал, что это крик наслаждения, потому, что сразу, сдавил ее еще сильнее. Все тело прошибла боль, как электрический разряд. Сосок напрягся и потемнел. Кром впился губами в Олину шею. Это не было похоже на поцелуй. Ей показалось, что вот-вот, и он кожа не шее лопнет, под давлением. И Крому в горло потечет ее теплая кровь. Но этого не случилось. Кром схватил Олю за ноги и мощным движением прижал к себе. Он посмотрел ей в глаза и тихо спросил
- Ты хочешь?
- Да… - Олин голос прозвучал предательски сладострастно.
И монстр тут же резко повернул Олю на живот.
С какой-то звериной агрессией, он вошел в Олю сзади. От сильного толчка Оля вскрикнула и подняла голову. Но монстр лапой прижал ее голову к кровати, не давая пошевелиться. Второй рукой, он держал Олино запястье, заводя его далеко за спину. У нее не было возможности пошевелиться, да и желания тоже не было. Мышца предплечья до боли напряглась, от неестественной позы. Кром все быстрее и сильнее двигался, вырывая из ее груди нечеловеческие стоны наслаждения, боли, страсти, желания… Все вместе… Это было грубо, пошло, как в самых ее сокровенных мечтах, в которых она боялась признаться даже самой себе.
Когда небо за окном снова стало принимать оттенок голубого, они заснули обнявшись. И даже во сне Олю не покидало пульсирующее ощущения монстра в своей плоти, хотя он уже мирно спал, по-звериному посапывая.
Оля проснулась от кашля. Собственного кашля, не дающего ей дышать. Она обернулась – монстра в постели не было. Неожиданно, сцены вчерашней ночи прогрызлись в ее сознание, и ей стало не по себе… Как она могла позволить вытворять с собой такое? Боже… от стыда стало подташнивать. Она вспомнила, как ей было хорошо, как он угадывал все самые развращенные ее желания… и как после этого он посмотрит на нее? Оля плюхнулась обратно на постель, закрывшись одеялом с головой. Нельзя, нельзя было позволять ему делать все это. Нельзя было отдаваться в его власть настолько, становиться первобытной, дикой… Когда он приказывал держа ее за волосы, смотреть ему в глаза, надо было послать его к чертовой матери! Но как ей хотелось слушаться… растворяться в его желаниях… без остатка теряя себя.
Оля сжалась в комок там, под одеялом. Теперь он никогда не посмотрит на нее с нежностью. Теперь она и правда для него добыча, которую он покорил вчера ночью.
Дверь со скрипом отворилась и Оля услышала тяжелые шаги монстра.
Он присел на кровать, рядом с ней.
- Проснулась, принцесса? – ласково спросил он.
Оля не ожидала такого нежного тона… Вчера он говорил совсем по-другому.
- Нет, - соврала она, боясь столкнуться с ним взглядом.
- Ну, ты куда спряталась, маленькая? – Кром отодвинул краешек одеяла и просунул свою волосатую морду к ней.
Оля посмотрела не него и вдруг поняла… В его взгляде нет ни доли презрения… он… он очарован, заворожен. Он улыбается ей, как матери улыбаются новорожденным.
- Вылезай. У меня для тебя кое что есть…
- Что? – спросила Оля сонным голосом.
- Увидишь.
Кром вытащил голову из-под одеяла и встал с кровати. Оля почувствовала, как кровать упруго приняла свою привычную плоскую форму. Оля тоже вытащила голову из-под одеяла. В руках у монстра был огромный, невероятно огромный букет. Розовые маленькие бутоны десятками громоздились на зеленых ветках. Тяжело было обхватить весь букет одной рукой, поэтому монстр сжимал всю охапку стеблей двумя лапами.
- Нравится? – наивно спросил монстр.
- Конечно! – Оля выскочила из постели и бросилась к нему на шею.
- А еще… - Кром загадочно отложил цветы в сторону, - чашка горячего шоколада для моей Олечки.
Он отошел на секунду за дверь и пришел с кружкой дымящейся сладкой жидкости.
- Ты… просто… спасибо, - Оля благодарно улыбнулась и взяла кружку.
- Для тебя – все, что угодно. Для тебя каждый цветок, каждый мой вздох, любая просьба.
У монстра на глаза снова навернулись блаженные слезы.
- Прости, - он шмыгнул носом, - прости, я просто… просто никогда еще не был так счастлив…
Он был совсем не похож на того ночного Крома. И это было восхитительно. Как он мог сочетать в себе столько нежности, столько заботы и столько грубой страсти? Оля не понимала. Да и понимать не хотелось. Все было и-де-аль-но.
Вдруг, где-то сзади, раздался страшный грохот. Как будто колонна обрушилась или большой камень упал с крыши. Монстр замер.
- Химеры… - прошептал он.
И в эту же секунду, деревянная дверь их комнаты распахнулась и в нее влетело огромное крылатое создание. Это было бледнее, чем предыдущее, бледная, почти белая кожа просвечивала кое-где вены и артерии. Пушок на животе был рыжеватым. Но на этом отличия от предыдущей химеры заканчивалось. Эта тоже смотрела кругом черными яростными глазами без зрачков. И разносила все в комнате в клочья.
Она подлетела к окну, задела крылом тяжелую штору и обернулась вокруг своей оси. Штора упала прямо на Олю.
Оля облилась шоколадом, отбросила кружку и стала выкарабкиваться из ткани, когда она выскочила, то увидела, как химера лапами стоит прямо на груди Крома, вонзая ему в грудь острые когти. Она наклонила голову прямо над его шеей, вот-вот готовая вонзить в него свои острые клыки. Оля тут же набросила на химеру сорванную ей же штору и потянула на себя. Химера покачнулась, ударила крыльями под образовавшимся полу-мешком и оступилась, сойдя с груди монстра. Кром тут же вскочил на ноги, метнулся к стене, на которой у него по привычке, были развешаны копья. В каждой комнате. Теперь Оля понимала, зачем. Он замахнулся над головой химеры, пока Оля тянула ткань на себя, как вдруг, его сбила с ног вторая, та самая, которую Оля видела в первый раз, темная, серая… Она стала кружить над Олей, истошно вопя тонким голосом.
- Их две! – крикнула Оля.
- Пять за арифметику, - крикнул Кром, вскакивая на ноги.
Рыжая химера, разорвав наконец ткань в клочья вырвалась и взмыла к потолку. Комната была узковатой для обеих тварей, так, что им было трудно маневрировать, не сталкиваясь между собой.
- Пошли на место! – приказал Кром.
В ответ, рыжая химера открыла пасть и спикировала прямо на него. Кром увернулся, откатившись по полу в угол. Только он остановился, как серая понеслась на него. Оля схватила копьё и ударом отшвырнула ее в сторону. Но за копьё уже тянула рыжая, вырывая его из Олиных рук. Серая взмыла вверх и крылом задела окно. Стекла градом посыпались вниз. Вдруг, рыжая химера, вместо того, чтобы тянуть копьё вверх, надавила на него изо всех сил. Цеплявшаяся за него Оля, не ожидала такого поворота, она пошатнулась и потеряла равновесие. Еще секунда, и она полетела бы вниз, из окна прямо на землю, но монстр вовремя протянул ей руку, и Оля зависла прямо над острыми остатками разбитого стекла. Серая химера толкнула Крома в спину, и он по инерции, навалился на Олю. Оля взвизгнула, увидев, как рыжая, сменяя напарницу, несется прямо на них. Оля успела расставить руки и упереться ими в края окна. Острые стекла, кусками торчащие из рамы, вонзились в ладони. Толчок был такой сильный, что правая рука соскользнула и Оля перевесилась вниз головой. Кром быстро выпрямился, и потянул ее на себя за талию.
- Вправо! – крикнул Кром.
Инстинктивно слушаясь, Оля резко дернулась вправо, а Кром – влево. Крылья серой химеры просвистели у уха, и она застряла в собственной ловушке. Рыжая взбесилась от ярости, извиваясь под самым потолком.
- Поговори с ней, - шепнул Кром Оле. Он тоже сидел на полу, с противоположной стороны от подоконника.
- Поговорить? – Оля не понимала, чего от нее хочет монстр.
- В прошлый раз, она тебя слушала…
Серая химера мощно била хвостом из стороны в сторону, сотрясая всю комнату. Рыжая нацелилась на Олю, сверкнула глазами и понеслась.
- Стой! – Оля выставила вперед одну руку, а второй закрыла лицо.
Химера затормозила в воздухе в миллиметре от ее пальцев.
Оля открыла глаза. Химера внимательно изучала ее лицо.
- Не надо, пожалуйста. Успокойся… Зачем ты тут все крушишь?
Химера медленно опускалась на пол. Тем временем, серая сумела протолкнуть свое тело сквозь оконный проем и вылетела из окна. В воздухе она развернулась и понеслась обратно.
- Давай спокойно сейчас пойдем на место. Вот, не торопясь…
Оля протянула руку и дотронулась до холодной морщинистой кожи. Химера гипнотически смотрела на Олю, не моргая.
Кром встал и открыл дверь.
- Скорее, веди ее.
Серая химера головой просунулась в окно. По камню в стене пробежала трещина, от окна к потолку.
Оля старалась не смотреть на серую, снова застрявшую в раме, только теперь, головой вперед.
- Пошли, пошли со мной. Только тихо, - стараясь не смотреть на лязгающие челюсти в окне, Оля повела рыжую за собой, не отрывая от нее взгляда. Кром держал дверь открытой. Серая сделала еще пару толчков и протиснулась в комнату по самое пузо.
- Давай-давай, быстрее, - Оля говорила с рыжей, как с ребенком, подгоняя ее. Та, неуклюже переваливаясь на задних лапах, сложила крылья и ковыляла за ней. Как только хвост рыжей полностью выполз из комнаты, Кром с силой захлопнул дверь. В ту же секунду, изнутри дверь мощно толкнули. Видимо, рыжая ворвалась внутрь. Пока она бесновалась внутри, круша стены и мебель, Кром запер дверь на засов. (Оля только сейчас заметила, что на всех дверях замка, изнутри и снаружи были приделаны огромные щеколды. Чтобы можно было каждую комнату изолировать. Видимо, Кром действительно боится этих тварей)
- Наверх! – крикнул Кром и открыл люк.
Он быстро развернул выдвижную лестницу и забрался по ней первым.
- Пойдем-пойдем, - Оля старалась не замолкать не на секунду.
Оказавшись на лестнице, она посмотрела наверх. Там было темно и душно. Всего на пару секунд, Оля оторвала от химеры взгляд. Но для нее этого было достаточно, чтобы снова взбеситься и ударить передней лапой Оле по ноге. Кожа на голени рассеклась и на пол закапала кровь. Оля быстро повернулась к химере и, превозмогая боль, сдерживая слезы, спокойным тоном сказала:
- Нет. Ты не будешь так больше делать.
Не отводя от химеры взгляд, Оля забралась на чердак.
Чердак представлял собой полностью пустое помещение, не перегороженное ни одной стеной, во всю площадь замка. В каждом углу стояло по колонне. На двух из них громоздились каменные химеры, держащие на своих плечах крышу. Они ничем не отличались от статуй, окаменелые, не живые. Даже предположить было сложно, что они могут сорваться с насиженных мест.
Но Оле некогда было все это осматривать. Ориентируясь только на боковое зрение, она шаг за шагом приближалась к пустой колонне. Введенная в транс химера, следовала за ней.
- Вот, умничка, теперь садись на место. Давай, расправь крылья и оп-па…
Химера послушно поднялась в воздух и опустилась на колонну. Она подставила плечи под крышу, и пара камней упали ей прямо на голову.
- Вот, теперь ты будешь так сидеть. И никогда-никогда отсюда не улетишь…
Химера устремила гордый взгляд куда-то вдаль и начала каменеть. Сначала ноги, затем крылья, живот, плечи…
Голова оставалась пока живой.
Кром с ненавистью смотрел на ее морду.
- Гадина, - прошипел он и вдруг с силой ударил существо по морде. В следующий миг, химера окаменела полностью.
- Зачем ты так? – Оля подошла к монстру. Его всего трясло.
- Она же успокоилась…
- Успокоилась, - хмыкнул Кром, - это только на время…
- Почему они слушают меня?
- Не знаю, – Кром пожал плечами загадочно и отвел глаза, - пошли, у нас еще вторая в комнате.
Усадив вторую химеру на колонну, Оля с монстром заперли чердак.
- Никакие замки не спасают. Все выкорчевывают, - с сожалением сказал Кром.
- Неужели все четыре могут вылететь?
- В один прекрасный день… - Кром стал спускаться по лестнице.
Оля – за ним.
- И что тогда будет?
- Все…
Кром открыл какой-то ящик и достал бинты.
- Они тебя ранили, лапуль? – Он провел лапой по Олиной ноге, - больно?
- Немного… Зачем ты их тогда держишь? – не понимала Оля.
Кром налил на вату перекиси водорода и приложил к Олиной ране.
- Они дают энергию замку. А замок – мне, - объяснил монстр, пока Оля сжималась от пощипывания царапины.
- У твоего замка есть своя энергия? – Оле надо было отвлечься от боли, пока Кром промывал ее раны.
Он перешел к рукам, вытаскивая из ладоней осколки, промывая каждую царапину, а затем нежно целуя.
- Конечно. Почему, ты думаешь, мой замок никто не видит.
- А его не видят? Я имею в виду… мы с Аллкой его легко нашли.
- Только ты или те, кто могут привести тебя ко мне способны его увидеть. Остальные проходят мимо, не обращая на него никакого внимания.
- Но как можно не обратить внимание на целый замок?! Он же совершенно… он бросается в глаза.
- Только тем, кому я позволяю его замечать, - повторил монстр, - ну как, не сильно болит?
Он опять нежно посмотрел на Олю и подул ей на ладони.
- Ты делаешь, прямо как папа, когда я в детстве с велика падала… - сказала Оля и вздрогнула, - Папа!!!
Она вскочила и побежала в комнату, искать свой мобильный телефон. Он лежал на дне тумбочки, завернутый в снятую с нее в ту ночь одежду.
- Шестьдесят четыре не принятых вызова! – с ужасом Оля поняла, что опять забыла о папе, о Валерке, о не сданном ГОСе, Боже мой! Она же не сдала ГОС экзамен!!! Пап будет в ярости…
А еще двадцать не принятых от Валерки и один от Аллки.
- Сколько я уже тут? – спросила она Крома.
- Хочешь уйти? – монстр облокотился о косяк.
- Нет, но… у меня есть своя жизнь… Там папа… Как я могла не услышать? Он столько звонил…
Кром подошел к Оле, сильно схватил ее, вжав в свое горячее тело.
- Не уходи, пожалуйста, я прошу тебя, только не уходи…
- Кром, пусти, - Оля попыталась вырваться из его лап. Он с напряжением ослабил хватку и жалобно посмотрел ей в глаза.
- Не бросай меня. Ты мне очень нужна…
Вдруг, откуда ни возьмись, в Олиной голове всплыли слова Аллки «Бежать… бежать от него, куда подальше… бежать…» Ей вдруг невыносимо захотелось быть как можно дальше от монстра, сорваться с места и… Она остановила в себе этот глупый порыв. Почему? Им так хорошо вдвоем. Откуда эти глупые мысли? Даже не мысли, а ощущения. Она не может разочаровывать его. Он так доверяет Оле. Ловит каждый ее взгляд. Тянется к ней…
- Оль, пожалуйста, не уходи. Я… - его голос дрогнул, - я люблю тебя, Оля.
У нее все сжалось внутри. Милый, хороший, замечательный монстр. Хотелось броситься к нему на шею и обнять, крепко-крепко, успокоить, сказать, что не уйдет, что всегда-всегда, что бы то ни было будет…
Снова раздался телефонный звонок. «Папуля» - высветилось на экране мобильного.
- Я только поговорю, - сказала она монстру и вышла за дверь.
- Алле, - Оля предполагала, что сейчас начнется, поэтому уже первое свое «Алле» она произнесла жалобным, извиняющимся тоном.
В трубке раздалось молчание.
- Алле, - повторила Оля, не понимая в чем дело.
Молчание.
- Алле, ну не молчи, пап!
- Ты где? – голос был холодный и гулкий.
- Ты не поверишь, пап, я в замке. Помнишь, мне на фотографиях попадался монстр? Я с ним. Тут такое дело, я простудилась, а он меня вылечил.
- Живо домой! – скомандовал папа.
Он не ругался, не кричал… Но это только пока. Оля знала, что дома-то ей воздастся…
- Хорошо, папуль. Не волнуйся, со мной все в порядке. Кром, ну, тот монстр, он обо мне заботился.
- И его приводи. Хочу посмотреть в глаза… Немедленно, домой, слышишь?
- Слышу, - послушно отозвалась Оля.
Папа повесил трубку.
Что ж, сегодня папа убьет не только Олю, но еще и Крома. Он и так то недолюбливал всех Олиных парней… а такого наверное с ходу в порошок сотрет… Ну, в любом случае, их надо будет когда-нибудь познакомить…
*6*
Пока Оля и Кром тряслись в автобусе, а потом в метро, Оля остро почувствовала, что с ней творится что-то не то. Чувства Крома, его неистовое желание «быть с ней», которое он повторял по сотни раз на дню, начинало медленно проникать в ее кровь. Как вирус. Она смотрела не него, прикасалась к его шерстистой коже… и не могла. Не могла больше представить себе, как будет без него. Из памяти медленно начинали стираться прежние ощущения, свобода, которая всегда ей была так нужна. Она больше не гнала Олю куда-то вперед, дальше, навстречу ветру. Нет… Хотелось сидеть с ним, в его замке, на пыльном покрывале. Хотелось делать для него то, от чего он улыбался. Хотелось быть для него. Жить для него. И это было уже смертельно необратимо.
Оля с отцом жили в Москве. Но дом у них был старый, деревянный, доставшийся еще от мамы. Вокруг него даже цвел небольшой приусадебный участок. Мало таких домов осталось уже в Москве. И рядом с высотками и многоэтажками, они смотрелись так смущенно, как юная девушка, случайно заглянувшая в баню в мужской день. Их все время грозились снести и построить что-нибудь, что позволило бы утрамбовать как можно больше человек на один квадратный метр земли. Но пока… папа очень берег этот дом. После смерти мамы, он сам укрепил его, покрасил в голубовато-зеленый, сочный цвет, каждую весну проверял сливы и каждую осень укреплял крышу.
Крому очень понравился их дом. Он с каким-то лукавым огоньком смотрел на домик, но подходить ближе не решался.
- Твой папа знает… кто я?
- Е ему сказала по телефону… но вряд ли он воспринял это всерьез, - ответила Оля.
Папа сидел в кресле, напряженно глядя на вошедшую Олю. На Крома он бросил один быстрый взгляд и скрестил руки на груди.
- Ты понимаешь, что тебя искали в течение всей недели?
- Пап, там просто что-то со временем…
- Здравствуйте, - тихо и неуверенно пробормотал Кром.
Папа пропусти его слова мимо ушей. Он встал и подошел к Оле.
- Дай мне свой телефон.
Оля замешкалась.
- Зачем?
Папа протянул руку, не отводя от Оли сверлящего взгляда.
Оля сумбурно рылась в сумке, достала телефон, протянула папе.
Он нажал пару кнопок.
- Значит, звонки тебе проходили. И смс. И что это значит? Игнорирование?
- Нет, папочка, я не…
- Ты получала мои звонки и мысленно посылала меня на ***? Вот, спасибо, доченька… - в голосе слышалось разочарование. И усталость. Теперь Оля заметила темные круги под глазами и морщины у рта. Ей показалось даже, что он плакал. Папа – плакал! Это ощущение резануло все ее тело изнутри.
- Папочка! – Оля бросилась ему на шею, обняла крепко-крепко, пытаясь физически передать ему, как виновато она себя сейчас чувствует. Как ей не хотелось… как ей больно от этого… как хотелось исправить… Единственный раз, когда она видела, что папа плакал – это, когда мама попрощалась с ним. Она еще была жива. Болела… но видимо что-то чувствовала.
Он вышел из комнаты, закрыл за собой дверь. Он не видел, что за углом, в коридоре, сидела Оля и видела папу в отражении, в зеркале. Папа облокотился о дверь, поднял голову вверх и из правого глаза у него потекла слеза. Он сжал руку в кулак, поднес ее ко рту и прикусил. Грудь беззвучно затряслась и он впился в кулак еще сильнее. Оля захныкала. Она бросила свою игрушечную собаку на колесиках и подбежала к папе. Она обняла его, как сейчас и сказала
- Не плачь, папочка, пожалуйста.
Папа ничего не ответил. Оля разразилась громким детским рыданием.
- Папочка!!! – внутри у нее все переворачивалось, как сейчас, - папочка, я же с тобой! Не плачь!!! Давай, я за тебя буду плакать!
С тех пор, ни на похоронах, ни после, она этого не видела.
Сейчас, ей так по-детски хотелось сказать то же самое: «Не плачь, папочка, я же с тобой!» Но она понимала, что какая-то ее часть теперь уже не с ним. Не так, как в детстве. Тогда она была всем своим существом – с ним. А теперь какая-то часть уже была отдана другому мужчине. И он это чувствовал.
Папа даже не пошевелился. Он не обнял Олю. Он стоял и смотрел в упор на Крома. Кром отвел глаза в сторону.
- Иди к себе, Оль. Просто иди сейчас к себе. У меня нет ни сил, ни желания с тобой разговаривать.
И это было больнее всего. Скандал – лучше. Кричал бы! Ругался! Но она все понимала сама.
Она тихо поплелась в свою комнату, на втором этаже.
Папа остался один на один с монстром.
Когда Оля открыла дверь, она услышала тихое мелкое биение по окну. Ветки всегда задевали стекло, когда был сильный ветер. Оля плюхнулась на кровать без сил. Ее просто разрывало на куски, раздирало с кишками и жилами. Она знала, что Кром не может без нее. И отец… А она? Чего хотела она? Боже мой, это было так трудно понять. Так трудно почувствовать… Их желания жили в ней настолько сильно, занимали столько места, что на свои собственные желания внутри просто не оставалось места. Стук в окне раздался настойчивее. Это не ветки…
Оля встала и подошла к окну.
Валерка! Он взгромоздился на ветку, похожий на огромного взъерошенного воробья. Щеки заросли курчавой реденькой бородой рыжеватого оттенка, рукав ярко-желтой рубашки был порван. Наверное, когда он лез наверх, зацепился за сучок.
Оля спешно открыла стеклопакет.
- Ты чего?! – удивленно спросила она Валерку.
Он раньше никогда не забирался к ней через окно.
- Меня твой папа не пустил. Сказал – ты наказана.
- А ты приходил?
- Он мне позвонил, - ответил Валера, отряхивая брюки от листьев, - сразу после того, как ты сказала, что едешь. Я сказал, что тоже приду. Но… ты видимо, теперь под арестом.
- Ну, какой арест, Валер, мне что, пятнадцать?
- Да?... Ну, тогда пошли прогуляемся, - он провокационно посмотрел на Олю.
- Не сейчас… - она села на диван.
- Вот видишь. Арест не внешний. Тебя никто не запирает. Твой арест у тебя вот тут, - Валера постучал длинным пальцем по голове.
- Сейчас так будет лучше, вот и все.
Валера присел на диван рядом с Олей. Он внимательно всмотрелся в ее глаза.
- Ты была там? В замке?
Оля кивнула. Ей не хотелось рассказывать.
- Все, я надеюсь?
Оля удивленно посмотрела на Валеру.
- Что значит, все?
- Ты туда больше не пойдешь?
Оля промолчала. Валера взял ее за руку.
- Оль… я тебя понимаю, там приключения, какое-то волосатое существо, это интересно… Но у тебя есть жизнь. Нормальная, реальная жизнь, понимаешь? И ты уже украла у себя неделю!
- Я понимаю, Валер, - тихо сказала Оля и убрала свою руку.
Валера напряженно посмотрел на Олю.
- Ты едешь со мной в Казахстан?
- Куда? – Оля поймала себя на мысли, что совершенно забыла про работу, про диплом – институт – дела…
- На нас уже куплены билеты. Ты – поедешь? – Валера настойчиво повторил вопрос.
Оля опустила голову. Ну, куда она поедет? Как она проведет три месяца без него? Это было теперь противоестественно. Она медленно помотала головой.
