Где мои семнадцать лет... Глава 1

Где мои семнадцать лет.... Глава 1.

А начну я эту историю так:

Провинциальный город. Ранняя весна: снег уже сошел, но деревья еще стоят
голые, царапая низкое облачное небо черными ветвями.

Смеркается.

Выполнив на сегодня культурную программу, возвращаюсь домой.

Культурная программа - это вывести Лерку на «Экипаж». Я его видел еще прошлым летом в Москве, потому тупо проскучал три часа. Лера к концу сеанса ревела в три ручья, и пришлось её успокаивать, а потом еще и развлекать до самого дома историями про то, как снимался фильм. Девица удивлялась и ахала, а я тихо тащился  от её наивности. У подъезда её коттеджа мы скромно и очень целомудренно поцеловались.

Чего не сделаешь для любимой мамочки.

"Мальчики должны встречаться с девочками своего круга!"
Это она выдернула меня за год до окончания школы в эту "дярёвню".
"В таком возрасте мальчик не должен жить один!"
Разве жить с бабушкой - это один? Да, ладно, мы с отцом никогда с ней не спорим, себе дороже.

Батю назначили сюда главным инженером "градообразующего завода", "важная
ступень для карьерного роста", щас вот в коттежном поселке для нас строят
дом, так что, скоро мы с Леркой и её папашей, директором этого гребаного
завода будем жить почти по соседству.

Скорее всего, без меня, летом уеду поступать в Бауманское, 
буду , так сказать, продолжать семейную династию.

Правда,  пахать приходится по черному.

У меня репетитор в Москве остался, с ним веду активную переписку,  кипа книг с
заданиями по физике и математике.

Понятно, что особенно я не завел себе за год друзей в классе, так и не рвался к этому. Хотя дамы сделали на меня стойку. Еще бы, рост - метр восемьдесят четыре, семьдесят кг, папаша - главный инженер. Да и на первой физре, когда под смешки парней, препод предложил мне подтянуться на перекладине, после моих двадцати, а потом еще двух с переворотом - я стал у них героем.

Хотя и возникло малюсенькое недовольство, когда я начал «ухаживать» за Леркой. Ленька, сын классной, строивший далеко идущие матримониальные планы на директорскую дочку, подговорил тройку самых-самых поговорить со мной «культурно».

После того, как за спортзалом встал я в стойку, спасибо, папочка, что заставил ходить пять лет в секцию, и пару раз махнул ногой, так, тренировочно, вопросов у ребят ко мне больше не возникало.

И вот иду это я, никого не трогаю. Да и меня никто не трогает. Пусть только рискнет!

Осталось завернуть за угол, и я - почти дома.

Вечерние улицы пусты.

Прохожу мимо газетного киоска, слышу возню за ним. Вдруг выскакивает пацан и дает деру. А за ним парни с явным намерением догнать и продолжить. Давненько я не махал кулаками, не люблю, когда преимущества в возрасте и силе так используют.

Я так спокойненько свистнул, есть талант подражать милицейскому свистку, и скомандовал, тоже тихо (если орать - ведь не услышат).
- Стоять!

Парни остановились и разворачиваются. Где мент? Нет мента! А стоит пижонистый парень.
- Ты о%уел?

Неплохое начало для разговора?

- Чо к парню пристали? - а сам держу обзор. Трое - ерунда, плевое дело, больше бы не набежало. Мирно так спрашиваю, дружелюбно -  располагающе.
- Так он денег не дает! - Выступает один. – Может, ты дашь?
- И сколько?
- Да все, что есть, - тоже дружелюбно. А сами неторопясь расходятся -  тот, дружелюбный, прямо передо мной стоит, а двое по бокам заходят.

Эх, классика.
Выгребаю из кармана мелочь.
- Стока хватит?
- Парни, он издевается над нами?! - Обиженно протягивает этот, напротив.
Я же говорю, классика! И замахивается на меня.

Ох, зря. Скрутил руку за спину и подставил правому, который ногой ровненько так,
въехал ему в пах. Теперь резкий разворот согнувшегося пополам хулигана влево. И его голова как раз, в печенку третьему.

Пауза, которую не стоит затягивать. Правый еще в шоке, левому больно, уж и не говорю о центровом.
- Значит так! Ребята, я вас хоть пальцем тронул? Нет! А что будет, когда
трону?

И тут пацаненок, который застыл метрах в пяти от нас, заорал:
- Сзади!

Вот он, четвертенкий. Услышал я тебя, родной, услышал топот сзади. Так, корпусом вильнуть, и ты пролетаешь, голубок. Да, а дело могло быть серьезным, у него нож.
Резко по руке, теперь локтем по шее, и поднять нож. Хороший такой ножик, складной, на пружинке, кнопочку нажал – лезвие выскакивает, другой раз нажал – одна рукояточка в руке.
Не промахнись он - было бы совсем серьезно.

