Принцесса

               
               
     Кто-то сказал, что жизнь – это игра. Жизнь – это игра. И кто это сказал, я не знаю. Я точно этого не знаю. Просто такое ощущение, что если бы и знал, то не сказал бы. Почему? Да, наверно, потому, что не хочу сойти за умника. Такое ощущение, что я один не хочу показаться тебе умником. Почему? Я, пожалуй, не буду тебе этого говорить. Если честно, то я не знаю, почему. И все же: жизнь – это игра? Теперь мне кажется, что это, действительно, так. Теперь мне кажется, что я неплохо знаю правила. Я даже чувствую, что я неплохой игрок. Но, с чего ты взял, что все это обо мне? Нет, это всего лишь о ней. Все это про нее и не про кого больше. Это все принадлежит только ей. Все, что ты можешь сейчас узнать, все это уже знаю я. Знаю это, потому что знает она. Это было с ней и никогда со мной или тобой. Итак, запомни, все, что находиться рядом с ней,  все это принадлежит только ей. Нет, принадлежит не праву, никто этого и не говорил. Просто жизнь – это игра. Это игра со своими правилами, но у каждого правила всегда, знай, всегда, имеется хотя бы одно исключение, которое может изменить почти привычное, на очень неожиданное. Тебе даже не нужно этого запоминать, ты сам все поймешь, когда узнаешь. Итак, все это про нее. И еще кое-что: запомни, что она принцесса. Она настоящая принцесса. Это все принадлежит только ей.
    
     Она никогда не слушала, что говорят ей ее близкие. Нет, это касается всех. Всех, и родителей тоже. Она всегда правильно поступала. Как бы по-умному. Как бы выгодно, но только для самой себя. Думаешь, ей есть до тебя какое-то дело? Я точно знаю, что нет. Ей на тебе плевать. Кстати, на меня ей тоже плевать. Почему? Давай, просто запомни, она ведь принцесса. И именно этой принцессе не было равных среди всех нас. И именно эта принцесса знает толк в этой жизни. Как бы знает. И, еще, у нее свои правила.

     И вот мы несемся вниз с высоты, на которой не летают самолеты. С такой высоты, что приземлившись на асфальт, почти все твои двести шесть костей будут сломаны. Как бы почти все. Далее, мы летим вниз. Теперь ты можешь почувствовать свободу. Ты и я, только мы вдвоем. Мы как бы летим. Мы с тобой два бестелесных вместилища для всего святого и белого. Нет, не обязательно, белого. Мы прозрачные контейнеры со всем светлым, что есть в этом мире.

     Мы летим. Теперь мы даже можем почувствовать, как солнечные лучи просачиваются сквозь нас. Через нас, но не через наши тела. Представь, что мы продали наши, прокуренные и заплывшие жиром, тела. Пару минут назад, на ежедневной распродажи в раю. Но это уже было, а сейчас мы в полете. Сейчас, через наши невидимые бока, струиться свет. Это лучи солнца. Для нас с тобой они бесконечно длинные. Они рядом. Они уже внутри нас. Все это, к слову, зовется рефракцией. Но здесь, на высоте, плевать на это. Почему? Потому что нам просто тепло и комфортно. И, если честно, то там, наверху, просто некогда об этом думать. И все же, Мы скоро будем на месте. У нас очень большая скорость и, вдруг, ты спрашиваешь, для чего мы летим вниз. Я отвечаю, что покажу тебе ее. Кого? Я покажу тебе принцессу. Несколько секунд и вот мы уже здесь. Мы внизу. Я улыбаюсь, киваю в сторону девушки, которая нас не видит, и мы, выдохнув, начинаем смотреть. Смотреть безмолвно, с интересом. Вот сейчас. В это мгновение мы смотрим на принцессу.

     Сегодня ей было девятнадцать лет. Нет, никто не говорил, что сегодня ее День рождения. Нет, послушай, она всегда такая безупречная и чистая. Я зависаю в воздухе, а ты "подлетаешь" вплотную к ней и бесшумно втягиваешь куда-то в себя ее, не более и не менее, божественный аромат. А я лишь вспоминаю его. Я просто никогда его не забуду.

     Она стоит у зеркала. Она любуется собой. Стоит и принимает разные позы: то, скрестив руки на груди, приподнимает подбородок и смотрит в сторону мечтательным взглядом, то поведя бедром, смотрит перед собой и, улыбаясь, медленно склоняет голову на заранее приподнятое плечо. Да, она действительно красивая. Да, к слову, надеюсь понятно, что она не видит нас. Принцесса не видит нас с тобой.