- Дура! – крикнул Валерка, - непроходимая идиотка!!! Ты хочешь жизнь свою разрушить?! Карьеру?! Я тебе предлагаю… я же за тебя… Дура, ты, Оль…
В его глазах, тембре голоса, интонациях, в них читалась не просто злость и разочарование. В них маячила… боль… И Олю осенило. Он до сих пор ее любит. До сих пор… Как она раньше не замечала? Он нарочито встречался с другими… или рассказывал, что встречается… Специально, чтобы задеть. А чуть что – он был рядом. Всегда… Какое-то ощущение провала не давало ему признаться Оле. Казалось, скажи он ей все на чистоту – тут же провалится. Сквозь землю, на самое дно, распластается на мокрой земле… потому, что где-то в глубине души, он знал, что она ему ответит. И боялся этого. Самое паршивое – мы все с самого начала всегда знаем, чем все это кончится. И все равно, ничего не можем с собой поделать. И он старался… Неужели она не видит? Неужели сама не догадывается? Не ценит?
Однажды оценила. Всего раз. На втором курсе. Была какая-то пьяная вечеринка у кого-то на хате. Оля, пошатываясь, выходила из туалета. Он шел на кухню. В коридоре, их взгляды пересеклись. Оля сверкнула дразнящей улыбкой, и взгляд ее разъехался, как ноги у новорожденного щенка. Оля икнула.
- Ты как? – спросил ее Валера, - подходя ближе.
- Я хочу секса, - сказала она и икнула.
- Ты просто надралась в слюни, - ответил ей Валера и взял под локоть. Надо было отвести ее домой. Отдать в руки папе и уходить. Пока он не потерял над собой контроль. Пока он вел ее по коридору, он почувствовал, что в джинсах у него все зашевелилось. В голове звучал пьяный Олин голос «я хочу секса, хочу секса, хочу…» от нее пахло пивом и шампунем, которым она, видимо, вчера вымыла голову. И это сводило с ума.
Он присел на корточки, чтобы помочь Оле всунуть непослушную ногу в сапог. Оля приподняла юбку чуть выше, чем это требовалось и призывно посмотрела на него.
- Ну, давай, суй, - он старался говорить недовольно, но внутри уже все клокотало. Вот она… прямо перед ним… как он мечтал, ночью, в ванной, когда запирался там на час. Как он желал, сидя с ней за партой и легко соприкасаясь локтями… Но все должно было быть не так! В первый раз, он это четко себе представлял, у них будет все незабываемо. Чутко, нежно и главное – на трезвую голову. Оля была для него не просто девушкой – она была символом всего самого женственного, самого трепетного…
И тут пьяный символ наклонился к нему, обвел шею руками и потянул наверх. Валера встал. Оля потянулась к нему губами и впилась в них, змеиным захватом.
- Ты же хочешь меня, я знаю, - прошептала она ему тихо, на ухо.
И все… он не мог больше сопротивляться. Он схватил Олю, как она была, в одном сапоге, поднял на руки и понес в какую-то темную комнату. Все было как-то сумбурно, от хмеля в голове, половина картинок смазалось, когда он вспоминал ту ночь. И он с удовольствием раскрашивал их так, как хотел. Он помнил ее ноги, руки, ее запах, дыхание. Он был аккуратен, нежен… Он наконец-то дышал ей…
Когда Оля проснулась, она заметила, что Валера не спал.
- Да, мне не хотелось, - сказал он. А когда Оля подняла голову с его плеча, затекшая рука разорвалась на атомы от боли.
- Что, руку отлежал? – спросила Оля, ища глазами кофту.
- Немного… не хотел тебя тревожить, - он не знал, что сказать, как она отреагирует. Ему хотелось подлететь к ней, схватить в объятия и…
- Давай никому об этом не говорить, - строго сказала Оля, - нам ведь ни к чему слухи по всему ВГИКу?
Валера услышал смачный шлепок воображаемой пощечины. Он промычал что-то маловыразительное и встал с кровати.
Но та ночь, о которой никто не знал, о которой сама Оля, наверное, помнила очень смутно, она всплывала иногда в его сознании и давала силы, надежду, желание жить. Тогда, когда все, казалось, уже шло не так. Оля сотни раз, сама не замечая того, попадала в точку, в его левую точку под ребром. И разгрызала ее. Она не хотела, нет… просто рассказывала, как у нее дела. Как за ней кто-то ухаживает, как ей кто-то нравится. А он слушал. Слушал и катал в голове с боку на бок, свои воспоминания.
Оля только что поняла, что с ним творится. Он уже вылезал из окна, подавленный, злой, в который раз разочаровавшийся… Оля встала и подошла к окну.
- Валера! – позвала она его.
Он обернулся.
- Прости… я просто не могу по-другому.
- Да черт с тобой! – он грубо махнул рукой и спрыгнул на ветку. Оля смотрела ему в спину.
Он обернулся, сделав над собой нечеловеческое усилие, он прошептал.
- Вылет двадцать пятого. У тебя еще есть время подумать. Я не буду никого брать на твое место.
Он задумался и добавил, выжимая из себя последние капли гордости.
- Я буду тебя ждать, Оля.
И быстро, пока она не успела ничего ответить, пока она не посмотрела на него с той оскорбительной жалостью, он спустился по веткам вниз и зашагал к себе. Домой. Через весь город. И пусть! Какой-то там монстр… Да пусть! Он все равно будет ждать ее. А пока, он твердо решил пойти и трахнуть какую-нибудь легкодоступную дешевую девку. Олезаменитель. Надо было просто отвлечься.
Папа сидел напротив Крома и тряс ногой.
- Так… значит, ты считаешь, что имеешь право красть у меня мою дочь? – спросил отец.
- Я не крал никого, - неуверенно произнес Кром, - она сама… мы вместе…
- Ясно, - оборвал его папа. Он протянул Крому ручку и бумагу.
- Адрес, телефон, паспортные данные, - он давил на него глубоким гулким голосом.
- Телефона и паспорта нет, - Кром извиняясь посмотрел на папу.
- Как нет? Паспорта нет?
Кром покачал головой.
- Так… - выдохнул папа и стал постукивать ручкой по столу, - кем ты вообще работаешь?
- Я… не работаю…
- А на какие деньги вы жили?
Кром помолчал, глядя в пол.
- На Олины? Так… образование у тебя есть?
Кром стал со злостью крутить в руках салфетку, под столом, чтобы папа не видел. Какое образование? Какая работа? Он о чем вообще?! Любовь – единственное, что было в его жизни. И больше ему ничего не было нужно…
- Что молчишь? Ты собираешься уводить ее из дома, сидеть на ее шее и думаешь, я тебе это позволю? Я не посмотрю, что ты зарос волосами, как кавказец – мутант!
Кром встал из-за стола и отошел подальше от отца. Кром знал, что в нем огромная сила. Но этот отец… сейчас перевес на его стороне. Ничего… пройдет время, и он ничего уже не сможет сделать. Люди слабы, когда их предают. А его предадут… уж Кром то постарается…
- Ты от меня не отворачивайся, - спокойно, но жестко приказал папа, - Оля может и думает, что большая и умная, но я тебе ее не отдам. Мы поссоримся. Скорее всего, она будет меня ненавидеть. Но ей нужен нормальный мужчина.
Кром обернулся, заглянул папе в глаза и жалобно спросил.
- Какой? Что со мной не так?
- Ты – не человек. Это главное. Люди должны быть с людьми.
- По-моему, - начал Кром осторожно, медленно подходя к папе, - мы с ней оба достаточно взрослые люди… по-моему, мы можем принимать решения… мы с ней вместе. Это не просто так… Я ее…
- А по-моему, - прервал его папа, силой не дав сказать то, что хотел произнести монстр. Это была какая-то ересь! Любит он ее. Так НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ!!!
- По-моему, - отец вскипал, - ты находишься в моем доме. В моей семье. И тут я принимаю решения!
Кром вскипел. Один выдох! Один огненный выдох – и этот человек превратится в кучку пепла… Он уже еле сдерживал свою злость… но… Оля никогда не простит ему этого. Люди… они слишком привязаны к своим атавизмам…
- Что вы хотите, - Кром смотрел на папу исподлобья, ненавидя его всем своим необузданным естеством.
- Я хочу, чтобы ты больше никогда не появлялся рядом с моей дочерью! Ни-ког-да!
- Я не могу вам такого обещать, - упрямо и четко ответил Кром.
- Что?! – папа тоже начал вскипать. Это была какая-то дарвиновская борьба. Кто сильнее, кто упрямее, кто, в конце концов, сорвется и ударит в морду другого?!
- Ты больше не будешь с ней видеться! Поверь, я могу сделать очень многое, для того, чтобы ты тот свет-то не увидел.
- Мне не нужен свет без нее.
- Тебе ничего не будет нужно, если ты немедленно не уйдешь!
Кром улыбнулся.
- Ладно, - спокойно произнес он и пошел к выходу, - она сама ко мне прейдет.
Папа услышал эти слова, брошенный тихим голосом, практически себе под нос. И это было то, чего он по-настоящему боялся. То, с чем он просто не знал, как справиться. И это бессилие рождало в нем безумную злобу. Казалось, он убьет ее! Просто убьет, если так случится… Но… надо было держать себя в руках. Только тогда, ты можешь контролировать ситуацию.
Кром вышел, захлопнув за собой дверь чуть сильнее, чем надо. Во всем был вызов. И отец решил стоять. Во что бы то ни стало, насмерть, стоять.
Когда в доме снова стало тихо, папа без сил рухнул в свое кресло. Оля дома… Монстр ушел… Он знал, что это только на время… но на какое-то время, он хотя бы мог дышать нормально, не задыхаясь на каждом вдохе.
Этот треклятый, никак не проходящий кашель мучил Олю всю ночь. Она никак не могла заснуть, ворочаясь с боку на бок. Часов в пять утра, Оля тихонько сползла на первый этаж и, не зажигая свет, подошла к ящику с лекарствами. Может там есть что-то, чтобы успокоить горло, которое невыносимо чешется изнутри?
Она обернулась на чей-то вздох. Это был папа. Он так и на вставал с кресла, мучительно, раз за радом обдумывая, что сказать Оле, какие слова подобрать.
- Пап? Ты еще не спишь?
- Не спал неделю, посижу и еще чуть-чуть.
- Прости меня, папочка, - Оля подошла к нему и попыталась еще раз обнять.
На этот раз, руки папы потянулись к ней и обняли наконец ее в ответ, мягкие, теплые, папины руки.
- Оль, - начал папа, - я ведь не монстр, - он осекся. Оля немного поежилась.
- В смысле, - продолжил папа, - я просто хочу, чтобы у тебя в жизни все сложилось, понимаешь? Чтобы, дожив до моих лет, ты поняла, что в целом, у тебя все хорошо. Понимаешь?
- Угу, - кивнула Оля, обливаясь слезами раскаяния.
- Ты из-за этого… ты из-за него уже диплом завалила. В следующем году сдавать. А подумай о будущем? Ну, какое у вас может быть будущее? Кто он? Как вы будете жить?
Папа был мудрым человеком. До рассвета, он объяснял Оле, рассказывал, что ее ждет. Приводил какие-то доводы… на сто процентов верные, на двести процентов убедительные. Он в красках расписывал, чего от нее ждет и чего опасается. Искренне, спокойно. И Оля слушала его, как слушала всегда. И, как всегда, понимала, что он прав. Что он все видит точнее любых измерительных приборов (в этом она не уставала убеждаться всю свою жизнь). Она слушала его и… не хотела слышать его слова. В голову лез Кром… со своими большими глазами… он сидел сейчас там, в замке, совсем один. А Оля знала, как ему тяжело даются минуты одиночества. Как он нуждается в ее любви. Просто, чтобы она была рядом. Она смотрела на папу, переводила взгляд в окно… и на рассветном небе видела огонь, вырывающийся из груди Крома. Мысли эти, образы… их было не остановить, какую бы она силу не прикладывала.
- Да, ты прав, - согласилась Оля и еще раз прижалась к папе.
- Ну, я рад, - ответил он, - я очень не хочу с тобой ссориться, Оль.
- Я тоже, - сказала она и зевнула.
- Понятно, - улыбнулся папа, - я навел на тебя тоску своими разглагольствованиями.
- Нет, - улыбнулась Оля, - просто я уже очень хочу спать.
И она ушла наверх.
Папа тоже встал с кресла и пошел в спальню. Он был рад, что поговорил, подобрал нужные слова.
В спальне, лежала Полина Дмитриевна. Она не спала. Весь вечер, она не выходила из комнаты, понимая, что у отца и дочери сейчас переломный момент. Она очень сочувствовала папе, но вмешиваться было опасно. Оля могла навсегда заклеймить ее как врага. И она лежала, волнуясь, вслушиваясь в стуки шагов, в разговоры за стенкой. И молилась, чтобы ее любимый мужчина, наконец-то обрел спокойствие. Наконец перестал вздрагивать по ночам.
*7*
Что-то было не так. Оля это почувствовала очень остро. Конечно, возможно три дня бесцельного скитания из угла в угол, сделали из ее нервов брехучую дворняжку. Но ощущение «что-то не так» поселилось у Оли в голове.
После того, как она вернулась из замка, на ее теле осталось много свидетельств той, необыкновенной жизни. Ожоги, шрамы, порезы… Один порез был на ладони. Он остался у Оли, после битвы с химерами. Порез пересекал линию жизни, деля ее ровно на две половины. «До встречи с Кромом и после», - подумала Оля. Но особенно ей нравились синяки на запястьях. Пять четко очерченных синевато-зеленых круга. Это были пальцы монстра. Они впечатались в Олины запястья в ту ночь. Их было ни с чем не перепутать. Четыре сверху и один – с внутренней стороны. Ночью, она рассматривала их с любопытством и какой-то даже внутренней гордостью, как боец, рассматривающий шрам после решающего сражения. Ей даже втайне хотелось, чтобы другие тоже увидели эти пятнышки и хоть на малую часть представили, сколько страсти, буйств и головокружительных эмоций пережила Оля вместе с тем монстром.
Полина Дмитриевна уже полностью переселилась в их с папой дом. Она давно уже освоилась на кухне и в гостиной, а папина спальня теперь стала их общем уголком. Такие перемены периодически происходили в доме, когда папа встречал новую пассию. Но никогда еще это не было настолько естественно. Эта женщина вписалась в их жизнь, как влитая. Как будто, они уже много лет жили душа в душу. И это Оле не нравилось. Прежние женщины увлекали папу, манили, он никогда не переступали ту границу, за которой он мог им сказать «родная моя»… В то утро, он именно так и поздоровался с Полиной Дмитриевной.
- Как спалось, родная? – между делом бросил он ей, хватая со стола бутерброд с сыром.
Олю передернуло.
Полина Дмитриевна каким-то женским чутьем заметила это, хоть и стояла к Оле спиной.
- Нормально, - без особого энтузиазма ответила она. Наверняка, чтобы не раздражать Олю. И это не понравилось ей еще больше.
Папа собирался в банк. Он недавно закончил крупный заказ на оформление серии почтовых марок. Ему должны были перевести зарплату.
Полина Дмитриевна была выходная. Неужели Оле предстояло провести с ней день нос к носу?
Оля потянулась через весь стол за пакетом молока, чтобы добавить его себе в кофе и тут, рукав ее кофты слегка приподнялся. Быстрый взгляд Полины Дмитриевны проскользнул по Олиным рукам и замер, споткнувшись о синяки на запястьях. Оля быстро отдернула кофту. Оля смутилась и… преодолев в себе это смущение с гордостью и каким-то вызовом посмотрела прямо в глаза Полине Дмитриевне. «Вот, - мол, - так у меня! Да! И я этого не намерена стесняться!» Вместо нее смутилась Полина Дмитриевна. Она отвернулась к плите, помешивая там что-то, и быстро заговорила с отцом:
- Значит так… во сколько ты вернешься? – и, не дождавшись ответа, - я тогда в магазин схожу, куплю курочку или… лучше, котлетки приготовлю, хочешь? Ты в банк и обратно, или куда-то еще заскочишь? Кстати, Люба недавно ходила оплачивать телефон и оказывается, это можно сделать через терминал, в сберкассе. Там автоматы такие стоят, вводишь циферки…
Папа улыбнулся ей, ласково-ласково прижал к щеке и тихо сказал:
- Успокойся, Поль. Вы с ней подружитесь.
Папа все понимал… И все видел… Оле даже казалось, что иногда, он может читать ее мысли. Вот и сейчас он остро чувствовал, как неловко себя чувствуют две женщины, главные, в его жизни. Хотя ни одна, ни другая, не сказала ему ни слова.
Когда папа ушел, унеся с собой приятный запах своего одеколона, Оле захотелось тоже куда-нибудь пойти. Только, не оставаться с Полиной Дмитриевной. Нет, она была чудесной женщиной, доброй и совсем не напрягала. Это и раздражало…
Оля забралась к себе в комнату, на второй этаж. Валерка, еще давно, дал ей новую программу, для монтажа. Давно пора было освоить это чудо техники. Самой смонтировать ролик или два, с применением новых технологий и каких-то невероятных спец эффектов, про которые он рассказывал.
Оля подключила свою цифровою камеру к компьютеру и, пока видео загружалось, закурила, откинувшись в кресле. Папа не разрешал ей курить в своей комнате. Но его дома не было. А Полина Дмитриевна… Что ж, вот это и будет ей проверкой. Сдаст или нет? Лучше узнать сейчас, на чьей она стороне, чем потом, когда от этого будет многое зависеть.
Олин взгляд потащился по комнате, медленный, бессмысленный, вялый, как в момент тяжелого похмелья. Он случайно уткнулся в сигару, лежащую на столе, перед компьютером. Это была Аллкина сигара. Аллка всегда почему-то курила сигары… Аллка! Вдруг, Оля вспомнила о ней. У нее же такое событие! Она… Как Оля могла забыть?!
Руки молниеносно вцепились в мобильник. Точно! Аллка звонила! Но за ворохом бесконечных пропущенных от папы, Валерки, ее единичный звонок поблек и потерялся.
Оля быстро спустилась вниз по лестнице. Когда она уже надевала туфли, в прихожей ее остановил ласковый, до тошноты тактичный голос Полины Дмитриевны.
- Олечка…
Оля выпрямилась.
- Олечка, - повторила она, - ты меня, конечно, извини… но я просто обязана задать тебе этот вопрос. Я понимаю, я тебе чужой человек, просто твой отец… он мне не безразличен, а он так переживает…
- Ближе к делу, - нахмурилась Оля.
- Олечка… - Полине Дмитриевне было тяжело говорить, - ты ведь уходишь не к этому…?
Оля вздохнула.
Она может и рассказать. Ведь идет она не к Крому. Но если она сейчас начнет оправдываться… это даст Полине Дмитриевне право и дальше контролировать ее действия.
- Не важно, - отмахнулась Оля.
- Важно, - очень мягко, но настойчиво подчеркнула Полина Дмитриевна, - это не мне важно. А ему… Олечка…
- Что вы все время твердите «Олечка - Олечка»?! Я знаю, как меня зовут! – вскипела Оля.
- Просто… - Полина Дмитриевна облокотилась о косяк, видимо ища опору, - это имя моей дочери…
- Вот и идите к своей дочери! С ней и разбирайтесь! А то живете у нас… Как будто у вас своего дома нет!
Оля говорила все это и сама не понимала, откуда у нее столько злости, агрессии к этой несчастной женщине. Ей даже было немного жаль Полину Дмитриевну, но поделать она с собой ничего не могла.
- Моя дочь… ей было одиннадцать, когда я ее похоронила, - видно было, что Полине Дмитриевне тяжело дались эти слова. Простые, казалось бы слова. Но составленные вместе, в одно предложение, в одну законченную мысль, они застревали у нее в горле.
Оля замерла.
- Я не знала, - почти шепотом произнесла она.
Ей стало неловко оттого, что, сама не желая того, она заставила женщину вспомнить самый горький момент ее жизни.
- Ничего, - извиняющееся улыбнулась Полина Дмитриевна.
Черт! Извиняться-то надо было Оле! От ее доброты и такой… правильности, Олю внутренне переворачивало. Что с ней происходило? Она всегда считала себя добрым, отзывчивым человеком. И только теперь… После того, как она открыла в себе какую-то новую, не правильную грань, ее начало раздражать все отполированное до блеска и расчерченное, как по линеечке. Такой была Полина Дмитриевна. Правильно-раздражающей. Оле было бы гораздо проще с ней общаться, будь в ней хоть какой-то изъян. Хоть самый маленький. Почему так случилось? Может быть, это монстр заразил ее каким-то осколком кривого зеркала? Или все это было из-за папы, который уступил, по-настоящему уступил, место в своем сердце, какой-то малознакомой тетке? Оля не могла разобраться. Может, все вместе. А может, это было что-то внутри нее самой…
Полина Дмитриевна сделала шаг навстречу Оле и зачем-то протянула ей зонтик.
- Дождь, - сказала она заботливо.
- Спасибо, - буркнула Оля.
- А свой дом у меня есть. Квартира. Трехкомнатная, - она как будто оправдывалась перед Олей, - просто твой папа так любит этот дом…
- Я знаю, - папа никогда не переехал бы на новое место. Оля это знала. И дело даже не в маме… хотя, может, и в ней, отчасти. Но еще и в том, что папа сделал в этом доме, сколько любви и заботы он внес в каждую дощечку, каждый кустик, растущий под окном. А иногда, она заставала его молча расхаживающим по дому и, словно вспоминающим что-то. Может быть, Олины первые шаги. Может быть, мамины слова любви. А может быть, что-то свое. Что давало ему вдохновение. Ведь он в конце-концов, был художником. Хоть и оформлял в последнее время календари, учебники по английскому языку и почтовые марки.
- Не волнуйтесь, - Оля почувствовала, что должна была это сказать, теперь, после такого откровенного признания Полины Дмитриевны, - я иду не в замок. Я иду к Аллке. Обещаю, вернусь к ужину.
Она изо всех сил постаралась приветливо улыбнуться женщине. И та, в ответ, очень искренне и нежно улыбнулась Оле.
- Тебе приготовить что-нибудь особенное?
- Да нет, не надо, - ответила Оля и выскочила из дома.
Аллка была пьяна. Она лежала в гостиной своей роскошной богатой квартиры, прямо на ворсистом персидском ковре. На ней был черный лифчик, без всяких рюшечек и оборок – простой черный лифчик. Стринги вылезали из-под слегка приспущенных черных брюк с по-мужски проглаженными стрелками. В кулаке она сжимала горлышко пустой бутылки из-под дорогого выдержанного виски.
- Ты что, мать, обарзела совсем?! – Оля кинулась к ней.
- Иди в жопу, предатель, - пьяно буркнула Аллка и демонстративно повернулась в Оле спиной.
- Алл, ты же беременна! – Оля вытащила из ее цепких пальцев бутылку.
- И хули?! Мать записала меня на аборт. Завтра.
- Где она? – Оля испуганно обернулась по сторонам. Если Аллкина мама увидит дочь в таком состоянии…
- Умотала! На какую-то гребанную конференцию. Иронично, правда? Я на хрен одна! Одна в этом сраном мире, и ты даже трубку не берешь, сука!
Оля подняла Аллку с пола, и та повисла у нее на плече. Ее сейчас надо в туалет. Два пальца в рот и порядок. А потом – спать.
- Ну, не ходи, если не хочешь, - прохрипела Оля, волоком таща Аллку в уборную.
- Не ходи… - кривая ухмылка обезобразила миловидное Аллкино лицо.
- Ну, правда, Алл. Это же твоя жизнь!
- Ты это маме скажи! – хмыкнула Аллка, и острые колени стукнулись о кафель, напротив толчка.
- Я разыскала папашу, - сказала она, облокотившись о стену. Она поджала под себя ноги и жалобно посмотрела на Олю.
- Этого фалоимитатора? – с сарказмом спросила Оля.
- Да, - не поддерживая иронии, сказала Аллка, - он хочет встретиться, поговорить. Просит, пока ничего не делать. Как будто, у него есть вариант по-лучше…
- Ну, может он на тебе женится? И вы будете жить душа в душу…
- Маловероятно, - сказала Алла и позыв заставил ее склониться над унитазом.
Она откашлялась.
Оля нажала на кнопку, встроенную в стене, для спуска воды.
- Это твоя мама так говорит?
- Это статистика показывает. Шестьдесят процентов браков заканчиваются разводами. А в моем случае… мы знаем друг друга один день.
- Одну ночь, - поправила Оля, набирая в стакан воды из-под крана и протягивая его Алле.
- Не, из этого ничего не получится – она пьяно помотала головой.
- А он тебе это предлагал? – спросила Оля.
