Хлеб

               
          Итак, проклятая война победно кончена. Но… масса народа уничтожена, покалечена,  попала на запад, сидит в застенках  и колониях Гулага; промышленность разбита, да и та продолжает массово выпускать оружие;  государственные  руководители  бездарны,  и  плюс  ко  всему, несколько  лет  были  неурожаи.  Людей  мучил  голод.
Мы, воспитанники  спецшколы Военно-Воздушных сил, питались в столовой трижды в день. Но чем могла накормить нас администрация? Что она могла достать для столовой?  Будущий мой однополчанин   Павлик Поплавский шутил:  "Меню обеда  постоянно.  На первое «капуста с водой»,  на второе «капуста без воды»,  на третье «вода без капусты»,  хорошо, что  каждый раз – по кусочку хлеба".  Мы – ученики старших классов,   у нас – активный  рост  организма,  к  тому  же  много  занимались  спортом.  Это требовало пищи,  и мы изголодались,  отощали и  измечтались  по  хлебу и еде  вдоволь.
В 1948 году на Украине наконец-то заколосился хороший урожай. И наше   командование  приняло  смелое  решение:  отправить  курсантов спецшколы  на  помощь  «безмужиковым»  колхозам  убирать  выращенное.  «Повзводно» ( человек по 25  во главе  с «командиром взвода» -- классным руководителем)  сели в вагоны поездов. Наш взвод ехал почти всю ночь. Сошли на какой-то станции,   командир  что-то быстро  уточнил у местных,  и  мы  пошли.
          -- Боря, а куда мы идём?
          -- Не идём, а перемещаем наши тела относительно поверхности земли.
          -- А куда мы их перемещаем?  И долго ли  сможем ещё передвигать наши голодные  и тощие тела?
          Ночь, просёлочная дорога, ни огонька вокруг. Шли долго. Наконец-то,  большое  село  и  команда  «Привал!»  Сели  под  тын,  глаза  тут  же закрылись сами,  невзирая  на голодные спазмы в желудках.  Только  начали дремать,  как   командир  привёл  мужчину  (позже узнали -- председателя колхоза),  который, внимательно  нас  осмотрев,  распорядился:  «Шесть человек – за мной!»  К воинским командам мы уже привыкли, поэтому шестеро тут же пошли. Они скоро вернулись и принесли… корзину огурцов, корзину помидоров,  угол бумажного  куля  с крупной солью  и… корзину хлеба.  Да, я не оговорился: корзину хлеба! Хлеб ещё горячий, только что из печи,  ароматно пахнущий,  низ  его  усыпан  мукой,  корочка  хрустит  и царапает нёбо.  Настоящий сельский хлеб из муки нового помола.  И  хлеб,  принесли  для  нас  и  (такое  нам и не снилось!)  принесли  вволю.  Ешь,  сколько  хочешь!   «Кушайте!»
         Наш  командир  взвода,  старший  лейтенант Хара,  повидавший на фронте очень многое,  глядя на нас,  плакал. Плакал и просил  совсем не по–воински:  «Мальчики,  не ешьте много  хлеба!»  Но отощавших  спецов  остановить,  оторвать  от  хлеба,  было  невозможно.

   Месяц мы  работали  в колхозе.  Таскали  мешки,  грузили  зерно, крутили  веялку,  выполняли все другие работы, которых на току и на поле было  во время  жатвы  много.  Тридцать  суток  активно  убирали  богатый урожай.  Спали по  5 – 7  человек в хате.  Вечером  расстилали  солому  на полу, утром её убирали, пол подметали.  Кормили нас отлично.  Трижды в день  варили  супы,  каши,  что  восстановило  силы.  Отъелись,  от работы окрепли. Это были уже не те спецы, которым под силу было лишь «дышать на ладан».
Выходных у нас за этот месяц  выпало только два дня, когда лил дождь, прекративший  все  уборочные   работы.   Эти  дни  мы  провели  весьма «интеллектуально»: лежали  на соломе в хатах и только тем, кого выбирал справедливый  жребий,  приходилось  бегать  на бахчу  за  новой  партией свежих  арбузов,   да  после  каждого  «привоза»  выносить  гору  корок.
Правда, случались  в нашей «колхозной жизни»  и «огорчающие факты».  Я заметил,  что  всё  обмундирование  стало  «колким». В обеденный перерыв уединился у  реки, снял гимнастёрку,  проверил себя «на форму 20», т.е. «на  вшивость»,  и убедился, что  это не минуло  нас  из-за  кучного  проживания  «в  хатах   на   соломе».  То  же  было  и  с  другими,  и  спасти  могла  только  дезинсекция  в  городском  санпропускнике.    Так  что  пришлось  терпеть  до  конца  командировки.
           Хоть это и огорчало,  но не  слишком, т.к.  радовали  результаты труда:  в уборочных  работах  колхозу  помогли   существенно,  да  и  трудовая жизнь  в селе спасла  нас   от  хронического  недоедания.
          С  осени  1948  года  мы   узнали,  что  такое  жизнь  без  голода.
 
При  расставании  колхозники   горячо  благодарили    за  ощутимую помощь.   К  середине  ночи  пришли  на  станцию.  Ну  какой  же  проводник  пустит  в вагон  такую  безбилетную  компанию?   Уцепились  за  поручни  и,  сидя  на  ступеньках,  --  домой.  Тело  продувал  ночной  осенний  холод,  а  в  голове,  в такт  колёсам  вагона  на  стыках  рельсов,  стучала  только  одна  мысль:  «Не уснуть!  Не свалиться!»  Взбадривали  себя  возгласами  «Братцы!  Держись!»  Ехали -- вечность.  Наконец,  впереди  засветлело:   Харьков.
 
Вот теперь  --  «Вперёд!  Даёшь  аттестат  зрелости!»  и – дальше, по большой  дороге  авиажизни.