     Плейер подключен к колонкам, эквалайзер настроен на «блюз» и сейчас играет «The Pixies – Hey». Ей очень нравиться эта песня, она несколько раз приподнимает тонкие загорелые руки над головой, закрывает глаза, танцует плечами и бедрами. Ее пухлые и влажные губы, то "закусываются" белоснежными ровными зубами, то - вытягиваются в мягкую, с мелкими бороздками, трубку, которая исчезает, когда она посылает воздушный поцелуй самой себе, там, в зеркале. Она начинает смеяться, а мы улыбаемся, глядя на это. Понимаешь, некоторые люди, им просто не дано быть красивыми. Дело не в косметике, не в пластике. Им не дано и все. Это как: «рожденный ползать – летать не умеет». Икар сделал крылья, летел на солнце и упал вниз. Это и называется - не дано. Все дело в основе, в природе. Принцесса была одной из тех, кто был всегда, как говориться, «на высоте». Красивая одежда и деньги лишь усиливали этот эффект.

     Она всегда была принцессой. Она всегда получала все, чего захочет. Пока ей только девятнадцать лет. Да, я знаю ее лично. Нет, я никогда ее не любил. Я не дарил ей цветы, не выводил белой краской ее имя на асфальте. Нет, я всего лишь обожествлял ее, пока все вокруг ее любили. И, кстати, никто не говорил, что я маньяк и извращенец. Нет, я не тот и не этот. Таких, как она, невозможно представить сидящей на унитазе, бреющей ноги  или же окосевшей от конопли. Она была совершенством. Она всегда была чистой. Я представлял ее только такой, что она всегда лежала с прикрытым лобком и грудью. Смотри, вот она лежит на сочной зеленой траве. На ней легкое ситцевое платье. Вот она на огромной двухместной кровати. Теперь на ней покрывало из черного шелка. Наконец, она в розах. Она осыпана кроваво-красными лепестками роз.

     Звонит ее маленький телефон нежного розового цвета. Она смотрит на дисплей, улыбается, а потом выключает и швыряет его на свою розовую подушку. Она бежит в туалет и через секунду приходит с плойкой. Плойка – это штука, которая делает ваши волосы прямыми и, оттого, невероятно красивыми. Короче, через полчаса, ее красота слепила своей нереальной натуральностью. Да, она была принцессой. Да, рядом с ней не было никого, кто мог бы хоть на йоту быть на нее похожим.
    
     Смотри, она знает, что ее уже ждут. Нет, она не думает, что опаздывает. Ключевое слово – «она». Если ты парень, то тебе будет намного легче представить себя на месте того, кто ждет ее сейчас. Нет, не удивляйся, именно сейчас. Ты нервно смотришь на часы, ты нервно закусываешь угол нижней губы, ты нервно хрустишь фалангами при помощи большого пальца правой руки. Ты задерживаешь дыхание и пытаешься навскидку вспомнить, сколько сигарет хранит твоя пачка. Но, тем не менее, ты нервный. Ты нервный, но это не страшно. Ты нервный, но это, изначально, не важно. Ключевое слово – «она».

     Видишь, она начинает понимать, что ее давно ждут. За считанные секунды она смотрит на себя со всех сторон. Эта великолепная и ослепительная призма хрустальной вазы хочет еще раз убедиться в такой аксиоме. Эта просто такая аксиома: «я – само совершенство…». Как бы аксиома. В любом случае, все, что связанно с ней, априорно, не нуждается в каких-либо доказательствах. Просто знай это. Просто нужно это запомнить. И вот она делает плавные, осторожные, невесомые взмахи своей загорелой и тонкой рукой. Это называется «последние штрихи». Теперь она готова ко всему.

     Извини, но почему ты не обратил внимания на то, что на ней? Да, именно. Вот ее великолепные узкие джинсы цвета индиго. Конечно же, те самые, которые с заниженной талией и те самые, которые подчеркивают ее приятные круглые бедра. Подчеркивают столь выразительно, словно искусный художник сотворил натюрморт тушью на холсте. Самая соль в том, что я не разбираюсь в живописи, но это не важно, главное, чтобы ты хотя бы примерно понял мою мысль. Мою мысль, мое слово. Просто, хотя бы примерно.