- Он из этих… смазливых пай-мальчиков… Я уверена, что предложит. Иначе сказал бы: «Иди на аборт дорогая. Смс потом скинь, как все прошло…»
Аллка снова склонилась над унитазом, выдавливая из себя виски, который заглушал ее боль, сомнения, желание впасть в кататонию и НЕ ПРИНИМАТЬ никаких решений.
Оле не нравилась мысль об аборте. Не нравилась. Она понимала, насколько все зыбко… Она бы не осудила Аллку за ее решение. Она понимала, как все неоднозначно. Она даже знала, что ее мать говорила ей об этом, представляла, так, как будто слышала их разговор.
- Ты сначала институт закончи! ****ствует она! Пипиську отрастила, и думает, что выросла! Так вот, нет, дорогая моя! Я тебе не дам сломать свою жизнь! Я прошла через это! Я растила тебя одна! Я не желаю этого своей дочери! Ты выйдешь замуж. У тебя будет приличный муж! Не какой-то там прохиндей из Бибирево! Как?! Он не из Бибирево?! Он там просто снимает квартиру?! Тем более!!! Да кто тебе сказал, что у вас все сложится?! Мама еще, чтобы такое понимать! Я тебе клянусь, пойдешь против матери – ты мне не дочь. Забудь про меня! Забудь, что я у тебя есть!
А ведь мама – единственный, по большому счету, кто был у Аллки. И это было просто не честно. Мать и та уезжала на долгие месяцы… А сколько ее бросали, а сколько боли причинили Аллке начиная с пятнадцати лет, когда она влюбилась во взрослого педофилического соседа с верхнего этажа?! Она была хороша собой. Правда. Оля иногда даже завидовала Аллкиной фигуре, ее такому чувственному лицу… Но это делало ее объектом желания для многих. А вот объектом настоящей любви ей быть пока что не приходилось. И она уже сама не верила в то, что такое возможно. Возможно, ее нарочитая грубость была всего лишь защитным панцирем, от всех ее разочарований, от недолюбленности и недопонятости кем-то до боли важным и нужным.
- Пусти меня на ***! Пойду сама, - когда Аллка перебирала с алкоголем, материлась она, как сапожник.
- Давай, тащи свою задницу в кровать и проспись. Завтра у тебя важный день, - Оля отпустила брыкающуюся Аллку и та, пошатываясь, побрела по длинному узкому коридору.
Она забралась к себе в постель, проскользнула под одеяло и свернулась калачиком. В той же позе, в которой, наверное, находился ребенок у нее в животе. Оле показалось, что Алла уже чувствует его. И уже, наверное, немного любит. Только вот, ей самой было некому в этом признаться. Даже сама для себя, она расценила бы это как слабость, как слюнтяйничество. А мать всегда учила ее быть сильной. «Времена изменились, дорогая моя. Сейчас бабы должны сами выживать. Должны прогрызаться наверх, не жалея собственных жил. Нельзя никому доверять. Особенно, мужикам. Особенно, подругам.», - учила ее в детстве мать. Почему она все-таки доверяла Оле? Оля не знала. Но она ценила это, так, как не ценит ничто другое. Потому, что знала, что для Аллки доверять – это было сложнее всего.
- Ну вот, молодец, - Оля погладила подругу по голове.
Вдруг, лицо Аллки стало совсем детским. Губы спьяну немного распухли и теперь капризно топорщились. А глаза, наполненные пьяными слезами, были большими, как в детских книжках про принцесс.
- Ты ведь пойдешь завтра со мной? – спросила Аллка тоненьким голосом.
- Конечно, - сказала Оля и к ее горлу подступили слезы. Она безумно остро чувствовала Аллкину боль, конечно, пойду, ну о чем ты! Я буду рядом. Что бы ты не решила.
- Спасибо, - сказала Аллка. И в этом «спасибо» было все. Благодарность, доверие, безграничное, затрагивающее Олю до костей. Она будет завтра с ней. Во что бы то ни стало.
- В восемь утра, - сказала Аллка и улыбнулась, зная, как Оле не легко подниматься в такую рань.
- Обязательно, Алл. Слышишь? Я с тобой.
Оля хлюпнула носом, от нахлынувших на нее чувств.
- Так, реветь я и сама умею, - нарочито жестко одернула ее Аллка, - твоя задача – вытаскивать меня из дипрессухи. А для этого, ты должна… не… должна быть сильной… должна… завтра… быть… - слова путались в ее пьяном, съезжающем в сон сознании.
Оля положила Аллкину сигару на тумбочку у изголовья и тихо, чтобы не разбудить, вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
Как и обещала, к ужину, Оля была уже дома.
Папа с Полиной Дмитриевной смотрели какой-то фильм, лежа на диване. Вернее, папа лежал на диване, а его будущая жена (в этом Оля почему-то уже не сомневалась) сидела рядом, в кресле, периодически поглядывая на плиту. Свет был приглушен.
Оле совершенно не хотелось кушать.
- Явилась, не запылилась, - шутливо отметил папа Олин приход.
- Так точно! – козырнула Оля, не входя в гостиную.
Ей не нравилась эта умиротворяющая атмосфера, в которой, как правило, участвовала она сама. А не какая-то там кондитерша. Теперь, войди она в гостиную, ей и места-то не найдется. Нет, есть еще стул. И в ногах у папы можно примоститься, на большом уютном диване… Но, она чувствовала, что своим присутствием, разорвет всю эту умиротворяющую обстановку. Или, ей так казалось…
Оля прошмыгнула наверх.
- Ужинать будешь? – вопрос заботливой Полины Дмитриевны долетел до Оли на середине лестницы.
- Нет! – крикнула она, перегнувшись, посылая звуки в открытую дверь гостиной.
Оля провела мышкой по коврику и экран зажегся. Видео было успешно закачано в программу для монтажа. Для начала, следовало его отсмотреть. Это была съемка какого-то старого корпоратива, на котором они с Валерой работали операторами. Конечно же, как всегда, по Валеркиной наводке. Черно-белые офисные служащие, главный менеджер с его тостом, исполнительный директор, поднимающий бокал за горячо любимый персонал, но… что-то не так… что-то не так… как все эти дни, кольнуло мозг.
Оля прокрутила слайдер чуть подальше. И тут… замок. Замок Крома. Он весь горит, каким-то синим, как из-под газовой конфорки пламенем. Оля всмотрелась в цифры на дисипее. Стояла дата. Сегодняшняя. И время 23:34. Взгляд переметнулся на цифровые часы в углу рабочего стола. 23:34. Оля четко помнила, что не снимала замок в тот день. Она даже не была знакома с монстром.
Оля поставила изображение на паузу и закашлялась. Проклятый кашель все никак не проходил…
Не может быть… Хотя… почему она до сих пор не верит в сверхъестественное? После всего того, что с ней произошло?
Картинка застопорилась как раз на том моменте, когда тяжелый камень падал с крыши, отлепляясь от нее, как весенняя сосулька. «Монстр в опасности», - заскрежетало у нее в голове.
Надо было вырваться, выбежать из дома – и к нему. А папа? Что он скажет, если Оля снова пропадет? Это будет настоящим предательством. Ударом в поддых. Но монстру от этого не легче. И единственный, кто мог об этом знать была Оля… Единственный на всем белом свете человек, с которым Кром мог связаться, так или иначе. Оля чувствовала не просто очередную неприятность… Это была катастрофа… Разрушение всего его мира…
Оля нажала на «плэй». На экране, камень чвякло отлепился от крыши и стал опускаться вниз, рассекая ночной воздух. Камень с грохотом рухнул на плечи монстра, который выбежал из замка, с ужасом оглядываясь. Теперь, он лежал на мокрой после дождя земле, придавленный огромной глыбой. Камера приблизилась вплотную к его лицу. Бледными губами он беззвучно позвал «Оля!».
Оля встала с кресла и ринулась к окну.
Выходить через дверь было опасно. Папа, по выражению лица, по покрасневшим щекам, по учащенному дыханию догадается, куда она спешит посреди ночи.
Уже из окна такси были видны всполохи и дым за углом. Таксист, конечно же, ничего не замечал. Ведь Кром открыл свой замок, как и свою душу, единственному человеку на Земле – Оле. Люди мирно проходили мимо горящего замка, озабоченные только тем, как не промочить ноги, перепрыгивая через лужи. Или как перепрыгнуть, не имея при этом глупый вид.
Оля быстро пихнула таксисту деньги и захлопнула за собой дверцу машины.
Кром стоял в оцепенении, не шевелясь, рядом со своим замком. Он смотрел бегающими глазами на горящие стены, на дым, валящий какими-то пугающими черными завитками. На камни, плюхающиеся в мокрую землю. И на химер. Их было три. Они летали вокруг замка, пролетая в окна, в образовавшиеся в стенах отверстия, тараня своими твердолобыми головами весь мир монстра, заключенный в его замке.
- Кром! – Оля кинулась к монстру, - Что происходит?
- Все рушится… - безысходно и медленно произнес он.
- Как?! Почему?!
В это время, одна из химер, (эту Оля еще не встречала)подлетела к монстру. Она была пятнистая, словно дряблый дед, с какими-то старческими пятнами на спине и плечах. Она изо всех сил врезалась в монстра и повалила его на землю. Он даже не сопротивлялся. Оле показалось это безумием! Он! Такой сильный и мощный пасовал теперь перед тварью, которую они вместе уже не раз запросто загоняли в ее стойло, как домашнюю корову!
- Стой! – приказала Оля, обращаясь к пятнистой твари.
Химера замерла.
- Отпусти его!
Химера зависла в воздухе и начала плавно разворачиваться к Оле, не опускаясь на землю. Взмахи крыльев, как обычно, снизили темп, стали размеренными и плавными. Химера в упор посмотрела на Олю.
- Лети на место, - спокойно и четко скомандовала Оля.
- Их три… - раздался голос монстра, безвольно распластавшегося не земле.
Оля пропустила его слова мимо ушей. Надо было действовать, а не опасаться и размышлять.
- Я сказала, лети в замок, на место! На свою колонну!
Боковым зрением, Оля зацепила картину, творящуюся в замке – рыжая и серая химеры одновременно разогнались и врезались бошками в подпиравшую крышу колонну. От места удара, до самого основания быстро побежала трещина, разрастаясь, словно ветвистый куст, книзу. Что-то затрещало, заскрежетало, и колонна крупными каменными кусками стала крошиться на землю, как песочное печенье. За ней на землю полетели пласты черепицы и вензеля, украшавшие стык между стеной и крышей.
«Ну, и куда ей теперь лететь?» - подумала Оля. Но сомневаться было тоже некогда.
- Так, опустись на землю и сложи крылья, - стараясь унять дрожь в голосе, говорила Оля.
Химера моргнула и стала медленно открывать рот. И вдруг, вместе с тошнотворным запахом, лицо Оли обдал неистовый крик, похожий на женские надгробные стенания. Химера взмыла в воздух и понеслась к замку. Со всего размаха, пятнистая плюхнулась на крышу, пробивая в ней отверстия когтистыми лапами. С корнем, она выдрала куски оставшейся черепицы и, облетев замок с другой стороны, яростно швырнула их в окно.
- Они уже и тебя не слушаются… Все… Мы больше ничего не сможем сделать, - Кром сидел на земле, развалив в сторону ноги и согнув спину.
- А как же огонь? Ты ведь можешь их сжечь! – догадалась Оля.
Кром усмехнулся.
- Откуда, ты думаешь, взялся пожар?
Он открыл рот и, как из огнемета, обдал пролетающую мимо рыжую струей пламени. На секунду полностью в нем утонув, она издала капризный рев. Оля видела, как на замедленной пленке, что языки пламени подлетают к коже химеры. Но влажная, склизкая, как у жабы кожа, не загорается и даже не нагревается от чудовищной температуры. Языки пламени проскальзывают вдоль тела химеры, не оставляя на ней никаких следов.
- Они не боятся огня… - догадалась Оля.
- В какой-то момент, от отчаяния, я просто не выдержал и подпалил этих тварей. Видишь? Как об стенку горох… А замок горит…
В это время, химера, потревоженная огненным прикосновением монстра, сменила траекторию и ринулась на него.
- Уходи, - Кром смотрел на химеру, но обращался к Оле.
Оля схватила какую-то палку, валявшуюся на земле и, замахнувшись, метнула ее прямо в пузо рыжей. Палка попала в ляжку. Пухлую, не аппетитную, словно сырая курица, ногу. Палка разодрала кожу и вонзила тысячу заноз прямо ей в лапу. Химера потеряла равновесие и, перекувыркнувшись в воздухе, плюхнулась на землю. Пока остальные две крушили замок, она, как неуклюжая курица, была занята выдиранием палки из своей ноги. Помогала себе клювом и свободной ногой, неистово стуча длинным хвостом по мокрой жиже.
- Все равно, без химер у меня не будет замка. А без замка не будет меня, - Кром уже сдался.
- Но, что-то же можно сделать!
Оля бросилась к монстру. Она обвила его шею своими руками и в этот миг поняла, что было не так. Это чувство, терзавшее ее все эти дни… «Что-то не так…» Теперь она поняла, что чувствовала. Она остро, физически ощущала не правильность того, что она далеко от монстра. Сейчас, сжимая его косматую голову в своих руках, сидя на размякшей глинистой земле, перед горящим замком, рядом с беснующимися химерами – сейчас все у нее было так. По одной простой причине. Кром был рядом. Этого было достаточно, чтобы мир встал на свои места.
При этом, где-то в затылочной части мозга, в такт с ритмом пульса, не унимался странный гул непонятных мыслей. «Бежать», «Бежать от него», «Бежать подальше». Он, по сути, никогда не покидал Олино сознание. Только теперь, эти мысли забились куда-то в самую глубь. Словно боль, заглушенная целой пачкой обезболивающих таблеток. Она была, но Оля ее почти не чувствовала. И поэтому, главным сейчас для нее было спасти монстра. Во что бы то ни стало!
- Кром, миленький, ну скажи, ведь так не может быть… ведь всегда есть какой-то выход! – от жалости к нему, от чувства, что вот-вот, и она потеряет его, слезы текли по Олиным щекам.
- Что тут сделаешь? Дело в земле… Слышала, что через несколько лет, поля уже не приносят урожая? Земля отдает всю свою силу и становится безжизненной…
- Но поля тогда переносят! Просто переносят на другой участок земли. Свежий, живой.
- Поля переносят…
- А твой замок? Его можно как-то… перенести?
Кром замолчал и посмотрел на Олю. Очень внимательно посмотрел.
- Куда? – спросил он серьезно и тихо.
- Не знаю… Ну хотя бы, на соседнюю улицу?
Кром задумался.
- Можно. Я так уже делал, два века назад. И до этого делал.
- Вот видишь! Земля будет живая, колонны будут крепко держать химер, химеры замрут, и будут намертво сидеть на своих местах, поддерживать крышу. Замок будет стоять. Ты будешь жить…
Оля плакала, а руками ощущала, как неумолимо поднимается температура тела у ее любимого монстра.
- Я не могу, - обреченно ответил Кром.
- Почему? – Оля в отчаянии смотрела, как все три химеры с размаху направились к четвертой колонне. На ней оставалась сидеть последняя химера. Ярко-черного, смоляного цвета, поглощающая любой свет, попадающий на ее липкое туловище. Она была уже не каменная. Как замороженный кусок мяса, она оттаяла почти полностью. Ее держали только лапы, большие, каменные, с какой-то черно-мраморной бахромой, окольцовывающей ступни. Химеры врезались в колонну, и каменные лапы отлепились от своего места. Колонна посыпалась вниз, а черная расправила затекшие крылья, кровь прилила ко всем частям тела. Через секунду, каменные лапы ожили. Черная каемка шерсти, как манжеты, развевалась в воздухе, вокруг ступней и на голове, словно хохолок у панка.
- Их уже четыре! Все вылетели!!!
- Это конец, - веки Крома стали медленно опускаться. Оля уже знала, что это… монстрический припадок. Силы покидают его. Покидают вместе с тем, как рушится замок.
- Почему, скажи, почему ты не можешь перенести замок?! – кричала Оля, уже не в силах обуздать панику, колотящую ее изнутри.
- Нужно согласие.
- Какое еще согласие?!
- Хозяина…
Кром закрыл глаза. Под шерстью была огромная температура. Олины руки чувствовали этот жар, как в детстве, когда мама заворачивала кастрюлю с кашей в целую кучу покрывал и одеял на диване. Тогда, ткань была горячей, но всегда чувствовалась, что если размотать эти тряпки, внутри будет обжигающая, дымящаяся кастрюля. Так и монстр. Под шерстью у него был настоящий ад, с пламенем и, казалось даже, собственными котлами и чертями, терзающими его плоть.
Нужно согласие хозяина. Хозяина земли? Кто же может так просто отдать свою землю? Какой-нибудь дачный кооператив? Или спившийся хозяин покосившейся хатки? Как бы не так… За «свое» будет держаться каждый. Никто не посмотрит, что это спасет жизнь самому необычному и самому прекрасному существу во вселенной. Кого это интересует? Интересуют всегда только деньги. Но времени, чтобы собирать эти чертовы бумажки у Оли не было.
Она знала, что поступит сейчас противоречиво. Глупо? Нет… Опасно? Может быть… нет, не то… Безответственно? Вот, уже ближе… Эгоистично? Возможно, вернее всего будет сказать,
по- предательски.
Пока Оля везла Крома в такси, она влила в его горло две бутылки купленной по дороге водки. Она помнила, что алкоголь приглушает разрушительную силу, бушующую у него внутри. Это и правда, на какое-то время помогло, жар чуть отступил, дрожь унялась, но монстр так и не приходил в сознание.
Оля подбирала слова, чтобы объяснить свои действия папе, пока тащила тяжелое тело Крома к своему крыльцу. Он ведь должен ее понять! Ну, в конце-концов, у этой его кондитерши есть трехкомнатная квартира… В конце-концов, они явно вместе уже крепко и надолго, если не навсегда. Папа уже начинает внутренне бросать Олю ради этой женщины. И Оля должна сейчас защитить единственное на свете существо, которое просто не выживет без нее. Единственного, (в этом она была совершенно уверена) кто будет с ней до последнего вздоха. Ее вздоха. Ибо сам он живет уже слишком давно. И не время сейчас ему умирать! Этого просто НЕ МОЖЕТ сейчас произойти!
Кром дышал уже хрипло. Он был в полу-сне, полу-горячке, бормоча что-то невнятное себе под нос. То ли заклинание, то ли молитву… Оля волоком втащила монстра в подпираемую ногой дверь. От шума, в гостиной переполошились. Первой в коридор выбежала Полина Дмитриевна.
Сделав круглые глаза, она прижала руку ко рту.
- Господи! Что это?!
Оля подумала, что она – единственный из ее знакомых, кто до сих пор не видела монстра.
- Это Кром! Он умирает! Помогите! Пожалуйста! – взмолилась Оля, растирая затекшими пальцами тушь, вперемешку со слезами.
Полина Дмитриевна, в порыве помочь, схватилась за ворот рубашки и потащила Крома вглубь их дома. Но путь ей перегородил отец, вышедший из гостиной.
- Оля! Я же сказал, что больше не желаю видеть это…
- Он умирает! – повторила Оля истерическим, визгливым голосом.
- Звоните в скорую, - логично рассудил папа.
- Не поможет, пап!
Оля отпустила монстра и плюхнулась на пол, рядом с ним.
- Пап… - говорить было тяжело. Как она скажет ему такое?! Как попросит? И что он ей ответит? Не разрешит… она знала. Но и она не будет слушать его возражений. Это она тоже знала. Тяжелый, каменный воздух разделял сейчас ее сердце и папино. Как стена. Как скала. И скалой этой был монстр.
Ну в сущности! Для папы это был вопрос жилища и привычек. А для Крома, это был вопрос жизни и смерти.
Оля набрала в грудь воздух.
- Пап, этот дом мама завещала мне? – спросила она тихо, почти жалобно.
- Да… - настороженно ответил папа, уже чувствуя что-то чудовищное.
- То есть, по документам, я являюсь хозяином?
- Оль, - папа смотрел тяжело и властно. Никогда в жизни еще Оля не видела у него настолько жесткого взгляда, - к чему ты клонишь?
Кром задрожал. Из глаз у него невольно потекли слезы. Или, возможно, это был пот, скатившийся со лба на щеки. Олино сердце заскрипело, как ненастроенная виолончель.
- Папочка, - решилась она, - это долго и сложно объяснять… просто… понимаешь, ему нужен замок. И мое согласие. А наш дом… тебе ведь хорошо с Полиной Дмитриевной? Он умрет, понимаешь, если мы ему не дадим этот дом! Он превратит его в свой замок! Временно! Потом он, наверное, сможет перенести его еще куда-нибудь. Но сейчас…
Папа подошел к Оле вплотную.
- Ты хочешь отдать этой твари дом своей матери? – папа спрашивал без раздражения. Это не была ругань. Это было непонимание… Даже слово «тварь», применимое к Крому было не оскорблением. Это было истинно то, кем считал его отец, не более того. Он стоял и не понимал, не верил в то, что сейчас хочет совершить его дочка.
Полина Дмитриевна захлопотала щеками, пытаясь что-то сказать, или переспросить. Она сделала шаг к папе, потом к больному несчастному животному (как она думала) умирающему у них на ковре в коридоре. Она не совсем понимала, что именно сейчас решается, но чувствовала спазмы чего-то очень не хорошего у себя в душе.
- Я люблю его папа!!! – вырвалось у Оли изо рта. Как то пламя, которым Кром пытался спалить своих химер. Оля не собиралась кричать это папе в лицо, не собиралась произносить этого вслух… но это вырвалось. И повисло в воздухе, как замахнувшийся кулак. Так не должно действовать звучащее признание в любви. Но это было естественное отражение всей этой противоестественной ситуации. Человек и монстр. Отец и дочь. Химеры и жизнь. Жизнь, невозможная без разрушений и страданий. Смерть, нависшая над природным родительским инстинктом.
Предательство. Оно было озвучено вслух. Теперь уже не оставалось той грани, которая помешала бы от слов перейти к действию. Она выбрала монстра. Вот сейчас. Умирающего, разрушительного, опасного, любимого…
Папа побледнел. Было видно, как его лицо стареет на глазах. Нет, это не новые морщины полосовали его кожу. Это был взгляд, из которого выходила жизненная сила.
- Чего ты от меня хочешь? Разрешения? Благословения? Ты этого не получишь, - ответил папа, с трудом набирая воздух, чтобы выдавить каждую букву из спертой грудной клетки.
- Нет. Я прошу не разрешения, - Оля положила ладонь на руку монстра, ища хоть какой-то поддержки, - я прошу… прощения…
Слова были тихими. Но вокруг было еще тише. От этого они звенели в воздухе… а может быть, в ушах у отца.
Нет… он все сразу понял. Понял уже тогда, когда в первый раз Оля пропала на ночь. Он увидел этот поток энергии, струившийся за ней следом, тащащий ее вдаль, отдирающую от дома. От него… Да и не в доме было дело. Хоть он его и любил, ремонтировал, красил… Хоть он и оборудовал себе замечательную студию в одной из комнат, где он с упоением писал свои картины. Не для продажи… для себя. И дело было не в том, что это как-никак слишком дорогостоящий подарок возлюбленному. Если бы это был правильный человек… Если бы это был тот мужчина, который бы сделал Олю счастливой. Если бы он сейчас умирал у них на полу… возможно… Наверное, все бы было иначе. Но это был монстр! Папе отчетливо вспомнился взгляд Крома, в ту, их единственную встречу, когда монстр уходя сказал: «Ладно, она сама ко мне прейдет.» Он был так спокоен и уверен в этом… И в голосе Крома слышались тогда надменные нотки, издевательские, режущие и слух, и сердце. Вот и сейчас папины ребра сжались удавовыми кольцами вокруг сердца. Коридор, в котором Оля училась ходит, держась крохотными ладошками за эти стены… Кухня, на которой Олина мама варила ей кашу, напевая какой-то звонкий, чистый мотив… Гостиная, в которой они с Олей вдвоем сидели до самого утра, раскрывая друг другу сокровенные тайны, в которые папа мог посвятить только ее. Где они спорили до хрипоты и возились до коликов в животе, смеясь и барахтаясь. Где он катал ее на четвереньках, а она подгоняла его, стуча маленькими ножками по бокам… Она хотела отдать монстру не просто их дом. Она хотела отдать ему их мир. Да как у нее язык повернулся это сказать?! Как в мыслях ее возникло сделать такое?! Ни память о матери, ни любовь к нему… Неужели не было свято для нее все то… Мысли путались в ворох скомканных слов… Неужели это он так воспитал ее? Неужели он не смог чего-то вложить в ее голову?! Или это что-то корневое, генное? Или что-то привнесенное этим чудовищем? Папа просто не мог поверить в то, что это она… она сама настолько мало ценит и настолько… чтобы позволить ему отобрать себя?! Навсегда… или она… настолько… не… любит… его…
Боль была невыносимой. Единственное, что он смог сейчас произнести:
- Нет… Если ты посмеешь… я не смогу тебя простить…
- Папа!!! – Оля кричала от отчаяния. От неизбежной самой больной на свете потери, которая уже нависла над ней.
