Утро Полины

Мне нравится она утром в субботу, когда она едет в институт, не накрашенная (конечно же, она проспала), непричёсанная (расчёски под кроватью не оказалось, и искать её времени не было), одетая в широкие серые спортивные штаны и простую белую футболку. Она необыкновенно красива, когда такая, и, совсем сама на себя не похожа. Её даже в институте с трудом узнают.
По субботам утренние час-пиковые электрички пусты – от силы человек двадцать наберётся в вагоне на всём пути – и ей удаётся занять место у окна. Она выбирает место на солнечной стороне. Ей кажется, что только с утра солнце может быть таким ласковым, и она доверяет его ласкам своё лицо. Закрывает глаза и зысыпает. Она видит сны о том, как на небесах рождаются ангелы, и как эти ангелы падают на землю, становятся людьми, рождаются детьми, растут, превращаются в мужчин и женщин, женятся друг на друге, рожают детей – таких же упавших ангелов - , грешат, преисполняются гордости, какого то немыслимого самодостоинства, агрессивности, жестокости, а потом умирают и низвергаются в Ад. Слишком уж мало доброты в их сердцах и помыслах, чтобы вновь обрести два крыла и кружить в облаках.
И почему она думает, что все люди после смерти превращаются в ангелов?
Она сама то не собирается становиться ангелом. Говорит, её укачивает в длительных перелётах.
Хотя у неё-то есть шанс стать ангелом. И даже два маленьких крылышка прорезаются за спиной. Я вижу. 
А иногда в эти субботние утренние часы в дороге ей снится море вместо падших ангелов. Мягкая, прохладная, нежно-синяя рябь. Солнце растекающееся в его глубине, впадающей в горизонт. А горизонт замыкают справа и слева от неё самой стройные гряды каменно-песчаных скал. Она сама стоит на тёплом камне, ослепленная красочным буйством заката и не решается взлететь, хотя ей чудится-снится что она может лететь. Стоит только захотеть. Только решиться.
Но электричка заканчивает свой путь, из окон уже видна башенка вокзала. Суматоха выходного – для кого-то, а для неё – будничного дня, вырывает её из тёплых объятий чуткого сна, и кружит её в вихре забот целый день.
В субботу она возвращается домой позже обычного. Настолько поздно, что невозможно ей отказаться от моего  предложения сходить в кино на ночной сеанс.
В ночь с субботы на воскресенье мы не засыпаем. Сначала смотрим кино, потом долго гуляем по улицам нашего маленького города, и, нам часто кажется, что ночью город становится больше. Он растёт! Дороги становятся шире и их, как будто больше численно, они спутаны в клубок так, что и заблудиться недолго даже в том районе, который знаешь как свои пять пальцев. Улиц больше – каждую субботнее-воскресную ночь мы обязательно открываем для себя хоть одно новое название, одну новую, не земеченную ранее улицу. Воздух, должный быть по ночам свежим и прохладным сгущается над нами, становится душно, будто бы мы заблудились в промышленных объектах. Мы ходим-бродим очень долго, наши ступни наливаются свинцом, и, возвращаемся домой только с рассветом, пока вдоволь не наговоримся друг с другом. Я наслаждаюсь ей настоящей, без теней над её лицом, без масок-ролей,  которые она примеряет в будни, днём.
Такой она бывает только этой ночью – с субботы на воскресенье. Я дорожу этим временем. Целую неделю рядом с ней я ожидаю этих минут, хотя люблю её любую; и даже, в десятке различных цветных масок и характеров, я найду её, родную и любимую. Ведь я знаю, что все эти костюмы нужны ей, как камуфляж бравому воину. Она прячется ото всех, ибо слишком уязвима. Но я нахожу её. Всегда.
Когда мы возвращаемся домой, она усталая, но счастливая, едва вымыв руки и сполоснув лицо водой, падает на кровать, в ворох мягких подушек и тут же засыпает. Прямо в одежде. Её рыжие мелкие завитки рассыпаются на подушке, рот приоткрывается; губы чуть влажные, капельки воды и пота блестят на висках и щеках, дыхание спокойное, глубокое, но совсем бесшумное. А я сажусь на широкий подоконник, привычное для себя место, и начинаю фантазировать. В моих фантазиях – сны, которые она видит в плотно сомкнутых веках. В этих снах она то богиня, то принцесса, то раба, то пиратка, то повелительница морей. А я всего лишь простой смертный и только ей решать, кем я буду в её сне.