     По ее плечам сбегают две тонких полоски платья. Они бегут, словно спокойная горная река. И не важно, бывают ли горные реки спокойными. Просто посмотри на нее, на ней маленькое черное платье. Она в платье и она принцесса. Вот, внизу, изящные черные туфли. Не всем людям так идет черный цвет, как они предполагают. Ее прозрачная сочная помада, ее безукоризненная подводка для глаз, ее прямые чистые соломенно-медового оттенка волосы, ее коллекция дорогостоящей бижутерии. Все это – на ней. Все это – она. В этом она вся. Вот ее крепкое загорелое тело, вот оно обтянуто самым шикарным, в эту минуту, одеянием и никакого нижнего белья. Просто, так нужно. Просто, это ведь она. Просто она принцесса.

     Теперь она закрывает дверь, теперь она по ту сторону своей квартиры. У нее в руках маленький изящный клатч черного цвета и "лакового" покрытия. Ее длинные ногти и ее приятный и натуральный французский маникюр. Знаешь, все в нее я люблю больше жизни. Или я просто люблю в ней все, но это уже не так важно. Она грациозно порхает вниз по лестнице. Она никогда не держится за периллы. Просто порой кажется, а может быть так и есть, что именно эти периллы самые грязные на всем белом свете. Нет, пожалуй, во всем мире. И вот она уже на улице. На той самой улице, где неделю назад было начало пятого месяца. Того самого месяца, когда тебе так хочется жить, дышать, ходить, не спать больше, чем нужно. Это тот месяц, который всегда радует тебя своей свежестью. Месяц, который дарит нам ночи, черные, как смола на легких и нежные, как трубочный табак сорта Кавендиш. Я знаю все это. Она тоже знает.

     Ее ждет машина. Вовсе не важно, какой марки, какого года выпуска, с каким объемом двигателя. Все это не важно. Важно, пожалуй, только то, что она черного глянцевого цвета, очень дорогая и это не машина принцессы. И вот эти хорошенькие туфельки находят свое место на заднем сидении. Эти глубокие карие глаза смотрят в зеркало заднего вида. Эти тонкие загорелые руки делают приветственное движение, адресованное водителю, парню лет двадцати пяти, коротко стриженному, гладко выбритому, крепко сложенному, но недостаточно красивому. Он щурит правый глаз, немного растягивает губы и медленно, явно сонно, реагирует на приветствие. Он молчит. Она улыбается. Машина начинает движение от подъезда.

     Раньше люди ходили пешком. Теперь нам подвластна мощь мотора и скорость колеса. Теперь мы всегда опаздываем. Просто нас не изменить, мы такие. Но я не считаю это большой проблемой. Это вообще не проблема. Проблема, скорее, в нас самих, где-то глубоко внутри. Где-то между полулунными клапанами сердца. Наверно там. Но нас не изменить.

     Иногда просто приятно опускать при повествовании некоторые события. Такие события, как, например, движение автомобиля на скорости девяносто километров в час. Просто приятно не описывать рутину. Как бы что-то привычное. Вроде бы почти привычное. Мы летим за ними, мы успеваем, мы уже никогда не устанем. Встречный поток автомобилей рассекает наши тела. Как бы тела. И кто говорил о том, что радиаторная решетка, встречаясь с нами, рассекает вдоль? Вовсе нет, мы растворяемся в воздухе и материализуемся вновь. Мне это все уже довольно знакомо. Ты смеешься, тебе пока еще щекотно, когда машина едет сквозь тебя или же ты "просачиваешься" сквозь нее. Не так уж и важно, это все посвящено принцессе.

     Теперь она, машина черного цвета, останавливается около роскошного кирпичного дома. Скорее особняка, чем просто дома. Деньги, которые были потрачены на его постройку, как и его хозяин, явно будут не против того, чтобы ты говорил фразу: «Ваш особняк – просто чудесный…», а не так: «у Вас такой чудесный дом…». Это, кстати, большая разница, имеющая особенный смысл для хозяина.

     Принцесса заходит внутрь. Я лечу к фонтану, который находиться рядом с небольшой альпийской горкой. Я смотрю на воду и не вижу своего отражения. Ты улетел за принцессой. Я остаюсь здесь. Нет, я просто знаю, что через час принцесса сядет обратно в машину и поедет домой. Все это. Все, чем она живет. Она никому не дарит себе, она просто разрешает попользоваться собой. Это называется секс за деньги. Именно секс, не любовь, она не жрица любви, не думай, что она проститутка. Можешь, конечно, так думать, но не говори об этом мне. Она для меня всего лишь принцесса.