Самое мерзкое во всем этом было то, что она отчетливо понимала, что именно папа сейчас чувствует. И что думает. И насколько больно она ему делает. Но она не могла поступить иначе… Это было просто не в ее силах…
Оля склонилась над ухом Крома так низко, что жесткие волоски защекотали ее нос.
- Я хозяйка этого дома. Этой земли, - голова гудела, во рту пересохло, - я даю тебе свое разрешение. Переноси замок…
Она оторвалась от монстра, посмотрела на отца. Последнее, что она успела сказать перед тем, как все это произошло, это еще одно «Прости…», полушепотом, шагая в полутьму…
Пасть монстра разверзлась. Сильный спиртной запах наполнил весь коридор. Но не успел никто этого почувствовать, как изо рта Крома вырвался толстенный огненный столб. Монстр весь изогнулся, словно раненный тигр. Мощная струя огня достигла потолка и стала расползаться по нему, к стенам, омывая все на своем пути.
Полина Дмитриевна с ужасом вцепилась в папино плечо. Папа не смотрел на огонь. Не смотрел на монстра. Он, с отчаянным разочарованием в глазах, наблюдал за Олей. Ну, а Оля, прильнув всем телом к монстру, рыдала. В ее голове не осталось больше слов. Только хриплый, молящий плач.
Огонь, раскатавшись лепешкой на потолке, стал спускаться вниз, по стенам, пожирая полки, шторы, стоящий у стены деревянный торшер…
Полина Дмитриевна вскрикнула, когда со стены, позади Оли, спустилась тонкая полоска пламени. Она перекинулась на Олино платье, поглощая цветные волокна.
- Олечка! Ты горишь! – крикнула она и бросилась к Оле.
Но девушка, резким движением руки, остановила Полину Дмитриевну.
- Это не я, - сквозь слезы улыбнулась она, - это платье.
В доказательство своих слов, Оля запустила в полыхающую штору руку по локоть. Она провела рукой вперед – назад, показывая, что ей совершенно не больно. Рукав платья, тем временем, плавился от горячей температуры и синтетическая ткань, горящими каплями барабанила в пол.
Замерев на месте, Полина Дмитриевна тихо шептала:
- Господи, Оленька… Что он с тобой сделал… что сделал… Оленька… девочка моя…
Ее остекленевший взгляд не двигался.
Оля заметила, что сзади папы, огонь тоже спускался с потолка, медленно обволакивая стену в полыхающий кокон.
Оля вскочила.
- Уходите! Вы так не можете! Это опасно!
Папа не двигался от отчаяния. Полина Дмитриевна от ужаса.
Оля вскочила на ноги и подбежала к отцу. Сильным рывком, она дернула папу за руку и открыла дверь.
- Это опасно для вас!!! – повторила она.
Папа поддался на удивление легко. Он медленно вышел на крыльцо, пошатываясь на онемевших ногах. Полина Дмитриевна медленно протянула руку к скачущему на вешалке языку пламени. Она явственно ощутила жар огня. Но Оля… она только что по локоть держала руку в такой температуре… Полина Дмитриевна приблизила ладонь ближе к пламени, и огненный язычок лизнул ее палец. Она тут же отдернула руку от боли и оглянулась. Оля выводила папу, медленно спуская его по ступеням крыльца, придерживая под локоть. Полина Дмитриевна ринулась к ним. Она перехватила папин локоть, и сама помогла ему спуститься вниз. Оля, поняв, что папа в надежных руках, побежала обратно в дом, полыхающий изнутри.
Оля видела, как огонь, исходящий из самого нутра ее монстра пожирает все предметы в доме, шкафы, стены, ковры, потолки, полы, мамину фотографию на шкафу в гостиной… И от этого огня, стены словно дубеют, становясь обуглено-серыми, твердыми и… кажется, каменными. Хотя дом, она это точно знала, был весь построен из дерева. Лестница, ведущая на второй этаж, под напором огня треснула, рассохлась и поползла в разные стороны. Она расширилась до размеров той, которая была в прежнем замке, а потом, стала твердеть, обращаясь в надежный, непоколебимый камень.
По углам дома, собрались словно отдельные, высокие костры, выпускающие круглые колонны серого дыма. И этот дым… он не летел вверх. Залой и пеплом, он оседал вниз, утрамбовываясь и складываясь, в конце-концов, в витые колонны, предназначенные для химер. Олино платье, нижнее белье и даже заколки на волосах – все сгорело, оплавилось, исчезло. Она сама стояла, омываемая жарким потоком огня, посреди дома и обновлялась, вместе с тем, как обновляется ее старый дом. По крайней мере, ей так казалось. Ей хотелось так думать. И снова в голову пришла мысль о средневековье. Если бы такими способностями обладали ведьмы в те времена, черто-с два бы их смогла сжечь на кострах святая инквизиция! И вдруг, какая-то неистовая радость, какой-то нездоровый азарт ударили в голову девушки, как бьет сорокаградусный напиток, выпитый залпом. Какое-то дикое беснование вихрем закружило ее тело. Не то, чтобы она бегала по раскаленному полу, не то, чтобы танцевала. Истерические, кривые движения ломали ее тело, заворачивали в неестественных позах ее голые руки и ноги. Эйфорическая, бесовская пляска, помимо ее воли, метала ее нагое тело из стороны в сторону. Она покорно отдалась на волю этому неистовому вихрю. Ей было не жарко. Ей уже было не больно. И не страшно. Внутри у нее было совсем пусто. Как в заброшенном темном колодце, из которого ушла вода, ушло все…
Папа и Полина Дмитриевна смотрели в окна. Дом горел изнутри. В окнах мельком проглядывалась скрюченная Олина фигура. То в одном окне, то в другом. Стены их с папой родного дома и снаружи начинали обугливаться, превращаясь в тяжелый неприступный камень. Откуда-то из предрассветного мрака, с жуткими воплями пронеслось четыре крылатых создания, наводящие панический страх на Полину Дмитриевну. Они влетели в окна, под самой крышей. А разбитые ими стекла, почему-то не посыпались на пол. Они снова забрались на свои места, в рамах и каждый осколок залился своим собственным цветом, в каком-то причудливом витраже. С каждой минутой, все меньше оставалось от их дома. И все сильнее он становился похожим на тот самый замок, в котором жил монстр.
Они стояли так, молча, замерев, затаив дыхание, пока замок не был полностью перенесен. Со зловещим крыльцом, утопающим во мхе, с колоннами, внутри, на которых взгромоздились прилетевшие химеры. С большим камином, которого и в помине не было у папы и Оли.
Восток покраснел. То ли от стыда, то ли от воспаленной боли, то ли просто оттого, что наступало утро следующего дня. Дня, в котором папу выгнали из собственного дома. На улицу. Неизвестно куда.
- Поехали, - Полина Дмитриевна мягко сжала влажную папину ладонь.
- Неужели она правда это сделала… - прошептал папа.
- Поехали, - еще раз попросила Полина Дмитриевна.
- Куда?
- Отсюда… подальше.
В то утро двое немолодых людей, медленно брели, безвольно опустив плечи. Поднятые с постели, среди этой чудовищной ночи. Без вещей. Без денег. Без веры. И без Оли. Папа твердо это решил. Без Оли в пустом, пережеванном и выплюнутом на асфальт сердце.
*8*
Новый замок, как все новое, был великолепен. Он блестел новенькими, чистыми серыми камушками. Свежий мох пах как-то по-весеннему. Он был, в сущности, точной копией того, предыдущего. Но в нем были силы. И это чувствовалось. Никаких полусгнивших балок или расколовшихся камней. Все целое, обновленное, сверкающее. Даже дневной свет, пробивающийся сквозь окна, казался чистым, словно самым первым на Земле лучом солнца. Чего нельзя было сказать о прежнем замке.
На его месте остался безжизненный прямоугольник выжженной напрочь земли. Еще лет десять на этом месте не будут расти даже самые живучие сорные травы. Не будет уходить в почву застоявшаяся влага. А зимой, не будут собираться на этом прямоугольнике снежинки, закручиваясь в свободные лихие вихри.
Прохожие, наконец-то, стали замечать это, теперь уже, пустое место. И удивляться… они точно не помнили, что именно там стояло… Но что-то же было! А сейчас – выжженная земля. И пустота. Там гуляли сквозняки. Туда никогда не забегали бродячие собаки. И все мучительно вспоминали, что за дом стоял раньше на этом месте, и куда он подевался.
А вот на месте Олиного старого домика, теперь громоздился тяжелый средневековый замок. И все соседи напрочь забыли, что это был дом ее папы. Никто больше не прейдет одолжить соли и пару луковиц на суп. Магия монстра заставила всех смотреть – и не видеть. А главное – папу. Он тоже стал забывать свой прежний адрес. И очертания дома… И маршрут… Все как-то смазывалось из памяти. Неумолимо. Безвозвратно.
Никто больше не потревожит Олю и Крома. Эта мысль заставила монстра расползтись в довольной, удовлетворенной улыбке.
- Теперь, все в порядке? – спросила Оля.
Они встречали этот солнечный день, нежась, голыми, на большой кровати, под тяжелым балдахином. Оля лежала на животе, уперев острые локти в мохнатую грудь.
- На ближайшие пару-тройку веков – улыбнулся монстр и поцеловал Олю.
Монстрический припадок прошел, как только замок переехал и дал Крому свои силы.
- А химеры? Они…
- Не вылетят. Все, - спокойным, довольным голосом промурлыкал Кром, - теперь они намертво сидят на своих местах.
- Я поняла, - Олины пальцы накручивали локоны монстра причудливыми вензельками, - эти Химеры, они как преобразователи.
- Что? – не понял Кром.
- Ну… земля дает энергию. По колоннам, как по проводам, она дотекает до химер. А они преобразовывают ее в удобоваримую, для тебя. И ты питаешься этой энергией. Не болеешь. Живешь и действуешь.
- Ну, возможно, - улыбнулся Кром и поцеловал Олю в макушку, - вот накоплю по-больше химер, буду еще сильнее.
- Как? – удивилась Оля, - разве их можно вот так просто накопить? Как будто, в этом сезоне в Икее или где-нибудь еще химерская распродажа…
Кром замолчал. Он думал о чем-то своем, и Оле очень захотелось перебить его молчание. Оно ей не нравилось. Как будто, он был не с ней. Далеко… в своих мирах…
- Ты говоришь, твои родители были древними греками? – вспомнила Оля один из их разговоров.
- Я так не говорил.
- А кем были твои родители?
- Я сказал тогда, что помню еще древних греков. Родился я гораздо раньше…
- Когда?
- Одновременно с вами…
- Со мной? – удивилась Оля.
- С человечеством. Я появился тогда, когда возник на Земле первый человек…
- Да ты что! – Оля оживилась и привстала, чтобы лучше видеть глаза монстра, - значит, ты знаешь, как появились люди на земле? Ты же это застал! Ну и как? Как в библии? Или, инопланетяне… или какая-то обезьяна вдруг стала человеком?
- Ты помнишь момент своего рождения? Сколько акушеров было в палате? Что кричала твоя мама? В какое покрывало тебя завернули?
- Нет… - растерялась Оля.
- Вот и я… не помню.
- А родители? Мама, папа?
- Я не знаю, кто меня породил. Но спустя столько времени, сколько я прожил, я думаю, это сам человек сделал меня. Или это я сделал человека. Не знаю… не помню… я был совсем маленький…
За пару часов до этого, Оля и Кром, уставшие от ночных событий, спали обнявшись, прижимаясь друг к другу горячими телами.
А Алла сидела в приемной и гинеколога. Было восемь утра. Оли рядом с ней, конечно же, не было. Алла еще раз набрала ее номер на мобильном телефоне. Ответа не последовало. Алла вжалась в кресло спиной, мысленно послав к чертям собачьим всех на свете. Того инфантильного придурка, не умеющего предохраняться. Мамашу, с ее почти военными указами. Олю с ее монстрами и вечной тягой к приключениям на задницу…
Алла даже сама толком не понимала, что может изменить Олино присутствие. Ее решение оно не изменит… Оля не смогла бы отговорить ее. И утешить тоже, наверное, не смогла бы. Что тут можно сказать? Что можно вообще сказать женщине, собирающейся убить своего ребенка? Который, может быть, был бы похож на Аллу. С ее улыбкой. Или ее походкой. Или, с ее задумчивым, с поволокой, взглядом. А может, с ее мыслями и даже с кусочком ее души…
Убивать было страшно. А еще страшнее было делать это в полном одиночестве. Такое было ощущение, что об этом даже никто не узнает… И эта безнаказанность – пугала. Потому, что если это можно, то можно в принципе все, что угодно.
Алла смотрела на медленно передвигающуюся по белому циферблату стрелку часов. По ногам гулял сквозняк. Женщины, вокруг, заполняли формы, о чем-то перешептывались. Одна из них, с видом начинающей алкоголички, разгадывала кроссворд. И все усиленно делали вид, что не волнуются. И что внутри у них не сжимается комок чего-то противно-липкого. А может, у них и правда было все не так, как у Аллы.
Она там сидела и в воображении сжимала чью-то руку… Чью? Она и сама уже толком не могла понять. Но точно не Олину. Она представляла себе кого-то, кто в ее воображении, по-настоящему за нее волнуется, понимает ее. И это теперь уже точно была не Оля. В такой момент, она бы пришла. Просто молчала бы рядом. И было бы хоть на миллиметр не так самоубийственно, как сейчас.
Из-за двери выглянула полная, с бугристым лицом женщина. Она посмотрела в замусоленную бумажку, затем уставилась выпуклыми глазами на Аллу.
- Дементьева?
Алла кивнула.
- Заходите…
Олин кашель все никак не проходил.
Сколько они уже жили вместе с монстром, она сказать не могла. Время смазывалось. Ускользали часы. Куда-то пропадали дни. И все было как-то… сонно и мягко. Это состояние часто менялось бурными всплесками в спальне.
Оля сидела на кухне, за столом и нервно теребила полотенце, когда раздался звонок в дверь. Она подскочила, как ошпаренная, и понеслась открывать.
На пороге стоял Кром. Лицо его было закрыто капюшоном серого длинного плаща. Оля огляделась. Никто не видел его, стоящего на пороге.
- Проходи, быстрее, - втащила она его внутрь замка.
Кром вошел, снял капюшон и бросил на Олю вальяжный, масляный взгляд.
- Так долго… Принес? – спросила Оля.
Кром вытащил руку из кармана плаща. В руке был зажат маленький полиэтиленовый пакетик с белым порошком. Он с любопытством наблюдал за Олиной реакцией. Как спектр красок меняется на ее лице – нетерпение, желание, воодушевление, восторг.
- Давай! Давай скорее!!!
Оля потянулась двумя руками к желанному пакетику, перевязанному маленькой, еле заметной резинкой.
Кром поднял руку вверх, так, что Оля не могла достать до пакетика и вырвать его из пальцев монстра. Она повисла у него на руке.
Он вальяжно оттолкнул ее в сторону и снял плащ.
- Будет тебе твоя доза. Только после того, как ты выполнишь свою часть сделки.
Оля отстранилась и посмотрела в пол.
- Сейчас?
- Да, - властно ответил Кром.
Оля отстранилась и смущенно потупилась. Она знала, что придется… Деваться было некуда.
- Я тогда, сначала, приму душ, - Олин голос звучал тихо и покорно.
- Валяй, - сказал Кром, усаживаясь в кресло нога на ногу, подбрасывая в воздух и ловя пакетик с белым порошком.
Оля закрыла за собой дверь ванны, разделась и вступила холодными ногами в эмалированную, старинную ванну. Из душа потекла теплая вода. Оля взяла в руки лейку и почувствовала, как почти горячие струйки бегут по ее коже. Она впала в какой-то ступор, не двигаясь, не говоря и не думая.
Дверь ванны отварилась. На пороге стоял Кром. В руке у него была открытая банка Ягуара. Глаза хитрые и немного пьяные. Он подошел к Оле, взял у нее из рук душ и нагло посмотрел ей в лицо. Он открутил лейку и направил мощную струю душа ей между ног.
- А! – вскрикнула Оля.
Волна удовольствия разлилась по ее телу.
- Так хорошо? – спросил ее Кром.
Оля молчала.
- Отвечай! – приказал он и прибавил напор.
Вода била уже слишком сильно, так, что удовольствие смешивалось с желанием отстраниться, вырваться. Кром, свободной рукой, схватил ее за локоть и стал держать.
- Терпи!
- Слишком сильно! – крикнула Оля, сквозь волны наслаждения.
- Да? – приподнял одну бровь монстр, - а так?
Он резко крутанул вправо красный вентиль.
Оля почувствовала, как ее тело обжигает дымящийся поток горячей воды. Все жгло. Было тяжело терпеть. Она вертелась, пытаясь вырваться из его сильной руки, но… он слишком крепко ее держал.
- Скажи, что тебе хорошо! – рявкнул монстр ей прямо в ухо.
- Хорошо, хорошо, - застонала она, пытаясь вилять бедрами, чтобы горячая струя промахивалась мимо самого нежного места.
- Вот и умничка, - сказал Кром и по-хозяйски шлепнул влажное Олино бедро. Шлепнул сильно. Кожу закололо иголками.
- Теперь, вылезай.
Он сам выключил воду и отошел от ванны.
Оля вылезла и потянулась за полотенцем. Острый шлепок укусил пальцы.
- Вытираться ты не будешь, - безапелляционно заявил Кром, - на четвереньки.
- Что?! – Олино терпение подошло к концу, - что ты себе позволяешь!? Я…
- Ты хочешь порошок? Или я сбагрю его другой бешеной наркоманке!
Оля замолчала. Сквозь зубы, от всей души, она прошипела:
- Я ненавижу тебя!!!
Затем, медленно, ее ноги согнулись в коленях, руки опустились на холодный кафель. Голое, мокрое тело дрожало на пересечении сквозняков.
- Ползи в гостиную, приказал монстр.
Упираясь острыми коленями в твердый пол, Оля ползла в гостиную, матеря и проклиная мысленно это наглое, бесцеремонное существо. А Кром, спокойно шагая сзади, периодически развлекался тем, что хлестко лупил ее круглую голую попу скрученным в трубочку полотенцем.
- Давай-давай. Живее. Сейчас тебя буду трахать, по самые яйца… - его голос звучал цинично и иногда прерывался на очередной глоток алкогольной мути.
- Стоять, - сказал монстр, когда Оля подползла к низкому, журнальному столику.
Она посмотрела на него с мольбой в газах.
- Забирайся на стол, - приказал Кром.
Оля послушно села на журнальный столик.
Кром с силой толкнул девушку в грудь, мокрые ладони соскользнули и она больно шлепнулась на спину.
- Вот так… Раздвигай ноги, - приказал монстр.
Тем временем, он плавно подошел к канделябру на стене и зажег все свечи. Все, что были в этой комнате. Было неприлично светло. До бела высветлялась Олина кожа. Стеснение и позор не давали девушке послушаться его.
- А шприц… ты принес шприц? – тихо спросила она.
- Конечно. Я тебе вмажу дозу. После…
Кром подошел к Оле и сам с силой развел ее колени в сторону. Он похотливо разглядывал каждую выемку, каждую складочку. Это было стыдно и… возбуждало невероятно…
Монстр провел пальцем у нее между ног, то ли гладя, то ли щекоча.
- Так не пойдет… - медленно произнес он.
Рука монстра потянулась к большой, толстой, средневековой свече.
- Что ты хочешь… - но не успела Оля задать вопрос, как монстр уже поднес незажженный, толстый конец свечки к Олиному телу. Он стал водить им возле пупка, спустился ниже, еще ниже, затем надавил.
- Больно! – крикнула Оля, пытаясь сжать вместе расставленные колени.
- Терпи! – он с силой развел их в стороны.
Слишком толстый конец свечи туго и медленно вошел в нее, наполняя ее тело приятными судорогами. Ноги задрожали.
- Во-о-от, - протянул монстр, - сейчас мы тебя растянем… Терпи, девочка, терпи, маленькая…
Оля попыталась встать, чтобы руками остановить его убыстряющиеся движения, но монстр вовремя это заметил. С размаху, он хлестнул Олю ладонью по оголенному соску.
- Лежать! – крикнул он.
Оля содрогнулась всем телом, все внутри сжалось от боли, зажимая и свечку, торчавшую у нее между ног.
Движения монстра уже были совсем не плавные. Резкими, сильными толчками, он водил свечой, рассматривая, как мышцы бедер, голени, сокращались под кожей у девушки. Она застонала. Она больше не могла скрывать того, как ей все это нравится, как возбуждает, как доводит до сумасшествия. Звериный рев огласил замок.
Оля дышала тяжело, хрипло, отдыхая от спазмов, сотрясавших ее тело, ее сознание, ее душу. Монстр, теперь уже нежно, водил теплыми, большими ладонями по животу, по бокам, по груди…
- Так… - сказал он, - а теперь, я…
Он взял Олины ноги за щиколотки и поднял вверх, над ее головой. Свободной рукой, монстр приспустил штаны и вытащил то, чем он доставлял ей больше всего удовольствия. Ноги плавно опустились ему на плечи.
- Будешь сосать, - сказал Оле монстр и в открытый рот, сунул ей ту самую свечку. Солоноватый вкус, ее собственный вкус, растекся по рту. Она уже была не в состоянии возмущаться, сопротивляться… Обхватив губами толстый конец свечи, Оля послушно делала то, что приказал ей Кром. Его, видимо, возбудила эта картина, потому, что в следующую секунду, в то место, где побывала свеча, с легкостью проскользнул его член.
- Давай, сучка… давай… - хрипло шептал монстр, рывками подталкивая Олю под себя, держась за набухшую грудь, вдавливая, вминая ее пальцами в ребра.
Задыхаясь, хрипя, наслаждаясь, сходя с ума, теряя контроль, теряя себя, Оля кончала, беснуясь и извиваясь до полу обморочного состояния…
Монстр встал, застегивая рубашку.
Он посмотрел не нее, голую, растрепанную, с презрением. Он вытащил из кармана джинс пакетик с порошком.
- Держи… - он вальяжно кинул его рядом с Олей.
Бессильная рука нащупала пакетик и цепкие пальцы впились в добычу. Оля села, быстро сняла резинку и засунула язык в самую глубь порошка. Сладкий, сахарный вкус растекся по рту.
Оля улыбнулась.
- Сахарная пудра? – спросила она.
- Конечно, - улыбнулся монстр и повернулся к ней лицом.
- Хочешь? – Оля протянула ему пакетик.
- Нет… лучше я тебе булочки испеку, посыплем сверху, - Кром подошел к Оле, поднял ее на руки и закружил. Она смеялась, весело, по-детски, рассыпая сахарную пудру из пакетика у него над головой.
- Никаких булочек! У нас сегодня будет снег!
- Как же я тебя люблю, родная! Как… - на глазах у монстра снова навернулись слезы, и он стал покрывать Олины щеки мелкими, нежными поцелуями.
- Я тебя тоже… - она впилась ему пальцами в волосы.
- Давай, я тебе кофе сделаю? – заботливо спросил Кром, усадив Олю на диван.
- Принеси его на четвереньках! – игриво попросила она, склонив голову на бок.
- Ну Оль… - надул губы монстр.
- Ты же меня заставлял ползать? – капризно сказала она.
- Это же была игра… - но все равно, он послушно встал перед ней на четвереньки.
- Ладно, - засмеялась Оля, обхватила его голову руками и ласково лизнула в нос, - вставай. А давай, в следующий раз поиграем в восточного шейха, которому привезли наложницу. А наложница – богатая аристократка из Англии. Ее корабль потерпел крушение, и она попала к торговцам людьми. Она гордая, но он ее ломает, делая лучшей наложницей в своем гареме!
Оля рассказывала, а фантазия уже кружила ее по неизведанным, запретным картинам, которые они с таким наслаждением переживали вдвоем с Кромом.
- Фантазия у тебя… ну просто…
- Ну, давай, – попросила Оля.
- Давай, - согласился Кром, встал и поцеловал Олю в самую макушку, - сейчас, принесу кофе.
Он встал и вышел из гостиной.