А теперь, пять минут на очух и соображение – и что это было, не торопясь, но быстро, чтобы и видели, не спешу, но и догнать не смогут, потому что – вот он, родной двор.

- Здорово ты их! – Это мелкий нарезает вокруг меня круги. – Нет, ты прикинь, совсем оборзели рыбинские, по нашей территории гуляют, как у себя дома. – Рыбинские, это очевидно ребята из района имени героя социалистического труда Рыбина, местной знаменитости. Буду знать.

Остановился напротив:
- Меня Витьком зовут! – Протягивает мне ладошку. А, ладно, корона с головы не спадет, нужно же, в конце концов знакомиться с аборигенами.
- А меня – Игорем! – Матушка была абсолютно уверена, утверждая мое имя, что ни Васькой, ни Петькой, а только Игорем, в крайнем случае Игорьком будут меня величать. Даже попытки отца назвать меня Гошей, пресекались на корню.
- А ты в нашем дворе живешь, - так, значит и соседи. – И в школе одной учимся, ты в выпускном, а я в девятом, - гляди ж, как мир тесен!

Зажглись фонари, можно и спасенного разглядеть. Пацан! Не дал бы и шестнадцати.
- Слушай, эти суки тебе куртку разрезали!
- Да? – Снимаю и разглядываю куртку. Действительно, такой приличный разрез по боку. М-дас! Чуть-чуть левее, и было бы не до смеху. Теперь надо решать вопрос: «И что мне с этим делать?» Это, сколько ж вопросов, ахов и вздохов. А там, глядишь, и домашний арест. Проще потерять.
- Давай, я матери дам? Она так починит, что никто и не заметит пореза.

А, если развить эту мысль? «Мне жалко кошку стало, босой она гуляла!»
- На, дарю!
- Ты что? Такая дорогая куртка!
- Бери, бери! Тем более что мама твоя починит. У меня дома еще есть, - тем более что Витек явно донашивает вещи старших. Протягиваю ему куртку, берет, а глаза засияли. Вот, доброе дело сделал!
- Ну, бывай! – Протягиваю ему руку. – Я в этом подъезде живу.
- А я в четвертом, - пожимает руку и убегает, прижимая к груди драгоценность.

Теперь задача: войти в квартиру так, чтобы никто не заметил.
Ага, щас!
- А где куртка? – В коридор вплыла Капа, вытирая руки передником. Капа – моя няня и домработница в одном лице.
- Тише, Капа, тише! Всё тебе объясню, - да… Это родакам всё равно, а уж Капа знает мой гардероб досконально. Как я мог забыть.
- А я пирожков напекла, твоих любимых, с картошкой. Иди на кухню.

Отец, как всегда, «горит» на работе, матушка, как всегда, с мигренью, страдает-с.
Сидим с Капой на кухне, чаевничаем с горячими пирожками, я вдохновенно расписываю няне историю доброго самаритянина, пожалевшего пацана и отдавшего ему свою СТАРУЮ куртку. Глаза у Капы увлажнились.

- Мой добрый мальчик! – И чмок меня в затылок.
Уф, пронесло.

И только вечером, забираясь под одеяло, сообразил, что в куртке остался кошелек. Хотя и немного там было денег, но…
А! Добрый самаритянин должен до конца оставаться добрым.

Утром мои мозги были заняты замысловатой задачей про рычаги и блоки, не сразу и узнал в кружившем у подъезда парне Витька.
Так? Меня теперь и в школу будет сопровождать.
- Вот! Твой бумажник! Ты в куртке оставил, - благодарствую. Плоховато я о нем подумал.
- Спасибо! – И с чувством его ручонку пожимаю.

Парень расцвел.

Всю дорогу я пытался рассчитать нагрузки на блоки, а Витек мне всё рассказывал и рассказывал. И всю свою масенькую жизнь рассказал, и про одноклассников и одноклассниц, и про старшего брата Павла, который осенью демобилизовался.
Павел, я так понял, песня надолго, так пацан восхищался и боготворил брата, который и порядок с рыбинскими навел, и ударник труда, и отец его побаивается.

Вдруг пауза. Кошу глазом, а Витек важный такой, шествует, по сторонам оглядывается, да так, со значением.
Сообразив, чуть не лопнул от смеха. Это же он меня своим дружбанам показывает, смотрите мол, с кем я запросто!
Потом совсем затормозил, сунул мне руку для пожатия, а потом рванул к своим дружкам.
Дитё малое…