     Вся прелесть фонтанов в том, что они создают иллюзию жизни. Вода всегда живая, возможно, живее всех живых. Как бы живая. Глупо ставить в центр фонтана скульптуры. Зачем? Вода серебряной лентой вьется куда-то вверх, а это уже красиво. Это уже шедевр. И вовсе не жаль, что вода бессмертна. И этого вовсе не жаль. Знаешь, очень приятно, когда вода холодная. Нет, не пей ее. Просто задержи над ней руку, закрой глаза и ты поймешь, о чем я сейчас. Нет, это не романтика. Нет, ты не станешь добрей.

     Я был прав. Чуть больше часа. Она идет. Она все же улыбается. Она все еще делает вид, что счастлива. И, знаешь, дело вовсе не в деньгах, которые лежат в ее лакированном клатче. Пойми, она принцесса и все смотрят на нее. Она как бы пример для остальных. Она должна жить. Она имеет право на счастье. Как бы счастье. Иногда просто приятно опускать при повествовании некоторые события.

     Вот та самая машина, вот мы, которые летим за ней. Ты начинаешь растворяться, и я разрешаю тебе лететь обратно на небо. Я не говорю, что скоро вернусь. Я не говорю так только потому, что мне уже все равно. Эта машина сворачивает на другую дорогу и едет в другом направлении. Несколько минут и остановка. Принцесса выходит, она улыбается. В ее глазах читаю, что это дается с трудом.  В ее глазах озеро, которое манит своей глубиной. В ее глазах она. Она медленно, словно призрак, проходит между могилами. Проходит между свежими и не очень свежими могилами. Она доходит до самой чистой и самой красивой могилы. Она стоит. Нет, она не улыбается. Она даже не оборачивается. Сюда почти никто никогда не приходит. Здесь ее улыбка ничего не стоит, здесь под тенью большого сухого дуба. Я вижу все это. Я все это знаю.

     Принцесса склоняется над могилой. Ее дрожащий голос: «привет, малышка…моя сестренка, как ты?..». Ее глаза, ее сердце рвется. Я ни хочу видеть, как она плачет. Я не могу смотреть, как она плачет. Мне больно, но не больнее, чем ей. Ее плейер. Она вытирает рукой слезы. Потекшая тушь. В ее ушах играет знакомая мне песня. Она склоняет голову, держится руками за волосы, часто дышит и начинает рыдать. Играет:  «Radiohead – Videotape». Она рыдает. Моя принцесса почти задыхается. Сегодня ровно три года с того дня, когда они забрали сестренку наверх. Иногда просто необходимо опускать при повествовании некоторые подробности.

     Когда-то нужно идти домой, иногда нужно просто вернуться обратно. Но это не про меня. Я уже стал растворяться. Мне отведено несколько минут. Я правильно делаю, что трачу их вместе с моей принцессой. Но, кто знает, что она моя. Она всегда сама по себе. Она всегда одна. Она, вообще, такая одна. Она сидит на кровати, она берет горсть маленьких белых таблеток. Она такая красивая. Я вижу знакомые слова на упаковке, оказывается это снотворное. Она берет плейер. Потом она что-то сжигает, какой-то розовый листок. Она сжигает его в раковине. Она запивает водой горсть маленьких белых таблеток. Водой, олицетворением жизни. Она подходит к окну, смотрит куда-то вдаль. Принцесса ложиться на розовое шелковое покрывало, включает  «The Pixies – Hey». Как она любит эту песню.

     Она закрывает глаза, она улыбается. Я растворяюсь, исчезаю насовсем. Где я буду через несколько секунд? Этого я точно не знаю. Все начинает светиться, вот этот прекрасный белый свет, он повсюду. Напоследок, я успеваю посмотреть на нее. Только сейчас, за несколько секунд до неизвестности, я понимаю, что она, возможно, впервые, по-настоящему, счастлива. Теперь я уже ничего не вижу. Теперь она просто улыбается. Я знаю это. Я чувствую это.

     Она всегда правильно поступала. Как бы по-умному. Как бы выгодно, но только для самой себя. Думаешь, ей есть до тебя какое-то дело? Я точно знаю, что нет.  Итак, все это про нее. И еще кое-что: запомни, что она принцесса. Она настоящая принцесса. Это все принадлежит только ей. Сегодня ей было девятнадцать лет. Сегодня ровно три года с того дня, когда они забрали сестренку наверх. Иногда просто необходимо опускать при повествовании некоторые подробности.  Теперь она просто улыбается. Я знаю это. Я чувствую это.