Оля осталась сидеть с ногами на диване. Она вспомнила ту ночь, которую провела тогда, с Валерой.
- Как ты хочешь? – спросил он и с преданностью заглянул ей в глаза.
Зачем он это спрашивал? Эта… аккуратность, нежность… это не было не то, что будоражило ее чувства. Она уже тогда понимала, что что-то с ней не в порядке. Но никогда не решалась признаться в этом ни одному из своих мужчин. Гордость не позволяла ей этого сделать! Как можно было представить, что какой-нибудь засранец будет себя с ней вести так, как ей больше всего хотелось?! Нет… Они не имеют права! Но… оставаясь наедине с собой, Оля понимала, что это именно то, что так необходимо для нее. А Кром… он каким-то невероятным образом, почувствовал в Оле все ее потаенные, развратные желания. И, уж как это получилось, она не знала – заставил ее не стесняться этого. Раскрыться. Отдаться всему потаенному, буйному, что никогда до этого не знало выплеска… И при этом, она точно знала, насколько он любит ее и уважает. Никогда это не покинет пределы спальни. Никогда в реальной жизни, вне игр, он не будет к ней так относиться. Он любит ее. А она – его.
Олин взгляд упал на книжную полку. Там, среди толстых, пыльных изданий, что-то поблескивало. Оля слезла с дивана и подошла поближе. Это был фотоаппарат. Ее новый фотоаппарат, который она недавно купила. Все в ее старом доме исчезло, превратившись в утварь средневекового замка. А фотоаппарат – вот он. На месте.
Оля нажала на кнопочку и маленький, металлический аппарат ожил, зашевелил объективом, запищал колесиками и шестеренками. Оля огляделась. В углу, около шторы, висела меленькая, аккуратная паутина. На ней дремал пузатый паучок.
Оля поднесла объектив к нему поближе и нажала на кнопку. Свет так красиво падал на его белую плантацию, что фотография получилась – загляденье.
Оля вдруг вспомнила, что когда-то у нее была профессия. Любимое дело… И как она любила его. В какой впадала азарт, ища необычные кадры, или выставляя их самостоятельно, в студии… Она снова захотела создать что-нибудь красивое. Что-нибудь стоящее.
Оля обернулась в покрывало, чтобы прикрыть голое тело, повесила фотоаппарат на шею и пошла из гостиной.
На пороге, она столкнулась с монстром.
- Ты куда? – спросил он ее, чуть не расплескав Олин кофе из чашки.
- Смотри, что я нашла! – Оля показала ему свой фотоаппарат.
- М-м-м… - протянул Кром, с сожалением поглядев на чашку, - ты кофе будешь?
- Нет, - бросила Оля, - пойду пофотографирую что-нибудь.
- Ты надолго? – спросил Кром, жалобно глядя на нее.
- Нет… не знаю… я буду тут, в замке, - быстро сказала она и вышла.
Всю ночь, она ходила с фотоаппаратом, фотографируя замок, его окрестности, случайных прохожих, не видевших ее.
Особенно, Оля была горда одним кадром, получившемся совершенно случайно. В прихожей, за кучей вешалок, она нашла старое женское платье, по моде начала двадцатого века. Она подумала тогда, что наверняка она у Крома не первая женщина. Надо будет обязательно у него расспросить, об этой женщине в длинном синем платье. Вообще, какие романы у него случались и… что волновало Олю, больше всего, чем заканчивались? Женщины старились вместе с ним? Или он обрывал отношения на самом их пике, чтобы запомнить их молодыми и привлекательными?
Платье было порвано в двух местах – в подоле, по шву, и на плече. Как будто, женщина сделала слишком широкий шаг, возможно бежала куда-то. А на плече – словно кто-то вцепился ей в рукав и выдрал клок такни, с корнем.
Оля взяла это платье и вынесла на крыльцо. Была светлая, лунная ночь. Луна светила так ярко, что, казалось, можно было спокойно писать картины при этом свете. Оля подняла платье над головой, разглядывая дырку на плече, и тут, сильный порыв ветра вырвал из Олиных рук синее платье и понес по воздуху. Но силы у ветра быстро закончились, так как дорогу ему преградил пышный куст сирени, занимающий главенствующее место на участке. Платье, раскинув в стороны рукава, несчастно повисло на облепленных листьями ветках. Ворот согнулся, так, как будто невидимая плоская женщина, внутри платья, согнулась от боли в животе. Ветер трепал подол, все еще злясь на свое бессилие. Луна бликами освещала морщинистые складки. Оля взяла фотоаппарат и нажала на кнопку. Получилось красиво и как-то тоскливо. Платье на кусту было далеко… Кругом – ночь и пустота. Какая-то боль была в позе воображаемой женщины.
Оля поднялась наверх, в замок, с платьем в руках. Кром уже лежал в постели, выставив из-под одеяла мохнатую спину.
- Спишь? – тихо спросила Оля.
Кром тут же повернулся к ней лицом. Он не спал, конечно же.
- Я всегда тебя жду… - ответил он.
- Тут-то чего ждать? Я же с тобой…
- Ты не со мной. Ты с фотоаппаратом, - угрюмо заметил монстр.
- Ну брось, - Оля почувствовала, что Кром на что-то обижен. Но на что?! Боже мой, она всего лишь на пару часов отошла от него. Все это время, они все делали вместе и, честно говоря, Оля немного устала от постоянного, давящего присутствия монстра.
- Я хотела тебя спросить… Ведь у тебя были девушки до меня?
- Были, - угрюмо ответил монстр.
- А… где они… почему вы… - Оля не знала, как спросить, - чем заканчивались ваши отношения?
- Они все исчезали. В один прекрасный день я просыпался… а ее не было. Я нигде не мог ее найти. И, знаешь, честно говоря, мне иногда кажется, что ты тоже хочешь исчезнуть.
Оля поежилась. Вот в такие моменты ей казалось, что Кром может читать ее мысли. Надо было его чем-то отвлечь.
- Смотри, - Оля легла на кровать, поверх одеяла, совсем близко к Крому, - красиво?
Она показала на маленьком фотоаппаратном экране тот самый снимок, с платьем на кусту.
- Ну, так… - безразлично хмыкнул монстр.
- Что значит, ну так? Тебе не нравится? – спросила Оля, готовая к конструктивной критике.
Но ожидания ее не оправдались:
- Мне все равно, - ответил Кром и отвернулся от фотоаппарата.
- Да? А я вот, еще сделала несколько снимков…
- Оль, давай завтра, ладно?
- Что, завтра? Почему, завтра? Как будто, тебе рано вставать на работу, и ты хочешь выспаться…
- Я действительно хочу выспаться, - ответил Кром и движением руки отстранил от себя фотоаппарат.
Оля посмотрела на его профиль. Немного насупленный, с нахлобученными на самые глаза бровями.
- Ты на что-то сердишься? – спросила она осторожно.
- Да нет, не бери в голову, - не глядя на нее, произнес Кром.
- Я же вижу…
- Ну ты, - монстр повернулся к Оле лицом, - тратишь время на какую-то фигню. А могла бы быть со мной… Времени на свете так мало.
- Фигню?! Это – фигня? Это, между прочим, моя профессия!
- Ну, профессия, - бесцветно повторил монстр.
- Я, между прочим, и так из-за тебя диплом не получила. Я в следующем году, все равно буду сдавать экзамены. Я должна хотя бы тренироваться…
- Зачем? Ты все равно не будешь работать, - устало вздохнул Кром.
Эти слова ошарашили Олю.
- Почему это, работать не буду?
- Потому, что ты мне нужна тут, рядом. А не на съемочных площадках неизвестно где, - рассудительно, но уже более напряженно объяснил монстр.
- Что значит «тебе нужна»? А что мне нужно, ты не подумал? Ты, между прочим, не единственное, что есть в моей жизни! – крикнула Оля.
И эти слова взорвали пространство комнаты. Вернее не сколько слова, сколько реакция на них.
- Не единственное?! – вскочил Корм, - ты – все, что у меня есть! А я значит, для тебя только что-то, что можно бросить, ради придурошрых экзаменов?! Вещь?! Игрушка?!
- И это ты говоришь, после того, как я отдала тебе дом? Как я с отцом… - тихо шипела Оля, но монстр ее прервал.
- Ну давай, упрекай меня! Так легче! Легче всего упрекать, требовать вечной благодарности…
- Я, в отличие от тебя, ничего никогда не требовала!
Оля тоже вскочила с кровати.
- А тебе вечно что-то нужно! То снять припадок, то усмирить химер, то деньги на такси, то, в конце концов, чтоб я сидела у тебя в ногах сутки напролет!!!
- А разве любящей женщине не хочется быть все время рядом?!
- Я не могу все время! Я задыхаюсь!!!
Оля закрыла лицо руками и заплакала.
- Задыхаешься… Все было нормально! Просто нам вечно мешают! То друзья, то папаша твой, то эта ***ня!
Кром схватил с постели фотоаппарат и с силой швырнул его об стену. Детали, кусочки, винтики полетели по полу, разбегаясь от эпицентра взрыва.
- Что ты… - большими блестящими глазами Оля смотрела на разбитый фотоаппарат, - ты с ума сошел?!
Она бросилась на монстра с кулаками, колотя в его непробиваемую грудь.
Он с легкостью отшвырнул девушку от себя, на кровать.
- Ты – моя! Запомни это!!!
Он зло сверкнул глазами, как будто разорвет ее, если она скажет еще хоть слово.
Оля вскочила с кровати и выбежала из спальни.
Забежав за первую же дверь, она заперлась.
Помещение оказалась кладовой. Слава богу, боясь химер, Кром на каждой двери поставил по щеколде. С внешней и с внутренней стороны.
Оля съехала по стенке на пол и стала плакать.
- Опять уходишь?! – ревел голос монстра, приближаясь к Оле из спальни.
- Отстань! – крикнула ему Оля из-за двери, - я тебе ничем не обязана.
Монстр дернул за ручку двери. Дверь не поддалась.
- Открывай! – Кром пнул толстую дверную дверь ногой изо всех сил.
Оле стало страшно. Она закашлялась. В последнее время, ей казалось, что вместе с этим, уже хроническим кашлем, из нее выходит жизненная сила. Она давно уже весело не смеялась с друзьями, не гуляла по солнечным улицам… она вообще не гуляла. Она сидела с ним, тут, в четырех стенах… А сейчас, в этой маленькой, завешанной полками с хламом кладовке, ей стало казаться, что на нее просто невыносимо давит сам воздух, в этом замке.
- Я завтра пойду гулять! – крикнула она ему через дверь.
- Что?! Гулять?! Куда?
- Куда угодно!
- К своему ненаглядному Валере?! – монстр все дергал и дергал ручку кладовки, пытаясь выдрать мощную дверь, - или к папаше?!
- Не смей его так называть!!!
- Каждый раз, когда ты уходишь, ты забываешь обо мне! Ты забудешь! Ты не вернешься! Когда-нибудь – точно!
- У тебя паранойя, Кром! – Оля тоже с силой долбанула ногой по двери со своей стороны. Хотелось что-то сделать, хотелось вырваться, ударить, убежать… Но она боялась, что он схватит, скрутит, не пустит… Он, черт возьми, был слишком сильный, она-то это знала…
- Не уходи… - его голос вдруг, стал таким мягким, таким тонким…
- Пожалуйста, Оля… Ты – единственное, что у меня есть… Я не выживу без тебя… Олечка… Прости… Прости, что я разбил твой фотоаппарат… Я просто… просто очень тебя люблю… Расставание, каждая минута, каждая секунда делает мне слишком больно. Просто… слишком. Ты уже стала мне совсем родной…
Оля слышала его слова, и жалость билась у нее в груди. Но и другое чувство поселилось где-то неглубоко, в горле. Словно, он стягивает ее, по рукам и ногам, оплетая душной паутиной из жалости, любви, несвободы… Уже даже в соседней с ней комнате, он был одинок… А что дальше? Он просто вдавит ее в себя, расплющит…
- Олечка, милая… выходи… пожалуйста… Иди ко мне… Ты меня любишь?
Оля промолчала.
Любила, конечно. Нежно, искренне… Как никого и никогда. Хотелось делать для него все, чтобы ему было хорошо. Хотелось отдаваться, полностью… Только вот, теперь она уже не знала, было ли это ее собственное желание, или оно поселилось у нее в голове извне. От монстра.
- Не бросай меня, пожалуйста… как все они… они все исчезли… неужели ты тоже меня предашь? - продолжал он.
Она молчала.
К нему не хотелось. Хотелось хоть немного посидеть с самой собой. Дать себе время, осмыслить, хотя бы, что с ней творится.
За дверью послышался оглушительный треск.
- Выходи!!! – изо всех сил заорал монстр, по-звериному, дико и необузданно.
Он стоял там, в коридоре, с раскрошившимся в руках стулом. Только что, он поднял его с пола и яростно долбанул им в проклятую дверь, разделяющую его и Олю. Щепки валялись на полу. Его руки крепко сжимали оставшиеся в ладонях палки-ножки.
Господи! Что он делает?! Неужели этот безумный страх, остаться одному, остаться без Оли, настолько велик в нем, что он готов крушить и ломать все, что угодно?! А если… если он что-нибудь сейчас сделает с собой? Оля, вдруг, остро почувствовала, в каком отчаянии сейчас ее монстр. И снова не поняла, были ли это ее собственные чувства, или это он, с помощью какой-то телепатической магии, транслирует их в Олину голову.
Она почувствовала, насколько он одинок. И насколько больно ему сейчас, желать прикоснуться, взять ее за руку… и видеть, что вот-вот, этот его рай может рухнуть.
- Я люблю тебя… просто люблю… - стонал монстр, сидя на полу за дверью.
Оля встала и открыла дверь.
Он бросился к ней, обнял, вжал в себя, закрывая нос своей густой звериной шкурой, перекрывая кислород.
Оля вцепилась пальцами в его шерсть и заплакала.
- Прости меня, - она видела, как он, несчастный, страдающий, рад, что она открыла дверь, - прости, я не хотела… я знаю… я все понимаю… я нужна тебе…
- Ты не пойдешь завтра никуда? – с наивной детской надеждой в голосе спросил Кром.
Оля увидела, что из руки у него торчит приличная по размерам щепка, отодравшаяся от сломанного стула. Из ладони, по ней, на пол капает кровь. А он – даже не чувствует. Ему не больно. Он рад, что обнимает ее. Вот и все. Просто это единственное, что для него имеет смысл. Смысл, жизненного значения.
- Нет, - ответила Оля, - я останусь с тобой.
Он словно посветлел от этих слов. Хмурый лоб разгладился, глаза засияли радостью, руки нежно прошлись вдоль Олиной спины, снизу-вверх, в волосы… Кром поцеловал Олю, еле ощутимым, легким прикосновением. И Оля почувствовала, что должна сказать:
- Я люблю тебя, Кром.
Они легли, обнявшись, на широкую кровать и уснули. Кром положил на Олю тяжелую ногу, руку и дышал прямо в лицо, мирно похрапывая. Она была с ним. Он был счастлив. А она… она долго не могла уснуть…
Полина Дмитриевна проснулась от невнятного бормотания.
- Оль… Оль, ты будешь мыть свой велик? Он… да… разгребем… Ладно, иду… шкодина милая…
Они теперь жили с Олиным отцом в квартире Полины Дмитриевны. В принципе, жили неплохо… мирно. Это, что касалось отношений между ними. Но папа, он словно стал другим человеком. Часто, по ночам, вздрагивал, просыпался, ворочался… Вообще, спал плохо. Ел тоже. Не в пример его былому аппетиту. А что касается вечных смешков и шуточек – этому и подавно настал конец. Смотрел, бывало, телевизор и, словно бы, не видел передачу. Словно был где-то глубоко в себе. Говорил мало, неохотно, по делу. Много работал.
Нет, он был безумно благодарен Полине, своей Полечке, как он ее называл. Иногда, бывало, прижмется к груди… не как мужчина… а как ребенок прижимается к материнской сиське. И замрет. Чувствуя единственную, может быть, на всем белом свете, поддержку. И Полина ценила это. В какой-то степени (хоть и нельзя было так думать, а тем более этого говорить в слух) она была рада, тому, что произошло. Нет, конечно, и без этой фонтасмогаричной выходки все бы у них сложилось… Она все время себя в этом убеждала. Но теперь, она чувствовала, насколько ближе к ней стал ее мужчина. Они, словно, вместе пережили войну. Или он эту войну переживал сейчас, а она была рядом. Теперь, это уже навсегда. Теперь-то точно…
Папа открыл глаза.
Полина лежала, прижавшись к нему, и делала вид, будто крепко спит. Она не спала, он это знал. Потому, что дыхание у нее было не такое глубокое, и она не посапывала, как обычно, своим носиком-кнопочкой.
Папа встал с кровати и пошел на кухню. Там лежала пачка его крепких сигарет. Он снова начал курить. Бросил, лет десять назад, а теперь, вот, снова начал.
Он вытащил одну и пошел на балкон. Ночь была ветреная. Дни стали уже короче, ночи – длиннее и холоднее. Ветер трепал тряпки, вывешенные на балконе, в доме напротив. Они не высохнут. С неба начала сыпаться водяная пыль, мелкими, моросящими каплями-точками.
Папа затянулся тяжелым, едким табачным дымом. Он смотрел вниз, на маленькую дорогу, по которой в ночное время редко-редко ездили автомобили. Никого не было. На улице. Звезд тоже не было, на небе. Спать не хотелось. Видеть сны – не хотелось. Думать тоже. Он и так всю жизнь думал, переживал, строил планы…, а теперь все псу под хвост…
Полина Дмитриевна вышла на балкон, запахивая халат от промозглого ветра. Олин папа стоял в одних трусах и смотрел вдаль. Капли, словно инеем, покрывали его грудь, живот, лицо, плечи… Было и вправду холодно. Но он этого не замечал совершенно.
- Пойдем… Простудишься ведь, - она ласково взяла его за руку.
- Да, к черту, - сказал он и швырнул бычок вниз, на землю с восьмого этажа.
Об Оле они не говорили. Не разу.
Время шло, а узелок на Олиной шее затягивался все сильнее.
На полках в каминном зале стояло много пыльных, толстых книг. Но все они были то ли на латыни, то ли на греческом… Бесцельные дни, в которых практически ничего не происходило, слипались, как мокрый снег в один неуклюжий комок. Хотелось увидеть людей! Хотелось просто, по-человечески с кем-нибудь еще поговорить. Или сделать что-нибудь. Казалось, что Оля застряла. Что вошла в какую-то накатанную колею, которая обрекает ее день за днем ходить по кругу. Кром был заботливым, нежным, интересным, но он решительно не понимал, что его одного не хватает для полноценной жизни. Оле было двадцать два. Ну что можно еще сказать? Девчонка. Еще не отгорели юношеские стремления тусоваться, веселиться, выезжать в клубы, на дискотеки, в огромной компании бедокурить на ночных улицах города. Но уже поселилось стремление сделать что-то жизненно важное, чтобы ее оценили по достоинству, в творчестве и в жизни. Ни то, ни другое сделать в замке у монстра было физически невозможно.
Она скучала. По Валерке, который уже несколько недель, как улетел на запланированную с ней работу в Казахстан. По Аллке… по институту. Особенно – по папе. По его ироничным замечаниям в ее адрес и колких перепалках на людях. По какому-то теплу, который, несмотря на все Олины старания, сквозняком выносило из проклятого замка.
Нет, с монстром было интересно… Недавно, по Олиной прихоти, они вместе переделали спальню, покрасили тёмную тяжелую мебель в беловатый оттенок и повесили жизнерадостные желтые шторы. Легкие, не сочетающиеся со стенами и самим местом. Сказывалось ее стремление что-то делать. И это, Вообщем то бессмысленное действие по обустройству быта, создало видимость того, что она хоть что-то делала в своей жизни. Но где-то, в глубине души, Оля понимала, что это не то. А Кром – нет. Он терпел все ее капризы. Он послушно водил кисточкой по дверце любимого шкафа, хотя ему совершенно не нравилось это неестественное преобразования. Но он чувствовал, что Оле для чего-то это нужно. Он не понимал, но делал. Он хотел, чтобы ей было хорошо. С ним. Только с ним. И это душило Олю больше всего…
В то утро, Оля решила сбежать. Не хотелось ничего объяснять. Просто, погуляет по улицам, поговорит… да хотя бы со старушками в сберкассе (их всегда легче всего разговорить. Просто увидит людей, машины, светофоры… Почувствует жизнь. Если удастся, встретится с Аллкой… А Кром? Он не поймет, будет ругаться, просить не уходить… Нет. Ему лучше сказать потом: «Вот видишь, я же вернулась! Я никуда от тебя не уйду, любимый. Мне просто необходимо было погулять.»
Когда Оля откинула одеяло, Крома в постели уже не было. Наверное, пошел убираться. Странная у него была мания, по утрам наводить порядок в доме, на участке… Когда так хочется понежиться еще в кроватке, попить горячий кофе, может быть, принять теплый приятный душ…
Оля встала с постели и быстро натянула одежду. Забрала волосы в хвостик, чтобы долго не мучаться с прической и прошмыгнула в коридор.
Огляделась. Крома не было. Мягко ступая босыми ногами по лестнице, Оля спустилась вниз, замирая от каждого шороха. Дверь предательски скрипнула. Верные босоножки ждали на крыльце. Ступни скользнули в них и засеменили, спускаясь по ступеням крыльца. Калитка была через двадцать шагов. Двадцать шагов и она – на свободе! Сердце заколотилось сильнее. Хоть бы не увидел! Хоть бы не пришлось оправдываться, отпрашиваться! Сейчас, она пойдет и… купит мороженое, сходит в кино…
- Куда это мы собрались?!
Моснтр был смертельно пьян. Пьян с самого утра. Последнее время, он пил больше обычного. Наверное, чувствовал Олины мучения и, чтобы не думать о чем-то плохом, трагическом для него, заглушал мысли литр за литром.
- Ты уже встал? – остановилась Оля.
Кром, пошатываясь подошел к ней.
- Я не ложился. Не заметила?
- Нет…
- Молодец. По фигу, значит, с кем спать? Со мной, или одна?...
- Нет, просто не заметила и все…
Он подходил к ней как-то странно, словно придавливая Олю своей высокой, скалообразной фигурой. Оля сделала несколько шагов назад.
- Сбегаешь? – Кром кинул быстрый взгляд на калитку.
- Нет…
- Не ври! – крикнул Кром так, что пробегавшая за забором кошка отпрыгнула в сторону.
- Кром, миленький, прости… Ну, мне надо было выйти…
- Что ты там забыла?!
Нога Оли уперлась в крыльцо. Пятиться дальше было некуда.
- Решила бросить меня?! Все-таки, убегаешь? Трусливо… даже не объяснившись… Я знал… я чувствовал…
- Нет, пожалуйста, успокойся, - Оля вытянула руки и уперлась в его каменную грудь.
Кром навис над ней, обдавая спиртным запахом, глядя сквозь нее замутненным хмельным взглядом. Глядя со злостью, даже… с ненавистью.
- …я просто хотела немного прогуляться, мне же можно выходить отсюда? Ты ведь не держишь меня тут, как в тюрьме, миленький…
Вдруг, Оля сама осознала что сказала. А ведь, это было и правда так! Ну почему ей приходится что-то лепетать, оправдываться?! Почему?! Она свободный человек, в конце концов! А он запер ее, как вещь! Нет… так не пойдет!
- Пусти! – раздраженно крикнула она и сделала несколько шагов, обходя монстра и направляясь к калитке, - ты не имеешь права меня тут запирать!
Но рука тут же почувствовала, как мощная ладонь Крома сомкнулась, как наручник, вокруг ее локтя. Он дернул ее на себя.
- Никуда ты не пойдешь! – крикнул монстр.
Он дернул Олю за руку так, что она потеряла равновесие. Но Крома уже это не заботило. Он волоком втащил ее в замок и с силой захлопнул за ней тяжелую дверь.
- Будешь тут сидеть!
Оля, распластавшись на полу, задохнулась от ярости.
- Ты не имеешь права!
Крикнула она, вскакивая на ноги.
- Я имею на тебя все права!
Голос был неровным, скомканным, но выливался изо рта мощным хмельным потоком.
Просто кошмар какой-то!!! Возмущение, негодование, прилив невероятного бешенства захватил Олино сознание.
- Скотина! Уродливая, волосатая тварь!!! Я больше ни секунды с тобой не буду! Все! Это конец!
Она сделала шаг к двери и резко, настежь, открыла дверь.
