Чужой, El Ajeno

Уже казалось целую вечность он шёл по ночной улице маленького испанского городка, моросил холодный пронзительный дождь, шёл, пьяный от выпитого, от грустных мыслей, иногда ударяясь о жалюзи закрытых магазинов. Сегодня 9 мая, большой день, День нашей Победы!

Ну почему так должно было случиться? Всю сознательную жизнь прожил в Советском Союзе и искренне, всем сердцем, верил в общее дело, верил, что скоро всё наладится, что мировой пролетариат наконец победит мелкие происки буржуазии, спасет мир от загнивающего капитализма и люди станут жить лучше, надо только подождать.
А потом... катастрофа! Перестройка, улыбающийся Горбачев, длинные партийные лимузины... и разруха, полная разруха всего, человечного. Если раньше его мать-пенсионерка, ну хоть как-то, худо-бедно, но могла жить, то теперь, хоть по миру, хоть крест на себя... Ну почему так произошло? Ведь всё было как у людей.
Сходил в армию, отдал свой долг Родине, потом работа в колхозе, на комбайне, уборочная, когда приходилось вкалывать по 20 часов, вносить свой нелёгкий вклад, друзья-товарищи, деревенские танцы под гармошку, невесты-красавицы из соседнего колхоза.
И вдруг, бах, и всё, разруха! Как-то всё сразу, в один момент, страна крайностей, блин. Много длинных и непонятных разговоров по “телику”, какие-то лозунги, друзья-американцы.
Разве мы не против них боролись, этих жирных мистеров-твистеров и всей шайки империалистов, а теперь они вдруг, вот так сразу и в друзья записалися.
Страна, могучая Держава, вдруг превратилась в кучку маленьких беззащитных государств. И всё! Всё развалилось.
На работе, в бывшем колхозе, оставалось всё, как прежде, только почему-то зарплату по пол-года стали задерживать, а в условиях неконтролируемой инфляции это было просто каким-то издевательством над честью и достоинством советского человека. Нельзя же жить на одну картошку, которую старушка-мать высаживала даже под окнами дома вместо цветов. Ведь он же здоровый мужик, воровать не может и хочет только одного, чтобы за работу платили и вовремя, пока она есть. Короче, полный завал, ну почему всё так произошло? Мать стала болеть, старость не в радость, а на что покупать лекарства?
Соседка Глафира, по-простому Глаша, была уже в возрасте, но все ещё живая и боевая. Мужа похоронила, он у неё был статный и красивый мужик. Как-то в жаркий день, в перерыв прилег отдохнуть в тени трактора, а тот взял и слетел с ручника. Беда! Бедная Глаша, мы её потом всем миром держали-поддерживали. Ничего, выдюжила, молодец! Вот так раньше мы и жили, всем миром радость и горе принимали, как одна семья. И лучше, светло как-то было.
Так вот теперь и Глаша ему всё своё свободное время отдавала, помогала за матушкой ухаживать.
Получил как-то письмо от друга-сослуживца из далёкой Испании, вон аж куда людей поразбросало, где он приглашал приехать и разделить с ним жизнь его эмигрантскую, как когда-то вместе делили солдатскую. А почему нет? Нам терять нечего. И потом мы же им помогали, на их гражданской погибали с криком “No pasaran” и детей их коммунистов приняли как своих родных. Почему не поехать?
Договорился с Глашей, что она пока поживет у них, оставил ей все свои сбережения, предварительно отложив себе ровно на билет, и в одно прекрасное утро вышел на пыльную дорогу, искать свою судьбу!

Сквозь мутные очертания улицы он видел дорогу, но часто ударялся обо что-то... и было больно, больно на сердце. Ухоженные и опрятные прохожие с опаской в глазах шарахались от него. Такого никогда здесь не видели, такого никогда здесь не было, пьяного эмигранта из из какой-то далёкой и непонятной страны, со своими непонятными праздниками и способами празднования... Он горько усмехнулся... Да, в Испании так не пьют! Нет для этого причины, как жили спокойно при королях и царевичах, так и сейчас. Да и народ здесь воспитанный, люди гуманные, открытые, добрые. Но они у себя дома, в своей стране, а мы здесь- чужие!
Устроился работать с другом, нелегально на стройку. Кирпич клали, плитку, штукатурили, вообщем по всему фронту. А хитрый хозяин платил гроши. Но даже часть из этого мизера помогла поднять мать на ноги и жить, как подобает заслуженной пенсионерке. Она ему письма писала добрые и теплые, поддерживала, как могла. Именно поэтому надо держаться и терпеть! Друг завел себе барышню из нашенских, славян, и теперь по вечерам и ночам пропадал у неё. А мне, что мне делать? Вот и покупаю, что покрепче, чтоб не думать, а если думается, чтоб не было так больно. Чужие мы тут!
Понял, что лежит на лавочке и начинает засыпать, глаза слипались от выпитого, от усталости, от мыслей...
Через какое-то время почувствовал, что кто-то дергает за воротник, с трудом приподнял веки и увидел большие и чистые глаза мальчика: “Senor, puedo ayudarle? (Дяденька, могу я вам помочь?)”.