На самом деле я – призрак, обитающий в её квартире. Я умер 12 лет назад при загадочных обстоятельствах. Официально – погиб в автокатастрофе. Вся моя семья, за исключением отчима (Он остался жив, но изуродован и навсегда прикован к инвалидному креслу) погибла в той автокатастрофе прямо на месте. А я был ещё жив, когда на место аварии прибыла первая скорая. Я умер позже, уже в больнице. Тяжёлая травма головы, массивное кровотечение, переломы рёбер – у меня не было шансов выжить. Но врачи отчаянно боролись за мою жизнь. Увы, мой мозг погиб раньше, чем моё тело. И для меня больше не было обратного пути в жизнь. Я уже знал это, наблюдая за ними со стороны, из дальнего угла небольшой операционной. Я уже принял свою смерть.
Моё тело после смерти оказалось не бесполезной плотью, которую отправили в морг. Моё сердце – юное и здоровое – было необходимо другим людям, тяжелобольным, чью жизнь ещё можно было спасти. Мне ведь было совсем немного лет – всего двадцать. И поэтому моё сердце пересадили маленькой отважной девочке, которая тоже уже знала о своей близкой смерти, но всё ещё надеялась на чудо. Она ждала благоволения небес, подарка ангела хранителя, сказочного исцеления – да как угодно! И вот я умер. А Полина осталась жить. И в её груди теперь бьётся моё сердце. У Полины рыжие курчавые волосы и зелёные глубокие глаза…



К пересадке сердца много препятствий. Поэтому пересадка используется только в самых безнадёжных случаях, когда спасти человека можно лишь новым сердцем. Главным условием является совместимость донора и реципиента. Но даже при максимальной совместимости есть огромный риск, да и жизнь человека с пересаженным сердцем не очень велика. Максимум 7 лет жизни с чужим сердцем.
Но наша с Полиной история уникальна. Она живёт уже тринадцатый год с моим сердцем. Да и серьёзных осложнений после операции у неё не было. Полина быстро реабилитировалась.
Её история стала сенсацией, о ней писали газеты, рассказывали телевизионные каналы. Доктор, оперировавший её, приобрёл известность.



И все двенадцать (почти тринадцать!) лет её новой жизни я нахожусь рядом. Ей было тогда всего семь. А сейчас 19 (скоро будет 20).
Я редко покидал её жизнь, да и то совсем ненадолго. Я видел как она растёт, как из нескладной худенькой девочки Полина превратилась в красивую молодую девушку. Я слышал её страхи, её смех и её слёзы. Я читал её мысли. Я творил и творю сейчас для неё сказочные сны. А в 18 лет, когда она стала жить отдельно от родителей, то поселилась в той же самой квартирке, в которой жил я когда то. Так получилось совершенно случайно, но Полина обрела здесь покой.
Я не показывался ей, пока не исполнилось семнадцать. А потом она увидела меня в зеркале. И что самое удивительное, она не испугалась. Она не знала о том, что в её груди именно моё сердце, но я рассказал ей. С тех пор она раз в две или три недели бывает на моей могиле, приносит свежие цветы, смотрит за чистотой и порядком там. Я даже не знаю, откуда она узнала, на каком кладбище я похоронен!



Я люблю Полину.



Ради неё я отказался от Рая. И от Ада. Я выбрал себе Промежуток – это путь скитаний призрака по земле. Конечно тогда, когда я сделал свой выбор, я не знал, что полюблю её. Тогда то я её ненавидел. Потому что она отобрала мою жизнь. Так мне казалось. Я не разбирался тогда что к чему.
А сейчас  понял.



Я жду её. Я смогу уйти, только когда окончится её жизнь. Не знаю, сможем ли мы пойти вместе по загробному пути.
Полина думает, что только так и может быть. Что мы превратимся в ангелов, и у нас будет одно сердце на двоих. Ох, уж эта её теория с ангелами!



Часто Полина спрашивает меня, когда придёт её час. Долго ли ей осталось жить?
И я отвечаю, что не знаю. Хотя, на самом деле вру.
Сейчас она спит крепко, иногда улыбается во сне. Утро становится красочнее, душнее. Солнце всё выше, лучи заглядывают в комнату, крадутся к кровати, на которой она спит. Скоро-скоро Полина проснётся и пойдёт на кухню готовить завтрак. Она скажет мне доброе утро и её улыбка согреет меня. А потом, с чашкой кофе она вернётся в комнату, сядет рядом со мной на подоконник и будет наслаждаться утром. Может, мы немножко поговорим, а может, за нас всё скажут наши взгляды.
И это будет последнее утро в жизни Полины.