Неожиданно, она почувствовала, как рука монстра схватила ее за волосы сзади. Монстр резко дернул копну волос назад, и Оля упала на каменный пол, изо всех сил стукнувшись головой.
Руки задрожали… Потолок поехал куда-то в сторону. А пьяное, сальное лицо монстра то выплывало перед глазами, то куда-то смазывалось, сквозь оглушительный гул в самой глубине черепа.
Оля лежала на полу, отброшенная за волосы тем, кто еще вечером клался, что любит ее, что никогда не сделает больно… Нет, это было больно по-настоящему. Не как в их сексуальных играх. Там-то она знала, что он контролирует себя и ни за что не перейдет тот болевой порок, который позволит наслаждению перейти в мучение. Или… позволит? Оля уже не знала… Было страшно. Она раньше никогда не испытывала страх за собственную жизнь. Животное, рождающееся в животе чувство, разливающееся по ногам, делая их почти парализованными, по рукам, замораживая их ватной заморозкой.
- Ты будешь сидеть здесь, сука! В моих ногах!!!
Оля медленно перевернулась на живот и поползла в сторону. Ответить хотелось… Страшно, больно, сделать ему как можно больнее… «Трус, ничтожество, одинокое, никчемное существо…» Но говорить это вслух было страшно. Гордость кричала «Скажи это, брось ему в лицо! Что не любишь! Что никогда не любила!», но страх зажимал гордости рот изо всех сил… «Он на многое способен… если не на всё… лучше не злить его сейчас…»
Оля медленно поднялась на слабые ноги. Она заглянула Крому в лицо. Как оно изменилось. Никакой нежности… Перед ней стоял хозяин. Ее собственный хозяин, смотрящий на нее (почему-то) с презрением! В глазах читалось «Ты даже не представляешь, девочка, насколько ты – ничто для меня! Пыль! Грязь!»… Как все могло так измениться?!
Самое страшное было то, что сил сопротивляться почему-то не было. Как будто, он энергетически отключил все ее аккумуляторы, перевел на себя… Хотелось сесть, упасть, вжаться в комок и плакать. Даже руку поднять было трудно.
- Пожалуйста, Кром… пожалуйста… я просто хочу уйти…
Его морда перекосилась в кривой пьяной ухмылке.
- Уйти? Я тебе уйду! Вот так уйду!
Он замахнулся, и, нисколько не рассчитывая сил, не сдерживая себя, ударил Олю по лицу. Ударил сильно. И не столько боль, сколько невыразимая обида вырвалась у Оли изнутри с безумным криком, огласившим замок.
- Тварь! – крикнула она, подняв на него глаза, ненавидя его всем своим существом.
- Так говорил твой обосранный папаша! – самодовольно усмехнулся Кром, - ну, и где он, и где я?
Он стоял, широко раздвинув ноги, уперев руки в пояс, в позе победителя. Слово «папаша» дернуло Олю током. Он не смел… он не имел права… Ее – пусть, ладно… Но не отца…
Она бросилась на монстра, с тигриным рвением, со всей своей ненавистью. Что она делала – она не помнила. Пальцы вцеплялись в шерсть, выдирали клоки, ногти царапали, пытаясь дотянуться до глаз, растерзать, убить, уничтожить… В рот попал меховой вкус, то ли это было ухо, то ли палец. Челюсти сжались. Кровь теплым потоком хлынула Оле в горло. Она еще сильнее сжала зубы, давя, как может, чем может. И вдруг, сквозь мутный гул в голове, она услышала… смех. Он смеялся!!! Оля замерла. Все, что она делает – какие-то жалкие барахтанья. Ему даже не больно. Нисколько. А она уже была на пределе всех своих сил. Осознание такой беспомощности бесило еще больше. А силы кончались. Снова кончалась энергия мышц, воля, дающая ей двигаться.
Кром, сквозь смех, зло прошипел:
- Ты думаешь, мне больно?! Тупая! Тупорылая шлюха!!!
Он легко, как котенка, снял Олю со своей груди. Вцепившиеся в шерсть пальцы разжались. Кром бросил ее об стену, так, что выставленная вперед рука вдавилась в плечо и вызвала острое пронзительное гудение.
Кром, двумя широкими шагами дошел до нее и снова замахнулся.
- Ты будешь сидеть тут, пока я не скажу!
Перед самым ударом, его рука остановилась. Остановилась потому, что Оля повернула к нему голову, резко, с вызовом, с ненавистью посмотрела на него.
- Ну, давай! Бей! Трус!
Кром искривил рот.
Рука плавно опустилась.
Он смерил ее презрительным взглядом и плюнул, прямо в лицо. Затем развернулся и пошел по лестнице.
- Да кому ты нужна? Иди куда хочешь, сука.
Он сказал это уже поднимаясь, не глядя на Олю, нечеловеческим каким-то голосом.
Слюна Крома покатилась вниз по лицу и свисала с Олиного подбородка.
«Бежать!!! Бежать от него куда подальше!», - явственно прорвалось в ее сознании. Теперь-то она знала, откуда в ней эта мысль. Какая-то ее часть всегда знала, что это случится. Рано или поздно. Вот, откуда была мысль о том, что он опасен. Что он способен на все.
Оля медленно подошла к двери, вытирая и вытирая оплеванную щеку рукавом, до красноты, стирая кожу… Мерзко… Противно… Страшно… Больно… Не хотелось думать и анализировать. Еще меньше хотелось чувствовать. Оля открыла дверь. Жаркий дневной воздух духотой обдал ее лицо.
Вдруг, прямо за ее спиной, раздался звук бьющегося стекла. Все внутри замерло. Огромным усилием воли, Оля заставила себя повернуть голову, на деревянной, от страха шее. Позвонки просто физически отказывались крутиться, скрипя, как несмазанные шестеренки.
Кром стоял сзади. В руке у него была зажата бутылка, со сбитым донышком. Острое стекло было направлено Оле в спину. А глаза… его глаза уже мысленно уничтожили Олю, уже видели ее истекающий кровью труп и кишки, размотанные из вспоротого живота… И ему нравилась эта картина…
Сама не зная, откуда взялись силы, Оля рванула вниз, с крыльца, на улицу, не чувствуя под собой ног.
Сзади доносилось
- Ты сдохнешь! Сдохнешь, падаль!!!
Оля бежала, дыша хрипло, сбивая вдохи-выдохи на неистовое рыдание, которое невозможно было сдержать. Холодная липкая спина сочилась потом. «Только не останавливаться, бежать, дальше, дальше, от него…» Душный воздух, обдавая раскаленную кожу, казалось, замораживал ее. Перед глазами мелькали дома, дороги, машины, люди, как у перепившего человека, повстречавшегося с «вертолетиком». Ее даже тошнило от этой боли, от этого страха и унижения. Тошнота так сильно подступила к горлу, что она больше не могла бежать. Но надо… куда угодно… Вдоль по улице, направо, налево, за угол… Спастись. Сейчас главное – выжить!!! Нога попала в какую-то впадину, заплелась и Оля распласталась на тротуаре, разодрав ладони и локти о ребристый асфальт.
Какой-то парнишка безразлично перешагнул ее руку. Тетка, идущая навстречу парнишке, тактично обошла Олю стороной.
Оля оглянулась. Она была на оживленном проспекте. Туда-сюда сновал народ. Но монстр… его нигде не было. Убежала. Убежала за две остановки метро от своего прежнего места. А казалось, бежала всего-то минуту – две… Спаслась… Слава Богу…
Тошнота вдруг подступила к самому горлу, и организм исторг весь тот ужас и слабость, наполнявшие ее…
Поднявшись на ноги, Оля слабо побрела куда-то… Еще дальше… Еще как можно дальше от Крома, с его замком, с ее домом… Куда? Не важно… А, и правда, куда? Не было у нее дома. Он был отдан любимому… Ха! Внутренняя ухмылка скрутила кишки. «Вот тебе, любимый, мой собственный дом. Бей меня там, на здоровье… Убивай…» Он был прав. Она – тупорылая дура.
Господи, только бы Аллка была сейчас дома! Оля, вытерев кровавые ладони о рваную юбку побрела, шатаясь, в метро. У самого перехода, она поняла, что у нее нет денег даже на билетик. Что ж, пешком. Сквозь толпу. Ободранная, побитая, ревущая… Господи! Только бы Аллка была дома!
*9*
Аллка была дома. Правда, открыла она не сразу. Сначала, из-за двери послышался звук чего-то падающего, бьющегося стекла, отборный мат, а затем Алла рывком раскрыла настежь дверь.
Она стояла голая, в одном лифчике. И лысая… Голова была побрита, видимо, совсем недавно, потому, что даже небольшого ершика щетины на черепе не прогладывалось. Тонкое, изящное лицо с большими серыми глазами, смотрелось теперь непривычно, как-то бледно, без жгуче-черных волос, которые обычно оттеняли ее бледную кожу.
Взгляд был мутным, каким-то не здоровым.
- Чего тебе? – спросила Аллка, не обращая внимания на потрепанный вид Оли.
- Алл, что с тобой? – спросила она ошарашено, - мама видела?
- Она до сих пор не вернулась. У них какие-то переговоры затянулись. Речь о больших деньгах. Очень больших, - сказала Алла маминым голосом.
Оля услышала шаги на лестнице, внизу. Аллу это ничуть не смутило. Она стояла, даже не пытаясь прикрыть кудрявый пушок между ног.
Оле хотелось расплакаться, упасть к ней на руки, рассказать все, отлежаться, отреветься… Но жесткий, холодный взгляд Аллы сковывал ее порыв.
- Там кто-то поднимается…
Сказала Оля и попыталась пройти в квартиру. Но тонкая рука Аллы уперлась Оле в грудь.
- У меня нет на тебя времени, - Алла жестко сверкнула глазами.
- Алл, - Оля уже набрала в грудь воздуха, чтобы сказать, что с ней случилось, и как ей сейчас… Но Алла добавила:
- Как у тебя не нашлось на меня пару часов тогда. Тогда, когда эта сука выскребала мне матку каким-то совком.
Оля вспомнила… Аборт… Она ждала Олю тогда… одна…
- Ты все-таки… сделала?
Из-за угла показался пухлый мужик, тащащий зачем-то наверх по лестнице автомобильную шину.
Алла тут же скрылась за дверью.
Оля вошла следом и сразу закрыла за собой дверь.
- Алл, прости меня! Прости, что не пришла! – Оля кинулась к ней, со слезами на глазах, - у меня просто… если бы ты знала, что творилось, все это время… что случилось сегодня, я…
Аллина фигура, покачивая голыми бедрами, скрылась за углом, прямо по коридору.
Оля поплелась за ней. Она сейчас проклинала себя, что из-за этого монстра, из-за этой скотины, она почти потеряла того человека, кто на самом деле был для нее важен. «Есть нормальная, реальная жизнь!», - вспомнились ей слова Валеры. И в этой реальной жизни, она предала Аллку. Нет, она не сделала ничего плохого. Но порой не сделать чего-то – это уже поступок.
Когда Оля вошла за Аллой на кухню, она поняла весь масштаб ее состояния. Видимо, бритой головы Аллке было мало. Серая кухня, сверкающая гранями металлических поверхностей, выполненная в стиле «техно» была полностью загажена. Прозрачные стулья с металлическими ножками, валялись на полу перевернутыми. Стеклянный стол был заставлен немытыми стопками и бокалами. На сером кафельном полу, россыпью белых горошин валялись какие-то таблетки. Оля плавно перевела взгляд, обходя стол, и увидела протянутую к этим таблеткам руку. Это была рука неестественно худой, костлявой девушки с пошло-рыжей копной волос. Она лежала совершенно голая, на полу, в отключке. Видимо, девушка упала, держа в руке баночку с медикаментами, и она рассыпались по всему полу.
Аллка встала на четвереньки и стала судорожно собирать их обратно в баночку.
- Что это, Алл?
- Это антидепрессанты. Мне их после аборта прописали, - подняв одну таблетку с пола, она запихнула ее себе в рот и, даже не запивая, проглотила. Секунду подумала, и проглотила еще одну, - с ними легко-о-о… - протянула она, расставив руки в стороны и запрокинув лысую голову. Она смотрела вверх, в потолок, наверное, представляя себе вместо него чистое, голубое небо.
Оля селя на пол, рядом с ней, обхватив ее плечи руками.
- Аллка, что ты делаешь?! Что ты делаешь, дурёха, - шептала Оля ей в ухо…
- Я видела его руку… - сказала Алла бесцветным голосом. Без эмоций. Без жизни.
- Она упала, случайно, на пол… маленькая такая. Я даже не думала, что они такие маленькие… А мне было не больно. Они мне что-то вкололи. Мне и сейчас не больно.
- Я вижу… - Оля погладила Аллу по голове.
Пошло-рыжая девка что-то замычала и перевернулась на живот, выставив на показ свою розовую задницу, с торчащими в стороны бедренными костями.
- Кто это? – спросила Оля.
- Кто? – задумчиво переспросила Алла и отодвинулась от Оли.
- Кто… Это тот человек, который хочет быть со мной рядом. И не врет почему. Ей тоже нравятся мои таблетки… И она честно об этом говорит! Она не въедается в душу, как плесень! Не говорит, что подруга! От нее, хотя бы, не ждешь сочувствия!!!
Аллка вскочила на ноги, ловко, по-кошачьи.
- Алл, прости! – Оля кинулась к ней, но Алла ее остановила.
- И трахается она не хуже парней. Только от нее залетов не будет!
- Аллочка, я не хотела! Я не думала, что тебе так…
- Уходи! – Алла зло посмотрела на Олю.
- Он ударил меня… - прошептала Оля.
- Так же, как ты меня, - безразлично ответила Алла и выставила руку, указывая на дверь, - не хочу тебя видеть!
Оля закрыла глаза. Мозг болел вспышками, то у веска, то у затылка, то где-то между… Она понимала Аллу. Понимала, что потеряла ее навсегда. И так недоверчивая, не пускающая никого в свою душу… только Олю… теперь она вряд ли поверит кому-то в жизни. Никто так и не узнает, сколько в ней может быть глубины и нежности, она скроет все это за семью печатями, за непробиваемый щит.
- Пошла вон, я сказала! – Алла кричала, почти хрипя.
Оля вздрогнула, очнувшись от своей покалывающей боли, внутри головы. Очнулась и быстро вышла из квартиры.
День был в самом разгаре. Жара добивала запыхавшихся людей, снующих вокруг. Алла смотрела на их мельтешение. Каждый человек нес за собой свою историю, свою судьбу. Как планеты, они проплывали мимо друг друга, очень редко сталкиваясь, давая что-то важное друг другу.
Эти мысли хоть как-то отвлекали ее от того, что случилось. И от того, что ей совершенно некому этим поделиться. Некуда пойти…
- Извините, - Оля остановила первого попавшегося прохожего. Это оказался дерганый парнишка в слишком жаркой рубашке, для такой погоды.
- Извините, пожалуйста,… можно у вас попросить телефон. На минутку. Пожалуйста…
Парнишка кинул быстрый, пугливый взгляд на Олю, на ее синяки, на ободранную юбку и, не говоря ни слова, быстро зашагал, смешиваясь с толпой.
Оля попыталась остановить еще одну женщину, с добрыми глазами, несущую под мышкой бумажный пакет. Из пакета выглядывал французский багет и зеленые яблоки.
- Извините, пожалуйста,… можно у вас попросить, - было очень неловко, - всего минуту… мне надо позвонить… у меня нет денег и телефона тоже нет…
Женщина, добрым взглядом посмотрела на Олю и сладким голосом произнесла:
- Знаю я вас, рвань поршивая. Уже средь бела дня, у всех на глазах… - она удалилась, продолжая бормотать себе под нос какие-то слова про мошенников, про кражи на улицах, таким мягким, воркующим голосом.
На обочине стоял усатый мужчина, в клетчатой рубашке. Бомбила, наверное, остановился на обед. Он жадно курил, упираясь волосатой рукой о крышу своей красной пятерки.
- Эй! Тебе позвонить? – подозвал он Олю.
Оля подошла, жутко смущаясь, и опустила глаза.
- Знаю я этих, московских. Никогда не подсобят в бедовом деле.
Он достал из кармана дешевую Нокию, старой модели, и протянул Оле.
- Держи, - улыбнулся он ей.
- Спасибо… - ответила Оля, - только я… я в Казахстан буду звонить…
Мужик вздохнул.
- Ну что ж с тобой поделать… раз очень надо. Только быстро, поняла?
Оля кивнула, набирая номер, который наизусть знала еще с первого курса.
- Алле! Валера? Валер, это я, Оля, я с чужого телефона! Этот монстр… он ударил меня! Не пускал! Он кричал всякие… столько всего… Валера, миленький! Я не знаю, что мне делать! Я убежала! Аллка меня выгнала! Валерочка, я одна!
Она говорила все это, и горечь с каждой буквой выходила из нее. Теперь Оля знала, почему говорят, что людям иногда «нужно выговориться». Держать все это в себе было невыносимо мучительно.
- Жди! Я вылетаю ближайшим рейсом, - сухо ответил Валера.
- Что? Нет, это дорого, не надо! Ты же на съемках… не надо!
- Тогда зачем ты звонишь.
- Я?... Просто… я не знаю, - Оля шмыгнула носом.
- Жди в Домодедово. Добраться сможешь? Кости целы?
- Целы, - зачем-то кивнула Оля, хотя очевидно было, что Валера ее не видит.
- Все. Выезжаю в аэропорт.
В трубке послышались гудки. Это был поступок. Бросить все. Прилететь. Чувство вины за то, что она так всегда пинала Валерку, а он все помогал, помогал, сейчас особенно острым, кислым вкусом почувствовалось во рту. Какой он все-таки…
- Кто там тебя ударил? – хмуро спросил усатый мужчина.
- Мо… - она осеклась, - мужчина… он живет у меня… или я у него… уже не знаю.
Мужчина сочувственно посмотрел на Олю.
- Дуры вы, бабы, ей богу.
- Дуры, - совершенно искренне согласилась с ним Оля, - вы не знаете, как добраться до Домодедово?
- А как ты без денег туда собираешься? Пешкодралом, что ли?
- Не знаю…
- Едрический корень, это ж через всю Москву! По пробкам… - мужик что-то усиленно переваривал в мозгу, бегая глазами по лицам прохожих, - ладно, садись. Что с вами, клушами, делать?
У меня сестра, она, всю жизнь сопли на кулак так же накручивает. И живет… с уродом. Не пойму я вас, ей богу, не пойму…
Он сел за руль и сразу принялся крутить ручку, открывающую окно. Было душно. В машине – еще хуже.
Мужик уставился на Олю, которая замерла, не ожидая такого спонтанного проявления человечности.
- Ну че стоишь? Отправляемся! – мужик, перегнувшись через пассажирское кресло, открыл Оле дверь.
Оля села в машину.
Краем глаза, она уловила не добрый, немного похотливый взгляд водителя. Он смотрел на ее ободранные колени.
- Вы меня бесплатно довезете? – спросила Оля.
Мужик ничего не ответил, рывком дернул рычаг коробки передач и надавил на газ.
Потом, его рука плавно потянулась к Олиному плечу, задевая грудь. Оля вжалась в сиденье. Стало страшно.
- Ремень натяни, - хрипло сказал мужик и вытащил откуда-то из-за спины ремень безопасности.
- Да, - Оля перехватила его и сама пристегнулась.
- Вот и умничка, - похлопал он Олю по ляжке, а потом снова достал мальбаро, с оранжевым фильтром и закурил.
- Можно одну? – попросила Оля.
- Держи, - улыбнулся ей водитель, растягивая усы в большую прямую щётку.
Пока Оля ехала, томясь в пахнущей бензином, машинной духоте, она думала. Думала о Кроме. И о химерах. Она вдруг вспомнила, что эти жуткие существа… они ведь никогда не нападали на нее. Вернее, они подлетали к ней, зависали в воздухе, вопили ей в лицо нечеловеческим голосом, били хвостом… словно хотели напугать. Прогнать. Может быть, предупредить. Но никогда не делали ей плохо, не наносили серьезных увечий. Хотя могли, в два счета. Всю свою злость они срывали на монстре. Они его ненавидели, пытались убить покалечить. А ее – просто прогнать. Оле стало не по себе… Она так жестоко с ними обращалась. Помогала монстру заточить их там, наверху. Они казались ей жуткими, враждебными созданиями. А они ведь, как и все, кто ей близок, просто пытались предупредить Олю об опасности.
Оля потерла шрам на руке. Он не заживал. Ни шрамы, ни ожоги, ни дуратский кашель не проходили. Казалось, все, что повредило ее в том замке не может зажить, зарасти, успокоиться… Словно Кром разрушает ее, разлагает изнутри, пока еще живую, теплую. И тогда, во время его монстрического припадка, он скинул свою болезнь на нее. У него внутри и вправду много огня. Он пожирает Крома, а Кром, чтобы выжить, вынужден пожирать ее… А может, он и сам не осознает этого. Вполне возможно, он не хочет, чтобы так было. Но он ничего не может поделать со своей природой. Он же монстр. Может, это мучает и его самого… Оля вспомнила, как рассуждала, почему принцессы из сказок никогда не остаются с чудовищами? Почему они всегда, в конце концов, выходят замуж за принцев? Именно поэтому. Теперь, она это понимала. Именно поэтому.
Машина затормозила. Усатый водитель дернул ручник.
- Ну что, приехали! Можете отстегнуть ремни, – он подмигнул Оле.
- Спасибо Вам, еще раз, огромное, - улыбнулась она и побыстрее постаралась выскочить из машины. Что-то было в его взгляде не то…
- Слушай ты, это… у меня тут жена уехала на неделю, - он схватил Олино запястье и крепко его держал, - так что, если тебе негде будет остановиться, так сказать… милости просим.
- Да нет, спасибо, я думаю, все будет в порядке, - Оля вырвала у него руку и захлопнула за собой дверцу.
- Ну, смотри… просто помочь хочу, вот и все… - сказал водитель. Он на всякий случай пихнул Оле какую-то бумажку, прямо в карман.
- Это мой адрес. Приезжай после одиннадцати. Я буду дома. Диван у меня широкий. Местечка хватит.
Оля так и не могла понять, что это… желание помочь ей или, что-то еще.
Не успела она ничего ответить, как он врубил заднюю передачу и отъехал, с недовольным ворчанием:
- А то еще за парковку плати… Ни чихнуть ни пёрнуть, всюду дерут…
Оля вытащила из кармана бумажку с его адресом и позволила ветру гонять ее по тротуару, около терминала аэропорта.
Еще три мучительных часа Оля провела в зале ожидания, пытаясь примоститься на неудобном металлическом стуле и хоть немного поспать. Последнее время, спала она плохо. А сегодня, столько всего на нее навалилось… Вот Валерка прилетит… вот она его увидит и все… все станет хорошо. Он всегда так умеет делать. С ним так спокойно… Он волшебным образом умеет растворять проблемы, решать их по мановению руки. Оля обняла саму себя руками. Валерка… милый, преданный… как она была ему благодарна…
Валерка был в кирпично-красных джинсах, таком же джинсовом пиджаке и травянисто-зеленой рубашке. На груди болтался какой-то тяжелый металлический кулон, внося в его образ что-то ковбойское. Он стоял над Олей и смотрел, как она беспокойно спит. Капельки пота выступили на лбу мелким бисером. Кругом была куча народу. Все ходили, дышали… Вид у Оли был ужасно потрепанный.
- Оля, - он тихо тронул ее за плечо, - Оль, проснись.
Оля с трудом разлепила глаза и тут же, вскочила на ноги.
- Валерка, - она кинулась ему на шею, - ты приехал! Слава Богу! Я так тебя ждала! Ты не представляешь!!!
Она изо всех сил сжала его руками, так, что ему даже стало немного больно.
- Спасибо тебе, спасибо, спасибо… - шептала она ему на ухо.
Валера улыбался.
Оля отстранилась и посмотрела на него.
- Ну, что там с тобой случилось, - спросил Валера таким тоном, как спрашивают детей, нашкодивших в детском саду. Ласково и немного укоризненно.
- Я не хочу здесь об этом говорить. Пойдем куда-нибудь, - попросила Оля.
- Я не могу, - Валера достал из кармана какую-то бумажку, - у меня обратный билет через пол часа.
- Как… - Оля этого не ожидала.
- Ну ты же понимаешь, малыш, - он взял ее за руку, - у меня там настоящая жизнь, работа… Я не могу терять больше суток…
- То есть… - догадалась Оля, - ты хочешь взять меня с собой? Туда? Как мы и планировали, до всего этого… кошмара?
- Тебя? – задумался Валера, - дело в том, что у нас уже есть камерамэн. Вряд ли продюсеры будут оплачивать тебе перелет и гостиничный номер просто так…
Оля ничего не понимала. Валерка изменился.
И дело было не в том, что его бледное веснушчатое лицо сильно загорело. Вид был довольно свежий, как будто, он ездил не работать, а отдыхать. Глаза… в них не было той преданности. Той нежности, с которой он обычно смотрел на Олю… Они кололись. Они были довольными, даже злорадными.
- Валер, я тебя не понимаю…
Валера пальцем провел по разодранному рукаву, увидел царапины и синяки.
- Это он сделал? – спросил Валера.
Оля опустила глаза.
- Я так и знал… Помнишь, я говорил тебе…
- Ты для этого прилетел? – Оля гордо вскинула голову, - чтобы сейчас попрекать меня тем, какой дурой я была? И каким умным был ты?
- А ты зачем меня позвала? Чтобы я снова носился за тобой, подтирал твою задницу? – жестко ответил он.
Оля сжала челюсть. Она не этого хотела, конечно… Всего лишь сочувствия… Понимания… Как обычно…
- Нет, - коротко сказала Оля.
- Вот, кстати, судя по всему, у тебя нет денег? Возьми.
Валерка сунул ей крупную купюру. Как подачку.
- Спасибо, - тихо пробормотала Оля, - ты прилетел дать мне денег и улететь?
- Не, что ты! Я хотел увидеть тебя, – громко, с вызовом сказал Валера, - посмотреть, как тебе плохо! Я знал, что это случится, когда-нибудь. И что ты будешь ныть, звать меня к себе! Но нет… хватит… слишком долго ты меня мучила…
- О чем ты, Валер?
- А ты не знаешь?
Оля знала… она прекрасно понимала, о чем он. Она ведь видела, что он любит ее… просто, ей казалось, что его все устраивает. Что он сам понимает, что между ними ничего не может быть…
А оказалось, каждый ее жест, каждый отказ били по нему, дробя молотком коленные чашечки его самолюбия.
- Валер… мне плохо… правда… он оказался…
- Он таким и был! – прервал ее Валера, - это все видели! Это даже ты видела! Но тебе же насрать! Мы же такие умные! Сиди теперь, в своем говне! Я рад. Вот, честно, рад, что ты, наконец, страдаешь. Ты меня звала только, когда тебе что-то было нужно. Но знаешь, ничто не вечно! Я больше не твоя шавка!
- Валера, прекрати, - попросила Оля, зачем ты так…
- Что, больно? А как мне было больно, каждый раз, ты не думала? Когда ты не поехала со мной, когда все уже было готово? Я все приготовил для тебя, все готовенькое! Когда я, как мудак, ждал тебя весь день, перед отлетом. Хотя бы звонок! Хотя бы «Счастливого пути»… Ни хрена! Ты там развлекалась с этой макакой! Вот пусть он теперь тебя ****ит! Пускай… А я посмеюсь. Мне, знаешь ли, в кайф теперь, все это!
Оля не выдержала. Она замахнулась, чтобы съездить ему по роже! Смачно! Но… что-то внутри тормознуло ее. Она знала, что Валерка несет это все от боли… он внутренней обиды, поселившей в нем всю эту злость.
- Да иди ты к черту! Ты мне не нужен! – крикнула она, опустила руку и развернулась.
- А знаешь! – сказал Валера ей в спину, - ведь монстр – это ты. Ты сама этот чертов монстр!
Оля обернулась.
- Ты мучаешь людей! Ты делаешь это мягко… вкрадчиво… не сразу и поймешь… а потом шмяк – хребтом об асфальт – и собирай кости! Ты – мой личный монстр! И я ненавижу тебя!!! – на глазах у Валерки тоже стояли слезы. Он раскраснелся от злости, орал, словно в истерике. Так не по-мужски… Так… мерзко.
Это она. Это она сделала его таким. Печеночная горечь наполнила Олино горло. Все, кого она любила, к чьей жизни прикасалась – все были разрушены. Все страдали. И не без ее участия… Может быть, он прав. Может, Оля сама была самым жутким монстром, и разница между ней и Кромом заключалась в том, что Кром хотя бы ничего не скрывает.
Оставалось одно. Папа… уж он-то должен ее принять. Она сделала ему больнее всех… но в конце концов… кто, если не он… Оля сжалась в комок на заднем сидении такси. Уже стемнело. Вечерние огни проплывали за окном плавно, словно ничего и не было. Словно ее мир и не рушился сейчас в щепки…
Дверь открыла Полина Дмитриевна. Она посмотрела на Олю. Оля не могла уже ни говорить, ни плакать. Она стояла и дрожала у нее на пороге.
- Олечка, - ахнула она…
Каким-то внутренним женским чутьем она все поняла. Ей даже рассказывать ничего было не нужно…
- Тут… Оля! - крикнула она в глубину квартиры, папе.
Оля почувствовала слабый табачный дым. Воцарилась тишина. Она повисла на долгие, ползущие секунды. Оля про себя просила «пожалуйста, папочка, пожалуйста…». Она представляла его, выходящего из комнаты, укоризненно смотрящего на нее, а потом – раскрывающего объятия… Боже, как он сейчас был ей нужен… Все бы было нормально, если бы только он… все бы было нормально…
Полина Дмитриевна смотрела на Олю с сожалением. В ней почувствовался какой-то материнский порыв, обнять, приласкать. Она всем телом сделала движение к Оле, как вдруг, раздался папин голос и остановил ее.
- Пусть уходит! Не хочу ее видеть!
Оля зажмурилась. Дело было не в том, что некуда было идти. А в том, что папа… так… Что он даже не вышел…
- Вы… все? – спросила Полина Дмитриевна у Оли, понимая, что что-то случилось у нее с монстром.
Оля кивнула.
- Господи… посмотри на себя… девочка моя…
Она все-таки сделала к ней шаг, выходя на лестничную клетку, и прижала Олю к мягкой, пахнущей корицей груди.
- Пожалуйста, - попросила Оля, пожалуйста, скажите папе… просто скажите, что я его люблю… - горло щипало.
- Скажу, обязательно. Я поговорю с ним… он, просто пока не готов… но я обязательно…
Полина Дмитриевна вдруг всхлипнула, вместо Оли. Она знала, как сейчас мучается отец, сидя в пустой комнате, зная, что Оля на пороге и… не может пересилить себя и выйти к ней. И знала, как тяжело сейчас девочке.
- Куда ты пойдешь-то теперь? Ты посмотри на себя… вся дрожишь, бедная… Может все-таки…
Она отпустила Олю и вошла в коридор. Извиняющимся голосом, она попросила:
- Ты постоишь чуть-чуть тут, я поговорю с ним? Может он все-таки…
Оля кивнула.
Полина Дмитриевна исчезла за углом. Слышался громкий шепот, неразборчивая каша, слышались тяжелые, низкие папины реплики. Короткие. Больные. Как свинец.
Полина Дмитриевна вышла к Оле опустив голову. По ее виду сразу было все понятно.
- Он просто еще не готов… - сказала она Оле, - вот, держи… это ключи от моей старой дачи… А это адрес… - женщина протянула Оле бумажку и ключи со смешным брелком-гномиком, - я там уже сто лет не была… в доме, наверное, жуткий бардак… - оправдывалась она, - но хоть будет где…
Оля обняла ее. Крепко-крепко. Она не могла ничего уже сказать, выразить… Слишком много слов уже сегодня вылетело в пространство. Их просто не оставалось на сегодня… И вся боль, и вся благодарность, и вся забота, которая ей была так нужна, все чувства разлились между двумя женщинами в этом объятии. Полина Дмитриевна поцеловала Олю в затылок.
Мысль о том, что где-то там, совсем рядом, сейчас сидит папа… сидит и ненавидит ее… двинула Олино тело назад. Оля спустилась с лестницы и бросилась прочь. На дачу. Чужую, холодную, заброшенную всеми. Такую, какой она сама сейчас была. С кавардаком внутри.
Когда она доехала до места, была уже глубокая ночь. Деньги, данные ей Валеркой, полностью ушли на такси. Калитка скрипнула. Ноги обожгла крапива, враждебно защищавшая свою тропинку. На ощупь, Оля пробралась в деревянный дом. Там пахло затхлостью и сырыми тряпками.
Свет не работал. Только фонарь бил велёсым светом в мутное окно. Усталыми ногами, Оля доплела до первого попавшегося дивана. В темноте очертания старых советских сервантов, столов, каких-то тряпок смазывалось, утопало.
Оля подумала, что если бы тогда, она не отдала свой дом монстру – все бы было не так…
Она осталась на улице, без семьи, без друзей… и без монстра. Как он мог так поменяться? В голову поползли его признания… его объятия… такие нежные… такие искренние… Она просто не могла понять, как одно и то же существо может быть настолько разным? Настолько жестоким и настолько ранимым… Она была уверена, когда-то, что ради нее, он готов отдать свою жизнь… теперь… она уже ничего не понимала. И главное не понимала – чем она все это заслужила? Он был единственным, кому она не причинила боль. Даже не собиралась… Кому она давала все… И с кем была по-настоящему счастлива.
В углу что-то зашевелилось. Оля вздрогнула. Попыталась всмотреться в темноту. Что-то заерзало, очень отчетливо, но что – она не могла разобрать. Оля встала, на ощупь добрела до серванта. Она рылась в ящиках, периодически косясь на темный угол. Что-то чавкало, шмыгало, копошилось… Оле даже показалось, оно сейчас бросится на нее… просто выжидает момент. Сегодня все на нее бросались… И это было бы логичным завершением дня. Она искала хоть что-нибудь: свечку, лампу, какой-нибудь фонарик… Фонарик! Рука нащупала вытянутый пластмассовый предмет. Пальцы щелкнули кнопкой и на серванте появилось белое круглое пятно света. За спиной послышались шаги. Чье-то тяжелое дыхание было уже совсем рядом. Оля резко развернулась и направила фонарик туда, откуда шел звук.
Собака… Грязно-белая, дворовая собака стояла у ее ног и задумчиво смотрела на девушку. Не скалилась и не рычала. Просто стояла и смотрела глубокими синими глазами, потрепанная, как и Оля.
Собака ткнулась влажным носом в Олину ногу. Оля присела и протянула руку. Шерсть была густая, как у Крома, и жесткая. Оля провела рукой по голове собаки, по спине, по животу. Ладонь почувствовала что-то горячее. Это были соски. Они набухли и просто сочились молоком.
- Мамашка, - ласково протянула Оля, - где же твои детки?
Она посветила фонариком в тот угол, откуда пришла собака. Там, в набросанных на полу тряпках никого не было. Странно… Кормящая сука без щенков. Бог знает, что там произошло с этой собакой, только в глазах у нее стояла непередаваемая тоска. Оля уткнулась лицом в ее шерсть. Странно, но она совсем не пахла собакой. Вид был совершенно заброшенный, уличный. Белая шерсть была даже выдрана клоком на боку, и белесый участок кожи был гладким и теплым. А запаха не было. Она пахла по цветочному, шампунем или духами. Старыми, чем-то знакомыми…
- Мамка, - еще раз ласково протянула Оля.
И тут, по повороту головы собаки, или по взгляду, в Оле проснулось что-то глубоко детское, зарытое ворохом других воспоминаний… Так пахла и смотрела ее мама… Когда была живой…
у нее были такие же глубокие большие глаза и такая же длинная шея. В движениях собаки было что-то до боли родное…
Может быть, Оле просто нужен был кто-то близкий… и она сама себе этой сейчас придумала…
Собака молча смотрела на нее и, казалось, все знала. Знала, что у Оли на сердце. Оля обняла животное, прямо на полу. Собака прижалась теплыми сосками к ее телу и стало тепло. Ночи уже были прохладными, в этом чужом, темном доме-мире, где она сама оттолкнула от себя всех. Где не было никого. Только Оля и белая мохнатая собака с маминым запахом. Они спали вдвоем. Долго, беспокойно, согревая и поддерживая друг друга. И было не так страшно и немножечко не так больно. Совсем чуть-чуть…
*10*
Кром очнулся от долгого хмельного сна. Смертельно хотелось промочить глотку холодной водой. Он побрел на кухню и подставил пасть под проточную воду из крана. Казалось, он вылакал целое ведро… Хмель из головы выветрился, а вот воспоминания еще не успели занять его место. Но Кром чувствовал, что что-то не так… Это ощущение не давало ему покоя. Надо приготовить что-нибудь вкусненькое… Олечка там, наверное, еще сладко спит… он представил ее, спящую там, наверху, в кроватке, с растрепанными волосами, с тонкой рукой под подушкой, и неистовая нежность залила его сердце. С ней все было по-другому. Одинокий, мрачный замок, в котором он был обречен жить с самого рождения, не казался ему таким тоскливым рядом с ней. Дни были наполнены смыслом. Хотелось чтобы она всегда-всегда была рядом… Рядом… Бах! Вдруг, все события того утра влетели в его голову, как грозовой ветер в открытую форточку. Он вспомнил, что творил, что говорил… Вспомнил эту невыразимую ярость, бушующую в нем и ее глаза… Большие, полные страха…
- А-а-а-а-а-а-а! – взревел монстр на весь замок.
Это случилось… То, чего он больше всего боялся, что старался держать внутри себя – вырвалось наружу хлестким ураганом. Он вспомнил, в каком отчаянии находился все это время. Поэтому, он и заливал свои ощущения алкогольной бодягой. Оля… ее стало все тяготить. Тяготить он… И Кром не мог не чувствовать это внутри нее. Она стала уходить от него, бродить по замку одна. Он метался, он не знал, что сделать для нее. Уже ничем невозможно было ее порадовать, хотя он делал все, что мог. Чтобы только ей было не скучно, чтобы интересно… Но под конец, даже секс перестал ей доставлять удовольствие. Она лежала, томная, сонная и претворялась, что слишком устала… Он чувствовал, где-то внутри, что не может ей заменить ее мира, ее родных… и это убивало его… Он ненавидел лютой ненавистью всех этих людишек, к которым она привязана… Ревновал, глупо конечно, он понимал, но ревновал даже к вещам. К этому глупому фотоаппарату. Потому, что когда она была одна – она была не с ним…
Когда Оля сказала, что уходит, он, это сейчас очень явно вспомнил, у него как будто мир поехал из-под ног. Как будто, она предавала его, как будто не видела, как он старался. Да… они были из разных миров, буквально. Но он готов был разодрать самого себя, лишь бы у них получилось соединиться. А она сдалась. А она захотела уйти. А ей стало мало. И это вырвало наружу всех его демонов, демона злости, демона ненависти, демона отчаяния… Они сами поднимали его руки и сами шевелили его губами, произнося эти мерзкие слова. Боже! Что он ей говорил! Что он с ней делал!!!
Сейчас, вспоминать это было невыносимо… Это был не он… Как ему хотелось отмотать время назад, остановиться… Она должна была видеть, как он пьян! Что он – сам не свой. В каком он отчаянии! Почему она этого не замечала?! Почему думала только о себе? Не надо было тогда уходить… Дождалась бы, когда он протрезвел… Когда уже смог бы контролировать свой огонь… Ну почему, почему она пошла именно тогда?...
Монстр сел на стул. Рука потянулась к бутылке красного.
«Стоп!» - сработало в его сознании. Надо ее вернуть. Надо объяснить ей все… Умолять, просить, виниться… Без нее у него единственный выход – запереться внутри и подпалить замок. И пусть этот проклятый огонь сожрёт его целиком. Слишком мучительным было состояние без Оли. Неполноценным. Как будто без одного легкого. Дышать было возможно, но вдохи давались с трудом, с хрипом…
Так всегда случалось. Стоило ему полюбить… Стоило кому-то влюбиться в него… Он сам все рушил. Такая уж у него была природа, сущность. И он проклинал себя за это! Самая добрая, отдающая всю себя девушка, Оля, Олечка… милая… Он вспоминал ее руки, ее ямочку на щечке, ее улыбку и горло сжималось в приступе удушья. Он никогда не хотел сделать ей больно! Он любил ее, любит и будет любить. Настолько, насколько это возможно, в понимании монстра. Он каждое утро тогда молился, чтобы только его злость не вырвалась наружу, чтобы только она не разрушила все то, что было между ними. Но это было не властно над ним. Мысли иногда, сами собой начинали бежать в голове, потоком омывая каждую извилину. И их было не остановить даже самым натужным усилием воли. Он не хотел их думать, а они лезли, лезли, прогрызая себе путь в его сознание. Так и тогда, когда он схватил бутылку, отбил о перила донышко, оставив торчать острые стекла… Он не хотел убивать Олю! Он не простил бы себе этого! Никогда! Очнувшись от злости и хмеля, увидев ее тело, он сам бы, наверное, следом вспорол себе живот. Как хорошо, что она убежала… Умничка…
Монстр встал со стула и принялся ходить кругами. Взгляд снова упал на бутылку вина. Опохмелиться? Кром быстро схватил ее со стола и с силой швырнул в открытое окно. Бутылка разбилась.
Он не позволит… Если из-за этого, он теряет контроль, если из-за этого он теряет Олю – все. И пусть монстрические муки, разрушительная сила терзают его изнутри. Он не будет заглушать ее алкоголем. Он будет с Олей, какой бы боли ему это не стоило… Он вернет ее. Только бы она его простила… Только бы поняла, как он не хотел этого…
Ноздри Крома расширились, и он втянул в себя влажный утренний воздух. След Оли давно испарился. Но тонкая ниточка ее аромата замерла в воздухе, осела на предметах, легла микрочастицами пыли на земле и траве. Она вела его, влекла к ней…
Монстр выбежал на улицу. Вобрав в себя все силы, принесенные ему новым, возродившимся замком, он окутал себя дымкой непроницаемости. Такой же, какой было окутано его жилище. Его никто не увидит… пока… Если только, он найдет Олю достаточно быстро. Пока замок вновь не позовет его внутрь. Туда, в единственное место, где он может жить вечно. Монстр побежал изо всех сил, напрягая все мышцы в ногах, стараясь догнать, вдохнуть внутрь себя растворить в себе то, что осталось у него от Оли. Ее аромат. Он бежал, как зверь. Он и чувствовал себя зверем, идущем по следу.
Когда Оля проснулась, белой собаки уже не было в ее объятиях. Ее нигде не было. Оле даже показалось, что это было какое-то ночное видение. Ну, как бродячая собака могла проникнуть в закрытый на ключ дачный дом? Ей даже, показалось, что она придумала ее себе сама. Чтобы чувствовать себя не одной. Когда нам плохо, мы всегда думаем о маме. А может, Оля уже просто теряла рассудок…
Она встала. В дневном свете, все оказалось еще хуже, чем она думала. Прогнившие сырые доски полов. Отвалившиеся наполовину обои, покрывшиеся черной плесенью по углам. Куча тряпок, наваленных на пол. Отсыревший диван, который сыпался трухой прямо на пол. А в серванте старая фотография. Полина Дмитриевна с девочкой, под раскидистой яблоней во дворе. Девочке примерно лет пять. Она держит яблоко. А Полина Дмитриевна – счастливая. Со светлыми, лучистыми глазами. Наверное, со смерти девочки, она сюда и не приезжала. Наверное, воспоминания не давали ногам шагнуть через порог этой дачи.
Сквозь мутное стекло серванта, на задней стенке, в зеркале, Оля вдруг, увидела свое отражение. И отступила назад… Как давно она не смотрела на себя? В замке у Крома, почему-то не было зеркал… Что стало с ее жизнерадостным, цветущим, молодым лицом? Щеки впали… Ссадины… да Бог с ними, с ссадинами, пугало не это… Кожа стала какого-то серого цвета. Будто бы Оля уже много лет не вылезала из подземелья, будто бы, она сама превращалась в это подземелье, холодное и каменное. И руки все время мерзли… Она провела холодным пальцем по щеке. Щека была упругой, даже твердой… Какой-то тугой, как барабан, и толстой… Это было не спроста… что-то было в этом нечеловеческое… Где-то она уже чувствовала такой материал… Проводила пальцами, так же, как по своей щеке. И щека казалась Оле чужой, не своей… Да и пальцы тоже… Как будто, сама жизнь уходила из каждой клетки, из каждого атома ее организма.
Все! Надо прекращать это все немедленно! Надо немедленно почувствовать реальность! Всю… До мелочей!
Оля выскочила на улицу, босая, как была. Ноги утонули в мягкой, глинистой земле. И это было реально. По-настоящему. У монстра все было, словно в дымке… А тут – чавкающая, прохладная, хлюпающая грязь… Оля опустила в нее руки, размяла, пропустила жижу между пальцев… Она пахла песком, глиной, сыростью и немного, сырой травой… Мелкий камушек скребнул по ногтю. Немного больно. Но по-настоящему…
Оля бросилась дальше, стала трогать деревья, их шершавые стволы, влажные мясистые листья, нюхать, даже пробовать на вкус. Она помнила, что листья одуванчика жутко горчили. Этот вкус она помнила откуда-то из глубокого детства. Оля схватила зеленый лист и засунула его в рот. Ядовито-горький вкус стал вязать язык. И это тоже было по-настоящему… Не как в хмельном, задымленном сознании там, в замке. Оля закричала. Что было сил, закричала на всю округу. И голос ее был живым, настоящим, он немного покалывал связки в горле… Но звук его был не гулким, пробивающимся сквозь белый шум… Он был таким сочным, что останавливать крик было жалко.
Оля дышала, бегала, ощущая, как по мышцам растекается приятная прохладца. Как дыхание сбивается…
Наконец, она вбежала в дом и снова встала перед зеркалом. Серый оттенок лица никуда не исчез. Ни малейшего румянца на коже. Мертвенность была даже в глазах. Как будто, холодные белки наплывают на зрачки, делая их бледнее обычного. Оля закашлялась. Да будь проклят этот кашель! Это он высасывает из нее жизнь!!!
Оля попыталась взять себя в руки, отвернулась от зеркала. Может, еще не все потеряно… Может, просто нужно время… Нужно какое-то время пожить по-настоящему, без монстра. Главное – выкинуть его из головы. Не думать о нем, не вспоминать.
Как тяжело это было делать в одиночку. Если бы можно было с кем-то поговорить… О кино, о тарифах на телефонные звонки, о панде, родившей недавно в московском зоопарке… о чем угодно, только чтобы отвлечься. Но единственный голос, который она слышала был ее собственной, в воспаленной голове. И он бесконтрольно шептал: «Кром», «Как он мог так поступить?», «Как нам было хорошо вдвоем», «Как я теперь без него? это почти невозможно…», «Надо не думать о нем!», «Надо жить без монстра», «монстр… мой любимый монстр…», «Скотина! Ненавижу Крома!»… Тысяча голосов на разные лады пели только о нем: ненавидели, призирали, вспоминали, жалели, желали и снова ненавидели…
Это сводило с ума…
Оля схватилась обеими руками за голову и потянула волосы в разные стороны… Хотелось разодрать череп надвое, физически вытащить его оттуда… Волосы натянулись до предела… Но это не помогало…
Так, ладно. Жить, так жить. Пусть одна. Пусть никому не нужна… Может, можно восстановить что-то утраченное, хоть кусочек той жизни, в которой его еще не было. И больше всего Оле хотелось папку… Просто, чтобы он ее простил. Просто, чтобы потрепал по голове, как раньше, шкодно улыбнулся, или прижал ее к себе теплыми руками, забрал в подмышку. В папину подмышку… Где было безопаснее и теплее всего на свете…
Может, если она сможет вернуть то, что разрушило их отношения, он простит ее? Надо было сделать что-нибудь значимое, что-нибудь, чтобы доказать…
Оля огляделась. Старая, захламленная дача чем-то напоминала тот дом, который она отдала монстру… Может быть, если удастся подкрасить, пропитать какой-нибудь штукой от жучков, переклеить обои, такие, как у них были когда-то… Может тогда и Полина Дмитриевна сможет сюда вступить? Но главное может быть, папа увидит, насколько сильно ей хочется все вернуть. Его – вернуть…
Для этого, конечно, нужны были деньги. А для денег – работа. Как она будет это устраивать, Оля пока не знала. Но стремление к деятельности захлестнуло ее полностью. Перво-наперво, нужно было содрать старые обои, очистить стены, зашкурить… Это можно было сделать и без денег. Просто силы и желание…
Оля бросилась на стены, лоскутами сдирая выцветшие обои. Сперва, она складывала их посередине комнаты, затем, выносила на задний двор, чтобы потом сжечь. В некоторых местах, они отходили легко… А вот, кое-где, оставляли белые сухие куски бумаги, намертво въевшиеся в стены. Оля принесла ведро с водой, нашла под раковиной старую металлическую щетку. Смачивая ее, она старательно оттирала куски бумаги по всему периметру. Все должно быть чисто. Обязательно! Она вернет папу. Он увидит… Он поймет, должен понять! В голову снова кольнул въевшийся монстр. Она вспомнила, как вместе с ним тоже переделывала комнату в замке. Как вешала шторы… Забавно, как все повторяется. Тогда она была почти счастлива. Он поднимал ее на руки, пока она вешала на карниз ярко-желтую ткань. Он всю ночь, вместе с ней, вязал цветастые салфетки, чтобы закрыть угрюмые тумбочки. А когда Оля устала и все-таки рухнула спать, он закончил все без нее, стараясь сделать ей как можно приятнее. Он так старался… для нее…
Кром уже побывал в квартире у Аллы, зависнув невидимой тенью за окном. Был в аэропорту… К дому Полины Дмитриевны и подходить было не надо, след сразу же вел обратно, от подъезда, к дороге. Кром несся на предельных скоростях, как может только существо не человеческого происхождения. Он стремился за Олей, повторяя каждый ее шаг, неуклонно приближаясь…
Когда стемнело, Оля уже справилась с электричеством, найдя какой-то рычаг в подвале. Под потолком комнаты раскачивалась деревянная лампа. Стены были чистейшими. Только в углу сырость настолько разъела дерево, что одна доска полностью превратилась в труху.
Оля решила еще раз спуститься в подвал. Когда она искала, где зажигается свет в доме, она увидела, что стены подвала были заставлены целой кучей строительного хлама. Как будто, Полина Дмитриевна собиралась сделать ремонт, но перед самым началом, ее что-то остановило. Оля уже давно догадалась, что. А может, все это осталось со времен постройки этого дома. Массивные брусья, тяжелые металлические балки, видимо нужные для опоры стены, или крыши. Трубы. Провода. Не говоря уж о бесчисленных гвоздях, шурупах и болтах. Оля совершенно в этом не разбиралась. Но она быстро училась, всегда.
В подвале, под потолком, с длинного провода свешивалась единственная лампочка, освещая помещение тусклым светом. Оля подошла к связке досок, поставленных вертикально на пол. Там были доски разных форм и размеров. Оля нашла самую подходящую. Она была в глубине, за теми самыми, металлическими балками. Она осторожно потянула доску на себя. Шаткая конструкция заскрипела, как старая ворчунья. Одной рукой придерживая доски, балки и брусья, Оля медленно тащила на себя нужную.
- Оля! – услышала она голос Крома. Отчетливо. Громко.
Оля резко обернулась.
Лицо монстра на секунду появилось перед глазами, а потом дикая боль в спине, голове и особенно в ноге, смазали все перед глазами.
Оля упала на пол, под давлением безумного количества всех этих досок.
Нога разрывалась на атомы. Металлическая балка, больше похожая на железнодорожную рельсу, впилась всем своим весом прямо в ногу, заставляя мясо сочиться теплыми каплями крови.
Монстр бросился к Оле.
Превозмогая боль, Оля крикнула, что было сил:
- Стой! Не подходи!!!
Монстр замер.
- Не подходи ко мне, слышишь?! Не смей!!! – сквозь зубы, с ненавистью проговорила.
В глазах у Крома стояли слезы.
- Ты нужна мне…
- Я сто раз это слышала, Кром! Убирайся, слышишь?!
- Дай я хотя бы… - монстр сделал движение к Олиной ноге, но она рукой нащупала какой-то предмет и с яростью швырнула его в Крома. Тот увернулся. Предмет оказался молотком, глухо ударился о стену и сразу же, отлетел на пол.
- Если ты сейчас не уйдешь, я… я… - Оля не знала, чем может его напугать. Она была слабее его. Ну что она может сделать сейчас, лежа под этой чертовой балкой?
- Я прокляну тебя! Трижды прокляну, слышишь!!! – она ревела от злобы и отчаяния.
Кажется, это напугало монстра. Он спешно сделал несколько шагов назад.
- Я люблю тебя, Оля…
Нога болела невероятно. Эта боль не давала сосредоточиться.
- Любишь… А когда бил меня там, швырял о стены – тоже любил? А когда кричал, унижал, когда плюнул мне в лицо – тоже любил?!
- Олечка…
Он снова сделал шаг к ней, но она снова замахнулась, до боли сжимая в ладони деревянную палку.
Монстр остановился.
- Это был не я… Ну пойми, пожалуйста… Это все алкоголь… и страх потерять тебя… Я тебя умоляю… Ну что мне сделать?! Ну что…
- А уже ничего не сделать, Кром, - обреченно ответила Оля, - я не смогу тебя простить…
Кром весь сжался.
- Ладно, - хмуро ответил он, глядя исподлобья, - ты подумай… Подумай, Олечка… Я вынесу тебя отсюда на руках… Я все для тебя сделаю…
- Ты уже сделал все, что мог!!! – бросила ему в лицо Оля.
- Я подожду… я буду тут, неподалеку…
Кром развернулся и вышел из подвала.
Как только он вышел, Оля напрягла пресс и села. От этого, ногу задергало. Она увидела, насколько сильно ее придавила неподъемная балка. Руками, она впилась в металлические края, но балка не поднималась… Изо всех сил напрягая мышцы рук, груди, живота, она тянула балку верх… Пальцы скользили по собственной крови. Ничего не получалось. Всю злость, которую она испытывала к Крому, она вымещала на этой железяке. Но и это не помогало. Нога была буквально перерублена пополам. Ровно между коленом и ступней. Метал входил вглубь ноги там, где его останавливала, но так и не справилась, прогнувшаяся Олина кость.
Кром ждал снаружи. Он не знал, что делать… Он не знал, как объяснить ей, как доказать… Обойдя в сто тридцатый раз дом вокруг периметра, он решил набрать для нее ягод и диких яблок с выродившихся посадок на участке. В темноте это не просто было сделать. Но кром подсвечивал себе путь самодельной маленькой струйкой огня из пасти.
Пальцы начали неметь. Нога опухла и стала пульсировать в месте перелома. Стало еще страшнее. Пока Оля лежала на цементном полу, сквозняк пробил все ее ребра насквозь. Кашель раздирал горло мокротой. В животе крутило.
Медленно, приоткрылась дверь. Вошел монстр.
- Ты как? – спросил он ее сочувственно.
- Сними ее, - попросила Оля, - у меня не получается…
- Ты уйдешь, - ответил он ей, покачав головой.
- Пожалуйста, - попросила Оля.
- Я не могу… Ты уйдешь от меня. А я просто… просто умру без тебя…
- Мне больно, Кром!
Его глаза забегали, в какой-то нездоровой пляске.
- Ну что, что мне сделать, чтобы ты простила меня?! Олечка, любимая!!!
Он стал биться твердой головой о цементную стену подвала.
- Это… был… не… я… я… люблю… тебя… ты… мне… очень… нужна…
На каждое слово, Кром с силой долбился лбом о стену. Пока, в конце концов, шерсть не окрасилась в бордовый оттенок. Пока по цементной, не ровной стене не побежали капли его крови.
- Ты сумасшедший… - прошептала Оля, - псих! Сними, сними эту штуку с моей ноги! – она пыталась кричать, но сил уже не было. Поэтому крик был слабым и слишком похожим на мольбу.
- Слушай, я тут… вот…
Кром быстро вышел за дверь и через секунду вернулся с одеялом в руках.
- Давай…
Он медленно подошел к Оле, наблюдая за ее реакцией. Подпустит? Пускает… Оля почувствовала страх. Перед глазами всплыл циничный пьяный взгляд монстра, его удар, боль, позор, ненависть…
- Не приближайся, - шипела она, слабо, шепотом…
- Олечка, я хочу как лучше… Не бойся, - почувствовал Кром ее состояние, - я не сделаю тебе ничего плохого…
Он присел на одно колено, медленно и плавно окутав тело в душное, ватное одеяло. Сквознякам было не пробиться. Но спина, лежавшая на цементном полу, она уже даже не чувствовала холод. Она онемела. Только в середине, острые позвонки врезались в твердую поверхность.
- Снизу, - попросила Оля.
Кром бережно приподнял Олины плечи. На пол, прямо под спину, он постелил один край широкого одеяла.
Взгляд его задержался на Олином лице.
- Олечка… милая… любимая моя… ну, прости, пожалуйста, прости, прости, прости…
Он взял ее руки и стал целовать ладони, пальцы, локти…
Оля отвернулась. Было противно смотреть на его морду. Было страшно, что он может еще с ней сделать. И было жалко его, плачущего, такого, сейчас, маленького…
- Просто, сними балку, Кром. Пожалуйста…
- Ты простишь меня?
Оля промолчала.
- Вот, - Кром поставил рядом с Олей, на пол, кружку с водой и миску с ягодами и яблоками, - я буду ждать…
Как только Кром вышел, Оля залпом осушила кружку воды. Живот скручивало. Она вспомнила, что не ела уже, наверное, двое суток. Была как в агонии и даже сама не заметила это…
Яблоки были кислыми, вязали рот, и трудом проглатывались внутрь, не скользя по сухому шершавому горлу.
Кром сел у входа в подвал, опершись большим звериным ухом о дверь. Он слушал ее дыхание. Он не мог позволить ей бросить его. Он мог бы схватить ее силой, запереть в замке… Но нужно было ее согласие. Ее добровольное желание быть с ним. Он же не зверь… Так не хотелось возвращаться в свой замок, в свое одиночество без нее. Смертельно не хотелось…
Оля лежала под одеялом и слушала стук собственного сердца. Долго он будет ее так держать? Если нога сломана, может пойти заражение крови… Надо было выбираться. И никто! Никто в целом мире не знал об этом. Она никому была не нужна… Одна. Маленькой, жалкой фигуркой, она распласталась на цементном полу. Лампочка мерно раскачивалась на своем проводе, под самым потолком. Оля остро ощутила, насколько она одна. Если бы не монстр, никто бы так и не узнал… Она бы так и умерла здесь, в темном подвале. Ни друзья, ни отец… всем было наплевать на нее… Горячее дыхание отражалось от одеяла, согревая губы. Это Кром принес ей одеяло. Она знала, что стоит ей сказать одно слово, и он вытащит ее из-под балки, вылечит, выходит… Ведь она так нужна ему… Одинокий, смертельно уставший, вечно живущий, в вечной нелюбви. Возможно, она единственная девушка за столетия, которой он открылся, которую впустил в замок… То ли это неутихающая боль в ноге мутила сознание, то ли усталость, то ли голод… Оля в полу-бреду лежала и выла, как маленькая. Как в ту ночь, когда умерла мама. Она тогда почувствовала, что в целой жизни, у нее больше не будет мамы. Когда ей будет плохо, никто не пожалеет ее. Когда ей будет хорошо, некому будет с радостью плюхнуться в ноги и рассказать. Никто не будет беспокоиться, ждать по вечерам. Никто… А сейчас ушли все… и папа тоже ушел… никого, кроме монстра у нее не была. Она ненавидела его, он убивал ее… но он был единственный, в целом мире, кому она была не безразлична. Кому она был нужна…
Открыв глаза, в полумраке единственной лампы, она увидела глаза Крома. Он лежал на полу, вплотную к Оле, повернувшись на бок. Свернулся калачиком, рядом с ней. Глаза умоляли о прощении. Он не смел дотрагиваться до нее, тревожить, даже дыханием. Замер. Почти не дышал. И смотрел, смотрел, смотрел, так упрямо и так пронзительно, так въедливо смотрел внутрь, в самую глубь… Единственный, кто мог ее спасти. Единственный, кто был сейчас рядом…
Маленькое вентиляционное окошко, закрываемое густой травой снаружи, стало пропускать слабый утренний свет. Оля протянула холодную руку и дотронулась до его ладони. Кром улыбнулся, сжал ее руку, вбирая в себя Олины мысли и желания, перемешивая их в голове.
- Ты будешь со мной, Олечка?
Оля закрыла глаза. А что еще ей оставалось? Какой у нее был выбор?
- Да, - хрипло сказала она.
Кром придвинулся к ней вплотную, обнял, с такой благодарностью, которую нельзя было выразить ничем иным. С такой же, с какой Оля какое-то время назад обнимала Полину Дмитриевну.
- Давай повенчаемся? Пожалуйста, будь моей, будь со мной, навсегда, я так хочу тебя, целиком, так… хочу…
Оля почувствовала, как руки Крома лезут под юбку. В глазах пронесся ненормальный огнь вожделения, доводивший его до животного состояния. Это было что-то первобытное. Забрать себе самку, забрать полностью, войти в нее, наполнить изнутри своим семенем, пометить, присвоить…
Кром взобрался на Олю сверху. Нога болела до безумия. Невозможно было пошевелиться, оттолкнуть, что-нибудь сделать. Не было сил. Оля погружалась в полу-обморок, полу-сон. Изредка открывая глаза и выходя из этого состояния, она чувствовала, как шевелиться внутри нее член Крома. И как он шепчет ей на ухо:
- Сейчас, перед всеми богами и всеми демонами, перед силой природы, небом и космосом, перед лицом всей вселенной, я беру тебя, Ольга, в жены, дабы никогда больше не расставаться, дабы быть с тобой на веки…
Снова темнота, боль, какой-то бред… Оля не понимала, что происходит… Кром пыхтел ей в ухо, твердя какую-то языческую молитву, ерзая задницей туда-сюда…
- Ты согласна, Оля? – она очнулась от его слов и легкого похлопывания по щекам, - ты согласна быть моей женой?
- Да, - пробормотала она, слабо понимая, что уже происходит, чувствуя, как монстр распирает ее изнутри.
- Да-а-а… - повторил Кром, и горячее семя разлилось по Олиному телу.
Дальше какие-то стремительные действия… Оля улавливала их не отчетливо… Сквозь пелену… Вроде бы, Кром отбросил в сторону балку… Она помнила невыносимый рывок… Наверное, вправил кость… Помнила, как он несет ее по улице, а все мелькает кругом так быстро, как будто она едет на мотоцикле. Помнила, как приближается к ней огромный средневековый замок. И помнила, что теперь, после этих коротких двух букв «Да», в ней не осталось никакой своей воли. Как будто, она связала свое сознание с сознанием монстра. Безвольность. И никаких жизненных сил. Все передавалось ему… монстру. А он питался ими и хотел еще, еще… сам не осознавая, что высасывает ее, осушая до дна… Оставалось повиноваться. Не осталось собственных стремлений. Послушно она ложилась на разделочный стол для душ. А он жадно лакал… Любя и высасывая с помощью этой своей извращенной, эгоистической любви…
Полное понимание в ней настало тогда, когда в один из дней, перевязывая ногу, Оля почувствовала острую боль в лопатках. Спину скрутило. Кожа на спине прорвалась, как нарывавший гнойник, и из лопаток вылезли огромные отростки. Они распрямились, обтянутые тугой, как барабан, серой кожей. Серой, как ее лицо, и руки, и грудь, и спина… Это были крылья. Отвратительные серые крылья, как у летучей мыши огромные, от пяток до затылка… Ее потянуло на чердак, к химерам. Теперь она понимала, кто они такие. Это «принцессы», полюбившие когда-то «чудовище». И чудовище поглотило их, сделав подобными себе. Но было уже слишком поздно что-то менять… Длинные, пока еще не работающие крылья безвольно волочились вслед за Олей, когда она поднималась по лестнице. Они шмякались о ступеньки. Оля задохнулась в приступе кашля, отхаркивая остатки собственной воли и всего человеческого, что в ней было. Белесые глаза потеряли способность различать цвета. Все было черно-белым. Унылым и не живым…
Монстр открыл глаза рано утром и не нашел Олю. Он не смог почуять даже ее запах, как было бы, если бы она убежала. Было такое ощущение, что она исчезла из этого мира. Что ее больше нет. «Они все когда-нибудь исчезают»… - подумал монстр, и горечь обиды наполнила его грудь.
Он долго метался по замку. Он знал, что Оли нет, но все равно искал. Не хотел верить, не принимал… Он достал бы ее откуда угодно, выхватил, вырвал бы из лап самого дьявола… Лишь бы знать, где она.
Оказавшись на чердаке, он заметил, что выросла еще одна колонна. Прямо в центре. Пятая. Еще одна мерзкая химера сидела там, под крышей, и смотрела мертвенными глазами вниз, на него. Так тоже уже бывало. Монстру казалось, это сама судьба, вселенная, боги или дьяволы, (он не знал) посылают ему в качестве утешения силу. Силу пережить это все. Он ненавидел химер именно за то, что они приходили каждый раз, как ему разбивала сердце любимая женщина. И неважно, что они дают ему силу земли. Теперь Кром точно понимал, что один. Как долго он будет залечивать свои раны он даже представить не мог. Опять один. Без Оли. Без любви. Без тепла. Кром спустился вниз и выпил залпом три бутылки коньяка. Одну за одной. Сморило в сон. Но не помогло…
*11*
Выпал снег. Был ноябрь. Скоро наступал новый год, и отцу нужно было срочно доделать заказ, для календаря. Он работал яростно, запершись в комнате. Почти не выходил.
Полина Дмитриевна с кружкой фруктового чая постучала в закрытую дверь.
- Можно?
Дверь отворилась. Папа стоял на пороге с бессонными, красными глазами.
- Да, да… завтра уже в типографию сдавать. Последние правки…
- Можно, хоть посмотреть? – попросила Полина Дмитриевна.
Папа недовольно скривил рот.
- Ну, еще не совсем…
- Ну ладно тебе… Ты который месяц над этим работаешь. Как будто это не календарь, а Сикстинская Капелла, - Полина Дмитриевна протянула папе кружку и вошла в комнату.
- Там двенадцать месяцев. Двенадцать акварелей…
На столе были разложены рисунки, акварельной краской, в нежных пастельных тонах.
- Это заказчик попросил? – спросила Полина Дмитриевна.
- Да. Дети. Их все любят… - хмуро ответил папа.
Двенадцать младенцев были нарисованы ветьиватыми красками в пурпурных завитушках, листиках. Здоровые, розовощекие, пухлые.
- Как мило… - Полина Дмитриевна взяла одну акварель, пристально ее рассмотрела.
Взгляд ее упал на лист, закрытый атласной тканью.
- А это что?
- Последняя. Декабрь. Никак не выходит…
Полина Дмитриевна сняла ткань и поразилась. В резких, мощных мазках, в каких-то коричневато-темных тонах, была нарисована девочка, двух лет. Не похожая на остальных пухлых смеющихся ангелочков. Она была худенькой, с большими глазами, несчастными, испуганными. С белой кожей. Она расставила руки в стороны, как будто не знала, что делать, как будто хотела то ли взмахнуть ими, то ли побежать… но все не решалась.
- Господи… это Оля? – ошеломленно спросила Полина Дмитриевна.
- Что?! Оля?! – резко и зло переспросил папа.
Оля… Какие родные, знакомые три буквы… Нет, он не хотел рисовать ее, не хотел даже думать о ней! Какая к черту Оля! Она уже давно была погашена, заглушена, давно забита в самый дальний уголок сердца… Нет…
Он подошел, взял со стола акварель, и его передернуло. Правда. Это она. Пока папа работал, он так старался отвлечься от нее, не думать, не вспоминать… Но ее глаза свербили отцовское сердце из глубины картины. Оля… Растерянная, несчастная. Он прогнал ее тогда. Не хотел видеть. Не мог… Но сейчас, когда он смотрел в ее глаза, переданные им самим с такой точностью, с какой мог написать только каждой клеткой любящий человек… Он смотрел и понимал, что не может больше существовать отдельно. Что бы там ни было… Какое бы предательство… Хоть узнать, как она. Хоть краем глаза заглянуть. Он больше не мог прятать и запирать все это в себе.
- Ты куда?! – метнулась Полина Дмитриевна за папой в коридор.
- Я должен, Поль… - сказал он, натягивая шапку.
- Она была у меня на даче. Но соседка звонила. Неделю назад там была, проверяла. Двери распахнуты. Бардак в комнате. Обои содраны. В подвале черт знает что… а ее нет нигде.
- Я знаю, где она, - сказал папа и вышел из квартиры.
Монстр стер из его памяти бывший адрес. Стер любое упоминание о том, на какой улице стоял его дом. Но есть вещи, которые никакой монстр не может превозмочь. Папа шел медленно, борясь с забытьем. Суставы скрипели, меся зернистую снежную массу. С каждым шагом, он сердцем чувствовал, что идет в верном направлении. Он знал, что Оля где-то там…
Подойдя вплотную к замку, отец остановился. Замка он не видел. Не видел калитку и внутренний дворик. Не осознавал, что он там стоит. Но что-то внутри него, повело ноги в правильном направлении. Руки открыли калитку. И тут бах! Пелена слетела. Перед ним отчетливо вырисовались мрачные стены из огромных каменных валунов. Башни. Резные окна. И воспоминания того дня кольнули в сердце. Она там… Он знал это…
Папа вошел в замок. Такой родной и чужой одновременно. Противоречивые, полярно сильные чувства раздирали его надвое. Он ненавидел это место. Место разлуки. Его, мнострово место… И в то же время, место, где он когда-то жил. Где еще звенел в его памяти Олин голос, рассказывая какую-то ерунду про однокурсников.
Монстр, наверное, спал. Или ушел куда-то. Было тихо и глухо. Ни шороха. Его собственные шаги отдавались эхом.
На чердаке, на пятой колонне, выросшей в центре, под крышей, встрепенулась химера с перебинтованной лапой. Она почувствовала своим каменным сердцем, родной запах. Твердая корка, сковавшая кожу, стала отваливаться кусок за куском. Лицо… Улыбающееся, доброе лицо всплыло в памяти перед глазами. С усилием превозмогая держащую ее силу, химера стряхнула последние камни, кроша их в пыль и вылетела наружу.
Отец испугался, ринулся к двери. Огромное, страшное чудовище неслось ему навстречу. Оля! В каком чудовищном месте она находится! Как она тут может жить?! Но он с самого начала не понимал ее… Папа дернул ручку двери. Писк. Жалобный, тихий писк раздался сзади. Папа обернулся.
Химера стояла на полу, упираясь в камень огромными когтистыми лапами. Крылья были сложены. Она тыкалась носом ему в ладонь, смотрела жалобными глазами и что-то пищала, знакомым, родным голоском. Так пищала Оля, когда была совсем маленькой, когда не умела выговаривать слова. Она лежала на пеленальном столике, схватив руками пухлую ножку, поднимала ее кверху и пищала вот так, по-кошачьи, ласково.
Папа вгляделся в глаза чудовища… Это их он рисовал на своем календаре. Это они должны были украшать декабрьскую страничку и пахнуть типографской краской в чужих домах.
- Оля? – осторожно спросил он, и горло сжалось изнутри.
Ответа было не надо…
Он узнал ее. Ее движения, голос, глаза… И отчаяние навалилось на грудь неподъемным булыжником.
- Олечка… что с тобой стало… что стало…
Химера расправила кожистые крылья и обняла папу. Как хотела, когда-то, уткнувшись головой в подмышку. Он опустил голову ей на плечо, она теперь была намного больше его. Из глаз химеры потекли слезы. Папина грудь содрогнулась. Как же так?! Если бы он впустил ее в квартиру тогда… Эти глупые обиды… Все бы отдал! Если бы она тогда послушалась его и не отдала их дом… Если бы, если бы… Столько сожалений, столько безвозвратного… Он сжимал ее шерстяную спину и плакал в голос. Господи, почему он допустил…
«Не плачь, папочка! Пожалуйста, миленький! Я с тобой! Я буду за тебя плакать!» - просил детский голос внутри Олиного сознания. Только папа его уже не слышал.
Они стояли, обнявшись, и понимали, что уже ничего не изменишь. Они были вместе, но уже навсегда потеряли друг друга. В пустом зале огромного каменного замка. Снег заносил крышу, двор… Их никто не видел и не слышал. Отчаянные, потерянные, сцепившиеся вместе, в полной безжизненной пустоте… «Не плачь папочка… Только не плачь, пожалуйста…»
Катерина Бандурина
13.11.2009.
Мой Любимый монстр
© Copyright: Катерина Бандурина, 2010
Свидетельство о публикации №210041600953
Свидетельство о публикации №210041600953
Рецензии
"Очень сильное эмоциональное впечатление! Не побоюсь сказать, что такое я испытала только после прочтения "Мастера и Маргариты" Булгакова!" - так сказала одна известная актриса, прочитав этот роман.
Катерина Бандурина 08.07.2011 13:17 • Заявить о нарушении
Катерина Бандурина 08.07.2011 13:17 • Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.